Текст книги "Прокаженный"

Автор книги: Феликс Разумовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Глава девятая

Из донесения

«В сектор „Б“.

…В ресторане „Корвет“… были обнаружены 49 трупов (27 мужских и 22 женских), среди которых были идентифицированы и опознаны тела „воров в законе“ Васи Пермского и Парашюта, а также воровских авторитетов, таких как Сазан, Руставели, Федя Прушный, Магарыч и других, менее значимых представителей майкопского преступного сообщества. Характерно, что тело его предводителя, вора в законе Паршина Александра Ивановича, 1943 года рождения, по кличке Штоф, с лета утвержденного „смотрящим“ по Ленинграду, не обнаружено, хотя труп постоянно сожительствующей с ним некоей Ващенко Галины Ивановны, 1960 года рождения, среди погибших найден. У всех мужских тел в районе пупка брюшная полость вскрыта и все внутренние органы вывернуты наружу. По оценке специалистов, подобное ранение наблюдается при нападении на человека крупных хищников, таких как тигр или медведь, и ведет к медленной смерти от потери крови и болевого шока. У всех женских трупов с левой стороны груди ребра проломлены и наблюдается рана круглой формы размерами 150–150 мм, а вырванные сердца аккуратно сложены рядом с телами, а сами погибшие носят следы сексуального насилия. Оставшиеся в живых повара с тяжелыми повреждениями мозга находятся в коме, внешне не пострадавшие музыканты пребывают в состоянии ступора и по оценкам специалистов в ближайшее время навряд ли могут быть приведены во вменяемое состояние. Единственным уцелевшим является швейцар, но, будучи пьяным до бесчувствия, он всю новогоднюю ночь проспал и ничего не помнит. При осмотре помещения и одежды потерпевших были обнаружены множественные отпечатки пальцев, среди которых дактилоскопическая экспертиза идентифицировала отпечатки, принадлежащие интересующему вас объекту…

Васнецов»

Он уже успел собрать добычу в виде бабок со «звездочками», отмыть от кровищи руки и съесть половину шашлыка из осетра по-астрахански, когда на кухне появился Архилин и, с ненавистью глянув на весело жевавшего Титова, законстатировал:

– Мясник ты и лохматушник, тебе бы дуборезом в дуборезке упираться.

– Ладно, ладно, не ругайся. – Аспирант пребывал в настроении отличном, потому как только что Рото-абимо назвал его великим охотником, и, быстро дожевав, он подбородком указал Сулакашвили на туго набитый полиэтиленовый мешок с надписью: «СССР – оплот мира»: – Не забудь смотри, – и, подхватив под мышку все еще пребывавшего в отрубе стреноженного любителя шашлыков, не спеша потащил тело в машину.

На улице, оказывается, давно шел снег, «семерка» превратилась в сугроб, а молодой кавказский рулило, видимо давно уже зажавший очко, обрадовался аспиранту страшно. Сгрузив тяжелое тело на заднее сиденье, тот уселся рядом, наконец в лайбу залез Архилин, и, судорожно газанув, горный шофер тронулся.

Было уже около четырех, народу на улицах не наблюдалось почти совсем – хватит, нагулялись, – и когда лайба выехала на Исаакиевскую площадь, лежавший неподвижно мордоворот вдруг зашевелился, застонал и начал сливать рассол в адрес всех присутствующих. Послушав его немного, Архилин окалмычил разговорчивого по шее справа и слева и, когда матовый поток сразу же иссяк, негромко аспиранту сказал:

– Трюмить его, суку, надо, так просто он общак не сдаст.

Не отвечая, аспирант на секунду прикрыл глаза и, склонившись к задыхающемуся от боли мордовороту, полюбопытствовал:

– А кто это такая, Лия Борисовна?

На покрасневшей от бешенства харе связанного поочередно промелькнули удивление, смешанное с яростью, и растерянность, а Титов прищурился, как бы куда-то всматриваясь вдаль, и, улыбнувшись, скомандовал водиле:

– Давай в Пушкин рули.

Когда же Архилин глянул на него недоуменно, то аспирант осторожно взял мордоворота за оттопыренное помидорно-красное ухо и сказал:

– Общак на хате, у «вставочки» его, она его за фраера держит, – и, уже обращаясь к лежавшему, спросил: – Правда, маленький?

– Суки, падлы, козлы, – истошно заорал тот и забился, пытаясь освободиться от пут, а в Архилиновых руках внезапно щелкнул «накидыш», и, получив сразу же закровившую роспись на щеку, мордоворот заткнулся и застонал.

Между тем внезапно машину поволокло вправо, и когда она остановилась, то даже кавказскому рулевому стало ясно, что надо менять правое переднее колесо, а судя по тому, как он принялся искать балонник с домкратом, Титов сразу же врубился, что лайба – левая. Наконец с грехом пополам «семерку» поддомкратили, поставили запаску, а когда выехали на Пулковское шоссе, то бздиловатый водила здорово лоханулся: вместо того чтобы остановиться по команде гаишника, поймавшего его на радар, спокойно замаксать чирик и отчалить, он очканул и сдуру прибавил газу, а Архилин только и успел сказать:

– Эх ты, жук жуковатый, впереди же КПП.

Скоро показались еще менты, а после того, как с понтом миновали и их, позади послышался вой сирен, заблистали быстро приближающиеся маячки, и вор-законник Архилин начал переваливаться на заднее сиденье. Взгромоздившись на сразу же заматерившегося мордоворота, он рубанул заднее стекло стволом и, объявив связанному: «Если дернешься, пришью на месте», осуществил наконец-таки свою давнюю мечту – принялся из калаша шмалять. Стрелял он, однако, безобразно, и сразу же отставшие менты не пострадали, а аспирант, мгновенно оценив обстановку, рявкнул водиле: «Стой», для убедительности еще тряхнув его за плечо. Когда лайба затормозила, действовать пришлось быстро и решительно: выскочив на встречную полосу, Титов протянул руку, и проезжавший мимо «рафик» сейчас же развернулся и остановился впереди «семерки». Его рулило быстро поменялся местами с водителем кавказской масти, и уже через секунду «жигуленок» стремительно сорвался навстречу гаишникам, а Сулакашвили с аспирантом перетащили мордоворота в микроавтобус и тоже тронулись. Когда позади полыхнуло и грохнуло, Архилин промолвил задумчиво:

– Ну ты даешь. Прозвонить о таком, точно скажут, что лажу гонишь, – и уважительно на Титова глянул.

Микроавтобусов, похоже, рулящий сын гор до этого не видел, «рафик» мотало по нечищеной дороге изрядно, а вовремя не переключенные передачи надрывно скрежетали, однако до Пушкина, как ни странно, доехали без приключений. Прикрыв глаза, аспирант безошибочно нашел поворот на улицу Красной Армии, указал нужный дом, а когда остановились, щелкнул пальцами и глянул на мордоворота пристально. Сейчас же харя у того подобрела, а глаза несколько затуманились и сдвинулись к переносице, что, в общем-то, его портило не особо, а когда веревки на нем разрезали, то он степенно уселся и стал дожидаться дальнейшего.

– Двинули, – скомандовал Архилин, и, отворив калитку, все направились по узенькой, уже засыпанной снежком тропинке к стоящему несколько в глубине двора небольшому двухэтажному дому.

Откуда-то из-под крыльца, бренча ржавой цепью, выскочил мохнатый кавказец-полукровка, попытавшись было залаять, но аспирант так глянул на него, что барбос заскулил и убрался, а на самом крыльце появилась невысокая худенькая молодуха и, просияв, кинулась к мордовороту на шею:

– Саня, родной, что это ты из командировки так рано вернулся, не случилось ли чего? – Она беспокойно искала его глаза, но, так его взгляд и не отловив, вопросительно глянула на благообразное лицо Сулакашвили: – Что все это значит?

– Реактор вошел в критический режим. – Голос аспиранта был неподдельно соболезнующим и полным скорби. – Ему бы в тепло. – И, подтолкнув мордоворота, он прошел вслед за ним в чистенькую небольшую комнату и скомандовал: – Кассу неси.

Сейчас же тот проследовал на кухню и, приподняв вырезанный в полу люк, спустился в погреб, а со стороны сеней послышался женский голос:

– Проходите в дом, сейчас самовар поставлю, – и показалась хозяйка дома в сопровождении гостей незваных.

Не церемонясь более, Титов притопнул, и мордоворотова подруга бессильно застыла на месте, а из лаза послышалось тяжелое сопенье, затем, сопровождаемых кряхтеньем, показался здоровенный чемодан с приделанными колесами, и наконец на свет явился его хозяин и неподвижно замер, глядя в пол.

– Открой. – Титов неторопливо глянул в направлении обтянутого черной кожей «монстра», а когда мордоворот набрал четыре цифры кода и крышку приподнял, усы у Архилина взъерошились: весь чемодан был упакован ровными десятитысячными прессами зелени. – Закрой, – скомандовал аспирант и почему-то сделал шаг назад, а не обративший на это внимания Сулакашвили тихо произнес:

– Ну что, пора рубить с концами, – и выжидательно взглянул в лицо Титову.

– Пора, – согласно кивнул тот, но вместо того чтобы замочить мордоворота, с быстротою молнии разворотил почину так и не врубившемуся в происходящее кавказскому водиле, а Сулакашвили расписал, чтобы не мучился, пищак – уважаемый человек все-таки.

На секунду Титов замер, вслушиваясь в волшебные звуки камлата, а затем приблизился к хозяйке дома и, одним движением руки содрав с нее платье и незатейливое бельишко, опрокинул на пол.

Принеся к порогу куваксы Рото-абимо самое вкусное, он застегнул штаны, вытер руки о занавеску и, положив включенную электроплитку спиралью на ворох белья в шкафу, негромко мордовороту скомандовал:

– Волоки чемодан на выход.

Глава десятая

Присыпали майкопских с размахом. Поначалу была неплохая мысль зарыть всех сразу в братском кате где-нибудь на Пискаревском погосте, а сверху задвинуть стелу типа родины-мамы, но, шевельнув рогами в натуре, решили районных помпадуров с помидорами не огорчать, а просто основать аллею воровской славы на Южняке.

Как смедиковали, так и сбацали: прикинулись в черные лепехи и, пустив скупую блатную слезу, закидали жмуров, одетых в макинтош деревянный, мерзлым грунтом, а вечером всех людей нормальных сгоношили под видом поминок на сходняк – думу думать, как жить дальше.

Переливаясь всеми цветами радуги, сверкали ресторанные люстры, ярко освещая огромный, неизвестно как вмещавший горы жратвы и море питья стол, за которым расположились медленные и печальные, сообразно обстоятельствам, мужи с дамами, и сидевший рядом с мордоворотом аспирант на фоне его могучей фигуры смотрелся невыразительно и скромно. Сам Штоф хоть и выглядел не совсем хорошо, но вел себя достойно: тихо и задумчиво жевал салаты, в общую беседу не лез и на вопросы Титова отвечал хоть и не очень разборчиво, зато вполне искренне.

Оказалось, что высокий, жилистый носитель золотых зубов, сидящий от аспиранта справа, имел кликуху Шура Невский, а также статус «сухаря» – не утвержденного на сходняке вора в законе, но тем не менее держал все баны, автовокзалы и аэропорт. Выяснилось, кроме того, что небольшого роста вальяжный толстячок с прищуренными колючими глазенками, что размещался неподалеку от красивой изенбровой биксы с семафорами в ушах, в кругах определенных звался Фимой и, будучи по жизни «утюгом» – законным вором, заделавшим мокруху, – являлся одним из главных по части блядской и наркоте.

– А вот это что за фигура? – Аспирант не спеша прожевал кусочек севрюги и указал подбородком на широкоплечего, разрумянившегося обладателя внушительного брюха, который умудрялся, подобно Цезарю в юности, делать сразу три дела: жрать ложкой крабовый салат, вести приятную беседу с сидевшей рядом молодицей в бриллиантовом колье и при этом еще громко, утробно рыгать.

Штоф перестал жевать и, переведя свой взгляд с отлично зажаренных бараньих котлет а ля Росиньоль на красную морду протокольную, глухо, как из бочки, произнес:

– Помпадур это из горисполкома, – и, быстро опустив глаза, принялся жадно обгладывать пахнувшее умопомрачительно ребрышко.

Наконец, когда сожрано и выпито всего было изрядно, а зажмурившихся помянули гораздо и по-всякому, все люди нормальные поднялись и прошествовали в помещение соседнее, где и предстояло решать тот самый наболевший вопрос – как дальше жить и с кем. Толковище, однако, долго не затянулось, – пристально аспирант окинул собравшихся взглядом, особым образом при этом топнув ногами; сразу же возникло единое мнение, что наконец пора объединяться в борьбе с лаврушниками и начинающими борзеть «спортсменами», – и все с надеждой глянули на смачно чавкавшего четвертинкой ананаса Штофа.

В то же самое время в противоположном конце колыбели трех революций, в просторной рюмочной с названием интригующим «Всепогодная», тоже собрались люди, и если судить по ширине плеч и лампасов на выглядывавших из-под черных кожаных курток тренировочных штанах, то весьма серьезные. Самого главного из присутствующих, еще полтора года тому назад приехавшего из своего родного Кезево поступать в «холодильник», кликали не иначе как Петькой Седовым, и ничего такого особенного, честно говоря, в нем тогда не наблюдалось, – одним словом, сельпо кровавое.

Однако зубами он поднимал мешок с картошкой, а колуном единым махом мог расколоть сырую березовую чурку, и, применяя успешно деревенские навыки в жизни городской, звался он теперь бандитом Седым, вселяя при этом ужас в окрестных барменов, дешевых шкур и таксистов-отстойщиков. Правой рукой у главнокомандующего пребывал Женька Знаменский, по кличке Квазимодо, – не красавец, верно, но зато почти мастер спорта по боксу, не вынесший, правда, ужасов тренировочного режима и предпочитающий поэтому воплощать свои спортивные навыки в реальную социалистическую жизнь не в ринге, а на улице. Рядовые же труженики бандитствующей вольницы ничем особым, кроме стрижки да, наверное, умения понтоваться, из серой массы не выделялись и на серьезной зоне выше пахана стола или помойщика поднялись бы навряд ли.

Нынче в заведении было неспокойно: грозно звенели выпиваемые на халяву кружки «жигулевского», оглушительно хрустели сушки соленые, а сочный трехэтажный мат, пробирающий врагов до самых печенок, смешивался с густым табачным дымом и долго не затихал под высокими бетонными сводами.

Вошканье это было неслучайным: сегодня бригадир бандитствующих Алеха Стриж, влекомый сильной жаждой, завис с коллегами в открывшемся недавно пивняке «Тупик», однако замаксать по «приговору» не пожелал и, обозвавшись с понтом: «Мы седовские», засветил контактный телефон. Где-то через час по нему звякнули, и, предупредив, что халявное корье вредно для печени, мужик с негромким неторопливым голосом назначил встречу и, напросившись в гости, отключился. Собственно, ничего такого страшного не произошло, – из денег выставить хозяйственника своего или чужого сам Бог велел, но чтобы из-за десятка кружек пива сразу стрелку забивать, да еще тащиться куда-то, – ну прямо непонятки какие-то, и во избежание конфуза седовцы принялись грудями шевелить и к странному визиту готовиться. Когда до времени назначенного оставалось минут десять и все было на мазях, братва собралась и уже дошла до нужных кондиций, бухала еще было море, а сам виновник всего этого вошканья – мореход недоучившийся Алеха Стриж – лениво перекатывал ногой по полу небольшую «килечницу» – ломик то есть – и грозно поглядывал на окружающих, – свет в заведении внезапно вырубился.

На мгновение все стихло, потом раздались трехэтажные молодецкие выкрики, щелкнули зажигалки, осветив разгневанные хари их владельцев, и внезапно где-то у входа раздался звук мягко упавшего тела. Через секунду послышался хруст стремительно разрываемой плоти, кто-то коротко, перед тем как умолкнуть навсегда, вскрикнул, и в прокуренной кабацкой атмосфере стал ясно различим запах свежепролитой крови и внутренностей, прямо как на бойне.

Для измученных бандитских нервов это было слишком, – находившиеся в непосредственной близости от места потрошения братки вскочили и с громким криком устремились в направлении выхода, сталкиваясь при этом и бороздя мордами бетонный пол, а в воздухе опять послышался свист чего-то острого, раздался звук, будто колесом переехали кошку, и ароматы разделочного цеха заметно усилились.

В одно мгновение большинство присутствующих, которые видывали кровь лишь при расквашивании носов, объял непереносимый ужас, и, подгоняемые животным страхом, темнотой и непониманием происходящего, они покинули свои места, наполнив «Всепогодную» топотом ног, грохотом разбиваемой обстановки и истошными криками.

В поднявшейся неразберихе атаман Седой, надо отдать ему должное, не растерялся и вместе с Квазимодой на ощупь продвигался по направлению к подсобке, где размещался электрощит, как вдруг что-то стремительно рассекло воздух совсем рядом с ним, раздался противный чмокающий звук, и, коротко вскрикнув, его заместитель бессильно шмякнулся на пол. Сразу же присев и вытянув руку в направлении упавшего тела, бандитский главнокомандующий щелкнул зажигалкой, и внезапно пронзительный, полный ужаса крик вырвался из его глотки, – экс-боксер лежал в быстро расползавшейся кровавой луже, а на его мускулистой шее темнела огромная рваная рана, и было это последнее, что узрел Седой в своей жизни. Длинные острые когти глубоко вонзились Седому в живот с такой силой, что ноги его оторвались от земли, и, на мгновение повиснув в воздухе, он явственно услышал звук разрываемой плоти, потом непереносимая боль погасила для него все краски мира, и он опустился на пол изуродованным трупом с вывернутыми внутренностями.

Наконец, минут через пять, громкие крики смолкли, были только различимы прерывистые стоны, чье-то хриплое дыхание да негромкое причитание буфетчицы, при первых же признаках опасности схоронившейся за барной стойкой. В темноте раздались легкие, приглушенные шаги, послышался звук разрываемого платья и какая-то возня, потом под высокими сводами прокатился громкий, торжествующий крик, истошно завизжала женщина, и спустя минуту наконец вспыхнул свет.

Все заведение было залито кровью: она была на полу, на стенах, и неподвижно лежавшие мертвые и умирающие тела буквально плавали в ней. На стойке, между тарелкой с бутербродами и недопитой кружкой с пивом, раскинулась обнаженная буфетчица с огромной рваной раной на груди, и, окинув ее презрительным взглядом, аспирант подумал: «Сам никогда здесь есть не буду и знакомым скажу – тошниловка», рассмеявшись при этом громко и задорно.

Внезапно обостренный слух его уловил какой-то посторонний шорох, и, на секунду замерев, Титов вдруг легко и стремительно кинулся в угол, где за перевернутым столом размещался дрожавший мелкой дрожью от пережитого бандитский бригадир Леха Стриж. Громкие звуки в сочетании с неприятными запахами весьма отрицательно повлияли на его самочувствие: он сидел с широко открытыми от ужаса невидящими глазами, обделавшись, и его раза три уже успело вытошнить, пока сильные руки не выволокли его из укрытия за воротник кожаного пальто и, не позволяя повернуть голову, кто-то скомандовал негромко: «Внимательно смотри».

От увиденного бригадира вырвало по новой, и сейчас же ни с чем не сравнимая боль пронзила его, из широко открытого бандитского рта вырвался полный муки и безысходности крик, а на глаза мгновенно опустилась непроницаемая черная пелена: содержимое глазниц, смешиваясь с кровью, медленно стекало вниз по его щекам. Все те же сильные руки усадили его на стул, и тот же голос неторопливо сказал: «Ты будешь жить и всем расскажешь, что сделал все это Шаман. И скажешь еще, что так будет со всеми, кто заступит ему дорогу. А если будешь молчать, он найдет тебя, и ты позавидуешь тем, кого сейчас увидел». Потом бандита дружески похлопали по плечику, он услышал легкие удаляющиеся шаги и от пережитого остатки сознания потерял.

Глава одиннадцатая

Из рапорта

«…В результате оперативно-разыскных мероприятий находящийся во всесоюзном розыске осужденный по статье 102 УК к высшей мере наказания гражданин Титов Юрий Федорович, 1955 года рождения… был обнаружен в городе Зеленогорске по адресу… (частный дом) и заблокирован силами местного УВД, „убойного“ отдела ГУВД и ОМОНа. После применения спецсредств („черемуха-4“) гражданин Титов вышел с поднятыми руками на крыльцо, и в этот момент по совершенно непонятным причинам из бронетранспортера оцепления был открыт прицельный огонь на поражение из крупнокалиберного пулемета по сотрудникам УВД, ГУВД и ОМОНа. После того как практически все они были уничтожены, водитель бронетранспортера взял гражданина Титова на борт и на предельной скорости направился к Ленинграду. Поднятый по тревоге вертолет засек бронетранспортер стоящим на обочине в двух километрах от Сестрорецка, а прибывшая вскоре оперативно-следственная группа обнаружила в нем мертвые тела водителя и снайпера, смерть которых наступила от глубоких, проникающих разрезов в районе живота, вследствие потери крови и болевого шока. Визуально заметить гражданина Титова не удалось, а служебно-разыскная собака по неясным причинам свежий след не взяла…

Стрыканов»

Справка

«В период с января по сентябрь… то есть практически с начала совместной деятельности объекта „Ш“ и вора в законе Штофа криминогенная обстановка в городе кардинально изменилась в сторону централизации и слияния всех существовавших ранее преступных групп в одну, формально возглавляемую Штофом, а реально – объектом „Ш“. По непроверенной косвенной информации данное преступное сообщество обладает значительными денежными средствами, имеет устойчивые связи в МВД, КГБ и партийных структурах, а также развитую агентурную сеть, разведку, контрразведку и аналитическое подразделение.

Сам объект „Ш“ помимо интересующих вас качеств характеризуется исключительной жестокостью, цинизмом и пренебрежением к человеческой жизни, о чем говорят нижеследующие эпизоды из его преступной деятельности.

…На встрече с представителями азербайджанской организованной преступной группировки он лично убил восемь человек, причем действовал в одиночку, уничтожив после этого двух невольных свидетелей (ресторан „Шоколадка“)…

…Во время совершения дерзкого нападения на оперативную машину с тремя работниками „убойного“ отдела ГУВД, судя по дактилоскопии, все трое были убиты объектом „Ш“…

…Во время его задержания по неясным причинам четверо опытных оперработников не смогли вовремя применить табельное оружие, и трое из них были убиты „Ш“ посредством вырывания трахеи, а четвертый скончался в больнице от тяжелой травмы черепа…

…При совершении покушения на объект „Ш“ нанятый дагестанской ОПГ киллер по совершенно непонятной причине промахнулся с каких-то пяти метров и, будучи кастрированным им, умер от потери крови…

…Во время нападения на машину прокуратуры находившийся в ней прокурор и водитель были буквально выпотрошены, а женщина-следователь изнасилована, ее грудная клетка проломлена, а сердце вырвано. Дактилоскопическая экспертиза и анализ спермы однозначно указывают на совершение этого объектом „Ш“…

Исп. Стрыканов»

Кабинет был замечательный: Т-образный, с несколькими телефонами, стол, отделанные деревянными панелями стены, с которых рыцарь революции и генсек взирали друг на друга, стеллажи с книгами, а в самом углу, рядом с обтянутым черной кожей диваном, размещался чудовищных размеров фикус, листья которого были протерты от пыли и для улучшения кондиций намаслены.

Вид из окон тоже был неплох: внизу полыхал в багряном пожаре осени разбитый во французском стиле парк, и даже толстые двойные стекла не могли притушить яркость октябрьских сполохов.

Стоящий около плотной черной занавеси невысокий худощавый человек несколько секунд взирал на «пышное природы увяданье», затем закурил и, утопая хорошо начищенными полуботинками в длинном ворсе ковра, уселся в широкое кожаное кресло. Говоря откровенно, он занял чужое место, но при его звании и должности размещаться где-то с краю было просто неудобно, да и хозяин кабинета не возражал – он примостился неподалеку на краешке стула и не сводил своих блестевших из-за стекол очков глаз со скуластого лица главнокомандующего. Кроме них за столом присутствовал еще третий: он был в белом халате, лыс и мрачен, а на субординацию ему было плевать, сидел он развалясь и, подперев плохо выбритую щеку волосатой рукой, хмуро, но твердо поочередно глядел собеседникам на переносицу.

Впрочем, беседы, как таковой, не наблюдалось: главнокомандующий интересовался, очкастый интерес его удовлетворял, а если было никак, то в разговор встревал одетый в белое и на редкость неприятным, скрипучим каким-то голосом щедро вносил в общение живую струю.

– Давайте-ка лучше глянем. – Начальственный шибзик на подчиненных покосился и, ткнув куда-то наугад, закурил и уставился на загоревшийся во всю противоположную стену полиэкран.

А там уже вовсю растекалась кровь – это сильные мужские руки резали сначала белую овцу, затем двух голубей и наконец пару куриц, – и кабинет наполнился истошными криками, сопровождаемыми ритмичным боем барабанов.

– Идет обряд «пересечения вод», – пояснил очкастый, – вот этот в центре – Хуанган, то есть жрец.

– Барабану отводится центральная роль, – вмешался одетый в белое, – считается, что кожа его сделана из солнечного света и тот, кто прикоснется к нему, получает энергию светила.

Главнокомандующий как-то странно посмотрел на него, а эрудит продолжал блистать интеллектом дальше:

– Вообще-то, посвящение связано помимо обряда «пересечения вод» еще с двумя: ритуалом Солнца, который называется «радас», а его высшее божество – Данг-бе, то есть бог змей, и церемонией, посвященной Петро – тому, кто одаривает верующих магической силой.

Между тем на экране показался серьезный пожилой дядька, который что-то старательно выписывал на листе бумаги, и очкастый тут же прокомментировал:

– Если тринадцать раз написать имя врага, а потом покрыть написанное слоем порошка «Черный мус» и в полночь сжечь, то тело и душа его серьезно пострадают.

Скуластый глянул на экран уже несколько заинтересованнее, а там двое умельцев, соорудив миниатюрный гробик, начали нараспев произносить над ним заклинание:

 
Зо ванве собади собо калиссо
Мэть-Каррефо, мве мем кириминал.
Му а ремезье лоа-йо Гран Буа, луври
байе мве Барон-Симетьер, ленвуа мортс, —
 

а одетый в белое пояснил:

– Они освящают свое творение именами дьявольской троицы: мэтра Каррефо, повелителя перекрестков и демонов, Гран Буа, владыки ночной земли, и барона Субботы, повелителя кладбищ. Как только подарок отправится по назначению, то получатель его умрет.

– Ладно. – Главнокомандующий махнул рукой и произнес задумчиво: – Все это хорошо, но важен конкретный практический результат. Не забыли вы, я надеюсь, какой в прошлом месяце был прокол с оклемавшимся диссидентом?

На секунду в кабинете повисла тишина, затем очкастый сказал:

– В настоящее время методика отлажена полностью, а результаты у нас теперь не хуже, чем, например, у тонтон-макутов на Гаити.

– Применяем новый состав, с повышенным содержанием дурмана вонючего или манцинеллы, что позволяет добиваться нужных параметров с высоким уровнем процентной вероятности, – красиво вклинился в беседу обладатель белого халата и, приподнявшись, нажал кнопку на пульте.

На экране появилось просторное помещение, в котором размещалось человек пятьдесят одетых в больничные халаты мужчин. Однако на гомо сапиенс они были похожи лишь отчасти: движения их были медленны и неуклюжи, на лицах застыло полуидиотское выражение и напоминали они более оживших мертвецов.

– Вот, – с гордостью поведал очкастый, – не надо ни спецпсихушек, ни лоботомии: и человек жив, и не диссидент он уже.

– Так. – Главнокомандующий крякнул и, одобрив: – Хорошо, впечатляет, – тут же заметил: – Но надо работать разнонаправленно, не бойтесь новых путей. – И выразительно на очкастого поглядел.