Текст книги "Атмор Холл [Женщина в зеленом]"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Но я была слепа и не подозревала об этом. Драматизируя свое одиночество, веря в то, что Джастин пренебрегает мною, я, тем не менее, не находила лесть Марка отвратительной. Если один брат недостаточно ценит меня, тогда, может, поможет то, что другой брат относится иначе, даже если любила я только первого. Я была слишком молода, чтобы понять, как я была глупа, и каким абсурдом было полагать, что такая элементарная уловка подействует на Джастина. Не понимала, куда может завести подобная тактика.

Все началось не здесь, не в этой комнате, а когда мы выходили из-за стола после обеда, чтобы направиться в гостиную и выпить по чашечке кофе. О нет! Это началось за несколько месяцев до того, с намеков Марка об Алисии. В результате я обрушилась на Джастина, заявив, что знаю и о ней, и о том, что он продолжает видеться с ней время от времени.

– Почему ты не сказал мне? Как ты мог позволить мне общаться с ней, когда я ничего не знала и не могла даже предположить, кем вы были друг для друга?

Я была драматична в своих обвинениях, Джастин же спокоен и холоден.

– Ты думаешь, у меня не было никакой личной жизни до встречи с тобой? Нет причин, почему я и Алисия должны прервать знакомство, когда мы живем в одном приходе. Я надеюсь, что мы всегда можем оставаться друзьями. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Возможно, если бы я не была такой оголтелой в своих обвинениях, он был бы со мной мягче и постарался бы развеять мои подозрения. Но я своим поведением отдалила его от себя и не могла перенести результатов собственных поступков. Я не могла смириться с реальностью. Я не хотела делить Джастина с его прошлым, я должна была обладать им целиком, а мужчины этого не хотят. Я начала ревниво следить за ним, задавать слишком много вопросов, постоянно воображать себе бог знает что. Чего я хотела от него, так это любви, любви такой же всепоглощающей, как моя. Но Джастин был не из тех, кто согласится, чтобы им полностью владели или чтобы он полностью владел кем-то.

В тот последний вечер за обедом я была особенно раздраженной и подозрительной. Я знала, что Алисия звонила ему и что-то должно произойти. Когда мы поднялись из-за стола и Джастин отрывисто сказал, что не останется на кофе, а уедет на час или два, Марк встал позади меня, открыто положил руки мне на плечи, глядя на своего брата.

– Не беспокойся! – сказал он, посмеиваясь под сердитым взглядом Джастина. – Я тебя буду развлекать, дорогая Ева. У Джастина важное дело, значит, ты должна терпеливо ждать его.

Джастин направился к выходу, а Марк прошептал мне в ухо:

– Алисия звонила, просила помочь, и Джастин поехал в Гровесэнд. Давай я позвоню туда немного погодя и попрошу его к телефону. Ты убедишься сама.

– Почему ты его так ненавидишь? – спросила я, передернувшись от этого открытого предательства, хотя и почувствовала ужасное искушение.

Марк только улыбнулся мне. Он мог быть таким же загадочным, как и Джастин, когда хотел.

Искушение победило, как это уже бывало с девушками, которых зовут Ева. Марк позвонил Алисии домой, а я стояла рядом, надеясь, что он окажется неправым, и что я наконец-то разуверюсь в своих подозрениях, так как Джастин не считал нужным разуверять меня.

Но когда Джастин подошел к телефону, Марк протянул мне трубку, так что я могла слышать его голос, затем он тихо положил трубку на рычаг.

– Конечно, Джастин подумает, что это ты звонила, – сказал он насмешливо.

Я убежала от него, полная такой же ненависти к себе, как к Марку. Я пошла в библиотеку, где Мэгги тихо разговаривала с Найджелом Бэрроу, взяла книгу и уселась в отдалении от них, хотя и не собиралась читать. Я обостренно прислушивалась к звукам со стороны подъездной дороги, чтобы не пропустить возвращения Джастина. Я не знала, что я сделаю, когда увижу его. Упаду ли я в его объятия и зарыдаю? – поступок, который вызвал бы в нем отвращение. Или начну упрекать его, вместо того чтобы быть такой же невозмутимой? Постараться повзрослеть не приходило мне в голову. Я мало прикладывала усилий для этого, пока не стало слишком поздно.

В десять часов начался дождь, и вечер стал вдвойне невыносимым. Но я не хотела идти в комнату, в которой мы жили вместе с Джастином. Мне было невыносимо лечь в эту огромную пустую постель и мучить себя, воображая своего мужа с Алисией Дейвен. Когда Марк отыскал меня в библиотеке, я все еще сидела, уставившись в книгу, которую не читала.

Он прикинулся ласковым, как будто ему было жаль меня, и, желая отвлечь меня от грустных дум, сказал:

– Прекрасная ночь для нашего атморского привидения. Ты бы не хотела познакомиться с ним?

– Призраки появляются в полночь, – сказала я мрачно.

– Но не этот. Он был мужем Синтии, самой красивой из дочерей миссис Лэнгли. И узнал, что его обманывают. Боюсь, он поступил не по-мужски, поскольку не нашел другого выхода, кроме как повеситься под балдахином кровати в Зеленой бархатной комнате. Время от времени в течение многих лет кое-кто видел, как он выглядывал из окон этой комнаты в дождливую ночь. Слуги клянутся, что натыкались на него, спящего в кровати, и что он таял в воздухе при их приближении. Он достаточно безвредный дух, учитывая те переживания, что остались с ним навсегда. Дождливые ночи, подобные той, когда он умер, особенно привлекают его.

Марк взял мою книгу и поднял меня со стула. Мэгги подозрительно посмотрела нам вслед, когда мы вместе выходили из библиотеки, а Марк попросил сказать Джастину, если он вернется, что мы пошли с визитом к привидению Атмора.

Комната встретила нас шумом дождя. Кровать терялась в зеленом полумраке балдахина. Сквозь щели в окнах дул ветерок, и пламя свечей колебалось, отбрасывая длинные тени. Марк выключил лампу, оставив только свечи.

– Нашему привидению не нужна иллюминация, – сказал он.

В тот вечер я всем свои существом почувствовала настроение этой комнаты. Я почувствовала атмосферу отчаяния, пустоты и беспросветной безнадежности, и эти чувства стали моими собственными. Зная, куда я должна посмотреть, я подошла ближе к кровати и заглянула между свисающих драпировок. Действительно ли там было бледное, потерянное лицо, обращенное ко мне? Действительно ли запавшие глаза смотрели из этих зеленых теней? Внезапно я осознала, что мне здесь оставаться опасно. Мое счастье, сама моя жизнь были под угрозой, и я должна была убежать от этого мрачного зеленого бархатного царства как можно скорее. И если таинственное лицо смотрело на меня, то это было предзнаменование. Мистер Данкоум точно знал, что в отчаянии мы очень похожи.

Но когда я отвернулась от кровати, Марк схватил меня и прижал к себе, как бы желая унять мою дрожь. Сначала я воспринимала его просто как человека, утешающего меня в отчаянии. Все мои чувства сосредоточились на том, что я прислушивалась к самой себе, – ощущении, которое было всепоглощающим. Далекий звук открывающейся двери я сначала услышала каким-то внутренним слухом. Когда Марк сделал попытку заняться со мной любовью, я отбивалась от него почти механически. Как он мог предположить, что я захочу его, если я так любила Джастина! И только когда его губы прижались к моим, я начала по-настоящему отбиваться.

Совершенно внезапно, прежде чем мне удалось разомкнуть кольцо из рук Марка, он поднял голову, и я увидела, что он смотрит на дверь. Его взгляд точно сказал мне, что бы я увидела, если бы повернула голову. Но когда я совсем освободилась из объятий Марка, он прошептал мне в ухо, едва шевеля губами:

– Это твой шанс, дорогая. Это твой шанс заставить страдать Джастина тоже.

Он прижал свои губы к моим, а я стояла, не двигаясь под его поцелуем, ненавидя его, но преисполненная дикого желания причинить Джастину такую же боль, какую он причинил мне. Если он мог поехать к Алисии… Я обняла Марка за шею…

Джастин вошел в комнату. Не взбешенный, а надменный и совершенно холодный. Он испытывал не ревность, а отвращение. Когда Марк освободил меня, и я обернулась со вспухшими губами и горящими от гнева глазами, Джастин кивнул на дверь.

– Выйди, – сказал он мне.

Я думаю, даже Марк был слегка напуган, но я не осмелилась остаться, чтобы посмотреть, что там произойдет. Я всю дорогу бежала по темной галерее, вниз по лестнице, через библиотеку, теперь пустую, и, наконец, вбежала в комнату Джастина. Это всегда была комната Джастина и никогда – моя. Не задерживаясь в ней ни на секунду, я влетела в соседнюю маленькую гардеробную, где был шезлонг, в котором я любила дремать. Это место было, по крайней мере, мое, и я провела в нем всю ночь, не сомкнув глаз.

Джастин так и не пришел. Возможно, он уехал из дома обратно к Алисии, которая обычно была одна в Гровесэнде.

На следующее утро мне оставалось только одно. Я собрала свои вещи и сказала Мэгги, что уезжаю. Это было настоящим бегством, потому что я не могла смотреть в лицо Джастину. Я не могла дать никаких объяснений. Как я могла сказать: «Я играла с твоим братом, потому что хотела наказать тебя за ту боль, что ты причинил мне?»

Прежде чем уехать, я побродила по имению, осознавая мою трагедию все больше и больше, пока не поняла по-настоящему, какой бывает боль. Я со слезами попрощалась с Дейдри и Мэгги и поехала в Лондон, веря, что Джастин приедет за мной и каким-то образом поможет разрешить проблему, которую сама я разрешить не могла.

И вот спустя несколько лет я впервые отчетливо поняла по малейшей детали, что произошло здесь, и впервые ощутила тяжесть вины, как никогда раньше. Я знала из писем Мэгги, что визит Джастина в Гровесэнд был достаточно невинным. Алисия узнала о некоторых финансовых делах, в которые она оказалась вовлечена и которые шли неважно, и хотела спросить у Джастина совета. Он, естественно, не мог отказать ей, какими бы ни были ее мотивы. Джастину не повезло, что у него была жена, которая так мало верила в свои силы и так мало доверяла мужу. Я вздрогнула, как от холода, осознав свою вину, и пошла к окнам, чтобы закрыть их. Проходя мимо комода, я с любопытством посмотрелась в зеркало. Лицо мое не так уж изменилось по сравнению с тем, каким оно было три года назад, когда я впервые попала в Атмор. Я все еще выглядела удивительно молодо: юный овал лица, широкие карие глаза и мягкие струящиеся волосы. Но, все же разница была – в выражении глаз, в рисунке рта. С лица исчезло жизнерадостное выражение, исчезла непосредственность, которые и привлекали Джастина во мне. Глаза девушки в зеркале были более настороженными. Мне не понравилось то, что я увидела, но я не знала, как изменить то, что происходило со мной.

Стекло в зеркале было в мелких трещинках, что создавало некоторый мистический барьер между реальным лицом и тем, что отражалось в зеркале. Как долго это зеркало отражало эту комнату? Хотела бы я знать. Однажды оно отразило меня в объятиях Марка и Джастина, стоящего позади нас. Глядя в зеркало, я изучала отражение комнаты. Я видела кровать с балдахином и знала, что зеркало могло быть свидетелем других, более драматических сцен, которые происходили в этой комнате. А сейчас в зеркале была безмятежная картина настоящего, без всяких следов того, что оно видело в прошлом. Человеческое же лицо устроено иначе. Оно меняется и несет на себе следы различных переживаний. Я закрыла окна и тотчас же почувствовала в комнате какой-то запах. Обеспокоенная, я принюхалась. Несомненно, это был сигаретный дым. Не застарелый, мертвый запах, которым могли быть пропитаны кровать и портьеры, а свежий, отчетливый запах, который легко висел в воздухе, как будто кто-то невидимый стоял возле меня и курил. На какое-то мгновение мне стало страшно, но я быстро пришла в себя и оглядела комнату в поисках источника запаха. Как и в моей комнате в противоположном конце дома, здесь тоже была дверь, ведущая в башню, на лестницу со ступеньками, которые полукругом уходили вверх на крышу. Может, кто-то курит там?

Но запах шел не оттуда. Напротив меня еще одна дверь, подобной которой не было в моей комнате. Я быстро подошла к ней и повернула ручку – запах сигаретного дыма стал сильнее. Это была маленькая гардеробная. Шторы на единственном окне были спущены, и комната казалась такой темной, что я на секунду зажмурилась, чтобы привыкнуть к темноте.

– Итак, ты, наконец, нашла меня? – сказал Марк и протянул руку, чтобы зажечь настольную лампу. – Я слышал, как ты вошла несколько минут тому назад.

Я окинула взглядом комнату и увидела, что он лежит в шезлонге, лениво покуривая и разглядывая меня.

– Что ты делаешь, Ева, оживляешь историю? – спросил он. Первым моим побуждением было убежать. У меня появилось ужасное чувство, что история действительно может повториться и что Джастин может войти в любой момент. Но на этот раз я не должна быть трусихой. Рано или поздно я должна была объясниться с Марком.

– Значит, призрак, пугающий Нелли, это ты? – сказала я и подошла к окну, раздвинула портьеры, впустив в комнату свежий воздух и свет. Из окна я могла видеть зеленые боковые лужайки Атмора, окруженные деревьями. Мэгги расхаживала по своему саду. – Возможно, я могу задать тебе тот же вопрос. Что ты здесь делаешь? Кроме того, что пугаешь Нелли.

Марк встал, погасил сигарету в пепельнице, лениво подошел к окну и встал возле меня. Слишком близко, чтобы я чувствовала себя уютно. Я никогда не смогу быть рядом с Марком, чтобы не почувствовать дискомфорт.

– Может, я поджидаю призрак? – сказал он. – Разве это не столь же веская причина, как любая другая? Но меня больше интересует, как случилось, что ты не уехала рано утром, как планировала. Дейсия сказала, что ты остаешься, несмотря на то, что Джастин прямо сказал тебе, чтобы ты убиралась и что он не хочет тебя видеть здесь.

– Есть много вещей, о которых надо поговорить и которые надо сделать прежде, чем я уеду, – сказала я, отодвигаясь от окна и от него. – Я многое хотела бы знать. Я не знаю, что случилось тут, за дверью, в соседней комнате, например, после того, как той ночью я ушла из нее. Как ты вывернулся? Какую ложь ты сказал Джастину обо мне?

Улыбка Марка была такой же ласковой и такой же опасной, какой я ее помнила.

– Мне пришлось не так уж много стараться, должен сказать, и я преуспел. В конце концов, так ли виноват мужчина, если женщина сама вешается ему на шею?

– И ты именно это сказал ему?

– Не тогда. И не так много. Я просто рассказал Мэгги о том, как все было, и она смогла защитить меня перед Джастином. Он не стал бы слушать меня. Я поговорил с ним позже.

Я знала о том, какие усилия пришлось приложить Мэгги, чтобы Марка безоговорочно не вышвырнули из Атмора. Она писала мне об этом, очевидно, искренне полагая, что я могу беспокоиться о ее бедном дорогом Марке.

– Ты действительно считаешь себя совершенно не виноватой? – спросил Марк, снова приблизившись ко мне.

Я резко отскочила, прежде чем он дотронулся до меня. Он засмеялся, как и прежде, насмешливо и издевательски. Я слишком хорошо помнила этот смех.

– Все произошло слишком быстро, не так ли?

– Перестань кривляться! – крикнула я. – Конечно, я виню себя. Я была глупа и не понимала, что ты подпитываешь мою ревность, чтобы избавиться от меня, и до конца я этого не понимала, пока Мэгги не объяснила мне это вчера. Она сказала, как ты хочешь в один прекрасный день стать владельцем Атмора с тем, чтобы он не достался наследникам Джастина.

Он рассмеялся так, словно я развеселила его.

– Естественно, это была одна составляющая моих чувств к тебе. Почему бы и нет? К счастью, Алисия Дейвен никогда не мечтала о детях. Она никогда не подарит ему наследника. Итак, если я женюсь на Дейсии, которая без ума от детей, все, естественно, достанется моей семье. Это, возможно, одна из причин, почему она может выйти за меня замуж. При условии, конечно, что Алисия позаботится о моих незначительных долгах, которые меня поджимают. Знаешь ли, Ева, очень странно, но Дейсия на твоей стороне, кажется. Я думаю, что она действительно любит тебя.

– Мне она нравится, – сказала я. – Она слишком хороша для тебя, но она более уверена в себе, чем была я. Она может постоять за себя.

Он кивнул.

– И за меня тоже, если она решит, что должна это сделать. Но что это за снимок, который ты сделала со старика Даниэля вчера и о котором мне сказала Дейсия? Полиция полагает, что он был мертв уже около полудня, значит, ты могла сфотографировать его совсем незадолго до того, как упала стена.

Я ни разу не подумала о Даниэле с тех пор, как рассталась с Джастином, но теперь мне захотелось, чтобы Дейсия была менее болтливой и не рассказывала всем, что она знает. Я не хотела ничего обсуждать с Марком, но, в конце концов, я могла задать ему вопрос, на который Джастин не ответил.

– Что носил вчера Даниэль на голове?

Марк задумчиво посмотрел на меня.

– Утром, когда я вышел побродить, я нашел его кепку. Что заставило тебя подумать об этом?

Я пожала плечами. Было нечто более важное, о чем я должна попросить Марка прежде, чем уйду. Как бы это ни было напрасно, я должна попытаться.

– Теперь, когда все это уже не имеет значения для тебя, можешь ли ты рассказать Джастину правду о том, что произошло здесь в тот вечер?

Неожиданно Марк протянул руку и дотронулся до пряди моих волос у щеки, а когда я отпрянула, он крепко схватил ее.

– Правду, Ева? Но разве ты не знала правду? Разве ты не понимала, что я действительно чувствовал к тебе?

Я с трудом высвободилась и увидела в его глазах ту же насмешку, что и раньше.

– Какой невинной ты была! Такая свеженькая, прямо из колледжа, уверенная, что знаешь все, что полагается знать. Такое хорошенькое молоденькое создание – ягненок, который хочет набраться опыта. А эта безоговорочная доверчивость! А твои намерения изменить мир! Конечно, здесь, в Атморе, мир оказался тебе слегка не по зубам, но ты хотела изменить нас. И Бог свидетель, ты пыталась. Джастин не смог вынести этого. Но если бы ты была моей девушкой, я дал бы тебе во что вонзить зубки. Я бы увез тебя из этого мавзолея и предоставил бы тебе для экспериментов весь Лондон – и себя!

Я отошла от него и вышла в другую комнату. Он снова пытался подчинить меня. Но на этот раз у меня не было намерения выслушивать его.

Он шел за мной!

– Я размышлял, какая ты будешь, когда повзрослеешь. В тебе есть теперь привкус остроты, которого не было раньше. Это прогресс, я бы сказал. Я люблю острое в сладком.

Он быстро пересек комнату и оказался между мной и дверью в коридор. Чувство, которое я испытывала вчера в гостиной Мэгги, волной накатило на меня – почти паническое отвращение к Марку Норту.

– Ты помнишь, как ты поцеловала меня здесь, в этой самой комнате? – издевался он надо мной.

– Тебе бы лучше вспомнить о Дейсии, – резко ответила я.

В его смехе чувствовалась самоуверенность.

– Дейсия достаточно хорошо знает, какой я. Если я пытаюсь изменить ее речь, это не значит, что я захочу попытаться изменить ее. Я даже и не подумаю делать это. Мы даем друг другу полную свободу.

Я медленно направлялась к двери, готовая ко всему, что взбрело бы ему в голову. Как только он сделал движение в мою сторону, я быстро отступила.

– Дай пройти, – сказала я.

Вместо этого он схватил меня, прижав мои руки к бокам, приблизил ко мне свое лицо и смеялся, глядя на меня. Позади нас открылась дверь и осталась открытой, как будто кто-то остановился, не решаясь войти. Я вырвалась из рук Марка и прыгнула в сторону. Если это был Джастин! Но это был не он. Найджел Бэрроу вошел через дверь, ведущую в башню, он нес пустую винную бутылку и несколько смятых сигаретных пачек. Наше поведение, должно быть, удивило его, но, за исключением секунды колебания, он никак этого не показал. Он вошел в комнату и протянул Марку бутылку, чтобы тот взглянул.

– Я подозревал, что на крыше кто-то был. Я только что заглянул туда и нашел вот это. Я думаю, что он прятался в Голубой комнате до тех пор, пока миссис Норт не поселилась там. Или, возможно, он даже разыгрывал роль домашнего привидения, куря в этой комнате. Я не думаю, что он спускался по лестнице в моей комнате, да и Дейсия не заметила ничего подозрительного. Я уже говорил с ней. Он занял пустую комнату, конечно. Но где же наш незваный гость теперь? Вот что нам надо выяснить.

Марк тотчас же насторожился.

– Если это ответ на вопрос о том, что здесь происходит, то это легко установить, – сказал он Найджелу. – Все, что нам надо сделать, это выставить пост на крыше в течение нескольких ночей. Но я должен признаться, что это храбрый тип. Дай мне эти штуки, и я поговорю с Джастином.

Найджел немного поколебался, как будто он не доверял словам Марка. Затем он протянул Марку бутылку и пачки, и Марк вышел, бросив на меня издевательский взгляд. Я поняла его очень хорошо. Он значил: «Посмотрим, как ты выкарабкаешься из этой ситуации».

Я не выдержала и вздохнула. И снова я была перед проблемой невозможности объяснить то, что невозможно объяснить.

Усы Найджела слегка дрогнули в улыбке, но его серые глаза казались холодными, и в них было нечто вроде неодобрения.

– Не беспокойтесь, миссис Норт, – сухо уверил он меня. – Я никому об этом не расскажу.

Я сделала нетерпеливый жест.

– В этом нет никакого секрета! Я только могу сказать, что испытываю к Марку глубокое отвращение.

Он посмотрел на меня так, как будто это было что-то новенькое. Я полагаю, что Мэгги передала ему историю, которую сочинил Марк, о том, что у нас произошло перед моим отъездом.

– В конце концов, это понятная реакция, – сказал он. – Я сам не всегда расположен к Марку, хотя мы знакомы с детства. Пойдемте, вы не должны расстраиваться или оправдываться. Позвольте проводить вас вниз в гостиную Мэгги, где вы сможете прийти в себя. А то весь этот бархат с привидениями может на кого угодно нагнать страх.

– Я не хочу разговаривать с Мэгги, – сказала я. – Никто не может говорить с ней о Марке.

– Вы думаете, что она не знает, что из себя представляет Марк?

– Тогда почему она так его любит?

Он печально улыбнулся.

– Разве любовь, какая бы она ни была, имеет что-нибудь общее с логикой? Или вы еще это не узнали?

– Уже узнала, – сказала я.

Он придержал дверь передо мной, давая мне дорогу. Я никогда бы не смогла чувствовать себя уютно в присутствии Найджела Бэрроу, потому что я не смогла забыть то время в мой последний месяц в Атморе, когда он озадачивал меня. Я думала об этом с неприязнью, когда мы шли по коридору. Он приехал сюда с Багамских островов с продолжительным визитом, хотя никто не видел его в Англии годами. Он отправился на острова совсем молодым человеком и сколотил там себе приличное состояние. Но за те годы, что он отсутствовал, он основательно порвал свои связи с Атмором, как и с Англией. Только Джастин, возвращаясь из путешествия в Нью-Йорк на пути в Нассау, виделся с ним несколько раз за этот период, да и то, только по настоянию Мэгги, так как Джастин чувствовал, что Найджел хотел, чтобы его оставили в покое и позволили идти своим путем. И только после того, как он достиг твердого успеха, он вернулся в Англию. Затем написал Мэгги, спрашивая, может ли он приехать с визитом. Мэгги встретила его приветливо и простила ему долгое отсутствие, возможно, понимая его гордость и желание идти своим путем и быть более независимым от Атмора и Джастина.

– Будучи мальчиком, – сказала мне как-то Мэгги, – все, что Найджел мог предложить нам, – благодарность, так как был слишком мал, чтобы мучиться от сознания того, что ему нечего дать взамен. Но теперь все изменилось, и он твердо стоит на ногах. Но он одинок, я думаю. Мне захотелось приветить его.

Итак, Найджел остался, чувствуя себя не до конца удовлетворенным, но покорясь нежным усилиям Мэгги дать почувствовать ему, что он вернулся домой. Он, должно быть, приезжал в Англию несколько раз за те годы, что меня не было. И то, что Мэгги, наконец, достигла своей цели, теперь казалось очевидным.

И пока мы шли по длинной галерее и вниз по лестнице, я думала обо всем этом, роясь в памяти и пытаясь настроить себя на то, чтобы проявить к нему больше понимания, чем раньше.

Однажды он очень расстроил меня. Я каким-то образом попрала традиции Атмора и навлекла на себя неодобрение Джастина. Найджел нашел меня, плачущую сердитыми слезами, в углу библиотеки. И он был добр со мной, когда я вовсе не нуждалась в его доброте.

– Мы похожи некоторым образом, – сказал он мне в тот день. – Мы оба аутсайдеры, не так ли? Но мы не должны позволять им причинять нам боль. Вы не должны восставать против того, что вы американка, как и я не должен отрицать те корни, на которых я вырос. Но мы заставим их признать то, чем мы станем. Мы изживем наше прошлое.

Я почти взорвалась.

– Я не хочу истреблять это в себе. Все эти традиции Атмора до смешного раздуты, и я не хочу слепо склоняться перед всем, что относится к средним векам, или притворяться, что то, как все делается в Англии, всегда лучше, чем в Америке!

Он был мягок со мной и пытался меня урезонить.

– Пройдет время, и вы научитесь любить этот дом и все его традиции, какими бы надуманными они ни казались. Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. У меня, когда я появился здесь, тоже не было никаких традиций за спиной, и я обижался, когда они возмущались мной. Возможно, именно поэтому я решил добиться всего самостоятельно. Я не мог вернуться в Атмор до тех пор, пока у меня не появились перспективы на приличное будущее. Пусть пройдет время, Ева, и у вас все наладится.

Но я не хотела ждать. Я была слишком молода и готова к бунту и не поблагодарила его за попытку утешить меня. И теперь, спустя несколько лет, я вспомнила об этом эпизоде и почувствовала себя неловко. Именно Найджел был тем человеком, поняла я вдруг совершенно отчетливо, кто на этот раз вернул меня сюда, убедив Мэгги написать мне, несмотря на то, что в прошлом я обращалась с ним не очень хорошо.

Мы нашли гостиную Мэгги пустой. Найджел подошел к небольшому буфету за графином и стаканами.

– Шерри? – спросил он. – Вам надо немного выпить, чтобы расслабиться. Я надеюсь, что вы не похожи на Дейсию, которая признает только одно питье – водку с соком в любое время суток.

Я взяла стакан с шерри и села на тот самый стул, на котором сидела вчера, разговаривая с Мэгги.

Этим утром огонь еще не горел в камине, но горшок с розовыми азалиями оживлял комнату, а все вещи, окружающие Мэгги, казались такими уютными и знакомыми, что я начала расслабляться помимо своей воли.

Найджел отошел к окну, давая мне время прийти в себя. Он никогда не двигался внезапно и порывисто, как Джастин. Я думаю, что он давно понял, что безопаснее находиться не в центре сцены. В вашем поведении заметят гораздо меньше ошибок, если вы не будете в центре внимания. Вполне разумный стиль поведения, который никогда не приходил мне в голову в свое время.

Я ухватилась за тему о Дейсии, чтобы завязать беседу и показать, что я больше не сержусь на него.

– Что вы думаете о Дейсии Кин? – спросила я его. – И что вы думаете о компании, в которой работает Дейсия? Они расхаживают, качая бедрами, по всему Лондону.

Он улыбнулся.

– Я могу предположить, что меня они не завлекут. Но они все-таки мне нравятся. Кое в чем они не разбираются, но кое в чем у них достаточно опыта. И большинство из этих подростков работают много и упорно, даже больше, чем девушки старше их. Дейсия и ей подобные рушат барьеры гораздо быстрее, чем это делали мы. Она уже прекрасно знает, с какой стороны хлеб намазан маслом. И, тем не менее, я не думаю, что она когда-либо воспримет Атмор так же, как это можете вы или я.

– А теперь вы тоже разрушаете барьеры, – сказала я.

Он не оскорбился.

– Да, и это странно, не так ли? То, что я после стольких лет женюсь на Мэгги Грэхем.

Это была опасная тема, я побоялась, что скажу что-то лишнее и замолчала.

Он читал во мне, как в открытой книге, и был чуток к перемене настроения, как всегда. Поэтому, когда он заговорил, его манерам вернулась формальность.

– Я надеюсь, что вы еще побудете здесь, раз уж вы приехали, миссис Норт, – сказал он.

Я попыталась улыбнуться ему.

– Вы обычно называли меня Ева. Но не являются ли ваши слова эхом того, что говорит Мэгги?

Он отвернулся от окна и посмотрел на меня с тем уверенным, спокойным чувством превосходства, которое всегда удивляло меня, когда оно в нем появлялось. Хотя он никогда и не выглядел человеком, способным отдавать распоряжения, я полагаю, что именно таким он был в своем бизнесе вдали от Атмора.

– Я никогда не бываю эхом кого-бы то ни было, – сказал он. – Я думаю, что для Атмора будет лучше, если вы останетесь. Это, может, будет даже лучше для самого Джастина.

– Каким же образом для Джастина это может быть хорошо, если он хочет жениться на Алисии Дейвен? – воскликнула я, снова впадая в бездну отчаяния и несчастья, забыв все остальное.

– Пейте свой шерри, – сказал он и сел на софу напротив меня, вертя за ножку свой бокал и наблюдая, как светлая янтарная жидкость слегка плещется в нем.

Когда я сделала один или два глотка, он заговорил снова, а я слушала его и удивлялась тому, как на самом деле я плохо знала Найджела Бэрроу.

– Однажды, когда вы были оскорблены в своих лучших чувствах, я допустил, что мы очень схожи друг с другом, – напомнил он. – И я был неправ тогда. Я забыл, как чувствительны по отношению ко всему американскому могут быть американцы. Английский ум гораздо критичнее относится ко всему английскому, я полагаю. Возможно, мы менее восприимчивы. Чувствуем себя более уверенными в себе. Но мы все равно некоторым образом похожи, вы и я. Вы еще не избавились от необходимости, чтобы кто-то постоянно говорил всем, кто вы есть. В то время как я никогда не избавлялся от желания самому постоянно напоминать миру, кто есть я. Я думаю, что мой способ утвердить себя гораздо лучше. Это может вызывать раздражение, но при этом меньше зависишь от других.

Я слегка улыбнулась, представив себе картину: Найджел говорит миру, кто он.

– В это трудно поверить, глядя на вас. Я никогда не слышала, чтобы вы спорили. Я никогда не слышала от вас слова протеста.

Не улыбаясь, он поставил бокал на столик и протянул обе руки, чтобы я посмотрела на них. Этим утром на нем была синяя безрукавка поверх серой рубашки, манжеты которой были скреплены сапфировыми запонками в виде звездочек, которые он так часто носил.

– Ну что? – спросил он. – Сапфировые звезды с безрукавкой! Любой в Атморе скорее бы умер, чем надел такое. Это мой способ как бы говорить им: какое мне дело до ваших традиций. Я никогда не осмеливался сказать это будучи мальчиком, так как был слишком запуган. Но теперь я могу. Возможно, в этом причина того, что мне теперь легче уважать эти традиции, и я не испытываю никакого беспокойства оттого, что собираюсь жениться на Мэгги.