Текст книги "Перекрестья"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 35 страниц)

12

Лютер Брейди наклонился к Барри Голдсммту. который последние десять лет был его личным адвокатом. Барри встретился с ним здесь, в помещении 47-го участка, и им казалось, что они уже несколько часов сидят за шатким столом и этой душной комнате для допросов.

– Как долго они могут нас тут держать? – шепнул Лютер.

Он не сомневался, что из-за зеркального стекла, вделанного в стену, за ними наблюдают.

– Уйти мы можем хоть сейчас. Я потребую, чтобы они или предъявили обвинение и арестовали тебя, или мы уходим.

– Арестовали... Я бы не хотел оказаться...

– Не беспокойся. – Барри потрепал его по руке. Рукав угольно-черного пиджака задрался, и из-под него блеснули часы «Ролекс». – Я не веду зашнту по уголовным делам, но знаю достаточно, дабы сказать – им потребуется очень много доказательств, чтобы надеть наручники на человека с таким положением, как у тебя, с такой безукоризненной репутацией. А мы-то знаем, что таких доказательств у них нет – и быть не может, верно?

Он говорил так, словно хотел услышать заверения в правоте своих слов. Конечно же Лютер мог дать их.

– Барри, послушай меня. Можешь мне верить, я никогда в жизни даже не слышал о Ричарде Кордове, не говоря уж о том, чтобы причинить ему какой-нибудь вред. А они врут, что это случилось в Бронксе. Не помню, чтобы моя нога хоть раз в жизни касалась земли Бронкса.

Еще одно дружеское прикосновение к руке.

– Значит, нам не о чем беспокоиться. Им понадобится мотив, а учитывая, что ты никогда даже не слышал об этом человеке, такового не будет.

– Но они изъяли мой пистолет....

Барри нахмурился:

– Вот это меня немного беспокоит. Не могли он в течение последних двадцати четырех часов побывать в чьих-то руках?

– Я не таскал его с собой, если ты это имеешь в виду. Он всегда лежал в ящике стола.

– Который стоит в твоем кабинете, а мы оба знаем, что он представляет собой настоящую крепость.

Да, именно крепость, в которую были вхожи только он и Дженсен...

Дженсен! Вот он и мог взять пистолет. Брейди не представлял, зачем он ему понадобился, но...

Нет. Он припомнил полученный утром отчет из службы Паладинов, в котором охрана отслеживала все передвижения Дженсена прошлой ночью. Ничто не говорило, что он поднимался на двадцать второй этаж. Строго говоря, ни один человек не поднимался на самый верх – ни на лифте, ни по лестнице.

Значит, это не мог быть Дженсен. Но могла ли его смерть каким-то образом быть связана с...

– Этот пистолет может указать на твое участие, – произнес Барри. – Скорее всего, именно поэтому они и заставляют нас ждать – проводят баллистическую экспертизу. Чтобы сравнить пули из твоего пистолета с теми, которые были найдены в убитом. Если они не совпадут, им придется извиниться. И вот тогда я приступлю к делу. Они пожалеют, что когда-либо слышали твое имя.

– В этом и есть основной вопрос: откуда они вообще услышали мое имя? В этом городе зарегистрированы тысячи и тысячи девятимиллиметровых пистолетов и бог знает, сколько не зарегистрировано. Но детективы из Бронкса появились именно на моем пороге. Почему?

Барри снова нахмурился и пожал плечами.

Лютер продолжал настаивать:

– Больше всего меня беспокоят слова одного из копов, что, мол, из моего пистолета недавно стреляли. И что на мушке остались следы крови и какой-то ткани. Я смотрел, как он клал его в пакет, и... и думаю, что там в самом деле были коричневатые пятна.

Мрачность Барри усугубилась. Он было собрался что-то сказать, но в этот момент тут дверь рядом с зеркалом открылась.

Вошли детективы Янг и Холуша. Последний имел при себе конверт из плотной бумаги. Расположившись вместе с Янгом напротив Лютера, он бросил его на стол. У Янга было равнодушное выражение лица, но Холуша смотрел так, что у Лютера спазмом свело кишечник, – как кот, который примеривается, как взяться за пойманную мышь.

– Я сразу перейду к делу, – начал Янг. – Баллистики сказали, что пули, которые убили Кордову, были выпущены из вашего пистолета.

– Именно, – добавил Холуша. – И знаете, что еще интересно – вы потеряли одну из гильз. Мы нашли ее в темном чулане. И экспертиза показала, что след на ней был оставлен вашим бойком.

Кишечник Лютера снова свело спазмом.

– Этого не может быть!

Янг не обратил на него внимания и, не запнувшись, продолжил:

– Лаборатория выяснила, что группа крови, оставшейся на мушке, соответствует группе крови жертвы. Результаты анализа ДНК поступят лишь через несколько недель, но... – Об окончании его мысли было нетрудно догадаться.

Этого не может быть! Это невозможно! Должно быть, ему снится какой-то кошмар и он сейчас проснется.

– Моего клиента подставили! – вскричал Барри. – Он жертва сфабрикованного обвинения! Разве вы этого не видите?

– С вашего пистолета сняты два набора отпечатков пальцев, – сказал Янг, не отводя взгляда от лица Лютера. – Ваши, мистер Брейди, – которые имеются в разрешении на ношение оружия, – и жертвы. – Он прищурился. – Хотите что-нибудь сказать нам, мистер Брейди?

– Ему нечего говорить, кроме того, что он стал жертвой провокации! – вскинулся Барри, с силой хлопнув ладонью по столу. – Пистолет был украден из его кабинета, использован для убийства человека, о котором он никогда даже не слышал, после чего оружие вернули на место! Это единственное объяснение!

– Значит, он никогда даже не слышал об этом человеке? – натянуто улыбаясь, сказал Холуша. – Вы в этом уверены?

– Он уверен, черт возьми! Может, у вас есть оружие, но у вас начисто отсутствует мотив!

– Отсутствует? – Холуша открыл конверт и разложил перед собой фотографии в прозрачных пластиковых конвертах. Затем щелчком послал их через стол. – Я бы сказал, что мотив налицо. Очень веский мотив.

У Лютера заледенела кровь в жилах, когда он увидел изображения.

13

– Глекен... – Джек покатал на языке эти незнакомые звуки. – Странное имя.

– Оно очень древнее. В наши дни он пользуется другим именем.

Как и все мы, подумал Джек.

– Почему же вы не рассказали Глекену, что происходит?

– Он знает.

– Знает! – Джек резко наклонился вперед. – Тогда почему же он не появился здесь, чтобы дать Противнику хорошего пинка под зад?

Герта вздохнула:

– Он бы это сделал, будь это ему под силу, но у Глекена больше нет той мощи, которой он когда-то обладал. В I941 году, когда был убит Противник, он был лишен бессмертия и с тех пор состарился.

– Но это же было более шестидесяти лет назад. Он должен быть...

– Старым. Да. он все еще полон жизненных сил и энергии, но в своем нынешнем состоянии не выстоит против Противника. Поэтому ты и оказался... вовлечен.

Вовлечен, подумал Джек. Прекрасная манера изъясняться. Точнее было бы сказать, что я орал и отбивался, а меня втащили в то, с чем я не хотел иметь никаких дел.

Тошнотворный комок подкатил к горлу, когда он начал осознавать, что никакого пути назад для него не существует. Факел Союзника должен продолжать свое движение, и, без сомнения, если Глекен в самом деле так стар, как говорит Герта, чем скорее это произойдет, тем лучше.

Затем он подумал еще кое о чем...

– Противник прячется от пожилого хрупкого человека... это значит, что он ничего не знает. – Он издал хриплый смешок – первый за эту пару дней. Вроде бы неплохо складывается. – Вот это забавно!

– Это не повод для смеха. Пока Противник не в курсе того, что происходит с Глекеном, он будет действовать очень осторожно и осмотрительно. Чтобы проложить путь для Иного, он будет использовать подставные фигуры, суррогаты. Но стоит ему узнать истину...

– Как перчатка будет брошена.

– Глекен считает, что да. Он ненавидит Глекена. Иначе и быть не может, потому что Глекен не раз кончал с ним. Противник настигнет его и уничтожит.

– И когда он покончит с Глекеном, что случится со мной?

– Ты займешь его место. Но сейчас можешь об этом не беспокоиться. Этого еще не случилось. И может, вообще не случится.

– Но...

Герта отмахнулась:

– Не имеет смысла переживать из-за вещей и событий, которые ты никак не контролируешь.

Не контролирую... вот это-то меня и волнует.

– Могу ли я задать вопрос, который так и напрашивается: почему бы не появиться Союзнику и не размазать Противника и других жополизов Иного, как клопов, которыми они и являются?

– Первым делом ты должен помнить – хотя это всегда воспринимается как удар по человеческой гордости, – что мы не так уж важны. Мы участвуем в процессе лишь в роли крошек на корочке пирога. Во-вторых... точно не уверена, но, судя по тому, что мне удалось увидеть, я чувствую, что идет какая-то игра. Я чувствую, что, судя по тому, как одна сторона увеличивает свою долю пирога, это имеет такую же важность и для самого пирога.

– Ясно.

– Это всего лишь мое ощущение. Я могу ошибаться. Но могу заверить тебя, что активность Союзника в данный момент носит ограниченный характер, а это, как я предполагаю, хорошо.

– Предполагаете?

– Ну, это как-то уравновешивает воздействие Иного, хотя я бы предпочла, чтобы этот мир, эта реальность вообще были выведены из конфликта. – Герта вскинула кулак, показывая на картину за окном. – Ведите свои бои где-то в другом месте, а нас оставьте в покое!

– Аминь.

– Присутствие Союзника, пусть и минимальное, предотвратит слишком откровенные действия Противника, доведись ему узнать правду о Глекене.

– Что возвращает нас к Брейди, к дорментализму и погребенным колоннам. Что это за история?

– В «Компендиуме» изложен порядок претворения в жизнь Опуса Омега. Найдя все места, отмеченные на карте, необходимо в каждом из них захоронить колонну высотой в тринадцать футов. Она вырубается из камня в каменоломне, расположенной как можно ближе к следующей точке в цепи. Лютер Брейди придумал метод замены камня бетоном, составной частью которого являются песок или земля, набранные именно в этой следующей точке или рядом с ней. Но только этого недостаточно. Каждая колонна должна включать в себя еще одну совершенно незаменимую часть: живое человеческое существо – по крайней мере, живое к моменту заливки формы. «Мученики» дорментализма – миссионеры, которые якобы исчезают в странах третьего мира, куда отправились распространять учение дорментализма, – вовсе не исчезали. Они захоронены в цилиндрических саркофагах по всему миру.

– И не все из них дорменталисты. – сказал Джек, чувствуя, как на душу ему наваливается тяжесть.

Герта кивнула:

– Да, я знаю. Твоя подруга, репортер. Мне очень жаль.

Подруга... мы слишком мало знали друг друга, чтобы стать близкими друзьями. Но тем не менее...

– Вот в этом и есть весь дорментализм, – сказала она. – Лютер Брейди превратил наивную, глуповатую секту, которая со вкусом радовалась жизни, в машину делания денег для финансирования Опуса Омега. Брейди знал, что все эти разговоры о слиянии – откровенный обман. Даже тот, кто добрался до самого верха лестницы дорментализма, не обладает никаким могуществом. Но долгий медленный подъем до верхней ступеньки этой лестницы преследует определенную цель: идет выявление людей, податливых влиянию Иного. Претенденты могут считать чушью все эти разговоры о соприкосновении с внутренним кселтоном, но на самом деле все, что они делают, отлично способствует их сближению с Иным. Лютер Брейди открывал суть Опуса Омега тем немногим, что добирались до самого верха лестницы, рассказывал, что оно-то и даст Великое Слияние, – и никогда не упоминал об Ином. Вот из этой свихнувшейся публики он и набирал своих континентальных и региональных контролеров для содействия Опусу.

– Давайте предположим, что он все-таки завершил Опус Омега. И что тогда?

– Когда колонны будут захоронены во всех предназначенных местах, вот тогда и придет господство Иного. Во всем своем обличье появится Противник, и мир начнет меняться.

Изменившись, мир окажет гостеприимство тем созданиям, с которыми он дрался во Флориде... он даже не хотел вспоминать.

– О'кей. Учитывая то количество колонн, которые Брейди уже разместил, когда, по-вашему, он все завершит?

– Примерно через год. Может, меньше.

Джек закрыл глаза. Через год... его ребенок уже появится на свет. И если Брейди добьется успеха, ни у малыша, ни у Джиа, ни у Вики будущего не будет.

И тут в мозгу сверкнула идея, как с этим справиться. Такая ясная и понятная...

– Мы их выкопаем! Я соберу команду экскаваторщиков, и мы их будем вытаскивать быстрее, чем Брейди – хоронить. Мы сделаем его усилия...

Герта покачала головой.

– Нет? Почему нет?

– Как только колонна погружается в землю, уже случается несчастье. Все, поздно. И выкапывание их ничего не даст.

Проклятье. А он-то думал – хоть на что-то наткнулся.

– Поэтому вы и хотите, чтобы церковь дорментализма была, как вы сказали, уничтожена... разрушена, искалечена, поставлена на колени.

Герта кивнула.

Джек потер подбородок.

– Разрушить ее... нелегкая задача. Она же повсюду, она есть почти в каждой стране. Но вот искалечить ее... это возможно. Давайте представим, что Брейди вышвырнули с водительского места. Что это даст?

– Это не остановит Опуса Омега – Высший Совет сможет продолжать и без него, – но реализация замедлится. Что даст нам некоторое время.

– Для чего?

Герта пожала плечами:

– Время, чтобы Союзник осознал размер угрозы его интересам здесь. Время, чтобы Противник сделал ошибку – ты же знаешь, его нельзя считать непогрешимым. Он уже допускал ошибки. И он полон желания, страстного желания дождаться обещанного ему момента. После тысячи лет борьбы его время вот-вот придет, и он уже проявляет нетерпение. Что и может сработать нам на руку.

– Я думаю, мы уже получили это дополнительное время.

У Герты заблестели глаза.

– Ты это сделал? Как? Каким образом?

– Если все пойдет, как я спланировал, то мистер Брейди скорее рано, чем поздно обретет статус преступника.

– Преступника?..

– Продолжайте смотреть телевизор. – Встав, Джек заметил, что продолжает держать в руках кожу Ани. – А что же мне вот с этим делать?

– Предполагалось, что ты ее сохранишь. Разве не хочется?

– Строго говоря, это не тот предмет, который я хотел бы вставить в рамку и повесить над своей кроватью. Почему бы вам не взять его? Понимаете... как напоминание об Ане.

Герта встала и принялась расстегивать свою блузку.

– Мне не нужно напоминаний.

– Что?.. – растерявшись, переспросил Джек. – Что вы делаете? Подождите секундочку.

Ее скрюченные пальцы двигались куда быстрее, чем можно было бы предположить, имея в виду опухшие суставы.

Герта посмотрела на него:

– Это займет секунду-другую.

Расстегивая последнюю пуговицу, она повернулась к высокому окну п спустила блузку до талии.

У Джека перехватило дыхание.

– Свитый!..

– Заверяю, что тут нет ничего святого.

Он смотрел на ее изуродованную спину, на которой были шрамы, напоминавшие ожоги от сигарет, и линии, которые, пересекаясь, тянулись между ними.

Если не считать одной свежей раны слева, из которой еще сочилась кровь, спина Герты была точной копией спины Ани.

– Что это такое?

– Карта моей боли, – бросила женщина из-за плеча.

– Именно так говорила и Аня. Она назвала это картой стараний Противника уничтожить ее. Почему?

– Потому что, если я все еще жива, значит, он не смог победить.

Как бы странно это ни звучало, Джек принял слова Герты за чистую монету.

– По кто же вы?

– Твоя мать.

Джек подавил желание заорать и приглушил голос:

– Только не начинайте снова. Послушайте...

– Нет. Это ты послушай. И внимательно присмотрись к моей спине.

– Если вы имеете в виду свежую рану, то я ее видел. – И вдруг он понял. – Это та колонна и Пенсильвании! То есть каждый раз, как Брейди и его банда закапывали одну из колонн...

– Я это чувствовала. И истекала кровью.

Джек опустился на стул.

– Я не понимаю.

– У тебя нет в этом необходимости. Но все же посмотри внимательнее и скажи, видишь ли ты разницу.

Приглядевшись к спине Герты, он заметил кое-что еще, чего не было у Ани: глубокую вдавленность в самом низу, достаточно большую, скажем в два пальца глубиной. Он было протянул к ней руку, но тут же отдернул.

Герта, не поворачиваясь, сказала:

– Попробуй. Прикоснись. Там уже не болит.

У Джека закружилась голова.

– Нет, я не думаю...

– Вложи пальцы в рану. Не бойся.

Джек снова протянул руку и ввел в ямку указательный палец. Рана была достаточно глубока – палец не встретил преграды. Он осторожно протолкнул палец еще глубже – и снова встретил пустоту.

Джек не мог заставить себя продолжать эксперимент. Вытащив палец, он наклонился – может, ему удастся увидеть, насколько глубока рана. И тогда...

Он резко откинул голову:

– Боже!

Неужто он в самом деле видел то, что. ему показалось, он увидел? Нет. Это невозможно.

Но ведь какое-то время назад понятие «невозможно» потеряло всякий смысл.

Джек снова заглянул в рану. Он увидел проем, исполосованный шрамами, и свет в дальнем конце его. Дневной свет. Кружок голубого неба.

Господи, он же смотрит на набережную Ист-Ривер в Куинсе, смотрит через отверстие в теле Герты. Джек отпрянул и, наклонившись направо, увидел в высоком окне тот же самый вид. Казалось, что Герта была проткнута насквозь копьем и рана так и не затянулась – да, стенки раневого канала излечились, но сквозное отверстие осталось.

– Что... кто это сделал?

– Смерть Ани, – сказала Герта, накидывая блузку на плечи.

– Должно быть, это было...

– Не сравнимо ни с чем, что мне приходилось испытывать. Куда хуже, чем те мучения, что доставляет погребение каждой колонны.

Медленно, подбирая каждое слово, Джек спросил:

– Почему эти колонны наносят вам такие раны? Кто вы?

– Я уже говорила тебе: я твоя...

– Прошу вас, не произносите больше слова «мать».

– Тогда я ничего больше не смогу сказать, потому что это правда.

Он попробовал другой подход:

– Если каждая колонна оставляла у вас такие раны, я могу понять, почему вы хотели остановить Брейди. Но если он завершит Опус, то это в каком-то смысле пойдет вам на пользу. Я хочу сказать, больше не будет новых колонн, вы не будете испытывать страданий.

Герта кивнула и, кончив застегивать блузку, повернулась. Ее темные глаза неотрывно смотрели на Джека.

– Да, думаю, это верно – болей больше не будет. Потому что я буду мертва. Ведь основная цель Опуса Омега – убить меня.

14

В комнате для допросов стояла мертвая тишина, пока Лютер Брейди, не дыша, рассматривал фотографии. Ему казалось, что в теле не осталось ни одной кости и он сейчас рассыплется.

Этого не может быть! Эти фотографии... он с двумя мальчиками... прошлой ночью. Он никогда дважды не нанимал одних и тех же ребят и не помнил их в лицо. Но... да, конечно! Именно этой маской он пользовался прошлой ночью. Он постоянно менял их. Для разнообразия. И не имело значения, было ли это прошлой ночью или в прошлом месяце. Ужасен был сам факт существования этих фотографий, но еще хуже, что они находились в руках полиции.

Как? Кто?

Петрович! Именно он, как обычно, привозил мальчишек. А на этот раз он, должно быть, где-то притаился и отснял фотографии. Алчный маленький подонок! Он...

Но почему они привязали сюда какого-то Ричарда Кордову, о котором постоянно толкуют? И кто пустил в ход его пистолет, чтобы убить этого Кордову?

– К...как... – Пересохший язык был не в силах выдавить хоть слово.

– Фальшивка, – пренебрежительно отмахнулся Барри. – Совершенно явная фальшивка. Я не мастер по компьютерам, но даже я знаю, что можно сделать с его помощью. Например, напялить маску на этого типа на фотографиях! Да все это просто смешно!

– Откуда... – Наконец Лютер Брейди обрел голос. – Откуда это у вас?

Холуша ткнул в центральную фотографию:

– Мы нашли их пол полушкой на кресле в доме жертвы. На том кресле, на котором он был убит. – Палец коснулся коричневатого пятна по обрезу одного из снимков. – Это его кровь, которая просочилась сквозь подушку.

– Вы просто обязаны поверить мне, – сказал Лютер, наклоняясь вперед и закрывая фотографии руками. Он не хотел, чтобы кто-то, особенно Барри, смотрел на них. Но он должен убедить этих детективов. – Я не убивал этого человека! Клянусь вам! Я ложно обвинен в том. чего никогда не делал!

Янг продолжал неотрывно смотреть на него.

– Зачем кому-то это было надо, мистер Брейди?

– У церкви дорментализма врагов более чем достаточно, – сказал Барри. – Мистер Брейди – духовный лидер церкви, ее общественное лицо. Если этот заговор с целью обесчестить его, лишить доверия, увенчается успехом, церкви будет нанесен невосполнимый ущерб.

– Что ж, – сказал Янг, – в таком случае есть очень простой выход. Если прошлой ночью вы не были в доме мистера Кордовы, то где же вы были, мистер Брейди?

С этими мальчишками!

Признать этого он никак не мог. Да и что это ему даст? Он никогда не позволял никому из этих ребят увидеть его в лицо. Даже Петрович не знал, как он выглядит.

– Я был в своей хижине на севере штата.

– Может кто-либо подтвердить ваше пребывание там?

– Я... нет, я был там один. Я приезжаю туда каждое воскресенье вечером, чтобы избавиться от груза церковных дел и шума города и в тишине пообщаться со своим кселтоном.

Холуша хмыкнул.

– Ваш кселтон, или как там вы его называете, здорово смахивает на пару подростков.

– Значит, никто не может подтвердить, что прошлой ночью вы были в своей хижине? – снова спросил Янг.

– Нет.

– Я тоже так думаю. – Янг вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги. – Вот ордер на ваш арест.

Когда он протянул его Барри, Холуша извлек из кармана наручники.

– Лютер Брейди. – сказал Янг, – я арестую вас за убийство Ричарда Кордовы. Я знаю, что тут присутствует ваш адвокат, но я в любом случае собираюсь зачитать вам ваши права. У вас есть право хранить молчание...

Остальных слов Лютер не расслышал, потому что в ушах у него стоял гул. Но он столько раз слышал их по телевизору, что знал наизусть. Правда, и в самых страшных ночных кошмарах он не мог представить, что кто-то будет зачитывать ему права Миранды...

Он посмотрел на Барри, который упорно продолжал хранить молчание. Тот разглядывал фотографии.

– Барри?..

Адвокат поднял на него глаза и покачал головой:

– Тебе нужна более серьезная помощь, чем могу дать я, Лютер. Тебе нужен адвокат по уголовным делам. И хороший. Я незамедлительно позвоню кое-кому.

– Барри, ты должен уберечь эти снимки от глаз публики. Они поддельные, Барри. – Он повернулся к Янгу и Холуше. – Клянусь, они поддельные, и молю вас, не позволяйте, чтобы о них стало известно. Вы же знаете, едва только что-либо подобное становится известно, и человек уже навсегда замаран. Пусть даже его невиновность будет потом доказана, ему уже никогда не отмыться.

– Мы сделаем, что сможем, – сказал Янг. – В данный момент нас больше интересует убийство.

Лютер постарался справиться с дрожью, когда на запястьях у него защелкнулись наручники. Вчера он был едва ли не властелином мира, потому что Опус Омега был почти завершен. А теперь он арестован за убийство и вся его жизнь смыта в сточную канаву.

Как? Как это могло случиться?