355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Флетчер Нибел » Исчезнувший » Текст книги (страница 14)
Исчезнувший
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 12:33

Текст книги "Исчезнувший"


Автор книги: Флетчер Нибел



сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

11

Мигель Лумис и Гретхен Грир нашли свободные табуреты в дальнем конце длинной стойки бара. Было всего девять часов, немножко рановато для «Диалога», – лишь позднее музыка, отдельные голоса и пьяный шум сольются в едином лихорадочном ритме. Бар обсели худосочные юнцы и девицы из джорджтаунского инкубатора: брючки в обтяжку, пиджачки в обтяжку, узкие галстуки, кислые улыбочки, отрывистый разговор, короткие приветствия. Почти все женщины, сидевшие на высоких табуретах, были в свитерах и юбках. На большой черной доске за стойкой расхваливались закуски: сандвичи, чилийский соус и тушеная говядина. На сцене в глубине зала трое гитаристов и трубач пытались освоить новый сентиментальный мотив.

– Я здесь впервые после колледжа, – сказала Гретхен. Ей было жарко в легком зеленом пальто, поэтому она сразу сложила его на коленях. – Ничего не изменилось, даже меню!

– Меня в это заведение привел Юджин Каллиган, – сказал Мигель. Он открыто любовался своей высокой серьезной спутницей. Было в ней какое-то необычное, уверенное спокойствие. Она ухитрилась рассеять страхи матери, взяла в свои руки хозяйство в доме и ни разу не приходила в отчаяние со дня исчезновения отца. – Развеселье здесь начнется примерно с полуночи, – добавил он.

– Этого нам не дождаться, – сказала она, – я не хочу оставлять мать одну.

Машина Белого дома приехала за Сусанной Грир в начале вечера. Условились, что она пообедает с Роудбушами, а потом президент собирался поговорить с ней наедине.

– Спасибо, Майк, что вытащили меня, – сказала Гретхен. – Я только сейчас вспомнила: я ведь не выходила из дому почти две недели, – разве что в то утро, в контору отца.

Бармен с черным галстуком-бабочкой, трепетавшим под огромным кадыком, поставил перед ними два коктейля – виски с мятным ликером и льдом. Они чокнулись.

– За ваш выходной вечер! – сказал Мигель.

Две недели, подумала Гретхен, и Мигель стал своим человеком. Она была ему благодарна за сдержанность, даже за некоторую резкость с ней. Если бы он вел себя как многие из этих обтянутых юнцов, для которых внезапная физическая близость была панацеей от всех бед, она бы, наверное, не вынесла. Но Мигель умело выдерживал дистанцию, хотя это и не мешало их искренней дружбе. И он нравился ей, такой симпатичный! Волосы черные как смоль, нос тонкий и длинный, кожа темно-золотистая. Короче, с Мигелем ей было хорошо.

Они проговорили целый час за обедом «У Франсуа» и почувствовали, что исчезновение Стивена Грира связало их незримыми, но прочными узами. Барни Лумис, вне себя от падения акций «Учебных микрофильмов», звонил в тот день дважды, и Гретхен получила от него свою порцию крепких выражений только потому, что первой подошла к телефону. Затем они заговорили о таинственном «докторе X», упомянутом в выступлении некоего политикана из Кентукки. Оба вдруг вспомнили, что на прошлой неделе их порознь расспрашивал агент ФБР о каком-то математике по имени Филип Любин. И оба они раньше никогда о нем не слышали.

Мигель рассказал ей, что за последним завтраком перед исчезновением Грир был очень беспокоен и явно торопился. Когда Гретхен спросила, о чем шел разговор, Мигель, взяв с нее слово молчать, рассказал о том, как ЦРУ подкупало молодых физиков. Благодаря ее отцу и Каллигану, сказал он, вербовка ученых через фонд Поощрения теперь прекращена.

Гретхен, в свою очередь, поделилась своей тайной: она нашла в личном сейфе отца десять тысяч долларов. И показала Мигелю записку Грира, засунутую под резинку, которая стягивала пачку банкнотов: «Гретхен, дорогая! Позаботься о матери. Я люблю вас. Папа».

За обедом они проанализировали каждое слово, пытаясь найти скрытый смысл. Было ли это написано, когда Грир уже знал, что исчезнет с поля «Неопалимой купины»? Или деньги лежали просто на всякий случай, помимо формального завещания? Гретхен показала записку Мигелю, но скрыла ее от матери. Стивен Грир все перепутал в жизни и отношениях близких людей.

– Странно, что отец так поступил с нами, – сказала Гретхен. – Я соврала маме насчет записки. Боялась… ну… оскорбить ее, что ли. Мне кажется, отец не хотел, чтобы она знала, что он считает меня самой сильной в семье, а ее слишком слабой… Но дело не только в записке. Матери, наверно, особенно неприятно другое. Я все думаю об этом докторе Любине…

– Но, если агенты говорили о нем с нами, они, наверное, расспрашивали и ее, – сказал Мигель.

– Наверное, – согласилась Гретхен. – Но об этом даже подумать страшно. Представьте себя на ее месте… О господи! Все это дикие сплетни и ни слова правды!..

– Однако радио и телевидение только и болтают, что о «докторе X», – не отступал Мигель. – Не верю, чтобы вы об этом не говорили с вашей матерью.

– С ней едва не была истерика, – сказала Гретхен. – Она расплакалась. Единственное, что мне оставалось, – попытаться успокоить ее. И все же, мой отец… Стивен Грир! Какая нелепость!

– Конечно, нелепость, – согласился Мигель. – Тем более, почему бы вам не объясниться с матерью? Она, наверное, места себе не находит: ей очень важно знать, расспрашивали вас о Любине или нет и что вы об этом думаете.

– И все этот мерзкий тип из Кентукки, Кипп, или Капп, или как его там еще. Я бы ногтями изодрала его пухлую рожу.

– Политика, – пробормотал Мигель. Но он знал, что это слабое утешение.

Гитаристы и трубач заиграли новую печальную мелодию, и некоторое время они слушали молча.

Вдруг Гретхен подтолкнула Мигеля локтем и шепнула, глядя в сторону:

– Сейчас не оборачивайтесь, но тут кое-кто вами заинтересовался.

Мигель осторожно покосился в дальний конец стойки. Там сидела женщина и улыбалась ему. У нее были лоснящиеся черные волосы, зачесанные наверх, широкий рот, обведенный кровавой помадой, она была уже достаточно пьяна. Груди ее мягкими холмами колыхались под свитером, и Мигель подумал, что она, наверное, не носит бюстгальтера. Все в ней было какое-то расплывчатое, зыбкое, даже улыбка.

– Смотри-ка! – в глазах у женщины мелькнуло торжество, она его узнала. Мигель нахмурился недоумевая. Она снова ему улыбнулась и передвинула к нему свой стакан по стойке. Потом слезла с табурета и последовала за стаканом. Усевшись рядом с Мигелем, она положила локти на стойку.

– Ну, точно, он самый, – сказала она. – Вы мистер Лумис. Я видела ваши фото в газетах, вас снимали в доме того удравшего адвоката, в Мэриленде или где-то еще. Правильно?

– Дайте человеку спокойно выпить, – сухо ответил Мигель и придвинулся к Гретхен.

– Ладно, можете не признаваться, но я-то все равно вас знаю. – По этому поводу она выпила. «У нее, наверное, неразбавленное виски», – подумал Мигель. – Но тогда и я вам не скажу, как меня зовут.

Мигель решил, что легко отделался, и ничего не ответил. Гретхен наклонилась вперед, чтобы разглядеть их новую соседку.

– Кто ваша знакомая? – спросила женщина.

– Никто. Просто знакомая.

– Так я и поверила! Ну ладно, не обращайте внимания. Я всегда говорю: живи и давай жить другим. Если не хотите говорить о вашей благоверной или кем она вам приходится, мне наплевать. – Она слегка пошатнулась на табурете. – А жаль, вы в моем вкусе. Жгучий южный мужчина. Не то что ваш приятель-адвокат, этот Грир, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Я не понимаю, что вы хотите сказать, – отрезал Мигель, надеясь прекратить разговор.

– Что, за живое задело, да? – В ней вдруг вспыхнула пьяная злоба. – Если вы так хорошо знаете вашего Грир а, скажите, что он был за человек?

– Хороший человек, – ответил Мигель, надеясь, что так ему удастся избежать скандала.

– Хороший человек! – повторила она. – Значит, вы думаете, у него все как у всех, да?

– Вот именно, – сказал он, глядя в свой стакан.

– Может, с виду и так, но поверь мне, приятель, таких двуличных типов не сразу раскусишь.

Гретхен насторожилась. Мигель углубился в карту коктейлей. Однако женщина не отставала:

– О чем, по-вашему, болтал недавно этот кентуккский политикан? Он говорил «доктор X». Это же умереть со смеху!

– Что здесь смешного? – холодно спросил Мигель.

– Если тот сморчок, который встречался с Гриром в одной квартире, доктор, тогда я – мать-настоятельница.

Мигель повернулся к ней:

– В какой квартире?

– В доме Уилмарт на Р-стрит, где я живу. Где же еще?

– Вы городите чушь.

– Да-а-а? Так разрешите вам сказать, пай-мальчик мистер Лумис: мне начхать на деньги вашего папаши, но я…

– Вы пьяны, – прервал он ее. – И вас никто не просил…

Гретхен тронула его за рукав.

– Нет, Майк, пусть говорит.

Женщина насмешливо поклонилась.

– Спасибо, дорогуша. – Затем повернулась к Мигелю. – Значит, вас зовут Майк, да? Так вот, Майк, если с вашим Гриром было все чисто, скажите, чем он занимался столько ночей со своим очкариком в квартире 4-Д?

– Откуда вы это взяли? – спросил Мигель.

– Я ниоткуда это не взяла, золотко, я это видела. А как я это видела? Да очень просто. Потому что живу напротив в том же коридоре, в квартире 4-С, вот как!

Она с вызовом уставилась на Мигеля. Помада расползлась в углах ее рта.

– Когда все это было? – спросил он.

– Я их застала три раза, – ответила она с торжеством. – Один раз у них в 4-Д, я туда заскочила, потому что они скандалили, будто мой проигрыватель орет слишком громко. Они хотели, чтобы им было тихо и уютно… О, мне этот Грир даже малость нравился. Если бы не его четырехглазый ублюдок, мы бы, наверное, познакомились поближе. У него хорошая улыбка, понимаете, что я хочу сказать? Вот поэтому я и подумала, что он двуличный.

– Как звали второго человека? – все еще холодно спросил Мигель.

– Не знаю, хоть убей! – Она откинула назад крашеные черные волосы наманикюренными малиновыми ногтями. – Когда приходят и начинают задавать вопросы, я умолкаю.

– Вас допрашивали? ФБР?

– Нет, так не пойдет. Я не сказала, кто ко мне приходил. Кроме всего прочего, меня просили не говорить… Но вы-то не старайтесь задурить мне голову с вашим Гриром, потому что я знаю то, что знаю. Понятно?

Она выпила еще, затем приложила палец к губам.

– Только между нами, ладно? Меня просили помалкивать, и я бы ничего не сказала, только очень уж вы воображаете…

Мигель взглянул на Гретхен. Она пристально изучала лицо женщины. Мигель позвал бармена и заплатил по счету.

– Нам пора, – сказал он.

– До скорого! – сказала женщина. – Только не болтайте об этом, ладно?

Мигель и Гретхен быстро вышли. Уже на улице Гретхен почувствовала, что ее бьет дрожь, и уцепилась за руку Мигеля.

– Бабьи сплетни, – сказал он, когда они шли к стоянке.

– Майк, я думаю, вам надо взглянуть на эту квартиру, – сказала она решительно.

В телефонной будке на стоянке он отыскал по справочнику адрес дома Уилмарт на Р-стрит. Гретхен хотела ехать туда немедленно.

В подъезде Мигель нажал кнопку под почтовым ящиком с номером 4-Д. Имени владельца на табличке ящика не было. Никто на звонок не ответил. Тогда Мигель отыскал управляющего. У человека, который открыл ему дверь, было серое лицо и бородавка на щеке. Мигель спросил Филипа Любина из квартиры 4-Д. Квартира не занята, ответил управляющий, а этого имени он не знает.

– Там живет такой коротышка в очках, – сказал Мигель.

– Был такой жилец, до первого числа этого месяца, – согласился управляющий. – Но его фамилия Клингман.

– Вы знаете его адрес? – спросил Мигель.

– Где-то на Чарлз-стрит, в Балтиморе. Но в чем дело? Ходят, выспрашивают… Я уже рассказал все, что знал.

Гретхен дожидалась Мигеля в затемненной машине за углом. Мигель рассказал, что ему удалось узнать.

– Но почему вы спросили про коротышку в очках? – удивилась она.

– По словам той дамы в «Диалоге», он примерно так выглядит, – ответил он. Затем добавил: – Кроме того, агент ФБР показал мне фотографию доктора Любина.

– И мне тоже, – проговорила Гретхен тихим, напряженным голосом. – Майк, я… – Она умолкла, пытаясь овладеть собой. Наконец это ей удалось. – Майк, лучше нам поскорее вернуться домой. Я хочу быть там до прихода матери… Майк, мне придется ей все рассказать.

Он развернул машину и погнал по дороге на Кенвуд. Ночь была прохладной – первая весточка осени. Гретхен поплотней запахнула пальто. Они ехали в тревожном молчании.


Сусанна Грир видела со своего места ажурную решетку балкона и широкую аллею, ведущую к Капитолию и памятнику Вашингтону. Она сидела за кофейным столиком напротив президента в овальной гостиной на втором этаже. Высокое окно было открыто, кондиционер выключен, и Сью наслаждалась ночной свежестью.

К счастью, Элен Роудбуш извинилась и оставила их. Зато обед был настоящей пыткой: Элен болтала о всяческих пустяках, словно Стива вообще не существовало. Пол Роудбуш рассказал несколько милых анекдотов, но его обычная приветливость казалась в тот вечер несколько деланной. Элен все время испытующе поглядывала на Сью, стараясь определить ее настроение и самочувствие, словно Сусанна только поправлялась после тяжкой болезни.

Лишь когда они остались с президентом вдвоем и поднялись на внутреннем лифте на второй этаж, Сью вздохнула с облегчением. Роудбуш провел ее через просторный холл, кивнув дежурному агенту охраны, и усадил в овальной гостиной, выдержанной в мягких желтоватых тонах.

Дворецкий принес кофе в серебряном кофейнике, и президент сам наполнил маленькие чашечки.

– Благодарю вас, господин президент, – сказала она.

– Пожалуйста, Сью, для вас я просто Пол.

– Право, я не могу вас так называть, вы же знаете! – Она рассмеялась в первый раз за весь вечер. Почему ей стало вдруг так легко, когда Элен ушла? – Когда я думаю, я называю вас «Пол», но сказать вслух не смею… Пожалуйста, поблагодарите еще раз Элен от меня. Она такая заботливая.

– Иногда Элен… – Мысль осталась невысказанной. Он помешал кофе серебряной ложечкой. – Сью, мне очень жаль, что мы не пригласили вас раньше. Представляю, чего вы натерпелись.

– Это были тяжкие недели, – сказала она. – Теперь, положа руку на сердце, я, наверное, смогу вынести все, кроме неопределенности. Пусть в этом замешана женщина. Пусть это какое-нибудь умственное расстройство. Пусть даже злостное банкротство, как там говорят на Уолл-стрит. Все, все, что угодно, только не эта страшная неизвестность. Это самое худшее. – Она чувствовала, как невольно торопится высказать все свои страхи. – Пусть даже то, о чем люди думают после этой ужасной речи в Кентукки. Сначала я была вне себя, но теперь…

– Вы говорите об этой грязной сплетне про «доктора X»? – спросил он.

– Да. Но даже с этим я могу теперь примириться. Это может показаться странным, но это так. Ничего не знать гораздо хуже. Видите ли…

Но как объяснить? Как рассказать о своих мыслях, когда она лежала прошлой ночью без сна и вспоминала, вспоминала… любовь Стива, его нежность, его теплый взгляд… Она действительно знала: даже если на суде докажут, что Стив был физически близок с мужчиной, она не поверит доказательствам. Никакие так называемые факты не поколеблют ее интуиции. Что бы там ни говорили люди, ей лучше знать. И если это нелогично, значит, логика противоречит истине.

Роудбуш терпеливо ждал, затем наклонился к ней.

– Сью, я хотел вас видеть сегодня главным образом из-за этой речи. Даже если бы Гретхен не позвонила, я все равно просил бы вас отобедать с нами… Вы знаете, какая жестокая вещь политика? Самое обычное оружие политиков – лживые обвинения, которые трудно опровергнуть. А что касается инсинуаций гражданина Калпа относительно «доктора X», то это вообще сплошная ложь, могу вас уверить.

– Меня не надо уверять, – сказала она. – Я слишком давно и слишком хорошо знаю Стива.

– А мне кажется, надо, – медленно начал он. – Независимо от ваших чувств к Стиву неуверенность будет разъедать вам душу. Маленькие, пустяковые сомненьица, крохотные подозреньица отравят вас. Такова человеческая натура, Сью… Поэтому давайте поговорим откровенно. Я скажу вам все, что могу. Видите ли, я ознакомился с донесениями ФБР и хочу рассказать по секрету о том, о чем пока нельзя говорить всей стране.

Она сразу воспрянула в предчувствии добрых вестей, отпила немного кофе и вся превратилась в слух.

– Во-первых, – начал Роудбуш, – доктор Х существует, хотя непонятно, как об этом узнал мистер Калп. Это доктор Филип Дж.Любин, профессор математики в университете Джона Хопкинса.

Она кивнула.

– Об этом я догадалась. Агенты ФБР показали мне фотокарточку и спросили, не знаю ли я этого человека под именем доктора Любина или Дэвида Клингмана. Но я его никогда в жизни не видела.

– Да, разумеется… – он сочувственно улыбнулся. – Во-вторых, Стив и доктор Любин действительно регулярно встречались около года. Почти каждую среду по вечерам.

– По средам? – она почувствовала себя обманутой, преданной. – Но Стив говорил мне, что у него по средам какие-то заседания. Он называл это Потомакским клубом.

– Да, – сказал президент. – Посторонним это нелегко понять, но мы с вами достаточно хорошо знаем Стива, чтобы поверить: он действительно изучал с доктором Любиным определенные проблемы.

– Какие проблемы? – Она снова ожила. – Но почему в такой тайне? Почему он не мог мне сказать?

Роудбуш пожал плечами и улыбнулся.

– Вы знаете Стива лучше, чем я. И вы знаете, как он иной раз действует. Помните, он вдруг увез всю семью на целый год в Харвард для изучения… кстати, чем он тогда увлекся, Сью?

– Восточным искусством, – сказала она слабым голосом. – Это было так давно! Но теперь-то? ФБР узнало, что они изучали и для чего?

– Филип Любин в своей области знаменитость, – ответил президент. – Поэтому следует предположить, что Стив изучал с ним высшую математику.

– Несколько лет назад он уже пробовал разобраться по книгам Гретхен в какой-то новой математике, – сказала Сью. – Вообразил, будто домашние счета надо вести по другой системе, кажется, на основе восьмеричного счета.

– Ну вот видите, все абсолютно точно.

– Право, не знаю. Для меня это очень странно.

Надежда снова покинула ее, уступив место уже привычному чувству угнетенности.

Роудбуш встал, сунул руки в карманы пиджака и прошел через всю гостиную к высокому окну, выходящему в сад. Большие деревья замерли в свете уличных фонарей. Он постоял немного, и, когда обернулся, голос его был спокоен и ровен.

– Сью, для меня, как и для вас, это нелегкие дни испытания. Стив, как вы знаете, мой ближайший друг, но не просто друг. Он мой единомышленник. Наши взгляды на мир порой так близки, что его суждения иногда кажутся выражением моих собственных мыслей. Поэтому мне его страшно не хватает, особенно сейчас, когда разворачивается предвыборная кампания. Я знаю, если бы он мог, он сейчас боролся бы плечом к плечу со мной. Тот факт, что его здесь нет, означает лишь одно: на это есть веские причины. Я уверен, что в свое время он расскажет об этих причинах и все объяснится к общему удовольствию. Сью, я незыблемо верю в Стива.

Он умолк. У него было странное выражение, словно он мучительно боролся с нерешительностью. Она чувствовала, что ее убаюкивают словами, которые должны были бы успокоить ее, но слишком много оставалось недосказанным.

– Может быть, лучше всего взглянуть на это дело так, – продолжал он. – Хотя ситуация не совсем ясна, некоторые вещи не вызывают ни у вас, ни у меня ни малейшего сомнения. Какие бы ни ходили слухи в отношении Стива, мы с вами знаем, что в них нет ни капли правды. А домыслы, что же, не стоит на них обращать внимания, потому что вы знаете факты.

Он сел в свое кресло.

– Во-вторых, Сью, Стив не связан ни с какой другой женщиной. – Он постучал пальцем по манильской папке, лежавшей на кофейном столике. – Стив любит вас. Вы знаете это лучше, чем я, но, во всяком случае, я могу вас заверить: тут нет никакой любовной связи.

Роудбуш закинул руку за спинку своего кресла.

– И в-третьих, Стив не замешан ни в каком финансовом скандале. Это проверено досконально.

Сусанна сразу насторожилась: значит, остальное проверено не досконально? Ей хотелось, чтобы президент выражался яснее.

– Вся эта волна слухов об «Учебных микрофильмах», здоровом солидном предприятии, сплошной вздор, – продолжал Роудбуш. – Стив вел кое-какие дела Лумиса, вы, наверное, знаете, но несколько месяцев назад отказался от них. Со всех точек зрения Стив в финансовом отношении абсолютно чист. Это установлено окончательно.

Он снова постучал пальцем по манильской папке, и Сью подумала: если там у него донесения ФБР, почему он просто не познакомит ее с ними? Президент смотрел на нее, стараясь понять, достиг ли он своей цели.

– По моему твердому убеждению, – заговорил он после паузы, – Стив сам вернется в должное время, может быть, через несколько недель. Я в это верю, и Стив поступил так потому, что твердо полагается на вас с Гретхен. Повторяю: я верю, но пока не могу сказать ничего конкретного. Хотел бы, но не могу. Однако, что бы ни случилось, вы должны вести себя так же мужественно… По чести говоря, Сью, я восхищен вашей храбростью и твердостью духа. Вы настоящая женщина!

К чему все эти слова? – подумала Сью. Вопросы без ответов по-прежнему осаждали ее, и она чувствовала себя одинокой и растерянной, как никогда.

– Вы знаете, где Стив, господин президент?

– В настоящий момент нет, – ответил он. – Разумеется, он оставил след, и ФБР смогло установить лишь часть его маршрута.

– Могу я узнать, он сейчас за границей? – Она взглянула на манильскую папку, словно в ней таился ответ.

– Да, по-видимому, след ведет в Рио-де-Жанейро, однако, что касается ФБР, они стараются проверить все варианты.

– Вы думаете, он жив. Пол? – В первый раз она нечаянно назвала его по имени.

– О да! Во всяком случае, он был жив и здоров, потому что несколько дней назад его видели. И нет никаких причин полагать, будто с тех пор с ним что-то случилось.

Роудбуш встал, и она поняла, что ей пора уходить.

– Я хотел бы сказать вам больше, но пока не могу. Вскоре, надеюсь, мы узнаем все подробности. А пока – верьте так же свято, как я.

Уже вставая, она сказала:

– В ту первую ночь я получила от Стива сообщение. Был анонимный звонок. Неизвестный назвал мое интимное прозвище, чтобы я знала, что звонят от Стива. ФБР об этом известно?

– Да, – он кивнул. – Я все это знаю. И так же, как вы, уверен: звонок был от Стива.

Она подобрала свою сумочку и крепко сжала ее в руках. Он проводил ее через холл к лифту и ласково пожал ей руку. Но, уже стоя в лифте, Сью вдруг поняла, что скоро снова останется одна.

– Все это так невероятно, – сказала она. – В этом нет никакого смысла. Никакого!

– Мы оба должны верить в Стива, – сказал Роудбуш. – Я думаю, вы верите.

– Я стараюсь, – сказала она. Но, когда маленький старомодный лифт начал спускаться, она уже была одна.

Мать с дочерью сидели в гостиной у себя, на Бруксайд Драйв, Сью на ковре, а Гретхен в любимом кресле Стива. Гретхен рассказала о женщине из «Диалога» и о том, что Мигель узнал в доме на Р-стрит, и крепко сжала руки матери в своих.

– Мама, я говорю прямо! – сказала она. – Я по-другому просто не умею.

Сью посмотрела на Гретхен.

– Твой отец, – спокойно сказала Сью, – так же нормален, как ты и я. Я знаю его не неделю, не месяц, а годы.

Она пересказала все, о чем говорил ей президент, невольно выдавая свои надежды и предположения за факты, словно сама читала донесения из манильской папки.

– Вот так объясняются вечера по средам в Потомакском клубе, – закончила она, не удержавшись от сарказма. Вспоминать про ложь Стива было по-прежнему горько.

– Но что они там изучали? – спросила Гретхен.

– Точно пока неизвестно… Но ты же знаешь отца. Высшая математика могла его увлечь.

– Но почему они не встречались здесь, в доме? – Гретхен уже теряла терпение. – К чему вся эта таинственность? А эта квартирка на Р-стрит?.. О, мама!

– Гретхен, – резко сказала Сью, – твои подозрения отвратительны.

– Я только пытаюсь понять.

– Нет, не пытаешься. Ты ведешь себя, как прокурор на суде.

– Не говори так, прошу тебя! – Гретхен соскользнула с кресла на ковер рядом с матерью. – Все это тянется уже столько дней. Боюсь, нам придется взглянуть правде в глаза. И надо постараться быть честными друг перед другом.

– Я стараюсь быть честной.

– Где сейчас доктор Любин? – спросила Гретхен.

Сью на секунду задумалась.

– Не знаю. Президент об этом не говорил. Но если тот человек из Кентукки прав, значит, он тоже исчез.

– Мама, – сказала Гретхен, – когда мы вернулись, Мигель попытался найти Филипа Любина в Балтиморе по телефону. Из его дома нам ответили, что он уехал и не вернется раньше февраля. Адреса для пересылки почты он не оставил. А исчез он в позапрошлое воскресенье, через три дня после исчезновения отца.

– Через три дня…

– Да. В воскресенье 29 августа.

– Это не значит, что…

– Нет, значит, – сказала Гретхен. – Может быть, им пришлось исчезнуть, а может быть, они этого хотели.

– О, Гретхен!

Сью обхватила дочь руками и уткнулась лицом ей в плечо. Навернулись слезы, и она заплакала, тихонько всхлипывая. Гретхен молча обняла ее, думая о том, что теперь их жизнь уже, наверное, никогда не будет такой, как прежде.

Час спустя Сью лежала в постели, вглядываясь в темноту. Сон не шел. Перед глазами ее была все та же злосчастная папка на кофейном столике в Белом доме, папка с ответами на все ее сомнения. И мысли о Стиве проносились в ее голове, как вагоны по бесконечному туннелю. Все ее инстинкты ослабели, отступили под натиском страха. Интуиция ничего не могла подсказать. Лишь одна сцена ярко всплывала в воображении: маленький неряшливый человек скорчился возле какой-то кучи, на которой стоял Стив. Человечек протягивал Стиву руку. Стив улыбался ему. И рука об руку они уходили вдаль.

Сью резко повернулась на бок.

Зазвонил телефон на тумбочке. Она попыталась снять трубку, но в темноте не нашла. Она включила лампочку над кроватью и только тогда ответила.

– Миссис Грир? – раздался резкий мужской голос.

– Да, Сью Грир у телефона.

– Миссис Грир, у меня для вас сообщение. Пожалуйста, слушайте внимательно. Начинаю: «Милая, дорогая Львишка, я жив и здоров. Рассчитываю вернуться домой в течение месяца. Тогда мы отпразднуем нашу двадцать шестую годовщину и разопьем ту самую бутыль. Ты найдешь ее в винном погребке за шампанским. А пока вся моя любовь с тобой и с Гретхен. Стив». Конец.

Раздался щелчок – и тишина.

Сью выбралась из постели, сунула ноги в шлепанцы, схватила с вешалки халат. Чуть не бегом спустилась она по двум пролетам лестницы в подвал.

Винный погребок, выгородка из толстых досок в углу подвала подальше от мазутного нагревателя. Сью дернула шнур, загорелась лампочка. Полки были плотно уставлены джином, виски и ромом, а в винном отделении лежали бутылки шампанского. Когда Сью просунула за них руку, она нашла то, что искала.

Это была серая глиняная бутыль, сплошь покрытая пылью, но Сью знала, что в ней имбирное пиво. Воспоминания нахлынули на нее. Их медовый месяц в том далеком июне в Нова Скотиа… Приглушенный крик чаек и крачек в тумане… Удары прибоя о скалы… Острый запах соли и рыбы… Дощатый коттеджик на самом берегу и их ежедневные прогулки в порт Мутон, где они всегда распивали здоровенную бутыль имбирного пива… Его резкий, освежающий вкус… Стив смеялся и говорил, что, когда они состарятся и растолстеют, они отметят какую-нибудь годовщину своей свадьбы имбирным пивом.

Она стояла и гладила чуть шероховатую бутыль, пока пальцы ее не покрылись пылью. Как это похоже на Стива – хранить все эти годы пиво и не говорить ей ни слова, как бесконечно глупо и сентиментально! Она снова спрятала бутыль за шампанское, выключила свет и чуть ли не вприпрыжку поднялась по лестнице.

Сначала ей хотелось сразу рассказать о звонке Гретхен, но под дверью ее комнаты уже не было видно света. Тем лучше! Она все расскажет завтра утром. А теперь она понаслаждается одна своей радостью… Вернется в течение месяца. Погоди-ка, что у нас сегодня? Восьмое сентября. Значит, восьмого октября. А может быть, он имел в виду четыре недели? Тогда какой это будет день? Шестое октября.

Она поуютнее устроилась под одеялом, радуясь, что ночной воздух пахнет осенью. Лето ушло, а Стива нет. Она проспала крепким сном до утра и впервые за две недели как следует отдохнула.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю