Текст книги "Дар Андромеды"

Автор книги: Фред Хойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Кауфман вернулся к столу.

– Вы не имеете права! – Его голос перешел в визг. – Я честно веду дело. Я стараюсь помочь вам!

Флеминг подошел к окну.

– Погода как будто не портится, – сказал он. – Самолет должен прибыть вовремя. А пока – помогайте, как вы и обещали. Подтвердите свое распоряжение о предоставлении самолета профессору Нилсону. И обеспечьте, чтобы этот самолет полетел именно в Лондон, а не куда-нибудь еще. На этом ваши функции здесь кончаются. Ну, пишите!

Кауфман, поколебавшись, кивнул. Он взял ручку и открыл ящик стола, словно собираясь достать бланк.

Движения его были молниеносны – через мгновение он уже пятился к двери, держа их под прицелом.

– Это не ваша специальность, господа, – насмешливо сказал он. – Не следует браться не за свое дело! – и, повернувшись, ринулся вниз по лестнице.

Флеминг и Нилсон кинулись за ним. Флеминг увидел, как Абу в холле оглянулся и прыгнул к лестнице. Предостерегающий крик Флеминга и выстрел прозвучали одновременно. Абу тяжело рухнул на пол. Кауфман с разгону налетел на тело своей жертвы, споткнулся и упал. Прежде чем он успел подняться, его схватили Нилсон и подбежавший Юсел. Флеминг бросился к Абу, нагнулся над ним и приподнял. Голова его друга бессильно повисла, изо рта хлестала кровь. Стекленеющие глаза словно о чем-то просили. Но может быть, это ему только показалось. Флеминг бережно опустил на пол безжизненное тело. Нилсон бил Кауфмана, забыв обо всем.

– Перестаньте! – крикнул Флеминг, подходя к всхлипывающему немцу. – Мы не станем вас убивать. Если в мире еще сохранились суды, вам придется отвечать за убийство в Женеве и во многих других местах.

– Но я тут ни при чем! – взвыл Кауфман. – Я только выполнял приказ.

Флеминг с отвращением отвернулся.

– Юсел, – сказал он. – Отвезите его в аэропорт. Отберите у него пистолет. Он сопротивляться не будет.

– Погодите!

Они обернулись и увидели, что в дверях стоит Дауни.

– Что вы все здесь делаете? – спросила она и вдруг увидела тело Абу.

Флеминг рассказал, что произошло, а потом послушно пошел за ней наверх.

– И вы тоже! – приказала она Нилсону и Кауфману. Юсел вышел, вернулся с белым плащом, накрыл им тело убитого и тоже поднялся в кабинет Гамбуль.

Дауни села за стол Гамбуль, Кауфман стоял перед ней. Юсел не спускал глаз с немца. Флеминг, испытывая неприятное чувство, отошел к окну, но Дауни окликнула его.

– Джон! Все это не так просто, как вам, по-видимому, кажется. Мы еще не разделались с герром Кауфманом.

Она поглядела на унылое изукрашенное синяками лицо немца.

– Кому вы подчинялись в Вене?

Кауфман решил было не отвечать, но, оглянувшись на Юсела, передумал и угрюмо пробормотал:

– Правлению.

– Вы сообщили им о смерти Гамбуль?

– Да.

– И кого же назначили вместо нее?

Кауфман отвел глаза.

– Меня.

– Но вы же не член правления?

– Я временно исполняю обязанности директора, – ответил немец, и к нему как будто вернулась уверенность.

– До каких же пор? – спросила Дауни, но не получила ответа.

– Лучше скажите без принуждения, – посоветовал Флеминг.

– Или вы предпочтете, чтобы я свернул вам шею? – добавил Нилсон.

– Сегодня из Вены должны прилететь трое членов правления, – объяснил Кауфман, обращаясь только к Дауни, точно к судье, на снисходительность которого он мог рассчитывать. Дауни как будто почти не удивилась.

– Трое?

– Им следовало приехать гораздо раньше! – Кауфман постепенно воодушевлялся, – Фрейлейн Гамбуль эта работа была не по плечу, она довела ее до умственного расстройства. Но фрейлейн Гамбуль отказывалась от помощи. Если принять во внимание размах нашего предприятия, у нас же не было никакого штата! Но она имела большое влияние на председателя правления, – Кауфман сально подмигнул. – Интересная женщина! Теперь все обстоит по-другому. Я перевел все на настоящие деловые рельсы. У нас будут тут члены правления, и администраторы, и штат – сегодня прибудут уже многие.

– Да неужели? – с интересом спросила Дауни,

– О да! И у нас будут все необходимые человеческие и иные ресурсы. Итак… – Он с торжеством оглянулся на Флеминга и Нилсона, но Дауни перебила его:

– Итак, мы вас всех арестуем, – докончила она невозмутимо. – Это будет нетрудно устроить. А вы, как только самолет приземлится, поможете нам составить зашифрованную вашим личным шифром телеграмму в Вену.

– О чем?

– О том, что члены правления прибыли благополучно, что все обстоит прекрасно и дальнейшая помощь вам не нужна. Кроме того, вы сообщите нам все, что вам известно о вашем председателе и членах правления в Европе – все адреса и номера телефонов, которые имеются у вас здесь.

Дауни повернулась к американцу.

– Я дам вам краткий отчет для Лондона, профессор Нилсон, и столько антибактерий, сколько возможно. К вечеру вы будете уже там.

Глава 12 Чистое небо

Премьер-министр принимал членов чрезвычайного комитета в своем личном кабинете на втором этаже дома номер десять на Даунинг-стрит. Хотя это тщательно скрывалось от широкой публики, он уже два дня не вставал с постели. Доктора объявили, что у него астма – но в сущности той же болезнью страдали теперь все пожилые люди, вынужденные дышать разреженным воздухом. Известие о чуде Дауни в Азаране уже достигло Уайтхолла, но результаты его пока еще никак здесь не сказывались.

Однако премьер-министр поднялся, чтобы поздороваться с министром науки и Осборном.

– Рад, что вы добрались благополучно, – прохрипел он. – Дела обстоят по-прежнему скверно?

– Чудовищно, сэр, – объявил министр. – Все низины у Хаммерсмита залиты водой, все шоссе затоплены, – он закашлялся.

– Да, нам с вами приходится туго, – заметил премьер-министр. – Мы первые протянем ноги. Что, впрочем, разрешит немало политических проблем. Скоро в Англии будет самый молодой кабинет за всю ее историю – Кабинет Уцелевших.

Министр науки вежливо засмеялся.

– Неприятно то, сэр, что Лондонский аэропорт затоплен. Гэтвикский аэродром уже давно вышел из строя. А министерство гражданской авиации не может сообщить ничего обнадеживающего о Герне. Я хотел бы просить вас дать распоряжение министерству военно-воздушных сил срочно освободить аэродром в Лайнгеме для внеочередной посадки. И обеспечить два вертолета для доставки сюда пассажиров и груза. Они могут сесть в Гайд-парке. Там хватит места, несмотря на все пункты первой помощи и полевые кухни.

– Это означает, что у вас есть еще какие-то новости, Берти! – сказал премьер-министр. – Право, вам иногда следует сдерживать вашу любовь к драматическим эффектам.

– Нам радировали из Азарана, сэр, – вмешался Осборн. – Профессор Нилсон летит в Лондон.

– А антибактерии?

– Он везет, сколько было возможно взять. К сожалению, скверная летная погода не позволяет брать много груза. Но и этого хватит для снабжения тысячи установок.

– По всему миру?

– Да, – ответил министр науки. – Должен сказать, сэр, что международный дух сотрудничества просто великолепен. Япония предложила все свои уцелевшие танкеры, чтобы выбрасывать антибактерии в основные морские течения вроде Гольфстрима. Советский Союз отдает под их разведение пять крупнейших химических заводов. Пятьдесят процентов американских нефтеочистительных установок уже подготовлены. Наши саперы надеются к субботе привести в порядок все газомеры на побережье; мы мобилизовали все молочные цистерны и бензовозы частных фирм, и они уже сосредоточиваются в назначенных пунктах.

– Прекрасно! – прохрипел премьер-министр. – Будем надеяться, мой милый, что это произойдет не слишком поздно для кое-кого из нас. Когда Нилсон прилетит, вы, конечно, станете с ним совещаться. Но потом пришлите его сюда. Я хотел бы обсудить с ним его планы. И надо подготовить заявления для радио – люди нуждаются в словах ободрения и надежды.

Однако лишь на следующий день вечером премьер-министр наконец решил, что у него есть право сообщить миру о появлении надежды на спасение.

Предыдущие сутки были заняты лихорадочной деятельностью. Тысяча пробирок с культурой, которые привез Нилсон, оказалась ничтожно малой, когда началось распределение. Сотня была тут же отправлена на английские установки – для экономии времени обслуживающий персонал получил от Нилсона устные объяснения. Тем временем печатались инструкции на языках стран, которые должны были получить антибактерии, а армейские радисты связывались с этими странами, сообщая необходимые сведения и примерное время прибытия материала.

Передача началась с заявления президента Азарана.

Несмотря на помехи и трудности радиосвязи, его напевный голос можно было услышать почти по всему земному шару.

"В течение многих веков народ Азарана считался отсталым. Но для нас большая радость и честь, что сегодня мы можем принести спасение остальному миру. В нашей стране атмосферные условия уже улучшаются и нам становится легко дышать. Мы от всего сердца надеемся, что вскоре так же легко дышать станет всем людям на Земле".

Затем произнес свою историческую речь английский премьер:

"Пробирки с искусственно полученными бактериями, которые нам доставили из Азарана, могут положить конец катастрофе, постигшей человечество. С помощью ученых, от которых теперь зависит наша судьба, правительства всех стран делают все, что в их силах. В Соединенном Королевстве бактерии уже выращиваются в установках и перекачиваются в море. Первые партии культуры уже прибыли в лаборатории стран, дружно сотрудничающих в этом крестовом походе против всемирной гибели. Новые партии антибактерий поступают из Азарана и будут распределяться со всей возможной быстротой. Дружные усилия во всех уголках Земли помогут очистить море, и мы опять будем дышать родным воздухом наших стран".

Премьер-министр без сил откинулся на спинку кресла и отдыхал, пока его речь переводилась на пять рабочих языков ООН. Потом он потребовал свою машину. Обернувшись к сопровождавшим его лицам, он просипел:

– Мне хотелось бы посмотреть, господа, насколько обещания, которые я только что дал, соответствуют действительности. Кажется, в порту есть установка?

Лимузин премьера в сопровождении полицейской машины проехал по темным улицам Сити, мимо Тауэровского моста. Он медленно пробирался среди обломков и после бесчисленных объездов в конце концов все-таки остановился у старой пристани.

Шел мелкий холодный дождь, но и он был приятной передышкой от непрерывных штормов и ураганов. У воды стояли два человека в дождевиках, следя за сигналами темной фигуры в полицейской моторной лодке. Они удивленно вздрогнули, узнав в сгорбленном старике премьер-министра.

– Мы проверяем высвобождение азота, сэр, – объяснил один из них. – Антибактерии были рассеяны здесь шесть часов назад.

– Ну и как? – спросил премьер.

– Отлично, сэр. Вот посмотрите сами.

Речная вода, освещенная прожектором моторки, казалась черной и грозной. Но вдруг над ее поверхностью возник и лопнул пузырь. А за ним еще два.

– Так происходит по всей реке, сэр. Пузыри наблюдаются уже два с половиной часа. Это высвобождается азот, когда вторая бактерия пожирает первую.

К пристани подъехала еще одна машина. Осборн, предупрежденный секретарем премьера, привез с собой Нилсона. Премьер-министр с улыбкой помахал им рукой.

– Но я надеюсь, что лечение не окажется опаснее болезни? – спросил он у американца. Нилсон покачал головой.

– Нет, сэр. Антибактерия погибает в условиях, которые сама же создает. Профессор Дауни провела исчерпывающую проверку. У этой бактерии есть только один враг, один источник питания – бактерия, полученная в Торнессе. Едва запас этих бактерий истощается, как вторая бактерия гибнет.

– Точно так же антибиотики уничтожают микроорганизмы, а потом разрушаются…

– С той разницей, что на этот раз, мы полагаем, уничтожение будет полным…

Премьер-министр с улыбкой перебил Нилсона:

– Я вижу, вы полностью контролируете свою антибактерию.

Он постоял еще немного на краю пристани, глядя, как лопаются пузыри.

Через двадцать четыре часа после возвращения Нилсона в Англию положение в Азаране совершенно изменилось. Самолеты десятка стран вылетели туда с учеными и техническим персоналом, чтобы помочь Дауни и наладить связь. Были сформированы специальные силы ООН, однако президент намеревался прибегнуть к их помощи, только если «Интель» начнет вооруженные действия. Дауни теперь могла без помех заниматься своим основным делом.

Впрочем, «Интель» вскоре без лишнего шума прекратил свое существование. Международная полиция в тесном сотрудничестве со службами безопасности разных стран, используя сведения, которые Нилсон доставил в Лондон, обыскала и закрыла штаб-квартиры концерна в Вене, Цюрихе и Гонконге; кое-какие имена в захваченных документах вызвали замешательство в некоторых высокопоставленных кругах. Два самоубийства и ряд отставок по причине плохого здоровья прошли почти незамеченными во всемирной борьбе с последствиями катастрофы, но от всемогущего концерна остались только опустевшие конторы в разных странах да бесполезные невостребованные миллионы в сейфах швейцарских банков. В Азаране главным центром производства антибактерий заведовала теперь Мадлен Дауни, а счетной машиной – Джон Флеминг. Оба они стали знаменитостями.

Вскоре после того, как Флеминг сам передал Кауфмана в руки международной полиции, его ждало переживание, оставившее неизгладимый след в его душе. Он собрал личные вещи Абу, оставшиеся в рабочем столе покойного ученого, и поехал в деревню к Лемке, испытывая некоторое облегчение при мысли, что адъютант президента уже сообщил ей о смерти мужа.

В дворике полуразрушенного дома царила глубокая тишина. На веревке сохло белье. В тени осевшей стены стояла колыбель. В наспех сложенном очаге тлел хворост. Флеминг позвал, и в дверном проеме появилась Лемка.

– Я приехал, чтобы сказать… – начал Флеминг.

– Не говорите мне, что вы очень сожалеете, – перебила Лемка, отворачиваясь и подходя к бельевой веревке. – И не говорите мне, что это не ваша вина.

– Я не хотел, чтобы за меня пришлось расплачиваться вашему мужу, – пробормотал он.

Она гневно обернулась.

– За вас пришлось расплачиваться всем нам!

– Вы же знаете, что я его любил. Очень любил. Я приехал узнать, нельзя ли что-нибудь сделать… – произнес он умоляюще.

Лемка старалась сдержать слезы.

– Вы сделали достаточно. Вы спасли мир – от последствий собственных ошибок. И думаете, что все хорошо!

– Я старался остановить… – он не договорил.

– Вы старались, а страдали мы. Эта девушка – ваша девушка – была права, когда сказала, что, вы обрекали на гибель всех нас. Поезжайте к ней и послушайте, что она скажет теперь!

– Она умирает.

– Вы и ее убили? – в ее взгляде было больше жалости, чем ненависти. Флеминг не знал, что ответить. Он положил сверток с вещами Абу возле колыбели и ушел.

Вернувшись в поселок, Флеминг кружным путем прокрался в свой коттедж и, достав из ящика бумажные ленты и собственные расчеты, принялся их изучать.

Когда Дауни отказалась помочь ему, он отложил эти материалы, так как знал, что один он бессилен – просто он недостаточно знал биохимию. В лазарете он не был целую вечность, потому что не мог смириться с мыслью о смерти Андре и уже не верил, что у Дауни найдутся силы, время или желание помочь ему.

Дауни теперь обосновалась в административном корпусе в центре быстро сплетенной паутины радио– и телефонной связи, давая указания и советы ученым, занятым производством антибактерий по всему миру. Он не знал, как она справляется с этим и спит ли она когда-нибудь – он давно ее не видел.

Флеминг сидел, угрюмо уставившись на ряды цифр. Потом откупорил бутылку виски и попробовал разобраться в них. Была уже полночь, когда он нетвердым шагом прошел по пустынному двору к лаборатории.

После окончания предварительных опытов большие танки для выращивания культуры были перенесены в административный корпус, где хватало места для всех новых помощников Дауни. В лаборатории теперь царил безжизненный порядок. Флеминг нащупал выключатель. Свет загорелся. Электросеть в основном была восстановлена еще накануне.

Он сам не знал, из каких тайников памяти вдруг всплывали нужные сведения, полученные еще в студенческие дни, а может быть, некоторую роль тут сыграло и виски. Медленно, неуверенно, с пьяным упорством он начал претворять свои расчеты в химические реакции.

Флеминг чувствовал, что идет примерно по правильному пути, но был вынужден с горечью признать, что самые примитивные процедуры прикладной химии были ему, в сущности, не по зубам. Ему не хватало терпения и аккуратности, но упрямство и воспоминание о жалости в глазах Лемки не позволяли ему сдаться. Он не заметил, что электрический свет давно растворился в солнечном, и не услышал, как открылась дверь.

– Ну и кавардак! – произнес голос Дауни. – Во что превратилась моя лаборатория! Что это вы затеяли?

Флеминг сполз с высокого табурета и потянулся.

– А, Мадлен! – сказал он. – Я пробовал синтезировать средство для Андре. Главная цепь как будто получается, но вместо боковых цепей выходит черт знает что.

Дауни оценивающе оглядела плоды его трудов на нескольких столах.

– И не удивительно, – воскликнула она. – Вы настряпали что-то невероятное. Лучше предоставьте заниматься этим мне.

– Но я думал, вам некогда. Я думал, у вас есть время только для мировых проблем.

Дауни, не обращая внимания на его слова, просматривала уравнения.

– Несомненно одно: если в ее крови или гормонах не хватает какого-то химического компонента, его можно возместить химическим же путем. Но у нас нет уверенности, что это именно то, что требуется.

– Но почему? – возразил он. – Это же рецепт нашего электронного начальства!

Дауни задумалась.

– Зачем вам это нужно, Джон? – спросила она. – Вы же всегда боялись ее. Всегда хотели от нее избавиться?

– А теперь я хочу, чтобы она жила!

Дауни внимательно посмотрела на пего, и ее губы тронула улыбка. Она сняла халат, висевший на стене.

– Идите позавтракайте, Джон. А потом возвращайтесь сюда. У меня есть для вас работа.

Они работали в совершенной, почти инстинктивной гармонии, тщательно избегая каких бы то ни было споров – эмоциональных или этических. Они говорили только о невероятных сложностях их работы. Это продолжалось десять дней незначительную часть десяти ночей. Они наспех просматривали сообщения о повышении атмосферного давления по всему миру и о заметном падении силы ветра и тотчас забывали о них.

Опасаясь неудачи, Дауни не сказала Флемингу, что начала делать инъекции Андре еще до того, как проверка была полностью завершена. Этическая сторона вопроса ее не беспокоила: Андре могла умереть в любую минуту.

Флеминг по-прежнему не навещал больную. Он чувствовал, что сможет прийти к ней, только когда станет ясно, что спасительное средство наконец получено. Он знал, что Дауни регулярно заходит в лазарет, но сознательно не спрашивал ее об Андре.

А Дауни, наблюдая медленное улучшение в состоянии своей пациентки, все еще боялась поверить в свою победу. Только когда пришел врач и провел полное и всестороннее обследование больной, она решилась признаться хотя бы себе, что невозможное произошло.

На следующей неделе Флеминг как-то вечером пошел а машинный корпус. Ему требовался помощник-неспециалист, и он пригласил на эту должность Юсела, отчасти чтобы как-то облегчить свою совесть: жалованье было большим, а это могло пригодиться Лемке и ее сыну.

Когда Дауни вошла в зал, Юсел под каким-то предлогом тактично оставил их одних.

– Джон, – сказала она. – Андре здесь.

Флеминг удивленно оглянулся:

– Где?

– За дверями, – Дауни угрюмо улыбнулась его удивлению. – Она выздоровела, Джон. Нам это удалось. Ей больше ничего не грозит.

Сначала ей показалось, что Флеминг вообще решил кичего не говорить, но потом он спросил обиженно:

– Почему вы мне раньше ничего не сказали?

– Я не была уверена, выздоровеет ли она.

Флеминг глядел на Дауни с недоверчивым удивлением:

– Так, значит, вы ее вылечили и сразу же привели сюда – к машине! Как все это просто! Словно продумано заранее, словно мы чьи-то орудия – и только! – Нахмурившись, он отвернулся. – Что мы теперь противопоставим ей? И машине?

– Это зависит от вас, – ответила Дауни. – Я ничем вам помочь не могу. Моя работа здесь окончена. Завтра я улетаю домой.

– Вы не имеете права! – воскликнул он. – Вы не можете бросить меня вот так… когда она опять здесь.

Впервые он просил о помощи. И Дауни ответила мягко:

– Послушайте, Джон. Вы же не ребенок, который прячется за материнскую юбку. Вы считаетесь ученым. Андре не использовала нас с вами как орудия. Это мы поставили мир на грань катастрофы. И это Андре его спасла, – она пошла к двери и сделала знак Андре войти. – Мы еще увидимся перед моим отлетом.

Андре быстро подошла к Флемингу, улыбаясь как счастливая школьница. Она все еще была очень худа и бледна, но не казалась больной. Наоборот, ее переполняла жизнерадостная энергия, придававшая ее красоте какуюто особенную тонкость, и Флеминг против воли оттаял.

– Я просто глазам своим не верю, – сказал он.

– Вы не рады?

– Конечно, рад…

– Вы меня боитесь? Но я сделаю так, как решите вы. Одно я знаю твердо: расстаться мы не можем.

– Тогда уедем отсюда, – Флеминг оглянулся на серую громаду машины. – Только сначала уничтожим ее – и на этот раз основательно. А потом отыщем для себя какой-нибудь спокойный уголок.

– Хорошо, – ответила Андре. – Но вы решили так, обдумав все? По-настоящему?

Она взяла его за руку и подвела к машине.

– Я покажу вам то, что показывала мадемуазель Гамбуль. Станьте поближе ко мне.

Машина замурлыкала. Экран засветился. Словно при наводке на резкость кинопроектора, тени уменьшались, приобретали четкость и перспективу.

– Похоже на Луну, – пробормотал Флеминг. – Мертвые горы, засыпанные пылью долины.

– Это не Луна, – прошептала Андре, не отводя глаз от экрана. – Это планета, откуда были посланы радиосигналы.

– Они хотят показать себя?! Какие странные эффекты освещения…

– У них голубое солнце, – объяснила Андре.

Теперь на экране расстилалась бесконечная равнина, сливавшаяся на горизонте с черным небом. На переднем плане высились огромные продолговатые предметы, расставленные без всякого порядка и, по-видимому, глубоко ушедшие в рыхлую поверхность равнины. У Флеминга по коже забегали мурашки.

– Господи! – прошептал он. – Что это?

– Это они, – ответила Андре. – Те, кто послал весть. Те, на кого, по-вашему, похожа я.

– Но ведь они неживые. То есть, – поправился он, – они неподвижны. И их оболочка всюду кажется однородной. Как же они видят?

– Глаза им были бы бесполезны. Свет голубого солнца разрушил бы ткани и нервные волокна того типа, который известен вам. Они видят по-иному, и остальные их органы чувств не похожи на те, которые развились у живых существ… – она заколебалась, но докончила: – … Таких, как мы.

Изображение на экране замерцало, стало гаснуть и исчезло.

– И это все? – спросил Флеминг, чувствуя себя обманутым.

Андре повернулась к нему. На лбу у нее блестели капли пота, зрачки расширились.

– Да, – улыбнулась она. – Это все. Они – Те. Они хотели, чтобы мы увидели их планету. Они считали, что этого будет достаточно. Может быть, это предупреждение. Может быть, они хотели, показать нам, что несет с собой время и как избежать гибели. Как стать такими, как они.

Флеминг посмотрел на темный экран. И снова словно увидел эти жалкие в своей неподвижности формы.

– Нет, – сказал он.

– Но ведь надо только указать возможный путь, – возразила Андре. – Пройдут миллионы лет, прежде чем Земля…

Они спорили еще долго, и наконец Андре сказала:

– Вы твердо знаете, чего хотите? Вы хотите уничтожить все это? – она выразительным жестом указала на машину.

– Да! – сказал он твердо. – Я хочу именно этого.

Андре протянула ему небольшую кассету с магнитофонной лентой.

– Что это? – спросил Флеминг, отдергивая руку.

– Это кассета снятия программы. Она стирает все записи в секторе памяти. Если ее ввести в машину, через несколько минут та превратится в бесполезную массу металла и стекла.

Флеминг вместе с ней подошел к вводному устройству. Он смотрел, как Андре вставила кассету на место и повернула щелкнувший фиксатор. Его взгляд скользнул к красной кнопке на панели управления. Он протянул руку, но Андре мягко остановила его.

– Я знаю, что вы делаете ошибку, – сказала она. – Пусть это будет кто-нибудь другой. Мы оставим записку. Только кому?

– Юселу, – весело улыбнулся Флеминг.

– Хорошо, – согласилась она. – И он включит вводное устройство, ни о чем не подозревая.

Андре написала несколько слов на первом листке блокнота у кресла оператора и крупными печатными буквами вывела имя Юсела.

– А теперь, – сказала она, – увезите меня отсюда.

В автомобиле Андре прижалась к его плечу. Флеминг уверенно вел машину по дороге, столь для него памятной. Потом свернул прямо к горам, чтобы не разбудить спящих жителей деревни Лемки.

Рука об руку они поднялись по козьей тропе к развалинам древнего храма. Когда они добрались до широкой лестницы, которая вела к обрушившемуся портику, Флеминг молча остановился.

– Зачем мы сюда пришли? – прошептала Андре.

– Дышать! – ответил он и, откинув голову, глубоко вздохнул всей грудью.

Андре тоже посмотрела вверх – на небосвод, совсем темный над гребнем горы, куда почти не достигал лунный свет. Там блестела Полярная звезда. А неподалеку мерцала еще одна звезда.

– Это Бета Кассиопеи, – сказал Флеминг, не сомневаясь, что она глядит туда же, что и он. – Еще ее называют Красавицей в кресле. Видишь, как она сидит?

– Нет, – засмеялась Андре, продолжая смотреть на небо. – Но теперь я знаю, зачем вы привезли меня сюда. Вон то светлое пятно между Полярной звездой и вашей Красавицей.

– Да, – ответил он и обнял ее за плечи, словно оберегая от опасности.

– Андромеда, – прошептала она. – Моя тезка.

– Их родина. Этих созданий, неподвижных, безглазых, только мыслящих. – Он отвернулся от звезд. – Какая-то нелепость. Вспомни машину, которую они заставили нас построить в Торнессе. Вспомни, как она сожгла твои руки!

Андре кивнула.

– Я помню. Но если бы машина была очень мудрой, очень благостной, вы стали бы ей противиться?

Он покачал головой.

– А сделав ее жестокой и беспощадной, они вынудили вас взять контроль в свои руки. Вот почему здесь, в Азаране, мы изменили счетно-решающие цепи и лишили машину собственной воли. Так это и предполагалось.

– И дрянь, жрущая азот?

– Конечно. Ее появление должно было окончательно обеспечить переход контроля в руки людей. Чтобы окончательные решения принадлежали им, а не машине. Был допущен только один просчет. Они не учли, что машина может быть совсем разрушена. Если бы вы не сделали того, что сделали в ту ночь в Шотландии, бактерии были бы уничтожены гораздо раньше.

Флеминг положил руки ей на плечи.

– А ты? – спросил он. – Каково было твое назначение? Обеспечить машине всю полноту власти?

– Нет. Я должна была найти тех, кто сумел бы правильно ее использовать, – она начала теребить пуговицу его пиджака. – Но вы мне не доверяли. Хотя… хотя сами же хотели напролом пройти к совсем новым знаниям. – Внезапно она отошла от него. – Это все, Джон. Остальное в ваших руках.

– А ты? – спросил он.

– И я тоже.

– Но что ты такое?

– Плоть и кровь, – ответила она, подходя к нему. – Изделие Дауни.

Он сжал ее лицо в ладонях и повернул так, что свет ущербной луны отразился в ее глазах.

– Если в мире бывают чудеса, то это, наверное, чудо! – сказал он.

Взявшись за руки, они начали спускаться по тропе.

– Я помню тот вечер, когда мы начали принимать сигнал, – задумчиво произнес Флеминг. – Я что-то лепетал про новое Возрождение. Пьян был немножко. А Бриджер сказал: "Когда падают все опоры, человеку надо за что-то держаться". – Он обнял Андре и притянул к себе. – Чем раньше я начну учиться держаться за тебя, тем лучше, верно?

Она улыбнулась, но ее еще что-то тревожило.

– А дар Андромеды? – спросила она.

Они уже спустились на равнину, и Флеминг вдруг ускорил шаги. Опять схватив Андре за руку, он потащил ее к автомобилю.

– Куда мы так торопимся? – спросила она.

Флеминг оглянулся и снова громко рассмеялся.

– Спасать ее! – Он выкрикнул это так громко, что в скалах прокатилось эхо. – Мы как раз успеем опередить Юсела. Новое Возрождение начнется примерно через час – если мы поторопимся.

Он усадил Андре в машину, но прежде чем сесть самому, на мгновение остановился и посмотрел в уже бледнеющее небо. Звезды гасли одна за другой. Но между Красавицей в кресле и Полярной звездой он разглядел в неизмеримых просторах пространства туманное пятнышко великой галактики Андромеды.

notes

Примечания

1

По должности (лат.)

2

Мой друг Кауфман (нем.)

3

мой дорогой доктор (нем.)

4

Ваше здоровье (фр.)