Текст книги "Расколотый Мир"

Автор книги: Феликс Гилман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Она опустила веер и удивленно взглянула на него:

– Мы же еще не на месте, мистер Бонд. Разве не так?

Он указал на запад, вниз по долине извилистой речушки:

– До Конанта остался день пути. Видите?

Она не видела, куда он указал. Все в этих краях для нее выглядело одинаково.

– Конант! – В его грубом голосе послышались извиняющиеся мотки. – Последняя остановка. Оттуда мы повернем обратно.

– А мы с Магфридом отправимся в Глориану.

Бонд сплюнул:

– Чертова Линия.

Он оглянулся на Магфрида, который не умел ездить верхом и сидел в задней части фургона, прикрыв глаза и сонно склонив голову на грудь.

– С ним тоже будет жаль расставаться. Он честно отработал свое.

Магфрида люди Бонда поначалу не приняли – одни дразнили его, другие считали, что он навлечет несчастья. Но после того, как здоровяк отличился в защите каравана от нападения холмовиков, его зауважали; самые суеверные жали ему руку на удачу, а он считал это забавной игрой.

Нападение произошло на второй день пути из Монро, когда караван спустился в глубокую лощину, не только заросшую ежевикой и загроможденную валунами, что неприятно само по себе, но еще и заваленную мотками старой и ржавой колючей проволоки, разбросанной повсюду, словно пучки нелепых растений.

– Проволока, – сказал Бонд. – Осталась от Линии. Лет тридцать назад, когда здесь шли бои, линейные обносили этой штукой свои лагеря. А теперь все это валяется тут и ржавеет.

– Тридцать лет назад. Значит, во время войны Линии с Республикой Красной Долины?

«История Запада для детей» так и пестрела подробными описаниями битв Республики с Линией – по словам генерала Энвера, Республика одержала череду таких легких и славных побед,что Лив засомневалась в правдоподобности его рассказа. Детали этой истории никак не складывались для нее воедино.

Бонд покачал головой:

– То было к югу и к западу от этих мест. Республика никогда не пробиралась так далеко, как мы. А здесь просто случилась дурацкая стычка местного значения. Конант поддержал Стволов, а Линия пришла и объяснила им, какие у этого бывают последствия. Тогда они только-только построили Глориану.

– И кто победил?

– А вы как думаете? Линия всегда побеждает.

Чтобы караван смог беспрепятственно проехать дальше, пришлось вооружиться веревками да шестами и расчищать дорогу от проволочных мотков, которые всякий раз медленно, но упорно откатывались на прежнее место, словно в них продолжала жить частица непреклонной воли Локомотивов. Работа на жаре изнуряла. Стрелки золотых часов Лив едва ползли.

Холмовики напали на закате, когда люди еще работали.

С полдюжины высоких угловатых фигур возникли на вершине холма и ринулись вниз беспорядочной ордой; их длинные ноги пружинили и сгибались под невообразимыми углами. Жители холмов не разговаривали и не перекликались, а трещали и стрекотали. Их черные бороды и гривы развевались на бегу. Они метали камни и пугали лошадей. Один из людей Бонда с криком повалился назад и упал на колючую проволоку.

– Стройся, стройся! Просыпайтесь, разрази вас гром! – закричал Бонд, вытащил пистолет и выстрелил.

Лив сжалась в комок под фургоном и наблюдала. Холмовики окружили караван в мгновение ока. Казалось, они совершенно не боятся пистолета Бонда. Большинство его людей, вооруженных лопатами, кольями и кирками, яростно схватились с нападающими, чьи худощавые, белые, как кости, тела походили на пружины; они отскакивали, кружились и уворачивались от ударов. Тень от фургона скрывала сражающихся, а поднятая пыль застила Лив обзор. Она видела, как длинные белые руки вырывали кирки из рук людей; как тонкие бледные пальцы сомкнулись на пистолете Бонда, вырвали его и отбросили прочь. Тела атакующих покрывали странные кроваво-красные узоры – спирали и вихри: то ли рисунки, то ли татуировки. Холмовики сбивали путников с ног, толкали и швыряли в грязь. Один из них присел перед убежищем Лив, подогнув паучьи ноги, и, как зачарованный, уставился на нее глубокими немигающими красными глазами.

Она замерла. Ниже красных глаз торчал под странным углом длинный нос, словно не сломанный, а вылепленный с неким особым умыслом. Широкий рот распахнулся, будто в попытке что-то произнести. Казалось, его сообщение было настолько важным, что каждое слово приходилось подбирать как можно тщательней, чтобы не совершить непоправимой ошибки.

С диким ревом за плечами дикаря возник Магфрид. Он схватил врага за гриву, оттащил прочь, замахнулся лопатой, как битой, и размозжил ему голову.

Не переставая рычать, Магфрид бросился в толпу атакующих. Те отпрянули. Ухватив одного за локоть, он сломал ему кость, а другому раздробил коленную чашечку.

Жители холмов разбежались так же быстро и беззвучно, как и появились, а Магфрид продолжал ходить кругами, беззвучно разевая рот и крепко сжимая окровавленную лопату.

Лив подошла к нему и отобрала инструмент, нашептывая успокаивающие слова. За исключением бедняги, упавшего в колючую проволоку, никто из людей серьезно не пострадал.

Один из нападавших лежал замертво в кустах ежевики. Тот самый, кого огрел по голове Магфрид и который, казалось, чуть не заговорил с Лив. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть его, и отметила, что мозг у него такой же, как у любого человека.

– Это ненадолго, – сказал Бонд. Его рубашка порвалась, а широкое лицо покраснело от гнева и напряжения.

– Что?

– Они возвращаются. Оживают.

– Я слышала об этом. Хотелось бы это увидеть.

– Я здесь торчать не намерен.

Тело убитого казалось почти невесомым. Длинные конечности напоминали связку прутьев. Это показалось Лив чрезвычайно трогательным, и слезы навернулись ей на глаза.

– Они никого не ранили. У них даже не было оружия.

– Иногда бывает и так. А иногда они орудуют копьями и убивают всех, кто окажет сопротивление, а остальных пытают по несколько дней. Иногда устраивают подлые трюки с ветром и камнями. Но с другой стороны, я знаю человека, готового поклясться душой своей матери, что, когда стая холмовиков нашла его покалеченным на тропе, они принесли воду, вправили ногу и доставили его домой.

– Зачем?

– Они не такие, как мы, доктор. Они делают вещи, не подвластные здравому смыслу. Иногда насылают наводнения, ураганы и пыльные бури. Можете считать меня суеверным, но это так. Они появились здесь первыми и, по-моему, просто ждут, когда мы уберемся отсюда ко всем чертям, а пока что просто развлекаются.

– Мне показалось, он вот-вот заговорит со мной.

– Они не разговаривают. Да и взгляните на него – даже если бы он заговорил, как бы вы его поняли? – Он наконец заметил жалость на ее лице, и его голос смягчился: – Случаются вещи и похуже. Да и что я вообще могу знать? Я просто делец.

– Понимаю, мистер Бонд. – Она отвернулась и трясущимися руками достала из сумки успокоительное.

Он крикнул, уже вдогонку:

– Эй! А ваш большой друг был хорош. Отлично поработал.

Она посмотрела, куда он указывал. Магфрид ходил взад-вперед, обхватив голову руками.

В «Истории Запада для детей» о холмовиках не говорилось почти ни слова. На одной выцветшей вклейке изображались сцепы из жизни Запада: дремлющий на рельсах Локомотив, причудливо изрезанные ветром скалы и житель холмов с обсидиановым копьем на вершине скалистого утеса. Также о них упоминалось в первой главе – рассказе о первых поселениях в период Основания. Совсем коротко: «Отношения между первым губернатором Сэмюэлем Селфом и местным Лесным Племенем были сложными и не всегда достойными». В остальном Первое Племя просто вычеркнули из истории этого края. «Вот если бы они чаще сражались...» – подумала Лив.

Большинство людей Бонда не знало грамоты. Однажды вечером один из них спросил у Лив, что она читает, и вскоре она уже читала им вслух. Это были грубые бородатые детины с желтыми зубами и переломанными носами, но слушали они, как дети. Большая часть из них знала об истории своего мира еще меньше, чем Лив.

Главы со второй по двадцать вторую представляли собой перечень битв и несчастий. Первая колония оказалась заброшена, виной тому – долгие годы суровых зим, чумы и дурных знамений. Колонисты расселились на юг и на запад. На юге возникла Линия – колонисты обнаружили нефть и построили первые Локомотивы, чтобы путешествовать между городами, разбросанными I ю засушливым равнинам. Люди быстро поняли, что создали нечто ужасное, нечто выше человеческого понимания, нечто, обладающее собственным разумом и волей к завоеваниям. Первые Стволы появились на диком Западе среди изгоев, бродяг и преступников, бежавших от правосудия. Они сразу же возненавидели друг друга. Взаимная ненависть стала смыслом их существования. Линия неуклонно расширялась при помощи Локомотивов, механизмов, скорости и людской массы. Стволы плели интриги, жульничали, травили, шантажировали и устраивали засады, собирали армии наемников и толпы обманутых крестьян... И все-таки – Бонд был прав – Стволы всегда проигрывали. Триста лет горьких поражений. Почему же они продолжают сопротивляться?

«История Запада» клеймила Линию как тиранию, а Стволов – как анархию, и торжественно восхваляла добродетели Республики Красной Долины (чьим департаментом всеобщего образования она и была издана). К добродетелям относились: Демократия, Здравомыслие, Самоуправление, Право собственности и Упорядоченная свобода. Каждой из них посвящалась краткая назидательная глава.

Республика возникла как новая идея там, где некогда был Край Мира. Непрочный альянс свободных городов и приграничных стран превратился в Союз, потом в Федерацию, а потом, после подписания Хартии на берегу Реки Красной Долины около сорока лет назад, в Республику. Была в книге и картинка: несколько дюжин солидных пожилых мужчин, стоя на берегу, размахивают бумагами, перьями и произносят речи. Сама Хартия представляла собой нечто среднее между гражданским кодексом и священным текстом; на картинке ее озарял столп света, падавший с небес.

Затем следовал, рассказ об истории войн Республики – славных и победоносных, как против армий Линии, так и против пиратов и слуг Стволов. Республика не признавала ни богов, ни хозяев.

На пятый вечер после отъезда из Монро, когда все были заняты починкой сломанных осей и порванных палаток, а Лив сидела в одиночестве на камне на краю лагеря и читала, Бонд, державшийся в стороне, когда она читала вслух его людям, подошел с важным видом и заглянул ей через плечо.

– Он мертв. – Бонд показал на изображение генерала Энвера, собиравшего войско во время какого-то сражения. – Погиб, – добавил Бонд, будто желая поразить Лив этой новостью. – И он, и вся его Республика. Они выигрывали сражения до тех пор, пока однажды не проиграли, вот и все. Мертвы, исчезли, забыты.

– Я об этом слышала.

– Книги хороши для ведения учета. Много вы из них не узнаете. Мир меняется быстрее, чем пишутся слова.

– Прошлое не меняется.

– Говорят, генерал Энвер дружил с холмовиками. Якобы у него был советник, заклинатель камней, с чьей помощью он и выигрывал сражения. Я слыхал, генерал даже взял одну из них в жены, но сам в это не верю. Об этом там ничего не сказано?

– Это всего лишь простенькая детская книжка, мистер Бонд.

– Гм. Да, для детей книжки в самый раз.

Лив раздраженно захлопнула книгу:

– Огромное спасибо за ваше мнение, мистер Бонд.

Бонд покраснел и смутился.

– Прошу прощения, мистер Бонд.

– Я вовсе не обижен, мэм.

– Это все жара и поздний час, мистер Бонд...

Она почувствовала странную привязанность к глупой маленькой книжке. Лив дорожила ей, как вещью из родного дома.

– Говорят... – Голос Бонда стал вдруг тихим и задумчивым. – То есть я слыхал разговоры о том, что Война будет длиться, пока не поглотит весь мир. Республика пыталась это предотвратить, но судите сами, что с ними стало. Всюду, где есть нефть, обоснуется Линия, а где плохие парни – Стволы. И так будет вечно.

– Ужасная мысль!

– Я слышал, холмовики знают, как прекратить все это. Они появились первыми и знают этот мир, понимают, чему в нем место, а чему нет, и, не сомневаюсь, могут одолеть и Линию, и Стволов, если только захотят. Вам так не кажется?

– Мне кажется, разумного в этой мысли немного, мистер Бонд.

– Один мой друг говорил, что если надежда на мир до сих пор есть, то эта надежда – в них, а не в нас.

– Если он прав – для нас это позор!

– Он умер. Кто-то застрелил его. Не важно кто. Я не знаю. Не знаю... Здесь есть над чем поразмыслить, правда? Я не глупец, доктор.

– Разумеется, мистер Бонд.

Бонд был похож на ее мужа, покойного профессора естественной истории доктора Бернарда Альверхайзена. Под жирком Бонда скрывались мускулы, а у Бердарда они были неразвитыми, Бонд был загорелым, Бернард – бледным; Бонд был силен и ловок, а Бернард – неуклюж, то есть сходство между ними было, в сущности, совсем незначительным. Так почему же Бонд напоминал ей Бернарда? Может, именно потому, что ее муж был совсем не похож на знакомых ей мужчин Кенигсвальда, и она, оказавшись одна в чужом краю, искала вокруг хоть малейшие следы чего-то привычного?

Высокомерием, грубоватостью и самоуверенностью Бонд тоже походил на Бернарда. Еще – склонностью поучать. В Баррен-хилле он казался неразговорчивым, но в дороге, на безмолвном просторе, выяснилось, что он большой охотник поговорить о чем угодно: о растениях, погоде, бизнесе, о том, как нужно ездить верхом или чинить фургон. Оказалось, он весьма интересуется тем производством, для которого предназначался груз костей, который они везли, и хорошо о нем осведомлен. А ее Бернард любил пофилософствовать.

Бахвальство скрывало романтическую жилку в глубине его души; была ли она у Бонда?

Она сказала Бонду правду. Бернард умер два года назад от сердечного приступа прямо за обеденным столом, когда подавали первое. В момент смерти он горячо возмущался положением дел на факультете.

Он был намного старше ее Они познакомились почти сразу после того, как она выписалась из института Туборрхена, где провела большую часть юности, лечась от травмы, вызванной гибелью матери, и сопутствующих неврозов, но это обсуждать с Бондом она уж точно не собиралась. Лив тогда была тщедушным комнатным созданием, не нашедшим своего места в мире, и нуждалась в опеке, а Бернард слыл крупным авторитетом в своей области. И находил ее милой.

Она любила его, хотя и отстранено, и до сих пор помнила все, что ее в нем раздражало.

Отходила положенное время в трауре, но после уже тосковала по нему нечасто.

Лив никогда не лгала себе по поводу своих чувств и гордилась этим, считая профессиональным достоинством.

Однажды вечером, когда они проезжали под кронами кедров, Бонд озвучил эти чувства. Он смотрел на дорогу перед собой, а потом заговорил, умудряясь казаться одновременно грубым и стеснительным.

– В этом вашем госпитале вы не найдете себе мужа, доктор.

– Я сейчас и не ищу нового мужа, мистер Бонд.

– Никто из нас не может ждать вечно.

Это слегка задело ее.

– Мир огромен, мистер Бонд. Иногда кажется, что у нас впереди вечность.

Он надолго замолчал.

– Да. Бывает.

Остаток вечера они проговорили об истории и политике.

– Вот и Конант! – объявил Бонд.

Они спустились по крутому склону холма, отбрасывая длинные тени из-за палившего за спиной солнца. На излучине реки раскинулся небольшой городок. Его белые стены сверкали как россыпь бриллиантов. Природа вокруг окрасилась в яркие, буйные цвета: деревья были медными, река – тускло-золотой, небо – ярко-фиолетовым.

– Так себе городишко, но здесь вы со своим большим другом сможете взять лошадь и найти кого-нибудь, кто знает дорогу до Глорианы.

– Думаю, я и сама знаю дорогу. – Она прикрыла глаза от солнца и посмотрела на юг.

– Что ж, хорошо.

Луга раскинулись на многие мили вокруг. Лив никогда ничего подобного не видела, но никаких сомнений быть не могло. Черные шпили, дым. Глориана – самая восточная станция Линии.

– Берегите себя, доктор. Есть вещи куда странней и ужаснее, чем холмовики.

8. СЕТЬ

На следующее утро началась отнюдь не маленькая тайная вылазка из Кингстона в глубь вражеской территории, как ожидал Лаури. Экспедиционные силы проводника Бэнкса насчитывали четыреста двадцать человек плюс соответствующее количество армейских грузовиков и штабных машин; семь винтолетов – как с вращающимися крыльями, так и легковооруженных разведывательных птицелетов; восемь броненосцев; два грузовика с оборудованием для беспроводного телеграфа (второй – на случай непредвиденной ситуации); один грузовик с пятью стационарными орудиями; один грузовик с минометами, ракетами, шумовыми устройствами, газом; три грузовика с топливом и провизиеи; еще шесть – с брезентом, цементом, проволокой и другими материалами для обустройства передового лагеря, не говоря уже об авангарде бульдозеров и экскаваторов, расчищавших не предназначенную для Линии узкую дорогу от оползней и камнепадов. Окутанная пылью и шумом, экспедиция вгрызалась в холмы как цепная пила. Шум успокаивал Лаури. Когда он смотрел не на линию горизонта, а вниз, ему представлялось, что он еще дома.

До отбытия он встретился с интендантом Бэнксом лишь однажды, когда экспедиция собралась на просторной бетонированной площадке сразу за линией укреплений Кингстона. Лаури приблизился к окну служебной машины Бэнкса и терпеливо дожидался, пока стекло не опустилось и его собственное отражение не сменилось физиономией Бэнкса. Бэнкс оказался примерно того же сложения, что и Лаури, с таким же невыразительнобледным лицом в очках. Разве что усталость и нервное напряжение – отличительная черта всех, кто занимает в иерархии Линии высокие посты, – у Лаури никогда не проявлялись так отчетливо.

На коленях Бэнкса громоздилась куча отчетов, которые он изучал, напялив очки для чтения. Солидная часть текста была вымарана.

– Да?

– Младший смотрящий второго ранга Лаури, сэр.

– Да-да. Один из советников. Эксперт. Разведчик... – Бэнкс снял очки и потер усталые веки. – В курсе, что мы тут делаем, Лаури?

– Нет, сэр.

– Нет, сэр. Нет, сэр. Черт побери, ну конечно же не в курсе. Если уж я этого не знаю, с какой стати знать вам? В какой области им специализируетесь, Лаури?

– Враг, сэр. А...

– Кто из нас не разбирается во врагах, будь они прокляты? Что мы тут, по-вашему, делаем круглые сутки? Посмотрим... Можете разговаривать с отрядами связи?

– Да, сэр. Я работал со связистами...

– Хорошо, а то я не разбираю, что они говорят. Артиллеристов понимаю, транспортников, снабженцев, строителей, а этих поди разбери. Доложите младшему смотрящему первого ранга Морнингсайду, он тоже вроде как эксперт, прибыл из самого Свода. Отвечает за разведку и в отсутствие ясных приказов служит моим заместителем. Помогите ему со связистами.

– Да, сэр.

– Послушайте, Лаури...

Лаури нагнулся к нему:

– Вы здесь, чтобы шпионить за мной?

– Нет, сэр. Мне приказано помогать вам во всех...

– Четыреста двадцать человек. И еще две тысячи идут следом, но нет времени ждать, нет времени собраться как следует. Действовать нужно стремительно. Захватить и контролировать каждый чертов городок на этом клочке красной пустыни. Создать сеть, круг. Зачем? Нет ответа. Но это нужно сделать незамедлительно. Стремительные действия. Я тридцать лет служу и никогда раньше не сталкивался со стремительными действиями. Рассудительность – наше второе имя, Лаури, рассудительность и контроль. Кто-то где-то паникует. Чей-то промах? Может быть. Но не мой. Не мой, Лаури. Я выполняю свой долг. Движение вперед, прогресс! Куда – не мое дело. Прямиком в пустынные земли, если понадобится. Не мой промах. Я не жалуюсь. Так им и передайте, Лаури.

То, что его приняли за шпиона руководства, могло поспособствовать карьере Лаури, но лгать было опасно. Поэтому он промолчал.

– Приступайте к работе, Лаури.

И Бэнкс крякнул от усилия, закрывая окно.

Младший смотрящий первого ранга отправил Лаури в кузов второго грузовика службы связи – того, что вез запасное телеграфное оборудование и старших офицеров связи Экспедиционных Сил. Младший офицер всучил Лаури стопку папок.

Документы собирались в спешке. Все оборудование было с иголочки. Латунные телеграфные аппараты, медная проволока и колбы вакуумных трубок всё еще сияли и блестели. Бесчисленные ряды телеграфных ключей задорно бренчали, пока грузовик, подпрыгивая, катил по грунтовым дорогам.

Старших связистов звали Скейл, Дитч, Бенсон, Кольер и Портер. Лаури коротко представился, сел в тишине на жесткую деревянную скамью и принялся изучать документы.

ДОМ СКОРБИ: ОПИСАНИЕ

Согласно донесениям за 292 год, Генерал (подробнее см. В.140.1 – В.140.310) находится в госпитале на северо-западном Крае Мира, известном как Дом Скорби, он же Кукольный Домик (в дальнейшем – госпиталь, см. С. 12.21. 1У-х). Достоверность отчетов в ряде случаев под вопросом, но в целом они убедительны, (см. С.12.34.111) Следующий отчет по госпиталю подготовлен в спешке и достаточно сомнителен. Госпиталь основан в 281 году бывшим жителем Гринбэнка Уинстоном Хауэллом II. В настоящее время попечителем госпиталя является его сын (см. Г.160.7). Госпиталь неплохо обеспечен, в первую очередь благодаря состоянию, оставленному самим Хауэллом: семья его владела серебряными рудниками вдоль западного Края Мира. Название госпиталя, вероятнее всего, несущественно и восходит к романтической поэме, популярной в южных барониях. В своей биографии, выпущенной в 285 году, Хауэлл II писал, что основал госпиталь после того, как ему во сне привиделись холмовики. Они пришли в его офис в Гринбэнке и проводили его на то место среди холмов, где в дальнейшем был построен Дом Скорби, (см. ниже стр. 4). Подтвердить достоверность этой истории не представляется возможным (см. ниже, стр. 5). Госпиталь принимает раненных в сражениях, ведущихся на большей части Западного Края. Дополнительное обеспечение получает в виде пожертвований, которые ряд юрисдикций выплачивает за его заботу о раненых. Госпиталь придерживается строгого нейтралитета и отказывается коллаборационировать как с нами, так и с врагом. Медицинская квалификация персонала в целом невысока. Однако утверждается, что госпиталь расположен в священном месте обитания духа Первого Племени, обладающего целительными способностями. Дух этот, по-видимому, действительно существует, но наличие у него целительных способностей не может быть подтверждено. Скорее всего, Дух – мелкая аномалия, характерная для Западного Края, где человеческие поселения молоды, а процесс сотворения не завершен (ср. «Красный равнинный пыльный дьявол», N.7.1, «Белый скалистый вервольф», N.7.3 и «Плачущий ангел реки Логрис», N.7.4). Как и эти аномалии, данное явление, вероятно, вскоре рассеется под давлением внутренних противоречий. Однако в настоящее время Дух способен проявить значительную силу при обороне территории, персонала и пациентов госпиталя. По сообщениям очевидцев (см. далее п. 10), он пребывает в спящем состоянии до тех пор, пока в зону его влияния не попадет нарушитель, на которого Дух обрушивается с сокрушительной силой. Кроме того, сообщается что персонал госпиталя весьма озабочен собственной безопасностью и соблюдением нейтралитета, и несмотря на то, что значительного физического сопротивления сотрудники госпиталя оказать не могут, их иррациональное мировоззрение может усложнить попытки ведения переговоров и проникновение внутрь госпиталя (см. далее п.п. 6—7). В случае необходимости ликвидации Генерала (или иного пациента) рекомендована бомбардировка с воздуха. Захват такого лица живым в случае необходимости рекомендуется осуществлять мирными методами, как бы сложно это ни оказалось (см. далее п. 8).

Силы Экспедиции разбили временный лагерь в двух милях к югу от Гринбэнка на просторной, грязной каменистой равнине. Над лагерем нависали причудливые скальные образования, похожие на огромные красные цветы; они укрывали лагерь от беспрестанно палящего солнца и служили удобными наблюдательными пунктами, но выглядели при этом так безобразно, что Лаури с удовольствием взорвал бы их к чертям и сровнял с землей.

Грузовики поставили в круг, а птицелеты отправили на разведку по широкому радиусу. Выгрузили и установили стационарные орудия и телеграфные аппараты, которые немедленно начали жужжать и выщелкивать сообщения, суть которых сводилась к одному.

«БЫСТРЕЕ. БЫСТРЕЕ. СТЯГИВАЙТЕ СЕТЬ!»

Младший смотрящий первого ранга Морнингсайд, оказавшийся невыносимым болваном, поручил Лаури организовать распределение связистов и подслушивающих устройств по городам, окружающим госпиталь.

– Если в городе появятся чужаки, – сказал Морнингсайд, – мы должны узнать об этом первыми.

Как будто это не было очевидно.

– Да, сэр.

– Нужно организовать прослушку. Займись этим.

– Слушаюсь, сэр.

Четверых Лаури отправил в Гринбэнк, двоих в Гузнэк, троих в Фэйрсмит и троих – в Край-Свет.

Городок Клоан удостоился в официальных документах двух строк и выцветшей старой фотографии. На ней изображалась улица из унылых домишек, с крыш которых свисали потрепанные флаги. Лаури охватила смутная тревога, и он отправил в Клоан дюжину человек, удостоверившись, что все они вооружены до зубов.

9. КЛОАН

Кридмур скакал на запад от Бароний Дельты во весь опор – через холодные перевалы Опалов севернее Джаспера, сквозь прерии по густой зеленой траве, перелетая через ручьи и изгороди. Он загнал лошадь, но другая уже ждала наготове, привязанная к столбу в городишке южнее Гибсона, названия которого он так и не успел узнать, потому что голос Мармиона тотчас же скомандовал:

– Гони.

Новая лошадь тоже выдохлась. Кридмуру казалось, что он и сам умирает; его старое сердце сдало и трепыхалось, как крыса в пасти терьера Каждая мышца, каждый сустав ныли как проклятые.

А линейные преодолевали подобные расстояния на мягких сиденьях в чревах Локомотивов. Неудивительно, что они такие толстые! Но агент Стволов, разумеется, не может путешествовать дорогами Линии, его моментально вычислят – какой-нибудь мерзкий аппарат, или сыщик, или еще кто-нибудь. Остается путешествовать старым способом – по проселочным дорогам и холмам, день за днем, ночь за ночью. Он мельком увидел свое отражение в пыльном окне, промчавшись по главной улице невесть какого города, разгоняя детей и женщин, и поразился тому, как он постарел, как покраснело и сморщилось его лицо, как поседели волосы, как он одичал и истрепался. Это ранило его самолюбие, а он всегда был тщеславен.

– Ты угробишь меня, дружище. Клянусь, ты меня загонишь.

– Пока еще нет. Шевелись.

Хотя это и продлило его путешествие на целых два дня, Кридмур сделал большой крюк и обогнул станцию Кингстон с севера, в конец измотанный, он особенно остерегался прожекторов, патрулей и застав и потому приблизился к Кукольному Домику с востока, чуть севернее Клоана, сразу же заметив плакаты, прибитые к деревьям у обочин через каждые полмили дороги из города на север. Под жарким солнцем они выгорели и напоминали пожухлые сине-зеленые цветы, но по-прежнему бодро извещали о прибытии в Клоан «ПЕРЕДВИЖНОЙ ЛАВКИ ПАТЕНТОВАННЫХ ЛЕКАРСТВ ДОКТОРА СЛУПА», почетным гостем которой «только сегодня» станет «ПРОФЕССОР ГАРРИ РЭНСОМ СО СВОИМ УДИВИТЕЛЬНЫМ ЭЛЕКТРИЧЕСКИМ СВЕТОВЫМ АППАРАТОМ».

– Лекарства. Снадобья. Огни и развлечения. Ярмарка. Выпивка. Танцовщицы...

– Нет времени, Кридмур! Проезжай мимо.

– Еще час без отдыха – и я сдохну.

– Нет, Кридмур, это слишком опасно. Враг где-то поблизости. Ты. можешь привлечь внимание.

– К черту врага. Мне нужно лекарство. Выпивка, я имею в виду. Хотите – бейте меня Кнутом.

– Только час, Кридмур!

– Не дольше. Обещаю.

– Мы это запомним.

На этом, недосотворенном, краю континента городов было мало. Ни одного поселения старше двадцати лет. Гринбэнк, расположенный к юго-западу от Клоана, был самым большим и богатым из них. Там, если только хозяева не соврали, его должен ждать Франт Фэншоу, затерявшись среди завсегдатаев баров и борделей. Лев Аббан, Пьяница Каффи, Кин и Уошбёрн Вздерни-Их-Повыше разведают холмы к югу от Гринбэнка. Эта пятерка агентов – могучая сила – будет готова встретить Кридмура сразу же, как только он выберется из Дома, и сопроводить их с Генералом на восток.

К западу находился заштатный Гузнэк, в котором, однако, имелся банк; к северо-западу – Край-Свет, тошнотворный и запустелый, но зато с шахтой.

А еще был Клоан – ничего примечательного, кроме доктора Слупа с его лекарствами да «профессора» Рэнсома и его аппарата.

В Клоане было несколько длинных прямых грунтовых дорог, на пыльных перекрестках которых маячили постоялый двор, магазин и тому подобные заведения. Их окружало множество маленьких строений, наспех сколоченных из досок и жести. На рыночной площади стояло шаткое подобие сцены – самое притягательное место на многие мили окрест. То был городок тихий, скучный, сонный и пьяный.

Улыбаясь и кивая, Кридмур неспешно въехал в город. Он оставил лошадь у коновязи и отправился шататься по рынку.

Захолустный Клоан оказался увешан линялыми флагами, свисавшими с карнизов больших домов и приколоченными над входом в дома поскромнее. Разукрашенный, как юбки шлюх. Однако сей наряд по случаю ярмарки оставался все же в меру неброским и прелестным Это говорило о том, что женщины играли большую роль в управлении делами города. Кридмура это обнадежило. Праздная толпа состояла в основном из крестьян, но среди них I юпадались и хорошенькие женщины. Он повернулся к милашке, стоявшей рядом, подмигнул и широко улыбнулся. Та покраснела и прикрыла веером симпатичное личико.

– Неплохо для начала!

– Нет, Кридмур. Только один час.

Клоан колыхался, точно обломок дерева в море бурых, унылых полей. В полях стояла тишь, но они не пустовали. Их обрабатывали холмовики; скованные между собой за лодыжки цепями, они еле передвигались под тяжестью собственных черных грив и бород. Надсмотрщики, скорее всего, затерялись в толпе среди молодежи или валялись пьяными на земле. Миловидная девушка держала под локоть коротко стриженного здоровяка с бицепсами кузнеца, который, судя по всему, умел орудовать плетью.

– Знаете, первый человек, которого я убил, был рабовладетелем. Еще до того, как я начал служить вам.

– Знаем.

– Давно, когда я был молод и горяч, у меня были свои взгляды на этот счет. Я маршировал и выступал за освободительное движение. Конечно, до этого меня уже успели вышвырнуть из Рыцарей Труда.

– Забудь о нем, Кридмур. Оставь его в покое.

На сцене скакал и кривлялся доктор Слуп. Даже в безумную клоанскую жару он носил фрак и цилиндр, лицо его покраснело, рубашка промокла, а с кончиков длинных усов капал пот. Один его глаз был из раскрашенного стекла и, казалось, вращался, свирепо вглядываясь то в раскаленное синее небо, то в пыль под ногами.

– Не волнуйся, дружок. Мне давно уже плевать.