Текст книги "Девять ворот"

Автор книги: Филлип Бругелитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

– Ты можешь уйти завтра перед Брахма-муртой. Это был бы благоприятный момент! И ты не должен забывать спешить весь день, с того момента, как ты тронешься. Сделай подношение Параматме, попроси у него защиты.

Глаза у Гопала расширились, в горле опять пересохло. Он нервно вытер капли жидкости, которые собрались на боках его металлической чашки. Блестящий металл отражал его дрожащее лицо. Он был слишком ошарашен, чтобы пить.

Гопал был в панике.

– Это правда, что змеиные гнезда находятся в храме Дурги?

Отец кивнул. Мать смотрела в пол.

– Старики говорят, что этот храм населен призраками! – выпалил он.

Китти прекратила чистить стол, забыв, что настала ее очередь принимать пищу. Она села напротив брата.

– Ты, должно быть, слишком молода, чтобы помнить эту историю, – объяснил отец, видя неожиданное любопытство Китти, – и демон послал…

– Я думаю, что ей было только пять, – добавила Лила, стараясь казаться спокойной и тоже садясь за стол.

Неужели время прошло так быстро? Гопал вздохнул. Неожиданно я стал достаточно взрослым, чтобы совершить видхи. Но так ли это? Пока его сестра говорила, он думал о законе.

– Отец! Расскажи мне, пожалуйста, об этом храме и демоне, – попросила она, с усмешкой глядя на брата.

Отойдя от стола, Гопал направился к алтарю. Здесь лежал свод законов. Он взял древний текст и прислонил его ко лбу. Вернувшись на свое место за столом, он сел. Гопал пристально посмотрел на обложку… затем открыл ее.

– Да, расскажи ей, – проворчал Гопал, подняв глаза. – Я не хотел бы идти… и не помнить всего.

Мать, слыша сомнение в голосе Гопала, попыталась утешить его.

– Это только легенда.

– Ну же, расскажи нам, отец, – умоляла его сестра, отодвинувшись в сторону и опершись сжатыми руки на деревянный стол.

Гопал просматривал книгу, пытаясь найти выход из положения, а отец рассказывал о том, как несколько поклоняющихся Дурге – единственной дэве женского пола, которой позволялось принимать участие в битве, бесцеремонно курили ганью. Накурившись, они похитили подданного Рудры – дэвы истребления, чтобы принести его в жертву своему божеству. Прежде чем Дурга смогла остановить их, они осквернили ее алтарь кровью несчастного пленника.

Гопал хорошо знал эту историю. Он слышал ее раньше, от деда. Где же закон о видхи? Он яростно перелистывал манускрипт. Испарина на руках мешала ему переворачивать страницы. Жесткие страницы шуршали все сильнее и сильнее под его беспокойными пальцами.

Ерзая на подушке, его сестра придвинулась ближе к столу.

– Так что это за демон?

Она настаивала! Глядя на ее возбужденное лицо. Гопал подумал: «Почему она не родилась мальчишкой?»

Падма объяснил, что когда Дурга поняла, что она потеряла власть над своими последователями, она призвала самого Разрушителя, чтобы искупить вину за потерю невинной жизни. Когда Рудра появился, он увидел изуродованные останки своего верного последователя и заплакал.

Дребезжание деревянной ложки по металлу чашек становилось все громче. Это мать Гопала, стараясь не слушать, шумно опустошала почти полные чашки с рисом.

Ее муж продолжал.

– Печаль Рудры обратилась в гнев. Его голубая кожа загорелась красным цветом. Глаза его сверкали как молнии. Хохоча как сумасшедший, он вырвал пучок волос из головы, разбрасывая пряди по земле. Преданные Дурги стояли ни живы ни мертвы.

Отец, увлекшись, схватил себя за волосы и встал со своего места, свалив подушку назад. Затем Падма бросил воображаемые пряди на землю.

Гопал прекратил листать страницы. Его отец продолжал рассказывать, как из прядей вырос гнев Рудры, олицетворенный черным демоном Вирабхадрой, достающим до небес. Падма поднял руки так высоко, как только мог, пока не встал на цыпочки. Китти смотрела наверх, широко открыв глаза и ухватившись за край стола, чтобы не упасть.

Гопал наклонился вперед и положил лоб на ладони, опять перелистывая страницы. Он слушал, как Падма продолжал декламировать, рассказывая о том, как гирлянды из человеческих голов раскачивались на шее у демона.

– Головы все еще были живыми, – говорил Падма, – и кричащими в своем несчастье. Яркие, как три солнца, волосы существа горели как огонь. Тысячью рук, и каждая фехтовала своим оружием, создание Рудры размахивало над головами сборища еретиков.

Падма рассказывал, как Вирабхадра разорвал всех, кто присутствовал на ложном жертвоприношении. Их отрубленные конечности были разбросаны вокруг алтаря храма, а демон рубил и резал свои жертвы. Преступники пытались бежать, но, подобно сорнякам, были вырваны неумолимой дланью демона. И так изобильна была эта кровавая бойня, что река крови стекала с рук демона, когда он обезглавливал и потрошил свои жертвы. Кровь сбегала вниз по пешим ступеням замка в лес.

Наконец слова, которые произносил отец, все же отвлекли его, и Гопал вынужден был прекратить чтение и стал слушать отца.

– Богиня зарыдала при виде того ужаса, который она вызвала на своих собственных последователей. Наконец она попросила Рудру убрать свое создание, но к тому времени живых уже не осталось. Этот храм, покинутый Дургой, пустует и по сей день.

Китти сидела на подушках, выпрямившись.

– И Гопал должен завтра туда идти? – Она ухмыльнулась и, обернувшись, наткнулась на его презрительную усмешку. Он опять посмотрел в книгу, его пальцы искали выход.

Отец засмеялся, видимо, пытаясь развеять страх в уме своего сына.

– Как сказала твоя мать, это только легенда! – Падма повернулся к Гопалу, и сказал знакомым спокойным тоном: – Твоя задача гораздо более серьезна. Благополучие Голоки будет зависеть от того, принесешь ли ты коготь наги.

Вот она, страница, которую он искал!

– Отец! Я не прожил еще семнадцати лет в этой жизни. Вот здесь, лока 25:3, сказано: возраст, установленный Законами Ману для свершения видхи – восемнадцать лет.

– Карма выбрала тебя, – спокойно возразил отец. – И, как ты часто говоришь, времена изменились, и новое ищет новые пути.

Первый раз в его жизни отец слушал то, что он сказал. Должно быть, он проклят! Это было единственное объяснение.

Прежде чем Гопал сумел произнести еще хоть одно слово в свою защиту, отец вышел из-за стола. Взяв нож с полки возле двери, Падма вышел наружу, в темноту.

– Я сделаю тебе новый лук, – крикнул он. – Он будет готов к утру.

Что оставалось делать Гопалу? Он не мог не подчиниться. Это принесло бы позор и бесчестие его семье и его потомкам. От него ждали совершения видхи. Это диктовали Законы Ману. Целое королевство Голоки будет проклято, если он не сделает этого. Зачем он только родился на свет? Он оттолкнул свод законов на середину стола и положил локти на твердую поверхность. Подперев подбородок руками, он пристально смотрел на книгу – причину его несчастья.

Уголком глаза он заметил, что мать подбежала к двери, глядя, как отец исчезает в темноте. Затем она повернула голову, беспокойно глядя на него через плечо, но ничего не говоря.

Сестра тоже смотрела на него. Потом она улыбнулась странной улыбкой и начала складывать тарелки. Она прятала глаза и окунала пальцы в наполовину полные чашки, поднимая их со стола и притворяясь, что занята чисткой. Молча его мать и сестра закончили мытье тарелок. В этот вечер ни у кого не было аппетита.

Глава III

Гопал лежал на циновке в своей комнате, прислушиваясь к собакам, промышляющим в мусорной яме их дома. Отголоски их ворчания смешивались с хрюканьем свиней, ссорящихся из-за объедков в лощине неподалеку от дома. Его челюсти сводило от скребущих звуков, создаваемых когтями обезьян, лазающих по крыше у него над головой. В его воображении возникали существо с львиной головой, уносящееся в небо, и тысячерукий демон, буйствующий в храме. Разве он мог спать? Он разрывался; разрывался между ответственностью его права по рождению, его законными обязанностями, и ответственностью, которую он сам на себя наложил. А не играют ли ману с ним злую шутку? Не в этом ли все дело? Он хотел покинуть Голоку, и теперь ману послали его совершить видхи. Это не смешно! Неужели он действительно оскорбил ману? Нимаи и отец предупреждали его. Лежа в своей постели, наедине со своими мучительными мыслями, он был благодарен, когда наступила предрассветная мгла.

По-прежнему босой и в одной лишь скромной ночной рубашке вокруг талии, он тихо выскользнул наружу. Он поежился. Было все еще очень холодно. Он сложил руки на обнаженной груди. Все, что угодно, лишь бы не возвращаться в комнату.

Его первой обязанностью было пойти к колодцу. Вытянув глиняную бадью и сделав три глотка для очищения, он омыл ноги, руки и рот и устремился обратно в дом. В прихожей он нашел белую хлопковую тунику, штаны и кожаный ремень, оставленные вечером его матерью. Одеваясь, он видел перед собой ее лицо, ее беспокойные глаза, смотрящие сквозь него. Оглядывая промерзшую комнату, он нарисовал в своем воображении сестру, помогающую в уборке, и она тоже выглядела обеспокоенной. Но его отец был спокоен, ибо это был видхи для сына симхи, и лук, вырезанный им, лежал на семейном алтаре. Преклонив колени перед четырехрукой медной фигуркой Параматмы, пристально смотрящей на него большими глазами, сделанными из раковин, он закурил благовония.

Встав на ноги, он взял лук и свой собственный колчан со стрелами. Семь стрел напомнили ему последний урок отца. Они были в северных полях, практикуясь в искусстве стрельбы из лука; он, его отец и другие ребята из школы ашраги, когда Падма сказал:

– Смотрите, вон на дереве змея-птичница.

Он и другие ребята ответили:

– Да, Прабху, мы видим ее.

Потом Падма обратился к Гопалу, как сыну симхи.

– Что ты видишь? Видишь ли ты зверя, дерево, меня или других учеников?

– Я вижу дерево, тебя, других ребят и зверя, – уверенно ответил он.

– Тогда отойди в сторону, – крикнул отец, к изумлению Гопала.

Симха задал тот же вопрос всем ученикам, одному за другим. Ответ был тем же:

– Я вижу дерево, тебя, других учеников и зверя.

Один за другим они отходили в сторону. Потом Падма взял свой лук, прицелился, выпустил стрелу, и змея упала замертво.

– Это все на сегодня! – резко объявил он и отослал их домой без объяснений.

Что еще они должны были видеть? Гопал так и не узнал ответа, и вопрос занозой сидел у него в мозгу. Сердито он взял сандалии и кинжал и, снедаемый словами отца, вырвался в холодную, тусклую предрассветную мглу, оставив отца, мать и сестру спящими. Он не видел нужды будить их. Все они знали, что он должен был сделать.

Утренний воздух вызвал у него зевоту. Короткий сон, в котором ему удалось забыться, притупил его чувства. Он потянулся, лук и сандалии в одной руке, стрелы и кинжал – в другой. Глубоко дыша, он вдыхал запах навоза, свежего, горячего, который пропитал его деревню. Сандаловое дерево и нашфари, горящие в алтарях домов Голоки, смешивались с запахом навоза, образовывали сладкую дымку, плывущую в воздухе. Пронзительные крики петухов, просыпающихся в предчувствии восхода, заставили его вздрогнуть. Их фальцет с высоких насестов, расположенных на растущих в округе акациях, сломал безмятежность спящей деревни.

Гопал посмотрел на свой родной дом. В боковом загоне для скота стоял спокойный Ану, его черный бык.

– Ждешь купания? – спросил Гопал. Он вспомнил гонки на быках к водопою, вместе с другими мальчишками. Ану всегда выигрывал. Он должен был погладить своего любимца. Увидев приближающегося хозяина, Ану поднял свою угольно-черную голову.

– Нет, мой друг, – прошептал Гопал. – Мы не пойдем сегодня купаться. Тебе нужно подождать. Когда я вернусь, мы помчимся с тобой к реке.

Он похлопал животное по голове и почесал между глаз.

– Тебе нравится, разве нет?

Он улыбнулся, но шкура животного была холодной на ощупь, и Гопал поежился.

Время наступило – время приступать к делу. Будет слишком жарко, когда солнце взойдет. Тяжелые дождевые облака плыли над головой, никак не желая пролить свой чудодейственный груз над деревней. Если бы его стрела могла достичь этой высоты и пронзить облако. Закинув лук и колчан на плечо, заткнув кинжал за пояс и натянув сандалии на холодные ноги, он в сомнении остановился. По краю деревни шла узкая тропинка, которая могла привести его к храму и наге.

Его дед рассказывал ему об этом мифическом существе. Неужели время прошло так быстро? Он как живой слышал голос Дристакету, отца Падмы, объясняющий, как ману специально отобрали черных кобр, чтобы те жили сто лет и начали следующую жизнь в теле крылатой змеи из легенд.

Добрый старик, столь горячо любимый Гопалом, обычно сидел за столом, окруженный всей семьей, и рассказывал свои истории. Поблескивая зелеными глазами и сам улыбаясь своим побасенкам, старик рассказывал мягким, чуть хриплым голосом:

– Черная змея вырастала до двадцати шести футов в длину, с размахом крыльев в двенадцать футов. Каждое гигантское крыло оканчивалось жемчужного цвета когтями, подобными кинжалам. Они были достаточно сильны, чтобы с корнем выдрать гигантские бамбуковые леса Ангара.

Смеясь про себя и шагая под луной. Гопал вспоминал, как пугал свою семилетнюю сестру, притворяясь змеей. Он гнался за ней через поля, пока мать не останавливала его. Гопал спрятал улыбку. То была игра. А это – видхи, а вовсе не страшные рассказы для сестры.

– Помни, нельзя смотреть ей в глаза, – слышал он предостережение деда. – Ибо нага гипнотизирует свои жертвы. Получив укус, у тебя останется не больше минуты на чтение последней мантры.

Наткнувшись на огромное дерево арджуна, лежащее поперек дороги, Гопал остановился, чтобы отдохнуть. Он страдал от жажды. Какая глупость, что он не взял с собой воды. Может, он найдет ручей.

Лес сгущался в джунгли. Утренний воздух был холоден и неподвижен. Он взял обеими руками лук и достал стрелу из колчана. Натянув тетиву со стрелой, он вновь почувствовал уверенность, которую искал.

Сверху послышался какой-то шум; птица – белая как снег сова. Наконечник стрелы стал его глазом, пока он отслеживал полет птицы. Тщательно прицелившись и представляя себе стремительный полет стрелы, попадающей на лету в цель, он думал о том дне с отцом.

Была сова, скользящая в медленном воздухе и рассекающая пространство широкими взмахами белых крыльев. Были деревья, возвышающиеся, словно стражники вдоль стен крепости. Здесь, в его руках, был лук, недавно зачищенный лезвием его отца. Он видел свою руку, охватывающую потными пальцами оружие, бывшее еще недавно веткой дерева. Что еще он должен был видеть? Сова исчезла в плотной завесе ветвей над тропинкой. Огорченный, Гопал опустил лук.

Стволы деревьев вибрировали. Обезьяны прыгали среди ветвей. Звериная мелочь вскрикивала, стрекотала, щелкала и волновалась в листве и кустах, оживляя лесной ковер. Что-то продиралось через бамбук, растущий вдоль тропинки. Толстые стебли навели его на мысль. Видхи подождет. Ухватившись за тростник, он вырезал кинжалом кусок, размером с локоть. Какая-нибудь мелодия, которая сопровождала бы его, – это неплохая идея. Пользуясь умением, также полученным от отца, он вырезал себе тростниковую флейту. Так показывал отец. По крайней мере, это было что-то, что он помнил из его уроков.

С луком и стрелами на спине и флейтой в руках он продолжал свой путь через джунгли, не обращая внимания на то, что оставил свой кинжал на стволе дерева.

В этом безоблачном настроении, окруженный кажущейся приятностью, Гопал припомнил стишок, который напевала ему и его сестре мать, когда они чего-то боялись. Он наигрывал мелодию и напевал про себя слова, прогуливаясь также беспечно, как корова, идущая на пастбище.

 
Сквозь облака и дождь Голоки
С небесными глазами дэвы
Свои улыбки расточают
На землю Бху сегодня и всегда.
 

Радостная мелодия изливалась из его флейты. Звуки заполнили горный склон и его сердце. Утреннее солнце светило сквозь низко висящие облака, сквозь вершины деревьев, купая спину Гопала в своих теплых приятных лучах и освещая склоны высоких скал. Из плотной растительности выросла каменная стена и поваленные колонны древнего замка, вырубленного в скале и, казалось, взбирающегося к чертогам Света-Двипы.

Мелодия флейты Гопала прекратилась. Последняя нота застыла с последним выдохом и растворилась, поглощенная открывшимся перед ним видом. Он едва не забыл вздохнуть. Его приоткрытые губы сжимали свежесрезанный тростник.

Над ним возвышалось изображение женщины, нет, дэвы, врезанное в черную скалу. Он сидел на спине гигантского зверя банасуры; две его кошачьих головы были повернуты назад, а четыре драгоценных глаза излучали ужас, внушаемый его повелителем.

Он посчитал руки дэвы. Их было восемь, каждая держала свое оружие. Лесная растительность не позволяла ясно его увидеть, но он различил очертание трезубца и стрелы; что-то похожее на цветок – возможно, лотос; щит; части диена; топор; кажется, там был и огонь. Был и меч, его смертоносное лезвие было сломано там, где скала давала приют камням растущего на ней дерева баньлы. Его верхние ветви исчезали в облаках, проплывающих, как корабли, в океане неба.

Гигантский рельеф потрескался и покрылся пятнами, состарившись под дождями Индры и ветрами Вайу. Он нависал над развалинами храма, пристально глядя на входящих, на него, мальчишку, стоящего с детской флейтой в полуоткрытом рту.

Понимая глупость своей причуды, Гопал медленно заткнул инструмент за пояс, всматриваясь и пытаясь понять, какие существа могли быть в пределах слышимости его пения. Он достал стрелу и прислушался. В отсутствие мелодии флейты тревожная тишина накрыла джунгли. Ни птица, ни животные, которых обычно много было в таких местах, не нарушали неподвижной тяжести воздуха. Или он их распугал? Может, что еще их напугало?

Его стрела поворачивалась вслед за ним. Джунгли не тратили время зря в завоевании жизненного пространства. Это некогда прекрасное место было ныне покрыто деревьями и переплетенными лианами. Хотя храм ныне стоял в руинах, Гопал мог оценить его величие.

Высокий крик раздался за одной из приземистых колонн храма. Лук выскользнул из руки Гопала. Он боялся взглянуть. Был ли это павлин или мучившиеся души подданных Дурги, оплакивающих свои преступления. Холодок пробежал у него по спине. Стряхнув его, он осторожно нагнулся, чтобы спасти свое оружие. Он боялся оторвать взор от джунглей. Он вслепую ощупывал землю под ногами пальцами, просящими встречи с луком, и наконец наткнулся на него. Слава Богу, стрела тоже была здесь. Он вложил стрелу в лук, ища в уме ответ. Может быть, вернулся демон Вирабхадра, не насытившись кровью.

Гопал осознал, что он смертен. Он посмотрел назад, на тропинку, которая завела его так далеко. Он мог уйти. Он мог присоединиться к какому-нибудь каравану или… он мог действовать, а не противодействовать.

– Не теряй головы, – вот что сказал бы Падма.

Медленно он взбирался по массивным каменным ступеням, ведущим к оскверненному алтарю, стараясь идти ровно. Каждый шаг становился битвой, а каждая битва – завоеванием. Он глубоко дышал. Подъем был утомителен. Лестница была слишком велика для ног смертного. Только ноги великана могли делать такие шаги. Он старался удержать равновесие во время своего неуклюжего восхождения, все время не сводя настороженного взгляда с окрестностей.

Крутые ступени были огорожены массивными каменными стенами и покрыты ветками и островками травы. Он не мог смотреть поверх стены. Здесь его могло ожидать все, что угодно.

Только сумасшедший мог прийти сюда. Нарушение Законов Ману ранее никогда не волновало его. Но сейчас у него не было выбора. Ведь так было всегда. Он хотел приключений, но только не таких. Это был не его выбор. Однако сейчас это не имело значения; ничто не имело значения, кроме совершения видхи и возвращения домой. Если ему суждено когда-либо увидеть рынок, он должен сконцентрироваться. Мраморные ящерицы агашуры сновали по широким трещинам в каменной стене, изучая его своими выпуклыми глазами. Они не сомневались, что он сумасшедший. Гопал сосчитал ступени. На сто восьмой он достиг вершины и остановился, нагнувшись, чтобы перевести дух. Он положил лук на колени.

Алтарь Дурги был окружен двенадцатью двенадцатифутовыми гранитными колоннами, которые стояли, как солдаты, усыпленные чарами мистика. Некоторые в своем очарованном сне были увиты виноградными лозами, а другие позволили проникнуть сюда джунглям, окружившим руины, и лежали рассыпанные, как кости, лишенные плоти. Высокие и толстые побеги бамбука пробивались сквозь трещины этих павших гранитных солдат. Потолок храма был разбросан по земле, развалив мраморный пол, который теперь поднялся или опустился на другой уровень под разрушительным действием лопнувшей крыши. Дикие травы росли теперь в нишах.

Он осторожно пошел по самым большим кускам, с луком наготове. Гопал пытался удержать равновесие на наклонной поверхности, держась одной рукой за скалу, но поскользнулся. Вот оно, подумал он. Он уже наверняка мертв. Скользя вниз, он цеплялся за твердую поверхность, ломал себе ногти. Забывшись от боли, он упустил свое оружие и приземлился в грязную траву куша. Насекомые, которых он никогда не видел в Голоке, вспархивали, уползали и скользили прочь из своих разворошенных гнезд. Он быстро схватил лук и выбрался из небольшой расщелины на ровную поверхность. Он уставился вверх, в безоблачное небо, то же небо, что и над Голокой, в любой момент ожидая появления наги. Все было слишком тихо.

Медленно и очень осторожно Гопал приближался к алтарю, поднимаясь по небольшим ступеням, ведущим к мраморной поверхности. Он представил себе храм в его первозданном виде, и ему показалось, что он слышит духов, преданных Дурги, танцующих и воспевающих своего дэву. Ему показалось, что он видит испуганного пленника, вырывавшегося, пока его тащили на алтарь, и слышал его предсмертный крик. Это было ужасно. Гопала передернуло, и он отбросил видение.

Стоя на цыпочках, он смотрел на оскверненную поверхность. Он провел пальцем по закопченной крышке алтаря, обнюхивая порошкообразное вещество. Он не различал запаха и стер слой пепла, обнажая нечто. Ужаснувшись своего открытия, он отпрянул, вытирая о рубашку липкие пальцы и спотыкаясь о поваленные колонны. Страх заставил его проверить оружие. Он положил древко стрелы на тетиву, возвращая себе силу. Он тяжело вздохнул. Запах дикой тулси напомнил ему базилик, который его мать использовала для приготовления пищи.

Гопал осторожно встал на ноги. Он медленно передвигался к задней части алтаря, прижимаясь спиной к камню. Стрела указывала ему путь. Что-то выскочило из-под алтаря прямо ему под ноги. Стрела нашла свою цель, и большая грязно-коричневая лесная крыса упала в судорогах, ее предсмертный крик сотряс стены.

– Это остаток спокойствия, – пробормотал он. И его самоирония исчезла с неожиданными порывами ветра.

Он должен держать себя в руках, или все это не закончится, как планировалось. Но было уже слишком поздно для каких-либо планов. Если звуки его флейты и не объявили о его прибытии, то это сделали крики крысы.

Дикие обезьяны ванекара карабкались по веткам и, ссорясь, занимали места; их глаза мерцали, как окна в небесах.

Даже ящерицы вскарабкивались по трещинами повыше, чтобы получше все рассмотреть.

Гопал ощущал ее присутствие. Медленно оборачиваясь, он взглянул через левое плечо. Нага парила в десяти футах над землей, ритмично хлопая черными кожистыми крыльями. Подобно перу, она медленно опустилась на алтарь. Жемчужные когти обернулись по краю холодного камня, скребя по твердой поверхности и по нервам Гопала. Сложив кольцами свое тело, нага высоко держала свою голову с капюшоном. Ее раздвоенный язык выскальзывал из пещеры ее рта и подергивался, ощущая Гопала. Протяжный свист просачивался через блестящие клыки. Мертвящий взгляд ее черных блестящих глаз отражал ее жертву. Все звуки умерли. Джунгли поклонились своей госпоже.

Онемевший, вспотевшими ладонями держа лук, Гопал мог только наблюдать. Черные крылья раскрылись на полную ширину, застилая солнце. Загипнотизированный тяжелым взглядом наги, он был беспомощен. Ее крылья со скрипом поднялись, как гигантские тиковые двери на ржавых петлях, и солнце ослепило его.

Он призвал на помощь «Йа Ом», и мантра стряхнула с него оцепенение. Он быстро вытер левой рукой глаза, но соленый пот обжег их. Взяв в горсть рубаху, он вытер глаза. Зрение медленно прояснилось, и он услышал слова деда: «Не смотри ей в глаза!» Но сердце Гопала билось в такт с гипнотическим хлопаньем крыльев наги. Он слышал только этот стук. Он попытался взять себя в руки и потянулся за другой стрелой. Огромная нага поднялась над ним, глотая пространство. Он повторял «Йа Ом». Змея с силой ударила по колчану, выбивая стрелы и разбрасывая их по полу храма. Нага играла с ним, получая то, что ей причиталось. Это было возвращение кармы, которую он заслужил за то, что пугал когда-то сестру. Тень гиганта скользила по земле, касаясь его ног. Ледяное прикосновение этой тени заставило посмотреть его наверх. Нага свернулась.

Змеи на рынке! Гопал медленно потянулся за флейтой. Прислонив к себе лук, он сжал губами инструмент. Его пальцы нашли отверстия. Во рту пересохло. Он попытался сглотнуть и не смог. Затем он услышал мелодию флейты, как будто играл кто-то другой. Сладостная песня наполнила воздух. Слова всплыли у него в голове: «Сквозь облака и дождь Голоки…»

Должен ли он верить своим глазам? Возможно ли это? Гигантская змея вернулась на свой насест. Ее крылья, как пелерина, сложились вокруг свернутого в кольца тела. Ее шипение звучало менее агрессивно. Вспоминая фокус заклинателя змей, он медленно раскачивал тростник из стороны в сторону, привлекая внимание наги. Сработало! Голова наги повторяла движения его флейты.

Пока одна его часть играла, вторая искала выход. Его глаза метнулись к безжизненному телу крысы. Стрела! Стрела вошла с такой силой, что почти насквозь пронзила грызуна. Возможно, если бы он смог протолкнуть стрелу дальше… Возможно ли? Без колебания он бросил флейту, схватил лук и рванулся к мертвому грызуну. Безжизненное животное свисало с оперенного древка. Гопал схватил его и потерял опору под ногами.

Он приземлился в канаве. Грязные стены были слишком круты и высоки, чтобы выбраться наружу. Гопал посмотрел в обоих направлениях, но безрезультатно, концов не было видно. Он проталкивал стрелу сквозь остов крысы. Жесткая шерсть животного колола его истерзанные и исцарапанные руки. Не обращая внимания на капли сверкнувшей крови на руках, он отбросил мертвого грызуна в сторону и поискал лук. Он запаниковал, обыскивая землю возле ног. Лук был прислонен к земляному валу. Он схватил его и прижался к стене рва. Грязь сыпалась на плечи и голову Гопала, пока он готовил свой лук. Стрела была сырой, а руки скользкими. Было трудно наложить стрелу на тетиву. Неприятный запах спекшейся на его руках крови наполнил канаву. Он не слышал джунглей. Не было ни дуновения. Бусинки пота скатывались со лба по его юношеской гладкой коже. Воздух опять затвердел. Стало трудно дышать.

Внезапно тень наги упала на противоположную стену канавы, скользя по полу к ногам Гопала. Он похолодел, когда тень стала подниматься по его ногам; он ощущал разрушительное давление, когда тень всем своим весом продвигалась через грудь к шее. Она накрыла лицо. Она душила его. Потом так же быстро она передвинулась дальше. Как тонущий человек вырывается на поверхность. Гопал опять вдохнул своими легкими жизнь. Румянец вновь появился на щеках, пока нага поднималась над храмом, над скалами и продолжала отвесный подъем, казалось, что прямо в жилище дэв.

Гопал, прищурившись, смотрел в сияние солнца, рукой защищая глаза. Видно было плохо, но того, что он увидел, было достаточно. Нага развернулась, начав свой спуск. Она падала прямо на него, как копье, сложив крылья. Пот ручьями стекал с лица Гопала. Ладони опять стали влажными, и он боялся, что лук выскользнет. Он быстро вытер руки о рубашку.

Изогнутые змеиные клыки блестели, как бы уже ощущая вкус крови. Гопал вытянул оперенную стрелу.

Зверь распустил когти.

Гопал задержал дыхание.

Глаза наги искрились.

Гопал натянул тетиву.

Змеиные крылья раскрылись шире.

Чуть позже, чуть позже.

Не сейчас! Ждать… ждать!

Нага испустила пронзительный вопль.

И опять Гопал услышал вопрос своего отца: «Что ты видишь? Видишь ли ты зверя? Или дерево? Или меня? Или других учеников?» Будет ли этот вопрос преследовать его в Мире Мертвых? Нет… Он понял.

– Я вижу только зверя! Ни дерева, ни тебя, ни чего-либо еще.

Нага была готова к броску.

– Я вижу только змею. Я вижу только ее голову. Я вижу только эту точку между ее глаз. Сейчас!

Он выпустил стрелу, которая нашла свою цель между угольно-черных глаз змеи.

Но существо все еще падало с сумасшедшей скоростью, Гопал отпрыгнул вправо, и нага врезалась в стену, сломав стрелу, впившуюся в ее голову. Поднялся фонтан пыли, грязи и скальной породы. Ослепленная нага бросилась на Гопала, хватая вместо него его лук.

Гопал выбежал из зоны досягаемости. Наконечник его стрелы все еще торчал в черепе змеи, высасывая из нее жизненные соки. Нага, извиваясь в предсмертных судорогах, сломала лук. Мечась в грязи и вскидывая свою голову, она развернула свое тело на полную длину. Развернув крылья, нага под ними искала вора, укравшего ее жизнь. Ее черные глаза гневно горели. Гопал стоял без движения, боясь сойти с места.

Потом нага, как бы читая свою отходную мантру, издала последний крик, крик, который заставил сотрястись колонны храма и осыпаться ров. Подобно волне, предсмертный крик покатился по канаве, наполняя ее и переливаясь через край, расстилаясь по арене храма, и наконец затих в джунглях, изумленно смотревших на то, чему они были свидетелями.

Гопал пригнулся, защищая уши от крика, пока нага испускала дух. Ее черный язык безжизненно повис, и облако белого дыма вырвалось из черного рта змеи. Гопал по-прежнему был испуган, потому что облако приняло форму… человека! В несколько секунд туман затвердел, становясь резиновым.

– Вьяса?

– Тебе нечего бояться, мой юный друг. Я пришел за тобой.

Слова, которые должны были успокоить Гопала, вселили в него ужас. Его единственная мысль была – убежать. Но выхода не было, он был в ловушке.

– Дух Предзнаменования явил себя мне, – объяснил мистик, – вначале в пустыне, а затем во время йагны. Этот призрак на собрании появился тебе во благо.

– Как это могло быть мне на пользу? – спросил Гопал. – Я был на собрании только потому, что…

– Ты услышал от него о приходе Кали. Я думал, что у нас больше времени, – признался мистик. – Должно быть, кто-то вмешался в мои вычисления йоти. Это была магия Кали – ему помогает могущественная колдунья.

Вьяса продолжал рассказывать о том, как древние книги предупреждали о приходе Кали Ашура, демона с большой силой, которую он получил, принося в жертву и проливая кровь невинных. Он потратил вечность, чтобы сломать запоры Била-свагры. Теперь он хочет завоевать Круг Бху-мандалы, побороть дэв и уничтожить ману.