Текст книги "Атмор Холл [Женщина в зеленом]"

Автор книги: Филлис Уитни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Спасибо, – сказала я сухо.

Она не обратила внимания на мою резкость.

– Может, для Марка было бы и хорошо, если бы ты снова вернула себе Джастина. Я не знаю, имело ли бы это какое-нибудь значение для меня. Марк и я понимаем друг друга очень хорошо, хотя, выйду я за него замуж или нет, еще большой вопрос. Мы часто спорим. Хотя он никогда не пытается взять верх надо мной, за исключением моих ошибок в речи, я также не пытаюсь одержать верх над ним. Но, тем не менее, я иногда пугаю его, как, например, прошлой ночью во время пожара. Не в этом ли была ошибка в твоих отношениях с Джастином? Может, вы постоянно пытались одержать верх друг над другом?

Я рассмеялась в ответ на ее бесконечную болтовню. Что касается того, чтобы «одержать верх», то это всегда было привилегией Джастина. Он сказал мне однажды, что он не собирается играть роль Пигмалиона или Генри Хиггинса. Он просто был уверен, что я перестану быть достаточно независимой американской девушкой, на которой он женился, а тотчас же превращусь в покорную английскую жену. Я попыталась, но не преуспела.

Дейсия влезла в ярко-красный мерседес и вывела его из гаража под удивленным взглядом человека, который помогал Джастину во дворе. Я села рядом с ней на обтянутое черной кожей сиденье, и она повернула на дорогу, которая шла за гаражом. По дороге она рассказала мне о новом учебном маршруте, который наметила. Большей частью он проходил по старинным дорогам для экипажей, которые были проложены в парке, окружающем Атмор. Дороги эти образовывали букву «т», перечеркнутую посередине, причем правое верхнее закругление буквы было больше, чем левое, и огибало сам Атмор спереди, оставляя позади руины Атмор Холла.

Как я и ожидала, Дейсия вела машину слишком быстро. Рыча, красная машина выехала на поперечную дорогу и круто свернула вправо на такой скорости, что завизжали тормоза. Дейсия с удовлетворением взглянула на меня и не подумала уменьшить давление на акселератор. Она вела машину как Марк, хотя и с меньшим самоконтролем.

Деревья и пруд промелькнули мимо в одно мгновение, единственное, что мы чувствовали – это скорость, и единственное, что было слышно, это ветер, который свистел в открытое окно. Я чувствовала, как волосы у меня развевались сзади, и подняла руки, чтобы их придержать. Она не уменьшила скорости, пока мы не выехали на правый изгиб буквы «т». Она взглянула на меня торжествующе.

– Разве это не замечательно! Реальна только опасность. Только опасность стоит того, чтобы жить.

– С такой же вероятностью опасность может означать смерть, – сказала я. – Ты еще недостаточно опытный водитель для такой скорости.

– Машина все делала за меня, а Джастин придумал этот маршрут для испытания на большой скорости, – сказала она. – Единственное, что требуется, – не выпускать руль из-под контроля ни на секунду. Кроме того, умереть молодой не так уж плохо, как ты думаешь. Кому хочется состариться, стать морщинистой и увидеть, как все постепенно исчезает у тебя из-под носа? Как Алисия Дейвен!

– Алисия? – хитро переспросила я. – Глядя на нее, не заметишь ничего такого.

– Не будь дурой. Она может выглядеть страшно старой. Такой же старой, как Джастин. Это ее последний шанс, и она знает это. Она страшно разозлилась из-за того, что ты вернулась домой. В конце концов, именно здесь ты украла Джастина у нее под носом. Может, ты не имеешь никакого права на него. Ты никогда не думала об этом?

Эта мысль как бы ужалила меня, и я не смогла не ответить.

– Ни одно человеческое существо не имеет права на другое. А в данном случае я даже не подозревала о ее существовании до тех пор, пока не прошло несколько месяцев после нашей женитьбы.

– Бедняжка! – сказала Дейсия, но в ее голосе было мало сочувствия. – Во всяком случае, я полагаю, у нее должно было бы хватить ума остаться первой.

– Возможно, Джастин сам захотел перемен, – сказала я с кислым видом.

Дейсия ухмыльнулась, остановила машину на обочине и высунула свои длинные голубые ноги из машины.

– Пошли, Ева. Я хочу показать тебе место, которое я обнаружила пару дней назад. Может, ты знаешь его, но все же пойдем.

Я последовала за ней по тропинке среди деревьев и тотчас же поняла, куда мы идем. Это была дорожка к руинам Атмор Холла, куда я пришла вчера днем.

Когда мы подошли к тому месту, где была разбитая стена, и лежал травянистый ковер, который поддерживался в отличном состоянии и был аккуратно подстрижен перед огромной аркой окна часовни, Дейсия побежала по нему, даже не взглянув на небо и на каменную арку. Я следовала за ней, желая остановиться. Вчера я очень спешила из-за приближающихся туристов. Теперь же мне хотелось осмотреть все более тщательно.

– Подожди, – сказала я. – Я много лет не видела всего этого. Мне бы хотелось задержаться.

Она огляделась вокруг, впрочем, без особого восхищения.

– Ох уж эти старинные камни! Пошли, здесь есть что-то получше.

Я осталась стоять на месте. Промелькнула мысль о старике Даниэле, но я не хотела теперь думать о нем. Остроконечная готическая арка взмывала в голубое весеннее небо. Камни были старыми и поросшими мхом, но там и тут виднелись серые плешины – следы пожара, который разгорелся здесь давным-давно. Там, где камни, служившие основанием окна, поднимались над травой, появились первые робкие желтые и бледно-розовые цветы куриной слепоты и примулы. И пока я стояла, как и в тот первый раз, самолет прочертил на небе белую черту.

Одни и те же эмоции могут повторяться, я поняла. На этом самом месте на меня нахлынули те самые чувства, что и тогда: мимолетное сознание того, что боль – это всего лишь краткий миг в быстротечном беге времени, сознание того, что другие страдали до меня и будут страдать и после меня. На какой-то момент вся вселенная как бы сосредоточилась вокруг меня снова, чтобы тут же я вновь поняла, что я всего лишь малюсенький фрагмент общей огромной картины, и было что-то утешительное в этом чувстве.

– Что ты там видишь? – в тоне Дейсии было удивление.

Я показала.

– Ты можешь видеть это тоже. Вон тот самолет перечеркнул арку. Старая Англия и новая. Все движется, несмотря на ужасные вещи, которые происходили или могут произойти снова, а старые вещи стоят, напоминая нам о том, что происходило раньше.

– И это и есть то, во что ты веришь? – спросила Дейсия. – В то, что это будет продолжаться без конца? Я – нет. Я полагаю, что мы все движемся к концу – пф-ф! По мне лучше наслаждаться, пока я могу.

Слово «веришь» вызвало во мне другое воспоминание. В тот самый день, когда Джастин впервые показывал мне меч Джона Эдмонда, платье Маргарет и все прочее, он употребил то же слово после того, как поцеловал меня. Я на какое-то время забыла об этом.

«А ты верующая, – сказал он, а когда я спросила его, что он имеет в виду, он не сказал мне прямо. – Вера – это не то, о чем надо говорить или что надо объяснять. Она просто есть», – ответил он.

– Я бы хотела верить во что-нибудь, – сказала Дейсия, и ее голос звучал неожиданно печально. – Это должно быть так хорошо.

Нежность, свойственная юности, появилась на ее лице, и это было очень трогательно.

– Ты разве ни во что не веришь? – спросила я ее.

Она сразу же внутренне ощетинилась и встала передо мной в своем невыразимо оранжевом пальто и голубых колготках, по-мальчишески расставив ноги в туфлях с пряжками, а на губах у нее была улыбка взрослой опытной женщины.

– Конечно же, я верю кое во что. Я верю в деньги. И боль. Боли я боюсь. Именно это и делает опасность такой волнующей. Но деньги заменяют все, и ради них я согласна дожить до старости. Когда я буду такой же старой, как Алисия или Мэгги Грэхем, я бы хотела быть ужасно богатой. Я бы не хотела быть такой же, как была моя мама, когда состарилась настолько, что не могла из-за ревматизма больше мыть полы, а я была слишком бедна, чтобы достаточно помогать ей. Теперь ты бы посмотрела на нее – она стала настоящая леди. Хотя она и не требует многого. Гораздо меньше того, что я могла бы ей дать.

Девочка могла быть неприятной, она могла быть упрямой, нетерпеливой. Она могла вообще отбросить все чувства, но, тем не менее, в ней было нечто трогательное, и это притягивало к ней, несмотря на все остальное. Нечто юное, беззащитное и доброе, что так часто она пыталась подавить в себе. Возможно, она верила в гораздо большее количество вещей, чем даже сама подозревала.

– Пойдем и посмотрим, что ты хотела показать мне, – сказала я мягко, и она поспешила по травянистой дорожке. Ее голубые ножки быстро мелькали из-под оранжевого пальто. Я знала тропу, по которой мы шли. Она вела к дороге, ведущей к старому карьеру, из которого давным-давно брали камни для строительства Атмора. Я часто ходила с Джастином к карьеру и стояла на краю, глядя вниз, в глубокую яму, поросшую зеленью, которая предотвращала осыпание крутых склонов и придавала местности не такой уныло голый вид, какой у нее был, вероятно, в те дни, когда карьером пользовались. Возможно, прежде чем уехать, я пришла бы сюда снова, чтобы сфотографировать это место на память.

Теперь же мы не пошли к самому карьеру. Мы свернули на старую дорогу и вышли на поле. Дейсия остановилась на краю поля и широко раскинула руки. Я совсем забыла о диких колокольчиках. Я совсем забыла, какое ошеломляющее зрелище они представляют весной. Далеко-далеко во все стороны простирался голубой ковер, гораздо голубее, чем небо. Головки колокольчиков слегка раскачивал легкий бриз, который долетал с далекого-далекого моря. Казалось, что можно было услышать их тихий весенний перезвон. Я стояла, захваченная этим зрелищем, минуту или две, затем взглянула на Дейсию и была поражена. Губы ее раздвинулись, потому что дыхание ее участилось, в огромных карих глазах сиял восторг, а маленький носик подрагивал, вдыхая опьяняющий воздух.

– Я никогда ничего подобного не увидела бы в Лондоне! – прошептала она, как будто бы, заговори она чуть громче, видение тут же бы исчезло. – Только подумать, что цветы каждую весну появляются здесь на этом месте! Когда я снова буду в Лондоне, я буду часто закрывать глаза и представлять себе все это. Это нечто такое, что может поддержать тебя в трудную минуту. Каменные стены и ракетные самолеты всего лишь создания человека. А это совсем другое. Если я и способна вообще во что-нибудь верить, я думаю, что это было бы это место.

Я замерла, не желая разрушать очарования, под влиянием которого она находилась при виде этого огромного синего моря колокольчиков. Но Дейсия не была бы Дейсией, если бы оставалась задумчивой надолго. Она наклонилась и сорвала один цветок.

– Я никогда не была злодейкой, что рвет цветы в парках, – сказала она. – Мне всегда это казалось отвратительным. Я даже не могу спокойно смотреть на то, как миссис Грэхем срезает цветы в саду, даже если они потом и украсят дом и наполнят его своим ароматом, а это для него совсем не лишнее. Но я думаю, что это ничего, сорвать один, когда их так много, не так ли?

Она вдела голубой цветок в верхнюю петлю своего пальто, где он, как ни удивительно, смотрелся совершенно гармонично на оранжевом фоне.

Очарование мало-помалу стало проходить, и Дейсия зашагала на своих длинных ногах впереди меня назад через лес. Там, где громоздилась упавшая стена, она остановилась и указала мне на это место,

– Видишь эту груду камней? Это – то самое место, где стена обрушилась и убила старину Даниэля. Марк так сказал.

Я уставилась на разрушенную стену и почувствовала, как по спине прошел озноб. Это произошло не только оттого, что это было то самое место, где был убит старик, но и от странного ощущения, что тут было что-то не так.

– Я знаю, – сказала я. – Я встретила его здесь случайно вчера. Я пришла сюда, чтобы сделать несколько снимков, и он оказался на одном из них.

– Потрясающе! – воскликнула Дейсия и уставилась на меня, совершенно округлив глаза. – Прямо в дрожь бросает, правда! Где он стоял? Прямо вот здесь возле стены, что упала?

Я еще раз внимательно, по-новому, взглянула на это место, особенно на то место, где упала стена. Остатки стены, с интервалами между ними, стояли вокруг часовни, некоторые из них подпирали леса, но что-то все-таки было не так,

– Нет, – сказала я. – Он вовсе не был возле той стены на моем фото. Он стоял в противоположном углу возле куста, который почти скрывал его. Я полагаю, что он подошел к стене позднее.

Я замолчала и снова почувствовала, что во всем этом было что-то не так, хотя и не могла понять, что же это было.

– Он пытался сказать мне что-то, когда увидел меня, – продолжала я. – Что-то, что казалось важным для него, что-то о шахматной игре, о шахматных фигурах в саду. Он сказал, что наступил ход туры и что лучше быть настороже.

Все это ни о чем не говорило Дейсии, она не проявляла никакого интереса к шахматам.

– Все это плохо кончилось для Даниэля, – сказала она. – Марк говорит, что он-то знал, что надо держаться подальше от этой стены. Во всяком случае, мы видели колокольчики, а теперь давай вернемся.

Мне не хотелось уходить. Кроме того, мне вовсе не улыбалась мысль о том, чтобы совершить еще раз подобную поездку с Дейсией в машине Марка.

– Я останусь ненадолго, – сказала я. – Поезжай, если хочешь. Спасибо за то, что показала мне цветы.

Она задумчиво посмотрела на меня.

– Если ты хочешь вернуть Джастина, я помогу тебе, – пообещала она, как уже делала это раньше. – Мне не нравится Алисия Дейвен. Мне не нравится то, что она делает с Марком. Я не думаю, что ее деньги были бы благом для Атмора.

– Пожалуйста, – попросила я ее. – Пусть все идет своим чередом. Я не думаю, что задержусь здесь больше, чем на день или два, особенно теперь, когда я узнала, как обстоят дела.

Она снова дерзко улыбнулась мне.

– Ну, хорошо. Но я могу понадобиться тебе вскоре. И, пожалуйста, Ева, будь осторожна, когда будешь возвращаться домой. Тебе придется пройти пешком по этой испытательной трассе, а тут внезапно из-за поворота может выскочить машина без всякого предупреждения. Джастин завел такой порядок, что все предупреждались заранее, когда он или Марк проводили настоящие испытания. Но Марк иногда бывает таким забывчивым. Несколько дней тому назад он чуть было не задавил старика Даниэля. Пожалуйста, будь осторожна.

Она пошла через лес тем же путем, каким мы пришли сюда, и я долго видела, как ее оранжевое пальто мелькало среди деревьев.

Прошлое не могло возвращаться так часто. Я не могла вернуться снова в то состояние, в каком я была в то время, когда впервые пришла сюда. Я была уже не так молода и не настолько верующей во все этакое, какой я была тогда. Я лежала на густой траве, подложив руки под голову, и грелась на теплом утреннем солнышке. Я закрыла глаза и пыталась придумать какой-нибудь разумный план действия. Как только я увидела, как Джастин уехал с Алисией, весь мой мир разрушился. До этого момента я не верила до конца, что потеряла его навсегда. Но я видела, как он поцеловал ее, видела, как потемнело его лицо от гнева при виде меня. Это были факты, с которыми я должна была смириться. Для Джастина любовь кончилась давным-давно, но не для меня.

Не впервые мне приходилось лежать здесь на траве. Это было моим любимым местом с тех самых пор, как я появилась в Атморе в качестве жены Джастина. Нет, я не могла больше думать о том времени, когда я была здесь с Джастином. Алисия стояла между нами. Кроме того, было еще одно лицо. Лицо старика Даниэля.

Загадка, окружающая его смерть, становилась все более неразрешимой. Как могло случиться, что я сфотографировала его в тот момент, когда он стоял возле другой стены, которая не обвалилась? Всего за несколько секунд до этого он шел ко мне совсем из другого угла. Это тревожило меня, это требовало объяснений. И теперь они были у меня.

Совершенно невозможно было предположить, что Даниэль, который так хорошо знал это место, был настолько неосторожен, что подошел слишком близко к стене, которая нуждалась в ремонте. Впервые я задумалась о том, действительно ли человек, который запечатлелся на моем снимке, был садовником. Насколько мне помнится, я не была уверена в том, что на старике была кепка, когда я увидела его.

Я села, скрестив ноги, и уставилась на голубое небо в проеме огромного окна, как бы желая снова обрести душевный покой при виде того, что когда-то помогало мне поднять дух. Позади внезапно выпрыгнула собака и почти опрокинула меня в своем неудержимом приветствии.

– Дейдри Макинтош! – воскликнула я, обвив руками шею животного. Я была более чем рада видеть ее.

Она повизгивала от радостного возбуждения, а затем оглянулась. По лесной тропинке, широко шагая, приближался ее хозяин. С лица его ушел гнев, но я предпочла бы гнев тому презрению, с каким он смотрел на меня.

– Дейсия сказала мне, что ты осталась здесь, – сказал он холодно.

Это и была «помощь» Дейсии, подумала я безо всякой благодарности. Я теснее прижалась к Дейдри, погрузив лицо в ее густую шерсть так, чтобы не видеть лицо Джастина Нортона. Что бы ни сказал он мне с таким видом, какой был у него теперь, я не хотела этого слушать.

VI

– Дейдри любит меня, – сказала я, пытаясь хоть как-то оттянуть разговор или увести его в другое русло, пока Джастин молчал. – Даже если она не помнит меня, она знает, что я тот человек, кого она может любить.

Собака отреагировала на мои слова, лизнув меня в щеку, но Джастин все еще молчал. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я осмелилась взглянуть на него, и обнаружила, что он уже ушел с того места и сидел на краю окна часовни, глядя на меня тем же странным взглядом, что и прошлой ночью после того, как я забинтовала ему руку.

– Как твоя рука? – спросила я вежливо. Все это было глупо и не имело никакого смысла.

Он передернул плечами при этом вопросе, как будто тема здоровья не интересовала его.

– Я был груб с тобой вчера, Ева. Я хочу извиниться.

– Это не похоже на тебя, – сказала я прежде, чем успела прикусить язык. Почему я всегда была резкой с ним? Но я знала, почему. Я хотела сделать ему больно прежде, чем он причинит боль мне. Так бывало слишком часто раньше, и теперь я начала все снова. Почему я не могла позволить ему делать мне больно и никогда не пытаться отплатить тем же?

Впервые он не ответил мне так же резко.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Почему ты здесь?

Я знала, что он имеет в виду, но предпочла притвориться, что не поняла.

– Дейсия привезла меня сюда, чтобы показать колокольчики. Я уже забыла, как красивы они в это время года,

Я могла чувствовать, как в нем появляется раздражение, и подпитывала его, как делала это всегда.

– Если бы я знала, что ты появишься здесь, конечно, я бы не пришла сюда. Но я видела, что ты уехал с Алисией, и подумала, что тебя не будет целый день.

Должно быть, он считал до пятидесяти, чтобы успокоиться, подумала я и осмелилась еще раз украдкой взглянуть на него. Раздражение все еще было на его лице, но он улыбался, правда, кривовато. Когда он ответил мне, голос его звучал довольно-таки спокойно, и это спокойствие возмущало меня еще больше.

– Алисия хочет подарить Мэгги на день рождения кобылу, – сказал он. – Я не думаю, что Мэгги примет подарок, но Алисия хотела, чтобы я поехал с ней и взглянул на кобылу. Она сразу же привезла меня обратно, так как у меня масса забот с уборкой в мастерской после пожара.

Я сделала огромное усилие, чтобы казаться такой же спокойной. Изо всех сил я отчаянно пыталась подавить в себе ту гордость, за которой я спасалась от него.

– Мне жаль, что у тебя возникла задержка в работе, – сказала я. – Судя по тому, что сказала мне о ней Нелли, это что-то очень важное. Это действительно новый вид топлива?

– Частично. Я не делаю секрета из того факта, что работаю над ним. Секрет в технологии, в ингридиентах. Хотя проблематично, добьюсь ли я чего-нибудь. Особенно из-за этих чертовых задержек.

– И когда же все эти несчастья начались? – спросила я.

– Вот уже несколько недель. Но тебе ведь до них не должно быть никакого дела. И едва ли я пришел сюда, чтобы порыдать у тебя на плече. Единственное, что я хочу знать, когда ты уедешь?

Я гладила шею Дейдри и не смотрела на него. Я снова почувствовала прилив упрямства.

– Мэгги хотела бы, чтобы я еще ненадолго осталась.

– Какая в этом польза? Мне жаль, что Мэгги первая написала тебе о моих планах. Это должен был сделать я. Ей не надо было просить тебя приехать в Атмор.

– Она и не просила, – сказала я. – Предполагалось, что я встречусь с ней в Лондоне. Она сказала неправду вчера.

– Тогда почему ты приехала? – продолжал он упрямо допрашивать.

Я помедлила с ответом и начала неуверенно:

– Разве мы не должны… не должны кое-что обсудить? Обычные в таких случаях формальности?

– Такие, например, как не полагается ли тебе половина Атмора, не так ли?

Я оттолкнула Дейдри и вскочила. Теперь я могла взглянуть ему в лицо.

– Мне ничего от тебя не надо, и ты знаешь это очень хорошо. У меня есть работа, и я не беспомощна. Если ты хочешь знать, почему я приехала, я скажу тебе. Я хотела знать, действительно ли ты хочешь всего того, что ты затеял.

Он взглянул на меня с удивлением, которое выглядело неподдельным.

– Если я действительно хочу? Но что другое ты могла ожидать после твоего поведения? Как только ты могла вообразить себе, что я захочу снова увидеть тебя?

– Мое поведение было достаточно отвратительным, – согласилась я. – Но не таким, как тебе представил его Марк. Кажется, ты простил его.

– Одно дело брат, но есть кое-что, что непростительно жене. Мне не нужна женщина, которой нельзя доверять.

Знакомое чувство отчаяния оттого, что меня не захотят выслушать, не захотят понять, снова возникло во мне. Именно эта безнадежность толкнула меня на то, что я сбежала, надеясь, что каким-то образом его чувство ко мне, если он будет скучать, сделает то, что не способны сделать слова.

– Да, – сказала я. – Это было непростительно. Этого бы не случилось, если бы я не позволила. Но я никогда не думала, что ты допустишь, чтобы я ушла навсегда. Я поехала в Лондон и ждала. Я думала, что ты приедешь за мной.

– Я не играю в такие игры, – сказал он. – Ты всегда вела себя как капризный ребенок, с меня было достаточно, и я больше уже не мог этого терпеть.

Что я могла сказать ему? Что прошло два года, и что я повзрослела гораздо больше, чем на два года, и что я не хочу ничего иного, как еще один шанс? Конечно, я не могла сказать ему это. Я не могла забыть о своей гордости до такой степени, чтобы униженно молить его о любви, которую он не мог дать.

Я пошла к пролому в стене и дорожке, что шла через лес.

– Я очень скоро уеду, – уверила я его. – Конечно же, мне не следовало приезжать.

Он не сказал ни слова, пока я не поравнялась с проломом. Его голос остановил меня.

– Я приходил сюда и искал тебя в тот день, когда ты уехала, – сказал он спокойно.

Я застыла, боясь повернуться.

– Мэгги сказала мне, что ты уезжаешь, – продолжал он. – Она сказала, что ты решила пройтись, прежде чем уехать на автобусе, и я подумал, что наступил очень важный момент, когда все мое будущее было брошено на одну чашу весов.

Дейдри возле меня начала поскуливать. Она очень чутко улавливала настроение людей, которых любила. Интонации, звучащие в наших голосах, насторожили ее, и она начала бегать взад-вперед от меня к нему.

– Прекрати, – приказал Джастин. – Сидеть. Успокойся, старушка Мак.

Собака повиновалась, но продолжала поскуливать, как будто умоляла нас о чем-то.

– Ты, должно быть, уже ушла, я пришел слишком поздно, – сказал Джастин.

И снова я не сказала ничего. Если ему было, что предложить, он должен это сделать. Я и так уже сказала слишком много.

Он слез с окна и пересек зеленую лужайку перед часовней. И так он ходил туда-сюда, пока не оказался вблизи проема в стене, под которой умер Даниэль.

– Я виню себя в том, что случилось вчера, – сказал он. – Надо было починить стену, не откладывая. Я все время был занят и все время откладывал и откладывал это дело.

Я судорожно выдохнула. Его выбор был сделан. Я не могла сказать ничего, что имело бы для него значение. Итак, я могу поговорить о Даниэле.

– Полиция действительно думает, что это был несчастный случай?

– Конечно, а что еще?

– Не знаю, – начала я. – Но вчера я видела его совсем незадолго до смерти, и он пытался сказать мне что-то о туре в шахматном саду. Я не была способна понять, что он имеет в виду и почему он говорит мне об этом так настойчиво.

– В последнее время у него не все было в порядке с головой, – сказал Джастин. – Он все время на что-то таинственно намекал или ударялся в сентиментальные воспоминания.

– Возможно, он что-то знал, – предположила я. – Возможно, он что-то знал о том, что начало недавно происходить в Атморе и…

– Тогда бы он сказал мне, – отрезал Джастин. – Не позволяй снова разыгрываться своему необузданному воображению, Ева.

Я игнорировала язвительность его слов.

– Как был одет Даниэль, когда стена упала на него? Ты это можешь мне сказать?

– Одет? Разве ты не видела, когда мы принесли его ночью? Пиджак, вельветовые штаны.

– А голова? Что бы он мог носить на голове?

Джастин начал терять терпение.

– О чем ты говоришь? Если у него было что-то на голове, то, я полагаю, это упало, когда обрушилась стена.

– Мы могли бы поискать, – сказала я. – Если это где-то здесь…

Джастин достаточно терпел то, что он считал моим чистейшим капризом. С высоты своего роста он с раздражением смотрел на меня.

– Давай оставим в покое старика Даниэля. Я пришел сюда говорить с тобой не о нем. Я пришел, чтобы сказать, что не желаю, чтобы ты оставалась в Атморе. Тебе следует понять, что я не позволю, чтобы из-за меня страдала Алисия. Что бы ни случилось, я не позволю ей и себе порвать наши отношения. Она – это все, чего я хочу, и в данных обстоятельствах ты ничего не сможешь сделать, чтобы разрушить мои планы. Я надеюсь, что формальности могут быть улажены быстро и спокойно. Нет смысла больше ждать.

Он щелкнул пальцами Дейдри, и она побежала к нему, затем снова через проем – ко мне. Затем она немного пробежала с ним. И хотя ей трудно было сделать выбор, она ушла от него и вернулась ко мне. Она положила на меня лапы и залаяла, как будто упрекала меня, как будто знала, что Джастин и я принадлежим друг другу, и не могла понять, почему мы разговаривали так сердито и разошлись в разные стороны.

Я упала возле нее на колени и прижалась к ней, чтобы удержаться от слез, я боялась плакать. Препятствия на моем пути были слишком велики, чтобы я могла их одолеть. Даже то, что я мучительно жаждала любви, было препятствием почти непреодолимым. Казалось, не было никакой возможности справиться со всем этим. Если я ошибалась в прошлом относительно Алисии, и если Джастин ошибался в отношении меня, то мы обязаны были сказать это. Мы обязаны были признать наши ошибки и исходить из этого. Но «это» кануло в прошлое, и было уже слишком поздно.

«Слишком поздно» – эти слова ранили больше, чем все остальное. Эти слова звучали в моих ушах на всем пути к дому. Все стало еще хуже, и выход из этого положения погрузился во тьму еще более густую, чем был раньше, и еще более затерялся.

Дейсия поджидала меня на террасе.

– Он нашел тебя? – спросила она.

– Тебе не следовало бы посылать его искать меня, – сказала я ей.

Она внимательно посмотрела на меня.

– Опять все испортила, не так ли? Вы, американцы, хорошо умеете делать это. Вы слишком чувствительны. Когда он спросил меня, видела ли я тебя, что я могла сказать ему, кроме того, где ты была? Я упомянула, что ты в желтом свитере и что тебя будет легко увидеть среди деревьев еще издали. И знаешь, что он сказал? «Она всегда любила носить желтое». Это именно его слова. И знаешь, как он говорил об этом? Как будто он вспомнил что-то, о чем ему было приятно говорить.

Я могла только покачать головой, поднялась по террасе и вошла в дом. Помнить – этого недостаточно. Важно только настоящее, а в настоящем не было ничего. Тем не менее, когда я поднималась по лестнице, слова Джастина звучали в моих ушах: «Она всегда любила носить желтое». Слишком тонюсенькая соломинка, чтобы ухватиться за нее. Но это была единственная моя соломинка.

Когда я поднялась в длинную галерею, я подошла к портрету мистера Данкоума и остановилась перед ним. Он выглядел мягким, печальным молодым человеком, человеком, который покорился своей судьбе и сам вышел из борьбы. Некоторым образом у нас было что-то общее. Мы оба связали судьбы с Атмором и оба потерпели поражение. Его решение было вызвано безумным отчаянием. Я же была более стойкой, более упрямой. Я не могла сдаваться. Должен бы быть какой-то способ заглушить слова «слишком поздно». Конечно, пока дышишь, не может быть слишком поздно. Даже если Джастин сказал мне, что Алисия – это все, чего он хочет. Даже если все указывало на эту непреложную истину, мое упрямое сердце отказывалось верить этому, отказывалось принимать это.

Возможно, мне надо было теперь попытаться вернуться в прошлое и понять, что же я сделала такого два года назад, что разбило мою семейную жизнь. Возможно, оживив это ужасное время, я смогла бы понять, как выйти из всего этого.

Итак, я отвернулась от портрета и пошла по галерее, но вместо того, чтобы свернуть вправо, свернула влево, чтобы пойти в ту самую зеленую бархатную комнату, где у нас с Джастином произошла самая последняя ужасная сцена. Я прошла в южное крыло и пошла по коридору в комнату с башней, которая находилась напротив моей голубой комнаты.

Дверь в Зеленую комнату была прикрыта, но она легко подалась, когда я толкнула ее. Из широко распахнутых окон до меня долетел бриз. Должно быть, Нелли выветривала дым от сигарет, которые курил призрак.

Я хорошо помнила, как выглядел фокус комнаты – эта огромная жуткая кровать с балдахином, с которого по углам до самого пола свисали зеленые занавески, образуя как бы пещеру, в глубине которой позади кровати на стене висел желто-зеленый ковер с тем же рисунком, что и занавески. Другие стены полностью покрывали зеленые с золотом гобелены, на которых были изображены сцены охоты на оленей. Все это делало комнату спокойной. Нейтральный серый ковер лежал на полу – без сомнения, приобретение недавнего времени. На нем были разбросаны маленькие индийские розовые и голубовато-зеленые коврики. Даже стулья были обиты зеленым бархатом, который слегка пообветшал за многие годы. Я также вспомнила комод английской работы с зеркалом.

Несколько мгновений я стояла, замерев, вызывая то состояние, что было у меня в тот дождливый вечер, когда я в последний раз стояла здесь в зеленом тумане. По углам в медных подсвечниках горели свечи, а лампа из-под абажура в центре стола образовывала светящийся круг. Марк зажег свечи, прежде чем привести меня сюда. Марк играл на моей ревности, а я позволила ему. У него была только одна цель, как я поняла позже, избавиться от моего присутствия в Атморе и разрушить мой брак.