Текст книги "Скажи ее имя"

Автор книги: Франсиско Голдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 22 страниц)

Мне хотелось пойти в один из маленьких затхлых кинотеатров, где мы любили смотреть фильмы на иностранных языках, которых не знал ни один из нас – на арабском, на тайском, – хотя Аура с легкостью могла читать французские субтитры. Мне нравилось сидеть рядом с ней в темноте, не понимая, что говорят главные герои, пытаться разобраться в сюжете и собрать по кусочкам всю историю, чтобы преподнести ее Ауре как некий рукотворный подарок. Один фильм был о ливанской семье в охваченном войной Бейруте. Уже выйдя на улицу, я сказал: Похоже, у этой несчастной очень жестокие родители и братья, они даже не выпускали ее из дому. Ничего удивительного, что все так закончилось, бедная девочка.

Фрэнк, она была рабыней! – сказала Аура. В этом вся суть! Она рабыня-христианка в Ливане, а владеющая ей семья – мусульмане. Эх, mi amor!

Я пошел в один из этих кинотеатров без Ауры, посмотрел фильм на финском, бездарное унылое кино, я заснул примерно на первой трети. Я жил в той же дешевой гостинице около станции «Гобелен», где когда-то мы останавливались с Аурой. Приятель посоветовал нам отель «Жанна д’Арк», – но, как выяснилось позднее, это был не единственный отель в Париже с таким названием, и мы приехали совсем не в тот, который имел в виду наш друг. Мы садились в самолет до Нью-Йорка, когда на стойке регистрации Ауре сообщили, что ее студенческая виза истекла. На диком холоде я торчал перед консульством США возле Триумфальной арки и ждал Ауру. Французские полицейские говорили, что мне нельзя стоять здесь с нашим багажом, в котором, кто знает, могли лежать бомбы, но я упорно отказывался уходить. Во-первых, у меня было больше чемоданов, чем я способен был унести. Во-вторых, как, позвольте, Аура смогла бы меня отыскать? Вперед, арестуйте меня, возбужденно сказал я, я никуда не пойду, я жду жену – я достал паспорт гражданина США и помахал им у них перед носом, – и никто не вправе утверждать, что я не могу ждать жену перед консульством своей страны. Я сказал «жену», хотя на тот момент Аура еще не была моей женой. Но полиция оставила меня в покое. В ожидании визы мы задержались в Париже на три лишних дня, которые провели уже в «Жанне д’Арк» в Маре, в том самом, что рекомендовал нам приятель.

Конечно, существует Париж прекрасный и Париж безобразный, люди принадлежат либо одной, либо другой его части, это Париж, каким они его знают. Так мне всегда казалось, но, приехав в Париж с Аурой, я словно шагнул в Зазеркалье. Официанты стояли у нашего столика, умильно жестикулируя и запинаясь на каждом слове, старались перевести Ауре непонятные названия в меню на кошмарный испанский. Стоило спросить дорогу, французы превращались чуть ли не в радушных, дружелюбных мексиканцев, Paris es tu casa – Париж твой дом. Они с удовольствием брали наш фотоаппарат и снимали нас. Французы по-настоящему любили Ауру, хотя большинство считало, что Аура похожа на Амели, на эту милую, но раздражающе типичную парижанку из одноименного фильма. Теперь я снова оказался в до-Аурином Париже. Молодцеватые французские головорезы в спортивных костюмах прицепились ко мне в метро и доводили, дергаясь в такт каким-то египетским мелодиям: дада-да-да-даааа. Ну и так далее. Во всем мире, не только в Париже, слишком много идиотизма и ненависти, чтобы оставаться в одиночестве. Я помню, как в Нью-Йорке мы присутствовали на одной свадьбе, где Ауру усадили за стол рядом с гламурным, богатым бледнолицым писателем. В середине их разговора он вдруг воскликнул: да вы из Мексики? Как вышло, что вы знаете английский? Аура начинала понимать, что значит быть мексиканской писательницей в Штатах. Это была одна из причин, почему она решила писать преимущественно по-испански.

Как и всю прошлую зиму в Нью-Йорке, я продолжал чувствовать себя героем немого фильма, где все было черно-белым и пугающим. Я пошел в бар «Ле Сюлли», в котором любили зависать знакомые мексиканцы, осевшие в Париже, но никого не узнал и одиноко сидел в углу, заказывая выпить еще и еще. Все замелькало. Их кожа, лица и руки, как леденец со слизанными полосочками. Радиоактивные глаза. В каждом лице что-то крысиное. Люди потирают руки, поджимают губы и обмениваются взглядами. Подобно скульптуре Родена, уткнувшись лицом в ладони, плачет мужчина. Отблески пламени в зеркалах, и весь бар словно тает, как целлулоидная пленка; я расплатился и вышел наружу, чтобы пройтись.

Я поехал в Париж, чтобы побывать в психиатрической лечебнице «Ла-Ферт», ставшей прототипом психбольницы из незавершенного романа Ауры «Психиатрическая клиника». Чтобы поближе познакомиться с «Ла-Ферт», мы с Аурой планировали приехать сюда весной 2008-го. С тех пор прошел почти год. Я чувствовал, что должен сделать это для Ауры, ради ее недописанного романа. То, что было мне известно о «Ла-Ферт» от Ауры, я дополнил собственным исследованием. Я знал, что это очень французская экспериментальная психиатрическая лечебница, где в романе Ауры должен был работать психоаналитик Марсело Диас Мишо. «Ла-Ферт» находится в замке XVII века, здесь бок о бок живут пациенты, врачи, медсестры и другие сотрудники. На кухне врачи режут петрушку рядом с психами, шинкующими лук. Предполагается, что пациенты «Ла-Ферт» не знают, кто из них больной, а кто врач, и т. п. Как я понял, даже психоаналитик не всегда знает, разговаривает он с пациентом или с другим законспирированным психоаналитиком.

Прошлой осенью, в конце первого семестра писательской магистратуры, Аура отправила письмо бессменному директору клиники, восьмидесятисемилетнему доктору Оливье Арно, и попросила разрешения приехать. Спустя два месяца она получила ответ: обычный коричневый конверт с нашим бруклинским адресом, выведенным зелеными чернилами печатными буквами, а внутри, на обычном листе бумаги, без фирменного бланка тем же почерком и той же зеленой ручкой – несколько строк с приглашением посетить «Ла-Ферт». Но вместо подписи доктора Арно на письме стояло имя Софи Деонарин. Была ли она секретарем Арно? – никаких указаний на то, кто она такая, не наблюдалось. Почерк был странным, словно кто-то трясущимися руками старательно выводил каждую букву алфавита, слагая их в витиеватую проволочную нить. Возможно ли, что Софи Деонарин – пациентка, без спросу ответившая на корреспонденцию доктора Арно? Подобное предположение вызывало у нас нервную дрожь.

В тот раз мы бесплатно жили в подвале без окон в Доме Мексики, потому что мой приятель Хуан Риос пригласил меня выступить на вечернем писательском семинаре, который он вел в Мексиканском институте культуры. Одной из студенток была молодая француженка, Полин, прожившая несколько лет в Эквадоре, работая в организации, пытавшейся спасти вымирающий вид андского медведя. Она была аспиранткой и участвовала в семинарах, чтобы подтянуть испанский. После семинара мы все пошли перекусить и выпить, и когда Аура и Полин разговорились, произошло совпадение, которое могло бы показаться писателю, особенно такому юному, как Аура, пророческим. Словно вселенная столкнула их, чтобы книга Ауры вышла в свет. Оказалось, что двадцать пять лет назад, когда Полин была еще ребенком, ее мать работала в «Ла-Ферт». Даже первые воспоминания Полин были о ее детстве, проведенном в клинике.

Позднее я нашел в дневнике Ауры запись об этом разговоре с Полин. Психи могут казаться вполне нормальными, записала Аура, но только некоторое время. Как, например, пациент, который давал матери Полин список необходимых покупок, когда та отправлялась в город. Она сохранила один из списков в качестве сувенира, и Полин видела его: газета «Ле Монд», трубочный табак, батарейки, консервированная вишня, сперма…

Утром в воскресенье я сел на поезд до ближайшего к «Ла-Ферт» города. Напротив меня вместе с родителями ехал маленький мальчик в костюме Человека-паука. Я тоже должен был так одеться, подумал я. Может, завтра так и сделаю. На мгновение мне показалось настолько естественным и разумным одеться Человеком-пауком, что я даже испугался.

На вокзале я задержался у газетного киоска и на своем третьесортном французском попытался выяснить у работавшей там престарелой дамы, где взять такси до «Ла-Ферт». Ее ответ был невероятно длинным, и я не понял ни слова. Высокий чернокожий юноша, покупавший газету, повернулся ко мне и сказал по-английски с карибским акцентом: она говорит, что вам не нужно такси. Из «Ла-Ферт» приезжает фургон. Вам надо только позвонить. Вы ведь хотите попасть в клинику, не так ли?

У дамы из газетного киоска была открытка с напечатанным на ней телефоном «Ла-Ферт». Парень сделал мне еще одно одолжение и позвонил туда с моего мобильника, он сказал: они приедут за вами в час дня. Вы должны ждать перед станцией. Голубой автофургон.

Было почти одиннадцать утра. Я прогулялся по городу, зашел в церковь, а затем спустился к реке.

Психоаналитик, сидя в кресле, видит нового пациента, впервые входящего в его кабинет, с минуту наблюдает за ним и говорит: ох, а вы ведь не здесь, не так ли? Вы все еще в саду.

Я вычитал этот анекдот в очерке доктора Оливье Арно, вышедшем на английском. Большинство личностей, писал Арно, зациклены на одной точке, которая удерживает их от распада. Но у шизофреников много таких точек, они распределены по пространству, поэтому их личность не ограничена телом или местом, где это тело находится в данный момент. Психиатры и психоаналитики «Ла-Ферт», благодаря знаменитому методу Интуитивной Поэтической Диагностики, умеют определять подобные состояния с первого взгляда. Психоаналитик из байки Арно смог увидеть, что пациент, хоть и зашел в кабинет, на самом деле пребывал в саду, или на пляже, или где-нибудь еще, на расстоянии века или нескольких лет от нас.

Собственно, метод «Ла-Ферт» заключается в том, чтобы вести себя с психическими больными, шизофрениками и пациентами с тяжелой депрессией как с обычными людьми, которые, несмотря на прием препаратов, могут реагировать на собеседовательную терапию и участвовать в жизни общества: заниматься будничными делами, учиться и т. п. Основная цель, как выяснил я, – попытаться сфокусировать такого пациента на одной из самозакрепляющихся точек – якоре, чтобы среди хаоса других точек пациент был в состоянии ухватиться за якорь, или как минимум имел такой шанс. Это не лечение, но метод может уменьшить страдания и подарить пациенту моменты небывалого умиротворения и даже человеческого счастья. Я представил себе: тонкая и хрупкая, как барабанная перепонка, сеть, искусственно умиротворенная душа, искусно привитая в центр вихря галлюцинаций, боли, потерянности и страха. Мне понравилась идея, этакий отголосок детской сказки, где эльфы-сапожники появляются по ночам, но вместо новых волшебных туфель мастерят новое «я» или душу. Во что превратила бы эту идею Аура, столкнись она с ней? Когда Марсело Диас Мишо впервые увидел Ирму, домработницу Хулиеты и ее маленькой дочки Алисии, что такого он заметил, что попытался увезти Ирму во Францию и поместить в «Ла-Ферт»? Может ли отблеск души или личности Ауры оказаться во мне? Не может ли он уже быть во мне, и смогут ли они разглядеть это?

Передо мной затормозил большой голубой фургон. Двое сидели впереди, несколько пассажиров рассредоточились по трем рядам за водителем, среди них – мужчина, глядевший в окно, вытянутое бледное лицо, узкие губы, темная фетровая шляпа. Человек, похожий на Уильяма Берроуза, смотрел на меня. Пациенты на воскресной прогулке по городу, подумал я. Хотя этот мужчина в шляпе может оказаться и не пациентом.

Переднее стекло опустилось. Женщина лет тридцати, загорелая, с тяжелыми темными кудрявыми волосами и подвижными бровями, потрясающая женщина в длинной жилетке поверх свитера, произнесла мое имя. Я пожал ее изящную руку через окно фургона, открыл дверцу и забрался внутрь. Пожилая дама рядом со мной в мятом шерстяном пальто сидела, наклонясь вперед и уставившись в окно; на кресле между нами примостилась хозяйственная сумка с парой вещиц внутри. Водитель, румяный мужчина в вязаной шапке, что-то спросил у меня, и сразу стало ясно, что я не понимаю по-французски. Но женщина впереди оказалась интерном из Бразилии и говорила по-испански. Ее звали Луиза. Мы как раз выехали из города, когда Луиза спросила: а к кому из пациентов вы приехали? Я сказал, что приехал не к пациенту. Она перевела мой ответ водителю, тот вопросительно глянул на нее. Но ни один не произнес ни слова. Мы ехали по окаймленной лесом дороге, голые тонкие стволы деревьев проносились мимо, как обелиски. Я был уверен: Луиза про себя репетирует, как сказать мне, что произошло недоразумение и что меня не пустят в «Ла-Ферт». Надеюсь, что хотя бы увижу лечебницу, думал я. Я обернулся и посмотрел на человека в шляпе, он ответил мне грустным, вопрошающим взглядом мокнущего под дождем пса.

А для чего тогда вы приехали? – спросила Луиза. Я рассказал ей об Ауре, о незаконченном романе, наших письмах доктору Арно.

Аура получила приглашение, сказал я.

Но он не работает по воскресеньям, как и его секретарь. Вряд ли сегодня вы застанете кого-то из персонала.

Ничего страшного, возразил я. Мне просто нужно осмотреться. Я помолчал и сказал: когда я наконец смогу поговорить с доктором Арно, то буду лучше понимать, о чем его спросить.

Шато было похоже на лесной замок: стены из песчаника, островерхие крыши, покрытые темным шифером, портики с колоннами, длинные ряды окон, и на каждом углу – по остроконечной башне.

Луиза сказала, что руководителя клиники в это воскресенье замещает Катрин и мне нужно было поговорить с ней. Катрин оказалась хрупкой женщиной с тронутыми сединой светлыми волосами, морщинистым лицом, в джинсах и свитере, с темно-красной помадой; мы застали ее курящей в дальнем конце главного холла у эркерного окна, выходящего на другие постройки – из некоторых труб валил дым, – на зимний лес и окрестные поля. Говорившая по-английски, Катрин расспросила меня о цели моего визита. Я повторил то, что рассказал Луизе по пути от станции. Ее небольшие голубые глаза пристально изучали меня. Что она видела? Я не мог быть настолько плох, не так ли? Она разрешила мне остаться на день и сказала, что фургон отвезет меня в город к последнему вечернему поезду до Парижа.

Вот так, любовь моя, мы с тобой смогли проникнуть в «Ла-Ферт». Я думаю, что увидел там то, что ожидала или надеялась увидеть ты. Думаю, твои ожидания оправдались бы. У них была своя маленькая пекарня, пациенты толпились в ней, стоя вплотную друг к другу в тепле, шедшем от растопленной дровяной печи, вдыхая влажный дрожжевой дух, в ожидании, пока поднимется укрытое марлей тесто, они распевали детские песенки; у них был загон для коз, лошадей, а еще всевозможные кружки – по искусству, по музыке, – в старой каменной часовне даже проходили семинары по писательскому мастерству. Знаешь, что напомнил мне этот замок? Горный дом «Мохонк». Хотя там не было охотничьих трофеев, он выглядел обветшалым, с обшарпанной мебелью, это была лечебница, а не спа-отель. Но, как и там, в каменном очаге горел огонь. Здесь был бар, с темными деревянными панелями на стенах и сводчатым крашеным потолком, не похожим ни на что, виденное нами в «Мохонке». Тут подавали безалкогольные напитки, фруктовые сиропы, выпечку и сладости, и каждое воскресенье, как сказала мне Луиза, здесь выступала Мари, городская исполнительница народных песен, с двух часов ночи и почти до рассвета. Пациенты сами выбрали эти часы. Это было время, когда они не спали, были бодры и готовы слушать и подпевать. Если бы я попросил Мари спеть «Стефани говорит…», согласилась бы она? Я почувствовал острое желание оказаться среди них, поющих, если бы я только смог остаться, быть может, я нашел бы тут нечто важное. Пациенты, конечно, не имели ничего общего с постояльцами «Мохонка». Но я избавлю тебя от колоритных описаний местных психов.

В первой комнате, куда Луиза привела меня, она отперла шкаф и начала раздавать лекарства столпившимся пациентам. Среди них был мужчина, который не желал подниматься с пола. Он лежал на животе, повернув голову набок, и даже периодически вступал в диалог с топтавшимися вокруг и перешагивавшими через него людьми, он говорил еле слышно, мученическим голосом.

Иногда я самому себе казался таким же, хотя на самом деле таким не был. Я проделал весь этот путь во Францию ради тебя и ради себя.

Что бы Аура подумала о «Ла-Ферт»? Почему Марсело Диас Мишо собирался привезти сюда Ирму?

Когда я взбирался по изогнутой деревянной лестнице на второй этаж, я заметил пыль на ступенях и паутину в углах и на перилах. Жаль, что Ирмы тут нет, подумал я, она никогда бы так не запустила это место. Это был не мой голос. Это был Марсело. Я превратился в Марсело, психоаналитика, поднимающегося по лестнице на встречу с очередным пациентом. Разве моя молодая жена не ждет меня дома? Разве не любит меня? Тогда почему я чувствую себя таким обездоленным? Не потому ли, что Ирмы больше нет в «Ла-Ферт»? Но она все еще живет во Франции, разве не так? Но где же Алисия? Ее тоже здесь больше нет. Куда она делась? Où sont les axolotls?

Откуда мне знать, во что Аура могла превратить «Ла-Ферт»? Делай, что хочешь, любовь моя. Знаю, это будет прекрасно. Я сдержал слово, я привез тебя сюда.

notes

Примечания

1

Перевод А. Михаиляна.

2

Здесь и далее перевод В. Лунина.

3

Любовь моя (исп.).

4

Где же аксолотли? (фр.).

5

Я становлюсь грязной / Читаю Буковски, хоть его ненавижу / Я б предпочла оказаться мужчиной / Чтобы убрать с дороги женщин / Умерьте свое возмущение / Это дело личное / Это вранье / Поэзия – вымысел, в ней спасенья нет…

6

Перевод Д. Щедровицкого.

7

У. Б. Йейтс. Летчик-ирландец предвидит свою гибель. Перевод А. Сергеева.

8

Существовать. doc (англ.).

9

Джерри Сайнфелд, Элейн Бенес – персонажи американского телесериала «Сайнфелд».

10

«Спящий» (1973) – фильм Вуди Аллена; Кантинфлас (1911–1993), Тин-Тан (1915–1973) – мексиканские комики.

11

Дочка (исп.).

12

ИРП (Институционно-революционная партия) – социал-демократическая партия Мексики.

13

Я люблю тебя, папа, я не знаю, почему вы разошлись. Но я все равно люблю тебя так же, как когда мы были вместе. Послушай, а ты все еще любишь меня, как раньше? Я очень на это надеюсь, потому что я просто обожаю тебя. До свидания, папа. Я люблю тебя всем ♥.

14

Банши – существо из ирландского фольклора, призрак женщины, который, согласно легенде, приходит к дому обреченного на смерть и своим стоном возвещает о близости его кончины.

15

«Маленькие женщины» – роман американской писательницы Луизы Мэй Олкотт, опубликованный в двух частях между 1868 и 1869 годами.

16

Тетушки (исп.).

17

ПНД (Партия национального действия) – политическая партия Мексики консервативно-христианской ориентации, одна из лидирующих в стране.

18

Боске-де-Тлялпан – городской парк в Мехико.

19

ИТПМ – Институт теоретической и прикладной механики.

20

«У подножия вулкана» (1947) – роман английского писателя Малькольма Лаури.

21

Перевод В. Хинкиса.

22

Палапа – традиционное мексиканское жилище с крышей из пальмовых листьев.

23

Комала – город призраков из романа «Педро Парамо» (1955) мексиканского писателя Хуана Рульфо.

24

В книге:  – прим. верст.

25

Колония Кондеса – престижный район Мехико.

26

«Три молока» (исп. Tres Leches) – популярный в Латинской Америке и Испании рецепт пирога. Для пропитки бисквита используются сгущенное, простое молоко и свежие сливки.

27

«Фенвей-парк» – домашний стадион бейсбольной команды «Бостон Ред Сокс».

28

Мировая серия – решающая серия игр в сезоне Главной лиги бейсбола США.

29

Если ты понимаешь, что влюбилась / Помолись тому, кто живет в небесах / Ты должна благодарить его за каждый день своей жизни / Благодарить, что он спас твою жалкую задницу (англ.).

30

«Боб-строитель» – британский мультсериал, идущий с 1998 года.

31

«Улица Крокодилов» – рассказ польского писателя Бруно Шульца из сборника «Коричные лавки» (1934).

32

ДААД (Deutscher Akademischer Austauschdienst) – Германская служба академических обменов.

33

«Современники» (исп.).

34

Хосе Гуадалупе Посада (1852–1913) – мексиканский художник-график.

35

Мескаль – мексиканский алкогольный напиток из терна и агавы.

36

Неотредактированный фрагмент, написанный от руки на желтом бланке какого-то официального документа, с большим количеством исправлений и зачеркиваний, очевидно созданный впопыхах, был найден в бумагах Ауры. Он был написан в ходе ее первого семестра в Коламбии, ее английский тогда был еще не слишком хорош.

37

Foota nota – искаженное footnote (от англ. сноска).

38

Воображение / образы, которые изливаются мощным потоком, стоит им выбраться из тюрьмы / которой стал университет. Каса Паника. Запреты и ограничения, смысла которых они сами не понимают. В которые сами не верят. Есть более интересные темы, чем заурядная и бесплодная саморепрезентация. Моя жизнь в другом месте.

39

Перевод С. Табачниковой.

40

«Женский портрет» (1881) – роман американского писателя Генри Джеймса.

41

«Лорд Джим» (1890) – роман английского писателя Джозефа Конрада.

42

Мариачи – один из самых распространенных жанров мексиканской народной музыки.

43

«Дикая банда» (1969) – фильм американского режиссера Сэма Пекинпа.

44

Имеется в виду песня Stephanie Says (1968) группы The Velvet Underground.

45

Томми Моттола – американский музыкальный продюсер.

46

«Не спрашивай, не говори» – закон, принятый в США в 1993 году, разрешавший геям и лесбиянкам служить в Вооруженных силах Америки, но при условии, что они скрывают свою сексуальную ориентацию. Закон отменен Бараком Обамой в 2011 году.

47

Синко де Майо – «Пятое мая», День независимости Мексики: 5 мая 1862 года мексиканцы одержали победу в битве при Пуэбле.

48

Цитируется отрывок из стихотворения Хорхе Луиса Бохеса «Море» («El Mar») из сборника «Иной и прежний» (1969).

49

«Швейцарская семья Робинзонов» (1812) – роман швейцарского писателя Йохана Дэвида Уисса о большой семье, оказавшейся на необитаемом острове.