Текст книги "Мечтатели"

Автор книги: Филип Шелби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 51 страниц)

– Куда вы поедете, мсье? – робко спросила Эрнестина.

– Подальше отсюда, насколько возможно. Домой… в Америку.

Когда были упакованы картины и другие предметы искусства Мишель, мебель укрыта чехлами, а ее одежда подготовлена для передачи на благотворительные цели, Монк принялся за самое сложное дело. Час за часом он внимательно просматривал записи о финансовых делах Мишель. То, что относилось к дорожным чекам, он откладывал в сторону. Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар помогут ему детально разобраться. Монка занимали материалы от Варбурга из Берлина – письма, письменные подтверждения и записки, относящиеся к взаимоотношениям Стивена с нацистами. Он был ошеломлен количеством информации, которую собрала Мишель, и каждый новый обнаруженный им документ ранил его в самое сердце. Это было то, из-за чего умерла Мишель. Кассандра была просто пешкой в этой игре.

– Я завершу это ради тебя, – сказал Монк громко. – Я найду то, что ты не доделала, я завершу это. Моя любовь, я обещаю тебе…

Монк вздрогнул. Он поднялся, оперся обеими руками об окно и выкрикнул вопрос, на который хочет найти ответ каждый человек, потерявший близких:

– Почему?

Неделю спустя после смерти Мишель Мак-Куин была погребена на Пер-Лашез, старейшем кладбище Парижа. Пришли все, начиная от членов кабинета министров, которые имели с ней деловые связи, и кончая владельцами магазинов и лавок, которые знали ее. Ее служащие, которых было несколько сотен, скорбели наряду с банкирами, которые помогали ей основать финансовую империю. Мэр Сен-Эстаса предоставил честь держать медали Мишель Кассандре, которая воспринимала происходящее как сон, в котором она была одновременно наблюдателем и участником.

Реальность смерти матери Кассандра осознавала так же, как произнесенное знакомое имя. Она чувствовала ее присутствие везде, куда она смотрела, но стоило ей позвать ее или до нее дотронуться, как она убеждалась, в том, что ее матери нет там. Чтобы образумиться, Кассандра начала проявлять пытливый интерес. Она расспрашивала Монка обо всем, что он знал о Гарри Тейлоре. Внимательно слушая, Кассандра пыталась понять, почему этот человек причинил зло людям, которых она любила.

– Ему хотелось денег, – сказал Монк. – Всего лишь денег.

В первый раз Кассандра почувствовала фальшивые нотки в его голосе.

– Расскажи мне о Стивене.

Кассандра выслушала рассказ Монка о том, как Стивен оказался в катакомбах. На этот раз фальшивые ноты звучали сильнее. Ее отец в точности повторил то, что, как она слышала, он сказал инспектору Сави. Как бы то ни было, он не верил своим собственным словам. Означало ли это, что Стивен Толбот не был героем, каким каждый его пытался представить? Причастен ли он как-то к смерти ее матери?

Интуитивно Кассандра понимала, что ее отец не расскажет ей больше того, что считает нужным. И она не могла требовать от него большего. Она понимала, что ему пришлось пережить. Ему было нужно время, чтобы пережить свое горе и снова стать прежним.

«Но однажды я узнаю правду».

Сразу после церемонии погребения Монк с Кассандрой вернулись в «Ритц». Оставив Эрнестину присматривать за девушкой, Монк встретился с Абрахамом Варбургом в конторе управляющего, как они договорились заранее.

– Она была очень храброй женщиной, – с тихим достоинством в голосе сказал немецкий банкир. – Она помогала тысячам. Мы никогда не забудем этого.

За печалью Варбурга Монк не забыл о делах.

– Если вы беспокоитесь о бумагах, которые Мишель хранила дома, то не стоит. Я перевез их в сейф гостиницы. Я хотел бы, чтобы завтра мы их посмотрели. Там есть многое, чего я не понимаю.

– Конечно, – тихо произнес Варбург. – Как говорится, надо разрубить Гордиев узел.

– Но на этом эта дьявольская работа не заканчивается! Дело, начатое Мишель, будет продолжено.

Варбург прищурился.

– Кем? При всем уважении к вам, герр Мак-Куин, вы не сможете занять ее место.

– Я и не собираюсь. Но есть люди, которые точно знают, что нужно делать.

– Это так, – медленно ответил банкир. – Но детали очень сложны. Очень большие деньги проходят через множество рук. Мишель создала лабиринт, который может завести в тупик даже следователей гестапо.

– Мы не должны нарушать его, не так ли? Я обещаю вам, что деньги для вашей работы, ее работы, будут найдены.

Монк на минуту задумался.

– Можете вы дать мне слово, что дело окажется в надлежащих руках?

– У вас есть мое слово, – сказал Абрахам Варбург. – Моя жизнь, если нужно…

Вторую встречу Монк провел в мрачноватом офисе фирмы «Ротшильд и Филс» возле Оперы.

– Все в порядке, – сказал Пьер Лазар. – Вопрос в том, что делать теперь?

– Мишель оставила одну копию своего завещания у вас, другую у своего адвоката, – сказал Монк. – Я думаю, мы можем прочитать ту, которая есть у вас, без предварительного согласия и не нарушая закона.

Обоюдное согласие было достигнуто. Когда была оглашена воля Мишель, никто не удивился, что все ее имущество, личное и профессиональное, отходит к Кассандре. По условию завещания все операции с дорожными чеками должны были осуществляться под руководством Монка или назначенными им людьми. Часть доходов должна быть отнесена на счет Кассандры, остальное помещено на трастовый счет, с тем чтобы компания передала его Кассандре, когда ей исполнится двадцать один год.

– Что будет лишь через шесть лет, – заметил Эмиль Ротшильд.

– Можем мы поговорить об этом после того, как я улажу дела с Кассандрой?

– Конечно, – заверил его Ротшильд. – Если я могу поинтересоваться, какие у вас еще планы?

– Мне бы хотелось иметь их.

Измотанный разными неотложными делами, Монк уединился в баре отеля «Ритц». Он подкрепился двумя стаканчиками нормандского кальвадоса и позвонил Эрнестине, чтобы убедиться, что с Кассандрой все в порядке. Экономка сказала ему, что Кассандра съела немного салата, а затем уснула. Удовлетворенный и этим, Монк несколько минут спустя предстал перед Розой Джефферсон.

На ней был черный костюм, в котором она была на похоронах Мишель. Когда она подняла голову для поцелуя, Монк заметил тонкие синие прожилки на ее шее.

– Как дела, Монк?

– Настолько хороши, насколько можно ожидать.

– Кассандра?

– С ней все будет в порядке. Роза протянула ему бокал с бренди.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Отправлю ее в Нью-Йорк. Ей здесь нечего делать.

– Я ненавижу эту страну! – неожиданно сказала Роза. – Она отняла у меня Франклина. Теперь она почти погубила Стивена…

Монк не смог ничего ответить.

– Ты не веришь мне, когда я говорю, как мне жаль, что случилось с Мишель, не так ли? – сказала Роза. – Мне очень жаль. У нас была возможность, у нее и у меня, исправить прошлое. Или, по меньшей мере, что-то сделать для этого. Я хотела этого, Монк. Это было важно для меня. Теперь все пропало. Упущенные возможности… они преследуют тебя даже после того, как другие вещи стираются из памяти. Я полагаю, что ты понимаешь, что для меня это важнее всего.

Монк заставил себя задать вопрос:

– Как себя чувствует Стивен?

Голос Розы стал жестким. Он заметил, как она распрямила спину и плечи.

– Врачи делают все, что могут. У них большой опыт работы с ожогами, который они приобрели во время войны. Потом он поедет в Швейцарию. Для восстановительной хирургии могут потребоваться годы… но он никогда не будет прежним, никогда.

– Обнаружила ли полиция какие-нибудь следы Гарри?

Роза посмотрела на него мертвыми пустыми глазами.

– Еще нет. Но они найдут. Я хорошо его знала, Монк. Гарри Тейлор выжил. Он затаился где-нибудь. Но однажды кто-нибудь его обнаружит.

Роза не упомянула, что она тайно назначила цену за голову Гарри в сто тысяч долларов. Постепенно информация об этом просачивалась в преступный мир всей Европы. Удача ожидала человека, который доставит американского беглеца живым.

– Я знаю, что ты пришел не для того, чтобы порадовать меня, Монк, – сказала Роза. – Есть вещи, которые мы должны обсудить. Я думаю, ты уже побывал у адвоката Мишель. Я могу угадать условия завещания.

Монк рассказал о завещании.

– Так что, – заключил он, – я контролирую операции с дорожными чеками. Но, откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я справиться с этой работой. Кассандра будет нуждаться во мне…

– Монк, я бы очень хотела помочь тебе и Кассандре, если я смогу… если ты позволишь мне, – сказала Роза.

– Что ты думаешь делать?

– Позволь мне руководить операциями с дорожными чеками. Мне не надо того, что создала Мишель и что по праву принадлежит Кассандре. Но я могу заверить тебя, что наследство Мишель окажется в надежных руках.

Роза улыбнулась мимолетной улыбкой.

– Я знаю, у тебя нет причины доверять мне. Но обстоятельства изменились, Монк. Я изменилась. Ты составляешь сроки и условия, делаешь настолько жесткими, насколько хочешь. Предоставь мне приемлемую, по твоему усмотрению, плату управляющего и оговори пункты, предусматривающие мое освобождение от обязанностей. Я подпишу все, – Роза сделала паузу. – Я просто хочу помочь.

Монк взял еще один бокал с бренди. У него не было ни опыта, ни времени, чтобы разбираться с финансовой империей Мишель. Он хотел сосредоточить свои усилия на Германии, на Варбурге, на том, чтобы держать канал открытым для всех, кто пытается покинуть Германию. Именно там, среди тысячи беглецов, он мог бы найти одного, возможно двух, кто помог бы ему разрушить заговор молчания вокруг Стивена Толбота.

А что касается руководства Розы операциями с дорожными чеками, был ли у него выбор? Она создавала финансовый порядок. Она вслепую могла ориентироваться в делах европейских финансовых домов. Но что самое важное, Роза чувствовала, что она что-то должна Мишель, может быть, должна принести извинение. Уже по этой причине, чтобы успокоить свою совесть, Роза Джефферсон будет связана своим словом.

– Мы можем попробовать, – сказал Монк. – Я не знаю, сколько времени осталось Европе до того, как Гитлер получит войну, которую он ищет, но я не могу допустить, чтобы все, что создала Мишель, пришло в упадок.

– Я не покину Европу, пока я точно не буду знать, что будет со Стивеном, – сказала Роза. – Кроме того, дела помогут мне.

Роза протянула руку, и Монк осторожно взял ее.

– Мы оба одиноки, – прошептала Роза. – Пожалуйста, давай не будем больше ранить друг друга.

47

Монк Мак-Куин пытался сделать невозможное. Ни он, ни Кассандра не могли покинуть Париж до тех пор, пока он не был уверен в том, что операции с дорожными чеками находятся в надежных руках и осуществляются так же, как и прежде. Это требовало долгих совещаний с Розой Джефферсон, банкирами Ротшильдом и Лазаром и целой когортой французских юристов. Временами Монку казалось, что для выполнения всех дел в сутках недостает нескольких часов. Но самое худшее заключалось в том, что он был вынужден проводить так много времени вдали от Кассандры.

Хотя Эрнестина переехала вместе с ними в «Ритц» и делала для Кассандры все от нее зависящее, Монк был обеспокоен бледностью своей дочери и большой потерей веса. Кассандра почти не покидала гостиницы, а когда они выходили, чтобы перекусить, она всегда сидела молча за едой. Ничто из того, что говорил или делал Монк, казалось, не трогало ее. Как будто она уходила в свой собственный мир, подальше от боли и страданий.

Однажды вечером, когда Монк размышлял над тем, как помочь Кассандре, она подошла к нему и села рядом с ним.

– Отправь меня домой, пожалуйста.

– Я не могу, солнышко, – ответил Монк. – Мне нужно провести здесь еще по меньшей мере две недели. Кроме того, до этого срока нет кораблей.

– Есть другой путь.

Кассандра показала ему вырезку из газеты. Монк сдвинул свои очки на кончик носа.

– Это несерьезно.

– Серьезно, – ответила она твердо.

– Но даже если я смогу купить тебе билет, ты будешь путешествовать в одиночку.

– Я уже путешествовала в одиночку раньше. Кроме того, Абелина сможет встретить меня.

Монк покачал головой.

– Я не знаю. Это, похоже, очень долгое и трудное путешествие.

– Ты хочешь сказать, что это опасно.

– И это тоже, – согласился Монк.

– Нет, – резко сказала Кассандра. – Это будет весело. Пожалуйста, разве ты не видишь, что творится со мной здесь? Тебя все время нет со мной. Эрнестина пытается меня занять чем-нибудь, но каждый раз, когда я выхожу на улицу, я вспоминаю маму. Это были наши улицы, наши магазины… Это был наш город. Больше этого нет и никогда не будет.

Монк уловил здравую мысль в словах Кассандры и подумал о том, какой счастливой она чувствовала себя в Нью-Йорке. Кто бы мог оспорить, что она знала, как ей будет лучше?

На следующее утро Монк позвонил Розе и объяснил ей, что ему нужно.

– Считай, что все сделано, – ответила она. – Как раз в это же самое время прибыли два человека, с которыми тебе надо встретиться.

Три дня спустя Монк и Кассандра сели в экспресс, отправлявшийся в Марсель. Там они на такси добрались до доков и собственными глазами увидели то, что привлекало к себе тысячи зевак. В доках легко покачивался на воде сияющий серебристо-голубой самолет-амфибия с эмблемой компании «Пан-Америкен» на фюзеляже и хвосте. Под окном пилота золотыми буквами было написано его название: «Янки клиппер».

– Это восхитительно, – возбужденно сказала Кассандра.

– Путешествие будущего, – предположила Роза. – Путь от Марселя до Порт-Вашингтона в Нью-Йорке займет почти двадцать семь часов, но вы будете путешествовать с большим наслаждением. Там есть отдельные каюты для пассажиров, гостиная, и даже дамский салон.

Глаза Кассандры засияли.

– По какому маршруту он полетит?

– Отсюда в Лиссабон, затем на Азорские острова и длинный трансатлантический перелет домой.

– Я полагал, что линию планировали открыть не раньше чем через восемнадцать месяцев, – сказал Монк.

– Так оно и есть, – ответила Роза. – Это рекламный полет.

Монк отвел Розу в сторону.

– Ты уверена, что это безопасно? С ней все будет в порядке?

– Монк, клиппер летал через Тихий океан в течение нескольких лет. На борту экипаж из двенадцати человек, который обслуживает всего лишь 22 пассажира. Поверь мне, с Кассандрой все будет в порядке.

Посмотрев на выражение лица дочери, Монк оставил все свои сомнения.

– Ты будешь телеграфировать мне с каждой остановки?

– Конечно!

– И как только ты прибудешь в Нью-Йорк? Кассандра положила ладонь на его щеку. Его кожа запылала под ее прикосновением, потому что это был точно такой же жест, которым так часто пользовалась Мишель.

– Скорее возвращайся домой, – прошептала она. – Все, что я хочу, это видеть тебя дома.

– Я обещаю, солнышко.

– Я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя, Касс.

Беспокойство вновь охватило Монка, когда «Янки-клиппер» с ревом пронесся над заливом и устремился в небо. На обратном пути в Париж Роза представила его двум своим друзьям и ближайшим помощникам, Хью О'Нилу и Эрику Голланту.

– Я предлагаю, чтобы они управляли «Глобал тревелер чекс» в Европе, – сказала Роза. – Хью и Эрик знают финансовый бизнес досконально. Эрик может остаться в Париже, для того чтобы следить за финансовой стороной дела, в то время как Хью сможет решать возникающие проблемы где бы то ни было в Европе. У него все еще ирландский паспорт. Пользуясь традиционным нейтралитетом Ирландии, он не будет испытывать трудностей при пересечении границ.

Монк был согласен. У обоих была отличная репутация. Но самое главное, он видел, что Роза держит свое слово: она не ищет для себя другой роли, кроме администратора на расстоянии вытянутой руки.

После возвращения в Париж им потребовалось менее недели, чтобы выработать взаимоприемлемое соглашение. Затем Монк собрал всех европейских управляющих и рассказал им о произошедших изменениях. Убедившись в том, что все идет по плану, он отбыл в Берлин.

– Единственная вещь, которой не знают ни О'Нил, ни Голлант, это настоящая цель путешествия, – говорил Монк Абрахаму Варбургу, когда они встретились в особняке банкира, построенном в готическом стиле, в Ванзее. – Вам надо будет найти надежных людей в Париже, которые смогут занять место Мишель во Франции.

– Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар уже занимались этим, – ответил Варбург. – Они будут продолжать принимать беженцев по мере их прибытия. Между тем, у меня есть люди в Германии, которым я могу доверять.

– Как насчет свидетельств против Толбота? Время идет, Абрахам. Нацисты усиливают свое влияние. Если мы не сможем вскоре уличить Стивена, будет слишком трудно помешать ему и Гитлеру.

Изысканный немец поставил свою прогулочную трость между колен и, положив обе ладони на ее серебряный набалдашник, всем телом наклонился вперед.

– Уже может быть слишком поздно, герр Мак-Куин. Нацисты вцепились мертвой хваткой в правительство и промышленную бюрократию. Наши источники информации иссякают с каждой неделей. Добавьте к этому страх, с которым работают наши информаторы, и вы получите невероятную ситуацию.

– Мы должны изменить ее, – упрямо сказал Монк. – Стивен и эти негодяи убили Мишель, и я еще увижу их на виселице!

Варбург положил руку на плечо американца.

– Никто так не разделяет вашу боль, как я. Но вы должны учитывать обстоятельства…

Монк все понимал, понимал лучше чем когда бы то ни было. Но понимание того, насколько трудно, если вообще возможно, было получить информацию из Германии, не помогало ему справиться со своим разочарованием или утолить жажду мести.

Терпение, это было его единственное оружие. Он должен был ждать до тех пор, пока либо Стивен допустит ошибку, либо к нему, Монку, придет удача. Этого момента он должен дождаться, не пропустить его и суметь воспользоваться им…

Монк вернулся в Париж за день до отплытия «Конституции» из Гавра. Впервые со времени гибели Мишель он почувствовал дружелюбное отношение к себе со стороны города.

Монк гулял по Иль Сент-Луи, где бродили они с Мишель, останавливался перед антикварными лавками и картинными галереями, в которые она так любила заглядывать. Он проходил мимо букинистических развалов, вдоль набережной, где американские и британские туристы тайком пролистывали «неприличные» французские романы. Он держал свой путь через блошиный рынок с его уличными торговцами, разносчиками и карманниками и вступил в многовековую тишину Марэ, где Мишель открыла для него историю Французской революции. На рассвете он оказался в Ле Алле и наблюдал за бесконечным караваном грузовиков, наводнивших рынок под открытым небом и доставивших фрукты, овощи, мясо и рыбу из самых экзотических уголков земного шара.

В то время как город пробуждался под лучами утреннего солнца, Монк пересек Сену и вошел в кафе, где, целую жизнь назад, во время своей первой поездки в Париж они сидели с Мишель. Место было точно таким, каким он запомнил его, – с длинной оцинкованной стойкой бара, невероятно маленькими столиками и плетеными креслами.

– Bonjour, monsieur.[13]13
  Добрый день, мсье (фр.).


[Закрыть]

Монк поднял глаза, ожидая увидеть того же самого пожилого официанта, который так давно обслуживал его и Мишель.

– Café au lait, s'il vous plaît.[14]14
  Кофе с молоком, пожалуйста (фр.).


[Закрыть]

– Лишь один, мсье? Мадам не присоединится к вам?

И тогда, впервые с тех пор как он потерял ее, Монк Мак-Куин уронил на руки свою голову под тяжестью хлынувших слез.

Швейцарская горная цепь Юра возвышается на семнадцать тысяч футов над уровнем моря и образует естественную защиту от Германии. Весной, после таяния снегов, расцветают долины, и запах диких цветов наполняет легкий ветер, который скользит по альпийским склонам.

У подножия горной цепи, на небольшом плато недалеко от деревушки Ярлсбург, приютилась клиника Хоффмана, один из самых лучших в мире центров восстановительной хирургии. Трехэтажное Т-образное здание вмещает в себе все необходимое медицинское оборудование, а вокруг него располагаются частные дачи в швейцарском стиле, каждая со своим балкончиком и всем, что способствует хорошему отдыху, предназначенные для пациентов. Клиника принимает одновременно всего лишь двадцать больных, каждый из которых находится под наблюдением своей собственной группы врачей. Критерием для приема в клинику является не только способность пациента оплачивать астрономические счета, но и эффективность лечебного курса. В случае Стивена Толбота, чье прошение получило наивысший приоритет, врачи пришли к заключению, что в течение достаточного количества времени они смогут вернуть его разрушенной плоти то, что каждый человек воспринимает как подарок, – лицо.

Стивен Толбот сидел на балконе, его лицо было защищено от солнечных лучей маской из марли. Снизу доносилось мычание коров, и раздавался перезвон их шейных колокольчиков. Неожиданно он услышал шум автомобиля, движущегося по извилистой дороге по направлению к клинике. Впервые за несколько месяцев его сердце забилось учащенно. Автомобили могли проезжать по этой территории только имея специальное разрешение. На мерседесе, приближающемся к клинике Хоффмана, развевались дипломатические флажки нацистской Германии.

На человеке, поднявшемся с заднего сиденья, было длинное черное кожаное пальто. Когда он заметил фигуру на балконе, он помахал рукой и прокричал приветствие. Так как его рот был закрыт проволочной скобой, Стивен Толбот ничего не ответил.

Курт Эссенхаймер замедлил шаги и широко развел руки, чтобы поприветствовать своего старого друга. Стивен выставил руку и показал на школьную доску, на которой мелом было написано следующее: «Первое, что вы должны запомнить, это то, что вы не можете прикасаться ко мне и я не могу разговаривать с вами. Все, что я хочу сказать, я напишу на доске, но я могу слышать вас, так что избавьте меня от излишней говорильни и разговаривайте так, как будто вы разговариваете с идиотом».

– Рад видеть тебя снова, мой друг, – сказал Эссенхаймер.

– Неужели? Но ты на самом деле не видишь меня. Хочешь взглянуть?

Эссенхаймер кивнул головой без колебания. Он видел много разных вещей в новой Германии, в местах под названием Дахау и Бухенвальд. Может быть, потому что отвращение уже въелось в его душу, он не содрогнулся, когда Стивен Толбот поднял свою маску.

Мел заскрипел по доске.

– Эта маленькая сучка хорошо поработала, не так ли? Так хорошо, что доктора сказали мне, что полный курс лечения может занять годы. Но я ее еще увижу. Я обещал себе это, Курт. Когда это произойдет, я…

Мел рассыпался в пальцах Стивена. Он отшвырнул оставшийся кусочек, наблюдая за тем, как он катится по полу.

Эссенхаймер содрогнулся. Хотя ему была знакома жестокость, он испугался навязчивой идеи, которая охватила Стивена Толбота.

Стивен взял еще один кусочек мела и продолжал писать.

– Подумай об этом, мой друг, – годы в Швейцарии. Скука! Но мы найдем себе дело, не правда ли? По существу, так даже будет лучше. Я дал строгие указания не пускать других посетителей, кроме тебя или твоих поверенных. И матери, конечно. Здесь у нас есть вся необходимая секретность. Итак, расскажи мне, что случилось.

Сев напротив Стивена перед камином из грубого камня, Курт Эссенхаймер начал свой подробный рассказ. Он говорил часами, в деталях рассказывая о том, как работа, которую проделали он и Стивен, начинала приносить спелые сочные плоды. Все, в чем нуждалась Германия для ведения войны, широкой рекой текло из таких мест как Африканский Рог на юге и Малайзия на востоке.

– Звучит так, как если бы все работало отлично, – написал Стивен.

– Это так. Но есть одно маленькое обстоятельство, незначительное на самом деле.

– Какое?

Эссенхаймер рассказал, что после смерти Мишель, Монк Мак-Куин начал задавать слишком много вопросов.

– Прошлой осенью Мак-Куин встречался с евреем Варбургом. Позднее он посетил редакторов главных европейских газет. С тех пор несколько репортеров пытаются что-то разнюхать в Берлине. Один из них испытывает большое расположение к Гитлеру и партии. Он сообщил мне, что Мак-Куин намеревается доказать, что ты снабжал Германию по всему миру. Смешно, не правда ли? Стоит только подумать, как Мак-Куин надеется проникнуть через нашу систему безопасности.

Стивен не разделял веселого настроения Эссенхаймера. Он знал Мак-Куина гораздо лучше, чем немец.

– Где Мак-Куин сейчас?

– Он вернулся в Америку со своей приемной дочерью. Он не может достать нас.

Стивен повернулся к доске, затем начал писать.

– Не надо недооценивать Мак-Куина. Он умен и изобретателен, и он точит топор. Только то, что он в трех тысячах миль отсюда, вовсе не означает, что мы можем позволить себе потерять бдительность.

– Конечно нет, Стивен, – быстро заверил его Эссенхаймер. – Ты знаешь, что у нас есть сторонники в Америке. Они проследят за ним.

Стивен смягчился, но вовсе не успокоился. Именно сейчас Мак-Куин был едва ли не досадной помехой. Но впоследствии он мог стать серьезной угрозой. Стивен сказал себе, что он составит план действий на случай непредвиденных обстоятельств, если вдруг газетчик выйдет из-под контроля.

Однако у него было еще кое-что для обсуждения с Эссенхаймером. Он хотел кое-что получить из Лондона.

Требование Стивена привело Эссенхаймера в испуг.

– Для того чтобы получить то, что ты хочешь, мы должны подвергнуть опасности нашего самого ценного агента в Лондоне.

Крошки мела разлетались по доске, когда Стивен писал свой ответ.

– Фюрер всегда предоставлял мне все необходимые ресурсы.

– Но почему эта информация так важна?

– Это важно! Я не должен оправдываться перед тобой! Лишь передай мои инструкции своему человеку.

Эссенхаймер покачал головой. Было бессмысленно возражать. Тем не менее, Стивен должен был осознавать существующую реальность.

– Мне предстоит убедить наших людей из разведки пойти на это. Затем существует проблема безопасности при контактах с нашим человеком. В конце концов, он сам будет решать, где и как он сможет действовать.

– Я понял. То, что мне нужно, не пропадет впустую.

– Хорошо, Стивен. Так что тебе нужно?

– Я верю, что это означает мир для нас и нашего времени… почетный мир.

– Похожий на ад! – прорычал Монк и выключил большой приемник. Он и Кассандра сидели в гостиной в квартире Монка в Карлтон-Тауэрс. Они слушали передачу «Би-би-си» речи премьер-министра Невила Чемберлена после его возвращения из Мюнхена. Чемберлен провозгласил умиротворение Гитлера дипломатическим путем – как если бы передача суверенитета одной трети Чехословакии диктатору была бы блестящей победой.

– Значит ли это, что будет война? – спросила Кассандра.

Она посмотрела в окно на красно-золотую листву Сентрал-парка, сияющую в лучах сентябрьского солнца. Посреди этого спокойствия было невозможно думать о войне, почти невозможно.

– Может быть, солнышко, – ответил Монк. – Чем больше Гитлер получает, тем больше он хочет получить. Однажды кому-то придется провести черту.

Он представил себе Абрахама Варбурга и подумал о том, что переживает сейчас этот джентльмен. Весной 1938 года после аншлюса Австрии Монк пытался убедить Варбурга покинуть Германию. Нацисты национализировали его банк, разграбили его имущество и даже реквизировали его дом, ссылаясь на неуплату налогов. Но Варбург отказался уезжать.

– Германия, – описал он Монку, – находится на краю моральной катастрофы. Я не могу покинуть тех, кто может быть уничтожен.

Монк пытался объяснить Варбургу, что он сам может оказаться среди тех, кто исчезнет, но банкир решил для себя остаться и бороться.

Монк посмотрел на Кассандру, которая сидела, подогнув под себя ноги и поджав губы.

– Почему ты хмуришься, солнышко? Кассандра помолчала в нерешительности.

– Похоже, что все говорят в эти дни о войне, даже в школе. Есть студенты, которые думают, что Хемингуэй и те, кто сражался в Испании, – герои, и такие, кто считает, что Америке не стоит вмешиваться в следующую европейскую войну. Они так и говорят: «следующая война».

Монк осторожно увел ее от обсуждения этой темы. Ему было достаточно того, что Мишель потеряла на войне свою юность. Он бы проклял себя, если бы то же самое произошло с Кассандрой.

– Что у тебя с учебой?

Кассандра с радостью откликнулась на вопрос.

– Я думаю сосредоточиться на экономике, когда поступлю в колледж.

Монк поднял брови.

– Я хочу быть такой же, как мама. Я хочу, чтобы она гордилась мной.

В ту минуту как Кассандра вернулась в Нью-Йорк, она поняла, что поступила правильно. Манхэттен с его электрической энергией и нервным ритмом вдохнул в нее жизнь. Здесь она не чувствовала страха, ей не приходилось оглядываться через плечо, когда она шла по улицам. Ее согревала забота Абелины и, когда приехал Монк, его любовь.

Но даже спустя два года кошмары парижской жизни преследовали ее. Временами Кассандра вздрагивала от каких-то забытых запахов или звуков, от неожиданного взгляда прохожего на улице, от детского визга в парке или от света фар проезжавшего автомобиля. Сердясь на себя за такую чувствительность, она засыпала Монка вопросами о единственном человеке, который мог положить конец ее страхам.

– Почему полиция не нашла Гарри Тейлора? – спрашивала она. – Куда он мог исчезнуть?

– Правда в том, что, вероятно, никто не найдет его, – объяснял ей Монк. – Ты знаешь, насколько опасны катакомбы. Когда люди теряются в них, они почти никогда не могут выйти наружу. Кроме того, мы знаем, что он был ранен…

Монк старательно обходил тему катафилов. Как и инспектор Арман Сави, он верил, что Гарри пал их жертвой.

– Расскажи мне о нем, о том, каким он был человеком.

Монк поколебался в нерешительности, затем признал, что если Кассандра когда-нибудь придет к пониманию того, что произошло, то ей лучше знать как можно больше. Он рассказал ей о том, как Гарри Тейлор приехал в Нью-Йорк, о том, каким замечательным исполнителем он был в компании «Глобал», и то, как его амбиции в конечном счете привели его к поражению. Рассказывая историю Гарри, Монк упоминал о ролях, которые играли другие люди. Он объяснил, насколько трудной была жизнь в Нью-Йорке для Мишель, и рассказал ей о длительной вражде между ней и Розой.

– Теперь я знаю, почему ты и мама так редко упоминали о ней, – прошептала Кассандра.

– Роза навлекла на твою мать большое несчастье. У нее были свои собственные мечты, и в них не было места для людей, которых она не хотела туда впускать.

– Но она похожа на такую добрую, искреннюю женщину, – запротестовала Кассандра, вспомнив, что именно Роза помогла ей вернуться в Америку и с тех пор звонила несколько раз в неделю.

– Я думаю, что в глубине сердца она такая и есть, – мягко сказал Монк. – Иногда мы совершаем неверные поступки по причинам, которые заставляют нас поверить в нашу правоту. И только позже мы осознаем, что наши мотивы были дурацкими или наивными и мы причинили боль другим людям. Твоя мать и Роза могли бы когда-нибудь стать друзьями. Позволь мне показать тебе, что я имел в виду.

Монк прошел в свой кабинет и принес оттуда дневники, которые вела Мишель, начиная с ее приезда в Нью-Йорк и заканчивая за несколько дней до ее смерти.