Текст книги "Властелин неба"

Автор книги: Франц Таурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

21

Сирийская армия считается самой мощной среди арабских стран Ближнего Востока. По мнению аналитиков, в прямом столкновении с отлаженной и современной армией государства Израиль, который является главным потенциальным противником, сирийцы вряд ли бы одержали победу, но, несомненно, ЦАХАЛ[8]8
  Цва hahaгана ле-йисраэль, сокращенно цд» м – Цамhаль – армия обороны Израиля – Прим. авт.


[Закрыть] – понесла бы очень тяжелые потери.

Более 90 процентов вооружения сирийской армии поставлено из Советского Союза, а затем и из России. Развал СССР привел к тому, что с конца 80-х годов прошлого столетия военно-воздушные силы Сирии и ее противовоздушная оборона практически не получали новой техники. В итоге до недавнего времени Сирия располагала солидным, но в большинстве своем устаревшим парком боевых самолетов. Наиболее современными истребителями были 48 самолетов МиГ-29, которые в конце 90-х – начале 2000-х годов были модернизированы с помощью российских специалистов.

Однако совсем недавно в России закупили два десятка истребителей Су-27, которые на равных могли сражаться с модернизированными израильскими F-16 «Файтинг Фалкон». Тем не менее, хотя технические характеристики самолетов значат очень много, это еще далеко не все. Ведь в воздушном бою главное действующее лицо все-таки пилот, а не машина.

Пока сирийцы не могли похвастаться тем, что овладели новой авиационной техникой в совершенстве. И поэтому израильтяне могли позволить себе вызывающее поведение в воздушном пространстве соседней страны.

Руководство ВВС и ПВО Сирии пережило много неприятных минут во время наглого облета израильскими самолетами средиземноморской резиденции президента страны, а затем во время разведывательного полета на сверхзвуковой скорости пяти израильских «фалконов» над всей территорией государства с запада на восток до иракской границы и обратно. И в первом, и во втором случае ни силами противовоздушной обороны, ни истребителями, поднятыми по тревоге, пресечь действия уверенных в своей безнаказанности израильтян не удалось.

Но то были вполне современные, произведенные в Соединенных Штатах сверхзвуковые истребители. А как можно не справиться с одним-единственным вертолетом? Получив информацию об инциденте, происшедшим с тремя МИ-35, в результате которого один из «крокодилов» был сбит так называемым «дружественным» огнем, а неизвестный летательный аппарат, сочетавший, по словам видевших его летчиков, свойства вертолета и самолета, исчез, военное командование страны привело в боевую готовность ВВС и ПВО.

Никаких сомнений, что это новые происки Израиля, у руководства Сирии не возникло ни на секунду. Решено было дать наглецам надлежащий и сокрушительный отпор. Вертолет, даже с некоторыми качествами самолета, не может летать со скоростью более шестисот километров в час. Его потеряли в самом центре страны, но радары ПВО, которые перевели в особый режим дежурства сразу же после получения информации, не засекли пересечения воздушного пространства из Сирии. Значит, таинственный вертолет находится на территории страны – к такому логичному выводу пришли в генеральном штабе. А раз так, его надо найти и уничтожить.

К месту инцидента было отправлено несколько зенитно-ракетных комплексов С-200М («Вега-М»), которые, конечно, уступали С-300, но уверенно поражали цели на расстоянии 250 километров, в том числе и низколетящие.

А в небо над сирийской пустыней были подняты сразу десять Су-27, которые должны были тщательно прочесать район исчезновения таинственного вертолета. На девятнадцатой минуте полета ведущий одной из пяти пар «сушек», барражировавших в районе инцидента, обратил внимание на одинокое длинное строение на краю заброшенного поля всего в нескольких десятках километров от оживленного шоссе Дамаск – Амман.

– Аббас, идем на бреющем над сараем! – приказал он ведомому, и два истребителя, друг за другом, на высоте какой-то сотни метров над землей, разрывая с грохотом воздушную ткань, промчались на строением.

– Разворачиваемся! – вновь приказал ведущий. Ведомый послушно последовал приказу и начал разворот, но не удержался и сказал:

– Меджид, в этом сарае не может быть вертолета. Он слишком узкий!

– Лопасти можно сложить, Аббас, – снисходительно пояснил ведущий. – Выполняю маневр.

– Повторяю, – отозвался в эфире летчик, пилотировавший второй истребитель, но тут же резонно спросил: – А крылья? Меджид? Эти бараны, сбившие свою вертушку, утверждали, что у него большие крылья.

Пара самолетов еще раз прошла над заброшенным сараем.

– Эти бараны, по-моему, вообще описали летающую тарелочку, – недовольно высказался ведущий, которого звали Меджидом. – Мне кажется, они хотят уйти от ответственности и все придумали.

– Очень может быть, – согласился ведомый. – Завалили своего, а теперь придумывают сказки. Шахерезады!

– Но я все-таки разнесу этот сарай для полного спокойствия, – решил ведущий. – Пара ракет «воздух-земля», и не будет никаких сомнений. Повторяй за мной.

– А если там люди, Меджид?

– Откуда?

– А если?

– Нет там никого, ты же видишь – поле давно не обрабатывалось. Выхожу на боевой разворот.

– Повторяю, – послушно отозвался ведомый.

Сирийский летчик в первой «сушке» приготовился нажать на гашетку, но вдруг в последний момент заметил маленькую женскую фигурку в черном хиджабе – обычной одежде местных крестьянок.

Женщина неторопливо вышла из сарая и, приложив ладонь козырьком над глазами, защищая их от солнца, смотрела на стремительно приближающийся истребитель.

– Аллах всемогущий! Там люди! – заорал ведущий. – Не открывать огонь! Не открывать огонь!

– Я понял, Меджид! Я понял! Огонь не открываю! – скороговоркой отозвался ведомый.

Два самолета пронеслись на этот раз совсем близко над землей, затем круто взмыли вверх, и вскоре громыхающий рев их двигателей затих, а сами истребители, превратившись в серебристые точки, потерялись, исчезли в голубом спокойном небе.

Людмила убрала ладонь со лба и вернулась в сарай.

– Ты зачем выходила? – накинулся на нее Иванисов. – Кто тебе позволил?! Это что за выходки?

– У меня не было выбора. Если бы я не вышла, они бы разметали наш сарай вместе с нами и «Громобоем» на множество составных частей, которые собрать воедино уже никто бы не сумел, – спокойно ответила девушка, которая, перед тем как выйти из сарая, слушала по рации переговоры сирийских летчиков.

Она включила рацию сразу же после того, как над сараем в первый раз пронеслись сирийские истребители.

– Откуда ты знаешь? – опрометчиво спросил Петруха, хотя источник информации был ясен и так.

– Ты же видел – я слышала их переговоры в эфире. Командир первой «сушки» уже отдал приказ об атаке.

– И ты после этого вышла?! – понизил голос старший лейтенант Романчук.

– Господи, неужели ты не понимаешь, что это был единственный шанс уцелеть всем нам?

У Петрухи не то чтобы поехала крыша, но у него в голове не укладывалось, что только что Люда прикрыла его и майора собственным телом.

– Почему ты не сказала нам? Мы бы… да я бы… сам вышел! – заорал Петруха.

– Хорош дурью маяться! Мы бы, да я бы, – оборвал шквал эмоций, переполнявший старшего лейтенанта, строгий окрик Иванисова. – Если бы да кабы, да во рту росли грибы. Ковалева все правильно сделала. Во-первых, она одета как надо, во-вторых, она женщина, а в-третьих, что ей, в сарае безопаснее было? Молодец, вольнонаемная! Объявляю благодарность за сообразительность, выдержку и личное мужество.

Людмила стала серьезной, вытянувшись в струнку по стойке смирно, отчеканила:

– Служу России!

Сирийские самолеты больше не показывались, и к ночи все возможное, что было в силах Иванисова и Романчука для подготовки «Громобоя» в новый полет, они сделали.

– Хочу с вами, – сказала Людмила, когда увидела, что вертолетчики заканчивают последние приготовления, для того чтобы вывести свою чудо-машину из заточения.

– Хотеть не вредно, – заметил Иванисов, и по тону, каким были сказаны эти слова, девушка поняла, что надеяться на реализацию ее давнего желания пока рано. Но она все-таки поканючила, растягивая гласные:

– Нуу поочееему?

– Потому, что кончается на «у». У каждого своя задача и свои функции. У вертолетчиков в небе, у наводчика на земле. Ясно?

– Но я должна увидеть объект, на который мне, возможно, придется наводить огонь!

– Что ты в ночи увидишь?

– А вы?

– А у нас приборы. Привезем фотосъемку в инфракрасных лучах – будешь изучать.

– Очень надо. Я сейчас в Интернет выйду через GSM и без ваших снимков все изучу.

– Может, ты вообще лучше дома бы оставалась, а нас по Интернету корректировала? – ехидно спросил Романчук.

Девушка надула свои прелестные губки, насупилась, всем своим видом показывая, что обиделась на Петруху, и тот тотчас пожалел о сказанном.

– Людк, а Людк! Ну не дуйся, – осторожно подергал он за рукав черного хиджаба, но девушка резко выдернула руку.

Вмешался командир:

– Людмила! На «Громобое» обязательно полетаешь. Это я гарантирую. А сейчас тебе лететь никакого резона в самом деле нет. Поняла?

Людмила кивнула в знак согласия, но рта не открыла.

– Вопросы будут, вольнонаемная Ковалева? – уточнил Иванисов.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Что ж, у матросов нет вопросов, – удовлетворенно констатировал майор и приказал Романчуку: – Давай, Петруха, открывай ворота. А ты давай, жди.

Последние слова Иванисов, высовываясь из еще не закрытой кабины, адресовал Людмиле и, включив двигатели на малых оборотах, перевел сцепление на шасси. «Громобой» медленно покатил в кромешную темноту южной ночи из освещенного переносными лампами сарая.

Когда за «Громобоем» закрылись ворота сарая, стекла блистера кабины как будто облили черной смолой. Прежде чем взлетать, Иванисов опробовал работу двигателей на разных режимах, и у него сложилось впечатление, что мощность после текущего ремонта практически вернулась на прежний уровень. По крайней мере, количество оборотов было лишь незначительно ниже, всего лишь на три-пять процентов того, что выдавали двигатели дома, в России, во время испытаний.

Впрочем, реальную картину можно будет увидеть позже, во время полета и после него.

– Шапку-невидимку не будешь включать? – спросил оператор у пилота, имея виду систему визуальной защиты «Хамелеон». – В такую ночь нас хрен кто увидит.

– Включу, Петруха. И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал Козьма Прутков. Мы тут шороху, судя по визиту «сушек», и так навели. Небось со всех окрестностей радары подтащили и небо мониторят. Так что и «Антирадар», и «Хамелеон» пусть поработают.

Спустя полтора часа полета «Громобой» достиг цели: под ногам вертолетчиков в нижней сфере остекления мелькнули несколько слабых огоньков деревни Тадмор.

Иванисов, сверяясь по электронный карте, выведенной на экран бортового компьютерного комплекса, слегка отклонился на юго-восток. Через двадцать секунд «Громобой» завис над циклопическими развалинами античного города. Конечно, в кромешной темноте разглядеть их можно было только с помощью приборов ночного видения. Шлемофоны экипажа были оснащены такими приборами, но вертолетчики предпочли смотреть на экраны мониторов. Компьютер расшифровывал показания системы датчиков, на экранах мониторов воссоздавалась картинка, которую можно было бы видеть своими глазами при дневном свете через стекло кабины вертолета.

– Ну, что мы имеем? – пробормотал Иванисов, оценивая изображение на мониторе.

– Что ты имеешь в виду, Жора? – спросил оператор.

– Что имею, то и введу, – отозвался казарменной шуткой командир. – Сейчас проверим на тепловизоре, есть тут кто живой аль нет.

Иванисов нажал последовательно несколько клавиш на клавиатуре компьютера, и некоторые места на экране запульсировали красным цветом различной интенсивности.

– Должно быть, в пещерах каких-нибудь сидят, – предположил старший лейтенант, глядя на экран на своей правой половине кабины.

– Не должно быть тут пещер, по идее, – сказал Иванисов. – Если только подвалы какие-нибудь древние. Судя по мощности излучения, где-то полсотни человек глубоко спрятаны, остальные практически на поверхности.

Петька ткнул пальцем в клавиатуру, и на экране высветилась цифра.

– Ого! – воскликнул оператор. – А всего предположительно до пяти сотен биологических объектов массой от сорока до девяноста килограммов. Погрешность – ноль целых три сотых. Это значит – может, на два больше, а может, на два меньше. Как ни крути, до фига.

– Ну да, порядка батальона, – подтвердил командир. – Для нас до фига, а для правительственных войск – мелочь. Что они с ними цацкаются? Ладно, это их дела. У них своя свадьба, у нас своя.

– Жора, а может, те, кто в подвалах, и есть наши заложники?

– Не исключено, конечно, – согласился Иванисов. – Но, может быть, и штабные себе командный пункт под землей организовали. Вполне. Начальство, оно на линию огня, как правило, не торопится. Сам знаешь. Нужна более точная информация, чтобы принимать какое-то решение.

«Громобой» прошел зигзагами над районом Пальмиры, сканируя рельеф местности и оценивая возможное количество боевиков «Иншаллах» в развалинах древнего города, а затем развернулся и лег на обратный путь.

Некоторое время вертолетчики молчали. Первым, как обычно, нарушил молчание старший лейтенант.

– Думаешь, Жора, Люду запускать в это логово придется?

– Похоже, придется.

Петруха вздохнул очень шумно, так что Иванисов с удивлением посмотрел на него – в наушниках шлемофона вздох оператора напомнил звуки накатывающейся морской волны на песчаный берег.

– Ты чего? – поинтересовался командир. – Заболел?

– Нет, ну это же очень опасно! – почти выкрикнул Петруха. – Как можно ее, такую хрупкую, туда, к этим бородатым.

– Профессия у нее такая, – строго напомнил майор.

– При чем здесь профессия? Она еще такая молодая!

– Ну, немногим моложе тебя, скажем так. И потом, это ее выбор. Она ведь вольнонаемная. Это мы присягу давали. И хочешь не хочешь – должны. А она сама так решила.

– Нет, так нельзя. Я решительно против! – взъерепенился Петруха.

– Не понял, товарищ старший лейтенант? – голос Иванисова затвердел. – Здесь тебе не великий монгольский хурал[9]9
  Великий народный хурал – высший законодательный орган (парламент) Монголии. – Прим. автора.


[Закрыть] и не новгородское вече. Здесь решения принимаю я. И вообще, заруби себе на носу: мухи отдельно, котлеты отдельно. Понимаю твои чувства и даже отчасти разделяю…

Иванисов замолчал, глядя на приборы винтомоторной группы на панели, а оператор подозрительно покосился на майора.

– Понимаю, – продолжил командир экипажа, – но согласиться никак не могу. Всякие нежности телячьи оставляй на потом. Сейчас только работа, без лишних и ненужных эмоций. Черт возьми, не все ладно – то – из-за повреждений лопаток, что ли, но вертолет стал жрать горючее, как свинья помои….

22

Прошла неделя с момента захвата паломников из России, совершавших хадж, на шоссе Дамаск – Амман. Все это время у них не было возможности дышать свежим воздухом. Сначала утомительная многочасовая поездка в тесном и душном фургоне рефрижератора, затем подземелье.

О смене дня и ночи здесь, в подвальных помещениях античных бань, можно было догадываться только по появлению и исчезновению нескольких слабых лучиков света, попадавших в подземелья через жерла двух топок у дальней стены. Там, видимо, была полностью разрушена надземная часть сооружения.

По этим лучикам и ориентировался Галиакбар-хаджи, когда призывал своих подопечных совершить намаз.

Ежедневная обязательная пятикратная молитва – один из столпов ислама. Она заповедана самим пророком Мухаммадом, которому была продиктована во время его мираджа[10]10
  ночного путешествия. – Прим. авт.


[Закрыть] пророком Мусой – Моисеем. Намаз – из корня религии, одно из важнейших поклонений Аллаху.

В конце восьмого века по христианскому исчислению и в середине второго века по мусульманскому календарю (Хиджра) знаменитый имам Мухаммад аш-Шайбани свел воедино сведения о том, как осуществлял намаз сам Мухаммад. С тех пор ритуал был канонизирован, зафиксирован в хадисах Сунны.[11]11
  в исламском законодательстве под Сунной имеют в виду высказывания и действия пророка Мухаммада, т. е. жизненный путь пророка с того момента как он стал пророком. – Прим. авт.


[Закрыть]

Исполнять намаз надлежит каждому правоверному мусульманину с момента достижения возраста полового созревания – девушкам с девяти лет, юношам – с пятнадцати. С этого возраста те, кто не выполняют эти обязательства в религии, считаются грешниками.

Конечно, в подземелье паломникам из России сложно было выполнять все требования, необходимые для того, чтобы молитва считалась действительной. А таких требований немало.

Например, должна быть соблюдена ритуальная чистота – если человек находится в состоянии осквернения (малого – после естественных отправлений, или большого – после полового акта), необходимо ритуальное омовение, частичное или полное.

Конечно, те, кто совершают хадж, никак не могут предаваться плотским утехам, ибо это делает хадж недействительным и бессмысленным. Но без удовлетворения физиологических потребностей человек жить не может.

Террористы отвели заложникам для туалета небольшой закуток в подземелье неподалеку от основного помещения. Воду приносили два раза в день, примерно по литру на человека, и она вся уходила на утоление жажды. Невозможность соблюдать элементарную гигиену доставляла заложникам дополнительные страдания, и ритуальное омовение пред намазом могло быть только символическим.

Для совершения намаза необходимо было чистое место – «мубах». Причем речь идет не только о том, насколько прибрано это место, намаз может совершаться и на земле, став на молитвенный коврик, циновку или расстеленную верхнюю одежду, сколько о выполнении условий чистоты, предъявляемых шариатом..[12]12
  Шариамт – надлежащий (правильный) путь, образ действия – совокупность правовых, морально-этических и религиозных норм ислама, охватывающая значительную часть жизни мусульманина и провозглашаемая в исламе как «вечное и неизменное» божественное установление. – Прим. авт.


[Закрыть]

В частности, намаз того, кто выполняет его в недозволенном месте или на недозволенных (присвоенных, ворованных) ковре и кровати, имеет недостаток. Нельзя выполнять намаз в местах, переданных на пользование другим, например в случаях аренды. Нельзя выполнять намаз без разрешения квартиросъемщика. В случаях, когда имеется завещание умершего человека о том, что треть имущества его должна быть потрачена, до того момента, пока не будет отделена эта треть, человек не может выполнять намаз в данном месте.

У российских паломников не было выбора, а просить дозволения у «квартиросъемщиков»-террористов не имело смысла. Поэтому, с точки зрения исламской законности, намаз паломников, оказавшихся в плену, был все же действительным.

Важным условием намаза было соблюдение киблы – молящийся человек должен стоять лицом по направлению к Каабе – символу единства всех мусульман. Все мусульмане мира молятся в направление киблы, то есть в сторону Запретной мечети в Мекке, на территории которой находится древний храм Кааба, воздвигнутый пророком Ибрахимом (Авраамом). «Обрати же свое лицо в сторону Заповедной мечети. Где бы вы ни были, обращайте ваши лица в ее сторону…» – сказано в Коране.

В мечетях для определения киблы делается особый знак – михраб. Мусульмане, оказавшиеся в чужой стране, где исповедуют ислам, киблу легко определяют по ближайшей мечети, потому что везде они сориентированы в направлении Мекки.

В подземелье определить это местоположение было крайне затруднительно, не ясно было, в какой момент нахождения на небосклоне светило заглядывало ненадолго к пленникам. Но и здесь по шариатским законам для них можно было найти послабление: если направление по каким-либо причинам неизвестно, то молиться разрешается в любом направлении, но только до момента точного определения киблы.

Человек, совершающий намаз, должен быть в чистой одежде, причем соответствующей шариату. Паломники, отправляясь в Мекку, обрядились согласно требованиям хаджа, но их белые одежды уже не были чистыми после пребывания в плену. Тем не менее 339-е положение допускало пять отступлений от строгого правила чистоты. И третье из них гласило: намаз будет верен, если человек будет вынужден выполнять его с оскверненным телом или в оскверненной одежде.

Последнее неукоснительное требование для совершающего намаз – абсолютная трезвость. Хадисы указывают, что молитва человека, употребившего харам (недозволенное), включая алкоголь, не принимается в течение сорока дней. Хотя это отнюдь не освобождает от необходимости совершения молитвы, ведь человек, который не молится, – великий грешник.

В этом смысле у паломников все было в порядке, не только недозволенной, но и обычной пищи было крайне мало. Их кормили два раза в день, причем меню было одно и то же. И утром, и вечером давали по одной круглой и уже зачерствевшей лепешке сирийского хлеба «хубз» и иногда немного оливок. Еды было явно недостаточно для многих паломников, в частности, для бывшего ученика Галиакбар-хаджи бизнесмена Рафаэля, но она явно не подпадала под категорию запретной.

Требование раздельной молитвы для мужчин и женщин строго соблюдается во всех мечетях, но только не во время хаджа. Поэтому все захваченные в плен паломники могли молиться вместе. Единственное условие – женщины во время намаза не должны стоять впереди мужчин, дабы не возбуждать греховные мысли у представителей сильной половины человечества. Поэтому паломницы становились на колени в нескольких метрах позади мужчин.

Однако самым трудным было, пожалуй, угадать время начала каждой из пяти молитв. Согласно предписаниям Корана, намаз нельзя совершать точно в полдень, в момент восхода и заката солнца. Первая утренняя молитва должна совершаться в период от утренней зари до восхода солнца. Полуденная молитва – в период от положения солнца в зените до того момента, когда длина теней предметов достигнет их высоты, предвечерняя молитва – от момента равенства длины теней предметов их высоте до заката солнца, молитва на закате – от заката солнца до момента, когда погаснет вечерняя заря. И, наконец, молитва с наступлением ночи – в период между вечерней и утренней зарей.

Часы и мобильные телефоны были отобраны у паломников, и бремя определения момента начала общей молитвы брал на себя Галиакбар-хаджи, полагаясь на лучики дневного света, попадавшие в подземелье, и собственное ощущение времени. Он считал, что даже если ошибается, то берет грех на себя, а коллективная молитва людей, не ведающих, что творят, будет принята Всемогущим и Милосердным Аллахом, который, по своему милосердию, простит невольные отступления от ритуала.

Паломники завершали второй ракат[13]13
  намаз сопровождается определенными, чередующимися телодвижениями, например, преклонением, падением ниц, приложением рук к ушам, глядением назад через плечи и т. п. Каждый отдельный цикл формул и телодвижений называется «ракат»(круг); каждая молитва должна состоять не менее чем из двух ракатов. Прим. авт.


[Закрыть] полуденной молитвы, когда в подземелье вошла большая группа вооруженных автоматами Калашникова террористов.

Обычно сменявших друг друга стражников было двое, лишь во время раздачи воды и пищи к ним присоединялся третий, но сейчас из коридора, освещая себе путь переносными прожекторами, вошло не менее десяти человек.

Они дождались завершения паломниками намаза и даже выслушали небольшую проповедь, которую произнес Галиакбар-хаджи. Впрочем, боевики не поняли, о чем говорил Вагипов-старший, потому что не знали татарского языка. Но в потоке слов они неоднократно слышали знакомое – Аллах – и молча дожидалась окончания проповеди.

Старик говорил о важности ежедневной пятикратной молитвы.

– Человек должен молитвами и поступками поклоняться Аллаху. Нас создал Аллах, и закон тоже Аллаха. Если мы себя считаем мусульманами, то мы должны поклоняться Аллаху не так как мы хотим, а так, как Аллах от нас требует. В другом случае мы становимся грешниками. Аллах в Коране дает нам знать, что грешники не избегут ада. Поступки, которые нам Аллах назначил важными, обязательно совершать именно так, чтобы нам было только на пользу. А то, что Аллах нам запрещает, если будем делать это только на вред самому себе. Аллах в Коране говорит: «Читайте намаз, намаз отдалит вас от грехов»!

– Вы закончили, уважаемый Галиакбар-хаджи? – спросил по-арабски мужчина, чей голос показался Вагипову-старшему знакомым.

От нескольких прожекторов, направленных на своды подземелья, стало относительно светло, и старик разглядел молодого бородача с характерным небольшим, но глубоким шрамом под левым глазом. Да, именно его голос слышал Вагипов-старший во время допроса неделю назад. Именно этот человек требовал от него добиться приезда сына в Сирию, именно этот человек заслужил одобрительную реплику на английском от неизвестного, находившегося в комнате во время допроса.

– Да, – коротко ответил старик. – Я закончил.

– Мы вам дали неделю на размышление, больше ждать мы не можем. У вас было время посоветоваться. Что вы решили?

Галиакбар-хаджи знал, что из всей группы выложить полмиллиона долларов может лишь его бывший студент Рафаэль, у которого был бизнес, связанный с нефтью. Теоретически такие деньги могла бы собрать и вся группа, если бы родственники паломников продали на родине все, что имели, в том числе и крышу над головой. Но для этого понадобился бы не один месяц. Быстро выложить требуемую сумму выкупа мог только Рафаэль. И он был согласен, об этом он твердо заявил старику в разговоре с глазу на глаз.

Смущало лишь условие, поставленное террористами, чтобы деньги привез именно сын Галиакбара-хаджи, и об этом условии старик не сказал Рафаэлю. Старик представлял в общих чертах, чем занимается его сын, и, будучи человеком прозорливым, допускал, что похищение его группы может быть связано именно с его работой в корпорации «Геликоптер».

В самом деле, представлялось невероятным, чтобы из-за полумиллиона долларов люди, называющие себя мусульманами, могли пойти на такое кощунство – напасть на совершающих хадж паломников. Ведь их главарь вынужден был разыграть целый спектакль для того, чтобы подчиненные поверили, будто из России приехали не правоверные мусульмане, а великие грешники, способные во время хаджа пить водку и рассматривать непотребные картинки. Ставка должна быть очень высокой. Невероятно высокой.

– У нас есть возможность заплатить требуемую сумму, – ответил Галиакбар-хаджи.

– Да? – оживился Абдалла. – Вот и прекрасно. Вот и прекрасно, – дважды повторил он. – Когда ваш сын привезет деньги?

– Назовите номер счета, на который можно перечислить выкуп. Дайте возможность одному из нас отдать распоряжение о переводе денег, и они будут на вашем счету уже сегодня.

– Э-э! Мы так не договаривались, – выдвинул левую ладонь вперед, словно торговец на базаре, Абдалла. – Нам нужны только наличные деньги, раз. И гарантии полной безопасности, два. Такую гарантию может дать только ваш сын.

– Мой сын? Только он? – сделал вид, что очень удивился, старший Вагипов.

– Да, только он, – категорически заявил главарь террористов, не вдаваясь в объяснения.

– Мой сын не приедет, – твердо сказал старик.

– А вот это зря. Сегодня мы убьем двоих, завтра еще двоих. Пока не останетесь только вы. Вас мы убьем последним и будем очень долго убивать. Вам не понравится.

Вагипов-старший закрыл лицо ладонями, а когда убрал их, сказал убежденно:

– Свидетельствую, что нет божества, кроме Единственного Аллаха, у Которого нет сотоварищей, и свидетельствую, что Мухаммад – Его раб и Посланник! Я правоверный мусульманин, и для меня великое счастье умереть в мучениях на пути к Дому Аллаха.

Действительно, Галиакбар-хаджи говорил искренне и нисколько не лукавил. Каждый год во время хаджа в Мекке собирается около пяти миллионов мусульман, и из этого числа всегда кто-то умирает.

Многие пожилые мусульмане мечтают о таком завершении жизненного пути, ведь просто умереть на священной земле – это благо. А тем более находясь в паломничестве, в состоянии ихрама, на Господнем пути; умирая, такие люди приравниваются к мученикам. Именно поэтому после каждой молитвы паломники всегда читают заупокойную молитву.

По словам Пророка Мухаммада, если за усопшего помолятся сорок праведных мусульман, он обязательно попадет в рай. А во время хаджа за ушедших из жизни молятся несколько миллионов. Поэтому, даже потеряв близкого человека, которого смерть настигла во время хаджа, никто никогда не скорбит, не стенает и не рыдает. Правоверные понимают: умереть так – счастье.

– Старик, ты прожил длинную жизнь, – перешел на грубый, непозволительный в обращениях к старшему тон, Абадалла. – И я верю, что для тебя действительно подлинное счастье – умереть во время хаджа. Но неужели ты думаешь, что этот толстяк, – террорист показал рукой на Рафаэля, – успел насладиться жизнью и вкусить все ее радости для того, чтобы посчитать смерть сегодня счастьем? А может, этот молокосос, – Абдалла перевел руку на Ахмеда, – тоже жаждет умереть сегодня?

Рафаэль не понимал, о чем идет речь, полагая, что разговор зашел о деталях выкупа, и поэтому главарь террористов указывает на него, но Ахмед, изучавший арабский, прекрасно понял, о чем спрашивает Абдалла у руководителя группы паломников.

Мальчик побледнел как полотно, что было заметно даже в неверном свете ручных прожекторов, но сказал с горячностью:

– Галиакбар-хаджи! Я не боюсь. Аллах акбар!

– Что они хотят? – встревожился Рафаэль, которого смутила реакция подростка. – Что они говорят?

Вагипов-старший не ответил своему бывшему студенту, и бизнесмен стал дергать за рукав Ахмеда:

– Что он сказал?

– Он сказал, что нам с вами, возможно, придется умереть сегодня, – нехотя вполголоса объяснил мальчик, не желая, чтобы его слова услышала мать, которая стояла поодаль вместе с другими женщинами.

– Почему? Я не хочу! Я же сказал, что заплачу! Что за глупость? – помимо всего прочего Рафаэля возмутил некоммерческий подход к делу со стороны террористов. – Ведь если они убьют меня сегодня, они вообще не получат денег! Кто кроме меня способен здесь заплатить выкуп?

Рафаэль повернулся к Вагипову-старшему:

– Галиакбар Абдразакович! Скажите им! Я заплачу полмиллиона! Сейчас же! Мне нужно сделать только один звонок. Я не хочу умирать! У меня еще дети маленькие, у меня две жены! У второй недавно ребенок родился! Галиакбар Абдразакович! Миленький! Скажите им! Скажите! Я заплачу! Я все заплачу…

Голос толстого бизнесмена сорвался на рыдания. Абдалла широко улыбнулся, наблюдая эту картину. Он не понимал по-татарски, но поведение Рафаэля было красноречивее всяких слов.

– Постыдись! – строго сказал Вагипов-старший своему бывшему ученику. – Мальчик ведет себя, как взрослый мужчина, а ведь тебе уже сорок лет! Ты в три раза старше его, а у тебя нет мужества! И нет веры!

– Я верю! Верю! Но я не хочу умирать сейчас! Я не хочу! Скажите им!

– Ну что, старик? – спросил Абдалла. – Этот толстяк не торопится в рай?

– Все в руках Аллаха Милосердного и Справедливого! Он каждому из нас определит его место, в раю или в аду. Ему решать, кому и когда умирать на этой бренной земле.

– Жить или умереть прямо сейчас этому трусливому толстяку и этому щенку решать только тебе, старик. Ты ставишь себя на место Аллаха. Не слишком ли много ты берешь на себя, старик? Ну что? Будешь звонить сыну?

Вагипов-старший окончательно убедился, что этому человеку с глубоким шрамом под левым глазом не нужны полмиллиона долларов. Ему нужен его сын, Ринат, ценность которого много больше, чем чемодан зеленых бумажек. Вагипов-старший всегда очень гордился сыном, но только сейчас впервые осознал масштабность его роли в той работе, которой он занимался и о которой практически никогда ничего не рассказывал.