Текст книги "Дар Андромеды"

Автор книги: Фред Хойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Дауни молча сделала знак, чтобы посмотрели и они. Один за другим ее помощники приобщались к торжеству этой минуты: была создана жизнь – пусть неизмеримо крохотная, но жизнь!

Дауни с трудом опомнилась и вернула к действительности молодых энтузиастов. Ведь пока они получили только редчайший научный экспонат. Настоящая проверка была еще впереди. Каждой бактерии предстояло превратиться в миллиарды бактерий, чтобы можно было заполнить пробирку. А потом их надо еще было бросить в бой против организмов, враждебных им по самому их замыслу.

Бесценные и такие маленькие капельки были помещены в различные питательные среды. Теперь пришлось целых шесть часов сидеть сложа руки и ждать. В девяти пробирках бактерии погибли, в трех оставшихся среда была насыщена ими до предела.

Содержимое этих пробирок было перенесено в другие, большей емкости. Бактерии продолжали бешено размножаться. В первом часу ночи Дауни решила начать критическую проверку.

Она наполнила пробирку мутной морской водой из танка, кишевшей роковыми бактериями. Пробирку заткнули стерильной резиновой пробкой. Один из помощников набрал в шприц новую культуру и передал шприц Дауни. Игла пронзила резиновую пробку, и муть поглотила светлую каплю.

– Теперь снова надо ждать, – сказала Дауни, и только легкая дрожь в голосе выдала обуревавшее ее волнение. – Выпьем пока кофе.

Она никому в поселке не говорила, насколько близок успех, – слишком велико было бы разочарование, если бы она ошиблась. Однако когда период ожидания подходил к концу, в лабораторию заглянул Абу Зеки, привлеченный светом в окнах.

– Входите, входите! – приветствовала его Дауни. – Вы пришли как раз вовремя, чтобы разделить с нами радость успеха или придумать какое-нибудь оправдание неудаче.

– Что-нибудь получилось? – спросил он.

Дауни неуверенно усмехнулась.

– Теоретически – да. А на практике… Сейчас увидим.

Она подошла к своему столу, где стоял стерильный термостат с пробиркой, и, осторожно достав пробирку, поднесла ее к свету. Остальные сгрудились у нее за спиной. На две трети пробирка была заполнена прозрачной водой. Дауни подняла ее еще выше, и все увидели, как к пробке поднялось несколько крохотных пузырьков освобожденного газа.

Дауни заставила себя очнуться.

– Пробирка очистилась за шестьдесят три минуты, – пробормотала она. – Теперь испробуем их в танке.

Больше уже не нужно было заботиться о стерильности и точности измерений. Они вылили в танк две пробирки с новой культурой и принялись наблюдать за процессом. Постепенно в мути начали образовываться прозрачные участки, а к поверхности неторопливо поднимались пузырьки, лопались и тотчас сменялись новыми.

– Это высвобождается азот, – сказала Дауни. – И давление в танке меняется.

Действительно, стрелка барографа медленно, но упрямо ползла вверх.

– Вы сделали это! – воскликнула ассистентка.

– Мы это сделали, – поправила Дауни. – Остальное – только вопрос организации массового производства. Мы немного отдохнем, а потом определим скорость размножения, воздействие на нее температуры и солености воды.

Она повернулась к Абу:

– Им пора заняться подготовкой массового производства. Сходите к Гамбуль или к Кауфману и предупредите, что я приду к ним завтра… то есть сегодня с раннего утра.

Ей не понадобилось ехать в город к Гамбуль. Глава «Интеля» сама явилась к ней, когда Дауни еще завтракала. Гамбуль просто попросила инструкций, словно была скромной ассистенткой профессора.

В результате через час коротковолновые передатчики передавали приказ за приказом в штаб-квартиру «Интеля» в Вене: покупать за любую цену и в любой стране фосфаты, белки и аминокислоты и отправлять их в Азаран по воздуху и водой; нанять инженеров для очистки нефтехранилищ от нефти и превращения их в танки для выращивания новой культуры; перестроить старый нефтепровод и проложить новые трубы, чтобы прямо качать антибактерии в Персидский залив.

В ответ пришло только подтверждение, что распоряжения получены. Ни вопросов, ни заверений, ни просьб об отсрочке. В ту же ночь прибыли первые самолеты с инженерами и грузом химикалий. Два самолета разбились, попав в бурю над восточной частью Средиземного моря, третий взорвался при посадке, так как в эту минуту над аэродромом проносился смерч, но остальные прибыли благополучно.

Весь следующий день воздушный мост работал непрерывно, и первый грузовой пароход, наспех зафрахтованный в Кейптауне, радировал примерное время своего прибытия.

Через неделю после первого лабораторного испытания большие количества антибактерий начали выбрасываться в море у азаранского побережья в десяти пунктах, выбранных со строгим учетом местных течений. Результат сказался уже через двенадцать часов.

Флеминг, которому разрешили поехать на побережье вместе с Дауни, стоял у самой воды, где пустыня переходила в огромный золотой пляж, и как завороженный следил за пузырями азота, непрерывно лопавшимися в волнах. На море был шторм, но даже кипящая пена не могла скрыть эти пузыри, и он испытывал какую-то особую легкость, вдыхая восстановленный воздух.

Обратно они отправились только на третий день.

– Теперь надо найти способ тайно отправить антибактерии с Нилсоном в Европу, – сказала Дауни. – Все это очень мило, но эффект получается сугубо местным: как видите, на погоде он не сказался вовсе.

– Надежды на то, что «Интель» сам вышлет антибактерии, нет никакой? – Флеминг напряженно щурился, вглядываясь в дорогу, так как внезапно хлынул ливень с градом и через ветровое стекло почти ничего не было видно.

– Никакой! – отрезала Дауни. – Они согласны снабжать остальной мир, только если будут приняты их условия. А какие именно – это пока тайна. Но догадаться нетрудно.

Голос Дауни потонул в вое ветра, чуть не перевернувшего машину.

– Погода ухудшается, – крикнула она с тревогой. – Может быть, мы допустили какую-нибудь ошибку? Вы видите, что происходит, Джон?

Флеминг кивнул, наклонившись вперед,

– Мы обрабатываем море только здесь и больше нигде. В атмосферу непрерывно поступают миллионы кубических футов азота. В результате в строго ограниченной зоне создается конус высокого давления, повсюду вокруг давление чертовски близко к пулю, а первые бактерии пожирают весь высвобожденный азот. Таким способом мы ничего не добьемся и только устроим серию хорошеньких ураганов.

– Какой бессильной и ничтожной чувствуешь себя из-за всего этого… – пробормотала Дауни.

Около часа Флеминг вел машину молча, стараясь не потерять дороги в этом калейдоскопе дождя, грязи и ветра.

Милях в десяти от города ветер стих, хотя дождь не прекратился. Воздух стал ненормально прозрачным и создавалось обманчивое впечатление, будто далекие предметы находятся гораздо ближе к автомобилю, чем было на самом деле.

– Взгляните-ка вон туда! – сказал Флеминг, мотнув головой в сторону гор на горизонте.

Их силуэты четко вырисовывались на более темном фоне лилово-черных туч, которые неслись позади них. А прямо над массивом завивалась гигантская серая облачная спираль, расширявшаяся кверху и непрерывно менявшая очертания.

– Это тайфун, – сказала Дауни. – Мы находимся в мертвой зоне около его центра. Дай бог, чтобы он не сместился сюда.

– Эта воронка, по-моему, стоит прямо над деревней Абу, – пробормотал Флеминг. – Как бы чего-нибудь не случилось с его семьей! Но может быть, они заметили приближение туч и успели укрыться в пещере, где прячется Нилсон.

Однако только Лемка поднялась в пещеру до тайфуна. Она принесла Нилсону еду, а он, заметив странную неподвижность воздуха и бешено мчащиеся на юг тучи, не отпустил ее.

Сначала Лемка пыталась спорить: ее мать и мальчик перепугаются бури. К тому же Юсел обещал приехать и рассказать о том, как он думает вывезти Нилсона с запасом бактерий из страны. Но когда тайфун налетел и загнал их в пещеру, она в ужасе умолкла.

– Ни с вашим братом, ни с вашей семьей ничего не случится, – уговаривал Нилсон, но сам он далеко не был уверен в этом.

Его предсказание не сбылось. Юсел приехал почти сразу же после ухода Лемки. Он торопился, рассчитывая пойти вместе с ней, так как у него были хорошие новости для американца: на следующий день их самолет должен был лететь в Лондон, и он мог переправить туда письмо. От волнения он забыл про осторожность и не заметил, что за завесой песка и дождя в миле за его машиной следует другой автомобиль.

Поэтому он был застигнут врасплох, когда дверь распахнулась и в комнату ворвался Кауфман в сопровождении двух солдат. Те, не дожидаясь приказа, схватили Юсела, сунули ему в рот кляп и привязали к стулу.

Мать Лемки испуганно жалась к стене, крепко держа младенца, а Кауфман принялся методично хлестать Юсела по лицу тыльной стороной ладони. Удары были не очень сильные, но они сыпались непрерывно, и постепенно Юсел впал в полубессознательное состояние.

Кауфман отступил, тяжело дыша. Глаза старухи, устремленные на него поверх покрывала, смущали его. Много лет назад он часто встречал такие взгляды – так смотрели на него люди, которые, может быть, и испытывали страх, но чей дух ему не удавалось сломить.

– Уберите отсюда старуху и щенка, – распорядился он.

Когда солдаты вытолкали женщину на кухню, Кауфман вытащил кляп изо рта Юсела.

– А теперь будь умником, – сказал он, новой пощечиной приводя его в чувство. – Я человек мягкий и не люблю прибегать к силе, но теперь ты получил представление о том, что тебя ждет, если ты не ответишь на несколько простых вопросов. Кого ты привез сюда?

Юсел глядел на него остекленевшими глазами и молчал. Кауфман снова принялся бить его. Голова Юсела моталась из стороны в сторону, он уже почти не понимал, где он и что с ним происходит. Один из солдат уколол его штыком, чтобы привести в чувство, а Кауфман повторил свой вопрос:

– Профессора Нилсона, – ответил Юсел, как загипнотизированный.

– Нилсона?! – ахнул Кауфман.

– Отца того молодого ученого, – глухо пробормотал Юсел.

Кауфман от облегчения даже зажмурился. На секунду он готов был поверить в привидения.

– Зачем ты его привез? Где он? – прорычал немец.

Начав отвечать, Юсел уже не мог остановиться. Кауфман бил его, солдат колол штыком, и понемногу они узнали все, что им было нужно.

Удовлетворенно гмыкнув, Кауфман повернулся к солдатам.

– Ты отведешь его в машину. А ты, – он махнул второму солдату, – пойдешь со мной. Мы возьмем этого американца.

Он вышел из дома в сопровождении солдата. Ветра не было, но откуда-то справа, постепенно нарастая, доносился воющий рев. Кауфман так торопился схватить свою добычу, что даже не посмотрел на черные тучи, мчавшиеся за вершинами гор.

Тайфун обрушился на них, когда они подходили к развалинам храма. Лавина воды и ветра сбила их с ног, они кое-как отползли под ненадежную защиту одной из упавших колонн и дрожа лежали там, пока буря не унеслась так же внезапно, как налетела.

– Надо возвращаться, пока нас не застигла новая буря, – пропыхтел Кауфман. – Иди к машине и посмотри, как там твой товарищ и арестованный. А я погляжу, что случилось со старухой и младенцем.

Кауфман взвешивал, не забрать ли их с собой в качестве заложников, но когда он добрался до деревни, дома Абу Зеки он не увидел. Ураган сорвал плоскую крышу и стены обрушились. Кауфман заглянул в зияющую дыру на месте окошка и сразу попятился: изуродованный женский труп – зрелище не из приятных…

Солдаты возились под капотом машины. Вода попала в зажигание, и мотор завелся только через полчаса. Юсел, связанный, с кляпом во рту, лежал на заднем сиденье. Наконец мотор зачихал, а потом заработал ритмично. Кауфман сел рядом с шофером.

– Гони во всю мочь, – приказал он. – Чтобы новая буря не застигла нас посреди пустыни. И поезжай прямо к резиденции мамзель Гамбуль. Мы отвезем к ней арестованного. Мамзель Гамбуль сама захочет его допросить.

Когда они добрались до города, небо вновь затянули черные тучи и стало темно как ночью. Вылезая из автомобиля, Кауфман услышал вой второго тайфуна, приближавшегося с дальнего конца города. Немец кинулся в дом, оставив Юсела в машине.

Мадемуазель Гамбуль, как обычно, сидела за письменным столом. В темноте ее лицо казалось неясным пятном: электричества не было, и она отдернула тяжелые занавески на окнах, где в частом переплете рам не осталось уже почти ни одного стекла.

Когда Кауфман подошел к ней, француженка, наконец, повернула к нему голову.

– А! Это вы, – сказала она раздраженно. – Как только ветер немного ослабнет, отправляйтесь в наш поселок и позвоните в Вену. Скажите им, что мы берем всю ответственность на себя и они должны подчиняться нам.

Это требование не удивило Кауфмана.

– Я не буду звонить в Вену, – сказал он медленно и внятно. – Бывают неодолимые препятствия. И сейчас мы столкнулись с таким препятствием. Первый тайфун застиг меня в пустыне. У меня есть для вас важные новости.

Гамбуль встала и подошла к окну.

– Тоже струсили, э? – насмешливо спросила она. – Все боятся ответственности, риска. Сегодня я навещала эту девушку. Она умирает. И бредит. Она сказала, что я ошиблась, что я не поняла план, что в нем ничего этого не было. Но я-то знаю, что не ошиблась, герр Кауфман. Вся власть и знания принадлежат мне и только мне!

Кауфман подошел к ней. Где-то в городе вспыхнул пожар. И ветер раздувал его, несмотря на проливной дождь.

– Вы сошли с ума. Вы нас всех погубите, – пробормотал немец.

– Жалкий вы человечишко! – ответила Гамбуль. Она даже не рассердилась и в ее голосе было только презрение. – Такой же мелкий трус, как и все остальные. Слепец! Идите-ка сюда!

Она быстро подошла к стеклянной двери, ведущей на балкон, и повернула ручку. Но чтобы преодолеть напор ветра, ей пришлось налечь на дверь всем телом.

– Идите же! – повторила она. – Полюбуйтесь на разгул стихий, которые работают на меня!

Кауфман не сдвинулся с места.

– Струсили? – засмеялась она. – Напрасно. Нас они не тронут. Не могут!

Гамбуль торжественно вышла на балкон и, остановившись у самой балюстрады, протянула руки к небу. В вое ветра Кауфман расслышал ее злорадный смех.

Подчиняясь безотчетной мысли, он подбежал к двери балкона и захлопнул ее. Рев бури как будто на мгновение стих. Затем раздался оглушительный грохот и дом содрогнулся до самого основания. Обломок парапета упал на балкон и разлетелся в куски.

Кауфман увидел, что Гамбуль недоумевающе смотрит на разбитый мрамор, и тут ее начал хлестать песок. Она нагнула голову, протирая глаза, бросилась к двери и принялась бить по ней кулаками. Толстое стекло треснуло. Руки Гамбуль были все в крови. Кауфман видел, как беззвучно открывается и закрывается ее рот – она звала его.

Он попятился в глубь комнаты и продолжал спокойно следить за происходящим. Удары ветра следовали один за другим все чаще, так что между ними уже не было пауз. Дом стонал и вздрагивал. Наконец-то! Поток каменных обломков обрушился на балкон, вырвал его из стены и швырнул на мощеный двор. Каменная пыль смешалась с песком, колыхаясь, как дым. Кауфман подошел к окну и, близоруко щурясь, посмотрел вниз.

Разглядеть что-нибудь было трудно, но ему показалось, что он видит на куче обломков неподвижное тело. Он простоял так минуту или две. А потом отошел, отодвинул стул подальше от дрожащей стены, сел и закурил сигару. Рука, державшая сигару, была абсолютно твердой.

– Когда буря кончится, – сказал он вслух, обращаясь к пустой комнате, – я сам свяжусь с Лондоном. Тут следует заручиться поддержкой англичан.

Он нахмурился, надеясь, что это окажется не слишком трудным. Профессора Дауни он уломает, но Флеминг может оказаться несговорчивым противником. К сожалению, в прошлом между ними были, кое-какие неприятные столкновения. А этого тупого английского нежелания считаться с изменением обстановки он никогда не мог понять.

Буря пронеслась, тучи поредели, стало светло, но все еще дул довольно сильный ветер. Кауфман спустился во двор. Охранник доложил, что Юсела заперли в подвале. Кауфман приказал содержать его под стражей, но в приличных условиях, и пошел взглянуть на труп Гамбуль. Он валялся среди каменных обломков, изломанный и изуродованный. На Кауфмана неподвижно смотрели черные, налитые кровью глаза.

Один из автомобилей Гамбуль уцелел, и Кауфман приказал отвезти себя в поселок. Разрушения на окраине города, по которой они проезжали, были ужасающими. Местные жители рылись среди обломков, но разбегались, увидев машину с опознавательным знаком "Интеля".

Низкие массивные здания поселка пострадали мало. Кое-где были выбиты окна да опрокинуты и разбиты нелепые модернистские сооружения у ворот. Не обращая на них внимания, Кауфман подъехал к лабораторному корпусу.

Дауни он застал одну: она наполняла бактериями пробирки. После зрелища страшных опустошений вид столов, в беспорядке заставленных всевозможной лабораторной посудой, почему-то подействовал на Кауфмана успокаивающе.

– А, профессор Дауни! – начал он, сияя улыбкой. – Надеюсь, вы не пострадали от бури?

– Нет, – ответила она сухо.

– Я приехал сообщить вам, что фрейлейн Гамбуль более нет в живых. – Ее удивленный взгляд доставил ему большое удовольствие. – Она погибла во время тайфуна. Теперь старший представитель «Интеля» здесь я. И я проту вас помочь мне. Наши меры по уничтожению бактерий в морской воде привели к возникновению ураганов – следовательно, они дают результаты? Так?

– По-видимому, да. Во всяком случае, в здешнем море.

– Вундербар! – сказал он. – Но в остальном мире дела идут плохо и пойдут еще хуже, если мы не дадим им вашего спасительного средства.

– И как можно быстрее!

Кауфман кивнул.

– Так я и думал! – Он понизил голос. – Знаете, профессор, мадемуазель Гамбуль не собиралась ничего предпринимать, пока мир не согласился бы на ее условия – возмутительные, неслыханные условия! Но, конечно, она была психически больна. Вы знаете, что она собственноручно убила Салима? Застрелила его? О, она была одержимой. И продолжала бы тянуть время, пока мы все не погибли бы.

Дауни холодно посмотрела на него.

– Вполне возможно, что мы все и погибнем.

Кауфман нервно облизнул губы и, сняв очки, принялся их протирать.

– Лондон обращался к нам по радио. Я отвечу им, как только будет восстановлена связь. И докажу, что мы можем помочь всему миру – на первом же самолете профессор Нилсон отвезет в Лондон ваше сообщение об антибактерии.

Он заметил ее удивление и, надев очки, ответил с торжеством:

– Да-да. Я давно знал о том, что профессор Нилсон здесь. Он может не поверить мне. Он еще не понимает, что я просто деловой человек, а хорошие деловые люди умеют видеть за несчастьями счастливое будущее.

Дауни не сумела скрыть радости.

– Значит, Нилсон сможет приступить к организации распределения антибактерий по всему миру?

Кауфман досадливо покачал головой.

– Не все сразу, не все сразу! – сказал он. – Когда будет предложена настоящая цена. Я же объяснил вам, что я деловой человек.

Он пошел к двери. Улыбка исчезла с его липа.

– Чтобы через час ваше отпечатанное на машинке сообщение было готово!

Некоторое время Мадлен Дауни продолжала машинально работать. Она даже от Кауфмана не ожидала, что он будет торговаться, когда речь шла и о его собственной жизни.

Потом она отправилась в машинный корпус, чтобы с кем-нибудь посоветоваться. Стекла в дверях были разбиты, пострадала охладительная башня, но машинный зал был цел и невредим. Охранников нигде не было видно, но из комнаты отдыха к ней вышел техник. Он сказал, что не знает, где сейчас может быть доктор Флеминг, а Абу Зеки сразу же после первой бури уехал домой узнать, что с его семьей.

Дауни поблагодарила его и пошла в лазарет.

Сиделка загородила выбитые окна ширмами. Она с облегчением улыбнулась, увидев входящую Дауни.

– Мисс Андре спала и не слышала бури, – сообщила она шепотом. – По-моему, ей немного легче.

Дауни села рядом с кроватью. Сиделка была права: даже в полусвете было видно, что лицо Андре было не таким землисто-бледным, как раньше.

– Что-нибудь… что-нибудь получилось? – спросила Андре, не пошевелившись и не открывая глаз.

Дауни взяла ее исхудалую руку в свои.

– Да! Барограф в лаборатории показывает, что давление непрерывно повышается. До каких пор это будет продолжаться, я не знаю.

Андре попыталась приподняться.

– В план не входило, чтобы мы… – она бессильно откинулась на подушку. – Я пыталась убедить ее. Но она не стала слушать. Она была здесь вчера вечером. Я говорила ей, чтобы она верила мне, а не машине. Но…

– Вы говорите о Гамбуль? – мягко перебила Дауни. – Она погибла во время бури, Андре. Теперь всем командует Кауфман.

Андре медленно кивнула, словно это ей было известно. Ее пальцы попытались сжать руку Дауни.

– Вы мне верите? – прошептала она.

Дауни кивнула. Андре выпустила ее руку и закрыла глаза.

– Расскажите мне обо всем, что произошло, и я скажу вам, что нужно делать.

Дауни насколько могла кратко изложила положение вещей. Она продолжала объяснять, хотя ей показалось, что Андре потеряла сознание или уснула – настолько неподвижно лежала девушка. Но через две минуты Андре заговорила тихо и монотонно.

Дауни слушала, стараясь не пропустить ни слова. Ответственность, которую возлагала на нее Андре, была чудовищной. Но эта ответственность, и пугая, обнадеживала: логический, разумно обоснованный план действий не мог не привлечь Дауни, которая в первую очередь была ученым. Когда Андре умолкла, Дауни произнесла только одну фразу:

– Я немедленно этим займусь.

Полчаса спустя она была уже у президентского дворца и требовала, чтобы ее провели к президенту. Она приехала одна на уцелевшем автомобиле, который нашла на интелевской стоянке. Правда, за рулем она в последний раз сидела еще в студенческие годы, но прихотливые кривые, которые выписывала машина, объяснялись и тем, что шоссе во многих местах было повреждено и засыпано обломками. Обычная интелевская охрана перед дворцом отсутствовала.

Президент принял ее немедленно. С тех пор как она видела его в последний раз, он очень постарел. Однако его старомодная любезность осталась неизменной. Он встал, поцеловал ей руку и пригласил сесть. Потом распорядился, чтобы подали кофе, и только тогда опустился на свой стул с высокой спинкой.

– Моя страна гибнет, профессор Дауни, – сказал он просто.

– Погибнуть может весь мир, – ответила она. – Вот почему я пришла к вам. Вы можете отвратить эту гибель. Вам известно, что мадемуазель Гамбуль умерла?

Президент наклонил голову.

– Значит, теперь вы свободны!

– Свободен! – повторил он с горечью. – Когда уже поздно!

– Нет, еще не поздно! – возразила Дауни. – И это отчасти зависит от вас, ваше превосходительство. Если созданная мною антибактерия останется в руках «Интеля», то последнее слово будет принадлежать Кауфману. И мир окажется во власти "Интеля".

– Мне почти ничего не сообщали, но я примерно представляю ход событий. Как я могу помешать этому Кауфману? Ведь он опирается на те силы, на которые опирались Салим и мадемуазель Гамбуль…

– Кауфмана мы возьмем на себя, – обещала Дауни. – А вы можете отдать антибактерии всему миру как дар Азарана. Это будет первым деянием свободной страны.

Он грустно посмотрел на нее.

– А также и последним?

– Нет, если все лаборатории мира получат антибактерии! Тогда у нас будет шанс.

Дауни ехала назад в поселок, полная решимости направить события по руслу, которое ей представлялось единственно верным, но ответственность по-прежнему пугала ее и она почувствовала, что ей необходимо поговорить с Флемингом, получить одобрение его скептического ума.

Флеминга она нашла в помещении позади счетной машины. Он работал за столом, заваленным расчетами.

– А! – протянул он лениво. – Я заперся здесь – подальше от ветра пустыни и всяких иных помех. – Он поглядел на часы. – Неужто так поздно? Я пытался разобраться в этом лекарстве для Андре. Перевел цифры в химические формулы. Но я не слишком понимаю, что здесь к чему.

Он протянул Дауни листы с расчетами, она бегло их просмотрела и сказала:

– В случае какой-нибудь ошибки это ее сразу убьет.

– Но ведь она все равно умирает? Я проверял все возможности…

– Джон, у нас нет для этого времени! – нетерпеливо перебила она.

Флеминг смерил ее взглядом:

– Сами делаем, сами ломаем, так?

Дауни покраснела.

– Но есть еще более важная задача! Вы ведь не забыли, что сейчас делается во всем мире?

– Нет, не забыл.

– Мы наделали много ошибок, – продолжала она. – И я и вы. Теперь я пытаюсь их исправить – это наша единственная надежда. Судьба мира зависит от того, возьмем ли верх мы или Кауфман.

Флеминг сардонически улыбнулся.

– Машина обратила вас на путь истинный, как Гамбуль?

– Гамбуль нет в живых, – ответила Дауни, сдерживаясь.

– Да? – Флеминг вскочил на ноги. – Значит, машина просчиталась! Она было овладела положением, но потерпела неудачу!

Дауни покачала головой.

– Ни то и ни другое. С помощью Гамбуль она хотела поставить нас в такое положение, чтобы мы начали действовать самостоятельно.

– Или по ее указке! – поправил Флеминг, кивая в сторону машины.

– Нет, самостоятельно, Джон, – повторила Дауни. – Теперь решения принимаем мы. Разве вы не понимаете, что это начало совсем новой жизни?

Флеминг сгреб бумаги.

– К черту все! – сказал он. – Сегодня я больше не способен думать. Нам следует поспать немного, прежде чем ветер опять примется срывать крыши.

Они вместе вышли во двор. Многие коттеджи превратились в занесенные песком груды развалин, но их домики уцелели, и, пожелав Дауни спокойной ночи, Флеминг ушел к себе. Стекла вылетели, и за сломанными пальмами он легко различал силуэт здания, где помещался лазарет. Сиделка где-то раздобыла фонарь. Это было единственно светлое пятно в смоляном мраке, и этот желтый кружок света притягивал взгляд Флеминга, точно магнит, гипнотизировал его. Он задремал, думая о жизни, которая еле теплилась где-то рядом с этим крохотным огоньком.

Его разбудил Абу Зеки.

– Случилось очень многое, – сказал Абу, стараясь говорить спокойно. – Вчерашняя буря особенно свирепствовала в горах. Мой дом разрушен.

– А ваша семья? – Флеминг привскочил на постели, сразу проснувшись.

– Лемка и Йен живы. Моя теща погибла, – голос Абу задрожал. – Она прикрыла мальчика своим телом. Когда я вошел, мне… мне показалось, что они оба мертвы. Но тут Йен заплакал. Он был весь в кропи… в крови своей бабушки.

– А Лемка?

– Она осталась в пещере с профессором Нилсоном. Она отнесла ему еду, а он не отпустил ее, когда началась буря. Они пришли как раз когда я вытащил Йена из развалин. Боюсь, Лемка очень ожесточилась из-за того, что вы и профессор Дауни… из-за того, что мы все делали тут.

– Она права, Абу, – ответил Флеминг, и его охватило знакомое ощущение безнадежности. – Я понимаю, что всякие слова сочувствия тут лишние. А как Юсел и Нилсон?

– Юсел пока жив. Он приехал к нам, чтобы поговорить с профессором Нилсоном, но Кауфман выследил его. Они избили Юсела и увезли его с собой. Утром, когда мы отвели Лемку с Йеном к соседям, Юсел приехал в интелевской машине. Он привез Нилсону письмо от Кауфмана. Юсел сказал нам, что мадемуазель Гамбуль погибла.

– Письмо Нилсону? – спросил Флеминг. – Что в нем было?

– Кауфман хочет его видеть. Он гарантирует, что профессору ничего не грозит. Юсел считает, что это ловушка, но мистер Нилсон решил поехать. Я привез его. Он сейчас в административном корпусе – ждет, когда Кауфман вернется из города.

Флеминг спрыгнул на пол.

– Я иду туда. Вам тоже следует быть там, Абу. Если Кауфман затеял очередное представление с пистолетами и кинжалами, я хочу при этом присутствовать.

Они побежали к административному корпусу. В ясном свете зари поврежденный фасад выглядел грязным и жалким. В огромном холле царил хаос – несомненный результат не только бури, но и деятельности некоторых предприимчивых охранников, воспользовавшихся сумятицей, чтобы присвоить вещи поценнее.

– Кауфман, разумеется, восседает в святая святых – в кабинете Гамбуль. Останьтесь здесь, Абу, и предупредите нас в случае какой-нибудь опасности, – распорядился Флеминг.

Он бесшумно взбежал по лестнице. Створка массивной двери директорского кабинета была полуоткрыта. Прокравшись вдоль стены, Флеминг остановился и прислушался.

Кауфман говорил с приторной любезностью:

– Надеюсь, самолет из Вены прибудет благополучно, герр Нилсон. Мы ожидаем его в самом ближайшем времени. Погрузка будет произведена немедленно. Боюсь, вам придется нелегко в полете. Атмосферные условия по-прежнему отвратительны повсюду.

– А ваши письменные гарантии? – спросил голос Нилсона.

– У меня есть письмо, подписанное президентом, – ответил Кауфман. – Это придаст делу официальность, но действовать будем мы.

Флеминг ждал именно такого заявления. Он толкнул дверь и вошел в кабинет. Кауфман оглянулся, вздрогнул, по продолжал, словно они по-прежнему были одни.

– Мы, то есть «Интель», будем производить антибактерии и продавать их, разумеется, не предлагая в качестве альтернативы смерть. Это была идея фрейлейн Гамбуль. Я положил этому конец.

Флеминг подошел к столу.

– Не стройте из себя филантропа, Кауфман. Вы никого не обманете.

– А вы не имеете права врываться сюда без приглашения! – отрезал тот.

– Ваша охрана куда-то разбежалась, – сообщил Флеминг. – Даже секретарши нет на месте.

Он встал рядом с Нилсоном и пристально посмотрел на немца.

Кауфман достал портсигар и извлек из него сигару. Он раскурил ее, но долго не гасил спичку, и его рука чуть-чуть дрожала.

– К чему такая злопамятность? – сказал он, вынув сигару изо рта. – Приходится выполнять распоряжения начальства. Приказ есть приказ. Но ведь при этом стараешься причинять как можно меньше зла. Наоборот!

В его голосе появилась хнычущая нота, и он с тревогой вглядывался в лица своих посетителей.

Нилсон встал, опираясь на край стола. Суставы его пальцев побелели от напряжения.

– Вы убили моего сына, – с обманчивым спокойствием сказал он. – По вашему приказу его застрелили у меня на глазах – и на глазах его матери! Если бы у меня было оружие и если бы ваша смерть не задержала мой отлет с антибактериями, я убил бы вас, как только вошел в этот кабинет.

– Ну что вы! – пробормотал Кауфман.

– Как умерла Гамбуль? – резко спросил Флеминг.

– Она была на балконе. Он обрушился. Я присутствовал при этом. Я все видел. Она была сумасшедшей… Я все равно не сумел бы ее спасти.

– А вы пытались?

– Нет! – взревел немец. – Я мог втащить ее в комнату, когда обрушился парапет. Но я этого не сделал. Я предпочел спасти…

– …собственную шкуру!

– Весь мир! – Кауфман вскочил и вызывающе посмотрел на них через стол. Прежде чем они сообразили, что происходит, он отшвырнул стул и бросился к дверце, которая вела на потайную лестницу. Рывком распахнул ее – и попятился. Там с каменным лицом стоял Юсел, сжимая в руке кривой кинжал.