Текст книги "Интерпол"
Автор книги: Фентон Бреслер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Бергхус разыскивается по подозрению в убийстве добровольца Нидерландской армии. 4 апреля 1944 года около 21 ч. 30 мин. во время патрулирования шоссе Хорлен-Девентер возле пересечения у Баннинка, муниципалитет Дипенвен, был застрелен один из патрульных.
Оружие: пистолет малого калибра. Преступник, бросивший свой велосипед, возможно, ранен, поскольку патрульный, защищаясь, успел выстрелить из своей винтовки.
Описание внешности: рост 170 см, стройный, лицо продолговатое, волосы короткие, курчавые, глаза синие, лоб низкий, широкая нижняя челюсть, губы тонкие, зубы в хорошем состоянии, бородавка на верхнем веке. Фотография прилагается.
Да, много человеческих судеб уместилось на страницах журнала «Международная криминальная полиция» военных лет.
А потом пришел конец. 20 февраля 1945 года вышел в свет последний номер журнала. В начале того же месяца английские и американские войска пересекли на западе довоенную границу Германии. 28 апреля они встретились с войсками Красной Армии на Эльбе, фактически разрезав страну на две части. 30 апреля Гитлер застрелился в своем бункере. 7 мая 1945 года гроссадмирал Дениц от имени Германии подписал акт о безоговорочной капитуляции.
К тому времени уже был арестован Кальтенбруннер, а Оскар Дресслер, к счастью для него, тихо скончался у себя дома в Австрии.
Полицейские всего мира чувствуют себя людьми особого сорта. Они всегда были такими и, возможно, такими и останутся. Если нет расовых различий, редко можно столкнуться с тем, что один офицер полиции публично критикует другого. Существует какое-то подсознательное нежелание осуждать коллег даже за наихудшие нарушения.
Дресслер ушел в мир иной в возрасте 81 года. А через 15 лет, в 1960 году, Марсель Сико, Генеральный секретарь Интерпола и бывший служащий французской полиции времен оккупации, обласкал память австрийца в официальном некрологе в журнале, который создал и долгие годы редактировал Дресслер: «Конечно, его поведение в 1938–1945 годах вызывало определенную критику и имело сомнительный характер, но был один неоспоримый факт: в течение 17 лет в своем родном городе он оставался движущей силой МККП, посвятив всю энергию и знания организации, в цели которой он верил.
Настало время возвратить имя Дресслера из забвения и восстановить его репутацию».
Как же нам поступить? Может быть, согласиться с умильными пошлостями Сико? Или уместнее прислушаться к словам письма Амоса Элона из Вены в журнал « Нью-Йоркер» летом 1991 года: «Из всех призраков, которые бродят по Вене, может быть, самые зловещие – это призраки нацизма. Ведь в Австрии было больше высокопоставленных нацистов, чем в самой Германии, и потому следовало ожидать, что большинство австрийцев рассматривало аннексию их страны Германией в 1938 году как акт национального освобождения. Говорят, что австрийцы, которые насчитывали едва ли одну десятую от населения великой Германии, составляли более половины в персонале концентрационных лагерей?»
В мае 1945 года симпатичный загородный район Ваннзее оказался в американской оккупационной зоне Берлина. Особняк на Кляйнен-Ваннзее, 16 заняла армия США.
Как мы убедились, Интерпол не прекращал своей деятельности в годы войны. Когда же наступил мир, то не оказалось в наличии ни Президента, ни Генерального секретаря, ни штаб-квартиры – ничего.
Глава 7«Да не угаснет пламя!»
(1946 год)
После Второй мировой войны на европейском континенте воцарился хаос, едва ли не худший, чем после Первой мировой.
Взирая из относительно стабильной послевоенной Великобритании сэр Рональд Хоув, в то время помощник комиссара по уголовным делам в Скотленд-Ярде, мог себе позволить такое равнодушное и даже несколько самодовольное замечание: «Проблемы, с которыми мы сталкивались в Лондоне в конце войны, не могут сравниться с теми, что переживала полиция на континенте. Волна преступности в Англии была лишь частью общеевропейской болезни, которую нам не довелось испытать в наиболее вирулентной форме. В странах, переживающих гитлеровскую оккупацию, выросло новое поколение, мировоззрение которого базировалось целиком на ниспровержении и которое рассматривало полицию лишь как чистилище, а закон как нечто такое, что можно если и не игнорировать открыто, то уж обходить наверняка. Этот образ мыслей нельзя было изменить простой сменой режима. Вернувшиеся из лагерей для перемещенных лиц беженцы не чувствовали себя обязанными этому миру, столь жестоко с ними обошедшемуся. Человек редко очищается через длительное страдание. А когда он теряет свой дом, свою родину, то вряд ли оставшуюся часть жизни он посвятит неизбывному чувству благодарности к стране, приютившей его. Уже через несколько недель после окончания войны образовались хорошо организованные банды преступников, состоявшие из бывших заключенных».
Финансовые пристрастия полетели кувырком. Никто не хотел принимать французские франки или дойчмарки, если их решались предложить. Пошатнувшаяся валюта обесценилась и потоком фальшивых денег: множество таких банкнот было сфабриковано в немецких концентрационных лагерях с намерением подорвать экономику страны, в которой они распространялись. [22]22
Возможно, побочный эффект «Операции Бернхард».
[Закрыть]Военнослужащие союзных оккупационных армий ринулись в оптовую торговлю содержимым воинских складов, скупая дорогие вещи за бесценок. Кусок мыла можно было обменять на дорогой браслет для часов, работы старых мастеров – на блок сигарет, а фамильные драгоценности – на чай и лезвия для бритья. Как писал один журналист, «за мешок картошки можно было выменять меховую шубу. Европа стала раем для мошенников международного масштаба и дельцов черного рынка».
Надо было что-то предпринимать. И вот нашелся человек, сделавший первый шаг. Это был 58-летний подполковник бельгийской полиции. Генеральный инспектор внутренней безопасности Бельгии Флоран Луваж, как вы помните, связанный еще с довоенным Интерполом. Своему родному Министерству юстиции он подал идею – созвать совещание руководителей полиции довоенных стран – членов Комиссии и, чтобы подчеркнуть преемственность идей, назвал его 15-й Генеральной ассамблеей МККП (знаменитое роскошное совещание в Бухаресте было 14-й Ассамблеей). Министерство юстиции не только поддержало эту инициативу, разослав приглашения по дипломатическим каналам, но и возложило бремя немалых финансовых затрат на бельгийское правительство.
Наконец в понедельник, 3 июня 1946 года, сорок три делегата из 17 стран собрались в помпезном, с каменными колоннами Дворце правосудия в Брюсселе.
В Ассамблее участвовали следующие страны: Бельгия, Великобритания, Дания, Египет, Иран, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Польша, Португалия, Турция, Франция, Чехословакия, Чили, Швейцария, Швеция и Югославия. Греция принесла извинения за отсутствие. США выразили свои добрые пожелания, однако Эдгар Гувер, «к сожалению», не сможет присутствовать. Приглашение прибыло слишком поздно, объяснил он, и пообещал принять участие в следующей Ассамблее или прислать кого-нибудь вместо себя. Делегаты были растроганы и единодушно избрали его вице-президентом.
Истинную же причину отсутствия хитрого и изворотливого Гувера раскрывает внутренний (для служебного пользования) отчет ФБР «Интерпол и его связь с ФБР», копия которого у меня имеется: «Соединенные Штаты не были там представлены, поскольку ФБР еще не ознакомилось с идеологической подоплекой послевоенного участия в этой организации других стран». Далее выясняется, что Италия, Испания, Балканские государства и Советский Союз [23]23
Формально Советский Союз в начале послевоенного периода оставался в союзной коалиции, но отношения с Западом уже были омрачены. А три месяца спустя, в марте 1946 года, Уинстон Черчилль в своей знаменитой фултонской речи произнес вошедшие в историю слова «железный занавес». В 1927 году Советы отказались вступить в организацию, а в послевоенные годы приглашение ни разу не возобновилось. И Луваж радовался прецеденту.
[Закрыть]вместе со странами Балтии «не получили приглашения участвовать в конференции, так как мистер Луваж посчитал, что они были либо недостаточно организованы, либо после войны утратили свою независимость».
Конференция прошла с большим успехом. Луваж при всех регалиях и в парадной форме заявил во вступительной речи: «В 1923 году психоз уничтожения и нищеты, порожденный мировой войной 1914–1918 годов, исчезновение одних стран и появление других, развал границ и перемещение огромных масс населения, беспорядок, возникший внутри служб криминальной полиции стран, участвовавших в войне, – все это создало ситуацию, требующую более тесного сотрудничества между ведомствами, отвечающими в каждой стране за борьбу с правонарушениями.
Менее года прошло после окончания последней войны. Но последствия этого ужасного катаклизма оказались настолько глубоки, что причины для возрождения Международной комиссии криминальной полиции сейчас еще более актуальны, чем когда она создавалась.
Наша организация намеревается, в соответствии с национальными и интернациональными законами, приложить все силы для восстановления порядка и поддержания мира во всем мире с помощью людей доброй воли и совести, таких, какими являетесь вы сами. Не дадим пламени погаснуть!»
Никто не может устоять перед лестью! Делегаты ответили на эту речь бурным всплеском хвалебных слов в адрес друг друга и Луважа – так они стремились разжечь драгоценное пламя.
Через три дня, ко времени отъезда из Брюсселя, они приняли решение о новой штаб-квартире в Париже, [24]24
Ни Берлин, ни Вена уже не были приемлемы из-за тесного сотрудничества с нацистами и факта оккупации английскими, французскими, советскими и американскими войсками.
[Закрыть]избрали нового президента – неудивительно, что Луважа – и нового Генерального секретаря – Луи Дюклу. Этот высокий, плотный француз, возглавивший после войны Юридический департамент полиции в Сюрте Насьональ, пользовался всеобщим уважением. Официальными языками в Комиссии стали французский и английский. Предложенный славянскими членами организации третий язык – русский, был отвергнут, несмотря на энергичные протесты югославских и польских делегатов, чьи страны уже находились в советской зоне влияния в Европе: сказалось начало «холодной войны».
Делегаты также одобрили новый бюджет (из расчета 2,5 швейцарских франка на 10 000 жителей для стран с населением менее 10 миллионов человек, более крупные государства платили по сложной скользящей шкале) и внесли поправки в Устав 1923 года: отныне все высокопоставленные чиновники автоматически на должность не назначались, а должны были избираться. Президент и семь его вице-президентов составляли Управляющий совет, наделенный в основном почетными функциями. Президент и Генеральный секретарь вместе с «генеральными докладчиками» формировали Исполнительный комитет, который фактически управляет организацией. Эта «Большая пятерка», как ее часто называли, должна была включать по мере возможности представителей различных стран».
В действительности же, помимо решительного искоренения всего германского и австрийского, в основном шел возврат к ситуации, существовавшей до 1938 года и прихода нацистов к власти. В «Большой пятерке» все значительные фигуры имели довоенный стаж: сам Луваж, Луи Дюклу, бывший французский полицейский, сотрудничавший с МККП еще с 1930 года, и три «генеральных докладчика» – сэр Рональд Хоув из Скотленд-Ярда, профессор Харри Зодерман из Швеции и полковник Вернер Мюллер из Швейцарии. Удобнее быть не могло.
«Мы были старыми знакомыми и доверяли друг другу», – писал позднее Зодерман. Но печальная истина состояла в том, что трое из этой блестящей «Большой пятерки» были в годы войны коллаборационистами или симпатизировали нацистам. «Чисты» оказались лишь Хоув и Дюклу, последний в 1941 году был уволен правительством Виши за антифашистские убеждения.
Мы уже убедились, сколь двойственно отношение к Комиссии военных лет так называемых «нейтралов» Зодермана и Мюллера. Но самое неприятное то, что послужной список Луважа в оккупационный период – еще хуже. «Он был единственным выдающимся членом старой Комиссии, который вышел незапятнанным из этого тяжелого испытания», – заявляет в своих мемуарах Зодерман. Но он обязан был знать, излагая эти слова на бумаге, что пишет заведомую ложь.
Я тоже считал, пока не начал работу над этой книгой, что Луваж в годы войны, как и Дюклу, находился в почетной отставке. И только потом, когда ужасные времена остались позади, благодарное бельгийское правительство назначило его Генеральным инспектором внутренней безопасности, и этот рыцарь в сверкающих доспехах возник на мировой сцене, чтобы снова водрузить флаг чести и свободы своей обожаемой МККП. Но это оказалось не так. Луваж спокойно прослужил всю войну Генеральным инспектором внутренней безопасности в Брюсселе бок о бок с гестапо и полицией оккупировавшей Бельгию Германии. Он входил в редакционную коллегию журнала «Международная криминальная полиция» наряду с Эженом Бланю, трусливым шефом пронацистской румынской Секретной службы, Жаном Феликсом Бюффе – главой вишистской полиции, и Антонио Пиццуто – шефом римской полиции при Муссолини. Когда в 1944 году он издал книгу о методах и тактике расследования преступлений, его коллеги по редакции с готовностью и бесплатно предоставили ему место для рекламы.
А наглость Луважа поистине не знала границ. Он заявил собравшимся в Брюсселе делегатам, что «связался с доктором Дресслером, последним Генеральным секретарем МККП», чтобы выяснить местонахождение денежных средств Комиссии [25]25
В ответ он узнал, что в Берлинском банке лежат 20 000 рейхсмарок, а еще 20 000 вместе с 1000 швейцарских франков блокированы союзными войсками.
[Закрыть]– и при этом ни единого слова критики той непристойной роли, которую играл Дресслер в течение всей войны. Более того, с очаровательной скромностью он извинился перед делегатами «за то, что взял на себя инициативу, по настоянию некоторых членов Исполнительного комитета, и действовал как постоянный докладчик Комиссии, созывая это совещание». Но не уточнил – и это выяснилось лишь из военной книги Дресслера и журналов за 1943–1944 годы, – что на должность постоянного докладчика (по старому Уставу – это постоянный член Исполнительного комитета, часто посещающий совещания в берлинской штаб-квартире) его назначил сам Рейнхард Гейдрих. А утвердил на этом посту Эрнст Кальтенбруннер, тот самый Кальтенбруннер, которого Джастис Роберт Джексон, главный обвинитель от США на Нюрнбергском процессе, охарактеризовал в своей заключительной речи как личность, «принявшую кровавую мантию от Гейдриха, чтобы душить оппозицию и наводить ужас на податливые души и строить власть национал-социализма на фундаменте из трупов безвинных людей».
С таким же воодушевлением Рональд Хоув описывает «незапятнанную» личность Луважа в своих мемуарах как «одного из старейших и уважаемых полисменов в Бельгии».
До сих пор в кругах Интерпола придерживаются такого же мнения. Но в ноябре 1990 года я побывал в Брюсселе, где беседовал с Робертом ван Ховом, старшим офицером бельгийской полиции в отставке и вице-президентом Интерпола в начале 80-х годов. С некоторым удивлением ван Хов сообщил мне, что, готовясь к нашей встрече, пытался отыскать досье Луважа, но оказалось, что оно исчезло. «Не могу понять почему, – говорил он мне. – Да и трудно поверить, что Луваж, которого я никогда не знал лично, мог оказаться коллаборационистом. Тогда за какие заслуги ему после войны, в 1949 году, была вручена Золотая медаль Сопротивления?»
По крайней мере, сэр Рональд Хоув был достаточно искренен в своих мемуарах, соглашаясь с тем, что быть «членом полиции означает принадлежать к лучшему в мире профессиональному союзу». «Я твердо верю, – писал он, – что даже в разгар Суэцкого кризиса 1956 года, если бы мне довелось побывать в Египте (куда вторглась Великобритания вместе с Францией), мои друзья в египетской полиции позаботились бы обо мне». Каждый знает своих друзей. Когда Луваж испустил свой последний вздох в июле 1967 года, безымянный автор с симпатией писал: «Во время Второй мировой войны он стал Генеральным инспектором внутренней безопасности Бельгии и занимался этой особенно тяжелой работой». Как это похоже на тот вежливый, безобидный некролог, что напечатал официальный журнал Интерпола после смерти Дресслера!
Весьма и весьма ловкий прием.
Правду говоря, Луваж не по праву был постоянным докладчиком и регулярно ездил в Берлин, чтобы посидеть за круглым столом с Кальтенбруннером и провести приятные вечера, отдыхая на вилле на берегу Ваннзее. Ведь в Европе оставалось немало достойных людей, служивших в полиции и завоевавших уважение тем, что отказались участвовать в нацистских играх в любой форме. Тот же Михаэль Скубл, шеф полиции Вены и президент Интерпола во времена аншлюса, всю войну провел под домашним арестом; или Луи Дюклу, «освобожденный от служебных обязанностей» в 1941 году, или Кристиан Вельхавен, комиссар полиции Осло, брошенный в концентрационный лагерь, а затем в подземную камеру штаб-квартиры гестапо в Берлине. А 865 французских полицейских, расстрелянных или казненных гитлеровцами? А те, кто отдал свои жизни, сражаясь в рядах Сопротивления?
Даже Артур Небе, профессиональный немецкий полицейский и директор Международного бюро Интерпола военных лет, кончил свои дни на виселице, когда он окончательно отвернулся от своих друзей-нацистов и присоединился к неудавшемуся заговору против Гитлера в июле 1944 года.
В той же бельгийской полиции служил Роберт ван Хов, впоследствии вице-президент Интерпола. В ноябре 1943 года в двадцать лет он начал карьеру детектива в Брюсселе. Он вспоминает: «Для полицейского это были тяжелые времена. Наши руководители говорили нам, что при расследовании убийства германского офицера или коллаборациониста не стоит особенно стараться выяснять личность преступника, потому что тогда его ждет неминуемая смерть. Вот почему некоторые из наших начальников были затем арестованы немцами и оказались в тюрьме. Я лично знал двоих из них».
Он припомнил случай, когда его группа, обыскивая дом, вместо поддельных талонов на продукты обнаружила «много оружия и печатный станок для газеты Сопротивления». «Я спросил комиссара: «Что мне делать с этим?», А тот ответил: «Ты этого не видел». Мы все оставили и ушли. Через месяц в этом же доме обыск производили немцы и нашли то же самое, что и мы. Хозяин дома, это чучело, сказал им: «Сделайте то же, что и другие месяц назад: считайте, что вы ничего не видели!» На следующий день моего начальника арестовали. Нет, это было, говорю я вам, очень тяжелое время для полицейского!»
Нет прощения предательству или сотрудничеству с врагом. И все эти луважи, несмотря на их несомненное профессиональное мастерство, не заслуживают ни малейшего уважения.
Но зачем копаться во всем этом спустя пятьдесят лет после событий? Не оскорбляем ли мы незаслуженно уважаемую организацию?
Отвечу определенно: «Нет» – и по следующим двум причинам. Во-первых, то, что совершалось под прикрытием Интерпола полвека назад, никак не может быть поставлено в вину сегодняшней организации. Мы живем в другое время, в других условиях, в другом мире.
Во-вторых, есть опасность в том, что полицейские, выражаясь беспристрастными словами сэра Рональда Хоува, «принадлежат к самому лучшему профессиональному союзу в мире». Это сказывается на методах их работы. Страусиная позиция организации по отношению к позорному прошлому военных лет – а такова она и сейчас – имеет отношение к нынешним дням: полицейский не имеет права закрывать глаза на факты предательства в своих собственных рядах. Никакая профессия, никакое призвание не дают исключительного права на истину.
Закрывать глаза на события прошлого – значит не видеть будущего. И мы не вправе забывать, что десять лет назад, с 1980 по 1984 год, президентом Интерпола был Жолли Бугарэн, шеф полиции Фердинанда Маркоса, чье правление стало временем беззакония на Филиппинах. Имельда Маркос (гардероб ее насчитывал три тысячи пар туфель) даже способствовала своей речью на Генеральной ассамблее в Маниле в ноябре 1980 года избранию Бугарэна. Делегаты предпочли его видному альтернативному кандидату Стюарту Найту, директору Секретной службы США.
Более ста лет назад премьер-министр королевы Виктории Уильям Эварт Гладстоун произнес: «Цена свободы – вечная бдительность». История Флорана Луважа, искажение – и сегодня – правды о его прошлом показывают, что слова Глад-стоуна не утратили своей актуальности.
Глава 8Возрождение
(1946–1947 годы)
Совершенно непредвиденным итогом Генеральной ассамблеи в Брюсселе явилось то, что в мирное время французы взяли на себя роль немцев военного периода, Париж заменил Берлин как место оперативной работы. Многими это рассматривается как логический поворот событий. Например, Майкл Фунер безапелляционно заявляет: «Этот выбор имел существенные основания: центральное географическое положение, прекрасно развитые средства связи, привилегированное положение в отношении международной преступности. Кроме того, учитывались взятые Францией на себя финансовые и другие обязательства страны пребывания».
В действительности тут не было никакой логики. Это было случайное решение. Луи Дюклу приехал в Брюссель, будучи главой французского Юридического департамента полиции и захватив с собой 30-летнего помощника Жана Непота. Он не предполагал, что его изберут Генеральным секретарем и он станет полновластным хозяином, а его страна будет играть ведущую роль в возрождении организации.
Спустя сорок пять лет Жан Непот так изложил закулисные события тех лет: «Мистер Дюклу попросил меня поехать с ним, поскольку я немного изъяснялся по-английски: сейчас я говорю на этом языке плохо, а тогда – совсем дурно! И еще у него была мысль, хотя он этого прямо не говорил, сделать меня руководителем французского Национального центрального бюро. В нашей делегации я был моложе других: самому Дюклу – уже 63 года, а еще двоим между пятьюдесятью и шестьюдесятью.
Вопрос быть или не быть Парижу новой штаб-квартирой тогда не стоял. Чехи хотели переселить Интерпол в Прагу, а голландцы – заполучить его к себе. Еще до начала Ассамблеи к Дюклу в Париже пришли трое высокопоставленных голландских полицейских с целью заручиться его поддержкой. Но, я думаю, эта идея не нашла благоприятного отклика: бельгиец Луваж готовился к избранию президентом, а это превратило бы Комиссию в креатуру Бенилюкса. Пражская альтернатива также неприемлема по политическим мотивам: Чехословакия уже подпала под коммунистическое влияние.
Мы приехали в Брюссель без каких-либо заготовок – это я заявляю вполне категорически. Со стороны французского правительства, а тем более от нашего непосредственного шефа – министра внутренних дел особых инструкций не было. Нам просто сказали, чтобы мы поступали по ситуации и старались извлечь из нее максимум пользы.
Вы понимаете, что такие проблемы чаще и глубже обсуждаются за кулисами, чем на официальных заседаниях.
В Брюсселе мы беседовали с другими делегатами и поняли, что их не устраивает выбор между Гаагой и Прагой. Дюклу имел превосходную репутацию благодаря своей довоенной работе в Интерполе. Этот кряжистый выходец из Бургундии привлекал окружающих своим умом, силой и уверенностью. Да и французская полиция безусловно пользовалась авторитетом. Несколько делегатов предложили Дюклу: «А почему бы не перевести МККП во Францию, в Париж?» Но он не решился сразу дать положительный ответ: «У меня нет полномочий, надо позвонить министру».
В то время министром внутренних дел Франции был некий месье Ле Троке – за несколько месяцев до этого генерал де Голль ушел в отставку с поста премьер-министра. Это был период, когда у нас во Франции правительства менялись через три или четыре месяца. И наверняка скоро появится новый министр внутренних дел. Но, так или иначе, Дюклу позвонил из Брюсселя месье Ле Троке: тот, возможно, не до конца понимал смысл происходящего, но дал свое добро. И тогда Дюклу сказал «да». Мы вернулись к весьма сложному вопросу повестки дня: о возобновлении работы Международной комиссии криминальной полиции. Вот так все это происходило».
Мистер Непот прав: министр внутренних дел Франции Андре Ле Троке, «вероятно, не до конца понимал смысл происходящего». Он находился на этом посту неполных шесть месяцев и вскоре, меньше чем через неделю после телефонного звонка Дюклу, ушел в отставку: пал кабинет Феликса Гуэна. Но примечательной чертой всех двадцати пяти скоропалительных правительств, руководящих Францией в течение 12 лет до тех пор, пока де Голль окончательно не взял власть в свои руки в мае 1958 года, было стремление следовать его (де Голля) курсу. По крайней мере, в одном отношении: они хотели вернуть своей стране славу и престиж, которые, в глазах зарубежных политиков, были утеряны из-за поражения в войне и унижения, пережитого в лапах нацистской Германии. Все они жили в тени великого Шарля де Голля, а его стремление восстановить «La gloire de la France» [26]26
Былую славу Франции.
[Закрыть]стало их жизненной позицией, невзирая на политические разногласия.
Неудивительно, что Андре Ле Троке быстро согласился с предложением перевести в Париж новую штаб-квартиру Международной комиссии криминальной полиции. И чтобы извлечь максимум пользы из нового пэра в национальном кепи Франции, по предложению французской делегации, в Устав 1946 года организации было внесено: «Предпочтительно, чтобы генеральный секретарь представлял страну постоянного местопребывания Комиссии».
Но тогда французское правительство не имело ни малейшего представления о том, на что оно решается.
Вспоминает Жан Непот: «Мы вернулись в Париж на одном из знаменитых «ситроенов», которые часто показывали во французских детективных фильмах того времени. Месье Дюклу все еще оставался главой Юридического департамента полиции, т. е. руководителем французского Отдела криминальной полиции. Это была его основная работа, и так как всем сразу он заниматься не мог, то предложил мне: «Ты возьмешь на себя дела Международной комиссии криминальной полиции». Это в моито тридцать лет!
Мы подыскали помещение на улице Альфреда де Виньи, сразу за углом у парка Монсо, в одном из старых огромных особняков, реквизированных во время войны французами или немцами. Но официальный адрес Комиссии давался по улице Соссэ, 11, где находились штаб-квартира и кабинет Дюклу.
Практически это была одна небогато обставленная комната – куда более скромная, чем эта (мы с Непотом сидели в просторном кабинете его загородного дома, прекрасного старинного здания в небольшой деревне под Нарбоном, на юго-западе Франции): рабочий стол, стопка бумаг, карандаши. В открытое окно залетали маленькие птички из парка Монсо, чтобы оставить автограф на ковре. Не было ни денег, ни рабочих документов, за исключением тех, что мы привезли с собой с брюссельской Ассамблеи, ни картотеки, ни даже фирменных бланков. Никаких контактов со старыми работниками Интерпола мы не имели. Месье Луваж сказал нам: «Я пришлю вам то, что привез из Брюсселя, и вы займитесь этим», – вот и все. Французам нравится такой подход. Там мы и начали – без денег и без людей! Я попросил Дюклу дать мне секретаря, и он прислал полицейского инспектора, хорошо печатающего на машинке. Мы стали выбивать небольшие суммы денег – наш первый бюджет составлял около 60 000 швейцарских франков – ничего не значащая сумма! Но постепенно мы раскрутили маховик».
11 июня 1946 года, через неделю после возвращения в Париж, с улицы Соссэ, 11 было отправлено письмо, подготовленное Непотом и подписанное Луважем и Дюклу. В нем содержалась просьба к Межсоюзнической финансовой комиссии разморозить средства на счету Комиссии в местном отделении Дойче банка на общую сумму в 20 000 рейхсмарок и 1000 или 2000 швейцарских франков. «Спустя некоторое время эти деньги к нам поступили, – вспоминает Непот, – но по сегодняшним меркам сумма не превышала 30 000 французских франков (около 3000 фунтов стерлингов). Это невероятно мало, но затем начали поступать взносы от стран-членов. Настоящего бюджета у организации не было несколько лет. Наши финансовые возможности были ничтожны. Помогли Нидерланды, которые реорганизовали для нас Отдел по борьбе с подделками (им руководил д-р Адлер, до войны возглавлявший отдел в Вене, ныне он стал натурализованным голландцем), и, конечно, Франция, финансировавшая организацию. Она предоставила нам рабочие помещения, выплачивала зарплату и возмещала почтовые расходы».
Новому Генеральному секретариату был необходим новый телеграфный адрес. 22 июля 1946 года – эта дата стала исторической – Жан Непот зарегистрировал в почтовой службе Парижа слово «Интерпол» – «Интернациональная полиция». Он и не подозревал, каким известным оно станет впоследствии.
«Я превратился в журналиста, – продолжает свой рассказ Непот, – готовил первый номер «Обзора Международна ной криминальной полиции», как отныне мы называли журнал нашей организации. Он вышел в свет в сентябре, и я редактировал несколько последующих выпусков».
Животворной силой для Интерпола всегда была поступавшая от полиций стран-членов информация. Обработанные материалы уходили в разные НЦБ: это был двусторонний поток. Довоенная радиосвязь Комиссии не функционировала, и организация пользовалась французской полицейской сетью. Поэтому сейчас, в послевоенный период реконструкции, все большую важность приобретала альтернативная, письменная, форма общения. Непот поставил перед собой цель обновить старые документы, которыми Комиссия обменивалась с НЦБ.
«Я сразу же обратил внимание на некоторые моменты, которые мне показались неприемлемыми, – рассказывал он. – Во всех прежних карточках присутствовал пункт о вероисповедании, где надлежало отмечать: еврей, католик или кто-либо еще. Я подумал: «Это недопустимо! Никоим образом!» – и вычеркнул его». (Ранее Непот никогда не заявлял об этом во всеуслышание. Данное замечание особенно ценно при анализе полемики, которая, как мы увидим позже, разгорелась во Франции в начале 80-х годов в связи с обвинениями Интерпола в том, что в его штаб-квартире хранятся «еврейские досье».)
Даже в самом Интерполе не всем известно, что Жан Непот изобрел в свое время систему обозначений карточек разноцветными углами, которой организация пользуется уже много лет и, видимо, будет пользоваться и в 90-х годах, несмотря на полную компьютеризацию информационного процесса.
Красные извещения(карточки) – называемые так из-за красного уголка – содержали описание личности (дополненное фотографией, номером паспорта и отпечатками пальцев), которая разыскивается полицией страны – члена Интерпола. Они равноценны международному ордеру на арест, разрешающему полицейскому любой страны-члена произвести задержание этой личности с последующей неминуемой экстрадицией. Конечно, при условии, если государство, требующее ареста, имеет соответствующий договор с государством, где это лицо обнаружено.
Зеленые извещениясодержат подробные сведения об опасных преступниках, которых, как предупреждает Генеральный секретариат страну-участницу, необходимо взять под наблюдение или принять другие необходимые меры, [27]27
Экс-президент Интерпола сэр Ричард Джексон в своем рассказе о банде итальянских мошенников объясняет, какими могут быть эти «другие необходимые меры». В начале 60-х годов группа аферистов неплохо устроилась, наловчившись сбывать поддельную «несгораемую» рабочую одежду легковерным хозяевам автозаправочных станций. После одного случайного разговора на совещании в Интерполе Джексон обнаружил, что точно о таком же мошенничестве сообщалось и из нескольких европейских стран. «Если бы мы, впервые узнав об этих фактах, оповестили надлежащие службы, – писал он, – мы остановили бы эту банду аферистов путем отказа во въездных визах, что является одним из самых простых средств воздействия Интерпола».
[Закрыть]если они вдруг появятся на ее территории.
Синие извещениясодержат запросы-информации – настоящее имя, псевдонимы, судимости, род преступных занятий – по конкретным лицам, о которых либо Генеральный секретариат, либо полиция стран-участниц хотели бы получить больше сведений.
