Текст книги "Зима (ЛП)"
Автор книги: Френки Роуз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Люк наигрывает несколько аккордов на гитаре, глядя на струны, хотя я на сто процентов уверена, что ему вовсе не нужно смотреть на них. Я не сразу узнаю мелодию. Когда его нога начинает выстукивать знакомый ритм на сцене, мое горло сжимается. Это Blackbird. The Beatles. Единственная песня, которую мой отец мог сыграть с закрытыми глазами. Его любимая. Брови Люка сходятся вместе и поднимаются; он начинает петь, и у меня в животе появляются бабочки. О, боже. Его голос такой красивый. Хриплый, совершенный и полный эмоций. Он поет так, будто это его сердце сейчас лежит на полу, а не мое. Слова о том, как чинить сломанные вещи, разбитые сердца и сломанные крылья, учиться летать пробивают меня настолько, что я чувствую, будто не могу дышать.
– Можем ли мы... Ты не против, если мы снова сядем?
Ноа кивает и дарит мне свою фирменную улыбку, подталкивая к столику. Это короткая песня, так что я должна продержаться всего лишь пару минут до того, как она, наконец, закончится, и студентки сделают то, что они делают лучше всего: закричат.
– Он хорош, – говорит Ноа, делая глоток пива. Его слова верны, но тон идет вразрез с ними.
– Да. Он хорош, – и Люк на самом деле хорош. Но почему... Почему он сыграл эту песню?
– На бис! На бис! – Эти девушки явно прошли не через один раунд текилы. И, кажется, не заинтересованы в том, чтобы Люк ушел со сцены без еще одной песни.
Ноа смеется, глядя на сцену с изумлением.
– Что это, чертов Мэдисон-сквер-гарден?
Я оглядываюсь. Позади меня Люк поднимает руки, делая все возможное, чтобы уйти со сцены, не обижая никого. Не похоже, что у него это выйдет. Девушки преграждают ему путь, ноги на высоких каблуках топают в ожидании. Люк опускает руки, на его лице поражение. Он снова садится на стул.
– Ладно, ладно. Еще одну песню. Пусть это будет кавер. Выбирайте, народ.
– Что ты можешь сыграть? – кричит кто-то рядом.
Люк улыбается, его зубы сверкают в искренней улыбке.
– Все, что вы предложите.
– Radioactive! – кричит тот же самый парень.
– Да, Radioactive!
– Radioactive!
Люк просто кивает головой. На этот раз он не смотрит на гитару, а позволяет глазам бродить по оживленной толпе перед ним, когда начинает играть блюзовую версию популярного хита Imagine Dragons. Этот номер слишком отличается от того, что был до этого. Blackbird был наполнен болью, в то время как этот – игривый и электронный. У меня мурашки по коже, когда он доходит до той части, где Дэн Рейнольдс поет: «Каждый вдох полон химикатов».
– Еда здесь, – говорит Ноа, обратив мое внимание на столик.
Вот это да. Я смотрела на Люка и полностью игнорировала парня, который привел меня сюда.
– Черт, прости. Просто никогда прежде не видела его на сцене, – я прошу прощения, когда Клэр ставит наши гамбургеры на столик. Она не удостаивает ни одного из нас взглядом – слишком занята тем, что строит глазки Люку.
– Ты давно его знаешь? – спрашивает Ноа, взяв бургер.
– Выросли вместе, – говорю я. – Но он старше, поэтому мы особо никогда не общались.
– Хм. Оказывается, провинциальный Огайо обосновался в большом городе.
– Что? – Все еще находясь под впечатлением, я чуть не переспрашиваю, что он имеет в виду. И вовремя вспоминаю. Я из Огайо, что означает, Люк теперь тоже должен быть оттуда. Блин, это становится сложнее.
Мы едим, пока весь бар хором поет песню. Когда она заканчивается, люди расходятся группами и разговаривают, заказывают в баре еду и выпивку. Я спиной чувствую пронзительный взгляд Люка, пока он упаковывает свою гитару и молча уходит из «У О’Фланагана», даже не попрощавшись.
Наступает неловкий момент между Ноа и мной, как только мы выходим из бара. Он настаивает на том, чтобы проводить меня обратно домой, не напрашиваясь на приглашение зайти, – просто наклоняется вперед и нежно прячет прядь моих волос за ухо.
– Знаешь, – говорит Ноа, – если бы ты мне не нравилась, сейчас было бы самое подходящее время, чтобы попытаться поцеловать тебя.
– Что? – часть меня хочет смеяться. Смех – в эти дни такое несвойственное для меня желание, что я никогда не знаю, является ли это правильной реакцией. Ноа совершенно серьезен, и мне действительно не хочется его обидеть. Даже после неловкой ситуации с Люком, думаю, у нас все нормально.
– О да, это верно, – говорит Ноа. – Я бы приступил к делу, если бы ты мне не нравилась. Поцелуи, покусывания губ, распускание рук. – Он шевелит пальцами и подмигивает. Определенно, шутит. Я, наконец, могу себе позволить смех, но, похоже, момент упущен.
– Это не имеет абсолютно никакого смысла.
– Как раз имеет, – не соглашается он. – Если бы я не думал, что ты похожа на ангела с этими светлыми волосами и невероятно милым носиком, то определенно пытался бы переспать с тобой прямо сейчас. Но я думаю так, поэтому мои руки и губы собираются вести себя прилично сегодня вечером. Мне хочется больше, чем один раз, которого им надо.
Опускаю подбородок под воротник пальто, зная, что по морщинкам в уголках глаз он все равно увидит, что я смеюсь.
– Ты уже второй раз мне это говоришь.
– Что?
– Что считаешь мой нос милым.
Он запрокидывает голову назад, и его смех привлекает внимание пары, идущей по улице. Они улыбаются нам, когда проходят рядом, и Ноа протягивает руку.
– Секундочку, я могу задать вам вопрос, ребята? Скажите же, у этой девочки самый милый носик? Я сказал ей это дважды, но думаю, что нам нужно постороннее мнение.
Мужчина и женщина, оба в теплых пальто, смеются.
– Конечно, он милый, – соглашается женщина.
– Видишь? – Ноа благодарит пару, низко им кланяясь, что кажется смешным и милым одновременно, и они продолжают свой путь. Их ботинки хрустят по снегу. Ноа делает пару шагов ко мне, и внезапно между нами больше нет пространства.
– Стоп. Я думала, ты не собираешься целовать меня, – говорю я, чувствуя панику, зарождающуюся в горле.
Ноа поджимает губы, секунду глядя на меня сверху вниз. Он действительно высокий. Я дрожу от холода; Ноа касается моих волос и аккуратно убирает их обеими руками. Кончики его пальцев касаются челюсти по обе стороны, когда он позволяет им упасть.
– Нет. – Он прикладывает указательный палец к кончику носа и улыбается, отступая. – Но, может быть, скоро.
– Если я позволю тебе, – высокомерный сукин сын.
Опасная улыбка расплывается на лице Ноа:
– Если ты мне позволишь.
Я поднимаюсь по лестнице и открываю дверь. Все это время Ноа пятится вниз по улице, глядя на меня с тем же озорством на лице.
Я одинока, и есть Ноа – это значит, я имею право наслаждаться его флиртом, поддразниваниями и обещаниями поцелуев в будущем. Так почему это ощущается так неправильно? Я точно знаю – почему, и это отстой. В голове все еще стоит звон от того, как Люк поздоровался со мной:
«Привет, красавица».
9 глава
Контракт
Люк
В Вайоминге так же холодно, как и в Нью-Йорке, но, когда я выхожу из «У О’Фланагана», мое тело все еще в напряжении. Холодный ночной воздух пронзает легкие. Я стою на выходе, позволяя воздуху проникать в мои внутренности, и веду заведомо проигранную битву. Это странно, что я не попрощался? Надо ли вернуться внутрь и сделать это сейчас?
Ты не пойдешь обратно только затем, чтобы попрощаться. Идиот несчастный. Что, черт возьми, случилось со мной? Я стараюсь не думать о ней, но она, как и всегда, на переднем плане моего сознания, требует внимания. А теперь и вовсе начала появляться там же, где и я, в то время как я пытаюсь держаться подальше от нее.
Айрис Бреслин.
Есть тысяча и одно место, куда она могла бы пойти сегодня вечером на свидание, но нет. Она должна была прийти именно в тот бар, где я играл? О чем это говорит? Я провел недели, пытаясь найти ее, когда узнал, что она переехала в Нью-Йорк, заработал чертовски серьезную головную боль, пока не мог разыскать, а теперь... Во-первых, встречаю ее на вечеринке братства, а теперь она здесь, в «У О’Фланагана». Конечно, я искал ее между этими двумя событиями, но черт. Это было по уважительной причине. А сейчас сама Вселенная пытается свести нас вместе.
Двигаю ремень гитары выше на плечо и вливаюсь в толпу. Я не могу вернуться и поговорить с ней. Это будет выглядеть странно, и, кроме того, у меня смена. Правоохранительные органы, на самом деле то место, куда лучше не опаздывать, или заработаешь нагоняй от начальства, что действительно неприятно.
Я должен сесть в метро, чтобы добраться до места. На улице чертовски холодно, но мой ум отвлечен от катаклизмов погоды мыслями об Айрис с тем парнем. Этот долбаный парень. Он похож на полного придурка.
Мой сотовый звонит на полпути между баром и станцией метро. Достаю его из кармана джинсов и прибавляю шагу. Рад делать что-то, кроме того чтобы идти и думать.
– Рид на связи.
– Коул на связи. Что это, придурок? С каких пор ты отвечаешь на телефон как в «CSI Нью-Йорк»?
– Уже нет никакого «CSI Нью-Йорк», – отвечаю я. – Сериал закрыли. И я отвечаю так, потому что на этот номер всегда звонят по работе.
– И еще я. Я тоже звоню тебе на этот номер.
– К сожалению. – Коул Рексфорд, басист D.M.F и ужасно самодовольный тип, пожимает плечами на другом конце провода. Я знаю, что он это делает. Практически слышу. Коул – профессиональный пожиматель плечами.
– Заедешь ко мне утром? Мы должны поговорить, – произносит он.
– Мы должны поговорить? Кто – мы?
– Я и остальные парни. Мне звонили днем. Они как раз были рядом.
– Просто скажи мне. – Мне не нравятся что-то предвещающие телефонные звонки. Особенно если они касаются группы D.M.F.
– Лучше, если мы все сядем и обсудим это, Люк. – Я слышу сомнение в голосе Коула. Он знает. Если это то, о чем я думаю, то он так же знает, что я собираюсь сказать.
– Просто выложи мне все. Не собираюсь ездить по городу всю ночь, задаваясь вопросом: «Что, черт возьми, произойдет, когда я окажусь у тебя?», Рексфорд.
Коул вздыхает.
– Ладно, уговорил. Но просто потому, что ты все и так знаешь. Не хочу слышать, что ты скажешь прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты хорошо подумал о том, что это могло бы означать для тебя и всех нас.
– Хорошо.
– Я серьезно говорю, чувак. Ты должен подумать об этом.
– Я сказал: «Хорошо». Выкладывай, что там у тебя!
– MVP предложили нам контракт. Я знаю, что ты сказал не посылать им демо, но блин. Наш новый материал – хит. Ты не можешь этого отрицать.
Если вы не в курсе, MVP – это самая большая студия звукозаписи в Америке. И я специально говорил Коулу не отправлять демо нашей музыки, потому что они находятся на западном побережье, в Лос-Анджелесе.
– MVP ни за что не предложит контракт, не видя, как мы играем. Они бы сначала обратились к нам и побывали на концерте, – у меня появляется хреновое предчувствие, хотя я еще не договорил. Надеюсь, что мои подозрения ошибочны. Действительно надеюсь, потому что если это не так, значит, Коул и ребята сделали кое-что гораздо хуже, чем просто отправили CD, не поставив меня в известность.
На другом конце трубки Коул продолжает молчать.
– Скажи, что ты не говорил с ними, не сказав мне. И что ты не позволил кому-то приехать и смотреть, как мы играем, не предупредив меня, Коул.
– Блин, да без разницы, чувак. Ты играл как чертов герой в ту ночь. Они влюбились в тебя!
Он все-таки сделал это. Он, мать его, сделал это.
– Я не могу... – смотрю вокруг, убедившись, что никто не слушает меня. Я окружен тысячами людей, идущих по улицам Нью-Йорка, но это не помогает. – Я, мать твою, не могу поверить, что ты сделал это, Коул. Из всех дерьмовых закулисных вещей, которые ты мог натворить...
– Люк! Ты вбил себе в голову, что не должен быть музыкантом все время, но позволь мне сказать кое-что, хорошо? Любой, кто когда-либо слышал, как ты играешь, не согласится с тобой. И, эй, ты можешь быть счастлив, выдерживая длинные смены без благодарности от Департамента полиции Нью-Йорка, но меня точно не устраивает работа в банке. И неужели ты думаешь, что Питу и Гасу нравится мысль остаться работягами всю оставшуюся жизнь? Мы упорно трудились для этого, чувак. Мы хотим этого. Это все, чего мы хотим.
Я замираю, сгорбив плечи и держа телефон, пока люди снуют мимо меня.
– Тогда вы, ребята, можете пойти и подписать этот контракт, Коул. Я не останавливаю никого из вас в погоне за мечтой. Но я не хочу быть таким парнем. Я определенно не этот чертов парень.
Коул задыхается на полуслове.
– О, но это самая забавная часть всей ситуации, понимаешь? Мы бы следовали за мечтой, но это не то, что ищет MVP . Видишь ли, они не возьмут нас без тебя.
Линия обрывается.
***
– Целься по ногам! Ради бога, Рид, держи его!
Есть вещи, которые полицейскому известны лучше, чем остальным – я никогда не думал, что люди могут быть настолько испорченными. Бросаюсь за стариком, бегущим по улице без обуви, без штанов, с болтающимися причиндалами, и хватаю его, повалив на землю. Бездомный, по крайней мере, я так думаю, приземляется на тротуар с хрустом ломающихся костей. Похоже, он что-то сломал, но секунду спустя становится понятно, что это – полностью заполненная труба с коксом, за хранение которой мы изначально пытались арестовать его. До того, как старик начал совершать последующие преступления: сопротивление аресту, нападение, непристойное обнажение и справление нужды в общественном месте – и это только я называю некоторые из них.
– Ты, мать твою, чертов ублюдок! – вопит мужик жалобным голосом. – Это было моим последним сокровищем, – он задыхается. Его борода потрепана, а достоинство со следами недельной грязи; он, похоже, собирается разрыдаться, и я поражен своим чувством вины. Он слетевший с катушек, знаю. Мет и не такое творит с людьми. Разрушает их жизни, как, вероятно разрушил жизнь и этого старика, но мне все равно херово от того, что я лишил его единственной вещи, о которой он заботился.
Парадокс ситуации настигает меня. Я задаюсь вопросом, действительно ли сожалею о том, что выбросил наркотики этого старика в снег или просто плохо чувствую себя из-за ребят? Они хотят контракт со звукозаписывающей компанией и, лежа на грязном снегу в сантиметрах от голой задницы агрессивно настроенного мужика, в промокшей униформе и в обуви, залитой мочой, я начинаю думать, что фактически сошел с ума, если не хочу того же.
– Поднимай его. Надевай браслеты. – Тамлински поднимается. Он наклоняется, упирается руками в колени и плюет в снег. – Бл*дь. – Мужику удалось врезать моему напарнику прямо по яйцам, прежде чем пуститься вниз по улице, заработав еще и обвинение в нападении. Он белый как полотно.
Я поднимаюсь на колени, доставая наручники для старика, который уже не сопротивляется. Теперь, когда сокровище пропало, силы для борьбы, кажется, полностью покинули его.
Я надеваю наручники на запястья и помогаю ему встать на ноги.
– Дай куртку, – говорю Тамлински.
– Зачем она тебе?
– Он голый ниже пояса, мудак.
Тамлински качает головой.
– Моя куртка ни за что на нем не окажется. Тебе надо – отдавай свою гребаную куртку!
– Тамлински, у меня уже и так штанины в моче. Она в моих чертовых ботинках. Просто дай куртку.
Я протягиваю руку и жду. Напарник одаривает меня убийственным взглядом, передавая фирменную полицейскую куртку.
– Клянусь богом, если он обделает ее...
Бездомный парень качается рядом со мной, улыбаясь. Он практически беззубый:
– Мне больше не нужно никуда идти. Я уже пришел.
– Я за него ручаюсь. – Накидываю куртку Тамлински на тело старика, и мы втроем возвращаемся обратно к авто, метров триста вверх по дороге.
Вернувшись в отделение, Тамлински бросает свою куртку в мусорную корзину в раздевалке. Мои штаны следуют туда же. Я промываю ботинки и держу их под сушилкой для рук, ругаясь себе под нос. Никто не спрашивает меня, чем я занимаюсь. Быть в дерьме – обычное явление в этих краях.
Разобраться с бездомным парнем, переодеться и вернуться на улицы – все это занимает у нас ровно час. Тамлински настаивает, чтобы, пока мы дежурим, я завез нас в закусочную под предлогом захватить лучшие рогалики – хотя любая закусочная в Нью-Йорке продает лучшие рогалики, – но я знаю правду и подтруниваю, когда он забирается обратно в машину.
– Ты наконец-то ее пригласил?
– Кого пригласил? – Он хмурится, кидая в меня коричневым промасленным бумажным пакетом,
– Ее. – Я указываю на стоящую за прилавком блондинку с пышными кучерявыми волосами, с которой Тамлински заигрывал последние тринадцать минут. Она видит меня и ошибочно принимает мой жест за приветствие. Машет в ответ, улыбаясь, как восторженная школьница.
Тамлински опускает мою руку вниз.
– Не тычь в нее пальцами, придурок. У меня все под контролем.
Я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моем лице.
– У тебя все под контролем? – Качаю головой. – Ни капли
– Пошел ты, друг. Ты просто завидуешь. Где твоя девушка, а? Мы напарники целых восемнадцать месяцев, но ни разу не заезжали ни к одной горячей цыпочке, которая тебе нравится. Твои шары, наверное, сократилась до размеров горошка.
– Горошка? – Я переключаю передачу.
– Попробуй отрицать. Когда ты последний раз занимался сексом?
Я усмехаюсь. Самое смешное в том, что он прав. Я давно не занимался сексом. Очень давно. Два года, если быть точным. Нам с Кейси было хорошо, когда мы были детьми, и ничего не имело значения. Мы спали друг с другом всего пару недель в наших отношениях, а затем трахали мозг друг другу в течение многих лет. Секс, казалось, не имел особого значения, пока однажды утром, после того, как мы только что переехали в город вместе, Кейси не села на меня верхом. И тогда я посмотрел на нее, на самом деле посмотрел, и вдруг меня озарило. Я понял, что не люблю ее.
Мы прекратили заниматься сексом в тот день. Ей потребовалось целых двенадцать месяцев, прежде чем она ушла. Может быть, я должен был порвать с ней, не дожидаясь этого. Но я просто хотел... Дать нам больше времени. Может быть, я бы снова влюбился в нее. Может быть, она снова стала бы что-то значить. Это было чертовски глупо. Пустая трата времени. Я слишком поздно понял, что никогда не любил ее. Она была просто горячей девчонкой, а я был просто эгоистичным подростком.
Моя улыбка притупляется, когда мы продолжаем объезд.
– Мы не можем заехать к девушке, которая мне нравится, Тамлински. Девушка, которую я люблю, живет на другом участке. А я уважаю личные границы.
Личные границы – не единственная моя проблема. Есть другие границы, с которыми надо считаться.
Дежурство заканчивается. Наконец-то. Я не иду к Коулу. Слишком устал и слишком зол, чтобы поговорить о контракте спокойно. Ему придется подождать. Я истощен.
Открываю дверь, снимаю футболку и, разбрасывая одежду, направляюсь прямиком к холодильнику за пивом. Я не сразу вижу ее тень. Все, что я вижу, – это преступник, и все, о чем я думаю, – это пушка. Бросаюсь вперед, готовясь опрокинуть ублюдка на пол, когда слышу ее голос:
– Господи, Лукас. Остановись! Это я. Это я!
Мои руки сжимаются в кулаки. Нужно было десять раз подумать, прежде чем вспоминать о ней. В конце концов, это происходит с поразительной частотой. Стоит только помянуть черта лысого – и вот он.
– Твою мать, Кейси. Что, черт возьми, ты делаешь в моей квартире?
Она надувает губки, зная, как это сводит меня с ума. Раньше я не знал или не осознавал, насколько манипулирующей сукой она была.
– О, малыш. В твоей квартире? – Кейси подходит ко мне, цокая каблуками, и прикладывает ладонь к груди, опираясь на нее, – так близко, что я чувствую запах духов, которые она всегда использовала еще в школе, потому что знала, что я люблю их. – Не так давно это была наша квартира, помнишь? Наша гостиная. Наша кухня. Наша спальня. – Она поднимает бровь, глядя мне в глаза. – Наша спальня?
10 глава
Предательство плоти
Темнота почти идеальна, она обостряет восприятие всех чувств. Обоняние, слух, вкус – все усилено. И чувствительность кожи, конечно. Каждый квадратный миллиметр меня светится, как рождественская елка. Мое дыхание смешивается с другим дыханием – того, кто разделяет со мной постель. Совершенная гармония вдохов и выдохов объединяется с восхитительными прикосновениями кожи к коже, наши тела переплетаются друг с другом.
Я не думаю о том, с кем я, где я. Все, что имеет значение – его руки на моих руках, его рот на моем, растущее желание, которое бушует между нами.
– Эвери. – Голос знаком, я знаю его, знала всю жизнь. Но никогда прежде не слышала в таком контексте. Никогда не слышала, чтобы он выдыхал мое имя, словно призыв о помощи, словно я – единственный человек, который может его спасти.
– Люк, о, боже мой… – ни одной связной мысли. Есть что-то странное в этой ситуации, но я слишком запуталась в нем, запуталась в простынях, в том, как мое сердце трепещет в груди, чтобы разбираться с этим. Я не хочу разбираться
– Ты мне нужен. Ты невыносимо нужен мне. – Сильные, умелые руки бродят по моему телу, накрывая грудь, и оставляют огненный след внизу живота, отдающийся между ног. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне там. Я чертовски сильно хочу, чтобы он прикоснулся ко мне там. Вжимаюсь в него всем телом, не стесняясь своего желания.
– Эвери, чего ты хочешь? Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?
Я хочу все. Хочу, чтобы он поглотил меня, владел мной, зажег меня.
– Прикоснись ко мне, – шепчу я. – Заставь меня кончить. Заставь меня кончить своими пальцами.
В меня будто кто-то вселился. Я бы никогда не стала произносить эти слова, потому что не знала, как попросить то, чего хочу. Но сейчас я с удовольствием направляю его руки, рот, все его тело именно туда, куда мне нужно. Сильные руки оборачиваются вокруг меня, поднимая с кровати. Моя голая кожа, словно шелк, скользит по коже Люка. Чувствую, как скала прижимается ко мне между ног: его эрекция настойчиво упирается в мою киску. Слегка опускаюсь, наслаждаясь тем, как его тело напрягается при контакте. Люк хочет меня, я это чувствую. Он нежно толкает меня так, что я сажусь на него, раскачиваясь. Его руки находят мои бедра. Его правая рука задевает мою кожу, посылая дрожь удовольствия, взрыв в моих нервных окончаниях. А потом его пальцы... Двигаются вниз, выискивая мое потаенное местечко. Поиск не занимает много времени.
– Медленно, – бормочу я и распадаюсь под его рукой, чувствуя освобождение, целостность и невероятную силу. Бедра Люка сжимаются подо мной, оказывая удивительно приятное давление на мой клитор, в то время как пальцы выводят круги на моих возбужденных нервных окончаниях, которые, кажется, контролируют мозг.
– Тебе хорошо, красавица?
– Очень хорошо. Так хорошо, – тяжело дышу я.
– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя?
Я действительно хочу, чтобы Люк трахнул меня. Но мне нужно, чтобы сначала он кое-что пообещал.
– При одном условии.
– Все, что угодно. Все, что ты хочешь.
Я беру Люка за руку, направляя пальцы, которые двигаются на мне. Слышу его резкий вдох и стон удовольствия.
– Я хочу, чтобы ты поклялся, что будешь трахать меня так сильно, как только можешь. Я хочу, чтобы ты пообещал не останавливаться, пока мы оба не кончим, пока ты не заставишь меня кричать твое имя. Ты сможешь это сделать?
Смех Люка звучит напряженно, с трудом. И немного удивленно.
– Могу. Я могу сделать это, без проблем.
– Тогда сделай. Заставь меня кричать. – Я впиваюсь ногтями в его грудь, и он стонет, шипя в сочетании боли и удовольствия. Следующее, что чувствую – это как Люк переворачивает меня, удерживая руки на бедрах, и снова усаживает вниз. Чувствовать его внутри себя неописуемо: он растягивает меня, проникая глубоко внутрь, и вдруг больше нет темноты. Надо мной загорается фейерверк, словно обухом бьет по голове, и Люк держит слово. Он трахает меня все сильнее. Трахает до тех пор, пока я не выкрикиваю его имя:
– Люк!
Я сижу, выпрямившись в постели, сердце бешено колотится.
Что за хрень? Нет, черт возьми, что за хрень только что происходила?
Какого черта мне снится?
Ответ на этот вопрос рикошетом бьет по голове, как в проклятом пинболе. Дыхание слишком затруднено: я сжимаю бедра, борясь с ощущением, что была на грани чего-то невероятного всего две секунды назад.
Ни. Единого. Гребаного. Шанса.
Нет ни единого шанса, что мне такое снилось. Не с Люком Ридом. Я просто не могу позволить этому случиться.
Опускаю голову, успокаивая дыхание. Мое одеяло спутано, полностью обернуто вокруг меня, пропитано потом. Отлично!
Я сбрасываю его, вылезая из постели, и провожу руками по лицу, стараясь избавиться от ощущения, что секунду назад у меня был лучший в жизни секс.
С парнем, о котором я не должна даже думать.
