Текст книги "Дар Андромеды"

Автор книги: Фред Хойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

И все же в ее лице была удивительная степень профессионального интеллекта и серьезности. Дауни не нравились ни твердость в ее глазах, ни тонкая линия рта, очерченная красным карандашом, но больше всего Дауни не нравилось, когда люди были загадочными. Она заметила, что ногти на руке, сжимавшей покрытое салфеткой белое блюдо, из которого торчало основание шприца, были покрыты ярко-красным лаком, а концы заострены. Дауни машинально взглянула на свои короткие, коротко подстриженные ногти. Она считала, что ни врачи, ни ученые не должны позволять себе такой негигиеничной роскоши, как длинные ногти и лак.

– Итак, профессор Дауни, какую руку вы хотели бы проколоть?

Ее голос был деловым; у нее был сильный французский акцент, с удовлетворением отметила Дауни.

Подавив мгновенную неприязнь к этой женщине, она сказала, что предпочла бы, чтобы ей сделали укол в правую руку. Она сняла пальто и закатала рукав блузки.

Мадемуазель Гамбуль промокнула плечо ватным тампоном, пропитанным спиртом. Дауни отвела взгляд, когда игла вошла внутрь. Это было сделано плохо, и неуклюжий укол заставил ее поморщиться.

Салим не отодвинулся. Он как зачарованный наблюдал за прививкой. Он начал быстро говорить. "У вас будут все возможности для вашей работы, когда вы доберетесь до нашей столицы, которая называется Балеб. Недавно мы завершили строительство лабораторий. Все, что вам нужно…

Его голос, казалось, стал хриплым, а смуглое лицо, смотревшее вниз на ее все еще обнаженную руку, затуманилось.

Она попыталась побороть чувство головокружения.

– Можно… можно мне стакан воды? – запинаясь, спросила она. "Я еще не могу быть в такой форме, как думала…"

Ее голова упала вперед. Она почувствовала твердость края стакана, прижатого к ее губам, и отпила немного воды: ее зрение немного прояснилось, и она увидела красные ногти вокруг стакана.

С неизмеримого расстояния, но ясный и угрожающий, снова донесся голос Салима.

"Итак, где доктор Флеминг? Если вы знаете, вы расскажете нам все подробности. А теперь, я повторяю, где он?"

Как будто это говорила какая-то другая женщина, Дауни услышала, как она скрупулезно описывает свою встречу в аэропорту Обаншира.

Слово в слово она повторила свой разговор с Джоном, как будто читала сценарий пьесы. Ее память была кристально ясной. И она не могла остановиться, пока не объяснила все детали встречи.

Салим рассмеялся. – Так вот как действует сыворотка правды, – он с интересом посмотрел на Дауни.

Жанин Гамбуль кивнула. – Амитал натрия. Это сработает через пять или десять минут. Она ничего не вспомнит. Скажи ей, что она упала в обморок от инъекции желтой лихорадки или что бы это ни было.

И проследи, чтобы ее посадили в самолет.

Она сняла свой белый халат, обнажив платье, которое действительно было привезено из Парижа, и большую часть себя тоже.

Хотя она уже не была девушкой, кожа ее шеи и верхние изгибы груди выглядели такими же молодыми и гладкими, как и ее лицо. Она казалась совершенно расслабленной и непринужденной. Она присела на угол стола и посмотрела на Салима со смесью злобы и веселья, закуривая сигарету и медленно и деликатно вдыхая и выдыхая. Салим наблюдал за ней с чем-то похожим на восхищение, пока она снова не заговорила.

– Повтори то, что ты слышал, нашему человеку Кауфману, – сказала она ему без всяких усилий. "Он лишен воображения, но находчив. Скажите ему, что скорость жизненно важна. И эта девушка, которая с Флемингом. Та, для которой он достал лекарство. Скажи Кауфману, чтобы он привел и ее тоже.

– Но она же никто, – запротестовал Салим. – Любовница этого человека, надо полагать. Что нам с ней нужно? Мы можем предоставить надежных девушек, как только Флеминг уедет в Балеб. Они помогут ему быть счастливым.

– Тем не менее, – сказала Гамбуль, – она будет у нас.

Салим послушно снял трубку телефона. Потребовалось некоторое время, чтобы найти Кауфмана. В отеле, где, по его словам, он остановился, сказали, что их гость вышел прогуляться; администратор добровольно сообщил, что мистер Кауфман отлично подходит для прогулок на свежем воздухе по холмам Шотландии. Салим оборвал ее и проворчал, что позвонит еще раз. У него не было желания оставлять свой номер.

Когда в конце концов он дозвонился и гортанный голос Кауфмана ответил на звонок в его спальню, Салим быстро заговорил. "У нас есть достоверные новости. Остров рядом с островом, рядом с островом. – Он замолчал, осознав нелепость своих слов. "Минуточку, я записал названия этих мест, которых никогда раньше не слышал. Ах да, есть такое место под названием Скай?'

– Конечно, – проворчал Кауфман. – Я был там. Нашего друга видели там садящимся в самолет. Но больше никакой информации.

"А рядом с этим Скаем находится Соай", – Кауфман открыл карту и нашел слово, которое он мог произнести не лучше, чем посол.

"Хорошо, у тебя это есть", – сказал Салим. "Может быть, рядом с этим Соаем есть остров поменьше?"

– Мне понадобится более подробная карта, – раздался голос Кауфмана. – Я знаю, что их несколько. Я думаю, нам лучше закончить этот разговор.

Вы можете положится на меня.

"Я надеюсь на это. Я выполнил свою часть работы. Теперь все зависит от тебя. – Салим положил трубку. Кауфман сложил карту и задумался.

Сначала он составил свои планы по осмотру прибрежных островов вокруг Ская. Он сделал пару звонков в Глазго, чтобы нанять нескольких помощников, чье сотрудничество за адекватное вознаграждение было проверено по некоторым предыдущим вопросам.

Затем он перешел к Портри. Там он нанял небольшой мощный катер под предлогом фотографирования морских птиц. Хорошо оплачиваемый владелец не стал подвергать сомнению заявление Кауфмана о том, что он специализировался на том, чтобы фотографировать ночью с фонариком их привычки устраиваться на ночлег. Все наблюдатели за птицами были странными, но прибыльными.

Одинокий покой острова Прин отодвинул время на задний план. Флеминг мысленно отметил тот факт, что рукам Андре потребовалось два дня, чтобы начать наращивать новую плоть; на третий в бинтах не было необходимости.

Жизнь к тому времени превратилась в довольно бессмысленный круг бодрствования, приготовление еды на скорую руку из запасов консервированной и обезвоженной пищи Прина, уложенной в количествах, буквально, чтобы пережить войну, споры за игрой в шахматы и мягко помогали памяти Андре заново открывать нити жизни.

Было мало возможностей выйти даже для того, чтобы проверить рыболовные сети, которые Прин разложил в скальных бухтах, но в один тихий туманный день Андромеда спустилась одна на небольшой пляж, и когда она вернулась на ферму, она выглядела озадаченной.

"Туман возвращается в море", – сказала она в своей медленной, рассеянной манере.

Флеминг ей не поверил, и у нее так и не было возможности доказать это, потому что погода снова изменилась, превратившись в бесконечное безумие шторма и бури. Казалось, не было конца беспокойству неба и моря. Когда они слушали транзистор Прина, прогноз неизменно включал предупреждения о шторме, и погода была настолько дикой во всем северном полушарии, что обычно упоминалась в сводках новостей. Андре продолжала выглядеть рассеянной, смущенной и немного неуклюжей.

Но в коттедже царило ощущение неприступной безопасности, в то время как снаружи завывал и бушевал ветер. Напряжение, которое Флеминг оставлял поначалу всякий раз, когда дверь сильно дребезжала или что-то грохотало снаружи, сменилось приятным фаталистическим спокойствием.

Следовательно, он был совершенно не готов однажды ночью, когда, когда он спокойно играл в шахматы с Прином, а Андре полулежала на диване, уставившись в никуда, дверь громко треснула и сразу же распахнулась. Он вскочил на ноги, опрокинув шахматную доску. В дверях стояли трое мужчин.

Они были коренастыми, грубыми и дикими на вид. Вода стекала с их непромокаемых плащей и взъерошенных голов.

Самый высокий из них сделал шаг внутрь, кивнув головой двум другим, чтобы они поддержали его. Он не сводил глаз с Флеминга, так что не видел, как Прин открыл сундук, выхватывая из него свою автоматическую винтовку.

– Убирайся! Убирайся отсюда! – блеял Прин, прыгая из стороны в сторону. Его гнев на это новое вторжение в его изоляцию заставил его забыть об опасности.

Флеминг отступил, чтобы защитить Андре. Она прижалась к нему, наблюдая широко раскрытыми глазами. – Лучше делайте то, что говорит джентльмен, – посоветовал Флеминг незваным гостям.

Ведущий отступил назад, наткнувшись на двоих позади себя. Они чуть не споткнулись, ударившись о дверные косяки.

Внезапно главарь полез в карман своей клеенки. В мгновение ока он направил дуло "люгера" на Прина.

– Берегись! – крикнул Флеминг.

Не целясь, Прин выстрелил очередью. Пять или шесть разрывов высокоскоростных пуль эхом прокатились по комнате.

Стекло из окна звякнуло об пол. Человек с пистолетом рухнул без звука, разинув рот, его глаза все еще смотрели прямо перед собой. Один из остальных закричал, как ребенок, и, пьяно пошатываясь, ушел в темноту, рухнув снаружи. Третий просто убежал, его шаги грохотали по каменистой тропе к морю.

Прин выронил пистолет от силы отдачи. Но он бросился в погоню за третьим незваным гостем, его рот двигался в бешенстве гнева. – Погоди, Прин, – крикнул Флеминг. – Не выходи на улицу. Может быть, их будет больше.

Прин, казалось, не слышал. Он все еще был в свете от открытой двери, когда из темноты раздался выстрел. Прин остановился как вкопанный, развернулся и со стоном упал на колени.

– Возьми это, – сказал Флеминг, поднимая винтовку и вкладывая ее в руки Андре. "Если увидишь кого-нибудь, направь на него и нажми вот это". Он согнул ее палец вокруг спускового крючка.

Затем, низко пригнувшись, он выбежал наружу и растянулся рядом с Прином. Он подождал мгновение, ожидая, что из темноты в него полетят пули, но ничего не произошло. Все, что он мог слышать, – это мучительное дыхание Прина. "Хорошо, – сказал он, – ты не мертв. Я отведу тебя внутрь и подлатаю, – он потащил его к двери. Он остановился, пока оттаскивал тело с тропинки в сторону. Мужчина был совершенно мертв, как и тот, что был снаружи коттеджа. Он жестом велел Андре опустить пистолет, и она помогла ему принарядиться на диване.

Флеминг перетащил второе тело через ступеньку и закрыл дверь. Засов был бесполезен, но защелка все еще держалась. Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, прежде чем осмотреть Прина.

Кровь растекалась по его свитеру ниже подмышки.

Флеминг разрезал материал и отодвинул рубашку в сторону.

Кровь не хлестала струей. Но сбоку на груди была аккуратная дырочка и еще одна, более рваная, под лопаткой, где вышла пуля.

Изо рта Прина не текла кровь, поэтому Флеминг был уверен, что легкое не было проколото; хуже всего было сломанное ребро.

– Он не сильно пострадал, Андре, – сказал он. – Я положу подушечку, чтобы остановить кровотечение, а затем мы применим старое магическое лечение. Просто предоставь это своему старому профессору.

Он устроил Прина как можно удобнее, оптимистично рассуждая о ферменте. Его оптимизм, казалось, убедил наблюдающую, обеспокоенную Андре, хотя сам он в это не очень верил. То немногое, что осталось после лечения Андре, несомненно, поможет справиться с сепсисом и воссоздать поверхностную кожу. Он не мог справиться ни с раздробленной или сломанной костью, ни с какими-либо внутренними повреждениями.

Он смирился с тем, что утром ему придется поехать в Скай и вызвать врача. И ему придется сообщить полиции, что вокруг валяется пара трупов.

Тем временем оставалась загадка, кто были эти головорезы.

Когда Прин заснул, а Андре дремала в мягком кресле, он осторожно выбрался наружу и осмотрел мертвецов с помощью фонарика. В смерти они выглядели еще уродливее, чем при жизни. У обоих были бумажники, но в них были только деньги; никаких водительских прав, никаких конвертов или писем. Отсутствие идентифицирующих предметов само по себе было подозрительным. Его мысли вернулись к тому времени, когда в них с Бриджером стреляли, когда они взяли выходной от сборки компьютера. Бриджер явно знал, в чем заключалась цель атаки, и, преследуемый Флемингом, он нетерпеливо выпалил слово «Интель», сожалея об этом, как будто сказал слишком много.

В то время казалось нелепым связывать скрытный, но совершенно законный всемирный торговый картель с бандитами, скрывающимися на шотландских болотах. Но после убийства Бриджера это слово всегда имело зловещий привкус в сознании Флеминга.

То, что коммерческое предприятие должно использовать тактику сильной руки для получения секретов, которые мог предоставить Торнесс, на самом деле не удивило Флеминга, как только он смирился с ситуацией. Это соответствовало его концепции крысиной гонки отдельных людей и наций по накоплению богатства и проявлению власти. Вот почему ему не составило труда принять теорию о том, что за этой неудачной атакой стоял «Интель», хотя мотив оставался загадкой. Если информация, которую они получили от Бриджера, была хотя бы поверхностно верной, мозги, стоящие за «Интелем», должны знать, что люди ничего не значат без машины, которой они служили. Даже Андре не могла предоставить полезную информацию.

Даже Андре – Флеминг не очень скрывал страх, но, как любой умный человек, он часто его испытывал. Он почувствовал это сейчас, и Андре была тому причиной. Один из нападавших скрылся. Он, без сомнения, когда-нибудь вернется с подкреплением, и они придут подготовленными к перестрелке.

У него не было желания умирать самому, но он гораздо больше боялся плана, который мог быть у «Интеля» в отношении девушки. Это была еще одна причина, по которой он хотел получить помощь.

На рассвете он взял лодку Прина и отправился на Скай. Он позвонил врачу из первого попавшегося дома по телефону, объяснив, что пациент страдает от огнестрельного ранения, и добавив, что также нужно забрать два трупа.

Доктор сообщил в полицию, прежде чем отправиться в путь. К тому времени Флеминг был уже на обратном пути.

Флеминг имел озорное удовольствие крикнуть: "Я приду тихо!", когда лодка с полицейскими прибыла к дверям коттеджа позже в тот же день.

Все это было очень степенно и вежливо. Они относились к Андре и к нему с почтением, едва понимая, что все это значит.

Они позволили ему оставаться рядом с Прином до тех пор, пока врач не провел осмотр и не сообщил, что с ним ничего серьезного не случилось, но потребуется рентген, чтобы проверить, нет ли повреждений костей. Флеминг с удивлением отметил, что доктор не мог оторвать глаз от крошечных кругов молодой здоровой плоти, уже растущих вокруг пулевых ранений.

"И это случилось только прошлой ночью?" – продолжал бормотать он.

Их отвели на полицейский катер, где Прина уложили на корме, удобно завернув в одеяла. Констебля оставили присматривать за двумя телами, которые должны были забрать позже, когда криминалисты из Инвернесса проведут свои обычные проверки на месте.

Флеминг и Андре попрощались с Прином, когда высадились на Скай. Их невольный хозяин казался почти обезумевшим при расставании. "Мы должны обязательно еще увидеться", – сказал он.

– Если мы когда-нибудь выберемся из Башни, то обязательно вернемся, – усмехнулся Флеминг.

Выразив извинения, сержант полиции участка сказал, что ему придется поместить их как заключенных, в камеру, когда они доберутся до Портри.

"Это по делу об убийстве, чтобы вы понимали", – сказал он.

– Но решение об обвинении, если оно будет, примет инспектор. Я собираюсь позволить молодой леди побыть с вами.

Вы дадите мне слово, что у вас не будет никаких проблем, сэр?

– Конечно, – сказал Флеминг. – Мы благодарны вам за гостеприимство.

Им пришлось прождать в камере пару часов. Жена сержанта прислала две дымящиеся тарелки тушеной баранины.

Оба жадно ели. Было приятно нормально поесть после диеты Прина, состоящей из супа и овощей.

Затем прибыл Кводринг. Он улыбался. Но без малейшего намека на триумф. Казалось, он испытал облегчение, увидев их обоих живыми и здоровыми.

– Ты устроил нам адскую погоню, Флеминг, – сказал он.

– С тобой все в порядке, моя дорогая? – добавил он, пристально глядя на Андре. "Ну, как вы можете себе представить, ваши боссы очень взволнованы тем, как вы оба появились, особенно доктор Джирс. Боюсь, у меня есть инструкции немедленно отвезти вас в Лондон. Скоро приземлится Транспортный командный самолет."

"Я ожидал этого", – ответил Флеминг. "Но я надеюсь, что вы заставите свои сыскные способности поработать над тем, кем были джентльмены, которые посетили нас прошлой ночью".

– Есть идеи? – спросил Кводринг.

Флеминг колебался. – Ничего определенного, – ответил он.

Провал попытки «Интеля» похитить Флеминга и Андре вызвал у Кауфмана не только гнев, но и ужас. Он научился быть совершенно беспринципным на службе у того, кто ему платил, но испытывал отвращение к личному насилию. Он пытался объяснить это суду по военным преступлениям еще в 1947 году, когда сидел на скамье подсудимых вместе с подонками из одного из небольших лагерей. Он яростно протестовал, утверждая, что никогда не поднимал руку ни на одного заключенного еврея или цыгана; его единственной связью с отделом уничтожения было то, что он снабжал их своими тщательно составленными списками измотанных и пожилых заключенных. Суд был тупым; они приговорили его к семи годам, сократив из-за его безупречного поведения до пяти.

Очаровательный человек, который затем предложил ему конфиденциальную должность в «Интель», был первым человеком, оценившим достоинства жизни герра Кауфмана. "Нам нравится использовать таких людей, как вы", – сказал он.

И вот теперь он жестоко подвел этих внимательных и щедрых работодателей. Двое мужчин застрелены, а третий убегает из страны так быстро, как только может. Его отчаянный отчет по телефону Салиму не был тем опытом, который он хотел бы повторить. Были сказаны недобрые вещи, даже угрозы. Салим, казалось, повторял слова кого-то другого в комнате, судя по тому, как он постоянно делал паузы.

Наконец Кауфману велели быть в аэропорту Обаншира и ждать звонящего. Директор «Интеля», приехавший из Вены, Кауфман никогда ранее не встречал ни одного руководителя выше районного менеджера.

Нервничая, он слонялся по зданию аэропорта. Прошел час, потом другой. Капли пота блестели на его коротко остриженной голове, несмотря на холодный день. Ему хотелось убежать. Но он знал, что не посмеет. С одной стороны, это было бы неповиновением приказам; с другой стороны, он был пожизненным сотрудником «Интеля»; было так много вещей, которые он сделал от их имени, которые были в досье преступлений полиции дюжины стран….

"Итак, ты здесь…."

Это был женский голос. Кауфман обернулся и увидел Жанин Гамбуль. Он облегченно улыбнулся. Итак, они собирались использовать старый трюк с женским очарованием, чтобы заполучить Флеминга.

Но он должен был быть осторожен. – Извини? – гортанно спросил он.

"Ты…?"

Она проигнорировала его вопрос: "Вы – Кауфман. Где Флеминг?"

"Но полковник Салим сказал, что директор из Вены…" – пробормотал Кауфман.

Она резко оборвала его. – Так что, естественно, ты вообразил себе мужчину.

– Вы…? – заикаясь, спросил он. Тогда он был сама почтительность и вежливость. "Извините, я не сообразил".

– Я повторяю, где доктор Флеминг? Или ты его спугнул?"

– Он на том же самом месте. Маленький остров. Это была не моя вина. Двое мужчин были убиты. И я не стрелок.

Она направилась к кафе аэропорта, не беспокоясь о том, следует ли он за ней. Он бросился вперед, чтобы открыть ей дверь. Когда они сели за столик в тихом уголке, она закурила сигарету и глубоко затянулась дымом.

– На этот раз мы все устроим лучше, – пробормотала она.

– Мы должны поскорее заполучить Флеминга. Нет ничего более жизненно важного.

– Могу я спросить, почему? – пробормотал он.

Она посмотрела на него с нетерпеливым презрением. – Чтобы помочь нам с кое-каким оборудованием. У него есть некоторые особые знания, которые нам нужны. – Она холодно улыбнулась ему. – Это действительно результат вашей похвальной деятельности от имени компании.

Может, ты и глуп, но ты предан и энергичен. Я думаю, вам следовало сказать об этом раньше.

Она понизила голос до шепота. "Когда мы услышали, что было получено сообщение из космоса, вы помните, что вам было сказано связаться с доктором Денисом Бриджером, партнером Флеминга. Ты хорошо справился, Кауфман. От Бриджера вы получили спецификацию для создания компьютера для интерпретации сообщения.

– Из этого ничего не вышло, – печально сказал Кауфман.

– Бриджер… э-э… сам себя убил.

– Так ты думаешь, из этого ничего не вышло? – засмеялась она. "Мы создавали копию этого компьютера; в Азаране. Только теперь нам нужна небольшая консультация специалиста. Салим заполучил профессора Дауни, но она была вовлечена лишь косвенно. Возможно, она будет полезна. Но Флеминг будет необходим.

Кауфман почувствовал облегчение. Он рискнул закурить сигарету.

"Так что вы видите, герр Кауфман, – закончила Жанин Гамбуль, гася сигарету, – на этот раз не должно быть ошибки в зачислении доктора Флеминга в наш штат".

Глава 4 Линии шквалов

Присутствующие во Дворце Наций в Женеве говорили друг другу, что такой отлаженной международной конференции не было уже много лет. Русские радостно кивали, когда их переводчики повторяли искренние взгляды американского делегата. Даже французы предлагали идеи для совместных усилий. На самом деле, все это было почти скучно.

Причина заключалась в том, что предметом обсуждения была погода. Все могли согласиться с тем, что это было бесспорно плохо.

Поскольку штормовые ветры без разбора проносились над Востоком и западом, а аномально сильные дожди были распространены по всему Северному полушарию, ни один чувствительный националист не мог найти оправдания для обвинения своего соседа.

Несколько стран, достаточно одаренных воображением, чтобы понять, что управление погодой находится в пределах возможного, направили ученых, а также метеорологов в Женеву в надежде достичь некоторого соглашения о методах и политике, прежде чем начнутся случайные эксперименты. Среди них была и Британия. Вот почему Министерство науки направило Осборна в качестве делегата ex officio^[1].

Осборн ушел, встревоженный и задумчивый. Несмотря на междепартаментские сводки, которые были распространены, чтобы привлечь внимание к климатическим явлениям, для которых не было прецедентов, эта конференция по погоде, казалось, действительно представляла чисто академический интерес – одно из тех мероприятий Организации Объединенных Наций, которое делало многих людей счастливыми и никому не причиняло вреда. Осборн задался вопросом, была ли эта поездка организована в качестве предварительной подготовки к переводу в какой-нибудь безобидный отдел, такой как Met в результате подозрений в его соучастии в деле Торнесса.

Министр был удивительно внимателен ко всему этому. Сотрудники службы безопасности все еще опрашивали персонал, и помощник Осборна стал очень нервным и робким. Осборн энергично настаивал на том, что если они оба будут придерживаться версии о том, что помощник сопровождал его в Торнесс в ту знаменательную ночь, все будет хорошо. Для высокопоставленного чиновника было совершенно нормально ходить со своим личным помощником, и помощник довольно неохотно согласился придерживаться его истории. Осборн подозревал, что реальное давление со стороны сыщиков или более простой метод приведения молодого человека к присяге приведут к истине. Это была еще одна причина, по которой он предпочел бы остаться в Уайтхолле, чтобы понаблюдать за ослаблением решимости своего помощника и оказать моральную поддержку.

Оказавшись в Женеве, он решил извлечь из этого максимум пользы. Какую бы мерзость ни производила зима в других местах, в Альпах она просто означала больше снега чем обычно . Обильные ночные осадки сменялись ярким солнечным светом с завидной регулярностью. Озеро было ярко-голубым, как лед; знаменитый фонтан бил высоко в небо, его брызги переливались всеми цветами радуги. Чистые, расчищенные от снега улицы были заполнены делегатами и их родственниками, которые развлекались в перерывах между сессиями.

Когда он посмотрел через высокие окна кафе на крыше на эту приятную сцену, он глубоко пожалел о времени, проведенном в тесном и перегретом конференц-зале. Но статья профессора Нилсона не была лишена интереса.

Эти американцы, безусловно, взялись за дело, когда возникла проблема, которую нужно было решить.

Осборн ушел до того, как началась дискуссия – с ее неизбежными бессмысленными вопросами, которые на самом деле были заявлениями. Он лениво наблюдал, как кофе капает в стакан из кофейного фильтра, когда к его столику подошла женщина. Она была немолода, но выглядела умной и приятной.

– Мистер Осборн? У нее был американский акцент.

Осборн встал. – Да, – ответил он. – Я не думаю, что знаю…

Она улыбнулась. – Я жена профессора Нилсона. – Они пожали друг другу руки, и Осборн выдвинул соседний стул. Она села.

Боюсь, вы пропустили выступление вашего мужа, – начал он.

– Он только что закончил его читать. Все были очень впечатлены.

– Он скоро выйдет; дискуссия должна быть почти закончена.

Она, казалось, не обратила внимания на то, что он сказал. "Мистер Осборн, – тихо сказала она, – я думаю, что мой муж хотел бы поговорить с вами. Не о конференции. – Она посмотрела в сторону двери, где толпа делегатов двигалась по фойе. – Если бы вы могли подождать, пока он придет. Я бы предпочел, чтобы он рассказал вам, в чем дело."

– Конечно, – сказал Осборн. – А пока могу я заказать вам что-нибудь?

Она кивнула. – Немного кофе, пожалуйста.

Когда Нилсон прибыл, он внимательно огляделся, затем сел и без всяких предисловий обратился к Осборну.

– Полагаю, моя жена сообщила Вам, что я ужасно хочу поговорить с вами. Я перейду к делу. Что вам известно об организации под названием «Интель»?

Осборну потребовалось время, чтобы определиться с ответом. – Это крупный международный торговый консорциум. Очень большой.

– Конечно, – согласился Нейлсон, – он большой. Вопрос в том, достоен ли он уважения?'

– Я действительно не знаю, – осторожно сказал Осборн.

– Мистер Осборн, – сказала миссис Нилсон. – Сегодня утром мы получили телеграмму от нашего сына. Мы не видели его два года. Все, что говорилось в телеграмме, было: "Встретимся с вами в кафе "Николь" в Женеве как-нибудь вечером на этой неделе, если позволит ситуация". Это первый намек на то, что он вообще был жив, который мы получили с позапрошлого Рождества.

– Но вы более или менее знали, где он был и что делал? – предположил Осборн.

Нилсон коротко рассмеялся. – Он уехал после работы в Вену два года назад. Открытка, которую он оставил, гласила, что с ним все в порядке и нам не о чем беспокоиться. Вот и все.

– Что за работа? – спросил Осборн.

– Ну, я думаю, что, поскольку он окончил Массачусетский институт с докторской степенью по электронике, это была бы работа в этой области.

– Я полагаю, что у «Интеля» есть офис здесь или, конечно, в Цюрихе.

Вы наводили справки?

– Конечно, – ответила миссис Нилсон. – Они сказали, что ничего не знают о сотрудниках офисов фирмы за пределами Швейцарии. Вот почему я убедила своего мужа обратиться к вам за информацией.'

– Но почему? – спросил Осборн.

"Потому что вы друг друга моего сына", – сказал Нилсон. – Джон Флеминг. Ян пару раз приводил его домой, когда Флеминг приезжал в Институт по обмену с лабораторией Кавендиша в Кембридже. Они были отличными приятелями. И, конечно, мы знаем, что Флеминг стал ключевым человеком в программе вашего министерства.

– Не думаю, что я могу вам чем-то помочь, – сухо сказал Осборн. – Мы потеряли связь с профессором Флемингом… – Он смущенно замолчал, а затем поспешно продолжил: – Но я вернусь в Лондон только послезавтра. Может быть, я мог бы познакомиться с вашим сыном? Если он говорит в своей телеграмме, что приедет на этой неделе, это должно означать либо сегодня вечером, либо завтра.

Нейлсоны были благодарны. Они пригласили его поужинать с ними в кафе в тот же вечер, а если Ян не появится тогда, то и на следующий вечер.

В тот вечер миссис Нилсон настояла на том, чтобы пойти в кафе к семи. "Я сяду в передней части, – сказала она мужу, – тогда он обязательно увидит меня. Мы можем пойти в столовую позже."

Она заказала кирш и сделала первый глоток, когда он материализовался из сумрака и молча сел рядом с ней; бледный, серьезный молодой человек, очень взвинченный. Она была потрясена тем, как он постарел и стал таким худым, и тем, каким нервным он казался. Он поцеловал ее в щеку, но отдернул руку, когда она попыталась сжать ее.

– Пожалуйста, не делай нас заметными, мама, – пробормотал он.

– Мне жаль, если это причиняет тебе боль. Но… Ну, видишь ли, у меня есть веские причины, – он затушил наполовину выкуренную сигарету.

– Конечно, сынок, – сказала его мать, пытаясь улыбнуться. – Я понимаю.

– Но, по крайней мере, ты здесь. Я могу смотреть на тебя. Это было так давно.

Любовь в ее глазах причинила ему боль. – Мама, – начал он, наклоняясь к ней через стол. – Мне нужно поговорить, и у меня может быть не так много времени. Видишь ли, я в бегах. Нет, – он попытался улыбнуться, – я не преступник. Ситуация изменилась. Мошенники охотятся за мной.

Он сделал паузу, когда официант подошел за его заказом. Он отослал мужчину за большой порцией виски, а затем начал говорить, торопливо и немного бессвязно, как будто время истекало.

Вскоре прибыли Нилсон с Осборном. Двое мужчин встретились прямо у кафе, и Нилсон радостно приветствовал своего сына, хлопая его по спине и счастливо улыбаясь. – Мы отпразднуем это самым большим стейком, какой только может придумать швейцарец.

– И шампанское. – Он вспомнил, что Осборн тихо стоял рядом с ними.

– Мои извинения, Осборн, – сказал он. – Я хотел бы познакомить вас с моим сыном… Ян, мистер Осборн – друг профессора Флеминга.

Осборн как раз протянул руку, когда подошел юноша со вспышкой и громоздкой фотокамерой.

– Профессор Нилсон, – крикнул он им. – Один момент, si'l vous plait. Фотографию, пожалуйста. Для американской прессы.

Он суетился вокруг, ставя всех четверых в нужное положение для фотографии. Ян стоял между сидящими матерью и отцом, Осборн – далеко в стороне. Удовлетворенный, он попятился ко входу в кафе, вглядываясь в дальномер.

– Bon! – воскликнул он. Фотовспышка на мгновение ослепила всех ярким белым светом.

Одновременно Ян со стоном повалился боком на своего отца.

Фотограф исчез на улице, а джентльмен, читавший газету за столиком у двери, надел шляпу, сунул что-то черное и блестящее в нагрудный карман пальто и довольно неторопливо последовал за фотографом.