Текст книги "Священная Римская империя германской нации: от Оттона Великого до Карла V"

Автор книги: Франсис Рапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Блестящий и трагический конец династии (1190–1250)

Проклятие Гогенштауфенов: недолговечное правление Генриха и первое междуцарствие (1190–1211)

Краеугольный камень императорского строения не был забран сразу после смерти Барбароссы. Современникам могло казаться, что оно так же крепко, хотя сам камень уже не тот. Генрих VI взошел на престол без какого-либо противостояния; создавалось впечатление, что Германия вылечилась от своих внутренних болезней. Энергия этого молодого человека, которого отец тщательно готовил к будущей задаче – он знал французский и латынь, писал на этих языках так же свободно, как и разговаривал на них, – могла развернуться за пределы этих слишком узких в его глазах границ regnum teutonicum. Его наставник, Годфрид из Витербо, сумел расширить его стремления до размеров вселенной. У него снова появилась идея мирового господства, потому что он был отпрыском «императорской крови», последний представитель которой – возможно, и он сам – встретится в Иерусалиме с Христом, что должен вернуться в Святой город в конце дней. Для воплощения замысла, более похожего на мечту, Генрих VI использовал неукротимую волю. Он не отступал ни перед какой преградой. Жестокий, если это нужно было для достижения намеченного результата; циник с мрачным чувством юмора. Как мало характер сына походил на характер отца!

Сицилия сразу привлекла его внимание. Поскольку Вильгельм умер, не оставив после себя детей, наследство переходило Констанции, а следовательно, империи. Это было хорошее наследство, крепкое государство, но нормандцы не желали видеть своим королем тевтонца. Они поставили во главу одного из своих, Танкреда, внебрачного внука Рожера. Генриху не удалось устранить этого конкурента с первого раза. Под стенами Неаполя он проиграл более сильному противнику. Папа все-таки короновал сына Барбароссы, но, желая защитить свои права сюзерена на Сицилию, сговорился с Танкредом, который оказался более удобным вассалом, нежели император. Для Генриха положение вещей было незавидным, так как снова появился старый Лев. Нужно было его умаслить и уступить часть Любека. Но удача внезапно вернулась в императорский лагерь. В 1191 г. Леопольд Австрийский захватил Ричарда Львиное Сердце, когда тот возвращался в Англию, поднимаясь вверх по Дунаю. В принципе, крестоносцы были неприкасаемы. Но Генриху до этого и дела не было; более того, он знал, что Филипп-Август обрадовался, увидев своего соперника в затруднительном положении. Ричарда освободили только в обмен на огромный выкуп, регулируемый на месте, и он вынужден был признать себя вассалом Генриха, что приносило империи ежегодный оброк в размере 5 000 ливров. 150 000 марок, внесенных сразу, могли оплатить содержание приличной армии. В 1194 г. Генриха короновали королем Сицилии в Палермо, а семью его соперника вывезли. На следующий день после коронации у него родился долгожданный сын; было бы слишком просто назвать его Фридрих-Рожер, но то, что его первое имя было Константин, уже указывало на неслыханный размах замыслов, которые лелеял его отец; провидица из Трибура предсказала, что императором последних дней будет другой Константин. Оставалось проложить ему дорогу в Святую землю. Генрих VI решил возглавить крестовый поход. Перед отправлением он назначил как в Центральной Италии, так и на Сицилии, верных людей, зачастую министериалов, среди которых был и Марквард Анвейлерский. В Германии ему удалось убедить половину князей отказаться от избирательного характера королевской власти. Взамен он предоставил им наследование их княжеств как по мужской, так и по женской линии, этим статусом уже обладала Австрия, получив эту привилегию от Барбароссы в 1156 г. Таким образом Генрих думал установить одинаковый строй в Германии и Италии. Будущее «императорской крови» было обеспечено. Но папа и слышать не хотел «о присоединении королевства к империи». Его противостояние было настолько упорным, что императору пришлось отступить. От князей он получил только коронацию своего сына, едва тому исполнилось два года, на Рождество 1196 года. Подготовка к крестовому походу завершилась, и Генрих собирался сесть на судно в Мессине, но 28 сентября 1197 г. его сразила болезнь. Для империи его смерть стала настоящей катастрофой. Ящик Пандоры, закрытый Барбароссой, снова открылся и выпустил тучи напастей.

Нескольких месяцев хватило, чтобы разрушить политическое образование, укрепленное волей Гогенштауфенов. Они попытались залатать трещины, которые когда-то разрушили целостность империи. Снова проявились слабые места, четко выраженные и глубокие, как только князьям стало известно о смерти Генриха VI. Те, кто склонялся к династической преемственности, считали, что следует избрать совершеннолетнего. Королевская власть в руках ребенка будет чисто символической, а ситуация была слишком серьезной, чтобы фиктивный правитель, даже самый очаровательный, мог с ней справиться. Тогда 8 марта 1198 г. они выбрали младшего сына покойного императора, Филиппа Швабского. Этот красивый молодой человек, самый любезный из членов семьи, был, несомненно, очаровательным, но от отца он унаследовал лишь приветливость, оставляя старшему черты, необходимые для руководителя. И вот 9 сентября князья, предпочитавшие избирательный характер имперской власти, выдвинули против Филиппа Оттона, одного из сыновей Генриха Льва. Во время ссылки отца он рос в Англии и получил от короля Ричарда графство Пуату. Он был поистине богатырского роста и уверенно чувствовал себя только в бою. Храбрый до безрассудства, он был лишен внутренней силы, которая закаляет душу от уныния. Его кидало от дерзости к состоянию подавленности. Ни один из соперников не был достаточно сильным, чтобы главенствовать. «И будет две головы под одной короной», – сокрушался миннезингер Вальтер фон дер Фогельвайде. В действительности за двумя соперниками теснились их сторонники. Со стороны Оттона были Кельн со своим архиепископом, тешивший себя возможностью укрепить связи с Англией, в частности коммерческие и финансовые. В противоположность этим торговцам, воины, министериалы предоставляли свои услуги только представителям рода Гогенштауфенов.

Самые лучшие из этих доверенных лиц упорно боролись, чтобы сохранить для наследника их господина его итальянские владения. На Сицилии борьба была более тяжелой, так как Констанция выступила против них и договорилась с папским престолом, чей сюзеренитет она признавала, и согласилась сделать папу законным опекуном ее сына. Однако немцев не полностью оттеснили. Маркварду Анвейлерскому удалось даже отвоевать после смерти Констанцы в 1198 г. Палермо, в котором Фридрих-Роджер на протяжении нескольких лет находился под суровой властью матери. Он не смог воспрепятствовать курии провести «возврат имущества», которое, как она утверждала, было неправомерно узурпировано императором. Эта операция была проведена твердой рукой папы Иннокентия III, который взошел на святой престол 8 января 1198 г. Он был в расцвете сил, ему не было и сорока лет, никакие усилия его не отталкивали. «Человек создан, чтобы трудиться, как птица создана, чтобы летать», – говорил он. Благодаря обучению в Париже, а потом и в Болонье он стал отличным теологом и почти таким же отличным знатоком права, чего долгое время не замечали. Ему удавалось избежать ригидности, которая замыкала некоторых интеллектуалов в не подлежащей изменению схематичности. Проницательный наблюдатель за реальностью, он без колебаний лавировал, чтобы достичь своей цели, вопреки ветрам, дующим навстречу, невзирая на средства их достижения. «Окунув руку в смолу, нельзя достать ее чистой», – признавал он. Политика не была его первоочередным заданием. Он хотел вывести церковь из тени на свет, переделать ее под единственно достойную модель, Христа. В этом отношении речь, которую он произнес по поводу Пасхи в 1215 г. на открытии IV Лютеранского собора, очень четко демонстрирует его позицию. Церковь для выполнения своей миссии нуждается в свободе; недопустимо, чтобы Рим попал в окружение империей; ей необходимы простор и гарантия независимости через восстановление ее государств. В конечном счете светская власть, даже имея некоторую автономию в своих владениях, не имеет права пользоваться ею по своей прихоти. Эта власть получает свою миссию от папы, который в случае необходимости должен проверять, достойна ли она такой передачи полномочий. Личность Иннокентия III была на целую голову выше двух принцев, оспаривавших право на корону. Равновесие между империей и папством, с таким трудом установленное Фридрихом I, было нарушено.

Иннокентий III заявил в 1198 г., что ему полагается судить соперничество между Филиппом и Оттоном. Князья, как духовные, так и светские, бессмысленно пытались протестовать в Шпейере в 1199 г. против этого вмешательства папы в дела империи, в 1120 г. был оглашен вердикт, сформулированный в «Решении проблемы империи». Как того и следовало ожидать, он высказался в пользу Оттона, который уступил императорские права в Центральной Италии и признал сюзеренитет святого престола над нормандским государством. С кандидатом-Вельфом окружения можно было избежать. Но Иннокентий III по-другому аргументировал свое решение. Его размышления, дополненные в 1202 г. декреталией Per venerabilem,касались в первую очередь основоположений. Да, в 800 г. была передача прав империи, но ее провел папа, отняв у греков и отдав франкам. Его преемнику полагалось засвидетельствовать соответствие кандидата империи, и проверка этого была бы невозможной при наследовании империи; а представитель Гогенштауфенов, рода гонителей церкви, означал бы победу династического принципа. К тому же избрание Филиппа было недействительным, ему не хватало голосов важных выборщиков.

Но поддержка папы не обеспечила победу партии Вельфов. У Оттона было больше союзников за пределами государства, чем приверженцев внутри Германии. Филиппу удалось пройти повторное избрание и коронацию в Ахене; даже Кельн оставил Оттона в 1206 г. Будучи реалистом, папа Иннокентий III повернулся в сторону того, кто побеждал. В мае 1208 г. переговоры привели к компромиссному решению в обмен на несколько договоренностей, которые обязывали обе стороны к тяжелым, но сносным уступкам. Папа согласился признать Филиппа, но в это время новый поворот судьбы напрочь разрушил надежды тех, кто уповал на разрешение конфликта. По личным мотивам Баварский пфальцграф убил Филиппа в Бамберге 21 июня 1208 г. Конечно империя могла бы достичь мира под скипетром Оттона, Оттона IV, поскольку папа, вновь поддерживая его сторону, 4 ноября 1209 г. короновал его в Риме. Даже министериалы перешли в другой лагерь: Оттон взял в жены невесту своего соперника, и эта свадьба через брачный союз сделала из него в некотором роде Штауфена. Сразу после коронации Оттон влез в шкуру своих предшественников, Фридриха и Генриха. Призывы немцев, крепко стоявшие на своем на Сицилии, достигли его, и в ноябре 1210 г. он отправился в путь с твердым намерением восстановить то, что папе не без труда удалось развалить. Реакция Иннокентия III не заставила себя долго ждать. Оттон, не выполнивший своих обязательств, был незамедлительно отлучен от церкви, позже, реагируя на советы, приходящие из Франции, папа вспомнил о Фридрихе-Роджере, молодом короле Сицилии, чьим наставником он был. Он побудил противников Оттона IV его избрать, что те и сделали летом 1211 г.

Фридрих II, «stupor mundi»

Фридрих-Рожер отправился в дорогу после недолгих колебаний. Его неуверенность понятна: на Сицилии его власть не была очень устойчива, что же он найдет в другом месте? По дороге в Рим он получал поощрения папы, но переезд через Ломбардию был трудным; ему еле удалось улизнуть от миланцев. Как встретят немцы нового «короля священников», покорный инструмент папской политики? Констанция готовилась к встрече с Оттоном IV, когда легат заставил город принять его конкурента. Это было сигналом, что мнения резко изменились. «Дитя Апулии», увенчанного славой имени Гогенштауфенов, будто бы пронесли на волне народного воодушевления, подстегиваемого папскими благословениями и французскими деньгами. Снова избранный князьями, которые опять же встали не на его сторону в декабре 1212 г. во Франкфурте, он не смог бы вытеснить Оттона из его Кельнского бастиона, если б Филипп-Август в Бувине 22 июля 1214 г. не одержал победу над союзником Иоанна Безземельного. Оттон переправился через Ла-Манш и вплоть до своей смерти в 1218 г. оставался потенциальным врагом, которого следовало остерегаться. Фридрих II – теперь можно называть его так – и не подумал разрывать связи, соединяющие его с папством. В 1213 г. в Эгерской Золотой булле подтвердил все концессии, которые Оттон IV предоставил Курии, в частности возвращение владений в Италии, а также отказ от условия Вормсского конкордата, в котором говорилось о присутствии императора на избрании епископов. Кроме того, Фридрих решил выступить против ересей. Как только последние сторонники оставили Оттона IV, Фридрих отправился в Ахен, где полвека тому назад его дед сделал Карла Великого святым. После коронации он поместил мощи императора в богато украшенную раку, на боковых поверхностях которой был изображен он сам рядом с суверенами, которые до него продолжали дело первого императора Запада. Затем, чтобы оставаться до конца верным тому, кого легенда сделала первым крестоносцем, Фридрих поклялся также отправиться в крестовый поход. Он взял под свою защиту не только цистерианцев, но и рыцарей тевтонского ордена, великий магистр которых, Герман фон Зальца, стал его советником и другом. Фридрих имел желание ознакомиться с Германией, которую он покинет только в 1220 г., на свой лад практикуя странствие верхом, предписанное обычаем. Эти годы можно назвать его Wanderjahre, временем, которое молодые ученики проводят, объезжая страну. Когда в августе 1220 г. он отправился на коронацию в Рим, ученичество «Дитяти Апулии» завершилось.

Попытаемся обрисовать, кем же он стал. Задание не из простых: полемика, начатая из-за его непримиримой борьбы с папским престолом, несомненно, исказила до неузнаваемости черты столь сложной личности. С виду он был бы совсем не примечательным, если б не удивительная веселость, но еще более примечательным был его сверкающий взгляд. «У него змеиные глаза», – говорил один из его товарищей. Секретом исключительной выносливости была привычка вести строгий образ жизни, несмотря на придворную роскошь. Его детство было из тех, что формируют железную волю. Он мог стать игрушкой в руках кучки не имеющих совести честолюбцев; ему оставили так мало средств, что без сострадательной преданности жителей Палермо он не каждый день ел бы досыта. Он не имел ни одного ученого капеллана, который бы занимался его воспитанием; он рос как дикарь, но удивительная живость его ума помогала ему использовать все, что он слышал и видел. К тому же на космополитической Сицилии он мог наблюдать за греками и латинами, арабами и евреями. Всю свою жизнь его ум оставался пытливым, он общался с раввинами и имамами, расспрашивал математика Фибоначчи, астролога Михаила Скота и, конечно же, брата Илию, бывшего главу францисканцев. Его трактат о соколиной охоте служил авторитетным источником. Его увлекали занятия медициной, даже если не доказано, что он сам производил опыты по исследованию процессов пищеварения. Наука не отвратила его от поэзии; он сочинял песни на французском языке, который он унаследовал от своей матери. Он обладал чувством прекрасного и уделял много внимания архитектурному облику своих новых замков; самый известный из них, Кастель дель Монте, огромных размеров, построенный в виде восьмиугольника, охватывающего отделанные мрамором комнаты и соединяющего «изящество и величие». Некоторые историки считают Фридриха II основоположником следования античным идеалам в архитектуре. Но не следует считать его первым современным человеком, князем, вдохновившим Макиавелли, или же образованным деспотом перед веком Просветительства. Он был человеком своего времени, но его гений позволял ему предчувствовать его ограниченность, побуждая открывать другие горизонты за пределами этих границ. Остается еще одна тайна, тайна его веры; был ли он скептиком, для которого Моисей, Иисус и Магомет являлись просто обманщиками? Насмехался ли он, видя колоски пшеницы, из которых потом будут делать просфоры: «Сколько богов в этом поле»? На смертном одре он захотел облачиться в монашескую рясу цистерианцев, и его старый друг архиепископ Палермский его соборовал. Друзей у него было немного; те, кто находится у власти, вынуждены соблюдать дистанцию, но, будучи постоянно настороже, они нуждались в компетентных советах. Советчиков, преимущественно юристов, у него было много; двое из них играли значительную роль в императорском окружении: Фадей Суесса и Пьетро делла Винья; второй, логофет и глашатай, был мастером ораторского искусства, его часто сравнивали с непревзойденным отцом красноречия Цицероном, называли «Виноградником Господа» или «Скалой, на чьих камнях стоит имперская церковь»; он, возможно, был доверенным лицом Фридриха, но уж точно не тайным советником, использующим свое влияние, находясь в тени.

Не существует научного трактата, в котором бы Фридрих развил свою программу правления. О его представлении о собственной миссии можно судить по тем элементам, которые содержатся в его постановлениях. Мы там найдем принципы, уже сформулированные предшественниками, но в них можно заметить характер, который в документах предыдущих правителей не наблюдался: возвеличивание империи доходит до высшей точки. Об этом можно судить по следующим утверждениям: наместник Бога на земле, император – его образ; будучи властелином мира, он управляет стихиями; он стоит выше всех суверенов и он один может возвысить князей до короля; он наследник Карла Великого, но грамоты о его роде еще более древние, они восходят к цезарям Древнего Рима; он новый Юстиниан, как и он, являющийся самим воплощением закона ( lex animata); ему передали власть немецкие выборщики, исполняющие функции, которые раньше были возложены на римский сенат, но теперь они же их и определяют, поскольку он представитель рода цезарей, рода Гогенштауфенов; епископ Римский, чьим поверенным, по примеру Константина, является император, не имеет других обязанностей, кроме как короновать своего суверена, но не вмешиваться в его назначение. К этому длинному перечню названий можно добавить те, которые имеют налет мессианства: императорский род Гогенштауфенов является последним перед Страшным судом; именно император установит начало золотого века.

Современный государственный деятель?

Фридрих им не был, несмотря на свое озарение. Он объехал империю и трезво оценил ситуацию: политические реалии не были одинаковыми в четырех королевствах, которые он унаследовал. В тевтонском королевстве все князья занимали в основном прочное положение; не могло быть и речи о противостоянии им; нужно было управлять вместе, рискуя делать значительные уступки.

Ситуация в Бургундии была подобна ситуации в Германии. Нормандское королевство сильно пострадало после смерти Констанции в 1198 г., но органы власти, созданные Рожером II, не были разрушены, хотя и были серьезно потрясены; их можно было восстановить. Фридрих II очень этого желал. Он был родом со Средиземноморья и чувствовал себя своим только в своей дорогой Сицилии; он собирался укрепить ее и организовать походы на север.

Оставалась континентальная Италия. Фридрих знал ее возможности, но он также понимал враждебность, которую вызывало имя Гогенштауфен в городах, недавно захваченных его дедом. Вельф Оттон IV был на их стороне, они называли себя гвельфами, а своих врагов гибеллинами, потому что они оставались верны швабам, родом из мрачного Вайблингена.

Нельзя было отказаться от контроля над этими территориями не только потому, что они изобиловали богатством, но и потому, что они были мостом между Сицилией и Германией. Вновь основательно подчинить их было труднее, тем более что цели императора оказывались неприемлемы для папы: он не хотел, чтобы Рим был зажат двумя государствами, принадлежащими Фридриху. Его действия на полуострове должны были быть непременно решительными и вместе с тем осторожными.

В своей империи Фридрих II не мог проводить единую политику. Каждое из его королевств, Германия, включая Бургундию, Сицилия и Италия, составляли для него особую проблему и требовали отдельных решений. Он был заинтересован в каждом из этих владений; ему нужны были всюду свои глаза и уши. То, что запрещено правителю, может сделать историк. Для удобства изложения мы не будем придерживаться хронологии, что позволит нам переходить с севера на юг и рассматривать один географический сектор за другим.

Сначала рассмотрим Германию. Фридрих II, верный целям своего отца, очень хотел объединить ее с другими королевствами. Кроме того, Иннокентий III пообещал ему, что его сын Генрих будет королем Сицилии, а он сам будет править Германией. В 1217 г. Гонорий III занял место на троне св. Петра. Он был более терпимым, чем его предшественник. Фридрих воспользовался этим и вернулся к своему обещанию. В апреле 1220 г. он помог избрать Генриха королем Рима. Снова две короны возвышались на голове ребенка. В действительности все решения должен был принимать его отец. Союз, которого так боялись папы, вновь был восстановлен благодаря этой уловке. Выборы также состоялись с оговорками. Церковные вельможи получили на своих территориях значительные льготы. Без их согласия запрещалось строить замки, города, создавать монетные цехи, взимать дорожную пошлину. Запрещалось пускать в город рабов, которых они изгоняли. И наконец, люди, отлученные от церкви должны без суда и следствия изгоняться из государства. Во время несовершеннолетия Генриха архиепископ Кельнский Энгельберт исполнял обязанности «опекуна» и вплоть до своей смерти в 1225 г. следовал линии, начертанной Фридрихом II.

Между тем, Генрих (VII) вырос. Он сам взял бразды правления в свои руки в 1228 г. К тому же его взгляды в отношении королевства отличались от взглядов его отца. В его отношении чувствовалось влияние министров. Управлять князьями и особенно церковными вельможами больше не было строгим правилом. Владение наследством Гогенштауфенов было реорганизовано. Города, некоторые из которых были основаны Фридрихом во время пребывания в Германии, стали сильным пунктом императорского владения, даже в ущерб другим княжествам.

В 1231 г. Фридрих вмешался. Он нуждался в поддержке князьев, которые поддержали его в конфликте с папским престолом. Он дал всем, и светским и церковным лицам, статус, Statutum in fauorem principum, защищавший их от ущемляющей политики городов, этот статус делал их вершителями высшего правосудия на своей территории. Привилегии, присвоенные в 1220 г. церковным вельможам, были существенно усилены и распространялись сразу на всех. Генрих решил воспротивиться отцовской воле и пообещал жителям Вормса создать совет, тогда как их правитель архиепископ возражал. Фридрих II в 1232 г. вызвал его в Чивидале, добился его подчинения и подтвердил легитимность Устава. Вернувшись в Германию, Генрих (VII) отступился, установил контакт с королем Франции, ломбардскими городами и привлек герцога Австрии на свою сторону. Реакция императора была быстрой и жесткой: в 1235 г. он перешел через Альпы, сместил мятежного сына, затем поместил его в сицилийскую тюрьму, где он, по-видимому, покончил с собой. Ценой семейной трагедии император удержал свой курс: больше права затронуты не были.

Значение решений Фридриха в пользу «великих князей» оценивались по-разному. Немецкие историки, как и раньше, писали, что император, будучи исключительно заинтересован в Италии, отдал regnum teutonicumвысшей аристократии, которая благодаря данным ей в 1220 и 1231 гг. правом превратила свои владения в княжества. Таким образом, Фридрих II несет ответственность за раздел Германии, что привело к падению ее могущества.

Современная историческая наука пересмотрела этот вывод. Существует мнение, что Фридрих II считался с историческими реалиями, понимая, что не мог справиться с ними; правители не ожидали, что король позволит им стать «князьями земель» и осуществлять на этих Landerширокую власть при поддержке большого количества институций. В этом смысле Устав 1231 г. появился как опись имущества. Он, по-видимому, больше предписывал ограничений, нежели давал свобод и прав. Нет, Фридрих II не отдавал Германию князьям. Он всего лишь тянул время, посадив сына под арест. Во время торжественного сейма в Майнце у него была возможность стать правителем. Мирный эдикт ( Landfrieden) провозглашенный на немецком языке (впервые закон такого порядка издавался на этом языке), указывал, что права в империи присваиваются и исполняются императором. Два вида вопросов были точно определены: вопросы правосудия, относившиеся к правителю (для ясности был учрежден судья с помощником нотариусом; каждый день он бесплатно рассматривал дела в придворном трибунале ( Hofgericht), а также вопросы о нарушении мира. Будучи реалистом, Фридрих II не запретил междоусобные войны, но оговорил их применение точными условиями. Была установлена уголовная процедура, определяющая широкие рамки кодекса. Чтобы подтвердить примирение своего двора с двором Вельфов, он присвоил титул герцога Брауншвейгского, переделав, таким образом, аллоды в императорские ленные владения. Затем, прибыв, как восточный властелин, с рабами, гаремом и дикими зверями, он направился в Марбург возглавлять передачу мощей святой Елизаветы, своей родственницы.

Всю зиму он оставался в Эльзасе, в Хагенау, самой южной резиденции этой стороны Альп. В наследство своему сыну он оставил то, что не раздражало княжеский корпус. Австрия и Штрийская марка, которые поддержали в 1237 г. Генриха и Бабенберга, были снова отданы ему, но после смерти в 1246 г. стали землями империи, несмотря на обычай, требующий их феодализации. Младший сын Генриха (VII) Конрад был провозглашен Римским королем в 1237 г.; и чтобы он, в свою очередь, не злоупотреблял титулом, Фридрих велел его миропомазать. Сам он покинул Германию в начале осени 1227 г. и больше туда не вернулся. Его политика оказалась выгодной: когда в 1245 г. папа его сместил, мало немцев покинуло свои места. Что еще поразительно: правитель, который разыгрывал принца из «Тысячи и одной ночи», не шокировал северян. Как и Барбаросса, наверное даже в большей степени, он покрыл имя Гогенштауфен ореолом славы.

А теперь рассмотрим Центральную Италию, поле битвы, где сейчас сражаются противники. Мы посетим королевство Сицилию, которое включает в себя всю нижнюю часть полуострова и начинается на Адриатическом побережье, на юге Анкона, пересекая Мессинский залив. Фридрих II, говоря с чувством о своем народе, называл его «подушкой, на которой лежит его голова», он охотно пребывал в Капитанато, провинции, расположенной на той же высоте, что и Монте Гаргано в направлении Иллирии. Палермо, больше, чем столица, стало Сен-Дени для его нормандской семьи, некрополем, где порфировый саркофаг рядом с могилами отца, матера и деда ожидал и его останков. Это был человек, который не терпел у себя беспорядка. В 1221 г. он основательно перестроил свое хозяйство. Феодальная система, созданная Рожером II, была разрушена. Дворяне в своих владениях делали, что хотели, но они были жестко призваны к порядку. Челано, самый большой город, был разрушен, потом восстановлен под названием Чезареа. Отныне не осталось иных замков, кроме королевских. В городах Сицилии сарацины подняли восстание против властей. Фридрих безжалостно их уничтожил, выслав 1600 человек в Капитанато. Люцера стал мусульманским городом, где мужское население вербовалось при необходимости в королевскую армию и составляло ее элиту. Три года спустя после такого строгого умиротворения порядок царил во всем королевстве.

Дворяне, обязанные подчиниться, поняли, что они нужны только тогда, когда служат королю. Никто не мог унаследовать владения без разрешения сюзерена. Не будет преувеличением сказать, что эти дворяне стали слугами; во всяком случае, так хотел Фридрих. Его слуги были младшими в семье, а их обучением Фридрих занимался с заботой, они пользовались благами двора, он приобщал их к своей страсти – охоте. Лучшие из них, став совершеннолетними, получали важные посты. Известные семьи, такие как графы Аквинские – семья святого Фомы, – были согласны быть рядом с этим правителем, таким непохожим на других.

Неохотно укрепляя и реформируя феодальную монархию, Фридрих создал другую, без преувеличения, абсолютную. Основные ее принципы, отраженные в Мельфийской конституции 1231 г. и названые также Liber augustalis, качественны и показательны. Фридрих предстал здесь не только новым Юстинианом, но и новым Августом. По примеру этого императора он был намерен создать триумф справедливости и мира. Царство закона – это необходимость, подтверждающая его власть, власть, перед которой другая должна преклонятся. Единые законы применялись во всем королевстве, так как они были продиктованы здравым смыслом, единым для всех людей; нарушителей необходимо разыскивать, даже если их не выдают. Таким образом, инквизиция, опытная в области религии, затронула и светскую жизнь. Судьи, обученные в университете Неаполя, помогали суверену в законотворчестве и правосудии; были приняты специальные меры, обеспечивающие их безопасность, их карьера была четко расписана, а служба при дворе являлась венцом карьеры. «Вершители правосудия» являются также правителями, как интенданты были в старой Франции, «король присутствовал в своей провинции». Общественное мнение подозревало этих чиновников в управлении экономикой. Королевство представляло собой закрытое общество, его совершенная таможенная система контролировала все доступы, торговля, отобранная у пизанских и генуэзских торговцев, принадлежала государству. Например, производство ткани, особенно шелка, на фабриках типа мануфактуры; строительство морских судов, королевская монополия позволили отказаться от иностранных кораблей. Гигантские владения короля заставили его стать экспертом в сельском хозяйстве самого богатого из государств, его земли давали хороший урожай зерна, он получал также большой оброк. Прямые налоги платили не только мусульмане, обложенные подушной податью, но и все жители королевства. Целью такой меркантильной политики было как можно больше увеличить ресурсы страны, благодаря этим фискальным отчислениям часть дохода протекала в казну государства. Символом финансового могущества, которое этот прообраз кольбертизма постоянно наращивал, стал золотой «августин», который напоминал монету, отчеканенную в свое время Августом, а лицевое изображение было заменено портретом Фридриха. Эта картина завершалась чертой, очень напоминающей современную. С целью избежать «вялости, безволия нации» он запретил браки с иностранцами. Эта мера осуждалась Церковью, но хорошо принималась народом. В 1282 г. во время восстания против анжуйцев вспарывали животы женщинам, беременным от французов, и растаптывали плод под возгласы «смерть галлам». В Сицилии, «матери всех тиранов», по словам Фридриха, император заложил основы тоталитарного государства, торжественно гарантируя автономию князьям, которые зарождали политику федеративного типа.