Текст книги "Дар Андромеды"

Автор книги: Фред Хойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Испуганный, он добавил, что им не было приказано применять силу, чтобы помешать ей передвигаться по станции.

Гамбуль направилась в компьютерный корпус. Абу Зеки там не было; только два охранника непрерывно ходили взад и вперед по главному коридору. Она увидела Андре, спокойно сидящую перед сенсорным экраном в секции связи.

– Что ты здесь делаешь? – подозрительно спросила Гамбуль.

Андре улыбнулась ей. – Я жду, – сказала она бесцветным голосом. – Вас. Вы – логичный выбор. Она пристально посмотрела на затемненный экран. – Что вы заставили доктора Флеминга рассказать вам?

– Вы… вы знаете об этом? – воскликнула Гамбуль.

Андре кивнула. – Все это предсказуемо. Без сомнения, вы не могли поверить всему, что он сказал. Но я вам покажу. Сядьте рядом со мной. Не пугайтесь. В этом нет необходимости.

Гамбуль придвинула к себе стул. Андре ободряюще кивнула ей, а затем положила ее руки на сенсорные панели управления.

На экране появилась точка света, которая расширилась и исчезла. Затем появились смутные, туманные образы в полутонах.

– Что это? – прошептала Гамбуль.

Голос Андре был ровным и механическим. – Смотрите, – сказала она. – Я объясню. Именно оттуда исходит послание. Только вы будете знать, что оно была рассчитана для вас.

Далеко за полночь две женщины сидели перед экраном, хрупкая, худощавая фигура Андре была напряженной и какой-то гордой; Гамбуль, неподвижная, завороженная, ее глаза пытались усвоить странные образы, которые парили, прояснялись и затуманивались на экране, в то время как ее мозг впитывал тихий шепот Андре, дававшей пояснения.

Абу Зеки был единственным человеком, кроме незаинтересованных охранников, который видел их там. Узнав Гамбуль, он отвернулся. Эта женщина пугала его, и она ему не нравилась. В любом случае, он слышал о ее близости с полковником Салимом. Было бы неразумно связываться с любовницей нового диктатора.

Он пошел в свою комнату и лег на кровать. Он знал, что не сможет нормально заснуть, время было слишком важным. Он радостно думал о дивном новом мире, который родился в тот момент, когда государственное радио объявило о смене правительства. И все же в глубине души у него было смутное предчувствие беды. Он понял, что это был результат его разговора с Флемингом. Ему нравился Флеминг; нравилось, как он видит суть проблемы сквозь внешние атрибуты. Абу хотел научиться быть таким же.

Он намеренно заставил себя переключиться на более приятные вещи – свою жену, своего маленького сына. Но это было бесполезно. Низкое гудение компьютера, казалось, пронизывало сам воздух. Он задремал...

*** ОТСУТСТВУЕТ ТЕКСТ***

...гул. Так что он все еще работал. Он сел и посмотрел на часы. Светящиеся стрелки показывали 3.30. Если женщины все еще были там, то они работали по меньшей мере восемь часов.

Он встал. Небо на востоке уже приобрело розоватый оттенок. Он побежал через весь комплекс к компьютерному блоку. Охранник, спавший на ногах, вздрогнул от испуга. Абу представился, и мужчина прислонился спиной к стене.

Внутри квартала горел яркий свет, а воздух был тяжелым и теплым после резкого ночного воздуха пустыни. Абу медленно двигался вперед. Две женщины все еще были там, уставившись на экран. Голос Андре был таким тихим, что он не мог разобрать, что она говорит, даже когда остановился в нескольких футах позади них.

– Мамзель Гамбуль, – сказал он. – Что происходит? Мисс Андре, это я – Абу Зеки.

Несмотря на все их внимание, он мог быть безмолвным призраком. Он почувствовал укол страха и тихо ушел прочь.

Выйдя на улицу, он остановился и глубоко вдохнул свежий, прекрасный воздух. Он почувствовал себя лучше, и это прояснило его разум. Он понял, что должен делать дальше.

Он побежал в каюту Флеминга. Охранник снаружи, бодрствующий, преградил ему путь. Солдат крикнул через плечо, и дверь открылась. Вышел Кауфман.

– Я должен увидеть доктора Флеминга, – сказал Абу.

Кауфман проворчал, что может войти. Флеминг, полностью одетый, растянулся на своей кровати. Пара стульев, стоящих друг напротив друга, показывали, где отдыхал Кауфман, наблюдая за ним.

Абу грубо потряс Флеминга за плечо. – Доктор Флеминг, – взмолился он, – вы должны немедленно приехать!

Флеминг застонал, открыл глаза и скривил лицо. – Который час? – пробормотал он.

– Почти четыре.

Флеминг вздрогнул и сел. Он боролся с приступом головокружения.

– Доктор принял немного лекарства, – объяснил Кауфман.

– Скоро с ним все будет в порядке.

Флеминг осторожно поднялся на ноги. – В чем дело, Абу? – спросил он, игнорируя немца.

– Я не понимаю, что происходит, – сказал Абу. – Мамзель Гамбуль вчера вечером подошла к компьютеру. Она была с девушкой. Я пошел спать. Они все еще там – в блоке связи. Я заговорил с ними, но они не обратили на это внимания. Они, казалось, не знали, что я был с ними. Они смотрели на экран.

Флеминг провел пальцами по волосам. – Боже мой! Я должен был догадаться. – Он направился к двери. Кауфман встал перед ней, взявшись пухлой рукой за ручку.

– У меня приказ, – сказал он с беспокойством.

Флеминг приготовился к откровенности. Поспешно вмешался Абу. – Он должен прийти, – крикнул он Кауфману, – он нужен для компьютера.

Кауфман с сомнением переводил взгляд с одного на другого. Он был сбит с толку. Компьютер был всем. Его работа заключалась прежде всего в том, чтобы служить ему.

– Если он должен, то должен, – проворчал он. – Но я буду сопровождать вас, – сказал он Флемингу. – Мне приказано следить за тобой.

– Держи мою окровавленную руку, если хочешь, – прорычал Флеминг, – но, ради Бога, пойдем. – Он повернулся к Абу. – Иди и разбуди профессора Дауни, – приказал он. – Скажи ей, чтобы она немедленно подошла к компьютерному блоку.

Воздух и короткая прогулка пошли ему на пользу. Туман в его мозгу рассеялся, и вскоре он почувствовал, что полностью контролирует свои конечности. Он с грохотом распахнул вращающиеся двери и вприпрыжку направился к компьютерному отделу. Тут же охранник направил на него свою автоматическую винтовку. Кауфман сделал шаг в сторону.

Флеминг остановился, уткнувшись грудью в ствол. В конце освещенного коридора он увидел Гамбуль, поднимающуюся со стула. Другая Гамбуль. Она кротко слушала, что говорила Андре. Затем она кивнула и направилась к ним.

Кауфман зашел Флемингу за спину и схватил его за руки, прижимая их к телу. Гамбуль прошла мимо них всех, как будто их не существовало. Ее голова была откинута назад, а на губах играла легкая улыбка.

Флеминг изо всех сил пытался освободиться. – Остановите ее, – крикнул он. – Ради Бога, не дай ей выбраться отсюда.

Он яростно сопротивлялся, но Кауфман держал его. – Ты останешься со мной!

Гамбуль прошла через вестибюль, и послышался звук отъезжающей машины, прежде чем торопливо вошла Мадлен Дауни.

Кауфман отпустил Флеминга и кивнул охраннику. – Они могут пройти.

Флеминг подбежал к пульту и склонился над Андре. Она взглянула на него, а затем откинулась назад, погрузившись в задумчивость. Подошла Дауни. Ее встревожила смертельная бледность девушки.

– В чем дело, Джон? – спросила она. – Что случилось? – спросила она.

Флеминг ухватился за спинку вращающегося кресла и развернул Андре так, чтобы она не могла избежать его взгляда.

– Что ты наделала? – прошептал он.

Она безмятежно улыбнулась. – Что нужно было сделать, – пробормотала она.

– Мадемуазель Гамбуль знает, что делать, – ее губы скривились почти презрительно. – Она не испугалась, когда я показала ей значение.

Внезапно сила и уверенность покинули ее, и она съежилась, как больной, беспомощный ребенок.

Дауни склонилась над ней. – Она безнадежно больна, Джон, – мягко сказала она. – Давайте отведем ее в лазарет.

Флеминг отдал приказ Кауфману. Испуганный и подобострастный, немец вышел вперед, подняв Андре за плечи, в то время как Флеминг взял ее за ноги. Они отнесли ее в лазарет, где Дауни приказала им выйти, пока они с медсестрой укладывали девушку в постель.

Кауфман попытался поговорить с Флемингом, желая успокоить его; он чувствовал, что каким-то образом причастен к катастрофе и его в этом обвинят. Флеминг проигнорировал его, и немец безутешно удалился.

Когда Дауни вышла, она отвела Флеминга от двери. – Она слаба, ужасно слаба, – прошептала она, – как будто ей стоило огромных усилий. Но она засыпает.

Медсестра скажет нам, если будут какие-то изменения. Пойдем ко мне в комнату, я приготовлю кофе.

Пока кофеварка нагревалась, Дауни спросила, есть ли какие-нибудь новости снаружи. – Полагаю, полковник Салим полностью взял на себя руководство?

– Я мало что знаю, – устало сказал Флеминг. – Прошлой ночью Гамбуль накачала меня наркотиками. Заставила меня рассказать ей об Андре. Вероятно, тот же наркотик, что использовали против тебя в Лондоне. После этого она, должно быть, пришла прямо сюда, к компьютеру, и обнаружила, что Андре ждет ее.

– Но почему? – спросила Дауни.

Флеминг вздохнул. – Компьютер выбрал Гамбуль в качестве босса. Я думал, что он выберет Салима, но это умнее. Через нее машина получит власть.

– Как?

– Я не знаю. Каким-то образом машина передала ей то, что Андре не могла выразить словами. Я полагаю, что ей удалось дать Гамбуль такую ужасающую, мгновенную вспышку откровения, которую, как говорят, имеют святые и пророки. Все это так чертовски логично и неизбежно. Как всегда говорит Андре, все это предсказуемо.

Кофе закипел. Мадлен Дауни налила две чашки и передала одну Флемингу.

– У меня еще никогда не было такого чувства, – сказала она. – Как будто все рушится.

Он усмехнулся.

– Ну, мне оно хорошо знакомо, как вам известно. И я на опыте убедился, что обращаться к кому-либо за помощью – например к Осборну – бесполезно. И от насильственных действий тоже большого проку нет, – он яростно помешал кофе, плеснув на блюдце. – А теперь счетная машина взяла верх и от нас уже ничего не зависит. Мы бессильны что-нибудь изменить.

И словно придавая особый смысл его словам, над интелевским поселком пронесся свирепый порыв ветра, послышалось царапанье песка о бетон и стекло. Дауни пошла закрыть дверь, но остановилась, заметив, что по двору бежит Абу Зеки. Молодой ученый несколько секунд не мог отдышаться.

– Доктор Флеминг, – выговорил он наконец. – Полковник Салим убит.

Флеминг кивнул, словно он ничего другого и не ожидал.

– А его приспешники?

Абу облизнул пересохшие губы.

– Не знаю. Я ничего не понимаю. Армейские караулы сняты. В поселке остались только интелевские охранники и служащие. Все они вооружены. Я ничего не понимаю.

Флеминг встал и выглянул за дверь.

– Я объясню вам, что произошло, – сказал он. – Мадемуазель Гамбуль взяла власть в свои руки. Она либо приказала убить Салима, либо сама его прикончила. Она не остановилась бы перед убийством, даже если бы его не потребовала счетная машина. У них предусмотрены все случайности, и раз заговор Салима не удался, значит, так было задумано с самого начала.

Над поселком пронесся новый порыв ветра. Флеминг встряхнул головой, словно песок засорил ему глаза. Он повернулся и захлопнул дверь.

– Президента мадемуазель превратит в свою марионетку. Она будет дергать нитки, а он – плясать, как ей того захочется. То же ждет и всех нас.

Дауни медленно допила кофе.

– Джон, – сказала она, думая о чем-то своем, – это очень странно.

– Странно? Почему? У Гамбуль нет выбора. Она выполняет предписания машины.

Дауни нетерпеливо отмахнулась.

– Я не о политике. Меня интересует ветер. В здешних местах в такое время года не бывает сильных ветров.

– Разве? – спросил он рассеянно. – Это напоминает мне Торнесс. Когда мы с Андре прятались на острове, погода была адская.

– Да, – согласилась Дауни. – Метеорологические условия и там отклонялись от нормы. Я, пожалуй, пойду в лабораторию, – закончила она, сосредоточенно хмурясь, словно уже вела опыт. – Мне очень нужны пробы морской воды.

Флеминг пошел к себе в коттедж. Ветер по-прежнему дул порывисто, то взметая в воздух сотни тысяч жалящих песчинок, то внезапно стихая. Флеминг взглянул на часы. Половина седьмого. Он включил свой коротковолновый приемник, настроенный на программу Би-би-си для Ближнего и Среднего Востока. Неужели им еще долго придется довольствоваться только такой односторонней связью с внешним миром?

Слышимость была отвратительная: голос лондонского диктора звучал то громче, то тише, а иногда пропадал вовсе.

"…Не поступило никаких дополнительных известий о положении в Азаране. Границы по-прежнему закрыты…" – Несколько десятков секунд из приемника доносился только треск и шипение, а когда слышимость улучшилась, диктор уже говорил: "…такие же атмосферные условия преобладают по всей Западной Европе, а также в средиземноморских странах. Сообщения об ураганных ветрах поступают с восточного побережья Африки в районе Адена и от метеорологических станций Исландии и Ньюфаундленда".

Флеминг выключил приемник. Удивительно ли, что даже погода взбесилась, если весь мир неумолимо приближается к неслыханной катастрофе!

Глава 8 Прогноз

На следующий день Жанин Гамбуль вызвала Кауфмана к себе в кабинет. Когда немец вошел, она не подняла головы, и он вытянулся по стойке «смирно», не решаясь напомнить о своем присутствии.

Наконец она кончила писать, холодно посмотрела на него и сказала, так и не пригласив его сесть:

– Положение полностью стабилизировалось. Будьте добры сообщить об этом в Вену, изложив ход событий. Укажите, что мы взяли власть в свои руки и без труда закрепим ее за собой. Сегодня утром президент созывает совещание своего совета. Бедняга, он очень напуган, но понимает, что выхода у него нет. На этом совещании вы будете представлять «Интель». Вот ваши предложения, – и она протянула ему исписанные листы бумаги. Кауфман начал их внимательно читать. Иногда он одобрительно кивал головой.

– Я всегда делал все, что было в моих силах, – произнес он с чувством. – Можете на меня положиться.

– Прекрасно, – она сухо кивнула ему. – А теперь отправляйтесь в резиденцию президента и проинструктируйте его секретаря.

Флеминг с самого начала прекрасно понимал свое положение. Он знал, что он пленник «Интеля», но только наутро после переворота ему довелось убедиться в этом на практике. Работать он не хотел, так как не сомневался, чего именно от него потребуют. Разговаривать было не с кем – Абу вызвала Гамбуль и он ушел в административный корпус. Повсюду расхаживали патрули. Перед завтраком охранник не впустил Флеминга в лазарет, где лежала теперь Андре. Ему удалось только вызвать ее сиделку, от которой он узнал, что больная чувствует себя хуже, но сейчас спит.

Флеминг отправился завтракать и долго сидел за столом, не прикасаясь к черному хлебу, фруктам и маслинам – их обычному рациону, – и только чашку за чашкой пил крепкий сладкий кофе. Потом он неторопливо пошел к лаборатории Дауни. Охранники подозрительно уставились на него, но пропустили.

Дауни работала за лабораторным столом. Она рассеянно поздоровалась с Флемингом и почти не обратила внимания на его слова, когда он сказал, что его беспокоит состояние Андре.

– Мы ничем не можем ей помочь, – пробормотала она, потянулась к стойке с большими пробирками и взяла одну из них.

– Взгляните-ка, Джон! – потребовала она.

Флеминг посмотрел на пробирку в ее руке. Пробирка была до половины наполнена какой-то сероватой, полупрозрачной массой, которая не сразу отлипала от стекла, когда Дауни ее встряхивала. Содержимое остальных пробирок было на вид точно таким же.

– Что это? – спросил Флеминг.

– Пробы морской воды, которые они мне все-таки доставили. – Дауни невесело усмехнулась. – Надо отдать «Интелю» должное; работа его аппарата хорошо налажена. Они не разрешили мне поехать брать пробы самой, но зато в остальном сделали больше, чем я просила. Здесь у меня пробы не только из Персидского залива, но из Средиземного моря, Индийского океана и даже из Западной Атлантики, доставленные на самолете. Таким образом, у меня есть материал для сравнения.

– Но что тут сравнивать? – спросил Флеминг.

Дауни энергично встряхнула пробирку, и жидкость полностью утратила прозрачность.

– Вы видите? – осведомилась она. – А обычная морская вода бывает вот такой. Как вы могли заметить, она не мутнеет.

Флеминг встряхнул пробирку, которую она ему протягивала. А потом взял со стойки еще несколько. Их содержимое каждый раз мутнело.

– А может, Кауфман вас надул и все пробы взяты в одном месте? – осведомился он с усмешкой.

Дауни покачала головой.

– Ну нет. Он ведь выполнял не мои распоряжения, а приказ «Интеля». А вы знаете, что начальства он слушается беспрекословно. Если бы ему приказали доставить мне воду с берегов Антарктиды, он и это выполнил бы. Но поглядите-ка, что происходит, когда эта мутная морская вода попадает в чистую.

Она взяла пустую пробирку, налила в нее чистой морской воды, а потом добавила две капли белесой мути, Они сразу же растворились и исчезли бесследно. Дауни вставила пробирку в держатель, за которым находился рефлектор.

– Посмотрите, что сейчас произойдет, – сказала она.

Постепенно вода на дне затуманилась и вскоре та же белесая муть заполнила всю пробирку.

– Интересно, как к этому относятся рыбы? – пробормотал Флеминг. – А вы знаете, что это такое?

– Бактерии, – ответила Дауни. – Подойдите сюда.

Он послушно подошел к столу с микроскопом, который она быстро настроила.

– Взгляните на это стеклышко, – распорядилась она.

Флеминг приложил глаз к окуляру и присвистнул. Крохотный шаровидный организм вибрировал. У него на глазах он разделился и вскоре обе половинки достигли прежней величины. Через тридцать секунд разделились и они. Флеминг поднял голову.

– А откуда они взялись?

Дауни ничего не ответила. Она достала из термостата предметное стеклышко и положила его под другой микроскоп.

– Это умерщвленная окрашенная особь. Ни малейшего сходства ни с одной из известных мне групп бактерий. Простейший организм, как сами можете убедиться. И ничем как будто не замечательный, если не считать способности размножаться с фантастической быстротой. Если бы эти бактерии не были заключены в пробирки… Если бы в их распоряжении был весь океан… – она не договорила.

Флеминг вернулся к столу и внимательно прочитал аккуратные этикетки на пробирках.

– Районы, где брались эти пробы, – сказал он, – примерно совпадают с теми, которые теперь постоянно упоминаются в сводках погоды: бури, ураганы и прочие прелести.

– Да, – согласилась Дауни. – И одно из этих мест нам прекрасно известно. Весьма насыщенная смесь.

Она осторожно, словно с каким-то страхом, взяла пробирку, помеченную "Минч".

– Пролив между Шотландией и Гебридскими островами, – пояснила она.

– С Торнессом на востоке, – докончил он. – Ну и что?

– Ведь где-то должна быть исходная точка, – ответила Дауни. – И вода там будет более насыщена бактериями, чем в районах, зараженных позднее.

Флеминг уставился на нее.

– Но какие у вас доказательства, что именно в Минче…

Дауни покачала головой.

– Их у меня пока нет. Когда я получила пробы, вода в пробирках была уже насыщена до предела. А о том, каково было процентное содержание бактерий в воде, когда брались пробы, у меня нет никаких сведений. Для окончательного заключения мне нужно получить точные и подробные данные о местоположении центров всех этих ураганов, а также взятые там и сразу же проанализированные пробы воды. Тогда, возможно, выявится какая-то прямая зависимость между этими крошками и погодой.

– А может быть, и не выявится, – возразил Флеминг с натянутой улыбкой. – Послушайте, Мадлен, нам не следует давать слишком много воли воображению и эмоциям. Накопление материала, отбор фактов, выводы – вот необходимые условия. А мы заперты тут и не в состоянии ничего предпринять, хотя вы, конечно, можете изучить строение своей бактерии. Однако «Интель» доставил вам все эти пробы весьма быстро и аккуратно: несомненно, и они предполагают, что изменения погоды вызваны какой-то необычной причиной. Если вы потребуете еще проб отсюда и до Тимбукту… то есть отовсюду, где только есть море, исполнительный Кауфман тотчас отправит туда своих подчиненных с совочками и ведерками. Нам же с вами остается пока внимательно следить за сводками погоды.

Они договорились, что с этого дня будут слушать все сводки погоды, какие только удастся поймать, и отмечать на карте упоминающиеся в них районы.

На скудость материала они пожаловаться никак не могли. В дневном выпуске новостей сводка погоды занимала центральное место. Впервые за всю историю страны на Англию обрушились ураганы, неся опустошение и гибель по всему побережью от Пензанса до Уика. Рухнули мачты линий высоковольтной передачи. В Ланкашире и восточной АНГЛИИ море затопило обширные пространства. И метеорологи не обещали скорой перемены погоды: такое низкое давление до сих пор еще никогда не наблюдалось вне тропиков.

Флеминг и Дауни слушали эту сводку вместе. Записывать подробности не было нужды, а обсуждать услышанное не хотелось. Но тут со стороны пустыни внезапно налетел бешеный ветер, поднимая маленькие песчаные смерчи, застучали открытые двери, задребезжали стекла, и это произвело на них гораздо более гнетущее впечатление, чем далекий голос лондонского диктора. Ветер был сухим и горячим, но Дауни поежилась, точно от холода.

Флеминг вертел ручку настройки. Возникали и глохли слова на неизвестных языках, музыка, опять слова.

Наконец он нашел то, что искал, – позывные "Голоса Америки".

"…Метеорологическая служба Соединенных Штатов, – говорил диктор, – сообщает, что к восточному побережью США движутся новые ураганы, не уступающие по силе ураганам, которые обрушились на запад Европы этой ночью. По мнению американских ученых, в климате Земли наступают изменения, сравнимые с теми, которыми было ознаменовано начало ледникового периода…"

Флеминг выключил приемник,

Дауни встала.

– Я буду в лаборатории, – сказала она.

Следующие два дня они избегали друг друга. Оба остро ощущали свою беспомощность, но добросовестно слушали сводки погоды и записывали названия районов, в которых ураганы свирепствовали с наибольшей силой.

Особенно интересны были данные о скорости ветра. Утром на третий день, прослушав очередную сводку о новых бедствиях в Англии, Нидерландах, Франции и Испании, Флеминг отправился в лабораторию к Дауни. Он увидел, что эти дни она не сидела сложа руки. На одной из стен была повешена огромная карта северного полушария, утыканная разноцветными булавками. Между Гибралтаром и Оркнейскими островами, а также к востоку от Гебрид они сливались в единое пятно.

– А, Джон! – приветствовала его Дауни. – Как видите, определенная закономерность выявляется достаточно четко. Но это еще не все! – И она подвела его к длинному столу у стены, на котором стояло около полусотни пробирок.

– Кауфман, конечно, не успел доставить мне весь материал, о котором я просила. Но вчера прибыло еще десять проб, взятых в различных точках у берегов Англии, Я распорядилась, чтобы после взятия пробы пробирки сразу же кипятили. Эти бактерии гибнут при температуре сорок градусов, и, таким образом, за время перелета количество их не увеличивалось. – Она постучала пальцем по пробирке. – Вот тут их больше всего. Проба взята у берегов Обаншира. Разумеется, это еще не прямое доказательство, но, я думаю, нам достаточно и его. Сейчас сюда должны привезти Андре.

– Но ведь она больна! – возразил Флеминг. – Чем она может нам помочь?

– Она больна и ей становится все хуже, – ответила Дауни. – Вот почему нам следует безотлагательно поговорить с ней. Вы знаете, Джон, что я вовсе не так уж бессердечна, но она может нам помочь, в этом я уверена.

– Решаете вы, – вздохнул Флеминг. – Но мне это не нравится.

Сиделка вкатила в лабораторию инвалидное кресло, в котором полулежала Андре. Флеминг взял ее руку и заставил себя весело улыбнуться. Это было нелегко: девушка невероятно исхудала, и он ужаснулся, заметив, насколько она изменилась с тех пор, как его допустили к ней в последний раз.

Дауни объяснила ей положение вещей, показала пробирки и добавила, что наиболее насыщенная проба была взята в Минче.

– Что такое "Минч"? – спросила Андре.

– Пролив у Торнесса, где все это началось, – ответила Дауни резким тоном.

– Это невозможно. И бессмысленно. К машине это не может иметь никакого отношения. У нее совсем другая задача.

Дауни недоверчиво хмыкнула.

– Другая или не другая, но если так будет продолжаться, то от нас ничего не останется, а заодно и от ее задачи. Попробуйте вспомнить! Подумайте!

– Машина об этом ничего не знает, – настаивала Андре.

– Эта машина… – задумчиво сказал Флеминг. – Но почему-то бактерия кажется мне знакомой… Ваш анализ далеко продвинулся, Мадлен?

Дауни молча подошла к письменному столу и достала папку.

– Вот тут все мои результаты – в двоичном коде. Вам это что-нибудь говорит?

Флеминг отошел с папкой к окну и, сев на подоконник, принялся изучать цифры. Потом он отложил папку и сказал:

– По-видимому, я не ошибаюсь. Все это кажется ужасно знакомым.

– В таком случае это ваша работа! – прервала его Андре.

Он с удивлением обернулся к ней.

– Моя?

– Там, в Торнессе. Вот почему здешняя машина ничего не помнит, – она помолчала, собираясь с силами. – Сколько раз вы пытались уничтожить ту машину, прежде чем вам это удалось?

– Несколько раз.

– После одной из таких попыток она решила нанести ответный удар. При помощи этой бактерии. – Андре бросила на Флеминга холодный, враждебный взгляд, полный отчаяния. – В ваше распоряжение была отдана могучая сила, а вы обратили ее против самих себя. Вы не захотели меня выслушать. Вы никого не слушали. И обрекли на гибель все человечество. А теперь поздно. Вас ждет катастрофа.

В ее голосе была нечеловеческая покорность судьбе. Флеминг отвернулся и пошел к двери. Его охватило тупое отчаяние.

Дня два он прятался от всех в уединении своей комнаты. «Интель» позаботился снабдить своих пленников первоклассной библиотекой, и Флеминг рассеянно перелистывал технические журналы, не улавливая смысла того, что читал. Впрочем, журналы были старые: ураганы мешали поддерживать регулярную? воздушную связь, и хотя самолеты «Интеля» еще совершали рейсы между Азараном и Европой, они перевозили лишь наиболее важные грузы.

Флеминг услышал гудение счетной машины и догадался, что по распоряжению Гамбуль Андре отвезли в машинный зал. Догадывался он и о том, какие расчеты делает машина – что-нибудь вроде ракет-перехватчиков, которыми так гордилось торнесское начальство. Его охватило неприятное ощущение своей причастности к происходящему, и, чтобы отвлечься, он прикинул, что происходит с материалами, по мере того как выходное печатающее устройство выдает их. Даже опытные специалисты по электронике ничего в них не поймут, если их предварительно не расшифровать. Тут он вспомнил про Абу Зеки и стал думать о нем. Не об Абу – первоклассном продукте технологической эры, а об Абу-человеке – глубоко порядочном, добром, с широким кругозором.

Флеминг вскочил с кровати, на которой он провалялся полдня, и решительно взял телефонную трубку. В безнадежной битве и один союзник лучше, чем ничего.

Диспетчер ответил, что доктор Абу Зеки сейчас в машинном зале. У Флеминга не было ни малейшего желания идти туда и смотреть, как машина высасывает последние силы из умирающей Андре. Он попросил соединить его с машинным залом, не считаясь с тем, что их разговор будет, несомненно, записан на пленку.

– Здравствуйте, Абу! Может, мы с вами повидаемся в неофициальной обстановке? Я хотел бы познакомиться с вашей семьей. Боюсь только, что без охраны меня не отпустят.

– Конечно, доктор Флеминг! Ваш визит – большая честь для меня, – осторожно ответил Абу. – Вам будет интересно посмотреть, как живут в Азаране простые люди. Боюсь только, мое жилище покажется вам очень скромным, но вы будете в нем желанным гостем.

Со второй половины субботы и до понедельника Абу был свободен, и они договорились, что Флеминг поедет с ним. Флеминг тут же позвонил Кауфману. Того не было, но секретарша записала все подробности и вечером Флемингу принесли пропуск. По-видимому, в его просьбе не усмотрели ничего странного.

Абу был гордым владельцем маленького итальянского автомобиля, а от интелевского поселка до его деревни было всего двадцать пять миль. Но, объяснил он, контракт обязывал его жить в поселке.

– Моей жене это не нравится, но с нами живет ее мать, – добавил Абу. – А с ребенком столько забот, что время от субботы до субботы проходит очень быстро.

Асфальт сменился булыжником, и вскоре шоссе превратилось в обыкновенный проселок. Абу пришлось снизить скорость. Охранник, еле умещавшийся сзади на дополнительном сиденье, ругался при каждом толчке, но, очевидно, был доволен неожиданной прогулкой, хотя ветер то и дело забрасывал в машину колючий песок.

Дорога, извиваясь, уходила вверх по пологому склону. Кругом вздымались скалы. Очертания невысокой горной гряды впереди становились все более четкими, несмотря на крутившуюся в воздухе пыль.

Абу указал на кучку прямоугольных домиков с плоскими крышами на небольшой площадке под крутым утесом.

– Вот моя деревня, – сказал он. – Вернее, та, в которой я живу теперь. В этих местах люди селились с незапамятных времен. Вон, поглядите!

Флеминг посмотрел, куда указывал Абу. Скалы вокруг были покрыты остатками гигантских барельефов – стилизованные изображения зверей, ряды бородатых воинов. Ни одна фигура не сохранилась полностью. Во многих местах их пересекали глубокие трещины.

– Древние персы, – сказал Абу. – Раньше здесь работали английские археологи, а еще совсем недавно – американцы. Но интересовал их древний храм. Вы его увидите, когда мы проедем следующий поворот.

От храма, ютившегося на обрывистом уступе, сохранились только развалины – над хаосом обрушившихся стен там и сям торчали колонны. Абу объяснил, что колонны эта римские, но во время раскопок были найдены следы других цивилизаций и религий – ассирийской и персидской, а также несколько табличек с египетскими иероглифами.

– Как вам известно, Азаран подпадал под власть многих империй. Но теперь это больше никогда не повторится!

Он свернул с дороги на еле заметную тропу и вскоре затормозил перед маленьким домиком. На пороге стояла его жена – очень красивая молодая женщина. Хотя на ней был арабский костюм, покрывала она не носила.

Когда Абу знакомил ее с Флемингом, она потупилась, но поздоровалась с ним на прекрасном английском языке.

– Лемка училась в Каирском университете – она была одной из первых студенток, принятых туда в соответствии с программой президента Насера, – гордо сообщил Абу.

– Вам жарко, – сказала Лемка. – Войдите в дом, там прохладнее. И какой ужасный ветер!