Текст книги "Атмор Холл [Женщина в зеленом]"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
XI
Я перевела взгляд на начало записки и прочитала ее. Затем перечитала ее снова.
Ева, я должна поговорить с тобой наедине. Нам лучше встретиться вне дома. Я не могу тебя найти, поэтому оставляю эту записку и надеюсь, что ты найдешь меня возле руин, где можно найти хорошее укрытие. Ты часто ходишь туда, так что никто ничего не заподозрит. Но, а это очень важно, не говори Марку, что собираешься встретиться со мной. И вообще будет гораздо лучше, если ты вообще никому не скажешь.
Дейсия.
Я не обнаружила записку вовремя. Я не встретилась с ней и теперь, возможно, никогда не узнаю, что она хотела мне сказать. Она написала: не говори Марку. Если бы она не решила сменить свое промокшее пальто, она была бы жива и невредима, в то время как я по дороге на рандеву с ней могла бы быть убита.
А могло ли быть так, что эта записка была ловушкой, и что Марк вынудил ее написать мне? Никогда нельзя было понять, когда Дейсия говорит правду, а когда старается повернуть факты в свою пользу. Но я теперь не могла ее винить, неважно, что она могла сделать. Воспоминание о ее белом лице, по которому текла алая кровь, было слишком свежо.
Внезапный стук в дверь заставил меня сложить записку и сунуть ее в ящик прежде, чем я сказала:
– Войдите.
Мэгги вошла в комнату, закрыла за собой дверь и встала к ней спиной. Некоторое мгновение мы смотрели друг на друга с подозрением. В воздухе повеяло сомнением и недоверием. Это была та самая враждебно настроенная женщина, какой она была, когда я покидала Атмор. Это не была Мэгги, которая утешала меня как жену Джастина, или которая хотела, чтобы я осталась, когда я встретила ее в фигурном саду в день моего приезда.
На ней была ее самая грубая деревенская одежда: старый и потертый кожаный пиджак, изношенные на коленках брюки, как это бывает у тех, кто работает в саду. На ее рубашке даже не хватало пуговицы. Было похоже, что она напялила на себя первое, что попало под руку, совершенно не заботясь о том, как она выглядит.
– Что сказали в больнице? – спросила я.
Она слегка подернула плечами.
– Они не дают информации, а Марка я не смогла застать.
– Дейсия борец, – сказала я. – Если у нее есть шанс, она обязательно выкарабкается.
– Она должна полностью выкарабкаться, – сказала Мэгги уверенно, но эта уверенность была ради Джастина и Марка, а не ради Дейсии. – Дела идут довольно-таки плохо, – продолжала она. – Но если Дейсия умрет…
Я почувствовала, как волна негодования против Мэгги, против ее слепой преданности, поднимается во мне.
– Ничто не стоит дороже жизни Дейсии, – сказала я. – Или моей. Ты знаешь о том, что мы обменялись одеждой, не так ли?
Она отошла от двери и бросилась на голубой шезлонг, как будто ноги ее ослабели так же, как и мои.
– Садись же! – сказала она нетерпеливо. – Хотим мы этого или нет, нам надо кое-что выяснить между собой.
Итак, она не желает говорить об одежде. Я села на скамеечку возле трюмо и крепко сжала руки.
– Дело в Марке? – спросила я.
Она яростно кивнула.
– Да! Я благодарю тебя, что ты, по крайней мере, не сделала глупость и не наговорила полиции о той выходке на крыше прошлой ночью. И за то, что ты не выдвинула новых обвинений против Марка сегодня.
– Почему ты думаешь, что я могла?
– А почему нет? Те ужасы, которые ты думаешь о нем, написаны на твоем лице, и их может видеть всякий.
– Было бы ужасно, не так ли, если бы он лишил жизни Дейсию, хотя намеревался убить меня.
– Прекрати! – Она крикнула так резко, что я уставилась на нее с удивлением.
– Ты действительно беспокоишься о Марке, не так ли?
– Прекрати, прекрати, – повторила она. – О, ты не знаешь Марка. Ты никогда не знала его. Он способен на всякие нехорошие выходки, но не на убийство. – Она вскочила, подошла к боковому окну и распахнула его навстречу шуму дождя.
– Ты всегда обманываешь себя ради него? – продолжала я давить на нее очень осторожно. – Неужели не настало время взглянуть в лицо фактам о твоем кузене Марке?
Несколько мгновений она молчала, подняв лицо навстречу брызгам дождя, как будто она нуждалась в их холодном прикосновении. Когда она заговорила, она даже не повернулась ко мне лицом.
– Факты, о которых ты говоришь, я встретила лицом к лицу много лет назад. Неважно, что я чувствую по отношению к нему. Я не намного старше, чем Джастин, но я старше Марка больше чем на десять лет. Когда я приезжала сюда молоденькой девушкой, он был младенцем, которого я обожала. А он любил меня больше всех нянек и гувернанток. Именно я научила его играть в разные игры, именно я посадила его верхом на его первого пони. Было приятно учить его ездить верхом, даже зная, что он никогда по-настоящему не интересовался верховой ездой. Когда ему было четырнадцать лет, он спас меня от серьезной травмы. Не так уж часто лошади переставали мне повиноваться. Но у нас была тогда молодая кобылка, сущая проказница. Однажды утром она вышла у меня из-под контроля и кинулась к лесу, где она непременно убила бы меня, ударив о деревья. Марк увидел, как она неслась, последовал за нами на своей кобыле и, рискуя жизнью, спас меня, пересадив на свою собственную лошадь. Это не было проделано слишком грациозно, потому что в конце концов мы оба упали и долго сидели на траве, глядя друг на друга и смеясь оттого, что были живы и невредимы. Он был слишком большим, чтобы быть моим сыном, но в действительности он и есть мой единственный сын, которого я когда-либо имела. Или хотела иметь.
Ее рассказ тронул меня и согрел. Согрел из-за Мэгги, а не из-за поступка Марка. Ему никогда не надо было занимать храбрости или способности совершить какое-нибудь зрелищное действо. Но это не делало его достойным доверия. Я приложила руку к шишке на виске. Прикосновение к ней вызвало резкую боль. Это было нечто, что напоминало мне постоянно о том, каков был Марк в действительности.
– Он изменился, когда вырос, – сказала Мэгги печально, как бы в ответ на мои мысли. – Джастин был всегда нетерпелив с ним. Ему была нужна твердая отцовская рука, а не рука кузины. Я не справилась с ним, Ева. Я знаю, что я не справилась с ним. Я посвятила ему всю мою жизнь, но я все же не смогла помочь ему так, как всегда хотела. Все, что я ни пыталась сделать для него, терпело фиаско.
Она помолчала некоторое время, протягивая руки под дождь, а затем прикладывая мокрые ладони к щекам, как бы остужая их. Мне нечего было сказать. Она либо пыталась заставить меня что-то понять, либо скрыть правду.
– Марку нужна я, – продолжала она. – Ему всегда была нужна я. Возможно, именно этим он и берет меня. Нет никого, кто бы сравнился в этом с ним. Я потеряла мужа, и у
меня нет детей. Даже будучи мальчиком, Джастин был независим и никогда не прибегал к чьей-либо помощи. Марк единственный во всем мире, которому я так отчаянно была нужна и все еще нужна. Даже больше, чем он понимает.
– А Найджел? – спросила я. – Разве у тебя не появился кто-то еще, кому ты нужна?
Ее смех был слишком беззаботным, чтобы мне это понравилось.
– Возможно, но совсем по-другому. Не то, чтобы Найджел и я не нуждались друг в друге и не испытывали друг к другу искренней привязанности. К тому же мы еще и прекрасные друзья. В конце концов, мы знаем друг друга уже столько лет, и мы оба были так одиноки. Кроме того, он может помочь Марку.
И всегда она все сворачивала на своего единственного «сыночка». Он был всегда у нее на первом месте. Она ничего не могла поделать с собой. И я знала теперь, что она пожертвовала бы Джастином, и Атмором тоже, чтобы только убедиться в безопасности ее дорогого Марка. В этом отношении ей нельзя было вовсе доверять. Из всех слов, сказанных о ее отношениях с Найджелом, только в последних звучала честность. Найджел мог бы спасти Марка – вот что было самым главным. Возможно, даже сам Найджел, несмотря на его спокойную осведомленность, до конца не понимал, как она может использовать его, чтобы помочь Марку.
Она заговорила снова, не осознавая, насколько полно и откровенно раскрывает мне свою единственную навязчивую идею.
– Конечно, Найджел мог бы помочь нам и сейчас, если бы Джастин позволил. Но Джастин не позволит. А если мы будем женаты, все изменится. Найджел сделает многое для меня, а я знаю, как без болезненнее заставить Джастина воспользоваться его деньгами. И тогда ему не надо будет жениться на Алисии. Он не может это сделать! Не может! Будет ужасно, если она переедет жить сюда. Если она будет хозяйкой Атмора, я буду вынуждена уехать отсюда, я этого не перенесу. Это мой дом тоже. Я заслужила право жить здесь до конца своих дней, и я не позволю Алисии все испортить.
Взрыв негодования был таким страстным, что я встревожилась за нее. Ее антипатия к Алисии казалась экзальтированной, а открытие, что под этой сдержанной, умеющей себя корректно вести Мэгги Грэхем скрывался вулкан, причинило мне боль. Мне не хотелось докапываться до причины всего этого.
– Алисия просто использует Марка! – негодовала Мэгги. – Она намерена запугивать Джастина с его помощью, если это будет необходимо. Она не остановится ни перед чем.
– Ты думаешь, что будет так легко запугать Джастина? – спросила я.
Пожатием плеч она как бы отбросила мой вопрос и повернулась ко мне лицом.
– Какая я была дура, когда радовалась твоему возвращению! Глупостью было со стороны Найджела думать, что ты можешь помочь. Он думал, что ты можешь увести Джастина, как ты однажды сделала это. Но все, что ты сделала, так внесла новые и более ужасные тревоги. Ты раздразнила Джастина и теперь пытаешься навредить Марку. Мы ошиблись в тебе, все ошиблись.
Вдруг она быстро подошла ко мне, так быстро и внезапно, что напугала меня, схватила обе мои руки и повернула их ладонями вверх так, чтобы она могла разглядеть их. Ее хватка была хваткой женщины, которая могла бы удержать разыгравшуюся лошадь, и я даже не попыталась выдернуть руки.
– Джастин ненавидит гадание по руке, – сказала она. – Он никогда бы не позволил в прежние времена взглянуть на твои руки. Позволь мне сделать это сейчас. Пойдем сюда, к свету, чтобы я смогла лучше их рассмотреть.
Она немного напугала меня, но я решила лучше пойти с ней к окну, чем пытаться сопротивляться. Я спокойно распрямила ладони, так что она могла легко изучать их. Я помню, как она иногда в шутку проделывала это в тот год, когда я жила в Атморе. Теперь же она была совершенно серьезной.
Что бы она там ни увидела, ей это не понравилось. Она попросила согнуть пальцы и расслабить правую руку. Затем, держа мою руку в своей, она пальцем провела по линии, отмечая места, где она пересекалась с другими.
– Эта существует, пока ты молода. Мне она вовсе не нравится. Она предвещает что-то ужасное, что-то разрушительное. Для тебя или для кого-то близкого тебе, но из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на меня. – Знаешь ли ты, что ты такое для Атмора? Ты зажженный фитиль. Вот эта отметка – взрыв. Возможно, его не будет, если ты куда-нибудь уедешь. Подумай над этим, Ева. Сколько зла ты хочешь обрушить на наши головы? И до какой степени ты готова рисковать собой?
Она выронила мою руку, и я спрятала ее за спину.
– Чтение по руке не убеждает меня, – сказала я. – Но то, что случилось на крыше и что чуть было не случилось со мной сегодня, говорит мне о многом. Кто, кроме Марка, мог стоять за этими покушениями на мою жизнь?
– Покушения на твою жизнь! – Эти слова прозвучали у нее едко и иронически, но меня больше встревожило то, как вспыхнуло ее лицо при этом. К счастью, появилась Нелли, что заставило ее взять себя в руки.
– Звонит мистер Марк из госпиталя, – сказала Нелли.
Мэгги поспешила к телефону, оставив меня с Нелли наедине.
– Я отвезла ваш негатив в город, – сказала девушка. – Увеличение займет некоторое время, но через неделю все будет готово. Я заберу, когда все будет сделано. – Она с беспокойством посмотрела на меня. – С вами все в порядке, мисс Ева?
– Не совсем, – сказала я. – Мы все в шоке от того, что случилось с мисс Дейсией.
Нелли понимающе кивнула.
– Сбить и убежать! Это просто ужасно. И как раз на нашей земле. Конечно, мы не должны думать, что кто-то из этого дома мог сделать такое.
Хотела бы я найти утешение в ее словах, но ничто не могло дать мне утешения, кроме уверенности в любви Джастина.
В течение последующих дней это было единственным, за что я цеплялась. Неважно, как настороженно он держался со мной, я знала истину, и она согревала меня, делая все вокруг не таким мрачным. Существовал выход из всего этого.
Большую часть времени Марк проводил в Лондоне, он даже не приехал на печальную церемонию похорон старика Даниэля. Все остальные небольшой группой отправились на кладбище. Похороны живо напомнили мне начало всего этого ужаса. Страх сопутствовал мне ночью и днем, и он был еще больше оттого, что Джастин все еще не верил, что существует реальная причина для моего страха. Теперь я знала, что все началось, когда я встретила старика Даниэля в лесу. Случайное падение стены больше не вводило меня в заблуждение. За стариком охотились тоже.
Каждую ночь Дейдри спала у моей кровати, днем я всегда быстро ходила по пустой части дома в сопровождении собаки. Она была моим сторожем, моим защитником, моим другом.
Что думала полиция, к этому времени было ясно. Они полагали, что кто-то из Атмора нечаянно сбил Дейсию и испугался, и семья решила закрыть дело, чтобы защитить водителя машины. Если бы Дейсия умерла, то было бы дознание и дальнейшее расследование, но так как все обстояло иначе, то было бессмысленно вести дальнейшие поиски, и никаких обвинений не последовало. Итак, нас не беспокоили так, как могли бы. Должны были бы!
Дейсию, по настоянию ее матери, перевели в больницу в Лондоне, и Марк уехал туда, чтобы быть как можно ближе к ней. Когда она совсем поправится, было неясно, но день за днем ее состояние улучшалось, и мы вздохнули немножко полегче. Я не могла поверить, что кто-нибудь в Атморе желал причинить вред Дейсии.
После того разговора со мной Мэгги, казалось, задумала что-то. И даже когда она обращалась со мной более дружески, она явно была сама не своя, и у меня еще больше возрастало чувство, что под внешней оболочкой Мэгги что-то происходит. Что-то, о чем даже Джастин не догадывался. Я достаточно внимательно наблюдала за ней, чтобы заметить ее заговорщицкий вид.
Как только известия о выздоровлении Дейсии стали более обнадеживающими, я начала строить свой собственный заговор. Я знала, что должна съездить в Лондон и нанести ей визит. Надо было бы обсудить содержание ее записки, как только ей станет настолько хорошо, что она сможет поговорить со мной. Джастин невольно мне подыграл. Он сам должен был поехать по делу в Лондон, и в то утро, когда он собрался поехать, я уложила в свою дорожную сумку ночные принадлежности и положила их в багажник его машины. Затем я уселась на переднее сиденье и стала ждать его. Я никому ничего не сказала. Позднее я позвоню, но в тот момент я не хотела, чтобы кто-нибудь тревожился.
Когда Джастин вышел из дома и обнаружил меня, он положил свою сумку в машину и начал вытаскивать мою.
– Пожалуйста! – попросила я его. – Мне надо съездить в Лондон за покупками. Мэгги одолжила мне пальто, но я должна купить свое собственное. Я не могу носить эту оранжевую штуку Дейсии. Кроме того, я бы хотела навестить ее в больнице.
Моя цель, должно быть, показалась невинной и разумной. Он оставил мою сумку и сел за руль с самым непривлекательным хмурым видом. Я не проронила больше ни слова, пока Атмор не исчез из вида. Я старалась сидеть поближе к двери и не отрывать глаза от дороги впереди нас. Так мы ехали с полчаса, и между нами была какая-то хмурая тишина, во всяком случае, с его стороны, пока я не заговорила.
– Мне очень надо поговорить с тобой, – сказала я. – В любое другое время, если не сейчас. Потому что о том, что случилось с Дейсией, ты все-таки в конце концов услышишь от меня. Но не могли бы мы заключить мир на сегодня и притвориться друзьями, вместо того, чтобы быть врагами? Мы всегда потом сможем вернуться в прежнее состояние и сердиться друг на друга.
Его хмурое настроение не исчезло сразу, но лицо постепенно прояснилось. День был прекрасен, и я любовалась мелькающими кустами боярышника, холмами и лугами. Все они были в цвету в это удивительно роскошное время – весной в Англии. В солнечный день к зелени добавляется золотой оттенок, и от этого она никогда не кажется такой подавляющей.
К тому времени, когда мы остановились на ланч в придорожной гостинице, имеющей историю в несколько веков, с ее прогибающимся полом и потолком с балками, настроение у Джастина стало почти дружеским. Я пыталась не раздражать его. Я старалась не касаться опасных тем. Он был очень занят своей работой и был готов все время говорить о ней. Он был уверен, что самое главное сделано, и он на правильном пути. Поэтому он должен встретиться кое с кем из своей компании и поговорить о делах. Даже несмотря на то, что он теперь работает сам по себе, компания поддержит его, когда дело дойдет до окончательного производства. Испытание некоторых качеств его автомобиля, гарантирующих безопасность, откладывать больше нельзя.
Когда он говорил о своей работе, то чувствовалось, что он говорит о том, что ему интересно, а я слушала его так, как никогда не слушала раньше. Теперь то, что делал Джастин, то, что его волновало, значило все и для меня.
Мы болтали за английским ростбифом и йоркширским пудингом. Наша беседа была лишена изящества, но она была дружеской. Я ела чабер и не воротила нос от бисквита со сливками, как делала это когда-то. Я обнаружила, что теперь не идеализирую все английское, но не впадаю в крайность, хуля все подряд, как я это делала, когда уехала. Теперь я могла жить среди всего английского более комфортабельно, и возможно, английское окружение могло быть более благосклонно ко мне, если у меня когда-нибудь появится шанс попытаться начать все снова.
После ланча мы не сразу вернулись в машину. Джастин знал эту гостиницу и хотел показать мне это место. Позади дома извивался симпатичный ручеек с грубо сколоченным мостиком через него, перейдя по которому, мы оказались в саду с многочисленными подпорками для деревьев и беседками. Цвели азалии. Это было замечательное место, и мы были одни. Мы шли под солнцем, и я, согретая его теплыми лучами, сняла пальто. Я жила только этим моментом, надеясь, что этот неожиданный подарок судьбы не кончится, и я не останусь снова в пустоте. Каким-то образом, может ненадолго, но мы стали друзьями, если уж не любовниками. И пока я с благодарностью принимала этот подарок. В прошлом мы любили слишком безрассудно и не были друзьями.
Мы нашли мягкую траву около ручья и сели на нее. Огромный куст сирени, усыпанный лиловыми цветами, загораживал нас от гостиницы и разливал вокруг чудесный аромат. Мы бездумно бросали камешки и веточки в воду и довольно-таки долго, до того как заговорили, были в странном согласии. Затем Джастин разрушил тихое очарование словами, которые снова вернули боль.
– В тот день, – сказал он, – когда я увидел Дейсию, лежащую на дороге в твоей зеленой куртке, я подумал, что это ты. Я подумал, что ты погибла.
– Я знаю, – сказала я ему.
– Я почувствовал, будто от меня отрезали половину меня самого. – Он говорил почти удивленно.
– Ты назвал меня дорогой, – напомнила я. Он не нахмурился и не отвернулся от меня.
– Ты и была ею для меня, моя самая дорогая, потерянная дорогая.
– И совсем не дорогая, если я жива? И ни в каком другом случае?
– Ты слишком часто все еще моя дорогая, – сказал он нежно. – Иди ко мне, Ева.
То, как он обнял меня, сказало мне всю правду. И все же его поцелуй напугал меня. Он целовал меня не сердито, но с нежностью, граничащей с печалью. Как будто прощался.
– Как мы можем со всем этим покончить? – пробормотал он. – Как я могу любить тебя, зная, как безнадежно мы потерпели фиаско в нашем браке? Как я могу хотеть, чтобы ты была возле меня, когда знаю, что я должен сделать, чтобы спасти нас всех – тебя, меня и Алисию? Я виноват в той боли, что была причинена вам обеим. И теперь я должен поступить еще хуже.
– Но ты любишь меня, а я тебя! – крикнула я, готовая разрыдаться от его нежности. – Почему мы должны притворяться, что это не так?
– К несчастью, в жизни все не так легко делится на правду и ложь, как тебе хотелось бы, моя дорогая. Между этими двумя полюсами громадное количество оттенков.
– То, что случилось у меня с Марком до того, как я уехала из Атмора, все еще настраивает тебя против меня? В этом тоже есть оттенки.
– Знаю, – сказал он.
– Ты хочешь сказать, что Марк рассказал, что он наделал? – спросила я с удивлением.
Джастин покачал головой.
– Никто мне ничего не рассказывал. Мне теперь это не нужно. Я знаю теперь тебя лучше. Ты можешь вести себя плохо, глупо, когда ты сердита, но я думаю, что ты никогда бы не предала меня. Если бы все зависело только от того, что ты для меня, я бы не беспокоился. Но это не так.
– Потому что у тебя был роман с Алисией? Но это в прошлом! Почему это должно иметь значение теперь, если…
Он почти улыбался, когда прервал меня.
– Мне кажется, я помню, что Алисия когда-то многое значила для тебя.
– Она все еще значит, – сказала я. – Я не притворяюсь, что нет. Но я могу жить с сознанием того, что это в прошлом, если я знаю, что этого нет в настоящем.
– Она всегда будет что-то значить для меня, – сказал он уже более суровым тоном. – Она не заслуживает, чтобы я плохо обошелся с ней, я не могу расстаться с ней таким жестоким образом.
Я начала терять терпение.
– Как же мне остаться в живых, пока ты все еще решаешь, что ты должен делать? Это очень трудно.
Он повернулся и уставился на меня.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю о том, на что ты закрываешь глаза, потому что это касается твоего брата, – сказала я. – Я говорю о том, что чуть было не случилось со мной ночью на крыше и тогда, когда машина Алисии сбила Дейсию. Меня не хотят оставить в живых. Неужели ты не можешь понять эту истину? Следующий раз, возможно, мне придет конец.
Он все еще не верил тому, что я утверждала.
– Мэгги рассказала мне об этих твоих подозрениях. Я уверен, что ты веришь во все это. Следующий инцидент произошел сразу же после твоего ночного кошмара на крыше и мог показаться неопровержимым доказательством. Но Ева, дорогая, весь этот ужас нереален. Почему кто-то в Атморе хотел причинить тебе вред?
– Потому что кто-то боится, что я знаю, кто убил старика Даниэля, – сказала я прямо. – Почему ты можешь быть уверен, что он убит случайно отвалившимся куском стены? А что если его оглушили, а затем, пока он был без сознания, перетащили туда, где можно было бы легко столкнуть стену на него?
Теперь я полностью и серьезно завладела его вниманием, хотя знала, что не убедила его. Такое заявление, сделанное к тому же столь категорично, могло показаться ему совершенно диким.
– Тебе ненавистна мысль о том, что Марк мог попытаться подстроить дело так, чтобы ты не поверил мне? – спросила я.
– Марк спас твою жизнь тогда на крыше. Ты можешь благодарить его за это.
Мы снова вернулись к прежнему. Наш прекрасный день безнадежно исчезал, уступая место враждебности и недоверию, которые выросли между нами. Я взяла из сумочки письмо Дейсии и дала его ему.
– Это было оставлено в моей комнате. Я нашла его после того, как Дейсию отвезли в больницу. Я не успела прочитать его вовремя и встретиться с ней, как она хотела. То, что я вышла из дома, было просто случайностью. Кто-то увидел ее сквозь завесу дождя и подумал, что это я, потому что на ней была моя куртка. И если это не Марк, то кто? Может Алисия? Она из тех, кто больше всего хотел бы, чтобы я уехала, и она знала, где стоит ее машина. А когда она присоединилась к нам, она уже была на улице и мокрая от дождя, под которым она, должно быть, бежала. Ты веришь в ее историю?
Должно быть, он стал задавать себе вопросы, потому что он не ринулся сразу в ее защиту. И он не отмахнулся от моих слов с обычным раздражением.
– Не знаю, – сказал он наконец. – Что-то тревожит Алисию. Она была оскорблена твоим приездом и напугана, я думаю. Теперь я должен причинить ей еще большую боль.
Я с трудом затаила дыхание, чтобы сдержать слова, готовые сорваться с моих губ. Если он имел в виду то же, что и я, то жизнь могла бы начаться снова для меня – для нас. Но на этот раз я должна вести себя более мудро. И хотя все, что я сказала Джастину, было правдой, моей первой задачей было остаться в живых до тех пор, пока мы не смогли бы снова зажить как муж и жена. Если бы я только могла быть в объятиях Джастина навсегда, ничто бы не могло случиться со мной!
Он бросил последний камешек в воду, встал и потянул меня за руки. Затем он положил свои руки мне на плечи и долго, почти с любовью, смотрел на меня. Я позволила ему читать все на моем лице, в моих глазах. Мне нечего было больше скрывать от него. Он мог бы все понять. Я не думала, что он отпустит меня снова.
Тем не менее, мы шли к машине, даже не касаясь друг друга, и дух Алисии Дейвен шел между нами.
Когда мы уже снова ехали, он сказал:
– Я сперва заброшу тебя в больницу, чтобы ты могла повидаться с Дейсией. Ты собираешься расспросить ее о записке, конечно?
Я кивнула.
– Если я смогу побыть с ней наедине и если она достаточно окрепла, чтобы разговаривать со мной.
– Я подожду тебя, – сказал он. – Я хочу знать, что она скажет.
В течение остального пути в Лондон я окончательно расслабилась. Хоть на это время я была в безопасности. Опасность осталась позади, в Атморе, и у меня было такое чувство, будто с меня сняли тяжкую ношу. Этот солнечный день не таил никакой угрозы. Даже транспортное движение в Лондоне не пугало меня, как это бывало раньше. Во мне не было никакого чувства страха, когда мы вдвоем вошли в больницу, и Джастин поговорил с женщиной в приемном бюро.
В дверях палаты Дейсии мы встретились с Марком, который выходил оттуда. Он взглянул на Джастина, а затем приветствовал меня с открытой недоброжелательностью.
– Что за сюрприз, – сказал он. – Ты хочешь пойти туда, Ева, чтобы сказать Дейсии, что это я сбил ее, думая, что это ты?
– Я не собираюсь ей о чем-то говорить, – сказала я. – Наоборот, она хочет что-то сказать мне.
Он заколебался, как будто ему не хотелось впускать меня к ней, но понял, что ничего не сможет сделать, чтобы остановить меня, когда здесь Джастин. Он прошел бы молча мимо нас в холл, если бы Джастин не остановил его.
– Ева остается на ночь в Лондоне, – сказал он. – Я буду в моем клубе. Не присоединишься ли ты к нам к обеду, Марк?
Он покачал головой.
– Сожалею. Но я уже занят сегодня вечером. В клубе «Казелла». Если ты хочешь, я могу сказать Алисии, что вы оба в городе – вместе.
Челюсти Джастина напряглись. Марк всегда был способен ударить по больному месту, но Джастин никогда не распускался.
– Возможно, мы заглянем в клуб и скажем ей об этом сами, – сказал он.
Марк ушел, а я высказала ему свою тревогу:
– Ты же не хочешь этого!
– Возможно, хочу, – сказал он. – Мы поговорим об этом позднее.
Из комнаты Дейсии вышла сестра, и мы прекратили разговор. Когда она отошла, мы с Джастином, который тоже хотел поговорить с девушкой, вошли в палату, и он отдал ей цветы, которые мы купили в ближайшем киоске.
Палата уже была полна цветов. В Лондоне у Дейсии не было недостатка в друзьях и поклонниках, и они, очевидно, старались подбодрить ее, как только могли. Ее лицо странно выглядело на фоне подушки. Несмотря на желтизну от ушибов, оно казалось бледнее, чем обычно, а ее глаза без обводки тушью казались более круглыми, темными и молодыми. Большая часть ее головы была забинтована, а одна рука была прибинтована к плечу. Однако ее улыбка была такой же яркой, а глаза такими же бесстрашными, как всегда.
Я наклонилась, чтобы поцеловать ее в щечку, а она скорчила мне гримаску и подмигнула.
– Я разве не страшная? Они все еще не дают мне зеркало, и это, вероятно, хорошо. Когда я скашиваю глаза и смотрю вниз, я могу видеть, что мой нос из синего стал желтым. Как ты думаешь, синие и желтые носы могут быть модными?
– Ты сможешь сделать модным все, что захочешь, – сказал ей Джастин. Он похлопал ее по руке, лежащей на одеяле, сказал, что подождет меня внизу, и вышел.
– Нос побелеет, – сказала я Дейсии. – Как ты себя чувствуешь?
Она с пониманием посмотрела на меня.
– Готова поговорить. Если только они не примчатся, чтобы заткнуть мне рот термометром или всунуть в меня иглу. Садись на этот стул, Ева. Ты нашла мою записку, не так ли?
Ее тон был настолько таинственным, что я невольно заговорила потише, как будто враги могли подслушивать за дверью.
– Я нашла записку, – подтвердила я, – но слишком поздно, чтобы встретиться с тобой. Это было чистой случайностью, что я пошла через лес в этом направлении и споткнулась о тебя, лежащую на дороге.
– Спасибо тебе за это! Если бы я не поменялась с тобой одеждой, то, возможно, я была бы в порядке. Но тогда что было бы с гобой?
– Итак, ты знаешь, что то, что случилось, предназначалось мне?
Она попыталась кивнуть и застонала. На секунду она закрыла от боли глаза. Затем она открыла их и продолжила:
– Марк говорит, что ты думаешь, что это он был за рулем. Но я так не думаю. В нем много есть плохого, но не до такой степени. Он все время что-то замышляет, он любит вышучивать. Но поверь мне, Ева, он вовсе не убийца, о нет, нет!
Я ото всей души ради нее пожелала, чтобы это было так, но ничего не сказала.
– Я думала, как это будет забавно и какой хорошей шуткой над тобой, если тебе придется надеть мое мокрое старое пальто, а самой выйти в твоей сухой куртке. Я знала, что возбудила твое любопытство настолько, что ты обязательно наденешь мое пальто и пойдешь за мной. Я была глупа, придумывая все это, не так ли? Все шутки и игры! Но я получила сполна за все это, да?
Я придвинула стул поближе к кровати.
– Ты не видела, кто сидел за рулем, даже чуть-чуть?
– Совсем! – сказала Дейсия настойчиво. – Я услышала шум машины еще раньше, но из-за дождя я не поняла до последнего момента, что она уже совсем рядом. Я даже не могу вспомнить, как я была сбита. Первое, что я увидела потом, это уже больницу, а сестра что-то втыкает мне в руку. Но давай не тратить попусту времени, Ева. Я хочу сказать тебе что-то другое. Я думаю, что это может быть полезным каким-то образом. Марк не смог скрыть это от меня. Я могу выудить из него все, что захочу. Об этом ужасном Лео Казелле и о тех штуках, что он выделывал возле мастерской Джастина. Правда, что Лео мог проникнуть через заднюю дверь. Он прятался на крыше, или в башнях, или в любой пустой комнате. Я думаю, что ты однажды почти поймала его. Он мог ночью спуститься, а затем снова подняться, прежде чем кто-то заметил бы его. С крыши он мог улучить момент. Хотя старый Даниэль почти поймал его тоже.
