Текст книги "Прокаженный"

Автор книги: Феликс Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава пятая

Депутат Петросовета Алексей Михайлович Цыплаков был высоким, с благородной проседью на висках, степенным государственным мужем и трудовым своим прошлым гордился чрезвычайно. А начиналось оно давно, на колхозном рынке, и, сдирая с прибывавших «горных козлов» при разгрузке фуры по полтиннику за ящик, водила электротележки Леха Жареный о политической карьере тогда и не помышлял. Не очень она интересовала его и после, когда удалось заслать «влазные» папе и выдвинуться в главнокомандующие на цветочный филиал.

Странное тогда было время. Все еще верили и, прикрывая голый зад, шли к победе коммунизма, и по телевизору можно было свободно увидеть живое чудо природы – орденоносного полового гиганта с исполинской вставной челюстью. А торговать символом революционного процесса – гвоздикой ремонтантной – простым участникам этого самого процесса советская власть не позволяла категорически.

Помнится, не растерялся тогда Алексей Михайлович, а, тонко чувствуя момент и мудрую политику партии в душе горячо одобряя, быстро «навел коны» с магазином «Цветы», произведя также коренные изменения в многочисленных рядах толкавшихся на тротуаре перед прилавками цыгано-молдаванских тружениц.

Довольно, милые, шастать вам на Пискаревский мемориал и, засылая червонец менту поганому, чтоб отвалил в сторону, таскать букеты у святой статуи Матери-Родины! Доколе бегать вам к крематорию и, унижаясь перед Петькой Хмырем, скупать у него паршивую, почерневшую от жары гвоздику, которую он, паскуда, успел стянуть с уходящего в печь жмура! Вот вам качественный, дешевый товар, хватит всем, и поскорее вливайтесь в мировое рабочее движение, недаром же в пролетарской песне поется: «Красная гвоздика – наш цветок».

Влились с энтузиазмом. Забурел тогда Алексей Михайлович, личное авто купил и, поставив дело на широкую ногу, забыл, что высшее благо – это чувство меры. Как известно, жадность порождает бедность, и полгода не прошло, как захомутал его местный ОБХСС. Суровые дядьки с влажным блеском в глазах, напугав вначале до смерти, затем вдруг резко подобрели, и Алексей Михайлович попервости решил, что им здорово хочется в лапу. Однако, денег тогда от него не взяв, предложили чекисты Цыплакову два пути: иди или в сукадлы, или на зону, и первое было гораздо лучше, чем второе. Подписав гнусную бумажонку, Алексей Михайлович «сел на клейстер», кликуху ему дали Дятлов, и с тех пор никто его не щемил, более того, когда вышел у него конфуз со «знаками зелеными», то менты по-отечески помогли, отмазали с концами – уж больно стучал он громко и качественно.

В то же самое время случай свел Цыплакова со злостным хулиганом Василием Карнауховым – тот только что откинулся с зоны и, шатаясь бесцельно по городу трех революций, зашел за бригадирскую будку поссать. За удаль и молодечество был он тут же зафалован на должность уборщика и вскоре оказанное высокое доверие оправдал. Пока Алексей Михайлович «наводил», его подчиненный мастерски «давал наркоз» резиновым рихтовочным молотком тому, кто торговал с выгодой, но мало оглядывался по сторонам.

К сожалению, все хорошее скоро заканчивается, и в конце концов Васятке не повезло: лоханувшись, он взял на гоп-стоп не в меру резвого джигита и, подсев, однокорытника, однако, не вложил. Играя в несознанку, все взял на себя и с хибром «проканал паровозом с горящими буксами» по кривым рельсам советского законодательства. И покуда Василий Карнаухов, отдуваясь, чалил, Алексей Михайлович не скурвился и, о подельщике не забыв, засылал ему грев в количестве немереном, видимо чуя, что тот еще пригодится.

А между тем то ли цены на нефть упали, то другая какая лажа случилась, но только самые главные обладатели хлебных ксив затеяли перестройку. Задвинули гласность с демократией, попутно, правда, приватизировав в стране все самое ценное, и Цыплаков, чувствуя ситуацию, клювом щелкать не стал. Зарегистрировался как юрлицо и, получив благословение папы, свой же собственный филиал у родного рынка взял в аренду, увеличив при этом разовые сборы на порядок.

Пока в исполкоме обсуждали генеральную линию партии, Алексей Михайлович уже поставил на своей земле десяток ларьков и, пользуясь моментом, работая без лицензии и касс, раскручивался быстро. Очень скоро он максанул свое начальство в таком объеме, что оно тут же дало добро на создание арендного предприятия при рынке и откололо Алексею Михайловичу все оставшиеся филиалы в количестве трех штук. Между тем у верхних коммунистов с головой вообще случилось что-то странное – отдали свою монополию на водку всем желающим, и Цыплаков не только начал продавать ее машинами, но и сам, ни капли не теряясь, открыл подпольный разливочный цех, бодяжа спирт технический водой водопроводной и продавая свое детище под гордой маркой «Московская особая». Через полгода такой жизни он без колебаний заслал зампреду по торговле столько, что ошалевшая от счастья родная районная власть доверила создание торговых зон именно ему, и Алексей Михайлович ее, кормилицу, не подвел. Неподалеку от каждой станции метро на удивление быстро стали появляться скопища киосков – это направляемые железной рукой Цыплакова лучшие представители мелкобуржуазной стихии начали усиленно ее, стихию, развивать. У худших не оказалось ни денег, ни связей, и к своим торговым зонам Алексей Михайлович их близко не подпускал, – Господи упаси. Сам он мелкой розницей уже не занимался, а устремился туда, где из глубокой выгребной ямы с названием гордым «Торговля недвижимостью» люди нормальные черпали лопатами не дерьмо, а горы зеленых бумажек с изображением папы Франклина.

А страну родную тем временем корежило в потугах демократии. Генеральный перекрестился в президенты, доллар круто попер вверх, а вера в светлое будущее – вниз, и из мест не столь отдаленных воротился разбойник Василий Карнаухов. Только был он теперь не прежний стопарь с киянкой в руке, а степенный законник, живущий по понятиям, с кликухой звучной и ко многому обязывающей – Вася Гранитный. На те «воздуха» – подъемные, – что отвалил ему Цыплаков, он гулевать не стал, а, возвратив их как свою долю в общак, занялся делом: быстро сколотил команду, да не из отморозков каких, на шконках ни разу не бывавших, а из людей нормальных, кое-чего в жизни видевших, и первым делом отшил нынешнюю цыплаковскую крышу – дескать, вам, ребята, здесь больше делать нечего. Те, врубившись сразу, что масть гнедая, отлезли, а Гранитный, полагая, что для него наезды на киоски и лабазы – западло, активно включился в деятельность риэлтерскую. Работали по старой схеме: Алексей Михайлович – наводчиком зрячим, а Василий со своими тяжеловесами клиентов денежных стопорил с прихватом, стараясь, однако, до мокрухи не доводить, – грех все-таки.

Тем временем Союз нерушимый республик свободных доблестно накрылся копытами, повсюду начался совершеннейший беспредел, и Алексей Михайлович надыбал тему – главное дело всей своей жизни. Он начал строить. Не забыли вы, товарищи, как лысый папа с чекухой на черепе пообещал обеспечить каждую семью к двухтысячному году отдельной квартирой, и, натурально, облажался? Так что, дорогие сограждане, волоките свои кровные сбережения туда, где вас не обманут, где жилплощадь дешевая, а стены растут прямо на глазах, – в строительную компанию «Зекс».

Дело Алексей Михайлович поставил на солидную основу – с рекламой по телевидению, пышными презентациями и сногсшибательным окладом для лоховатого директора новой фирмы, которая сразу шагнула широко – одновременно заложила пять домов-тысячников. В один прекрасный момент обнаружилось, что, кроме нулевого цикла, ничего не построено, деньги и руководство компании отсутствуют, и, естественно, поднялся грандиозный скандал.

Шумели обманутые граждане, крутились менты и репортеры, но только Цыплаков с Гранитным врубались в истинное положение вещей и победно улыбались: бабки давно уже были переведены в счет платежей за несуществующие материалы и оборудование буферной фирме, отконвертированы и лежали где им полагается, так же как и тела наплевавших всем в душу директора с главным бухгалтером. За год с небольшим цыплаковская гениальная мысль воплотилась в криминальную жизнь еще пару раз – то в виде лопнувшего банка, то в виде торговли дешевыми авто с предоплатой на условиях заманчивых, и каждый раз у Алексея Михайловича возникал чисто риторический вопрос, ну откуда у нашего народа столько денег, не иначе как воруют все.

Вася Гранитный о высоких материях не думал, а, прикинув как-то свою долю в общаке, попросился на вольные хлеба – проявлять свою бандитскую индивидуальность. Однако, отколовшись, он наведенные коны рушить не стал, честно засылая в цыплаковский общак свою долю малую, и не ошибся. Пока гекачеписты пытались повернуть историю России направо, а исполнительная власть вцепилась в глотку законодательной, Алексей Михайлович, держась подальше от политики, так приподнялся на цветметаллах, что даже стало удивительно, как это с таким счастьем он еще живой и на свободе?

Однако впадал в распятье он недолго и, правда, с трудом, но все-таки вписался в тему бензиновую, где в один большой клубок крепко сплелись госструктуры, менты, бандиты и деньги немереные. Помнится, удивился Алексей Михайлович как-то чрезвычайно, когда на разборку в Кириши прилетел боевой вертолет «серый волк», завис в пяти метрах от земли, конкретно направив стволы пулеметов на возмутителей бандитского спокойствия, и вопрос мгновенно как-то сам собой решился.

А еще более удивительная вещь приключилась где-то через полгода, когда сказали Цыплакову ласково: «Готовься, будешь депутатом». Он тогда по-дурацки спросил: «А вдруг не выберут?» И представитель бандитствующей прослойки с кликухой мрачной – Гнилой, заржав смачно, сказал, лыбясь как параша: «Не коси под вольтанутого, кент, за все уже замаксали. Прогоны никто не гонит – с долей не пролетишь».

А вот если кто и похож на вольтанутого, то это сам Гнилой – дерганый весь какой-то, будто мозги отморозил все на юрцах. Вон третьего дня примчался к Алексею Михайловичу как бешеный, было даже слышно, как внизу завизжали тормоза его «гранд-чероки», и, едва поздоровавшись, напрямую громко полюбопытствовал:

– Пересечься где можно с этим твоим, как его, Стеклорезом, ну который журналиста работал на прошлой неделе?

Ну как подобный кретин поднялся до такой высоты – просто непонятно, и, скорбно помолчав несколько секунд, Алексей Михайлович сказал брезгливо:

– Это не мой человек, сейчас позвоню, и будет ясность.

– Слушай, кент. – Гнилой придвинулся к Цыплакову вплотную, и обнаружилось, что одеколон у него хороший и дорогой. – Врубаешься, телка сидит «на фонаре», раздвинувшись, так я скину тебе заручную мокрую с бабками, а ты меня, корешок, отмажь, скомандуй сам Стеклорезу. – И, не давая Алексею Михайловичу слова сказать, хитро подмигнул и добавил: – Только просят еще калган приволочь, для коллекции видно, вот довесок еще кидают. – И, быстро шмякнув конверт и две толстые пачки зелени на депутатский стол, он оскалился и исчез.

Ясное дело, что родила его мама в феврале.

Информация между глав

Из шифротелеграммы:

«…Во время учебно-тренировочного полета звена штурмовиков СУ-25 пилот ведомой машины, старший лейтенант Гавриленко Анатолий Ильич, 1970 года рождения, перестал отвечать на свои позывные „43“, а через несколько секунд, открыв огонь на поражение из автоматической пушки без всяких видимых причин, уничтожил самолет своего ведущего, майора Петрова Ивана Львовича, 1962 года рождения. После чего старший лейтенант Гавриленко вышел на боевой курс и произвел пуск ракеты „воздух-земля“ по своему командному пункту. Выйдя из атаки, он сделал отворот и со следующего захода ракетами уничтожил склады ГСМ и боеприпасов. Израсходовав ракеты класса „воздух-земля“, старший лейтенант Гавриленко начал набор высоты и, заметив проходивший в своем коридоре грузопассажирский самолет ИЛ-76, ракетой класса „воздух-воздух“ уничтожил его. Предположительно, израсходовав весь боезапас, старший лейтенант Гавриленко ввел свою машину в пике и врезался в ангар с находившимися там самолетами…»

Глава шестая

Когда прибыли менты поганые, Гранитный Вася цвиркнул с презрением и, оскалившись, двинул к себе, – от вида цветников его блевать тянуло. Забившись в свою нору, он скомандовал раскладушкам заварить паренку и, выслав их домой, впал в распятие.

Где-то в глубине почины страшно скомлило, на душе было пакостно, и некоторое время никаких дельных мыслей в скворечнник не лезло вообще. Проклиная лажовую снагу свою, Василий Евгеньевич забил косяк – дурь у него была классная, из Афгана – и, присмолив, затянулся, чувствуя, как от горячего дурмана боль медленно исчезает. Он запил дым крепким остывшим чаем и, представив зной Цыпы: «Ах, какой форшмак, надо ж так облажаться», внезапно смедиковал, что усатые фраера еще не перевелись на Руси. Всхизал он, выходит, беспонтово, лакшового нищак, и, чувствуя, как настроение поправляется, Гранитный начал лабать федуцию, план действий то есть.

Завтра же Битый надыбает подходящего лоха и, отвернув ему башку, доведет ее до нужных кондиций так, чтобы никто с фронта не срисовал, – вот он, калган майорский, а что подкопчен да у шатан малость, так целоваться с ним вроде бы никто и не собирался. Гранитный курнул еще и в целях экономии вызвонил по телефону обычному бригадира отмороженных, Глобуса, прозванного так за огромный, круглый как мяч, бритый под Котовского череп.

– Где вы, сироты казанские? – сурово спросил он подчиненного и, услышав шепелявый из-за выбитого спереди зуба голос: «В „Кишке“ зависаем», добавил назидательно: – Завтра поутряне отдай визит, и Битый чтоб был с тобой. Разжевал?

– Все будет елочкой, папа, – с энтузиазмом отозвался бывший уже изрядно на кочерге Глобус, и приятное общение на том закончилось, а Гранитный, крикнув громко: «Судак, заводи лайбу», докурил и, одевшись, запер дверь в свою нору.

Затем тихо, чтобы не врубился сидевший в офисе ночной сторож, звякнул на пульт и поставил ее на сигнализацию.

Под вечер стало холодать, и Василия Евгеньевича от зусмана даже затрясло, несмотря на итальянский меховой прикид, и он побыстрее нырнул в громко орущее паскудным голосом профессора Лебединского тепло салона. Президентский джип был классным: заделанный под лайбу Джеймса Бонда, он хоть и хавал бензину немерено, но пер мощно, как средний гвардейский танк, и, ведомый железной рукой бандита Судака, быстро доставил Гранитного до его апартаментов.

Ангажировал он двухуровневый номер люкс в гостинице «Чудо севера» и лично размещался в двух комнатах, оставляя холл и третью в распоряжении своего телохранителя. Пока Судак запарковывал джип, Гранитный неторопливо поднялся по мраморной лестнице наверх и, открыв свою дверь, с ходу кинулся наполнять ванну – его все еще трясло от холода. Вскоре в номер ввалился Судак и, бодро спросив:

– Василий Евгеньевич, ужин заказывать? – раздвинул улыбкой розовые с мороза щеки.

С трудом сдерживая внезапно возникшее горячее желание въехать чем-нибудь в оскалившуюся здоровенную физиономию подчиненного, Гранитный сказал сухо:

– Мне йогурта какого-нибудь, а себе скомандуй жратвы баксов на пятьдесят, не больше, а то харя треснет, – и полез в ванну.

Врубив джакузи, он почувствовал, как горячие водяные струи уносят куда-то усталость и доставшую его скомлю в животе, затем глаза его стали смыкаться, и, едва обтеревшись полотенцем, он с трудом дотащился до роскошной двуспальной кровати. Морфей осенил бандита своим невесомым крылом, и Василий Евгеньевич уже не слышал, как нажравшийся до отвалу на халяву Судак вызвонил в счет «субботника» приличную пятидесятидолларовую шкуру и шумно пользовал ее всю ночь у камина, громко матерясь и вскрикивая при «аргоне».

На следующий день, часам к двенадцати, пробив предварительно по телефону адрес, Александр Степанович Сарычев уже был на месте. Внимательно оглядев постперестроечное архитектурное чудо, он ничего особо нового для себя не узрел – ясно все как Божий день. Полученные с помощью теневой экономики бандитские деньги отмылись посредством приватизации, и получаемые нынче от хоздеятельности доходы легальны, а их владельцы неподсудны. Круг беспредела российского замкнулся.

Между тем, объехав здание вокруг, Сарычев увидел здоровенный, сногсшибательный джип с горячим еще двигателем и, позвонив по изъятой у покойного Стеклореза «мотороле», услышал уже знакомый голос Гранитного и улыбнулся – есть контакт. Вдохнув прозрачный морозный воздух, Александр Степанович запарковал машину за углом, натянул перчатки из тонкой лайки, долго лепил снежок и, доведя его до кондиций каменноподобных, с силой швырнул в президентскую лайбу.

Сволочи империалисты не обманули – сработала сигнализация, на семь ладов заревела мощная сирена, но хозяев транспортного средства с первого раза это не впечатлило. Свою жопу они изволили оторвать только после третьего сарычевского снежка: открылась неприметная обшарпанная дверь в стене и к джипу вальяжно направился мощный широкоплечий крепыш. Пока он шел, Сарычев прокачал его и, прикинув, что амбал хоть и силен, но «кремневатости» в нем мало, а апломба выше крыши, осторожно зашел внутрь здания и огляделся.

Собственно, смотреть было не на что: предбанник, заваленный старыми прилавками, да узкая лестница, ведущая на второй этаж, где на площадке стояли стол и пустое кресло, в котором, видимо, и размещался страж дверей, откомандированный нынче к машине.

Тем временем, покрутившись возле хозяйского джипа и ничего криминального не обнаружив, вальяжный амбал отправился обратно на свой пост, и, услышав, как скрипит снег под его тяжелыми, неторопливыми шагами, Сарычев вжался в стену и расслабился.

Через мгновение сильным апперкотом точно в подбородок он вырубил охранника начисто и, ни секунды не теряя, начал его обихаживать. Вытянув у него поясной ремень, майор сделал двойную петлю и намертво связал ему руки за спиной, затем выдрал подкладку куртки и, запихав ее глубоко в полуоткрытую, слюнявую после нокаута пасть, изъял ствол, рацию и американский штык-нож от винтовки М-12. Не теряя времени и не забывая об осторожности ни на минуту, Сарычев оперативно содрал с лежащего штаны и, расшмотовав, их бывшего обладателя качественно стреножил, а чтобы болезный не застудился, подштанники с трусами расписал не как полагается – наискось от пояса до колена, – а лишь перерезал резинку.

После всего этого майор оттащил тело за груду старого барахла и на несколько секунд замер, чутко вслушиваясь. Ничто подозрительное его слуха не коснулось, и, подтянувшись наверх к двери, Александр Степанович отметил, что заперта она была на кодовый замок, а когда вгляделся, то по затертой поверхности металлических кнопок стала понятна комбинация. Он нажал четырьмя пальцами сразу, внутри что-то щелкнуло, и не торопясь Сарычев распахнул дверь и вошел внутрь.

Вначале никто ничего не понял, тощая дура-секретарша поинтересовалась как-то неуверенно: «Вы к кому?» – а сидевший неподалеку в кресле крепенький, щекастый мужичок даже глазом моргнуть не успел, как его переносица повстречалась с майорским коленом, а на макушку опустилась рука-молот, и он расслабленно свесил сразу закровившую физиономию себе на грудь.

Мгновенно Сарычев вытянул у него из кобуры ТТ и, мельком подумав: «Ничего не боятся, сволочи», направил ствол на оцепеневшую от страха девицу и, приставив указательный палец к своим усам, прошептал повелительно: «Тих-х-х-о». Та не отрываясь смотрела на майора, как кролик на удава, и, когда он спросил: «Где остальные?» – ответила шепотом: «Люська в ванной… Посуду моет» – и дернула острым подбородком в сторону коридорчика. «Двигай! – Майор за ухо вытащил ее из-за стола и, не отрывая ствола от побледневшей щеки, сказал тихо: – Вякнешь если, сделаю еще одну дыру».

Распахнув с ходу дверь, за которой журчала вода, он, затолкав пленницу внутрь, выразительно посоветовал мывшей посуду девице: «Не ори, а то сдохнешь» – и, дав ей секунду, чтобы осознать сказанное, коротко скомандовал: «Раздевайтесь обе, – а увидев нерешительность в их глазах, резко взмахнул стволом и рявкнул: – Живо!» Это было страшно, и обе Люськи привычно распряглись с профессиональной быстротой, а Сарычев, оперативно присобачив им руки колготками к змеевику и повелительно рявкнув: «Забыть все», вытолкал ногой всю одежонку в коридор и устремился к главнокомандующему.

Осторожно попробовав дверь в президентский кабинет, майор понял, что она заперта. Он глубоко вздохнул и на секунду неподвижно замер, прикрыв глаза, а когда кипящая, огненная энергия наполнила его, то мощнейшим сокуто-гири – диагональным боковым ударом ноги – он вышиб дверь вместе с коробкой и, наполнив нору Гранитного грохотом и цементной пылью, оказался внутри.

Президент был занят важным делом – он считал деньги. Квадратное зеркало за его спиной, оправленное в раму из красного дерева, было сдвинуто в сторону, дверь потайного сейфа свободно скрежетала в петлях, и Василий Евгеньевич, сосредоточенно таская из стальных глубин пачки дубовых и зелени, вел учет и, сбивая по сто листов, ровными рядами выкладывал бабки на полированной глади столешницы. Когда раздался грохот вышибаемой двери и кто-то в облаке пыли ввалился внутрь, Гранитный особо раздумывать не стал, а быстро сунул руку под стол. Там у него, в лучших гангстерских традициях эпохи сухого закона, на двух магнитах была подвешена заряженная волчьей дробью «вертикалка», – оставалось только взвести курки и все вопросы кардинальным образом решить.

Однако незваный гость мгновенно отреагировал и, стремительно выполнив «лепесток» – уход с линии атаки с поворотом вокруг своей оси, – оказался с главнокомандующим совсем рядом. Мощно бабахнули стволы, разнося через дверной проем картечью экран монитора, а под ключицу президента с мерзким, мокрым каким-то звуком глубоко вонзился американский штык-нож.

От острой боли Василий Евгеньевич заорал дико и секунду не мог оторвать взгляд от рифленой рукояти, торчавшей чуть правее яремной впадины, а когда поднял глаза, то опять из его груди вырвался громкий, неудержимый крик – перед ним стоял фраер, которого должен был замочить Стеклорез.