Текст книги "Исчезнувший"

Автор книги: Флетчер Нибел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

– Ладно, – сказал я. – Тогда дай того, кто его заменяет.

Она соединила меня, с кем нужно. Несколько минут я обсуждал с заместителем Шихана, как мне выбраться с предстоящей в 4 часа пресс-конференции без тяжких телесных повреждений. С сопливыми мальчишками можно было разобраться и позже. Сейчас главное было – придумать, что говорить о статье в «Пост-Диспетч». Десять дней – до девятого октября – казались мне десятилетием!

– Уже четыре часа, – предупредила меня Джилл строго деловитым тоном опытной секретарши. – Разрешите их пригласить?

Но у двери она остановилась, держась за ручку.

– Джи-и-н… разорви то письмо, ладно? Я хочу, чтобы ты сам сделал мне предложение, когда наконец решишься… Я просто со зла так сделала.

– Не беспокойся. Без предложения ведь не женятся. Я все тебе скажу – через десять дней, – и сам, а не анонимно по телефону. – Все-таки не удержался от шпильки. – А пока давай посвятим дневные часы работе, ты не возражаешь?

Она кивнула и, все еще держась за дверную ручку, внимательно и серьезно оглядела меня, словно я был ненадежным присяжным.

– Хотела бы я знать, – сказала она, – что такое на самом деле любовь?

Неужели пропасть между поколениями непреодолима?

Она распахнула дверь, и толпа газетчиков с грохотом устремилась в кабинет.

13

Ларри Сторм закрыл машину, решительно сделал один шаг, но тут же остановился. Золотое послеполуденное солнце светило так ласково, что он блаженно прислонился к переднему крылу.

Был последний день сентября, и не исключено, что последний день темно-рыжего бабьего лета. Солнечное тепло разнеживало и расслабляло. Он стоял и смотрел, как пересмешник лениво взмахивает крылышками, снижаясь к телеграфному столбу, и слушал, как где-то рядом галдят играющие дети.

Он приехал сюда в третий раз, к этому дому на Бэттл-роуд в Принстоне, стоящему как раз между Олден-лейн и тупиком, за которым начинался травянистый подъем к Институту новых проблем. Глядя на Бэттл-роуд, он чувствовал одновременно и умиротворенность и досаду, потому что именно о такой улице он мечтал еще мальчишкой в своем Ньюарке… В нищей ньюаркской квартире с вечной вонью от неисправного клозета, с черной грязью, навечно въевшейся в трещины старого линолеума, с вечно орущим радио, которое тщетно пытался перекричать его папаша, когда ссорился с матерью.

Если мужья и ругают жен на этой мирной улочке, подумал он, то, наверное, только по ночам, когда соседи уже спят, вежливо и потихоньку, не повышая голоса. Ибо здесь царит мир и покой. Все здесь устойчиво – огромные дубы, густолистые сикоморы вдоль дороги, уже тронутые осенней желтизной, широкие прохладные газоны, окруженные живыми изгородями, дома, расположенные в глубине участков, словно они хотят уйти подальше от торгашеской суеты улицы. Это белый квартал, и Ларри, вступая в него, каждый раз ощущал обиду и зависть.

Работа была его убежищем от расовой нетерпимости и оскорблений. В Бюро цвет его кожи был только оселком, на котором они с Клайдом Мурхэдом оттачивали свои шуточки, добродушно насмехаясь друг над другом. В Бюро он был специальным агентом Ларри Стормом. Несколько других агентов считались не хуже Ларри, но лучше не было ни одного: ни белого, ни черного. Бюро, безжалостный хозяин, отнимало все его время, поглощало всю его энергию, и по ночам он засыпал измученный, но довольный собой. Бюро было требовательнее любой женщины, и слава богу!

Но сейчас после месяца работы на «Аякс» Ларри был обессилен и опустошен. Он трудился по восемнадцать часов в сутки и не имел еще ни одного дня отдыха. Метался взад и вперед по всему восточному побережью, выслеживал, расспрашивал, проверял все версии, даже самые дикие, и так до глубокой ночи. Единственной передышкой были два его путешествия за границу. В самолетах он хотя бы отсыпался.

Сначала было справочное бюро в Рио-де-Жанейро и неясный след, который неожиданно привел Ларри в порт. Здесь, после двухдневных поисков и отчаянных лингвистических схваток с переводчиком, он обнаружил, что Стивен Грир, или какой-то очень похожий на него американец, зафрахтовал судно и отплыл из Рио субботним вечером 28 августа. Ларри до сих пор вспоминал, как его поразило это открытие. Судно, стодесятифутовый траулер-краболов, под названием «Каза Алегре», ушло в неизвестном направлении, и с тех пор ни о траулере, ни о его бразильце-капитане не было ни слуху ни духу. Ларри вспоминал, как ему чудом удалось избежать нежелательной встречи. Однажды утром, приближаясь к порту, он вдруг заметил огромного, широкоплечего детину, явно американца, который через переводчика расспрашивал о чем-то портового грузчика. Ларри спрятался за пакгауз. Позднее он узнал, что это был вашингтонский издатель и журналист Дэвид Полик. Сообщение Сторма о Полике удивило Клайда Мурхэда не меньше, чем то, что Грир находится на борту «Каза Алегре».

Затем было второе путешествие, полет в Хельсинки и мучительно-кропотливая проверка списков пассажиров, улетевших за последнее время из финской столицы. Он нашел нужного ему человека, но вскоре снова потерял его след.

За эти последние две недели нервы его так сдали, что он готов был уже плюнуть на все, в том числе на ФБР. И все же он опять стоял на Бэттл-роуд в Принстоне. Сторм еще раз посмотрел на каменный дом. Он был хорош – с крутой шиферной крышей, старинной трубой, черной дверью и такими же ставнями. Два широко расставленных слуховых окна смотрели через тщательно ухоженную живую изгородь, как глаза удивленного ребенка. Ларри расправил плечи, стряхивая очарование мягкого солнечного дня, и двинулся к дому Феликса Киссича.

Теперь он знал о Феликсе Киссиче почти все. Он знал, что Киссич – физик, нобелевский лауреат, специалист по плазме, работающий в Принстонском университете, что он бежал из Венгрии во время второй мировой войны и натурализовался в Америке, что это добрый человек шестидесяти шести лет, выдающийся ученый, которым восхищаются его коллеги во всем мире. Единственное, и очень важное, чего Ларри Сторм не знал о Феликсе Киссиче, так это, где он сейчас находится.

Сторм позвонил. Почти сразу же узкая черная дверь открылась, и он увидел уже знакомую маленькую женщину с робкой улыбкой. За второй решетчатой дверью лицо ее виделось смутно, однако Ларри уловил настороженный взгляд. Дебора Киссич напомнила ему грациозную лань на склоне холма, которая замерла на миг, но готова сорваться с места при малейшем признаке опасности.

– О, мистер Сторм! – сказала она. – Не думала, что снова увижу вас. Неужели что-нибудь?..

Фраза словно повисла в воздухе. Миссис Киссич открыла решетчатую дверь неохотно, словно чего-то опасаясь. Он вспомнил, как это удивило его в первый раз. Лишь потом он понял: Дебора Киссич инстинктивно боится всяких расспросов.

– Разрешите? – Ларри поставил ногу на порог.

– О да. Входите. Извините меня. Я немного испугалась. Я подумала…

Снова робкая, незаконченная фраза. Ларри вошел в уютную гостиную, где все было по мерке хозяев дома. Ларри знал, что Феликс Киссич ростом всего пять футов шесть дюймов, а его жена и того меньше. Она нервно пригладила седой локон на виске.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Сторм.

Голос у нее был такой же хрупкий, как она сама, и такой же добрый. Ларри ни за что на свете не хотел бы огорчить эту женщину.

Он сел на ореховый стул под блеклым чехлом с ручной вышивкой, сознательно отказавшись от глубокого старого кресла, которое явно принадлежало Феликсу Киссичу.

– Мне, право, неловко, миссис Киссич, – сказал он. – Вы, наверное, думаете, зачем это он снова явился.

– Да, я немного удивлена. – Она сидела очень прямо в качалке с высокой спинкой, руки ее были сложены на коленях.

– Миссис Киссич, – сказал он, – я хочу спросить вас, вернулся ли ваш муж из Хельсинки и дома ли он сейчас?

Ответ он знал заранее, потому что провел перед этим несколько часов в лаборатории физики плазмы, расспрашивая сотрудников Феликса Киссича. Там целая группа ученых старалась усмирить ужасающую энергию водородной бомбы и использовать ее в мирных целях.

– Феликса здесь нет, – ответила Дебора Киссич.

Ларри заметил, что она насторожилась.

– А мой первый вопрос? – напомнил он спокойно. – Он вернулся сюда из Хельсинки?

– Нет, – прошептала она, опустив глаза. Во время их первого свидания две недели назад она сказала, что Феликс собирался вылететь домой сразу после окончания конференции, двадцатого сентября.

– Миссис Киссич… – Ему так не хотелось огорчать эту хрупкую женщину!. Преследование далеко не всегда увлекательная игра. – Вы что-нибудь слышали о вашем муже? Прежде чем вы ответите, разрешите сказать вам, что мистер Киссич выехал из своего отеля в Хельсинки на второй день после открытия конференции.

Ларри видел все даты, часы и города, словно перед глазами его была полная картотека. Феликс Киссич вылетел из Нью-Йорка в Хельсинки в воскресенье пятого сентября и прибыл к открытию Международного конгресса по физике плазмы в понедельник. В числе многих прочих вещей Ларри узнал, что физика плазмы не угрожала роду человеческому, а изучала свойства высокотемпературных ионизированных газов, в которых заложена колоссальная энергия. Феликс Киссич выехал из своего отеля во вторник вечером, восьмого сентября, за целых двенадцать дней до окончания конференции. Сторм проследил его путь до Парижа, затем до Рима и наконец до Каира – физик проделал его на самолетах разных авиакомпаний. Но в Каире он как сквозь землю провалился. Феликс Киссич исчез в муравейнике столицы Египта.

– Муж один раз позвонил мне из Хельсинки, – сдержанно сказала миссис Киссич. Ларри видел, как она теребит носовой платочек тонкими пальцами.

– И больше он никак не сообщал о себе? – спросил он. – Ни по телефону, ни письмом, ни телеграммой?

– Я получила одно письмо, и это все, – ответила она. Голос ее был так тих, что Ларри пришлось наклониться вперед, чтобы его расслышать. – Оно пришло примерно через неделю после того, как вы были здесь.

– Понятно. – Упрекать ее не было смысла. Они оба знали, что она нарушила свое обещание помогать ФБР. – Значит, это было двадцать третьего сентября? Я был у вас шестнадцатого, вы, наверное, помните.

– Да, – сказала она поспешно. – Да, двадцать третьего.

– А какой там почтовый штемпель? Где было опущено письмо?

Она встревожилась, лицо ее порозовело.

– Письмо опущено в Нью-Йорке за день до этого. Феликс не написал мне, где он. Он только сказал, что его друг летит в Нью-Йорк и опустит там письмо… чтобы дошло побыстрее, понимаете?

Избегая смотреть на нее, Ларри сделал пометку в блокноте. Все это ему не нравилось. Дичь была слишком беззащитна, чтобы ее преследовать.

– Миссис Киссич, – сказал он, – вы можете не согласиться, но, если у вас нет возражений, я хотел бы взглянуть на это письмо.

Она затрясла головой, в глазах ее было смятение.

– Нет, если можно, я бы не… Оно очень личное… Но я могу рассказать вам, наверное, все, что вас интересует. Он пишет, что улетел из Хельсинки раньше срока и собирается путешествовать по Европе несколько недель до возвращения домой. Пишет, что очень устал и хочет побыть один. – Она говорила торопливо, но голос оставался еле слышным. – Феликсу бывает необходимо иногда побыть одному, понимаете? У него так много дел, так много конференций. С тех пор как он получил Нобелевскую премию, его не оставляют в покое.

– Я понимаю, – сказал Ларри. – И больше никаких телефонных звонков, никаких телеграмм не было?

– Нет, больше ничего, – ответила она. В комнате стало так тихо, что Ларри слышал сквозь решетчатую дверь даже отдаленные тоненькие голоса играющих детей.

– Мистер Сторм, вы не могли бы мне объяснить, что все это означает? Я ничего не понимаю. Феликс работает, можно сказать, только для правительства. Он отдал своей новой родине почти все лучшие годы жизни. И тем не менее – столько вопросов, столько анкет… а теперь вдруг это. Почему за Феликсом охотятся, словно он шпион, или предатель, или…

Голос ее угас.

– Мне бы хотелось вам объяснить, но я не имею права.

И не только в этом дело! – подумал Сторм. Я и сам ничего не знаю. Сначала Грир, затем Любин, теперь Киссич… и никакого разъяснения от Мурхэда. Охота вслепую, погоня за неведомыми призраками.

– Видите ли, миссис Киссич, я всего лишь агент. Мне только говорят, что надо делать, но не говорят зачем.

Она взглянула на него с сочувствием.

– Не хотите ли стакан чаю со льдом, мистер Сторм?

– Да, да, очень хочу.

Сторм сделал еще несколько записей, пока она была на кухне. Он улыбнулся ей, и несколько минут они сидели молча. Затем он вынул из внутреннего кармана фотографию и протянул ей.

– Вы когда-нибудь видели этого человека? – спросил он. Перед первым посещением Мурхэд запретил ему упоминать других лиц, связанных с операцией «Аякс». Но теперь, когда Киссич тоже исчез, этот приказ был отменен.

Она внимательно рассмотрела снимок, затем покачала головой.

– Нет, никогда.

– Вам знакомо имя Филипа Любина? – спросил он, пряча фотографию.

– Любин, – она словно припоминала это имя. – Филип Любин, математик?

Сторм кивнул.

– Да, – сказала она. – Я никогда с ним не встречалась, но слышала о нем. В кругу математиков он хорошо известен. Наверное, Феликс его знает.

– Вспомните, ваш муж упоминал о нем?

– Возможно. Он знает столько знаменитых ученых! Их так много бывает в лаборатории.

Сторм передал ей другую фотографию.

– А этот человек вам знаком?

– Разумеется, – быстро ответила она. – Это друг президента Стивен Грир, которого никак не разыщут. За последнее время я видела его снимки не раз.

– Вы когда-нибудь с ним встречались?

Она не ответила, только опустила глаза на стакан чаю со льдом. Затем покачала стакан, и льдинки звякнули о стекло.

– Мне кажется, мы встречались, но Феликс сказал, что я ошиблась. – Она снова помолчала. – В тот вечер, после того как исчез мистер Грир, я показала Феликсу его фотографию в газете и спросила, не тот ли это человек, который был у нас прошлой осенью. Кажется, в ноябре… Но Феликс сказал, что нет, того человека из Вашингтона звали Мартин или Мортон. Он сказал, что они очень похожи, но это совсем разные люди. Помню, мы даже поспорили.

– Вы были уверены, что это Грир? – спросил Сторм. – Значит, в ноябре прошлого года?

– Да, – ответила она. – Была уверена, пока Феликс не сказал, что нашего гостя звали Мортон или что-то в этом роде. Он меня не совсем убедил, но, конечно, Феликс знал, с кем он так долго беседовал, не правда ли?

– Да, наверное… Вы потом говорили с ним об этом?

– Нет. К тому же Феликс через неделю улетел на конференцию в Хельсинки.

– Приходилось мистеру Киссичу раньше отправляться в подобные путешествия без вас?

– Да, – ответила она. – Нечасто, но случалось. Ему необходимо иногда побыть одному. – Она постучала пальцем по лбу. – Эти люди, которые столько думают… Вы понимаете?

Сторм просмотрел свои записи, подумал, о чем бы еще спросить, но ничего не придумал. Он допил чай. Миссис Киссич встала, комкая в руке платочек.

– Знаете, ваше посещение встревожило меня, мистер Сторм. Вы не можете мне сказать, что случилось с Феликсом?

– Не думаю, чтобы с ним что-нибудь случилось, – ответил Ларри. – Я уже говорил, мне самому ничего не объясняют, а только приказывают.

– Но ваши вопросы о мистере Грире и докторе Любине?.. Я читала в газетах о «докторе X». Это доктор Любин? Но при чем здесь мой муж?

– Я и сам хотел бы это знать, миссис Киссич. Извините меня.

Она дошла с ним до двери, но тут скрестила руки на груди. Добрый взгляд ее стал враждебным.

– Иногда я ненавижу правительства, – сказала она. – Они требуют, они выведывают, они выпытывают, и негде от них укрыться.

– Я вас понимаю.

Ларри снова почувствовал смертельную усталость и прилив ненависти к своему Бюро.

На прощание она все-таки протянула ему руку. Пальцы были тоненькие и холодные. Он осторожно пожал их.

– Я должен снова просить вас о помощи, – сказал он. – Если вы что-нибудь узнаете о мистере Киссиче, сообщите нам сразу, мы будем вам очень признательны. Можете звонить по этому телефону.

Он протянул ей карточку с номером специального телефона оперативного отдела в Вашингтоне.

Она посмотрела на карточку, затем на Ларри.

– На этот раз я ничего не обещаю, мистер Сторм.

– Как вам угодно, – сказал он и пошел по дорожке к шоссе, обрамленному двумя рядами величественных сикомор.

Было еще несколько интервью: с двумя факультетскими друзьями Киссича в Принстонском городке и с управляющим в Нассау-клубе, где Киссич иногда завтракал. Ничего существенного не прибавилось. Это была стадия поисков вслепую. С ума сойти от этих новых методов ФБР!

Вечером Ларри поужинал один в зале старого ресторанчика в Нассау Он сидел в одной из полуоткрытых кабинок за деревянным столом, изрезанным инициалами сотен побывавших здесь студентов: БФД, 39. УА, 41. С.М.Дж, 57… Стены были увешаны трофеями Принстона, тут были фотографии команд-чемпионов, весло знаменитого гребца, портрет баскетболиста под номером 42, видимо Билла Брэдли. Был тут и снимок Бейкера, прославленного атлета времен Скотта Фитцжеральда, а на полке над баром стоял ряд старых призовых кубков.

Мужские голоса звучали под низким потолком с балками сердечно и уверенно, все здесь дышало Принстоном, его историей, легендами и традициями. У многих пожилых посетителей – их называли здесь «старые тигры» – был забавный акцент, смесь псевдобританского и бостонского, – они говорили как-то в нос, и гласные прилипали у них к небу, словно боясь вылететь изо рта.

Ларри выпил два дайкири и подождал, пока усталость сменится приятным возбуждением. Затем он заказал отбивную с салатом из латука по-итальянски, а на десерт – фруктовый пирог и кофе. Он знал, что вместе со стоимостью номера это влетит ему в копеечку, но о чем заботиться холостяку? И для чего, в конце концов, существуют деньги?

– Еще один «тигр» вернулся в логово? – спросил громкий рокочущий голос.

Сторм поднял глаза и увидел человека с бычьей шеей и огромной головой. Он держал в руке стакан-и понимающе ухмылялся. Сторм его узнал. Он видел его на причале в Рио. Дэвид Полик, вашингтонский журналист. В памяти Ларри промелькнула карточка из картотеки ФБР. Еженедельник «Досье»… гроза вашингтонских деятелей… серьезный тип… вытряхивает в своих статьях из людей душу, как фокстерьер из крысы.

– Мы разве встречались? – спросил Сторм.

– Почти, – небрежно ответил Полик. – Кажется, в Рио. Вы Ларри Сторм. – Он протянул здоровенную ручищу. – Дэйв Полик из «Досье». Не возражаете, если я присяду?

– Прошу вас, – Ларри чуть не добавил: «Очень рад», но удержался, потому что эта встреча его вовсе не обрадовала.

Значит, Полик тоже узнал о Киссиче. Иначе что ему еще делать в Принстоне? Значит, теперь Киссич в центре внимания…

Полик так тяжело опустился на противоположную скамью, что вся кабинка заходила ходуном. Большим глотком он отпил из бокала янтарный напиток.

– Надеюсь, вам повезло с Деборой Киссич больше, чем мне, – сказал он. – Феликс улетел в Хельсинки, и точка. Больше она ничего не говорит.

– Киссич? – осторожно переспросил Сторм. – Феликс?

Полик расхохотался.

– Бросьте это, Ларри! Кого вы думаете одурачить? Один из лучших специальных агентов Пита Десковича в Принстоне. Значит, он занялся Киссичем, кем же еще?

Полик был огромен. Казалось, он заполнял всю кабину, а его лапа со стаканом походила на перчатку хоккейного вратаря.

– Я только что с Бэттл-роуд, – сказал он. – По-видимому, вы посетили маленькую леди раньше меня. Робкое существо. Мне не хотелось ей надоедать, но какого черта! Если не будешь расспрашивать и искать, ничего не найдешь.

– Если не трудно, объясните, о чем речь? – спросил Сторм.

Полик снова громко рассмеялся.

– Ну, конечно! Поделимся пополам. Вы расскажете мне, а я расскажу вам.

– Вы же знаете, что это невозможно, Полик.

– Называйте меня Дэйв, – проворчал гигант. Он умолк, окинул Сторма оценивающим взглядом. – Знаете, мы могли бы помочь друг другу. Если вы скажете, что это вас не волнует, вы соврете… От Грира к Любину, от Любина к Киссичу, правильно? Похоже на тройную комбинацию в игре, будь она неладна.

– Извините, Дэйв, – обаяние этого верзилы было неотразимо. – Вы знаете правила. Я не могу говорить, даже если бы захотел.

– Некоторые говорят, – заметил Полик. Он сделал еще глоток и грохнул стаканом по изрезанному инициалами столу. – Я получал от вашего Бюро немало фактов, но должен сказать, с ЦРУ у меня это выходит лучше. Давайте сделаем так. Я расскажу вам кое-что из того, что я выяснил. И буду наблюдать за вашим лицом, чтобы узнать, все ли у нас совпадает. Договорились?

– Я никогда не отказывался слушать, – сказал Сторм. – За это мне и платят.

– Ну да, понятно. – Полик поднял на Сторма глаза. – Мы оба знаем, что Грир зафрахтовал одно корыто под названием «Каза Алегре» и отплыл из Рио. Но если вы знаете куда, значит, вы меня опередили.

Сторм выдержал взгляд Полика не шелохнувшись.

– Теперь Любин, это уже нечто другое, – продолжал Полик, понизив голос. Сторм сразу его раскусил: журналист любил таинственность. – После всех этих еженедельных встреч или свиданий с Гриром в квартире на Р-стрит Любин улетает в Лондон в воскресенье на той же неделе, когда исчез Грир. Затем на самолете Иберийской авиакомпании он летит в Мадрид. Но куда он делся из Мадрида?

Сторм улыбнулся, надеясь, что не выдал своего удовлетворения. Газетчик поработал отлично – он ведь не пользовался привилегиями агента ФБР, – что особенно чувствительно за границей, где удостоверение ФБР открывало все официальные двери.

Реакцию Полика на улыбку Сторма можно было предвидеть.

– Послушайте, – предложил он, – хотите чего-нибудь выпить? – Он взглянул на пустую бутылку Ларри и чашку из-под кофе. – Ликера, а?

– Нет, спасибо, – ответил Сторм. – Я уже свое выпил перед обедом. А завтра тяжелый день.

Полик понимающе кивнул, как профессионал профессионалу.

– О'кей… А теперь о Киссиче, этом великом нобелевском лауреате. Я не сразу до него добрался. Однажды он встретился с Гриром и Любиным в той квартирке на Р-стрит. Но он знал Грира раньше! Грир побывал у него здесь, на Бэттл-роуд, в прошлом году.

Лицо Сторма осталось бесстрастным, но он подумал: «Браво, Дэйв!» Ларри отдавал себе отчет, что Полик работает в одиночку – одна голова, одна пара глаз, – в то время как он получал по каналам ФБР тысячи сведений, намеков, фактов и фактиков. Мурхэд мог не объяснять ему, зачем и почему, но он говорил, где, кто и когда, – что узнать, куда отправиться, с кем повидаться. Ларри смотрел на Дэйва со все возраставшим уважением.

– Далее, – продолжал Полик, – через десять дней после исчезновения Грира Киссич тоже садится в самолет. В воскресенье, через неделю после того, как Любин якобы отправился в свое автомобильное путешествие, Киссич летит в Хельсинки, на Международный конгресс физиков. Конгресс подвернулся весьма кстати, потому что уже через два дня после его открытия Киссич покидает свою гостиницу и улетает в Париж. Не так ли?

– Мы договорились вопросов не задавать, – снова улыбнулся Сторм. – Для вас я просто человек, который только что неплохо пообедал.

Полик как будто не обратил внимания на его реплику.

– Затем Киссич летит в Рим, а оттуда в Каир на обычных пассажирских самолетах, – продолжал он, отхлебнув еще из своего стакана и не спуская со Сторма глаз. – И наконец Киссич вылетает заказным спецрейсом в Кейптаун.

Улыбка Сторма оставалась спокойно-вежливой, но он почувствовал, как участился его пульс. Долгие дни поисков в Каире не помогли ему выяснить этот факт. И если в Бюро знают об этом, Мурхэд даже не шепнул ему. Ларри надеялся, что Полик не заметил его волнения.

– Таким образом, – продолжал Полик, – как это ни странно, мистер Киссич тоже стремился на побережье. Вы только представьте себе! Маленький щуплый старичок шестидесяти шести лет от роду добирается до атлантического порта, нанимает судно, точно так же, как Стив Грир, и отплывает. Но зачем ему понадобилось уходить в океан на старом полуразвалившемся краболове «Мэри Л.»? Что он, такой уж любитель омаров? Если человек ради ловли крабов проделал такой долгий путь до Кейптауна в Южной Атлантике, он их, наверное, обожает.

У Сторма кровь стучала в висках, он изо всех сил пытался скрыть свое ликование. Возможно, Полик выдумывал, но вряд ли. До сих пор все, что он говорил, довольно точно совпадало со сведениями Сторма. Ларри мысленно снова и снова перебирал в уме даты, часы, города. Знакомый душевный подъем, восторг открытия окрыляли его.

– Я передумал, Дэйв, – сказал он. – Пожалуй, я все-таки выпью. Закажите коньяку.

Полик одобрительно взглянул на него и подозвал официанта.

– Один коньяк, а мне еще раз виски.

Когда заказ принесли, оба подняли бокалы.

– Тост! – сказал Сторм. – За чертовски ловкого сыщика! – Но, когда журналист польщенно осклабился, Сторм добавил: – Это все, чем я могу выразить свою благодарность, Дэйв.

– Если я понял вас правильно, больше мне ничего и не надо, – сказал Полик.

Он накрыл один из вырезанных на столе инициалов донышком своего стакана.

– Одно меня смущает, – сказал Полик, чуть помолчав, – этот доктор Любин. Неизвестно, для чего он летит в Лондон, а оттуда в Мадрид и там исчезает из виду. В чем тут дело?.. Если Любин и в самом деле питает симпатию к Гриру, как намекает Калп из Кентукки, какого черта Любину делать в Мадриде, когда Грир в Рио-де-Жанейро? И еще одно. Зачем им тогда третий человек, к тому же престарелый ученый?

Полик изучал лицо Сторма, словно надеялся прочесть на нем ответ.

– Концы с концами не сходятся, правда? Что-то здесь явно нечисто, но только дело не в сексе. Вы согласны?

– Не старайтесь, Дэйв, ничего не выйдет. Мне неприятно говорить это хорошему парню, но вы сами напрашиваетесь. Я… я не могу ничего сказать, и точка.

Они погрузились в молчание. Полик угрюмо смотрел в свой бокал. Сторм потягивал коньяк. Он чувствовал себя счастливым и в то же время виноватым. Как человек, который получил пять настоящих долларов в обмен на свою фальшивую пятидолларовую бумажку.

– Вы знаете, как я это раскопал? – спросил Полик.

– Не знаю. А как?

Полик быстро взглянул на него с широкой ухмылкой.

– О нет. В эту игру надо играть вдвоем. Я не скажу, откуда мне все это известно.

– Я вас не порицаю.

Разговор перешел на всякую всячину – о Принстоне, о ФБР, о «Досье», о женщинах, о политике. Немного помолчали, Сторм оплатил свой счет и извинился.

Он заставил себя идти медленно. А ему хотелось опрометью броситься к лифту. Мысли подхлестывали его. Города на побережье! Портовые города Южной Атлантики! Он давно знал все, что касалось маршрутов Грира и Любина, а сейчас Полик добавил к Киссичу Кейптаун, еще один город с оживленным портом, связанный со всем миром.

У своего номера на третьем этаже Ларри никак не мог попасть ключом в замочную скважину и сам подивился своей торопливости. Войдя в номер, он сразу запер дверь на задвижку, опустил предохранительную защелку, включил свет и, бросив пиджак на стул, достал из своего дорожного чемодана тисненую папку.

Из папки он вынул две большие цветные карты, развернул их прямо на полу и сложил вместе. В таком виде они изображали половину земного шара, ту половину, которую омывал Атлантический океан: Европу, Африку, Южную Америку, восточное побережье Северной Америки и Гренландию. Он вырвал эти карты из своего собственного атласа, чтобы наносить на них передвижение Грира, Любина и Киссича. Цветные линии отмечали путь каждого: красная – путь Грира, зеленая – Любина и простым черным карандашом – маршрут Киссича. Сторм еще раз быстро проследил глазами каждую линию.

Ларри смотрел на карту, вспоминая все, что ему удалось узнать. Насколько ему было известно, Киссич и Любин встречались за последний год по крайней мере четыре раза, этот раз – в машине близ Принстонского студенческого городка за неделю до исчезновения Стивена Грира. Грир виделся с Киссичем только дважды в ноябре прошлого года: вечером в доме Киссича на Бэттл-роуд, а затем в середине августа в квартире на Р-стрит, где встретились все трое. Однако Грир с Киссичем, должно быть, не раз говорил по междугородному телефону. А с Любиным Грир встречался каждую неделю на Р-стрит в Вашингтоне и всегда по средам, когда якобы заседал Потомакский клуб.

Ларри сидел на корточках, разглядывая карту Южной Атлантики. Он бился над загадкой в поисках ключа.

…Трое выдающихся людей с восточного побережья: юрист, математик и физик – часто совещаются о чем-то, а затем исчезают один за другим на протяжении десяти дней. И все они добираются окольными путями до портовых городов Южной Атлантики. Зачем?

Он сидел так над картами, пока не заломило ноги. Тогда он растянулся на животе и сосредоточился на южной части Атлантического океана. Взгляд его скользил по западному побережью Африки, по растянутому восточному берегу Южной Америки, по океанским просторам с разбросанными между ними мелкими точками островов.

И тут Ларри вскочил на ноги. Внезапная мысль поразила его, ошеломила, пронеслась, все сокрушая на своем пути, как шар на кегельной площадке. Знакомая радость открытия. Усталости как не бывало. Двумя шагами он подошел к телефону… Остановился. Нет, только не через гостиничный коммутатор. Не такой это разговор.

Он поправил галстук и надел пиджак. Карты положил в папку, спрятал в чемодан, запер чемодан и вышел из номера. Не дожидаясь лифта, сбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Посмотрел на телефонную кабину в холле, но прошел мимо: в любую минуту мог появиться Полик.

Сторм вышел из гостиницы в ночь, все еще наполненную терпкими запахами бабьего лета. Пересек маленький парк и направился к магазинам на Палмер-сквер, отыскивая телефонную будку. Но ни одной не попадалось. Он свернул налево на Нассау-стрит, прошел мимо прогуливающихся принстонских студентов, мимо веселой группы молодежи перед ярко освещенной витриной с книжками в пестрых обложках. Ни одного телефона! Он посмотрел на свои часы: двадцать минут одиннадцатого. Мурхэд, наверное, уже дома, но через оперативный коммутатор до него можно добраться. Ларри свернул еще раз налево, прошел мимо прачечной, где студенты сидели над книгами перед сверкающими автоматическими стиральными машинами. Господи, неужели в этом городе люди не пользуются телефонами-автоматами? Наконец, пройдя квартал по Уайтерспун, он увидел перед заправочной станцией стеклянную кабину, одну из многих копилок, в которые, как в кружки для подаяний, сыпались миллионы монет, чтобы излиться золотым дождем в кассы телефонных компаний, а оттуда – в карманы акционеров. Верхний свет окружил его голову ореолом, когда он захлопнул за собой дверь. Он опустил десятипенсовик и набрал номер. Через минуту его уже соединили с квартирой Клайда Мурхэда.