Текст книги "Мечтатели"

Автор книги: Филип Шелби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 51 страниц)

22

Слякотным январским днем Монк Мак-Куин спустился вниз по ступенькам и вошел в длинную теплую комнату бара, где постоянные клиенты с мрачной решимостью потягивали небольшими глотками вино. Монк угрюмо посмотрел на свое отражение в зеркале во всю стену бара, потом на барменов, тихо размешивающих коктейли…

«Это место теперь изменится, – подумал он. – Как и миллионы питейных заведений в стране». В этот день, 16 января 1920 года Палата представителей приняла 18-ю поправку к Конституции, запрещающую продажу спиртных напитков.

Но Монка волновал не Волстед с его ослиным законодательством. Его волновало то, что он терял двух лучших друзей.

С решения Франклина, что он и Мишель будут жить вне Толбот-хауза, все и началось. К всеобщему удивлению и большому удовольствию Монка Мишель преуспела, став хозяйкой красивого дома на Ист-72-стрит недалеко от Центрального парка. Впервые посетив их, Монк был восхищен тем, как она сумела мрачную резиденцию превратить в веселый, элегантный дом. Повсюду стояли вазы со свежесрезанными цветами, античные статуи, висело несколько небольших, но со вкусом подобранных картин, в том числе Ван Гог, которого он подарил Франклину на день рождения. Когда дом был готов, Мишель дала вечер, пригласив друзей Франклина и кое-кого из нью-йоркского общества.

Отсутствие Розы, однако, бросилось в глаза.

– Я послала ей приглашение, – сказала Мишель Монку. – Очевидно, она занята.

– Какая жалость, – ответил он весело, глядя на Мишель с нескрываемым восхищением. Черная парча, серебро, серый шелк, украшение с жемчугом и изумрудом.

– Ты выглядишь прекраснее всех.

– Ну спасибо, ты так добр, – ответила Мишель, стараясь не краснеть.

Хотя она вполне могла себе это позволить, Мишель не заключала договоров с поставщиками прекрасных продуктов для Четырех Сотен семейств. Вместо этого каждую субботу вместе с Монком они обходили рынки в Гринвич Виллидж, Лоуэр Ист-сайд и других уголках Нью-Йорка, где она сама делала покупки.

В результате обеды, даваемые ею, имели не просто успех, но потрясающий успех. Она потчевала гостей «королевским цыпленком», спагетти, кукурузными лепешками, сладким картофелем, черной горчицей. Из Московитз и Луповитз на Эссек-авеню поступал бесподобный фаршированный перец, от Раппапорта – салат из лосося, шпинат с рублеными яйцами, салат из осетра. Мишель узнавали на Пелл-стрит в Чайна-таун, где процветали торговцы опиумом и белыми рабами, там она покупала экзотические пряности. Дом Мишель стал местом, где можно было встретить художников, писателей, бизнесменов и даже нескольких представителей семейств Четырех Сотен.

Но Монк скоро узнал, что Мишель стремилась к большему, чем устройство коктейль-вечеров. Она спросила его, где можно узнать больше о бизнесе, и Монк дал ей имена нескольких профессоров с факультета коммерции в Колумбии. В следующий раз он заметил, что трое из них стали у нее частными учителями. После всего, чему она подверглась в Толбот-хаузе, Монк не только радовался за Мишель, его восхищало упорство, с которым она занималась, помогала Франклину во всем. Тайные агенты с Уолл-стрит говорили ему, что Франклин проводил долгие часы в переговорах с банками: процесс, где одна десятая процента могла обернуться сотнями тысяч долларов для каждой стороны. В то же время он искал новых кандидатов для расширения торговли «Глобал» и готовил уже нанятых.

– Не думаешь ли ты, что Франклин слишком усердствует? – спрашивал Монк Мишель в таких случаях.

– Вот поэтому я и стараюсь узнать о его бизнесе все, что могу, – отвечала Мишель. – Я хочу сделать для Франклина больше, чем устройство вечеров.

Будучи близко знакомым с финансовым обществом, Монк поведал Мишель малейшие детали, необходимые хозяйке для приема гостей, деловых клиентов ее мужа. Мишель знала их любимые блюда, напитки и сигары. Она была в курсе, кто с кем в длительной вражде, кто кому конкурент, и можно было надеяться, что за ее столом не встретятся люди, неприятные друг другу. В то же время было ясно, что Мишель вникает в работу мужа все глубже. Присоединяясь к их завтраку, он слышал, как Франклин спрашивал у Мишель о ее впечатлениях о гостях: могут ли они быть полезны «Глобал» или окажутся, в случае чего, волками у ворот. И неизменно определения Мишель были лаконичными и здравыми.

Наслаждаясь временем, проведенным с Франклином и Мишель, Монк не подозревал, что незаметно растет нечто властное и неожиданное. Он понял это только накануне отъезда Джефферсонов. И испытал шок. В последнюю минуту Монк не мог заставить себя прийти провожать их на пирс и вместо этого говорил с ними на ланче в «Уолдорфе». Прошел сквозь тосты, слезы, обещания писать и сдал их водителю. В ту минуту, когда они скрылись из виду, он почувствовал пустоту в душе.

«Это было, – размышлял Монк в баре, – такое чудесное время, что он не понял, как это случилось: он влюбился в Мишель». Думая о ней сейчас, Монк был рад, что пространство Атлантического океана пролегло между ними.

Хотя Роза считала дни до отъезда Франклина, она никогда не говорила об этом ни дома, ни в офисе. Окружающие быстро поняли, что этот вопрос поднимать не надо.

Роза прятала свою боль от расставания с Франклином под видом бурной деятельности, всю свою энергию она тратила на усиленное продвижение векселей. Приходили все новые сообщения о соглашении с ведущими банками, телефон Розы звонил беспрерывно. Она с удовлетворением замечала, что более мелкие банки реагировали так, как она и предполагала, все их директора думали одинаково: если крупные учреждения уверены, что иметь дело с векселями выгодно, почему бы не попробовать и им? Группа новых работников, которую подобрал Франклин, была молода, энергична и полна энтузиазма. Все шло так хорошо, что Роза заставила себя верить, что так будет всегда.

В день отъезда Роза отвергла приглашение Франклина позавтракать с ним, Мишель и Монком. Вместо этого она взяла Стивена, и они приехали на пирс, от которого отходил лайнер «Нептун». Роза выждала до последнего момента и прошла в отделение первого класса, когда была уверена, что Мишель уже на борту.

– Даже проститься с ней не могла прийти, – грустно сказал Франклин.

Роза провела ладонью по его щеке.

– Давай не будем ссориться. – Она с трудом улыбнулась.

– Дай мне телеграмму по прибытии и сразу же обратись к сэру Манфреду Смиту. Он ждет тебя.

Франклин засмеялся:

– Роза, мы об этом говорили сто раз.

– Да, конечно, прости, – отступила Роза. Потом она добавила:

– И не забудь связаться с твоим новым доктором, сэром Деннисом Притчардом. Харрис очень рекомендовал его.

Франклин кивнул и помрачнел.

– А ты как, Роза? У тебя все будет хорошо?

Роза нервно засмеялась.

– Что за глупости! У меня все будет отлично. Почему нет?

– Я просто желаю тебе, чтобы рядом с тобой был кто-нибудь.

– У меня есть Стивен, – начала Роза.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Может быть, пора найти другого мужа.

– Один уже был, Франклин, и мы оба знаем, как это кончилось.

– Это не значит, что я не беспокоюсь о тебе или теряю надежду.

Ударили в колокола, провожающих попросили покинуть борт. Протяжные свистки прорезали туман, они смешались с возгласами пассажиров, стоящих у поручней. Роза крепко обняла брата.

– Счастливо! – прошептала она.

– Я люблю тебя, Роза!

Роза наблюдала, как Франклин взбежал вверх по трапу. Когда «Нептун» отчалил, Роза не могла оторвать глаз от парохода, покидавшего порт, смотрела до тех пор, пока он не стал точкой на горизонте.

– Можно теперь домой, мама?

– Конечно, мой дорогой.

«Ты – единственное, что у меня осталось. Ты сделаешь то, что не сможет Франклин. Ты мой свет, моя надежда, мой сын!»

Но, идя к машине, она уже не думала о далеком будущем Стивена. Были более неотложные дела. Роза с усмешкой вспомнила слова Франклина о том, что ей нужно, чтобы кто-то был рядом.

Нужно, конечно, но это не муж.

Она любила Франклина и знала, что у нее нет выбора, кроме как искать ему замену. Она содрогнулась при мысли, как одиноко и холодно будет в этом поиске.

23

Когда Мишель поднялась на борт «Нептуна», она почувствовала себя так, как будто она попала не на корабль, а прошла в двери великолепного отеля.

Начитавшись книг по этикету, она знала, что первый вечер в море считался неофициальным. Мужчинам необязательно быть во фраке, и женщины могут выбрать себе наряд по вкусу вместо официального платья. Мишель выбрала бархатное платье кораллового цвета с бриллиантами у запястья и жемчужной ниткой по рукаву, завершало туалет черное декоративное перо в волосах.

Оглядев себя в зеркало, она засомневалась, не слишком ли все это вызывающе. Ей не стоило беспокоиться. Возвращавшиеся на континент в том январе титулованные европейцы значительно превосходили на борту по численности американцев. Среди первых, кому была представлена Мишель, был герцог Шамбор, который настаивал, чтобы его называли просто Кристоф, и его белокурая оживленная спутница англичанка, леди Патриция Фармингтон.

После, за обедом у капитана, Кристоф повернулся к Мишель и сказал:

– Извините, мадам Джефферсон, но я вас откуда-то знаю. Париж, может быть?

– Я так не думаю, – пробормотала Мишель. Герцог не унялся. Во время еды он постоянно смотрел на Мишель, его вопросы были не навязчивы, но настойчивы.

– Конечно, я знаю, кто вы! – воскликнул он наконец.

Кристоф постучал по своему стакану вилкой, чтобы привлечь внимание окружающих.

– Леди и джентльмены! – провозгласил он. – Мне приятно сообщить, что я только что открыл великую тайну. Вот эта прелестная женщина, что сидит справа от меня, которую вы все знаете как мадам Мишель Франклин Джефферсон, это не кто иная, как Мишель Лекруа, героиня моей страны и истинная дочь Франции.

Мишель залилась краской, когда Кристоф начал рассказывать о ее боевых подвигах.

– Скромность вам к лицу, мадам, – заключил герцог. – Однако как патриот страны я настаиваю, чтобы вы приняли надлежащие почести.

Капитан осушил шампанское, посыпались тосты.

– Я горжусь тобой, милая, – прошептал Франклин.

– И давайте не забудем храброго мсье Джефферсона, – добавил герцог. – После всего он носитель ордена Почетного легиона.

Франклин поднялся и с благодарностью принял почести.

После этого первого вечера Мишель и Франклин стали центром светской жизни на лайнере. Каминная полка в их каюте была усыпана приглашениями с благородными гербовыми щитами или сдержанными рельефными печатями, принадлежавшими наиболее известным европейским фамилиям.

– Франклин, но невозможно выбрать, какое из приглашений принять! – вскрикнула Мишель.

Решение Франклина было простым:

– Принимай все!

Неожиданно Мишель оказалась в роли советчицы обслуживающего персонала: ее спрашивали о нравах американцев, о выборе меню, составлении списков гостей.

– Я не знаю, что бы я делала без вас, – дышала ей в ухо итальянская графиня после одного из обедов. – Эти американцы очень странные. Их манеры такие nouveaux,[7]7
  Новые (фр.)


[Закрыть] вам не кажется?

Первые несколько дней на «Нептуне» были раем для Мишель. Постоянно было много дел, времени ей просто не хватало. Однако несмотря ни на что по несколько часов ежедневно они с Франклином обсуждали стратегию Франклина относительно дорожных чеков. Говорили о банках, их активах, их филиалах и, что важнее всего, насколько тесно они были связаны с Куком. Они обсуждали личные и деловые качества каждого директора, чтобы определить как он будет расположен к предложению «Глобал». Все это отнимало много времени и сил, но Мишель чувствовала только радостное возбуждение. Она как-то подумала, что с тех самых пор как они прибыли в Америку, у них с Франклином не было столько общих счастливых минут. С каждым новым днем Мишель все больше убеждалась, что ничто не может снова встать между ними.

Из всех пароходов, бороздивших воды Атлантики, «Нептун» имел наиболее роскошный салон. Здесь было маленькое казино с рулеткой, а также комнаты, оборудованные экранами, где делались высокие ставки.

Вечером четвертого дня Франклин Джефферсон сидел в удобном кресле из черной кожи в окружении других игроков у круглого стола, покрытого зеленым фетром. Шла игра в покер, ставки измерялись в сотнях долларов. Франклин внимательно осмотрел свои карты в руке, опустил несколько фишек в кружку, затем отбросил одну карту и спросил другую. Когда другие игроки приняли решение, он поднял пальцы к виску и помассировал его. По причине, которую он не мог понять, головные боли возобновились, они были сильнее и продолжались дольше, чем когда-либо. Франклин полез в карман своего жилета, надеясь найти пилюли. Он ничего не говорил Мишель, не желая беспокоить ее. Игра продолжалась, Франклин отхлебнул коньяк, вынул свою любимую сигару и следил за действиями игроков. Потом он вдруг услышал треск ружейного выстрела.

– Где Блюграсс Бой? – спросил он неожиданно. Игроки за столом взглянули на него вопросительно.

Кто-то засмеялся, потом игра возобновилась.

– Я спросил: где Блюграсс Бой?

Пульс Франклина бешено участился. Ружейные выстрелы превратились в артиллерийскую канонаду, смех и голоса вокруг – в крики солдат, выскакивающих из траншей.

– Нет! Это не спасет! Блюграсс Бой, не высовывайся. Франклин опрокинул стул и бросился на соседнего игрока, сбив его на пол, пытаясь прикрыть его тело своим собственным.

– Они нас поджидают, разве ты не видишь? – шептал он, глаза разъедал дым от пушечных выстрелов, как ему казалось. Он схватил голову человека и раскачивал ее на своих коленях:

– О, Блюграсс Бой, почему ты не послушал меня!

– Мы не знаем, что произошло, миссис Джефферсон, – сказал корабельный врач. – Только что он играл в карты и уже в следующую минуту вел себя так, будто кто-то атаковал его.

Мишель смотрела на мужа, неспокойно спавшего в своей постели. Даже успокаивающие лекарства не могли до конца рассеять его ужас. Франклин стонал, его пальцы перебирали простынное полотно, как будто хватая воображаемые призраки, пугающие его. Мишель вывела доктора из спальни.

– Мой муж был на войне, – сказала она ему. – Как и многие, он видел ужасные вещи. Иногда он не справляется с собой…

Доктор, сам ветеран, выразил свое сочувствие.

– Будьте уверены, ваш муж будет под медицинским наблюдением, миссис Джефферсон, – сказал он. – Я поговорю с капитаном.

Когда доктор ушел, Мишель опустилась в кресло у кровати. Заставляя себя блокировать свой страх, она оказывала помощь мужу, вытирая выступающий пот. Позднее, когда Франклин успокоился во сне, Мишель достала листочки, где она усердно записывала то, что говорил Вильям Харрис. Всю ночь она перечитывала странички снова и снова, стремясь найти тот неуловимый ключ, который помог бы ей понять, что случилось с Франклином. Но открытие не приходило. Когда Мишель легла в постель, обняв Франклина, она не могла заставить себя забыть тот ужасный вопрос, который бился у нее в мозгу: что Вильям Харрис скрывал от них?

Когда Франклин проснулся на следующее утро, первое, что он осознал, был его собственный запах. Он быстро сбросил пропахшую потом пижаму и принял душ. Одеваясь, он заметил кучу фишек от покера на туалетном столике: неплохой выигрыш. Забавно, что он не мог вспомнить, как он кончил игру, как пришел в каюту.

Смотрясь в зеркало, Франклин заметил, что Мишель смотрит на него.

– Доброе утро, любовь моя, – сказал он, подходя и целуя ее. – Долго мы спали, правда?

Мишель изобразила улыбку.

– Как ты себя чувствуешь, милый?

– Я? Лучше чем когда-либо. И посмотри, – Франклин показал пригоршню фишек, – мы можем похвастаться. Ты спустишься вниз к завтраку?

– Конечно.

– Тогда до встречи внизу.

Когда Франклин поцеловал ее и исчез, Мишель опустилась обратно на подушки. Он явно ничего не помнил о вчерашнем вечере. Она не знала, что испугало ее больше: отклоняющееся от нормы поведение Франклина или потеря памяти.

Мишель поклялась, что, как только они прибудут в Лондон, она отведет Франклина к новому доктору, Деннису Притчарду.

В последний вечер на море Мишель и Франклин приняли приглашение на вечер от новых друзей – Кристофа и Патриции.

Мадам Патриция, сто двадцать фунтов светлой, пенящейся энергии, трижды обняла Мишель – в континентальной манере.

– Поверишь ли? – сказала она весело. – До того, как я встретила Кристофа, от мысли о том, что можно поцеловать иностранца у меня мурашки по телу бегали. Не потому, что ты иностранка, милая…

Мишель искренне нравилась Патриция, черпавшая жизнь полными горстями и выжимавшая из нее каждую каплю удовольствия. Слывя ветреной, Патриция имела острый ум, Мишель в этом убеждалась.

Пока Мишель помогала Патриции, гости начали прибывать. Скоро вечер был в полном разгаре, и, когда Кристоф напомнил, Мишель едва заметила, что Франклина все еще нет.

– Позвольте мне привести его, – предложил Кристоф.

– Хорошо, – быстро сказала Мишель. Кристоф взял ее руку.

– Все на борту знают, что произошло в тот вечер. Некоторые думают, что Франклин выпил лишнего, другие, – что он эпилептик. Я был на фронте, Мишель. Человек не может так просто избавиться от всего, что он там пережил. Пожалуйста, позвольте мне пойти с вами.

Тронутая его участием, Мишель согласилась. Когда они вошли в каюту, она была рада, что согласилась. Передняя превратилась в редут. Ковер усеян осколками зеркал. Мебель перевернута, шторы, картины изорваны. Слабый стон доносился из спальни.

– Я вызову доктора, – прошептал Кристоф.

– Нет! Нет, пока я не посмотрю на него. Мишель открыла дверь в спальню и увидела еще большее разрушение. В одном углу она увидела Франклина с искаженным лицом, съежившегося.

– Мишель… Мишель, я слышу, они гудят. Они меня ищут!

Дребезжащий голос Франклина, ужас в его глазах вернули Мишель в прошлое.

«Ему кажется, что он все еще в амбаре прячется от немцев».

Мишель схватила простыню и опустилась на колени перед мужем. Мягко говоря по-французски, как она делала там, в той жизни, она собирала осколки, как могла.

– Ему нужен доктор, Мишель, – услышала она голос Кристофа.

– Нет, ему нужна я. Пожалуйста, возвращайся и скажи всем, что Франклин нездоров. Ты знаешь, что сказать. – Мишель выдержала паузу. – Я доверяю тебе, Кристоф.

– Если ты уверена… – сказал француз, колеблясь.

– Да. Сейчас оставь меня с ним. Если будет хуже, я обещаю, я позову тебя.

Кристоф неохотно удалился, не потому, что он хотел, но потому, что чувствовал, что в таких обстоятельствах Франклин Джефферсон заслуживал того, чтобы сохранить его достоинство.

Мишель отвела Франклина в ванную. Она убрала комнату как могла, потом вернулась, чтобы помыть его, одновременно давая ему две успокоительные таблетки. Час спустя она, ослабев от слез, убедила себя, что завтра они будут в Лондоне и Франклин получит нужную ему медицинскую помощь. До тех пор она не выпустит его из поля зрения.

Мишель собиралась переодеться, когда она услышала стук в дверь. Думая, что это Кристоф, она побежала открывать.

– Простите меня за вторжение, миссис Джефферсон, – произнес капитан. – Можно войти?

Мишель молча кивнула.

К его чести, капитан не произнес ни слова, увидев, во что превращена каюта.

– Миссис Джефферсон, – сказал он мягко. – Я думаю, будет лучше для всех, если ваш муж перейдет в изолятор.

– Я ценю ваше участие, капитан, – начала Мишель.

– Боюсь, я должен настоять. Мне очень жаль, но вы, я думаю, видите: он представляет опасность для самого себя и для пассажиров. Обстоятельства таковы, что у меня нет выбора, кроме как изолировать его до тех пор, пока корабль войдет в док.

Капитан тронул ее за руку.

– Если вы хотите, я дам радиограмму, чтобы подготовили «скорую помощь».

– В этом не будет необходимости, капитан, – твердо произнесла Мишель. – Однако я хотела бы воспользоваться связью с берегом.

– Конечно, миссис Джефферсон. С кем вы хотите говорить?

– Доктор Деннис Притчард, Харли-стрит, Лондон.

24

Через восемь дней после отъезда Франклина Роза получила известие, что он и Мишель благополучно прибыли и устраиваются в новом доме. Роза передала по телеграфу свои наилучшие пожелания, не забыв напомнить Франклину дать ей знать, когда он начнет переговоры с британскими банкирами. Когда она уже уходила из офиса, позвонил доктор Харрис.

– Я только что получил срочное послание от сэра Притчарда, – сказал он. – Он просил выдать полную медицинскую карту Франклина – и как можно скорее.

Роза не выказала признаков волнения.

– Пошлите ему результаты последнего медицинского обследования.

На другом конце провода колебались.

– Мисс Джефферсон, не кажется ли вам, что было бы лучше для Притчарда знать все? В конце концов информация останется конфиденциальной.

Молчание Розы означало: да было бы лучше… Но насколько можно доверять Притчарду? Она знала его только по отзывам, а не лично. Он может оказаться не таким сговорчивым, как Вильям Харрис.

– Данные последнего обследования – это все, что ему нужно, – жестко сказала Роза. – Если вы чувствуете себя обязанным добавить что-то еще, я думаю, вы тщательно подберете слова.

И поскольку в послании из Лондона ни словом не упоминалось о том, что произошло на борту «Нептуна» во время рейса, доктор Харрис не стал вступать в спор с Розой, чтобы не осложнять с ней отношения.

За три месяца векселя «Глобал» приобрели стремительный успех. Сбыт перешагнул через отметку 5 миллионов долларов, и не было признаков его снижения. Роза удвоила объем продажи и купила здания, соседние с головным офисом на Бродвее.

Менеджеров по продаже Роза держала на коротком поводке. Каждого она знала персонально. Кроме жесткой слежки за отчетностью она знала все о их жизненных привычках, браках, пороках и добродетелях, целях. Все они, отмечала Роза с удовлетворением, стали преданными компании людьми, частично потому, что получали свой процент с каждого доллара. Был, однако, один, который затмевал всех остальных.

Молодой человек по имени Гарри Тейлор отвечал за чикагскую ветвь вексельного бизнеса после неожиданной смерти менеджера, подобранного Франклином. Отчеты демонстрировали, что с тех пор дела чикагского бюро неумолимо шли в гору и уже достигли объема продажи в головном офисе. Припоминая, Роза поняла, что она никогда не сталкивалась с этим двадцатипятилетним Гарри Тейлором. Из документов было видно, что он никогда не бывал в Нью-Йорке, не посещал даже конференций компании. Тем не менее, это был человек, уже принесший компании миллионы. Заинтересованная, Роза захотела узнать о нем больше.

Друзья Гарри Тейлора всегда говорили о нем: «Ему все легко дается. Минута – он уже вник в дело, и тут же бросил, уже опять ищет, где травка позеленее».

Гарри усмехался в ответ на такие комментарии, никогда не обольщаясь, потому что в таких высказываниях обычно звучали нотки зависти.

Выросший на ферме в штате Айова, он принес ценности честности и трудолюбия в студенческую среду Чикагского университета. В отличие от многих провинциалов, теряющихся в большом городе, Гарри быстро адаптировался. Его природная сила и усвоенная с детства привычка к физическому труду сделали из него великолепного атлета. И все же мастерство футболиста или взятие университетского рекорда по плаванию, казалось (к огорчению тренеров), не имели значения для Гарри, считавшего, что он просто распыляется.

Привычку к концентрации усилий, приобретенную еще на ферме, он перенес и на учебу. Гарри быстро расправлялся с работой, на которую у других студентов уходили часы.

Он с отличием окончил университет и начал свою карьеру в бизнесе товарной брокерской фирмы, быстро разобравшись в хитросплетениях торговой системы. Скоро он зарекомендовал себя и был переведен в офис, где его незаурядные способности в предсказании взлетов и падений принесли ему быстрый успех.

Как раз в тот момент, когда он мог бы открыть собственное дело, Гарри Тейлор все бросил. Не то что он заскучал делать каждый день одно и то же и не то чтобы хотел обойти соперников. Просто он освоил дело, и пришла пора двигаться дальше.

В «Глобал» Гарри попал по счастливой случайности. Одна из трех женщин, с которыми он встречался, случайно упомянула, что ее босс – менеджер офиса в Чикаго только что уволил своего помощника. Гарри вполне способен к этой работе, и не прелестно ли, если они смогут работать вместе? Гарри от души посмеялся над нехитрой девичьей уловкой привязать его к себе, но начал присматриваться к новому месту работы, согласился побеседовать с работодателем.

– Вы будете посещать клиентов – банки, отели, железнодорожные и автокомпании и предлагать векселя. Вот и все.

Менеджер, сухощавый армянин с очками, похожими на донышки бутылок от кока-колы, рассчитывал на отказ при таких требованиях к претенденту.

– Меня это устраивает, – заявил Гарри.

– И ужасно большая территория, – предупредил его менеджер.

Гарри не сказал вслух, но это было именно то, чего он хотел. Он хотел посмотреть белый свет, встречаться с новыми людьми, приобрести новый опыт, увидеть новые места. Компания вроде «Глобал», только что разработавшая новый финансовый инструмент, офисы которой были разбросаны по всей стране, давала ему такую возможность. Она дала бы также, думал он, отличный повод выкрутиться из затруднительных положений в текущих романтических делах.

Успех Гарри в чикагском офисе был таким же стремительным и не потребовавшим усилий, как и все, что он делал. Он начал продавать векселя в окружающих промышленных районах, где «Глобал» имел свои точки. Через три месяца эта территория дала 30 процентов от региональных продаж. Когда Гарри вернулся в Чикаго, ему поручили расчеты с ведущими банками. Два вечера в неделю уделял им, сражая их президентов решающими доводами, и проводил остальное свое время в средних и мелких заведениях. Пока его босс лежал с третьим и последним сердечным приступом на руках белокурой жены, Гарри Тейлор включил более 50 банков в поле деятельности «Глобал». Нью-Йорк только взглянул на такие результаты – и Гарри тут же дали еще теплое кресло менеджера.

Приобретая свободу, Гарри изменил дело по своему вкусу. Он убрал продавцов с телефонов и поставил их на дорогах. На собраниях он подчеркивал важность открытия новых торговых точек. Он нанимал лучших секретарей, щедро платил им под гарантию, что он и его приближенные могли отсутствовать по нескольку дней, уверенные, что все будет в порядке. И так и было до дня, когда Роза Джефферсон прибыла в Чикаго.

После того как он потерял свою девственность с соседской девчонкой, Гарри Тейлор никогда не был озабочен женщинами. Для Гарри секс был чем-то, что он дарил свободно и, поскольку он искренне любил женскую натуру, получал также. В то время, как привлекательность его созревшего тела невозможно было отрицать, женщинам нравился теплый, наделенный чувством юмора мужчина, понимающий и добрый – перед, ласковый и уютный – после. Да, именно потому, что Гарри любил всех женщин, он не мог выбрать среди них одну. Женщины в их бесконечных различиях и оттенках были особой радостью; радостно было упрашивать и открывать, познавать и наслаждаться, потом мягко отворачиваться к другим. И поскольку ни одна женщина не ранила его, Гарри не знал, способен ли он ранить в ответ.

Гарри Тейлор оказался совсем не таким, как ожидала Роза. Все ее менеджеры были честными, загруженными работой людьми, которые кричали, играли на повышении цен, льстили, торговались – по ситуации, Гарри, с другой стороны, действовал легко, к чему и обязывало его имя.

На шесть лет моложе ее, он был высоким и крепким, с белокурыми цвета лютиков волосами, ясными зелеными глазами и ослепительной открытой улыбкой. Работа была для него лишь продолжением его личности, и Роза быстро увидела, что его люди пойдут за него в огонь и в воду.

– Приятный сюрприз, мисс Джефферсон, – сказал Тейлор, откидываясь в своем кресле. – Что-то нами головной офис заинтересовался.

Роза осмотрела офис, отметив, что своими письменными столами с откидывающимися досками и пишущими машинками он более напоминал кабинет провинциального адвоката, чем нерв операций в миллион долларов за год. Она нашла эту эксцентричность вызывающей.

– Конечно, мистер Тейлор, хотелось бы, чтобы вы поделились секретами вашего успеха.

Гарри Тейлор вытянул из-за стола свои длинные ноги.

– Пойдемте.

Роза рассчитывала, что ей покажут контору, но вместо этого Гарри быстро вел ее по городу. Роза не могла поверить, как много Тейлор мог успеть за один день. Они посетили аптекарский магазин на южной стороне, продуктовые магазины в Итальянском районе, книжные лавки на северном побережье. И везде продавались векселя «Глобал», и в каждом месте Гарри встречали как старого друга.

– Я вспомнил, что вы писали о векселях как инструменте обычного, среднего человека, – объяснил Гарри, когда они шли вдоль Мичиган-авеню. – Так вот, это все места, куда люди ходят каждый день. Устанавливая точки по городу, я получаю бизнес, который теряют банки и наши регулярные точки.

Роза подумала, что идея столь же проста, сколь гениальна. Это она и сказала Гарри.

– Но это казалось очевидным, – скромно отвечал он. Роза думала, что день – в крайнем случае два – достаточно, чтобы исследовать операции Чикаго. К концу недели она все еще не уехала. Гарри Тейлор был отличным хозяином. Когда он брал ее с собой при посещении клиентов, он превращал визиты в приключения. Потом еще оставалось много времени для осмотра достопримечательностей.

Больше того, Роза поняла, что смотрит на Гарри как на мужчину. Он был безусловно красив, но его привлекательность не была внешней. Она была где-то внутри него. Роза знала, что Гарри родился и вырос на Среднем Западе и окончил университет в Чикаго. Из его дел было видно, что он жил на часть своей зарплаты и расчетливо вкладывал остаток. Гарри, казалось, имел все, что он желал от жизни, и был почти безразличен к вознаграждениям, которые уже получил и которых мог бы легко достичь.

«Он ничего не хочет от меня. Ему просто нравится, что он делает. И, видит Бог, он – лучшее из того, что у меня есть».

Роза была в ванной, мыла голову, готовясь к обеду с Гарри, когда зазвонили колокольчики в ее номере. Она вспомнила, что ждет важное сообщение из Нью-Йорка.

– Открыто! – крикнула она. – Оставьте на столе. Роза закончила с волосами и вошла в комнату, ища пакет.

– Вы это ждали? – спросил Гарри, протягивая его.

Роза покраснела. Она не рассчитывала, что здесь кто-то есть. Тем более Гарри. Вдруг она почувствовала смущение: на ней был тонкий ситцевый халатик, который плотно облегал ее влажное тело; никакой косметики, волосы мокрые и непричесанные. А Гарри приближался к ней.

– Гарри, пожалуйста…

– Ш-ш, – прошептал он.

Он прикоснулся ладонью к ее щеке и медленно приподнял ее лицо, так что невозможно было уклониться от света в его зеленых глазах. Роза трепетала, когда он целовал ее, плотно прижимаясь губами. Она хотела сказать ему, чтобы он прекратил, что это нехорошо, но она боялась открыть рот, потому что вырваться могли совсем другие слова – что это чудесно, что она уже забыла, что так бывает, и ей это так нужно…