Текст книги "Слезинка на щеке"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Бет перевела взгляд на марки: «Это же мое. Я нашла его в черно-золотой коробке на книжной полке у нас дома». Именно там, где Доркас прятала конверт. Значит, Бет вытащила его, чтобы понравившиеся марки лежали где-нибудь поближе. Бет положила его между страницами, и пропажа сейчас обнаружилась по чистой случайности. Они могли еще сто лет не заглядывать в эту книжку.
«Вообще-то тебе не следовало трогать эту шкатулку. Она для взрослых. В следующий раз сначала попроси у меня разрешения. Пока я оставлю это у себя».
Доркас вложила письмо обратно в конверт и оглянулась в поисках подходящего места, куда бы его можно было спрятать. В результате она взяла свою сумочку, достала из нее паспорт и засунула письмо под зеленую кожаную обложку. Теперь оно в надежном месте. И главное – всегда под рукой. Доркас не имела ни малейшего представления, что ей нужно делать дальше. Но она решила подумать об этом как-нибудь в другой раз. Она подозвала Бет, и они вместе спустились вниз. Доркас подошла к портье.
«Я хочу выяснить, если это возможно, проживает ли в настоящее время на Родосе некая миссис Маркос Димитриус».
Клерк с готовностью схватил адресную книгу и стал пробегать глазами по строчкам, выполненным греческими буквами. Дважды его палец проскользил по страницам, прежде чем он отрицательно покачал головой: «Извините, но здесь ее нет. Может быть, у нее нет телефона».
«Может быть, и нет». – Доркас поблагодарила, и они с Бет стали подниматься наверх. Когда Доркас и Фернанда будут приглашены на чай к мадам Ксении Каталонас, ей, вероятно, удастся все-таки что-нибудь разузнать.
Вернувшись к себе, Доркас не удержалась от соблазна, достала опять письмо и принялась изучать зашифрованный текст. В нем явно содержался какой-то намек. Но на что? Предостережение? Угроза? Смерть? Смерть наступившая или грядущая?..
Письмо не давало Доркас покоя. Как жалко, что рядом с ней сейчас нет Джонни Ориона. Хотя после того что он ей наговорил, вряд ли было бы благоразумным делиться с ним чем-то и вообще заводить разговор на какие-нибудь не общие темы. Она должна сама принять решение и постараться не выдать себя неосторожным словом. В некотором смысле письмо даже приободрило и успокоило ее. Значит, не все ей мерещится, кое-что существует и на самом деле.
Она не отрывала глаз от листа бумаги перед собой. Во что впутался Джино незадолго до своей гибели? Какие силы или механизмы были приведены в действие, раз они работают, и судя по всему, довольно исправно, уже спустя столько времени после того, как его не стало. Не исключено, что они и есть те невидимые враги и преследователи, чье присутствие время от времени ощущала на себе Доркас.
Она хотела найти на Родосе покой. Письмо принадлежит прошлому. Но Доркас не находила в себе сил уничтожить его. У нее просто не поднималась рука. Она опять спрятала конверт. Вдруг ей на глаза попалось то, что она сразу не заметила. В углу, так что и заметить было довольно-таки мудрено, красовался какой-то рисунок. Он был почти незаметен. Нарисованная фигурка совы, правда, несколько схематичная. Этакая мини-карикатура с огромными белыми глазами. Круглыми.
Может быть, это неизменный атрибут Афины Паллады, совсем как пальмовая ветвь. Может, это символ… Пальцы Доркас судорожно сжались. Она как можно внимательнее присмотрелась к глазам. Глаза были в точности такие же, как те, нарисованные.
Доркас решила, что на этот раз она наверняка свихнулась. Незнакомец, предвестник несчастья, преследует ее, непонятно по каким соображениям. Видимо, друзья Джино отчаянно нуждаются в этом кусочке бумаги. Что скрывается за пустыми бессмысленными фразами? Даже мертвый, Джино не переставал мучить ее.
Глава 5
Когда Фернанда и Джонни вернулись в гостиницу, Ванда уже распаковывала дешевенький чемодан, в котором она принесла все необходимое для пребывания с девочкой.
Фернанда постучала в дверь Доркас, справилась о том, как дела, все ли в порядке. Джонни неслышными шагами подошел ближе, чтобы услышать ответ.
«По-моему, все нормально. Но я до конца не уверена», – услышали они. Пусть думают что хотят. Фернанда многозначительно вскинула бровь, обменявшись с Джонни понимающим взглядом. Он хмыкнул. Доркас стало ясно, что они пришли к молчаливому согласию относительно своих соображений по поводу ее утреннего поведения.
Фернанда позвала всех сходить перекусить. Миссис Петрус и Бет должны были к ним присоединиться в «Розах». Обед предполагался еще не скоро, поэтому тетя Ферн сообщила, что она уже договорилась, чтобы Ванде разрешили что-нибудь наскоро приготовить в кухне для обслуживающего персонала. Опять все делалось за спиной и без ведома Доркас.
Джонни провез их несколько кварталов до «Отеля Роз», у Фернанды были слишком высокие каблуки, чтобы она могла проделать этот путь самостоятельно. Гостиница стояла на берегу, ей принадлежал свой частный пляж. Это был некий архитектурный монстр из желтого родосского камня. Мрачная, квадратная гостиница угрожающе торчала на древней земле, обнесенная железной изгородью, в которую были встроены железные же ворота. Здесь в камне была вырезана Роза Родоса.
Скорее всего, розой местные жители называют гибискус – самый распространенный на острове цветок, высказала предположение Фернанда. Кроме того, каменный цветок очень напоминал представителей семейства мальвовых.
Убранство залов было выполнено в старомодном стиле, высокие потолки с лепниной по периметру – все это должно было напоминать о милой старине.
Столовая была разделена на две секции, одна была отгорожена и имела отдельный вход, с другой же можно было выйти на террасу, откуда открывался вид на море. Поскольку день выдался чудесный, путешественники решили остаться на террасе. Метрдотель проводил их к столику, от которого Фернанда не замедлила отказаться, углядев более удобное местечко. Метрдотель благоразумно не стал спорить.
Для Бет принесли специальный стол, Ванда умело повязала ей салфетку. Между ними, вне всякого сомнения, установились прекрасные отношения, но от внимательного взгляда не могло укрыться и то, что Бет относится к своей новой няне с каким-то благоговейным трепетом.
В тот момент, когда Ванда уже садилась за стол рядом с Бет, произошло непредвиденное. Взявшись руками за спинку стула, она вдруг замерла, устремив глаза на входную дверь. Там возле какой-то троицы суетился метрдотель. Ванда наклонилась к Фернанде.
«Извините меня, мадам, но я кое-что забыла. Это очень важно для меня. Вы позволите мне уйти? Я буду в отеле к вашему приходу».
Не дожидаясь разрешения и не обращая никакого внимания на Доркас, она удалилась из гостиной легкой походкой уверенной в себе женщины.
«Бог мой, ну и дела», – только и смогла произнести изумленная Фернанда. Доркас во все глаза смотрела на двух женщин, чье появление, видимо, обратило в бегство невозмутимую гречанку. Их сопровождал какой-то мужчина. Метрдотель был почтительно предупредителен.
«По-моему, она просто сбежала, – заметила Доркас, – не желая, чтобы эти люди ее увидели».
Фернанда провожала вошедших заинтригованным взглядом, пока они шли к своему столику. Средних лет мужчина обладал довольно неказистой внешностью, рядом со своими спутницами он казался совсем невзрачным. Правда, одна из них тоже ничем не выделялась, вид у нее был несколько унылый, безо всякого шарма. Зато при виде второй дамы вы немедленно забывали обо всех, кто находился с ней рядом. Она вошла с видом человека, знающего, что на него устремлены все глаза, привыкшего к тому, чтобы все оказывали ему уважение. Она была далеко не молода, но выглядела для своих лет прекрасно. Красивая зрелая женщина. Большие темные глаза, часто встречающиеся у гречанок, горели внутренним огнем, когда она обводила взглядом присутствующих, точеный нос, красиво очерченный рот, которыми могла бы гордиться любая женщина. Она шла с высоко поднятой головой, длинные тяжелые волосы стянуты в узел на манер причесок древних эллинок. Черное строгое платье свидетельствовало об изысканном вкусе и хорошем достатке. То же можно было сказать и о драгоценностях. На массивной груди красовалась многорядная золотая цепь, с которой свешивался медальон, также из золота. И оправа, и кольца на руках переливались и искрились от изумительных бриллиантов, украшавших баснословно дорогие произведения ювелирного искусства. Эта крупная женщина умела себя подать.
«Медея…» – невнятно пробормотал потрясенный Джонни. С этим нельзя было не согласиться. Она словно сошла со страниц древнегреческих трагедий. Никому и в голову не пришло бы смеяться над этим сравнением. Она замедлила шаги, пропустив вперед своих спутников, приняв такую позу, чтобы все желающие могли получше рассмотреть ее. Она окинула комнату взглядом, от которого ничего не могло укрыться, сумрачными кивками головы приветствуя знакомых. Фернанда, сгорая от любопытства, неподвижно сидела на стуле, не в силах отвести глаз от этого поистине королевского величия. Взгляд «Медеи» упал на нее, в черных трагических глазах засветились искорки узнавания. Она повелительным жестом указала своим провожатым на стол, возле которого по стойке «смирно» выстроились официанты. Затем она пересекла гостиную и устремилась навстречу Фернанде с распростертыми объятиями.
«Мисс Фаррар, если не ошибаюсь? Я узнала вас по фотографии. Очень похоже. Меня зовут мадам Каталонас. Вы окажите мне большую честь, если согласитесь принять приглашение на чай на послезавтра».
«Мне будет очень приятно, я с большим удовольствием приду в ваш дом», – с обворожительной улыбкой поблагодарила за приглашение Фернанда.
Она представила мадам Каталонас Доркас и Джонни. Но та едва ли обратила на них свое внимание. Оно было целиком отдано Фернанде. В глазах горела неистовость и не совсем подходящая к ситуации заинтересованность.
«Я пришлю за вами машину в четыре часа. Мне очень приятно будет сделать это для вас. А теперь, прошу прощения, меня ждут».
Она откланялась, а Фернанда, повернувшись лицом к столу, пробормотала: «Если я хоть что-нибудь понимаю в жизни, то этой женщине что-то от меня нужно».
Джонни кивнул, соглашаясь: «Наверное, она хочет, чтобы одна из глав в твоей книге была посвящена ей. И, надо сказать, она того стоит».
Официант, вертевшийся неподалеку, ожидая, пока они сделают заказ, немедленно подскочил и с чисто греческой бесцеремонностью, не вызывавшей, однако, никакого раздражения, выдал им известную ему информацию, выказав при этом удивительную осведомленность: «Мадам Ксения – в прошлом известная актриса. Она вышла замуж за денежный мешок, и греческий театр много потерял, когда она оставила сцену. Ее жизнь сложилась очень неудачно. Первый муж погиб в шторм, утонув на яхте. Второго тоже уже нет на свете. Очень грустная история».
Видимо, этим объяснялась трагическая печать, лежавшая на челе этой удивительной женщины. То, что она была актрисой, не вызвало никакого удивления, и было воспринято как само собой разумеющееся. Ее выдавало умение двигаться, манера держаться. Непонятным оставалось лишь то, почему Ванда Петрус почла за лучшее ретироваться при ее появлении. На протяжении всего ленча Доркас сосредоточенно раздумывала над этим непонятным фактом.
Пока она была занята своими мыслями, Фернанда оживленно делилась своими впечатлениями от Дворца старых мастеров. Судя по всему, реставрация далеко не отвечала хорошему вкусу, существовало сильное подозрение, что рыцари жили значительно проще. Хотя, конечно, все было помпезно, шикарно и вычурно, начиная с великолепных полов и кончая роскошными люстрами и изысканной мебелью.
«Здание само по себе волшебное. А какой вид из окна… Можно написать целый рассказ о том, как кто-то оказался запертым во Дворце после наступления темноты и вынужден был провести там ночь наедине с призраками бывших обитателей».
Джонни с сомнением покачал головой: «Это будут вполне современные призраки, к тому же, не забывай об их итальянском происхождении. Все это немного не вписывается в твою привычную схему».
«Возможно, ты и прав, – неожиданно легко согласилась Фернанда. – Тогда я придумаю что-нибудь получше».
Вернувшись в отель, Доркас, Бет и Фернанда пошли пешком по лестнице. Доркас предложила заняться расшифровкой дневных заметок Фернанды и записать их все, пока они еще свежи в памяти.
«Я легко могу записывать со слуха. Если хочешь, можешь надиктовать свои впечатления от Дворца или что-нибудь еще, а я по ходу дела все запишу».
Фернанда отрицательно качнула головой: «Давай отложим дела на завтра, милочка. Тебе необходимо отдохнуть и восстановить свои силы. Сегодня утром ты была очень расстроена, и я не хочу чрезмерно утомлять тебя без лишней необходимости».
«Я бы хотела уже приступить к работе. Я остаюсь при своем мнении относительно миссис Петрус, но это никоим образом не должно отразиться на моей работе».
За разговором они и не заметили, как оказались в холле третьего этажа. Фернанда остановилась у своего номера и взялась за ручку двери: «Я весьма признательна тебе, дорогая, но сейчас я собираюсь последовать обычаю здешних жителей и хорошенько поспать. Советую тебе сделать то же самое. Сегодня у меня назначена встреча, Джонни обещал отвезти меня за город, поэтому сегодняшний день в твоем распоряжении».
Она удалилась в свою комнату, а Доркас пошла к себе, пытаясь подавить легкое раздражение. Да, безусловно, ее поведение оставляло желать лучшего, реакция Фернанды вполне объяснима, но, тем не менее, это не повод для того, чтобы ее баловали, обращаясь как с больным человеком.
Ванда спокойно ожидала их появления. Она не соизволила дать никаких объяснений по поводу своего стремительного исчезновения. Непроницаемое выражение ее лица не вдохновляло на расспросы. Однако Доркас собиралась порасспросить кое о чем Ванду, как только представится возможность. У нее в голове потихоньку начал вырисовываться план.
Доркас решила, что глупо отказываться от нескольких часов сна, и вместе с Бет прилегла в уютной затемненной комнате. Они обе мгновенно уснули. Из прилегающей комнаты, отведенной Ванде, не доносилось ни звука. Дверь была закрыта, и понять, есть ли там кто-нибудь, было невозможно. Доркас представляла Ванду, сидящей, как мышка, посередине комнаты, в ожидании чего-то, как бдительный страж, недреманное око. Картина не слишком-то благостная.
Бет, проснувшись первой, разбудила мать, и Доркас встала, чувствуя, как в ней поднимается волна бодрости. Она хорошо выспалась и отдохнула. Она быстро оделась и помогла Бет натянуть на себя вельветовый комбинезон и брюки.
Ванда, услышав, что они проснулись, постучала в дверь: «Мисс Фаррар сказала, чтобы я забрала девочку до вечера с тем, чтобы дать вам возможность отдохнуть».
«Не стоит беспокоиться, я выспалась и хорошо себя чувствую, – парировала Доркас. Она хотела дать понять, что ни она, ни Бет не нуждаются в том, чтобы их постоянно опекали. – Мы бы хотели прогуляться. Может быть, вы не откажетесь познакомить нас с окрестностями? Здесь есть какой-нибудь парк поблизости?»
Гречанка задумалась: «Есть одно место. Я провожу вас».
Доркас проверила свою сумочку, убедилась, что паспорт и деньги на месте, перекинула через плечо ремешок, и они вышли из комнаты. Было приятно ощущать, как сумка слегка задевала ее бедро, когда они спускались по лестнице. Письмо было при ней. Никто не дотронулся до него, пока она спала.
Выйдя на улицу, Ванда взяла Бет за руку, как будто это было нечто само собой разумеющееся. Они свернули на одну из узких улочек, которые то там, то здесь, как шрамы, пересекали новые кварталы Родоса. Здесь не существовало понятия «старый город», поэтому слово «новый» можно было употреблять только в кавычках. Большие дома выглядели несколько старомодно, сильно отличаясь от современных построек. Современные архитекторы предпочитали белый цвет всем остальным, зато на белом могли красоваться непонятные всплески буйных красок. Сегодняшние здания стояли преимущественно на холмах и на окраинах вдоль моря. А здесь, на улочках, по которым Ванда вела Доркас и Бет, вовсю цвели пышные сады, наполняя воздух благоуханием всевозможных цветов. Мимо них прошла женщина с букетом. Молодой садовник, склонившись над невысокой изгородью, занимался каким-то делом, а из-за уха у него залихватски торчал красный цветок.
Ванда вывела их к воротам, выходящим прямо в парк ил, по крайней мере, что-то на него похожее. Их сразу обступили густые заросли рододендронов и цветущих олеандров. Дальше взору открывалась голая земля с кое-где редко разбросанными островками травы, а еще дальше горделиво высились могучие эвкалипты. Здесь же было сооружено что-то наподобие небольшой каменной изгороди.
«Это турецкое кладбище, – пояснила Ванда. – Думаю, никто не будет возражать, если мы ненадолго сюда заглянем. Здесь очень тихо и спокойно».
Узкие надгробия валялись как попало, хотя было время, когда все они были обращены в сторону Мекки. На верху каждого было сооружено что-то вроде мраморного тюрбана. Среди этих камней и вправду царила очень мирная тишина, казалось, ничто не в состоянии нарушить этот мирный покой. Только слабый шоpox листьев под ногами напоминал о том, что не все еще умерло в этом полуденном зное. Ванда обратила внимание Доркас на размеры и форму камней, говоря при этом, что по этим признакам можно понять, какое положение занимал тот или иной покойник при жизни. Стараясь не упустить нить повествования, Доркас прислушивалась к рокоту волн, разбивавшихся о скалистый берег недалеко отсюда. Они набегали на камни, постепенно откатываясь назад, потом снова и снова, и так бесконечно. Было и будет. Неугомонный ветер теребил верхушки деревьев, срывая с них листья, которые плавно опускались на землю, кружась в медленном танце. Сюда не долетала суета повседневности. Покой мягкой пеленой обволакивал путников. Доркас вдруг захотелось остаться здесь навсегда, чтобы избавиться от беспокойства, страхов, от волнений, не угасающих ни на миг. Но она пришла сюда с Вандой не только ради прогулки, а раз так, то нельзя допустить, чтобы притупилась бдительность и пропала настороженность.
Бет весело резвилась, подбирая с земли камушки и листья, увлеченная своей выдуманной игрой. Предоставленная неожиданно самой себе, она, казалось, совсем не обращала внимания на обеих женщин. Доркас удобно расположилась на земле, скрестив ноги, и задумалась о вопросах, которые она хотела задать Ванде. Прислонившись спиной к шершавой коре эвкалипта, Ванда стояла как бы в ожидании, словно предчувствуя, ради чего они пришли сюда.
Без всяких светских околичностей Доркас выпалила первое, что ее заинтересовало.
«Почему вы так поспешно покинули нас сегодня за обедом?» – напрямик спросила она.
Неторопливость и осмотрительность, похоже, никогда не изменяли Ванде. Ее выдержке мог позавидовать любой. Даже когда она покидала «Отель Роз», по ее внешнему виду никто не смог заподозрить что-то неладное. С ничего, кроме мрачного угрюмого спокойствия, не выражающим лицом, Ванда начала неторопливо объяснять. Голос ее при этом звучал довольно прохладно и сдержанно.
«Я не люблю эту женщину. Когда она появилась, я решила уйти. Она тоже не любит меня. Нам незачем встречаться».
«Мадам Каталонас?» – изумилась Доркас.
Тень удивления промелькнула в темных глазах Ванды.
«Вы знакомы с ней?»
«Она подошла к нашему столику поприветствовать мисс Фаррар. Мы приглашены к ней на чай послезавтра».
Ванда с интересом внимала словам Доркас.
«Значит, ей что-то нужно. Она никогда ничего не делает просто так. Лучше, чтобы вы об этом знали заранее».
«Она просто хочет узнать, что собирается писать мисс Фаррар в своей книге. Она предложила свою помощь в любой момент, когда это нам понадобится».
Ванда никак не отреагировала на эти слова.
«Официант в отеле сказал, что она – известная актриса. Это правда?»
«Она уроженка Родоса, а здешние люди гордятся своими соотечественниками, – небрежно пожала плечами Ванда. – Она стала куда большей знаменитостью, заполучив богатого мужа».
«Ее второй муж также был состоятельным человеком?» – поинтересовалась Доркас.
Неподвижное лицо Ванды слегка оживилось. Она вытянула вперед сильные руки, привыкшие к физическому труду: «Константин Каталонас богат– у него есть вот это. Только это. Но это немалое богатство, вот только все уходит в эту бездонную прорву, мадам Ксению. Ей вечно всего мало, ее запросы безграничны, и чтобы их удовлетворить, не хватит никаких средств».
«Не хватит? – вопросительно подняла бровь Доркас. – Я думала, что он умер».
Неожиданно глаза Ванды полыхнули презрительным огнем: «Это мадам так всем говорит. Кому охота признаваться, что от тебя сбежал муж? Она опутала его цепями, обнесла толстенными стенами. «Сделай то, сделай это». Она утверждает, что делает все для славы Греции, для славы Родоса. Благодаря Константину удалось возродить неповторимое искусство древних. Но она сожрала его талант, он погиб, не выдержав этой бешеной гонки, этой беззастенчивой эксплуатации».
«А чем он занимается?»
Ванда сделала в воздухе движение руками, словно она мяла глину: «Он величайший скульптор Греции. Ему нет равных. Но она сожрала его. Она убила в нем то, что делало его Мастером. – Ванда стиснула руки, как бы желая расплющить воздух между ладонями. – Однажды я позировала ему. Он лепил мою голову. Он хотел заплатить мне за работу натурщицы, но мне не нужно было от него никаких денег. Я сделала это, потому что он настоящий Мастер. Мадам Ксении не понравилось то, что у него получилось. Эта работа не была допущена к показу на выставке в Афинах. Он женился на ней, чтобы иметь возможность творить. Она же превратила его жизнь в тюрьму».
Доркас была поражена услышанным. Она подозревала, что за напускным спокойствием и деланым безразличием Ванды скрывается страстная натура, что в глубине души притаилось пламя, но Доркас и представить не могла, что оно разбушуется с такой силой. Она замерла, боясь, что порыв откровенности исчезнет так же неожиданно, как и возник.
«Значит, вы уверены, что он жив и просто оставил свою жену?» – это прозвучало как утверждение, а не как вопрос.
Но к Ванде уже вернулось обычное спокойствие. Строгая и подтянутая, словно застегнутая наглухо на все пуговицы, она проигнорировала вопрос, подошла к Бет, которая сосредоточенно грызла лист эвкалипта и забрала его у девочки со словами: «Нет, нет, это не надо есть».
Шанс был безнадежно упущен. Все внимание Ванды было обращено к Бет, пристальный взгляд мог уловить влюбленное выражение в ее глазах, когда она смотрела на ребенка. Вытирая замурзанную мордашку, Ванда внезапно подняла лицо, и взгляды ее и Доркас скрестились. Ванда не отвела глаз, в них ясно можно было прочесть выражение сдерживаемой затаенной злости.
«Когда-то у меня была дочь, такая же крошка. Это было во время войны. Моя семья жила на севере, у нас была ферма, на ней работал мой муж. Петрус не греческое имя. Но мать моего мужа была родом из Греции, и муж вырос здесь же. Бандиты схватили моих детей. Сына и дочь. Увезли их в Болгарию. А мужа расстреляли».
В ее словах слышался яростный вызов, Доркас была поражена и слегка напугана. Она слышала о том, что коммунисты отбирали у греков их детей, и несчастным родителям никогда не суждено было вновь увидеть их, но неожиданное заявление Ванды повергло ее в ужас, все это сильно смахивало на организованное похищение детей.
«Я понимаю вас, – Доркас сокрушенно прижала руки к груди. – Я чувствую вашу боль».
«Мне не нужно, чтобы меня жалели, – прозвучал холодный ответ. – Это не ваше горе. Вам не понять этого. У вас есть муж. Есть ребенок».
«У меня нет мужа. Разве мисс Фаррар не сказала вам, что я вдова?»
«Она говорила, да… Ваш муж погиб около двух месяцев назад. Вы совсем не похожи на греческих женщин, которые потеряли своих мужей».
Она вообще не похожа ни на каких вдов, подумала про себя Доркас. Как она может притворяться, что оплакивает Джино? Ей нечего было возразить этой женщине, смотрящей на нее с нескрываемым презрением.
Доркас поднялась, отряхивая с юбки листья: «Давайте повернем к дому. Не исключено, что мисс Фаррар будет искать меня, когда вернется. Хорошо, что вы рассказали мне о мадам Каталонас. Это может оказаться полезным, когда мы пойдем к ней».
Ванда протянула Бет руку, которую та с готовностью ухватила. Они шли по тихому тенистому парку старого кладбища, когда Ванда вдруг опять завела разговор о Константине Каталонасе.
«В доме висят его картины. Вы наверняка их увидите. Они так на него похожи. Он всегда смеялся. Он любил быть счастливым, веселым. Но эта женщина… она вытравила из него все. Она сделала так, что он больше не может смеяться».
Явно подражая кому-то, Ванда свела темные брови, поджала губы, уголки рта опустились сами собой – так, по ее мнению, выглядела жена Константина. Получилась настолько гротескная пародия на трагическую маску, что Доркас не смогла сдержать улыбки.
«Да, да, сегодня в «Отеле Роз» она была именно такой. Очень драматическая и, вместе с тем, потрясающая. Вокруг нее, кажется, сгущается воздух».
Впервые за все это время Ванда готова была согласиться с Доркас. Ей пришлось по вкусу слово «сгущается», она даже несколько раз пробормотала его про себя. Неожиданно Доркас пришел на ум неутешительный ответ клерка относительно ее поисков. Может быть, с Вандой ей повезет больше.
«А вы случайно не слышали об одной женщине, она гречанка, приехавшей сюда из Америки в прошлом году? Ее зовут миссис Маркос Димитриус».
Казалось, Ванда старательно подыскивает слова для ответа: «Это имя здесь очень распространено. Нет, ничего не известно. Вы ищете ее?»
«Да. Я ищу женщину с таким именем. Мне очень важно ее найти».
«Я постараюсь узнать», – пообещала Ванда. Подойдя к гостинице, они увидели, как у тротуара затормозил автомобиль Фернанды. Джонни нигде не было видно, Фернанда сидела за рулем. Она с заговорщицким видом поманила Доркас пальцем. Ванда повела Бет наверх, а Доркас пошла к машине.
«Как только я их увидела, я так загорелась взять один себе, – с видом триумфатора заявила Фернанда. – Мне удалось избавиться от Джонни. Иначе он непременно помешал бы осуществить мой план. Я залезла в твою комнату через балкон и позаимствовала ту холщовую сумку, в которой ты обычно держишь игрушки Бет. Надеюсь, ты не будешь против?»
«Я не против, но я не понимаю, о чем ты».
Фернанда гордо показала на заднее сиденье: «Открой дверцу и все увидишь. Меня просто распирает от удовольствия».
Доркас послушно залезла в машину. На полу лежала раздувшаяся до невероятности сумка Бет с наглухо застегнутой молнией.
«Нет, ты загляни внутрь, – настаивала Фернанда. – Не стесняйся, открывай».
Доркас потянула молнию на себя. Собственно, в тот момент, когда она дотронулась до сумки, она уже поняла, что в ней.
«Ты утащила шар для катапульты», – упрекнула она.
Фернанда звонко расхохоталась: «Да утащила, причем заметь, средь бела дня, на глазах, так сказать, у почтеннейшей публики. Ты не представляешь, до чего эта штука тяжела, а я ведь выбирала самую маленькую. Никто и внимания не обратил. Конечно, я выбрала место поудобней. Я просто закатила его в сумку и потом отволокла в машину». Фернанда прямо светилась от самодовольства.
«Джонни заставит тебя вернуть шар на место. Ты хочешь, чтобы нас упекли в тюрьму и произошел международный скандал? Что ты собираешься с этим сделать, водрузить посредине комнаты? Или, может, упрятать в шляпную коробку?»
«Ну да, – беззаботно подхватила Фернанда, – и попросить горничную мне помочь. Нет, конечно. Пусть себе лежит, где лежит. Джонни никогда не заглядывает на заднее сиденье. Я наброшу на сумку мой старый жакет, и Джонни вовек ничего не заметит».
«А как ты будешь вывозить это из страны, придется ведь проходить таможню? Я не понимаю, зачем тебе это нужно?»
Фернанда вытащила ключ зажигания и вылезла из машины.
«Придумаю что-нибудь, – уверенно пообещала она, идя рядом с Доркас по тротуару. – Этот шар не бог весть какая ценность. Они тут на каждом шагу валяются. Из такой игрушки может получиться чудесная дверная опора против воров».
«Ну, если тебе это так нужно, обратись к городским властям, думаю, тебе не откажут», – посоветовала Доркас.
«Вот еще, – негодующе запротестовала Фернанда, – испортить такой рассказ. Не вздумай сказать Джонни… – Она оборвала себя на полуслове, заметив Бет и Ванду на террасе. – Тебе не кажется, что Бет завела себе приятеля?»
Снизу было видно, как девочка, стоя на коленях, забавляется с огромной желтой тигровой кошкой. Ванда, казалось, не имела ничего против. Доркас, как зачарованная, наблюдала за лицом няни. Она смотрела на Бет ласковым, материнским взглядом, как будто это ее дочка.
Неожиданная боль, взявшаяся невесть откуда, погнала Доркас вперед. Она стремглав бросилась наверх. Кошка, напуганная стремительным вторжением, нервно мяукнула, царапнула Бет, пытаясь освободиться из ее цепких ручонок, и удрала, прыгнув с балкона прямо на улицу.
Разгневанная Бет возмущенно тыкала в Доркас пораненной ручонкой: «Это все из-за тебя. Она никогда не поцарапала бы меня, если бы ты ее не спугнула».
Ванда в мгновение ока оказалась на коленях рядом с Бет, внимательно, стараясь не причинить боли, осматривая слабую струйку крови, сочившуюся из ранки. В ее глазах, вскинутых на Доркас, в полный рост стояли обвинение и досада.
Фернанда со стороны наблюдала эту сцену. Она поднялась по ступенькам, и обратилась к Ванде: «В моей аптечке есть антисептики. Ступайте с Бет наверх и промойте ранку. Вот ключи».
Бет зарыдала, не столько от боли, сколько от огорчения, вызванного дезертирством кошки. Она дала Ванде увести себя, ни разу не оглянувшись на мать.
«Вообще-то этим следовало бы заняться мне», – заметила Доркас. Фернанда пропустила намек мимо ушей.
«Тебе пора завязывать с такими фокусами. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но твое состояние не должно пагубно отражаться на Бет. Я не допущу этого».
«Ты не допустишь? – Доркас буквально выплюнула эти слова. – Мне иногда кажется, ты забываешь, что Бет – моя дочь».
С Фернанды вмиг слетело радушие. Лицо напряглось, глаза вспыхнули недобрым огнем, в них не осталось и тени наивной простоты.
«То, что ты ее мать, относится к разряду вещей, о которых я никогда не забуду. Надеюсь, что мне не придется об этом сожалеть. Здесь нет Джино, который мог бы позаботиться о ней, но я несу ответственность за Бет».
Вот оно, то, чего Доркас боялась больше всего. Она подсознательно чувствовала исходящую от Фернанды неясную угрозу. И вот тайное стало явным.
Но не успела она и слова вымолвить, как Фернанда уже смягчилась. Было видно, что она раскаивается в своей несдержанности.
