Текст книги "Мечтатели"
Автор книги: Филип Шелби
сообщить о нарушении
Текущая страница: 39 (всего у книги 51 страниц)
54
Офицер по связям с общественностью в Пентагоне оперировал теми фактами, в достоверности которых не было сомнения. Он не мог сообщить Кассандре, что произошло с лейтенантом Николасом Локвудом.
– Мне очень жаль, – сказал свежевыбритый, розовощекий офицер, предлагая Кассандре неудобное кресло, в комнате, которая напоминала внутренность авокадо. – Прежде чем приходить, вам было бы лучше позвонить мне. О лейтенанте Локвуде нет никаких известий.
– Я звонила вам, – напомнила ему Кассандра. Она взглянула на папку на другом столе офицера и узнала бледно-голубые листки почтовой бумаги.
– Я также посылала телеграммы и письма.
Офицер засуетился перед этой прекрасной светловолосой женщиной с искаженным бледным лицом и растерянными глазами. Он видел очень много лиц с таким выражением и с нетерпением ожидал того дня, когда его переведут из этого кабинета.
– Может, вы, по крайней мере, скажете мне, как идут поиски? Где вы ищете?
Офицер забарабанил пальцами по столу. Военный корабль «Индианаполис» оставался больным местом морского ведомства. Не только потому, что он перевозил атомную бомбу для Хиросимы. После того как корабль затонул, спасавшиеся люди сбились в группы. Но выжили только те, кому удалось занять место в спасательных шлюпках и на плотах.
– Я бы очень хотел помочь вам, – искренне ответил офицер. – Но мы попросту не обладаем информацией, которая позволила бы считать лейтенанта Локвуда оставшимся в живых. Ближайший остров в районе, где затонул корабль, был прочесан вдоль и поперек. Мы пытались связаться со всеми судами, военными или гражданскими, которые в то время могли находиться в этом районе. Те, которые ответили нам, сообщили, что они не подбирали его или кого-нибудь еще из членов экипажа.
Офицер поколебался в нерешительности.
– Я понимаю, что это самая трудная вещь на свете. Но иногда надо принимать вещи такими, какие они есть…
Глаза Кассандры вспыхнули огнем.
– Если бы он был мертв, я бы благодарно приняла ваш совет. Но он жив!
Офицер вздохнул. Он много раз видел эту громадную непоколебимую уверенность в глазах матерей, сестер, жен и невест. Он заметил, что эта молодая женщина не носит обручального кольца. Она была из тех, кто ищет дольше всех. У нее даже не было воспоминаний, только мечты.
Офицер поднялся из-за стола.
– Мне очень жаль. Я обязательно сообщу вам, как только у нас появится какая-либо информация… того или иного рода.
«Что я ожидала?» – спрашивала себя Кассандра, когда вслепую шла по лабиринту коридоров Пентагона, окруженная множеством людей в военной форме. Она действительно верила, что, если она приедет в Пентагон, она волшебным образом найдет его.
На протяжении нескольких месяцев Кассандра использовала офисы и «Глобал» и журнала «Кью» для своих поисков. Джимми Пирс и другие обзвонили весь Капитолийский холм вдоль и поперек.
– Мы не сдадимся, – обещал ей Пирс. – Так что не теряй надежду.
Кассандра вышла на солнечный свет, заливший улицы местечка Арлингтон в штате Вирджиния. Шофер открыл дверь огромного черного «Паккарда» и отвез ее в Вашингтон. В величественной гостинице «Уиллард» швейцар провел ее на террасу ресторана, которая выходила на цветущие деревья Капитолийского холма.
Роза Джефферсон отложила в сторону свою газету.
– Никаких новостей?
Кассандра отрицательно покачала головой. Роза подозвала официанта и заказала два сухих мартини и салат из омаров.
– Я разговаривала с руководителем ЦРУ, – сказала она, ссылаясь на недавно созданное Центральное разведывательное управление, которое заменило Бюро стратегических исследований. – Он сказал мне, что они не забыли о Николасе. Говоря его словами: «Управление заботится о своих людях».
Кассандра благодарно посмотрела на нее. Как только Роза узнала об исчезновении Николаса, она сразу же начала свое собственное расследование. По всему Вашингтону зазвонили телефоны. Но даже вся власть, которой она обладала, не смогла добиться хотя бы единственного слова о судьбе Николаса Локвуда. Все выглядело так, как будто его поглотило море.
Две женщины выпили в тишине, а когда принесли салаты, Кассандра поняла, что у нее нет аппетита.
– Ты не прекратишь поиски, не правда ли? – спросила Роза.
– Никогда.
– Но ты не можешь все время скрываться, Кассандра. Война закончилась. Ситуация изменилась. Ты стала частью «Глобал». Ты нужна мне там.
Уже не в первый раз Кассандра слышала это напоминание Розы. Она понимала, что ее чувство ответственности со временем одержит верх, особенно когда вокруг столько дел. Роза предсказывала компании блестящее будущее. Люди будут путешествовать больше, чем когда бы то ни было до сих пор. Учитывая то, что доллар основная валюта, Европа станет ошеломляюще дешевым местом для американцев. Дорожный чек, который так искусно совершенствовала Мишель, сможет стать неисчерпаемой золотой жилой.
– И кто лучше тебя сможет управлять всем этим? – говорила Роза. – Твое имя внушает непререкаемое уважение. Если кто-то может и должен занять место Мишель, то это только ты. С меня и так всего достаточно.
Кассандра знала, что это правда. Роза уже продала свою сеть железных дорог, когда ее стоимость была самой высокой, и вложила средства в гражданскую авиацию. Суда «Глобал», которые были необходимы для трансатлантических перевозок, были разрезаны на металлолом, в то время как скандинавские судоверфи получали заказы на строительство новых супертанкеров. Тем временем начала приносить большие прибыли система денежных переводов «Глобал», когда Америка, отказавшись от рационирования военного времени, стала выходить на новый уровень потребления.
– Существуют и другие дела, над которыми я работаю, – сказала Роза, откладывая салат. – Я хочу, чтобы ты была частью всего этого.
Кассандра заметила тень, которая омрачила улыбку Розы. Некоторым образом Роза была одной из тех тысяч матерей, чьи сыновья не вернулись с войны. Стивен Толбот все еще находился в Японии, работая в штабе оккупационных войск генерала Макартура. И он никогда не вернется домой. Вот по какой причине Роза хотела иметь ее рядом, чтобы заполнить пустоту, которую она не могла не ощущать и с которой она не могла жить.
Как бы угадав мысли Кассандры, Роза переменила тему, стараясь обходить болезненные вопросы. Когда они ушли, на третьем стуле за их столом осталась лежать забытая газета. Роза быстро просмотрела, а Кассандра даже не взглянула на нее. Никто не увидел заметку из пяти строк в самом низу десятой страницы об операции в бухте порта Йокохамы. Представитель военно-морских сил сообщал, что пропускная способность порта удвоится сразу после того, как затонувший рудовоз «Хино Мару» будет поднят со дна пролива и отбуксирован в док для отправки на металлолом.
Остров не был даже отмелью в Индийском океане. Во время прилива вода затапливала риф и уменьшала площадь берега наполовину. С высоты было трудно сказать, где заканчивается зеленая вода и начинается редкий кустарник и несколько деревьев.
Николас Локвуд появился из вод океана обнаженным. Он проплыл вокруг атолла три раза. Теперь он знал все течения вокруг этого места, названного им Крузовиль, – какой силы каждое из них, и есть ли в них какая-нибудь рыба. Николас всегда ловил рыбу у берега, ныряя и протыкая свою добычу острым копьем, а затем быстро выбираясь из воды. Акулы Индийского океана самые кровожадные в мире. Он видел их работу в дни, последовавшие за катастрофой «Индианаполиса».
Николас выпотрошил и почистил своего морского окуня и положил его на раскаленные угли, за которыми он следил днем и ночью. Он завернул рыбу в банановые листья и посмотрел на бескрайнюю гладь океана. В воздухе стояло мрачное спокойствие. Небо было ослепительно голубого цвета, в нем не было ни малейшего движения, и океан, казалось, находился в мире с самим собой. Все это было очень обманчивым.
Николас достал нож, единственный предмет, который оказался с ним, когда он очутился в воде, и сделал еще одну зарубку на лежащем стволе пальмы, наполовину зарытом в песок. Там было 230 отметок, каждая соответствовала одному дню. Это означало, что сегодня было 2 апреля 1946 года. Николас знал, что эта дата не совсем точная. Он не мог сказать, как долго он пробыл в воде и когда его прибило к берегу. Пора было выбираться отсюда.
Он поднялся, худой человек коричневого цвета, загорелая кожа которого обтягивала упругие мускулы. Его лицо было покрыто выгоревшей бородой, а волосы спускались спутанными прядями на плечи. Цивилизация забыла о нем, превратив его в голодного хищника, чьи глаза горели страстным желанием выжить.
Однажды он нашел этот атолл, вылечил себя, построил шаткую хижину и научился охотиться в водах океана. Сразу же после того как к нему вернулись силы, Николас начал обследовать атолл в поисках строительного материала для каноэ или плота. У него не было ни молотка, ни гвоздей, ни веревок. Но он нашел молодые пальмы, чьи стволы можно было связать вместе плетями лиан и приладить к ним румпель из куска расщепившегося плавника, прибитого к берегу.
За завтраком Николас взглянул на небольшой бассейн, который он соорудил из кусков коралла. В нем плавала дюжина разных рыб; некоторых он выбрал, потому что их мясо было богато пресной влагой, других за их калорийность, которая могла бы утолить голод нескольких человек. Николас подсчитал, что у него есть двухнедельный запас пищи и воды… если рыбы выживут во временном водоеме, который он сделал, если они не сожрут друг друга, или он не лишится их во время шторма.
Шторма Николас опасался больше всего. Апрель в Индийском океане был временем циклонов. Он видел последствия прошлых тайфунов рядом с атоллом и принимал во внимание, что хрупкий остров может полностью оказаться под толщей разбушевавшейся стихии. Что объясняло отсутствие атолла на всех навигационных картах или его закрытость для главных морских линий. Как считали морские штурманы, Крузовиля попросту не существовало.
Николас отвинтил крышечку на торцевой стороне рукоятки ножа и вытряхнул из полой рукояти маленький компас, стрелка которого всегда указывала на север. Он был одним из немногих на борту «Индианаполиса», кому был известен его курс. Но как далеко его отнесло течением? В каком направлении? Сколько времени он пробыл в воде? Николас полагал, что лучше всего держать путь на север. Циклоны обычно начинаются на востоке и развиваются в юго-западном направлении. Если ему удастся избежать встречи с ними, у него есть шанс достичь Мальдивских островов или даже Цейлона. В любом случае оставаться здесь значило обрекать себя на неминуемую смерть.
Николас подбросил еще три куска угля в огонь и накрыл его сырыми банановыми листьями. Позади очага он насыпал небольшой холм. Если кто-нибудь когда-нибудь приблизится к берегу в этом месте, он обнаружит этот рукотворный знак и оставленный им у его подножия один из его знаков отличия. Это будет служить доказательством того, что, по крайней мере, он сам насыпал этот холм.
Николас надел брюки, изношенные и изодранные на коленях. Он натянул колпак из переплетенных банановых листьев, который должен был обеспечить некоторую защиту от немилосердного солнца, затем собрал рыбу в емкость, которую он выдолбил из ствола кокосовой пальмы. Он не оглянулся назад, когда спустил плот на волны прибоя и начал грести по направлению прохода через рифы. Крузовиль, спасший ему жизнь, предоставил ему второй шанс. Он был полон решимости воспользоваться им.
Поднятие «Хино Мару» было первой и, как понял Стивен, самой легкой частью операции. Имея доступ к печатным бланкам генерала Макартура, Стивен составил обращение к начальнику Иокохамского порта, предписывающее ему произвести операцию поднятия, чтобы американские военные суда могли безопасно проходить горловину бухты и входить в огромные сухие доки. Когда он представлял свое обращение на подпись генералу, он объяснил, что использование порта в Йокохаме могло бы разгрузить Токийскую гавань. Макартур поздравил Стивена с этой инициативой.
Одиннадцать дней спустя «Хино Мару» был отбуксирован в сухой док, где японские портовые рабочие со сварочными аппаратами приступили к своей работе. Механизмы и устройства были отправлены в ремонт, а корпус разрезали на металлолом. Несколько больших балластных емкостей были сняты с судна в нетронутом виде и где-то на пути между доком и цехом прессовки металлолома исчезли. В огромном потоке металла, поступающем каждый час, никто не заметил пропажу.
Емкости были вывезены далеко за город, где Хисахико Камагучи лично наблюдал за резкой толстых стальных листов. Под покровом ночи золото было извлечено из контейнеров, расплавлено и залито в формы, которые служили для выплавки колоколов, украшавших храмы по всей Японии. Золотые колокола затем были покрыты тонкими листами металла, и их поверхность была украшена соответствующими надписями. По своему внешнему виду эти колокола выглядели точно так же, как и тысячи других, находящихся в святилищах по всей стране. Их отличало только одно. Эти колокола не могли звучать. Стивен молился, чтобы какому-нибудь начальнику-японофилу не взбрело в голову попытаться сыграть на них мелодию.
Следующая часть путешествия колоколов была самой рискованной. В то время как американские материалы поступали в Японию в огромном количестве, вывозилось из страны очень немногое. Разрешения на экспорт тщательно рассматривались десятком различных комиссий, каждая из которых могла запретить выдавать лицензию. Стивен составлял один план за другим, в конечном счете, находя в каждом из них недостатки и отвергая их. Он был готов уже отказаться от своих попыток, когда Юкико представила его высокому официальному лицу из Бирмы.
– Во время японской оккупации моей страны было похищено много священных предметов искусства, – объяснил чиновник. – Среди самого ценного находились пять церемониальных колоколов, которые имеют огромное значение для моего народа. Мне сказали, мистер Толбот, что вы тот человек, который может убедить генерала Макартура позволить мне вернуть это национальное достояние.
Стивен собирался отделаться от толстого бирманца, когда Юкико отвела его в сторону и быстро объяснила, что надо делать.
– Существует только один путь, – сказала она настойчиво.
Стивен был напуган масштабами риска.
– Можем ли мы доверять ему? – спросил он, имея в виду бирманца.
– Мы не должны этого делать, – холодно ответила Юкико. – Ему хорошо заплатили. Но для уверенности я поеду вместе с ним.
На следующий день Стивен представил бирманца Макартуру, указав на его высокий пост в правительстве и предоставив официальные документы, которые этот человек привез с собой.
– Похоже, совершенно очевидно, сэр, что эти колокола, обладающие огромным религиозным значением, являются частью награбленного японцами в Бирме. Их возвращение являлось бы удачным пропагандистским ходом.
Умный манипулятор общественным мнением, Макартур с готовностью согласился с этим. Но он пошел на шаг дальше и устроил большую церемонию с участием репортеров, в ходе которой колокола были переданы официальному представителю Бирмы. Стивен заметно нервничал на протяжении всей церемонии. Когда колокола наконец были погружены на борт судна, следующего в Рангун, он не мог поверить, что никто не задал очевидный вопрос: так как бирманцы были ортодоксальными буддистами, то какую ценность могли для них представлять синтоистские колокола?
Как только сокровища «Хино Мару» исчезли за горизонтом, Стивен Толбот принялся разыгрывать последнюю карту из колоды, которая неотрывно связала его собственную судьбу с судьбой Японии.
С самого начала установления оккупационного режима Стивен был убежден в страстном желании Вашингтона заставить Японию ответить за свои военные преступления. Самые резкие крики исходили от команды президента, в особенности от помощника государственного секретаря Дина Ачесона. До сих пор Стивен пытался убедить Макартура, что арест императора и суд над ним явились бы унижением, которое японцы не смогли бы вынести.
– Я почтительно полагаю, генерал, что вы помните, что происходило в Германии после окончания первой мировой войны.
Этот пример не был забыт Макартуром. В качестве молодого офицера оккупационных войск он на своем опыте столкнулся с трудностями управления побежденным народом, лишенным номинального главы, подобного кайзеру, которому бы он выражал признание и уважение. Но месяцы шли, и упорство Вашингтона росло.
– Существует только один путь избежать позорного судилища, – сказал Стивен Хисахико Камагучи. – Вы и другие должны убедить императора сделать первый шаг.
«Сдаться?»
Камагучи, чье состояние ухудшилось настолько, что его кожа испускала отвратительный кислый запах и едва облегала кости, недоверчиво уставился на американца. Хотя он и поделился своими самыми сокровенными секретами с этим гайджином, он всегда внимательно следил за ним. Да, Стивен Толбот никогда не давал повода подозревать его в предательстве. Даже Юкико, чьей проницательности и уму он доверял больше, чем себе, оказывала неохотное уважение Толботу. Теперь было похоже, что американец обнаружил свое неуважение к японским традициям в самый трудный – и самый критический момент.
– Мистер Толбот, вы обещали нам, что сможете найти способ не позволить попрать достоинство императора, – сказал Камагучи. – Этому не соответствует его сдача своим врагам!
– Но что, если это совсем не так? – предположил Стивен. – Западные люди не придают такого значения одному лицу, как это делает ваш народ… Что, если окажется, что император, по сути, вынудил Макартура капитулировать перед ним?
Хисахико Камагучи тяжело закашлял, его грудная клетка при этом судорожно хрипела.
– Это возможно? – с трудом спросил он.
– Думаю, да.
– К черту предположения! Ты говоришь, что он хочет встретиться со мной?
Голос генерала Дугласа Макартура гремел в его кабинете в посольстве Соединенных Штатов, заставляя его секретарей и помощников суетиться в поисках укрытия.
– Закрой дверь и поясни мне детали! – приказал генерал.
Стивен быстро объяснил, что главный управляющий двором императора из министерства императорских дел через третьих лиц вступил с ним в контакт, чтобы сообщить, что Его Императорское Величество желает встретиться с Верховным командующим.
– Он узнал, что я скоро вернусь в город, – откровенно сказал Макартур. – То ты сказал ему?
– Что такая встреча может служить определенной цели, – осторожно ответил Стивен. – Но даже если она состоится, она будет происходить либо здесь, либо в вашем кабинете на Дай-Ичи.
– Быстрое решение, – заметил генерал. – Как ты полагаешь, почему они именно сейчас выступили с этим предложением?
– Японцы читают наши газеты и слушают наше радио. Они осведомлены о давлении на вас из Вашингтона предпринять действия в отношении императора.
– То есть ты говоришь мне, что я могу урезонить их, появившись с Хирохито на публике и показав всему миру, кто здесь хозяин.
– Не только, генерал. Вашингтону будет трудно осудить человека, с которым вы обменялись рукопожатием.
Макартур потянулся за одной из нескольких своих трубок, которые он редко курил, но использовал в качестве реквизита. Это отвлекало внимание, давая ему время для размышления.
– Я думаю, что президент Трумэн не прав в отношении Хирохито. Он нам нужен. Он нужен своему народу. В противном случае у нас возникнут серьезные трудности. Но я не уверен, что все будут готовы принять вежливое извинение за Перл-Харбор.
– Император собирается сделать гораздо больше, чем просто принести извинения, – сказал ему Стивен. – Он не будет просить за свою собственную жизнь. Его понятие о чести никогда не позволит ему сделать это. Он будет демонстрировать верность законам Бусидо для рыцарства, или мигавари, посредством чего он предлагает свою жизнь в обмен на жизнь других. Говоря буквально, он вверяет свою судьбу в ваши руки. Если в Вашингтоне смогут понять значимость этого шага…
Стивен почувствовал, что его командир находился под впечатлением от предоставляемой ему привилегии.
– Скажи главному управляющему двором, что я встречусь с императором послезавтра в половине одиннадцатого в своей резиденции в посольстве, – сказал Макартур. – Проверь, чтобы часовые были одеты по протоколу встреч с главами иностранных государств. И еще одно: встреча между мной и Хирохито пройдет за закрытыми дверями. Никакого обслуживающего персонала – моего или их – ни телохранителей, ни секретарей, ни представителей прессы. Даже тебя, Толбот.
– Генерал, если можно высказать предположение…
– Ты уже все сказал. Проследи за выполнением моих приказов. И пока ты здесь, соедини меня с Трумэном.
Стивен не сдвинулся с места.
– Это все! – резко сказал генерал.
– А как насчет переводчика, генерал? Макартур моргнул, затем рассмеялся.
– Хорошо, Толбот, им будешь ты. Ты и один с его стороны. Любым путем не упускай возможность, не так ли?
Стивен улыбнулся.
Через два дня после разговора с Макартуром в двадцать девять минут одиннадцатого Стивен закурил еще одну сигарету из пачки, украшенной тисненым на золоте шестнадцатилепестковым императорским гербом, напоминающим хризантему. Стоя у входа в посольство он смотрел на часовых из военной полиции, их форма была тщательно выглажена, пуговицы блестели на солнце. Подъездная дорога из гальки была аккуратно вычищена. Занавески на окнах были выстираны, а персоналу дан строгий приказ не появляться где-либо поблизости. Все выглядело так, как будто все посольство затаило дыхание.
Через минуту ворота открылись. Роллс-ройс марки 1930 года медленно проехал по подъездной дорожке и затормозил у входа. В ту секунду, когда открылась задняя дверь, и из нее появился император, из дверей вышел Макартур.
Неожиданная сцена запечатлелась в мозгу Стивена. Он перехватил взгляд императора, но не прочитал в нем ничего за пустым выражением глаз. Боковым зрением он увидел, как Макартур барабанит пальцами по боковой стороне ноги, безошибочный признак нетерпения. Стивен едва не схватил императора за руку и не подвел его к ступенькам входа.
Двое мужчин в конечном итоге встретились лицом к лицу, высокий, внушительный американский генерал и прямой, миниатюрный человек-бог на двадцать лет моложе.
– Добро пожаловать, сэр! – прогремел Макартур. Это могло оказаться игрой света, но Стивен был убежден, что он видел слабую улыбку на лице императора в тот момент, когда он пожимал руку Макартуру и слегка согнулся в поклоне.
– Почему бы нам не пройти внутрь? – предложил генерал.
Спустя тридцать минут двери кабинета снова отворились. Два лидера вышли, за Макартуром следовал Стивен. Генерал и император говорили друг с другом почти без перерыва. 124-й император, наследник династии, которая без перерыва правила 2648 лет, предложил себя в качестве жертвоприношения за деяния своего народа, если союзники согласятся пощадить японскую нацию. И Макартур не отверг его просьбу. Он не сказал ничего.
Когда Стивен наблюдал за тем, как Хирохито садится в свою машину, волна гнева захлестнула его. Он провел бесконечные часы, пытаясь объяснить Макартуру японские традиции и представления. Он был убежден, что генерал поймет исключительность жеста императора. Стивен почувствовал, как чья-то рука легла ему на плечо, и увидел Макартура, вглядывающегося вдаль.
– Я слушал, – сказал он. – Я, может быть, не говорил много, но я слушал. И знаешь, что, Толбот? Я был рожден демократом и воспитывался республиканцем, но встреча с человеком, который когда-то находился так высоко, а теперь опустился так низко, глубоко опечалила меня.
Это были самые сентиментальные слова, какие когда-либо слышал Стивен.
Они встретились, как и всегда, внутри храма вдали от любопытных глаз и злых языков. На дворе стояло самое холодное время весны, и двое мужчин прижались ближе к оранжевым углям, шипящим в жаровне.
– Вы сделали великую вещь, мистер Толбот, – сказал Хисахико Камагучи. – Глубокая несправедливость, что история никогда не признает ваши заслуги.
Стивен наблюдал за тем, как промышленник нагнулся вперед, кашляя кровью. Он преклонялся перед этим человеком, который, разрушаемый радиацией, упорно цеплялся за жизнь, чтобы выполнить последнюю часть хитроумного плана.
– Я клянусь вам, что ваша мечта будет жить и здравствовать, – сказал ему Стивен. – Юкико уже на Гавайях…
Камагучи поднял руку.
– Я не хочу слышать о будущем. Знать о том, что тебя в нем уже не будет, самая болезненная вещь на свете.
Камагучи взглядом своих глаз с малиновыми прожилками сверлил Стивена насквозь.
– Я возложил на вас самые серьезные обязательства, мистер Толбот. Я оказал вам полное доверие. У вас много работы впереди. Вы готовы?
– Да.
– Тогда выполняйте свои обязанности, – сказал Хисахико Камагучи, протягивая обе руки.
Стивен Толбот достал из своего кармана пару наручников и защелкнул их на тонких запястьях Камагучи. Он помог ему подняться на ноги, и двое мужчин вышли из святилища.
Когда они проделывали свой путь к джипу на холодном ветру, Стивен поражался мужеству своего пленника. На протяжении нескольких месяцев Стивен подсовывал Макартуру и его следователям документы, которые изобличали Хисахико Камагучи как отъявленного милитариста, который использовал всю свою производственную мощь для вооружения Японии, а затем проявил свое влияние, чтобы столкнуть страну в пучину войны. Следователям не потребовалось много времени, чтобы сделать Камагучи самым разыскиваемым военным преступником в Японии. В то же самое время Стивен использовал печальную славу Камагучи, чтобы убедить Макартура, что не император, а такие люди как Камагучи должны понести ответственность. И Макартур поверил ему.
Хисахико Камагучи осталось заплатить ту цену, на которую он был согласен.
