Текст книги "Властелин неба"

Автор книги: Франц Таурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

36

Время близилось к полуночи, когда в каюту к подполковнику Красовскому постучался техник Кузнецов. Подполковник еще не спал, сидел на койке. На прикроватном столике, к которому была привинчена горевшая настольная лампа, лежали какие-то документы, которые Красовский быстро убрал в непрозрачную папку.

– В чем дело, Виктор Трофимович? – строго спросил куратор Главного управления генштаба. – Что случилось?

– Да мне связаться надо с ребятами, – пояснил техник, который явно был чем-то взволнован.

– Почему так поздно? Что за спешка?

– Да Василий Петрович сегодня говорил, что у ребят завтра с утра боевой вылет.

– Ну и?

– Мне надо сказать хлопцам, чтобы обязательно проверили цифровую индикацию на левом топливопроводе, – стал объяснять, помогая себе жестами Кузнецов. – Мне чего так подумалось – что утечка именно там может быть. Я уже спрашивал, они говорили, что нигде вроде не сопливится, но когда движки не работают, оно и не будет сопливиться. Поэтому обязательно индикацию надо посмотреть на левом. Я уже лег было, и меня вдруг как током ударило. На левом. Точно на левом. Больше нигде.

– Это важно?

– Ну так, – запнулся и не нашел сразу нужные слова техник. – Во-первых, расход – дело не последнее. Во-вторых, топливо, оно ж и загореться может, если на боевое идут. Мало ли. Вдруг попадание зажигательным в это место.

– А завтра никак нельзя? Во сколько у них вылет?

– Так в десять утра, генерал сказал. Лучше бы сейчас передать. У них запас времени будет.

– Хорошо, Виктор Трофимович, – согласился после короткого раздумья Красовский. – Поднимайтесь наверх. Я сейчас подойду.

Техник благодарно кивнул головой и поспешил по коридору к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.

Радиорубка, в которой находился Центр связи корабля, располагалась на верхней палубе, примыкая к капитанской рубке. Кузнецов нередко участвовал в переговорах с экипажем «Громобоя», консультируя пилота и оператора в случае необходимости. Однако, как правило, он подключался к переговорам по просьбам генерала и конструктора, но не по собственной инициативе, потому что допуска на самостоятельный вход в Центр связи не имел. Помимо Красовского, таким правом обладали только Острохижа и Вагипов.

Трофимыч стучался, и настоятельно, в каюты генерала и конструктора, но те ему не открыли, видимо, крепко спали, и техник вынужден был просить о помощи Красовского, хотя общаться с ним не любил, да и необходимости в этом особой не было.

Центр связи работал круглосуточно, там дежурили, сменяя друг друга через каждые восемь часов, радисты-шифровальщики. Когда Красовский подошел к радиорубке, техник топтался у запертой двери уже минут пять.

Подполковник приложил к электронному замку двери радиорубки карточку с микрочипом, и дверь автоматически отъехала.

– Проходите, – пригласил техника Красовский и, войдя в Центр связи, вновь приложил к замку карточку – дверь вернулась на прежнее место.

Радист, сидевший в наушниках, не сразу заметил появление в рубке гостей. А когда заметил, снял наушники, вскочил с места и шумно приветствовал Красовского:

– Здравия желаю, товарищ подполковник!

– Тихо! Чего орешь так? – Красовский поднял к верху ладонь, усмиряя служебное рвение прапорщика-радиста, и пошутил: – Будешь так орать, тебя акустики на всех израильских подводных лодках услышат. А их всего три. Все три сюда и приплывут. Садись.

Прапорщик послушно сел на свое рабочее место.

– Ничего нового? – спросил подполковник.

– Никак нет! Никаких новых сообщений за время моего дежурства не было, товарищ подполковник.

– Отсутствие новостей уже хорошая новость, – прокомментировал офицер. – Так, давай с «Громобоем» свяжись.

– Но сейчас неурочное время для сеанса связи. Рация у них может быть отключена.

– А ты попробуй. А то вот технику нашему приспичило. Если не получится по рации, свяжись сначала по GSM.

Кузнецов, слушая эти не очень приятные для себя слова, нервно потирал за спиной руки.

Предположения радиста оправдались. На его позывные «Громобой» не ответил. Пришлось звонить по телефону. По нему разговоры не велись, но звонок был сигналом к тому, чтобы включить рацию.

Людмила, в чьи обязанности входило поддержание связи с «Эсмеральдой», откликнулась наконец, назвав свой псевдоним:

– Рысь на связи.

– Только быстро, – приказал подполковник технику Кузнецову. – Не рассусоливайте.

– Я мигом, – согласился техник и быстро заговорил в микрофон: – Люська, скажи Жорику, чтобы индикацию левого ТП проверил! Там собака порылась! Чует мое сердце, там!

Выпалив это, Кузнецов смущенно взглянул на подполковника, понимая, что сказал лишнее, и добавил в микрофон уже совсем тихо:

– Все.

– Ну, если в самом деле все, – не скрывая иронии, произнес Красовский, – тогда я вас не задерживаю.

Подполковник открыл дверь радиорубки и выпустил техника в показавшуюся после освещенного помещения кромешной темноту верхней палубы и запер дверь изнутри, оставшись наедине с радистом.

– Трофимыч? – услышал техник, когда, цепляясь за поручни ограждения, прошел несколько метров по направлению к люку, ведущему вниз. Его окликнул, судя по голосу, генерал Острохижа.

– Да! – отозвался техник.

Его глаза освоились в темноте, к тому же из-за туч выглянул тонкий серпик луны. Кузнецов разглядел фигуру генерала, а рядом с ним нескольких вооруженных автоматами матросов.

– Подожди, – сказал генерал. – Не торопись…

* * *

… В это время подполковник Красовский положил перед радистом маленькую бумажку с текстом, написанным по-английски.

– Настройся на вот эту волну, – подполковник подчеркнул ногтем написанную выше текста цифру на бумажке. – И передай эту фразу четыре раза с интервалом в одну минуту.

– Простой морзянкой? – уточнил радист.

– Простой морзянкой.

– Слушаюсь.

Радист, заглядывая в текст, стал работать ключом. В его голове возникли напевы, заученные, должно быть, на всю оставшуюся жизнь в радиошколе ФСБ. Инструктор вместо того, чтобы заставить учить курсантов сочетания точек и тире, научил выпевать слова, каждое из которых соответствовало определенной букве алфавита и начиналось с этой буквы:

– Таак Хи-ми-чи-те Есть Таак Хи-ми-чи-те У-нес-лоо, – пел про себя радист, начиная набирать английское предложение. Гласные в его словах-напевах были точками, двойные гласные – тире.

Он передал фразу три раза и начал выпевать ее про себя в четвертый раз, когда в рубку практически бесшумно вскочили один за другим два матроса с автоматами в руках, а вслед за ними вошел генерал Острохижа. Подполковник Красовский оглянулся на шум, и рука его скользнула вниз в карман брюк.

– Что происходит, генерал? Боевая тревога? – спросил он.

– Руку из кармана! Медленно! – приказал генерал. – И обе вверх.

Подполковник с нескрываемым удивлением на лице повиновался под стволами направленных на него автоматов. Он хорошо знал, что у морских спецназовцев отличная реакция.

– А что происходит, мы сейчас выясним, – почти благодушно сказал Острохижа.

– Покажи-ка, сынок, что ты сейчас передавал, – попросил он изумленного радиста.

– Вот, товарищ генерал, товарищ подполковник дал. По-английски написано. «The thunder-storm will be tomorrow in ten mornings»

– Интересно. По-английски, значит. Перевести можешь?

– Да, конечно, – радист вопросительно глянул на подполковника, но, не дождавшись от него никакой реакции, перевел на русский:

– Гроза начнется завтра в десять утра.

– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно констатировал генерал. – Да, Красовский. О тебе-то я подумал только пять минут назад. А до этого и в голову не могло прийти.

– Вы о чем, генерал? – пытался сохранить хладнокровие подполковник, но это ему явно не удавалось: он заметно побледнел, и на лбу у него выступила испарина, моментально отлакировав его лоб под светом стосвечовой лампы на потолке.

– Ладно тебе, Красовский. Прекрасно ты понимаешь, о чем речь. А если не понимаешь, то у тебя будет время, чтобы понять.

Острохижа кивнул спецназовцам:

– Обыскать, увести, посадить под замок.

Один из моряков прогладил ладонями бока и бедра подполковника и молча выудил из его брючного кармана небольшой плоский пистолет. Это был швейцарский «ЗИГ Зауэр П», разработанный специально для скрытого ношения работниками спецслужб стран НАТО.

Спецназовец, взяв в руки пистолет, не сдержал эмоций, воскликнув негромко:

– Ого!

Морячок сунул пистолет себе за ремень и тронул за плечо Красовского:

– Пошли.

– Это произвол! – выдавил из себя подполковник, но повиновался.

– Продолжай вахту, – приказал Острохижа радисту. – Я к тебе еще зайду. А сейчас мне извиниться надо. Такого человека подозревал. Простить себе не могу.

37

– Ну, у деда нашего нюх, – с восхищением произнес Иванисов, после того как проверил цифровую индикацию на холостом режиме, а затем, вскрывая последовательно ремонтные люки, обследовал левый топливопровод. – Ай да Трофимыч! На таком расстоянии диагноз поставил. Ведь сгореть на фиг могли! Молодец дед! Просто молодец!

Вместе с Петрухой они обработали пенополиуретаном поврежденный участок топливопровода и собрались было уже отдыхать перед завтрашним днем, сулившим неизвестность, как на Людмилиной половине сарая раздался негромкий, но настоятельный сигнал телефона GSM.

– Ну что там у них стряслось? – недовольно проворчала девушка, которая уже успела задремать.

– Рысь на связи, – сказала Людмила, подключив во второй раз за ночь рацию.

У микрофона передатчика на сухогрузе «Эсмеральда» был ее отец. Он был явно встревожен.

– Рысь, слушай внимательно, – сказал генерал. – У нас чрезвычайное происшествие. Обнаружен предатель. Он обезврежен. Но террористам, захватившим российских паломников, известно время вашей завтрашней атаки на их лагерь. Они в полной мере осведомлены о возможностях вертолета и будут вас ждать во всеоружии. Приказываю завтрашний налет на Пальмиру отменить. Поняла? Повтори приказ!

– Завтрашний налет на Пальмиру отменить, – повторила девушка. – Кто предатель-то?

– Много будешь знать, скоро состаришься, товарищ передовой авианаводчик, – с нескрываемой нежностью в голосе произнес генерал, который уже не раз пожалел о том, что устроил свою жаждавшую приключений дочку «по блату» на смертельно опасную работу. – Одно скажу: рыба, как всегда, гниет с головы.

– Это вы о чьей голове? О своей, что ли? – с деланным испугом поинтересовалась Людмила.

– Типун тебе на язык, Людка, – рассердился Острохижа, но быстро отошел, сообразив, что его слова действительно прозвучали двусмысленно. – Хватает у нас гнилых голов и без моей седой.

– Ну, слава Богу, – улыбнулась Людмила, которая представила, как меняется выражение лица родного папаши там на корабле. – Конец связи?

– Конец, – согласился генерал, но вдруг добавил: – Я тут должен посоветоваться. Возможно, всю операцию придется срочно сворачивать, и вам придется завтра же вернуться на судно. Не исключено, что и место вашего базирования известно. Будь осторожна, ладно?

– Ладно. Все?

– Теперь все.

Людмила отключила рацию.

– Ну что, господа офицеры? – сказала она, выходя к вертолетчиком из-за своей загородки из мешков с удобрениями. – Слышали? Кина не будет. Какого-то Штирлица или, скорей, Джеймса Бонда у нас раскрыли на корабле. Штурм развалин древней Пальмиры отменяется. Дата штурма известна террористам.

– Ну, об этом я давно догадывался, – спокойно воспринял известие командир экипажа «Громобоя».

– О чем об этом? – не понял Петруха.

– О том, что утечка информации была. И давно. Уж очень неожиданно нас обстреляли в самый первый день, – пояснил командир.

– Генерал сказал, что, возможно, всю операцию придется сворачивать и завтра возвращаться на корабль, – продолжила Людмила.

– Тикать, значит, – задумчиво сказал Иванисов, почесывая затылок. – Бесславный конец, однако. А мы ведь такой сюрприз приготовили. Жалко.

– Жора, но если они знают о времени атаки и будут нас ждать, то ведь это только нам на руку, – с горячностью произнес Петруха, который сидел на глинобитном полу, по-турецки сложив ноги.

Иванисов согласился:

– На руку. Да. Но приказы не обсуждают.

– А может, мы не так поняли? – не успокаивался старший лейтенант.

– Что не так поняли? Приказ? И это я слышу от боевого офицера? Во что превратится армия, если приказы командиров будут не так понимать?

– Жора, но ведь генерал не знает о нашей задумке?

– Хочешь ему рассказать? А может, наши переговоры тоже отслеживают?

– Ну, так как-нибудь убедить, без деталей, – не унимался Романчук.

– Если ты, Петро, берешься уговорить генерала, то тебе и карты в руки, – иронически сказал командир экипажа. – А я не возьмусь.

– Кто я такой? – махнул рукой старший лейтенант.

– А я кто такой? – задал риторический вопрос Иванисов.

– Я возьмусь, – неожиданно сказала Людмила.

Вертолетчики с удивлением посмотрели на девушку. Иванисов устало вздохнул:

– Ну-ну. Давай пробуй.

Генерал был еще в радиорубке, когда Людмила включила рацию в третий раз. Генерал Острохижа был на этот раз в приподнятом настроении. Во время срочного сеанса связи с Главным управлением Генерального штаба он выяснил, что предатель Красовский был не осведомлен о деталях операции на территории Сирии.

Базу для «Громобоя» – сарай на краю заброшенного поля и прикрытие для Людмилы – документы, «Лендровер», квадроцикл – готовили не сотрудники Главного управления, а агенты Службы внешней разведки России на Ближнем Востоке, которые работали в условиях глубокой конспирации. Красовский знал лишь первоначальное направление маршрута вертолета, вылетевшего с сухогруза «Эсмеральда», что позволило террористам устроить засаду, но ему была неизвестна конечная точка маршрута.

С сердца генерала свалился тяжелый камень – «Громобой», экипаж вертолета и авианаводчица пока находились в относительной безопасности. Но его хорошее настроение улетучилось, после того как радист сообщил, что его вызывает Рысь.

Генерал услышал лишенный эмоций ровный голос дочери:

– Ставлю вас в известность, что экипаж будет работать по разработанному ранее плану, – сказал Людмила. – Утечка информации не помешает реализации плана.

– Что ты себе позволяешь? – возмутился генерал. – Кто там воду мутит? Позови командира!

– Это только мое решение, и ответственность я беру на себя. Сегодня – рано, послезавтра будет поздно. Речь идет о жизни и смерти наших людей. Спасибо за понимание. Конец связи.

Генерал достал из кармана носовой платок и звучно высморкался.

– Вот оторва! Вся в меня! – сказал он, пряча платок в карман.

Радист с удивлением посмотрел на Острохижу.

38

Находясь в подземелье, паломники тем не менее понимали, что наверху происходит нечто необычное. Благодаря дымоходам, которые вели из подвала наверх в развалины античных терм, они могли слышать отдаленный стрекот автоматных очередей, а после разрывов ракет с кирпичных сводов подземелья в нескольких местах потекли струйки песка.

– Нет, это совершеннейшая глупость, – возмущался бизнесмен Рафаэль, бывший студент Вагипова-старшего. – Если нас вздумали освобождать силой, ни к чему хорошему это не приведет. Нас просто расстреляют. Убьют, и все.

– Все в руках Аллаха, Справедливого и Милосердного, – отвечал на это Галиакбар-хаджи. – Если мы умрем здесь, нас ждут райские кущи, ведь мы на пути к Дому Аллаха.

Ахмед успел шепнуть старику, что наверху он видел молодую женщину, которая говорила с ним по-русски. Она просила передать Галиакбару Абдразаковичу, что помощь близко, но просила пока не делиться этой вестью с другими паломниками, чтобы те своим воодушевлением не насторожили террористов.

– Я согласен с вами, – раздраженно реагировал на увещевания старика бизнесмен. – Хотя, честно говоря, у меня нет горячего желания попадать в райские кущи прямо сейчас. Террористам нужны только деньги. Я готов отдать последнее, что у меня есть, – тут Рафаэль поперхнулся, потому что ему вдруг показалось, что старый преподаватель, как прежде на экзаменах, видит его насквозь и понимает, что студент лукавит.

– Практически все, что у меня есть, – продолжил бизнесмен, – я готов отдать для того, чтобы нас всех освободили без ненужного кровопролития. Я деловой человек, я знаю, что с любым партнером можно договориться, если предложить разумную цену. Они записали мое обращение к управляющему банком на видеокамеру. И вот пожалуйста – стрельба!

На что Вагипов старший строго заметил:

– Пророк говорит, что Аллах каждый день говорит: «Эй, Мое создание, ты так неблагодарен! Я о тебе помню и вспоминаю, а ты забываешь Меня? Эй, потомок Адама, что ты ответишь Мне в Судный День?»

Рафаэль нервно пожал плечами и отошел от Галиакбара-хаджи.

Однако продолжавшаяся с полчаса перестрелка наверху закончилась так же неожиданно, как и началась, и теперь паломники с тревогой ожидали развития событий. Вопреки их ожиданиям ничего из ряда вон происходящего не произошло. Вечером, как обычно, принесли воду и лепешки пресного хлеба «хобз».

После ужина один из террористов, охранявших заложников, видимо, сильно томившийся от скуки, взял с собой транзисторный приемник и, включив его, слушал тягучие песни, которые исполняла певица низким, почти мужским голосом. Приемник был настроен на одну из местных FM-станций, и каждые полчаса, прерывая песнопения, диктор сообщал новости.

Ахмед присел, прислонившись к кирпичной стенке, неподалеку от стражника, который, прикрыв глаза, танцевал пальцами рук в такт мелодии. Мальчика не интересовали песни, но он хотел услышать информационный выпуск. Стражник не обращал на подростка внимания, и Ахмед, положив голову на колени, сидел на своем месте неподвижно целый час и таким образом выслушал информационный выпуск два раза.

Подойдя затем к Галиакбару-хаджи, мальчик сказал ему тихо:

– Нас согласились выпустить за полмиллиона долларов. Выкуп должен привезти ваш сын, если я правильно понял.

– Я же запретил своему сыну, – удивился старик. – Он всегда понимал меня с полуслова. Я не мог сказать ему прямо, но он должен был понять. С террористами нельзя договариваться…

* * *

В ту ночь Ричард Бэрроуфильд имел очень неприятный разговор с Абдуллой.

Американец не стеснялся в выражениях:

– Твои люди – тупые скотины, – возбужденно говорил он, – и ты сам не лучше. За что деньги плачу?! Я что тебе сказал? Пусть русские думают, будто мы их не раскусили. Мне нужно заманить вертолет сюда, сбить и заполучить останки. Все остальное – «туман». Если бы я не настоял, чтобы твои бараны прекратили преследовать беглецов, у тебя под началом были бы только мертвые бараны! Скажи мне спасибо, что тебе сегодня есть кем командовать.

– Я никому не позволю себя оскорблять, – вскипел лидер «Молодого фронта Иншаллах», явно не привыкший к такому обращению. – И тем более неверному!

– Ладно, успокойся, – сбавил тон американец. – Ты сам понимаешь, что у меня есть основания быть недовольным тобой. Но это забудем. Наш договор остается в силе. Если у меня будут останки вертолета, который твои… э-э, – Бэрроуфильд замялся, подыскивая нужное слово, – простаки приняли за джина или ангела смерти, ты получишь оговоренную сумму. Даже с бонусом. Вот залог. Будьте готовы к десяти утра.

Американец протянул Абдалле кредитку:

– Здесь миллион долларов.

– Мои люди готовы, – уже вполне умиротворенно ответил Абдалла. – Я поговорил с ними. Обещал хорошую награду. Завтра в десять утра этого русского джина встретит десяток «стингеров». Даже если у него такая хорошая защита, как ты рассказывал, десяток «стингеров», выпущенных одновременно, сделают свое дело.

– Завтра конструктор русского вертолета должен передать выкуп, – напомнил Бэрроуфильд. – К полумиллиону, который он привезет, я добавлю еще полмиллиона, если привезете его живым. Пошли надежных людей.

– Твои полмиллиона входят в общую сумму? – деловито уточнил главарь террористов.

– Нет. Этот тот бонус, о котором я говорил, – успокоил его американец и еще раз добавил: – Пошли надежных людей.

– Я поеду сам, – твердо сказал Абдалла.

– Мне это не нравится, – поморщился Бэрроуфильд. – Конструктор может оказаться твердым орешком. А вот его вертолет, если он будет у нас в руках, расскажет все. Ты должен быть там, где решается более важное дело.

– Я сам решаю, где мне быть, – отрезал главарь террористов.

«Не верит, – решил Бэрроуфильд и вспомнил старую английскую пословицу: лучше одна птичка в руках, чем две в кустах». Именно этой мудростью, вероятно, руководствовался Абдулла. Похищение человека – дело для него более привычное, чем охота за вертолетом-невидимкой.

– Русского конструктора будут плотно опекать, – сказал наконец американец. – Это может быть опасно.

– Все в руках Аллаха, а я лишь покорный слуга Его, – стоял на своем Абдулла.

– Ладно, тебе решать. Кто останется вместо тебя?

– Это не проблема. Вахид будет руководить операцией здесь.

– Он справится? – недоверчиво поинтересовался американец.

– Он опытный боец. И мои люди надежно подготовились.

– Смотри. На карту поставлены очень большие деньги. Такими деньгами не шутят.

– Я не люблю шуток, – заверил Абдулла, и Бэрроуфильд протянул ему руку.

Террорист пожал ее и сказал:

– Мне пора. До Дамаска еще нужно доехать. Я предупредил Вахида, чтобы он прислушивался к твоим словам.

– Спасибо. Удачи.

Абдулла открыл наружу дверь из бункера и, не оборачиваясь, бросил:

– Все в руках Аллаха.