Текст книги "История диджеев"

Автор книги: Фрэнк Броутон

Соавторы: Билл Брюстер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 42 страниц)

Torch и рождение северного соула

Если Twisted Wheelслужил литейным цехом для выплавки северного соула, а Catacombs —кузницей, где ему придали форму, то Torch [58]58
  Факел, фонарь, светочь и т. п. (англ).


[Закрыть]в сонном городке Танстолл неподалеку от Сток-он-Трента стал полировочным станком, на котором этот стиль довели до блеска нержавеющей стали. «Колесо» и «Катакомбы» создали увлечение; «Факел» превратил его в фетиш. Хотя клуб просуществовал всего лишь год (бóльшую часть 1972 и до закрытия в марте 1973 года), впечатления о нем до сих пор свежи в памяти бывавших там людей.

Предтеча «Факела» – Golden Torch– в шестидесятые годы был любимым прибежищем модов, желавших принять «дозу» ритм-энд-блюза (там также выступали Graham Bond Organizationи Джонни Джонсон [ Johnny Johnson] со своим Bandwagon). Попасть туда удавалось лишь тем, кто хорошо ориентировался на местности – до ближайшей железнодорожной ветки Лонгпорт было не меньше мили. Снаружи он напоминал дом культуры и отдыха, затесавшийся промеж стандартных однообразных домиков (на самом деле, раньше в его здании располагался кинотеатр), изнутри походил на жилище скотовода, а когда в него набивалась куча народу, там становилось жарко, как в бане.

«Там все было пронизано ожиданием, – говорит Иэн Девирст о своем первом ночном бдении в Torch. Через некоторое время под псевдонимом Фрэнк (в честь футболиста команды Хаддерсфилд Фрэнка Уортингтона) он стал одним из важнейших северных диджеев. – Мне казалось, что сбылась моя мечта. Я вдруг почувствовал себя как дома. Отовсюду съехались другие энтузиасты, все эти неудачники и придурки. Это была такая действительно маленькая, элитарная и очень крепкая площадка».

Саундтрек Torchсостоял почти целиком из импортного американского соула, значительная часть которого была заимствована из плей-листа Twisted Wheel. Все резиденты клуба – Алан Дэй ( Alan Day), Колин Кёртис ( Colin Curtis), Кит Миншалл ( Keith Minshull), Тони Джебб ( Tony Jebb), Мартин Эллис ( Martyn Ellis) и, позднее, Иэн Левин – приезжали с северо-запада.

Кев Робертс ( Kev Roberts), впоследствии резидент Wigan Casino, вспоминает свой первый визит с восторгом: «Я просто полюбил его. Я жил именно ради этого клуба. Никогда прежде мне не попадалось столько незнакомых пластинок. И каждая – динамит. В Torchочень важной считалась песенная составляющая, которым обладала каждая вешь. Но вокал всегда был быстрым, яростным. Девичьи группы, старые лейблы, редкости от OKeh– все самое классное».

Бывшие посетители Torchдолго не забудут ночь, когда заведение оказалось битком забитым жаждавшими послушать чикагского певца Мейджора Лэнса ( Major Lance), пик популярности которого к тому моменту давно миновал. Живой концерт Мейджора Лэнса в Torch, увековеченный в записи, стал самым легендарным выступлением в истории северного движения.

Поскольку тусовка воскрешала забытый американский соул, не удивительно, что кто-то однажды рештл привести живого певца. Представьте: вы, Мейджор Лэнс, упали со звездного небосклона своей страны. Вдруг, ни с того ни с сего, вам звонит какой-то ненормальный англичанин и со смешным акцентом, захлебываясь от восторга, расхваливает записи, которые вы сами-то уже успели забыть. Примерно так все и произошло. В результате такие исполнители, как Джеки Уилсон ( Jackie Wilson), Бренда Холлоуэй ( Brenda Holloway) и Эдвин Старр испытали нежданное карьерное возрождение.

«В Штатах у меня не было такой возможности, – говорила Бренда Холлоуэй в программе канала Granada TV, посвященной двадцатипятилетию Wigan Casino. – Это как второй шанс. Когда я приезжаю сюда, то вновь становлюсь звездой».

Мейджор Лэнс исполнял многие замечательные песни, изданные OKeh(большинство из них сочинил Кёртис Мэйфилд [ Curtis Mayfield]), которые с треском провалились в Великобритании везде, кроме клубов вроде Twisted Wheel(в США он шесть раз попадал в Top 40). В Соединенном Королевстве лишь одна его песня – ‘ Um Um Um Um Um Um’ – стала скромным шлягером еще в 1964 году. Промоутер из TorchКрис Бёртон ( Chris Burton) совершил настоящий подвиг, отыскав Лэнса в Чикаго и организовав его концерт в клубе. Несмотря на слабый аккомпанемент, выступление Лэнса сорвало бурные аплодисменты.

«С ним играла худшая группа, которую я когда-либо слышал. Это была какая-то британская банда, не имевшая ни малейшего представления о северном соуле, – вспоминает Иэн Левин. – Но та вечеринка, кстати, первая, на которой я диджействовал в Torch, остается самой потрясающей за мою карьеру». Заметно повышая голос, он добавляет: «В клуб не удалось бы впихнуть больше ни единого человека. Народ даже на стропила залез. Температура стояла, наверное, градусов под пятьдесят. Было так жарко и тесно, что пол испарялся с людских тел, конденсировался и капал на них обратно с потолка».

Соул-войны: Wigan Casino против Blackpool Mecca

Северный соул являлся движением для посвященных и потому не мог превратиться в мейнстрим. Его характерной чертой была исключительная редкость. Никто не мог зайти в Wooliesи купить пластинку северного соула. Приходилось доказывать свою любовь к нему, отдавая недельное жалованье за какой-то жалкий диск или ухитрившись слетать в США и облазить там комиссионные магазины и распродажи. Но прежде следовало пройти длительное обучение и запомнить названия всех ценных пластинок и их истории: кто их записал, чем они замечательны, как их нашли, кто их первым поставил и так далее.

Конечно, в известно мере этот стиль пересекался с другими. Когда крупные лейблы переиздавали некоторые вещи, они могли попасть в чарты; новые команды пытались воссоздать «то самое» звучание северного соула. Но в целом это ретро-увлечение не поддавалось коммерциализации, поскольку вращалось вокруг коллекционеров, а не потребителей. К сожалению, у этого факта имелась и оборотная сторона. Движение, основанное на поиске «новых» раритетов, должно было, по определению, рано или поздно исчерпать запасы свежей музыки.

В золотой век северного соула особенно отметились два клуба. В Уигане, графство Ланкашир, находилось «Казино», а в часе езды от него, в Блэкпуле, на побережье Ирландского моря расположилась «Мекка» (а точнее – Mecca’ s Highland Rooms). Эти два храма соула состязались друг с другом, завлекая аудиторию самыми редкими и свежими пластинками. Тысячи ребят пересекали страну, чтобы послушать, как тамошние диджеи-резиденты подливают в огонь любимых вещей масло невероятных новинок. По сей день клабберы до хрипоты спорят о том, какое из двух заведений признать лучшим. Их впечатления сплетены из чудесных, хотя и несколько смутных, воспоминаний о музыке, людях, эмоциях и наркотиках.

Эти же два клуба присутствовали при закате движения. По прошествии славных дней северного соула конкуренция между Wigan Casinoи Blackpool Meccaпереросла в войну за душу стиля, сопровождавшуюся жестким кризисом идентичности и спором о выборе пути на фоне истощения запасов великих забытых мелодий.

Но на протяжении многих лет до этого они оставались замечательными местечками. И «Мекка», и «Казино» до сих пор вызывают в умах целого поколения северных клабберов теплые воспоминания о том, как они с замиранием сердца заходили внутрь, как танцевали до седьмого пота, как зажигали на танцполах дикие парни и девчонки, прыгавшие и кружившиеся под звуки неутомимых барабанов и проникновенных голосов.

В 1978 году Billboardназвал Wigan Casinoлучшей дискотекой в мире (спустя лишь год после того, как такой же чести удостоился нью-йоркский клуб Paradise Garage). Для многих словосочетание Wigan Casinoявляется синонимом северного соула. «Казино» работало с 1973 по 1981 годы и в пору своего расцвета являлось крупнейшим и наиболее успешным в стране примером цельной региональной площадки. Многие знающие люди считают его образцовым примером.

Такой статус клуба обеспечивался в основном впечатляющим количеством его членов (доходившим до ста тысяч) и тем фактом, что он каждую неделю притягивал наибольшее число тусовщиков. Без сомнения, он пользовался популярностью. Однако следует скептически относиться к утверждению, будто он был лучшимиз всех заведений, где звучал северный соул. Wigan Casinoне был ни самым влиятельным, ни самым передовым клубом, а ближе к своему закату, вследствие злоупотребления записями порой откровенно смехотворного качества, чье единственное достоинство заключалось в энергичном ритме, он уже не мог всерьез претендовать на северную корону. Писатель Джон Мак-Креди сравнил его с современным Ministry of Sound, настаивая на том, что историки не должны преувеличивать значение Wigan Casinoтолько потому, что в него набивалось столько народу. Тем не менее, клуб занимает особое место в памяти тысяч людей, а для многих до сих пор олицетворяет подлинный северный соул-клуб – сердце соула.

Если тусовщики выбирали «Казино», то знатоки предпочитали «Мекку». Именно здесь еженедельно встречались увлеченные танцоры, коллекционеры и диск-жокеи, чтобы заценить нарытые мелодии.

Резидент «Мекки» Иэн Левин обладал важным преимуществом над прочими собирателями соула и диск-жокеями того времени. У него были богатые родители (они владели развлекательным комплексом Lemon Treeна «золотой миле» города, в котором располагались казино, дискотека и ночной клуб), и с 1970 года он регулярно путешествовал в США (его предкам также принадлежала квартира в Майями) и добывал там редкие пластинки. Среди первых крупных открытий Левина можно назвать ‘ Our Love Is In The Pocket’ Джей-Джей Барнса ( JJ Barnes) и несколько других раритетов от Ric-Tic. «Я нашел их в сувенирной лавке в Новом Орлеане, где стояла сорокаградусная жара», – смеется Иэн – крупный, громкоголосый и волевой человек, ныне сочиняющий музыку и продюсирующий поп-коллективы вроде бой-групп Take Thatи Bad Boys Inc.

Левин начал диджействовать в Blackpool Meccaв 1971 году, затем в 1973 году крутил винил в Torchна закате его существования, пока, наконец, не вернулся в свою резиденцию в Блэкпуле. Здесь он вместе с Колином Кёртисом царил до конца десятилетия. В Блэкпуле были и другие видные диджеи, в том числе Тони Джебб и Кит Миншалл, а даже еще один соул-клуб – Blackpool Casino(сходство названия с Wigan Casinoслучайно), но именно Левин и Кёртис заводили толпу наибольшим количеством соул-находок благодаря тугому кошельку и музыкальной эрудиции Левина.

Пропускать выходные в «Мекке» стало грешно. «Если вы хотели считаться серьезным коллекционером, то ваш путь лежал в Blackpool Mecca, – считает Иэн Девирст. – Там играл Левин, а он был законодателем вкусов. У него под рукой всегда имелся самый захватывающий набор пластинок. Вы необязательно их знали, но могли быть уверены в том, что они хороши. А еще он рисковал. Скажем, вы бы никогда не услышали ‘ Seven Day Lover’ Джеймса Фонтейна ( James Fountain) в Уигане. Отдадим ему должное, хотя он так часто везде светится, что уже глаза мозолит».

Строительство здания Wigan Casinoначалось в 1912 году. Тогда оно называлось Empress Ballroom. Из-за войны работы завершились лишь 1 ноября 1916 года, когда состоялось официальное открытие в присутствии мэра города. «Эмп», как его называли местные жители, служил разным целям. Так, какое-то время в нем располагался бильярдный зал, но как только 22 сентября 1973 года Расс Уинстэнли ( Russ Winstanley) приложил иглу к пластинке ‘ Put Your Lovin’ Arms Around Me’ группы Sherrysна первой ночной вечеринке Wigan Casino, здание обрело новую жизнь. Такова первая глава клубной истории, со временем ставшей больше напоминать сборник мифов.

По правде говоря, не многих знатоков впечатлило то, что они увидели в первый вечер. У Расса Уинстэнли нашлись приличные записи, но среди них не хватало раритетов, а его подручный Иэн Фишвик ( Ian Fishwick) оказался не более чем местным поп-диджеем, которому просто повезло. Кев Робертс заглянул на ту вечеринку по пути из «Мекки». «Я отчетливо ее помню, – говорит он. – Там играло не так много диджеев, звучали не совсем уж дерьмовые, но легко доступные пластинки, почти все из которых были мне известны». После «Мекки», где Робертс наверняка слышал отсутствовавшие в его коллекции редкие вещи, он, вероятно, испытал разочарование.

Друзья Робертса были настолько неудовлетворены, что уговорили Уинстэнли отдать ему место диджея, мотивировав это тем, что его коллекция намного лучше. В тот же вечер он получил шанс доказать это.

«В течение часа я ставил свои лучшие пластинки, и они вызвали бурю восторга, – хихикает Робертс. – Народу понравилось. Я стоял, в полном ошеломлении оглядывая громадный зал. Ко мне подошел Расс и сказал: «Классно. Хочешь играть здесь каждую неделю? За десять фунтов?»»

Привлечение еще одного диджея, Ричарда Сёрлинга ( Richard Searling) из болтонского Va Va, помогло утвердить репутацию уиганского заведения как лучшего на тот момент места. Преимущество над Blackpool Meccaему давал и тот факт, что «Мекка» закрывалась в два часа ночи, когда «Казино» только-только начинало работать. Многие любители соула регулярно посещали оба клуба, не особо задумываясь о различиях их репертуаров. Когда «Мекка» закрывалась, они отправлялись в Уиган, чтобы танцевать всю оставшуюся ночь.

«Хоть я и уважаю Blackpool Mecca, должен сказать, что к рождеству 1973 года мы оставили его позади, – заявляет Кев Робертс. – В «Казино» каждую ночь собиралось по две тысячи человек. Пусть Иэн Левин в «Мекке» был творцом и новатором и располагал лучшими пластинками, это ровным счетом ничего не меняло. Расс, я, а с января 1974 года и Ричард Сёрлинг могли ставить что угодно и все равно собирали больше людей на танцполе». Даже сам Левин, размышляя об их соперничестве, спокойно соглашается с тем, что «Кев, Расс и Ричард подняли Уиган до заоблачных высот».

Характер атмосферы (безалкогольного) «Казино» хорошо известен. Она была наэлектризованной. Гигантский танцпол из клена дрожал как живой, пока одноцветные пятна дервишей исполняли сложные ритуалы из падений, обратных сальто, хлопков и вращений. Танцоры с ног до головы были одеты в наряд для соула: плиссированные брюки с высоким поясом и широкими развевающимися штанинами типа «брамми бэгз» [59]59
  Brummie Bags– бирмингемские мешки (англ).


[Закрыть], рубашки для боулинга, майки или рубахи Ben Shermans, белые носки, туфли на плоской кожаной подошве и спортивные сумки Adidasили Gola, набитые необходимыми для вечеринки предметами. Среди них непременно присутствовали тальк, чтобы посыпать танцпол, сменная одежда, несколько сорокапяток для продажи или обмена и, разумеется, наркотики.

Из-за испарявшейся с танцоров влаги в комнате стояла матовая дымка. Создавалось впечатление, будто смотришь сквозь тюлевые занавески. Хотя «Эмп» за долгие годы утратил часть своего великолепия, с его духом все было в порядке. Возможно, там звучала не самая лучшая музыка, зато нигде больше не было так весело.

Не подлежит сомнению и влияние, которым пользовались оба клуба. «Можете думать что угодно, – говорит Джонатан Вудлифф ( Jonathan Woodliffe), авторитетный коллекционер соула и хаус-диджей, – но оба места отличались потрясающей атмосферой и были главными игроками на арене того времени».

Переиздания и коммерциализация

Некоторые проницательные и предприимчивые люди скоро осознали, что хотя диджеев и коллекционеров интересуют лишь редкие и малодоступные пластинки, деньги вполне можно заработать на переиздани некоторых громких песен.

Старый соул-диджей Дэйв Мак-Алир ( Dave McAleer), одновременно являвшийся экспертом британского лейбла Pyeпо артистам и репертуару, однажды посетил Wigan Casinoи понял, что коммерческий потенциал северного соула растет. На это указывал успех Tamsи Тами Линн, а также две других вершины, достигнутых «Меккой» и «Факелом»: ‘ Here I Go Again’ Арчи Белла ( Archie Bell) и группы The Drellsи холодный как лед северный монстр ‘ Love On A Mountain Top’ Роберта Найта ( Robert Knight). Специально для продажи северного соула Мак-Алир основал лейбл Disco Demand. Другие пошли по его стопам.

К середине семидесятых коммерческие успехи случались почти еженедельно: ‘ Where Is the Love’ Бетти Райт ( Betty Wright), ‘ What A Difference A Day Makes’ Эстер Филлипс ( Esther Phillips), ‘ Supership’ Джорджа Бенсона ( George Benson) и ‘ The Snake’ Эла Уилсона ( Al Wilson) ворвались в чарты.

Однако чаще популярными становились не переиздания, а имитации. Несмотря на то, что издательству Pyeпринадлежали лицензионные права на некоторые дефицитные лейблы, такие как Scepterи Roulette, первым поп-хитом оказалась песня ‘ Footsee’ команды Wigan’ s Chosen Few– малоудобоваримая бурда, сперва появившаяся на оборотной стороне пластинки в стиле сёрф. (Приставку Wiganдобавили, чтобы избежать претензий от компании Island Records, среди клиентов которой была группа Chosen Few.)

Хотя сингл ‘ Footsee’ и был сдобрен достойной песней ‘ Seven Days Is Too Long’ от соул-плакальщика Чака Вуда ( Chuck Wood), истинным северным соулом она и не пахла. Тем не менее, в феврале 1975 года она прозвучала в тепрограмме Top of the Pops, на которую пригласили молодых танцоров из «Казино». Молодежь страны, наверное, восхитилась странным квазибалетным танцем, который они исполняли: отчасти джаз, отчасти фристайл с элементами еще не родившегося брейк-данса. Как сказал Расс Уинстэнли, на их фоне Pan’ s Peopleвыглядели старомодными чечеточниками.

Затем настал черед Wigan’ s Ovation. Этот белый поп-проект, ранее называвшийся Sparkle, был несколько не лучше ‘ Footsee’, но его кавер-версия песни ‘ Skiing In The Snow’ группы Invitations(оригинал встречается чрезвычайно редко) через два месяца пробилась в первую двадцатку.

Знатоки и настоящие фанаты плевались от отвращения. «Все эти жуткие поп-новинки выдавались за северный соул, – возмущается Левин. – Тысячи зрителей увидели этих танцоров в Top of the Pops, и на Уиган обрушилась толпа, больше всего напоминавшая зевак и туристов, узнавших о северном соуле из телевизора».

Справедливости ради надо сказать, что «Казино» добавляло к уиганскому канону и приличные произведения, такие как ‘ The Night’ Фрэнки Вэлли и группы Four Seasonsили ‘ Sexy Sugar Plum’ Роджера Коллинза ( Roger Collins). Кроме того, нельзя отрицать тот факт, что это заведение покорило воображение многих тысяч клабберов. В этом смысле Wigan Casinoбыл, пожалуй, первым действительно общенациональным клубом, привлекавшим танцоров со всех уголков Британских островов.

Борьба за душу соула

«Был лишь один золотой век северного соула и лишь один окончательный плей-лист, – считает Кев Робертс. – Можно спорить о том, из скольких песен он состоял, но если считать только стопроцентные бомбы танцпола, такие как ‘ Landslide’, ‘ There’ s A Ghost In My House’ или ‘ Tainted Love’, то их наберется не больше двухсот».

С ним солидарен Дейв Годин: «Когда движение северного соула достигло пика, начался энергичный поиск малоизвестных вещей, в результате которого выплыло много классных пластинок. Но постепенно шансы на обнаружение старого шедевра уменьшаются. Все шедевры оказались на поверхности».

С такой проблемой северный соул столкнулся к середине семидесятых годов. В каком направлении он мог развиваться, если старые записи иссякли?

В Уигане диджеи оставались верны тому, что знали, поддерживая традиционное звучание за счет старья, чье качество быстро падало. Сохранение любимых танцевальных стилей выливалось в суровую диету из «стомперов» (термин, придуманный для описания старых записей соула безумного детройтского стиля [60]60
  Stomper —букв.: «то, что вызывает топот»; стомп – это еще и разновидность джаза.


[Закрыть]) – песен, попадавших в категорию северного соула независимо от их грубости или примитивности.

Левин выбрал гораздо более противоречивый путь, обратившись к звукам настоящего. Он включал в музыкальное меню современные соул-мелодии, двенадцатидюймовые пластинки с диско и джаз-фанком. По мнению многих, это было издевательством над стилем. И не удивительно, ведь его поборники фетишизировали все старое, пыльное и неизвестное. Диджей, рискнувший исказить стомп-звучание и ставивший совершенно новые (и часто встречающиеся) вещи, нарушал правила северного соула. По мере того как Левин демонстрировал широту своих вкусов, он расширял глубокую трещину, прошедшую через эту некогда прочную сцену.

Хотя Левин отказался от музыкальных ограничителей, он не отрекся от северного звучания, на котором заработал свою репутацию. Из очередной поездки в Америку (Левин утверждает, что это было еще в 1971 году) он вернулся с еще одним раритетом. Невероятно, но он был выпущен лейблом Motown– настолько успешным (и доступным), что издававшиеся им пластинки обычно не пользовались большим спросом у «северян».

Иэн Девирст вспоминает: «Левин приезжает из Штатов, и я, конечно, сажусь на телефон – дело было в субботу днем. Он говорит: «Я достал величайшую пластинку северного соула». (Он, впрочем, всегда так говорил.) «Это ‘ There’ s A Ghost In My House’ Дина Тейлора». В ту ночь он ставил ее раз шесть, и к третьему разу все поняли, что да, это действительно величайшая пластинка».

На следующий день эта запись стала самой желанной в стране. Поползли слухи. Левин вновь сделал это. Как только лейбл Tamla Motownее переиздал, она заняла третье место в британском чарте. Ныне Левин несколько охладел к песне белого Тейлора.

«Дин Тейлор, если честно, – это скверная белая поп-пластинка, – огорошивает нас Левин. – Пожалуй, мне следует ее стыдиться».

Несмотря на добычу подобных самородков, Левин продолжал вводить новшества. Вместе с Кёртисом он внедрял записи, которые, будучи свежими релизами, оставались сравнительно редкими. Некоторые из таковых принимались, но лишь в том случае, если их звучание соответствовало шаблону соула (пример – неожиданный северный хит джазового барабанщика Пола Хамфри [ Paul Humphrey] ‘ Cochise’). Однако в «Мекке» этот шаблон демонстративно игнорировался.

Со временем раскол становился все глубже и неприятнее. Консерваторы страшились подрыва традиций; реформаторы полагали, что Левин дарит движению новую жизнь. Также бурно обсуждался переход Боба Дилана ( Bob Dilan) на электрогитару в 1965 году, что подтверждает, какое огромное значение представляет для людей их любимая музыка.

Иэн Левин вспоминает время, когда тусовщики из Блэкпула и Уигана собрались вместе под крышей манчестерского клуба Ritzна круглосуточный сейшен, устроенный промоутером Нилом Раштоном ( Neil Rushton). Клабберы из «Мекки» явились, чтобы послушать Левина и Кёртиса, а танцоры из «Казино» приехали ради Ричарда Сёрлинга. Уиганцы дали ясно понять, что они думали о Левине.

«Сошлись будто две толпы футбольных фанатов: одна болеет за «Манчестер Сити», другая – за «Манчестер Юнайтед». Ничего хорошего, – говорит Левин. – Мы тогда играли всякое современное диско: Doctor Buzzard’s Original Savannah Band, Tavares, песни ‘ Car Wash’ и ‘ Jaws’ Лало Шифрина ( Lalo Schifrin). А они крутили разные пластинки со стомп-ритмом. Уиганцы в своих майках и широких штанах орали: «Чё за херня! Вали отсюда! Ставь стомперы!»».

Началась кампания против Левина. Фанаты «Казино» накололи значки с надписью «ЛЕВИН, УХОДИ!». В одну из суббот двое из них прошествовали по «Мекке», неся внушительного размера плакат с тем же лозунгом.

Сегодя даже сам Левин кое о чем сожалеет. «Можете записать мои слова: мы зашли слишком далеко, – решительно заявляет он. – Движение северного соула было очень особенным. Мы начали с Carstairsи Марвина Холмса ( Marvin Holmes) – столь же редких, но более современных. Затем ставили Tavaresи Crown Heights Affair, даже Kool & the Gang. В итоге получилось так, что мы уже не могли предложить ничего эксклюзивного. Нам следовало вовремя остановиться, ведь своими действиями мы раскололи сцену надвое».

Большую долю вдохновения Левин черпал из частых визитов в нью-йоркские андеграундные гей-клубы. В таких местах, как Infinityи 12 West, он обнаружил, что ранние диско-мелодии способны передать танцполу не меньше энергии, чем любой северный стомпер.

Помимо особой чуткости Левина (который позднее сделал вторую карьеру как родоначальник хай-энерджи – быстрого варианта диско с явными чертами северного соула), упомянутому расколу способствовали и другие факторы. Поскольку «Казино» работало всю ночь, можно с уверенностью предположить, что его танцоры пьянели сильнее посетителей «Мекки». Кроме того, уиганский зал был значительно больше. Как объясняет Кев Робертс, размер заведения играл очень важную роль: «Для такого просторного танцпола годились только пластинки со зверским темпом». Как часто случается в мире танцевальной музыки, Уиган подчинялся желаниям танцующих, пробуждаемых наркотиками.

Когда музыка изменилась, посетители «Мекки» перешли к заметно более урбанистическому стилю одежды и оказались ближе к моде, чем их уиганские товарищи. Как отметил клаббер и диджей Норман Джей ( Norman Jay), побывавший там в конце семидесятых, их прикид выглядел бы вполне уместным в Лондоне.

Между прочим, можно провести интересные параллели между расколом северного соула и эволюцией джангла/драм-н-бэйса, происходившей много лет спустя. В начале девяностых, когда массы двинулись в клубы, способствуя распространению в них не столь неистовой музыки, «крепкие орешки» рэйв-сцены продолжали отрываться в собственном, практически никому другому не интересном мире. Рэйв-музыка, подобно уиганским стомперам, становилась все быстрее и жестче, а иногда даже казалась пародией на саму себя (без сомнения, такое ускорение поддерживалось изменением наркотических пристрастий). Ирония заключается в том, что благодаря такой крайней «охранительской» позиции родился джангл, а затем – драм-н-бэйс.

В случае с северным соулом добрые плоды принесли прогрессисты, а не традиционалисты. Сегодня в это трудно поверить, но многие считали Кёртиса и Левина еретиками и париями. И все же именно они подарили северному соулу будущее, не дав превратиться в окаменелость.

Новое звучание, зревшее в Blackpool Mecca, сначала определялось такими песнями, как ‘ It Really Hurts Me Girl’ группы Carstairs, в которой, по словам Левина, сохранялось «чувство северного соула, но в сочетании с легким шаффл-ритмом» [61]61
  Ноты играются различными по длительности, обычно первая в два раза длиннее второй, что встречается в блюзе и раннем рок-н-ролле.


[Закрыть]. Но по-настоящему четко перемены обозначились, когда на вертушки попала другая пластинка.

«Мне кажется, что ‘ I Love Music’ от группы O’ Jaysдействительно открыла двери новым синглам, – считает Кев Робертс. – Она подготовила почву для таких вещей, как ‘ Heaven Must Be Missing An Angel’, настоящего монстра северного соула, и ‘ Young Hearts Run Free’, тоже отлично подошедшей северной тусовке».

Пластинку O’ JaysЛевину дал Робертс, который к тому времени покинул Wigan Casinoиз-за ссоры с Рассом Уинстэнли и благоразумно отправился в Нью-Йорк на крыльях компании Sir Freddy Lakers’ Skytrain [62]62
  Билеты этой авиакомпании отличались дешевизной.


[Закрыть](всего 59 фунтов в один конец!), чтобы поохотиться за дисками. Каким-то образом он умудрился заполучить пробный экземпляр из рук нью-йоркского «джока» Тони Джои ( Tony Gioe), который, в свою очередь, раздобыл его непосредственно у продюсера Кенни Гэмбла ( Kenny Gamble).

Успех этого диско-урагана от лейбла Phillyна танцполе «Мекки» убедил Левина окончательно расстаться с оставшимися традициями.

«В тот момент, когда публика приняла ‘ I Love Music’, Иэн поставил крест на северном соуле, – подтверждает Робертс. – Он с головой погрузился в диско. В некоторых кругах слушателей оно сработало, и он привлек новую аудиторию. Но часть напористых тем, которые он ставил, была встречена любителями северного соула холодно».

Пока «Мекка» решительно двигалась вперед, смешивая самые разные ингредиенты – от Philly Internationalдо Funkadelic, – Уиган отчаянно крутил все более жуткие поп-стомперы, например, ‘ Theme From Joe 90’ в исполнении оркестра Рона Грэйнера ( Ron Grainer) и ‘ Hawaii 5–0’ группы Ventures. Ричард Сёрлинг делал все возможное, чтобы сохранить хоть какое-то достоинство при отборе музыки, но один в поле не воин. Казалось, что северный соул пародирует сам себя. Наблюдать это было горько.