Текст книги "Перекрестья"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

13

Чья-то рука коснулась плеча Джейми Грант. Она вздрогнула. Быстрый взгляд в мутное зеркало за стойкой бара «Парфенон» дал ей понять, что это всего лишь Тимми Райан.

– Привет! Неплохой вечер сегодня намечается.

Джейми пожала плечами.

Поставив локти на стойку бара, Тим ми придвинулся поближе и заговорил приглушенным голосом:

– Слушай, Шварц прихватил сегодня своего братишку. Он из Дулута. Если ты не против, мы, как всегда, можем неплохо повеселиться.

Джейми даже не повернула головы. Вместо этого она уставилась на отражение Райана в зеркале. Тот, выпячивая подбородок, изо всех сил старался походить на ведущего ток-шоу Джея Лино – в этом своем мятом темном костюме, распущенном полосатом галстуке и с вечной щербатой улыбкой. Днями он был корреспондентом, а вечерами – завсегдатаем «Парфенона», как Джейми и Шварц, как Кэсси и Фрэнк, да и полдюжины других.

Она сделала глоток виски с содовой.

– Не знаю, подпишусь ли на это, Тимми.

Ей было не по себе. Она могла ручаться, что и здесь за ней следили. Этот уютный маленький бар в районе Западных Шестидесятых годами по ночам служил для нее убежищем. Неужели и на него кто-то посягнул? Неужели и в него прокрались эти идиоты?

Она с ужасом подумала об этом. Такие хорошие и привычные таверны по соседству, как «Парфенон», надо было беречь и лелеять. Ей нравилось чувствовать, как она опиралась локтями на красное дерево стойки, нравились кожаные кресла, стулья и ниши, разговоры, которые велись над кружками со светлым пивом и портером, запах пролитого пива, гул общения, мерцание телевизионных экранов, на которых шли футбольные матчи...

Где все тебя знают по имени... это не текст песни, а та основа, на которой стоит жизнь таверны. Но Джейми не нуждалась, чтобы все знали ее по имени, она и так чувствовала себя здесь как дома – достаточно было кивка или дружеского жеста со стороны кого-то из постоянных посетителей, когда она появлялась в дверях. Мало что было лучше ожидания, пока Луи приготовит ей виски с содовой – в ее «обычной» пропорции, – когда она пробиралась к своему привычному стулу и приземлялась на пятую точку.

Может, ей здесь слишком нравилось, может, она проводила здесь слишком много времени. И вот что она знала совершенно точно – она слишком много пьет.

Что всегда заставляло ее вспоминать старую шотландскую пословицу: «Они вечно говорят, как я пью, но никогда не упоминают о моей жажде».

В этом-то и была вся суть. Ее тянуло в «Парфенон» не только желание влить в себя некую разновидность этилового спирта в самых разных сочетаниях. Если бы речь шла только о том, чтобы надраться, она могла бы сделать это и быстрее, и куда дешевле, оставшись дома наедине с бутылкой. Она приходила сюда, чтобы ощутить тепло родственных душ – которым тоже нравилось поглощать разные сочетания этилового спирта. Здесь царил дух товарищества, который был куда сильнее и заманчивее, чем даже чистый спирт.

Тимми обнял ее за плечи. Это было приятно – почувствовать тепло в такую стылую ночь. Пару лет назад у нее с Тимми случился бурный романчик – Джейми вступала в связь со многими постоянными посетителями «Парфенона», – но ничего серьезного, просто желание здесь и сейчас почувствовать кого-то рядом. Бывали вечера, когда ей казалось невыносимым в одиночку идти домой, в пустую квартиру.

– Брось, Джейми. Давно уж мы не слышали историй о твоем мизинце. А они всегда – сплошной анекдот.

– Вот что я тебе скажу, – выдавила улыбку Джейми. – Заплати за меня сегодня, будем считать, что договорились.

– Принято. Как только Фрэнки кончит хвастаться своим новым «лексусом», я приведу парнишку. Можешь пока выпить на посошок.

Тимм хлопнул Джейми по плечу и отошел, оставив ее в одиночестве.

В одиночестве...

Сегодня вечером она не хотела оставаться одна – но не в силу обычных причин. Угрозы этих идиотов – конечно, они никогда не признавались, что собой представляют, но кого они пытаются обмануть? – сейчас незримо давили на нее. Может, ей и стоит подцепить Тимми на ночь – хотя бы в память о добром старом времени.

Джейми никогда не нравилась пустота ее квартиры – это была одна из причин, по которой она так много времени проводила в редакции, – но она никогда не боялась бывать в ней. Может, она проводила вечера в «Парфеноне», чтобы веселить компанию?

Всегда приятно посмеяться...

Да, это точно обо мне. Джейми, Смех-Машина. Легка на остроумный ответ, на острое словечко, на громкий смех, на...

Господи, как я ненавижу свою жизнь.

Статьи об этом идиотизме были первым материалом за несколько лет, который зажег ее, но теперь она чувствовала, как он угнетающе действует на нее. Как она могла радоваться публикациям, из-за которых ей сейчас все время приходится оглядываться? Она предполагала, что ее ждут кое-какие неприятности, но прикидывала, что сможет справиться с ними.

Сегодня вечером ты заслужила право погудеть как следует.

Она махнула Луи, чтобы он сделал ей еще одну порцию, и бросила взгляд на обрубок мизинца правой руки. Какую историю выдать им сегодня? Вчера она изложила очередную историю этому... как его? Робинсону? Робертсону? Ну, типа того – авария с моторной лодкой. Но она уже пускала ее в ход в «Парфеноне». Надо придумать что-то новенькое.

Только сама Джейми знала подлинную историю... как любовь всей ее жизни стоила почти целого пальца.

Ей ни за что не стоило выходить замуж за Эдди Харрисона. Мать знала, что у ее возлюбленного из колледжа дурная слава, и предупреждала дочку, но разве она слушала ее? Ни в коем случае. Так что, едва только получив степень по журналистике, она выскочила за него замуж. Сначала все было прекрасно, но ему потребовалась всего лишь пара лет, чтобы из милого парня превратиться в запойного алкоголика. И как-то вечером на пятом году их жизни он едва не убил ее.

В трезвом виде Эдди был само очарование, но алкоголь что-то делал с ним. Он становился злым, заводился с полоборота и кипел злобой. Тогда Джейми работала внештатно и большую часть текстов писала дома. В тот роковой вечер, по причине, которая так и осталась неизвестной, пощелкивание ее клавиатуры вывело его из себя, и он потребовал, чтобы Джейми перестала печатать. Когда она объяснила, что утром – последний срок сдачи материала и она должна кончить его, он взбеленился, кинулся на кухню, схватил тесак и, вернувшись, попытался отрубить ей руку. К счастью, он был так пьян, что не справился с задачей, но лезвие все же пришлось ей по мизинцу. Когда она, обливаясь кровью и рыдая, опустилась на ковер и попыталась набрать 911, Эдди отнес отрубленный кончик пальца в ванную и спустил его в унитаз. А затем отключился.

На следующее утро он испытывал душевные страдания, глубоко раскаивался и давал искренние обещания никогда больше не пить. Но Джейми решила покончить с этими играми. Она сложила вещи, покинула квартиру, настояла на уголовном обвинении и подала на развод – все в один день.

И после этого очень долго ни с кем не вступала ни в какие отношения.

В свои сорок три года она видела достаточно много людей в депрессии, чтобы понимать – ее состояние носит клинический характер. Едва только проснувшись, она начинала терзаться мыслями о разрушенной жизни. Но Джейми не сидела на пилюлях. Терапия, которую она сама себе прописала, заключалась в работе. Чем больше часов будет занято неустанной деятельностью, тем меньше их останется для упаднических чувств. Она беспрерывно писала – в «Лайт», под псевдонимами в разные журналы, даже главу в учебник журналистики, который скоро должен был выйти в свет. И если бы в этой ситуации она прибегла к пилюлям – начав со сравнительно безобидных прозака или золофта – и те оказали бы воздействие, удалось бы ей справиться с подступающей депрессией лишь напряженной работой?

На такой риск она пойти не могла и нашла формулу бытия, которая уберегла ее от падения в пропасть: дни посвящать или писанию, или расследованиям, вечера проводить здесь, в «Парфеноне», всего в нескольких кварталах от квартиры, пить и общаться с постоянными посетителями, а ночью спать без задних ног.

Но сегодня Джейми не была уверена, что ей удастся вечером уснуть.

Она оглянулась в поисках незнакомых лиц, которые всегда тут встречались. Не было секретом, что она написала серию убийственных материалов о секте – она отказывалась называть ее церковью, – но догадывались ли ее члены, что у нее есть кое-какое открытие, после которого все они пойдут к чертовой матери, а их организация встанет на уши.

Возможно... пока это слово было ключевым. Пока еще она не окончательно утвердилась в своих подозрениях и находилась в тупике, прикидывая, как поступить дальше.

Но если бы идиоты знали о ее подозрениях, не стоит и говорить, что бы они сделали. Она должна...

Кто-то снова хлопнул ее по плечу. Она вздрогнула. Опять Тимми. Черт возьми, нервы у нее совсем разболтались.

Тимми представил брата Шварца, который выглядел едва на тридцать и не имел ничего общего со Шварцем. Поболтав, Тимми показал на культю мизинца Джейми и сказал что-то типа того – подожди, вот ты услышишь... Просто не поверишь своим ушам. Шварц с братишкой, Кэсси. Ральф и другие уже собрались полукругом вокруг нее. У нее была аудитория, но не было материала.

Что за черт, подумала она. Соберись.

– Было это несколько лет назад, году этак в 1988-м, когда я была в Каракораме... – Джейми заметила на физиономии парнишки потрясенное выражение, которое отразилось и на лицах остальных слушателей. Господи, остался ли вообще хоть кто-нибудь, кто знает географию? – Это горный хребет. Я готовилась к восхождению на хребет Абруцци в системе К-2, местные называют ее Чо-Гори, и искала ледоруб...

14

– А я ее у тебя отберу! Отберу! Отберу!

Клэнси зарычал, вцепившись маленькими острыми зубками в тряпичную игрушку, которую старался вырвать у бывшего хозяина.

Ричи Кордова стоял на полу на коленях. Он мог только восхищаться, что у этого маленького терьера хватает сил играть с ним. Ведь ему уже было десять лет, по человеческим меркам, как говорят, все семьдесят. Или около этого.

Тем не менее Ричи часто испытывал желание повидаться с Клэнси и поиграть с ним. Соглашение после развода оставляло за ним право посещения – но под надзором.

Под надзором! Это требование до сих пор уязвляло его. Что, по мнению судьи, он собирался делать – утащить собаку? Чушь какая-то.

Хуже всего, что ему приходилось встречаться с Клэнси в квартире Нэвы. А она была жуткой неряхой. Стоит только посмотреть на ее обиталище. Ни одна вещь не лежит на месте, все провоняло сигаретным дымом.

А ведь Ричи всегда говорил: каждая вещь должна знать свое место и не покидать его.

– Нэва! – позвал он.

Из кухни отозвался скрипучий голос:

– Да?

– Не можешь ли подойти на минутку?

Нэва неторопливо преодолела десять футов до гостиной и остановилась в дверном проеме. На ней был домашний халат, а в зубах дымился окурок.

– Ну?

– Ты когда-нибудь здесь прибираешься? Это же сущая свалка.

Женщина побагровела.

– Еще как прибираюсь! Вот найди хоть пятнышко...

– Я говорю не о пятнышках. А о том, что надо навести порядок. Все разбросано, все валяется. Почту ты вместе с ключами бросаешь на стол и...

– Ты меня достал, Рич. Тебе разрешено приходить навещать Клэнси, а не капать мне на мозги.

– Я не думаю, что Клэнси должен жить в таком хаосе.

Проклятье, как он любит эту собачонку! Будь его воля, он бы никогда не отдал ее под опеку такой дурищи.

– Клэнси тут себя прекрасно чувствует. Не так ли, малыш? – Нэва похлопала себя по ноге. Клэнси немедленно забыл о Ричи и подбежал к ней. Нэва почесала его за ухом. – Ну что, лизунчик?

– Я уверен, что табачный запах вреден для его здоровья.

Нэва и глазом не моргнула.

– Успокойся, Рич. Ты что, не помнишь, из-за чего мы разошлись? Не из-за какого-то другого мужчины или другой женщины. Из-за тебя. И твоего жуткого занудства. Из-за твоего стремления все контролировать. Телониус Монк должен стоять рядом с Оскаром Мэдисоном. Все должно выглядеть именно так, а не иначе – а ты все болтаешься вокруг... как дирижабль.

Ричи ничего не ответил. Ему хотелось убить ее. Причем убивать медленно.

Все это было не в первый раз. Проклятье, стоило ему появиться, как все повторялось, и он с трудом перебарывал желание скрутить ее тощую жилистую шею. Ни один человек на земле не вызывал у него такого острого желания.

– Ты по-прежнему каждый день изучаешь гороскопы? – спросила она. – Ну и посмешище. Мужик, который хочет держать под контролем все и вся вокруг себя, думает, что его жизнью управляет кучка звезд за миллионы миль отсюда. Чистый бред.

– Ты понятия не имеешь, что ты несешь. Я их использую для руководства, вот и все.

– То есть звезды дергают тебя за ниточки. Ха! Ты и в летающие тарелочки веришь?

От него потребовалось определенное усилие, чтобы подняться на ноги. Ему надо немедля заняться сгонкой веса.

– Ты меня доведешь, Нэва.

– Почему бы и нет? Ты меня доводил пять лет. Пора рассчитаться.

– Нэва...

– С этим покончено. Я не боюсь тебя, Ричи.

– А стоило бы. – Ему казалось, что он готов взорваться. Ричи сделал шаг к ней. – На самом деле...

Клэнси оскалил зубы и зарычал. Этот звук поразил его.

И ты, Клэнси?

– Имел я вас всех!

Ричи Кордова развернулся и оставил свою бывшую жену и бывшую собаку. Пусть гниют в своей помойной яме.

15

Справившись с замком в кабинете Кордовы, Джек осторожно ввел тонкую гибкую металлическую линейку в щель между дверью и косяком. Открывая дверь, он прижал линейку, не позволяя плунжеру изменить положение, и зафиксировал его на месте коротким обрывком клейкой ленты, который заблаговременно прикрепил к рубашке. Внешний конец ленты, примерно в дюйм длиной, он оставил торчать в холле.

О'кей. Он внутри. Первым делом – натянуть латексные перчатки. Затем он включил крохотный, как карандаш, карманный фонарик и, миновав приемную, вошел в кабинет, где направился прямиком к письменному столу Кордовы. Аккуратность выше всякой критики – даже скрепки лежали в ряд, как солдаты на учениях.

Собака... он держит на столе фотографию собаки.

Встав на колени, Джек нашел на полу процессор. Вытащив дискетку Расса с вирусом, он вставил ее в дисковод и нажал клавишу включения.

Пока компьютер, урча, оживал, Джек принялся изучать кабинет. Кордова не хранил в ящиках стола орудий убийства, но не надо было кончать Оксфорд, дабы догадаться, что ценные дубликаты находятся где-то вне этого помещения. Их надо было уберечь не только от воров, но и от пожара.

Джек начал просматривать досье. Ему бы чертовски повезло, найди он папку с надписью «Дубликаты», но таковая ему не попалась. Так что он тщательно прочесал каждый ящик, просмотрел каждое досье на обоих стеллажах, но так и не нашел запасного диска. Еще в прошлом сентябре Джек отыскал в домашнем кабинете Кордовы тайник с досье, но папки не содержали материалов для шантажа. Ничего, кроме данных о доходах того или иного лица. Ему пришлось поползать по полу, осматривая нижнюю поверхность мебели – не приклеено ли там что-нибудь. Пусто.

Он уже решил, что полностью отработал этот вариант, как заметил за радиатором пухлый конверт, но он содержал только лишь наличность. Без сомнения – деньги, которые Кордова вырвал у своих жертв. Джек испытал искушение забрать их. забрать назло, но паренек не должен был знать, что кто-то побывал в его офисе. От этого и зависел успех всего замысла.

Он вернулся к компьютеру. Вентилятор продолжал жужжать, но жесткий диск молчал. Дискета Расса сделала свое дело. Может быть.

Джек извлек дискету, сунул ее в карман. Он как-то странно чувствовал себя, покидая обиталище Кордовы, – не было полной уверенности, что он действительно сделал то, ради чего явился сюда. Конечно, имело смысл войти в некоторые файлы, не защищенные паролями, и проверить, что от них осталось, но Джек опасался, что, сам того не зная, может оставить кое-какие следы, которые наведут Кордову на мысль о незваных гостях.

Уж лучше довериться Рассу и оставить все как есть.

Он вернулся в прихожую и прикрыл за собой дверь. Затем выдернул клейкую ленту. От нее мог остаться легкий след клея, но ничего страшного. Разве что Корлова догадается встать па четвереньки и под увеличительным стеклом исследовать поверхность плунжера.

Пора возвращаться в «Ритц» и расслабиться в роскошном окружении. Он ждал, что с утра поступит очень важный звонок.

Среда

1

Джек провел не самую спокойную ночь в «Ритц-Карлтоне». Отнюдь не потому, что номер на двенадцатом этаже с видом на парк его чем-то не устраивал, – все было в безукоризненном порядке. Менеджер по приему гостей и не моргнул, когда Джек объявил, что не доверяет кредитным карточкам, и выложил в качестве аванса за свое пребывание три тысячедолларовые купюры из набора Марии Роселли. Но, несмотря на весь комфорт, он не мог отделаться от мыслей, что должен находиться у Джиа, смотреть за ней, и был готов в любой момент сорваться с места, если что-то случится. Но, напомнив себе, что «Ритц» всего в нескольких кварталах от Саттон-сквер – ближе, чем его собственная квартира, – он наконец заставил себя погрузиться в сон.

Встал он рано, принял душ и оделся, затем позвонил Джиа. У нее все было хорошо. Да и в любом случае, случись что-нибудь, она знает, в каком он номере, и могла позвонить.

В половине девятого ему принесли завтрак. Спустя четыре минуты, когда он наслаждался нежным вкусом яичницы по-бенедиктински – Джиа скорчила бы гримаску при виде ее, – зазвонил телефон.

– Мистер Фарелл? – осведомился женский голос.

– Говорите.

– Ой, я так рада, что наконец нашла вас. Звоню со

вчерашнего дня.

Джек улыбнулся. Можно представить, как твой босс сходит с ума, когда на его зов не отвечают.

– Кто вы и почему звоните? – Джек знал ответы на эти вопросы, но Джейсон был в полном неведении. – Если вы что-то продаете...

– О нет, нет! Меня зовут Эва Комптон... из храма дорментализма города Нью-Йорка. Я звоню из офиса Великого Паладина и...

Джек изобразил, что у него от возмущения перехватило дыхание.

– Дорментализма? Мне вам нечего больше сказать! Вы выкинули меня!

– Поэтому я и звоню, мистер Фарелл. Вчера произошла ужасная ошибка. Пожалуйста, возвращайтесь в храм, чтобы мы могли исправить это несчастное стечение обстоятельств. Мы все очень расстроены им.

– Расстроены? Вы расстроены? Я в жизни не испытывал такого унижения! Вы, дорменталисты, – ужасные бессердечные люди, и я не хочу иметь с вами ничего общего. Никогда!

С этими словами он отключил связь и бросил взгляд на часы – 8.41. Джек не сомневался, что они перезвонят не позже чем через двадцать минут.

Он ошибся. Телефон дал о себе знать в 8.52. Джек сразу же опознал этот басовитый голос с акцентом.

– Мистер Фарелл, это Великий Паладин Дженсен из храма дорментализма города Нью-Йорка. Мы вчера виделись. И я...

– Вы тот самый грубиян, который вышвырнул меня!

– О чем я сожалею. Мы совершили ошибку, ужасную ошибку, и я бы хотел исправить ее.

– Ах вот как, – процедил Джек. Он не хотел, чтобы Дженсен легко отделался. – Вы сказали, я мошенник. Вы проверили мои данные и выяснили, что я вообще не существую. Так почему вы звоните человеку, который не существует, мистер Дженсен? Что вы мне скажете?

– Ну, я...

– И почему вы называете меня «мистер Фарелл», если уж сказали, что это не мое имя?

– Я... я просто не знаю, как вас называть по-другому. Послушайте, если вы вернетесь, я не сомневаюсь, мы сможем...

– Кроме того, вы сказали, что не допустите лжи в храмах дорменталистов – только правду. Если это так, то почему вы зовете меня обратно?

– Потому... потому что я поторопился. – Джек чуть ли не воочию видел, как Великого Паладина корежит. – После того как вы нас покинули, я провел расследование и выяснил, что ваша ТП допустила ряд серьезных ошибок. Ошибок, которые закономерно обеспокоили всех.

– Вот тут я с вами соглашусь!

– Обещаю, что она будет наказана в соответствии с дисциплинарным порядком. Она предстанет перед СОПСом и...

– Перед чем?

– Советом по Оценке Прогресса Слияния. Ее поведение получит оценку, и будут приняты соответствующие меры.

Надеюсь, в них входит электрошоковая терапия, подумал Джек, вспоминая несчастного мышонка.

Он прикинул, что, пожалуй, пора давать задний ход, но стоит еще раз повернуть нож в ране.

– Что ж, она это заслужила, но вот как насчет вас? Вы не дали мне произнести ни слова. Вы тоже предстанете перед СОПСом?

– М-м-м... нет. Вы должны понять, мистер Фарелл, что церковь подвергается постоянной опасности и порой нам приходится нелегко. Я понял, что у вас было право представиться любым именем, но тогда я этого не осознал, так что я обсудил эту ситуацию с мистером Брейди.

Пришло время изобразить изумление.

– С Лютером Брейди? Вы говорили обо мне с самим Лютером Брейди?

– Да, и он принял очень близко к сердцу, что вы пришли в церковь за помощью, а мы отвергли вас. Он хочет лично встретиться с вами, когда вы вернетесь.

Джек искусно изобразил, что у него от потрясения перехватило дыхание.

– Лютер Брейди хочет встретиться со мной? Это... это... – тут он должен снова обрести голос, – трудно вообразить! Когда я могу вернуться?

– В любое время по вашему желанию, но, насколько мы понимаем, чем раньше, тем лучше.

– Не буду медлить.

– Прекрасно! Я пришлю кого-нибудь встретить вас...

– Не просто «кого-нибудь», – сказал Джек, не в силах сопротивляться искушению в последний раз повернуть лезвие. – Вы сами должны это сделать. Я хочу, чтобы меня встречал лично Великий Паладин.

Джек услышал, как Дженсен сглотнул.

– Ну конечно же! – воскликнул он. – Я буду только счастлив.

Ну еще бы. Ручаюсь, что ты просто умираешь от желания эскортировать меня к Лютеру Брейди.

Джек подумал, не стоит ли заставить Дженсена полаять, но воздержался. Когда разговор завершился, он ухмыльнулся.

Поиск Джонни Роселли обретает забавный характер.