Текст книги "Расколотый Мир"

Автор книги: Феликс Гилман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

Попечитель Хауэлл в своем письме уверял, что из Баррен-хилла на запад регулярно ходят суда, и обеспечил ее рекомендательным письмом к некоему капитану Канину. Она показала письмо группе обгоревших на солнце докеров, и те уставились на него с такими отвращением и растерянностью, словно увидели ордер на свой арест.

– С вашего позволения, у меня рекомендательное письмо для капитана Канина, и я буду очень благодарна, если вы поможете мне найти... – сказала она.

– Помер он, – ответил бригадир.

– Прошу прощения?

– Уже полгода как помер, а то и больше. Его прирезали, груз забрали, а судно сожгли.

Она в ужасе прикрыла рот рукой:

– Какой кошмар! Кто это сделал?

Он пожал обгоревшими плечами:

– Бандиты? Холмовики? Стволы? Кто его знает? Вниз по реке уже никто не ходит.

– Никто? Мне нужно ниже.

– Теперь не получится.

– Но почему?

– За последние полгода мы потеряли три судна всего лишь в нескольких милях к западу от города. Баржи сожгли, а матросам перерезали глотки, их трупы всплыли в городах ниже по течению. Что-то затаилось в этих холмах...

Бригадир произнес «что-то затаилось в этих холмах» с таким же безразличием, с каким фермеры Севера ворчат на плохую погоду. По коже Лив побежали мурашки. С другой стороны, они наверняка врут. Все идет к тому, что они попросят у нее денег. Если дело в этом, пускай будет так.

– Я приплачу.

– Что ж, удачи вам, мэм! – Бригадир поднял ящик с костями и вразвалку ушел.

– Не волнуйся, Магфрид, – сказала она, хотя тот молчал.

Лив нашла номер в единственной гостинице Баррен-хилла, двухэтажном деревянном здании, ютившемся под стенами форта, лабиринте из крохотных комнатушек. Она провела ночь на одной кровати с Магфридом, и тепло его огромного тела не давало ей уснуть. Кожа уже чесалась от зноя и мошкары. Впервые за долгие годы ей вспомнилась безумная, неживая ухмылка человека, убившего ее мать, всплыла отчего-то в памяти, и у Лив перехватило дыхание. Она растворила в чашке несколько капель снотворного, от которого вода сделалась успокаивающе-зеленой, как мирные сады Севера.

Беда, как известно, не приходит одна, и Лив в этом лишний раз убедилась.

Утром она подошла к представителям местных властей, которых узнала по белым сорочкам, а молодого мужчину, мистера Харрисона, – по костюму.

Харрисон показался Лив странным. У него были длинные засаленные волосы бедняка, и в то же время манеры если не аристократа, то популярного и успешного управляющего. Он сидел на склоне холма в тени брезента, наблюдая за рытьем канав и строительством стен внизу, сверялся с картами и чертежами, раздавал приказы посыльным и казался очень занятым. Он пил воду с лимоном («Полезно для здоровья, доктор. В здоровом теле – здоро-

вый дух»), и ему явно нравилось беседовать с образованной путешественницей с Севера, хотя хороших новостей от него Лив не услышала

– Сейчас никто не ходит вниз по течению, доктор. Это слишком рискованно. Баржи слишком дороги, чтобы их терять.

– На реке нет полиции?

Он засмеялся.

– Полиции нет, только охранные отряды, которые можно собрать из местных жителей. В Баррене живут отважные люди, но не солдаты. А на холмах могут скрываться агенты или холмовики. Кто знает?

– Агенты, мистер Харрисон?

– Слуги Стволов, доктор. Мы пытаемся сохранять нейтралитет, но агенты Стволов проникли всюду. Разве с этим можно что-либо сделать? Остается только ждать, пока они уйдут.

– Я слышала, агенты Стволов опасны. Но они всего лишь люди, разве не так? Почему вы не можете противостоять им?

Харрисон улыбнулся и сказал:

– Вы не смогли как следует разузнать об этих местах до отъезда, не так ли? Первое правило делового человека – знай страну, по которой путешествуешь.

– Тогда просветите меня, пожалуйста.

– Это земля духов, доктор. Их сила намного превосходит человеческую.

Она нахмурилась. Он называл себя деловым человеком, но говорил как мистик или безумец. В более благоприятных обстоятельствах она бы заинтересовалась его случаем, но сейчас это ее лишь раздосадовало.

Он указал на лабиринты канав, рвы и фундаменты:

– Здесь не так плохо. Баррен-хилл основан лет двести тридцать назад. Наша земля стара и тверда. Но когда нам приходится рыться в ней, я до сих пор боюсь того, что мы можем выкопать. И того, что можем пробудить. Что угодно. И Стволы, и Линия должны были где-то родиться, правильно? В каком-нибудь городке, который просто жил своей жизнью. И чем дальше на запад – тем будет хуже.

– Как мне отсюда попасть на запад, мистер Харрисон?

– Это ваш главный вопрос, не так ли? Вопрос на десять тысяч долларов. Возможно, кто-нибудь согласится продать вам лошадь, но я не советую вам ехать верхом в одиночку. Река перекрыта, караваны идут медленно и обходятся чертовски дорого, груз гниет на складах, и вкладчики недовольны. Это все, безусловно, пройдет – нужно только не терять веры. Но как, скажите мне, доктор. Как видите, мы возводим оборонительные сооружения, но помогут ли они? Хотите, я пошлю мальчика принести вам воды?

– Мне велели добраться до города под названием Глориана, откуда Линия может доставить меня на запад.

– Глориана – это станция, а не город.

– Да, город Линии. Есть разница?

– Увидите – почувствуете разницу. Если увидите. Глориана находится в землях Линии, а здесь нейтральная территория. Никто не захочет везти вас туда.

– Ясно... – только и ответила Лив.

Большая часть сказанного Харрисоном показалась ей вздором, ома даже захотела задать ему пару ехидных вопросов, но побоялась задеть его. Горизонт затянула красная дымка. Лив раздраженно отгоняла мух, пока Харрисон пил воду.

– Трудности закаляют нас, доктор.

– Да? – огрызнулась она. – Хотелось бы увидеть доказательства!

– Я занимаюсь бизнесом уже десять лет и до сих пор преуспешно – вот мое доказательство, доктор.

– Извините, мистер Харрисон. Я не привыкла к здешней жаре.

– Вы из Улыбчивых, доктор?

– Боюсь, это еще один непонятный для меня вопрос.

– Это новое учение, доктор. Оно служит большим подспорьем в тяжелые времена. Позволите мне приказать служке принести вам брошюру?

– Спасибо, мистер Харрисон. Спасибо. Не откажусь.

Он встал, неожиданно грубо позвал слугу и снова сел, явно довольный происходящим:

– Вот что я вам скажу, доктор. Поговорите с человеком по имени Бонд. Он собирает отряд. Торговый караван. Они идут не к Глориане, но остановятся неподалеку. Возможно, им понадобится доктор. Как знать? Мир полон проклятий, но также полон и благ. Нужно только продолжать улыбаться.

Ужинала она в гостинице, в темном обеденном зале, на стенах которого висели головы рогатых животных. В лесах Кенигсвальда тоже водились олени, но рога здешних оленей казались больше, ветвистее рогов их собратьев из цивилизованного мира. Олени здесь рогаты сверх меры, подумалось ей.

Она попыталась объяснить ситуацию Магфриду, но тот запутался.

Дважды он вдруг вскакивал и предлагал просто пойти пешком на запад, уверяя, что защитит ее от любых опасностей, которые встретятся им на пути.

В те дни он был энергичен и неутомим. Лив не знала, хорошо это или плохо. По пути из форта Слотен она пыталась объяснить ему, как ходить с тростью, но он не сразу понял, в чем суть, и при каждом шаге стучал палкой о землю так, словно пытался сровнять с землей гору.

Чтобы его успокоить, она сыграла с ним в простейшую карточную игру. Затем отправилась в свою комнату прилечь и почитать. Она слишком устала, чтобы читать взятые в дорогу научные журналы, поэтому впервые открыла «Историю Запада для детей».

Автором «Истории Запада для детей» был некий генерал Орлий Энвер из Республики Красной Долины, суровый мужчина в мундире, смотревший с титульного листа. Книга была написана сухо и пафосно. Описания бесконечных битв, утомлявшие Лив, перемежались с еще более скучными наставлениями о гигиене и зарядке. Лив сочла книгу явной пропагандой, пускай и написанной из добрых побуждений. В нетерпении пролистав учебник, она открыла заключительную главу и прочла, что в Республике Красной Долины навечно установлены мир, свобода и демократия; что последние приверженцы иррационализма, угнетения и порока вскоре исправятся, следуя примеру добродетельных и порядочных юношей и девушек; что смутные времена недосотворенного мира закончились; что Запад теперь един и готов встать в ряды цивилизованных стран.

Она напомнила себе, что при взгляде из будущего все кажется немного нелепым (вот и ее собственные работы наверняка покажутся смешными следующим поколениям), и попыталась осилить начальную главу, «Основание первой колонии», но быстро уснула.

Проснувшись, она умылась водой из кувшина. Зеркала в комнате не было, поэтому она взглянула в окно, чтобы увидеть свое отражение, и закричала. Кувшин упал и разбился, поранив босую ногу, но она не заметила этого, потому что к стеклу внезапно прижалось бледное...

На мгновение это лицо напомнило ей безумца, продиравшегося через ивы, – одно из самых страшных детских воспоминаний. Но виновник ее кошмаров был полноватым, потным и носил очки, а этот – худой, с резкими чертами и ярко-рубиновыми глазами. Лицо убийцы из ее детства тоже было бледным, но не шло ни в какое сравнение с мертвецки белесым ликом в окне, ликом, скрытым не зелеными ветвями ив, а грязной черной копной волос.

Она поняла: это и есть холмовик, один из аборигенов Запада, обитавших в этих землях, еще когда те были бесформенны и незавершенны.

Он стоял неподвижно и, не мигая, смотрел на нее.

Она перевела дух. Ноги начали затекать.

Лив стояла в нижнем белье, и ей показалось глупым держаться приличий.

– Добрый день, – сказала она.

Он вытянул руку и застучал по стеклу черным ногтем. Рука оказалась необычной – длинной и тонкой, как палка. Пальцы напоминали костяные бусы.

Разобрать выражение его лица было сложно – оно одеревенело, точно лик истукана. Но теперь Лив разглядела, что его челюсти и кадык шевелятся, будто от чрезвычайного возбуждения. Ей стало интересно, может ли он говорить.

Черный ноготь отбивал ритм по стеклу. Похоже, это был не просто стук, а странный ритм – то ли язык, то ли ритуал. Он ускорялся, становился все более сложным; вот подключился второй ноготь, создав удивительную полиритмию. Незваный гость то переставал стучать, то принимался вновь. Красные глаза неустанно смотрели на нее. Несмолкаемый ритм притягивал странной красотой. Лив шагнула к окну. Но тут палец ударил с особой силой – и стекло треснуло.

Она вскрикнула и отшатнулась. Откуда-то возник крупный мужчина в белой рубашке и огрел холмовика палкой по спине.

– А ну, пошел! Живее! Оставь ее в покое!

Дернув дикаря за цепь, мужчина грубо оттащил его от окна.

– Извините, мэм! – Он приподнял шляпу. – Больше такого не повторится.

Они отошли, взгляду Лив открылось еще c полдюжины холмовиков, скованных одной цепью, и она тут же потеряла из виду того, что подходил к окну.

Чего он хотел от нее?

Золотые карманные часы тихо тикали на столике у кровати, на «Истории Запада», возле флакона с успокоительным. Лив взяла их – скорее чтобы просто успокоиться – и поразилась, увидев, что вся эта странная встреча заняла считаные минуты. Ей же казалось, что прошло несколько часов.

Переговоры с мистером Бондом закончились неудачей.

Это был агрессивный здоровяк с обгоревшей на солнце лысиной и телом боксера, втиснутым в потную рубаху на подтяжках. Заполняя бухгалтерские отчеты в своем маленьком складском кабинете, он выглядел совершенно нелепо, но именно там Лив и нашла его.

– Пассажиров не берем! – пролаял он. – Дорога будет тяжелой. Вы вообще понимаете, где находитесь?!

– Да, мистер Бонд, я осведомлена о том, что путешествие будет опасным. Я могу заплатить.

Цену он загнул просто возмутительную, а когда Лив расстроилась, расхохотался:

– Говорят, вы доктор... Смыслите в лошадях?

– Нет.

– Сможете хотя бы вправить сломанную кость?

– Я не такой доктор, мистер Бонд.

– Тогда вы нам не походите.

Магфрид ждал снаружи у склада. Он так расстроился, увидев ее лицо, что она рассмеялась и порывисто обняла его:

– Улыбнись, Магфрид! Мистер Харрисон сказал, что хорошее случается с теми, кто улыбается.

Брошюру Харрисона Лив прочла накануне вечером в номере. Это не заняло много времени – шрифт был крупным, а мысли – простыми и бесцветными, как вода. Она называлась «Записки Самсона Смайлса, или Книга Нового Мышления». На титульном листе красовалось черно-белое изображение самого мистера Смайлса – нарядно одетого, с бакенбардами и священным спокойствием на лице. Его «Записки» содержали короткие, постоянно повторяющиеся максимы о вере в собственные силы, об упорстве, самосовершенствовании и добродетели. «Надежда – мать успеха; тот, чья надежда сильна, хранит в себе дар чуда». Фраза показалась Лив идиотской. «Улыбнитесь, и мир улыбнется в ответ!» И это считается размышлениями? «Лови момент!» Это считается религией? «Мы сами творим мир вокруг себя».

Она подумала над тем, что ответить мистеру Харрисону, если тот спросит, понравилась ли ей книга, и решила ограничиться вежливым «Мило!».

Она шла с Магфридом по городу, наблюдая за группами рабочих, менявших направление улиц, рывших канавы и возводивших стены; все они были потными и красно-коричневыми от грязи. Она подумала: «Мы сами творим мир вокруг себя!» Эта мысль одновременно пугала и вдохновляла.

– Улыбнись, Магфрид! Мы найдем выход.

Она спустилась к излучине реки, где полдюжины рабочих махали кирками в канавах, по пояс в грязной воде. Река текла мирно и сонно. Не верилось, что она таила опасность. «Она кажется такой спокойной, – подумала Лив. – Такой...»

– Чего лыбишься, дамочка?

Она вздрогнула.

Один из рабочих, опустив кирку, пялился на Лив со злобной ухмылкой:

– Хочешь спуститься к нам? Любишь там, где мокренько?

Другой рабочий загоготал и крикнул:

– Харрисон прислал нам шлюху! Давай прыгай сюда!

Остальные подхватили:

– Харрисон прислал нам шлюху! Харрисон...

Она развернулась:

– Магфрид, пойдем. Вернемся в гостиницу.

Магфрид яростно взревел и спрыгнул в канаву. Всплеснулась грязная вода, и рабочие в ужасе отпрянули от него. Он дотянулся до того, кто заговорил первым, и сильно ударил его по голове. Вырвал кирку у второго и ударил его в живот так, что тот согнулся пополам. Схватился с третьим и четвертым; расшвырял их по сторонам и оставил валяться в грязи. Черенок лопаты, гулко ухнув, огрел его по спине, но Магфрид, казалось, этого даже не заметил. Зарычав, он схватил рабочего за голову...

– Магфрид! Магфрид! Прекрати сейчас же. Магфрид, пожалуйста!

Услышав голос Лив, Магфрид остановился и повернулся к ней, неуверенно улыбаясь.

– Магфрид, хватит.

Она протянула руку и помогла грязному и мокрому Магфриду выбраться из канавы. Рабочие со стонами расползались прочь.

– Ах, Магфрид. Ты же не злой. Наверное, не стоило брать тебя с собой. Магфрид. Ох...

Сзади раздались медленные хлопки. Она повернулась и увидела мистера Бонда в рубашке с закатанными рукавами. Он быстро спускался по склону холма, хлопая в ладоши. За ним шли двое рабочих.

– Он с вами, доктор?

– Да, мистер Бонд. Это мой друг и пациент. Примите мои извинения за нанесенные увечья, если это ваши люди, но они...

– Черт с ними. Не мои. Харрисона. Как зовут вашего большого друга?

– Его зовут Магфрид.

– Все в порядке, они получили по заслугам. На это стоило посмотреть. Ваш друг – настоящий боец.

– Он не боец, мистер Бонд.

– Сильный и свирепый. Такие бойцы пригодились бы мне в дороге.

Она покачала головой:

– Он не боец, мистер Бонд.

Он мог стать бойцом. Настоящим чудовищем. Она замечала за ним склонность к приступам ярости, когда только нашла его. Но годы ее работы сделали его спокойным.

Бонд смерил Магфрида взглядом:

– Почему бы не дать ему решить самому?

Магфрид встретил озабоченный взгляд Лив и отвернулся. Потом широко улыбнулся и кивнул огромной головой.

– Магфрид, ты...

– Конечно, он уверен, – сказал Бонд. – Замечательно.

Бонд хлопнул Магфрида по плечу. Он и сам был здоровяком, но Магфрид возвышался над ним, словно башня. Белое луноподобное лицо Магфрида расплылось в широкой подобострастной улыбке. Лив стало не по себе, но она не видела другого выхода.

Бонд потер руки:

– Ну что, доктор! Обсудим плату за проезд?

– Сначала поговорим о том, сколько вы заплатите моему другу, мистер Бонд.

– Вот это другой разговор, доктор. Пойдемте обсудим дела.

6. КИНГСТОН

За всю поездку на запад от Харроу-Кросса до Кингстона Лаури выглянул в окно лишь однажды – и тут же об этом пожалел. Он привык к юго-востоку и окрестностям Ангелуса, где хватка Линии была крепче всего, где ландшафт давно и тщательно преобразован под нужды промышленности. Здесь же, у самых западных рубежей Линии, на сотни миль равнин и покатых рыжих холмов не было ничего, кроме бессмысленного пустого неба и грязи. Нетронутая земля ждала своего преображения. По обрывистым склонам холма бежала стая тощих, как спички, холмовиков; когда Локомотив проносился мимо, они поднимали головы... Кошмар. Лаури вздрогнул и задернул штору.

Заняться было нечем. Локомотив работал на всех парах, а Лаури был не нужен. Бездельничал, точно какой-нибудь штатский, во мраке пассажирского вагона. А безделья Лаури терпеть не мог. Дважды за час его мысли метались то к нервной надежде, от которой потели ладони (ведь он, возможно, ехал навстречу какому-то неожиданному, невероятному повышению по службе), то к отчаянию (с тем же успехом его мог ждать трибунал за любое из бесчисленных нарушений, в которых он, без сомнения, будет виновен).

Через некоторое время Лаури вытащил из чемодана один из томов Черного Списка и принялся изучать его: имена, лица, образ действий и длинный перечень преступлений врагов всего цивилизованного человечества... Он убеждал себя, что это нужно для дела, но на самом деле просто обнаружил, что праведная ненависть, охватывающая его, стоит лишь открыть Черный Список, успокаивает нервы.

На станции Кингстон Лаури прежде никогда не бывал. Тем не менее с виду она почти ничем не отличалась от станции Ангелус, и ее управленческая структура была точно такой же – не удивительно, ведь обе станции строились по одному и тому же принципу эффективности и порядка. Станции, хоть и находились за тысячи миль друг от друга, на глаз отличались только тем, что Кингстон окружало еще больше колючей проволоки, чем Ангелус, и защищало еще больше пулеметов, но в диком, незаселенном краю это вполне естественно.

Лаури быстро отыскал нужный отдел, где ему выделили комнату и временный кабинет, который оказался точной копией того, что он оставил в Ангелусе.

Он ждал, когда его вызовут.

За ним пришли в полночь. Двое рядовых Армии Локомотива «Кингстон» постучали в дверь, вырвав Лаури из сна без сновидений. Когда он открыл, они четко развернулись на каблуках и исчезли в неосвещенном коридоре, жестом приказав следовать за собой. Он повиновался. Стук ботинок глухим эхом отдавался в бетонных переходах.

Полночные вызовы почти наверняка означали трибунал или, что чаще, наказание без формального процесса, поэтому Лаури даже не пытался докучать конвоирам расспросами о том, куда его ведут. Скорее всего, они и сами этого не знали. Он плелся в унылом молчании, готовясь к худшему и напоминая себе, что мудрость Линии намного превосходит его собственную.

Его завели в комнату без окон и оставили там одного.

Пол покрывала серая плитка. В дальнем конце комнаты стоял стальной стол, за ним – три стула и электрическая лампа. Позади виднелась еще одна дверь. Вскоре через нее вошли трое в мундирах и сели за стол. Двое мужчин и одна, как показалось Лаури, женщина. Свет, бивший из-за их спин, не позволял разобрать званий и знаков отличия. В их внешности он не заметил ничего примечательного, кроме разве того, что у одного из мужчин отсутствовало ухо. Лица их были бесстрастны.

Лаури сложил руки за спиной, унимая дрожь.

– Присаживайтесь, Лаури, – произнес один из «мундиров».

Он огляделся, но не нашел ничего, на что можно сесть.

– Сядьте, Лаури.

Медленно, сомневаясь в правильности своего решения, он уселся прямо на холодный кафель, скрестив ноги.

– Знаете, почему вы здесь, младший смотрящий третьего ранга Лаури?

Он безучастно уставился на плитки пола:

– Я отдаю себя на суд Линии.

– То есть вы не знаете, зачем вы здесь.

– Уверен, что для этого есть причины. Мне о них не сообщили.

Один из них хмыкнул и сделал запись на листе бумаги.

Та, которую Лаури счел женщиной, сказала:

– У вас длинный послужной список, Лаури.

Гордость изжогой поднялась из глубины души, и он ответил:

– Уверен, у меня достойный послужной список.

– Приемлемый, – сказала она. – Не более.

Влез одноухий:

– Неоднократные проявления гордыни.

– Неуместные симпатии, – продолжил второй глубоким бесцветным голосом.

– Грубые ошибки, – закончила женщина, – ведущие к потере солдат, боевой техники и замедляющие прогресс

– Да, – согласился Лаури.

Он не знал, на какие именно факты они ссылаются, но ни секунды не сомневался в их правоте. Лицо его вспыхнуло, и он продолжил, уставившись в пол:

– Сожалею о своих промахах.

– Очень хорошо. – Одноухий снова что-то записал.

Заговорила женщина:

– Не отчаивайтесь, Лаури. Отчаяние непродуктивно. Ваше досье не постыдно. К примеру, вы пережили необычайно много встреч с агентами наших врагов. Насколько мне известно, вы специально изучали их поведение. Что вы испытываете к ним?

– Испытываю? – Лаури мотнул головой. – Собаки. Подонки. Отребье. Преступники. Не знаю. Я выполняю свою работу. Их нужно уничтожать.

– Почему?

Он не смог найти нужных слов и предпочел промолчать.

– Что вам известно об их хозяевах?

Он пожал плечами:

– Чудовища. Или просто выдумка.

– Вы ими не интересовались?

– Нет, мэм. Исходя из своего опыта, скажу, совершенно не важно, какому демону они служат или утверждают, что служат. Чтобы узнать их характерные повадки или особенности, достаточно взглянуть на самого мужчину. Или женщину. Для выполнения работы этого хватает.

– Их хозяева реальны. Они не плод воображения. Сами агенты не важны. Это преступный сброд. Любой безумец может стать агентом. Их хозяева – вот наши враги, это они представляют опасность.

Лаури снова пожал плечами.

– Их хозяева бессмертны, – продолжила женщина. – Убийство агента, или уничтожение вместилища, всего лишь ненадолго отправляет их в Ложу. Вам знаком этот термин?

– Я читал об этом.

Да, об этом упоминалось в протоколах допросов на страницах Черного Списка.

– Бессмертны, как и Локомотивы, которым служим мы. Сравнение было настолько шокирующим, таким вопиюще мерзким, что Лаури невольно скривился.

Женщина сделала пометку. Пока она писала, заговорил мужчина слева:

– Вы когда-нибудь сталкивались с Первым Племенем, Лаури? Гримаса исчезла с лица Лаури. В глубоком замешательстве он поднял взгляд. Вопрос был странным.

Очевидно, это не обычный дисциплинарный процесс. Он постарался не выказывать надежды.

– Вы говорите о холмовиках? Нет, сэр.

– Нет?

– Нет... Виноват. Да. Я забыл. Да. Десять лет назад, когда мы разрушили Немию. У них было логово на холмах, которое пришлось зачистить. Они мешали снабжению. Не знаю зачем. На самом деле, большая глупость с их стороны.

– Полагаю, вы участвовали в этом лично?

– Так точно. На поверхности мы использовали шумогенераторы, а потом пустили газ в тоннели, но потом пришлось спускаться и зачищать оставшихся.

– В тоннелях? Вам не было страшно?

Лаури перевел взгляд с одного лица на другое:

– Нет, они всего лишь дикари.

– Вы лишены воображения, Лаури. Это к лучшему.

– Сэр...

Одноухий перебил:

– Вы изучали историю, Лаури?

– Нет.

– Сколько вам лет?

– Тридцать два.

– Помните Республику Красной Долины?

– Да, сэр. Смутно. Враги.

– Что о них знаете?

– Я участвовал в битве в долине Блэккэп, сэр.

– И?

Лаури поежился, вспоминая. В последние дни войны Линии против Республики Локомотивы в своей безграничной мудрости решили, что пришло время нанести последний, решающий удар, покончить с Республикой и освободить силы для действий на Западном фронте против истинного врага. Это потребовало мобилизации всего наличного состава. Детей из трущоб под станцией Ангелус собрали, загнали в запертые вагоны, не объясняя ничего, перевезли во чреве Локомотива на другой конец света и сунули в самое пекло. Лаури попал в отряд, натягивавший колючую проволоку под покровом ночи, под огнем, в черной скользкой грязи. Тогда ему было десять лет.

– Я выполнял свою работу, сэр.

– Хорошо, хорошо. – Мужчина указал на шрам на месте левого уха. – Я тоже там был. Вам о чем-нибудь говорит имя генерала Энвера?

– Он был одним из их главарей, верно? Полагаю, он мертв.

– Нет. Подождите немного.

Офицеры сдвинули головы и начали совещаться. Лаури ждал. Не похоже, что его собирались наказывать; тогда что им нужно?

– Лаури, – сказала женщина. – Для выполнения этого задания вместо вас могли выбрать любого из тысяч других людей.

– Вас понял, мэм.

– Вы подходите. Вот и все.

– Вас понял, мэм.

– Следует соблюдать строжайшую секретность.

– Так точно.

– Утром вы отправитесь отсюда на север. Будете сопровождать экспедицию Бэнкса, проводника Локомотива «Кингстон», и во всем содействовать ему. В рамках испытательного срока можете считать себя младшим смотрящим второго ранга и действовать в соответствии с принятыми полномочиями. Необходимые документы передадут позже.

– Вас понял, мэм, но кто наделил меня этими полномочиями?

– Мы говорим от имени самих Локомотивов.

Одноухий постучал ручкой по столу:

– Послушайте, Лаури. Генерал Энвер не погиб. Он исчез после нападения Республики и представлял собой опасность в течение еще десяти лет, пока наконец его не утихомирил шумогенератор. Когда и где – точно не известно. Записей не осталось. Вероятно, он, к своему несчастью, выжил, если это можно назвать жизнью. Его подобрали на склоне горы, где он должен был умереть, и возили по госпиталям, где ни у кого не хватило сообразительности перестать его кормить. Затем мы потеряли его след, но несколько лет наазад до нас дошли слухи о том, что его видели далеко на Крайнем Западе, в маленьком госпитале под названием Дом Скорби, днях в четырех езды от этой станции. Он совсем обезумел. Что-то слышали об этом?

– Нет. Значит, он выжил. И мы отправимся убить его.

– Нет, – сказал одноухий. – Все не так просто. Прочтите досье. Госпиталь защищен, Штучки холмовиков. Слушайте, Лаури. Генерал должен быть любой ценой захвачен живым.

– Почему?

– Правильный вопрос: «Почему сейчас?» А ответ таков: месяц назад силы Локомотива «Драйден» далеко на востоке заняли Брэйзенвуд.

– Под Брэйзенвудом залегает месторождение нефти, – вставила женщина. – Разработка планировалась на протяжении многих десятилетий. Поэтому все, что мы говорим вам, Лаури, не результат случайного стечения обстоятельств, а неостановимое шествие прогресса. Понятно?

Лаури молча кивнул. Так казалось безопаснее.

– Один из местных, – продолжал одноухий, – владелец ломбарда, в поисках расположения попытался продать одному из командовавших офицеров письмо. Оказалось, что это последнее письмо Генерала дочери и внучке. Как оно попало в ломбард – пока не ясно. Семья погибла. В письме содержатся сведения чрезвычайной важности. Мы думали, что Генерал не представляет для нас интереса. Мы ошибались. Его необходимо допросить.

– Да, сэр. О чем?

– Это вас не касается, – сказала женщина.

– Как выяснилось, – добавил одноухий, – чертов дурак, владелец ломбарда, годами хранил у себя письмо, и в его интересах было никогда его никому не показывать; разумеется, его пришлось расстрелять. Но, как ни жаль, несмотря на все принятые меры предосторожности, есть основания полагать, что агенты врага располагают той же информацией, что и мы. Если это так, вам окажут противодействие. Как уже говорилось, вы должны консультировать проводника Бэнкса и содействовать ему во всем.

– Сам госпиталь, – сказал второй, – представляет дополнительную стратегическую сложность. Слушайте внимательно, Лаури...

7. ДОЛГАЯ ДОРОГА НА ЗАПАД

Солнце нещадно палило круглые сутки, жара не ослабевала, и Лив радовалась своей широкополой шляпке, даром что та была белой в цветочек и казалась совсем неуместной в этих пыльных краях.

Караван полз по каменистым холмам, Лив ехала рядом.

– Верхом ездить умеете? – первое, что спросил у нее мистер.

Она, в некотором роде, умела: в детстве у нее была лошадь, и она часто каталась верхом в лесу за Академией. Все изменилось после гибели матери, но эту печальную историю Лив рассказывать Бонду не собиралась. На этот раз она предпочла передвигаться верхом, а не сидеть в фургоне. Караван шел медленно, лошадь ей досталась смирная, но Лив все равно была вся в синяках.

– Шить, готовить умеете?

Куда менее приятные вопросы. Лив ответила «нет». Она – ученый, а не домохозяйка. У нее всегда была прислуга. Ее мать, почетный профессор психологии, обладала множеством достоинств, но домоводство в их число не входило.

– Хм... – Бонд покачал головой. – И замуж тоже не собираетесь?

– Я была замужем, мистер Бонд. За доктором математики из Кенигсвальда. Он умер от сердечного приступа два года назад. Он был одного с вами возраста и похожего телосложения.

– Мда. Готовить не умеете, шить не умеете, верхом ездите плохо. Вы ведь ученый? Считать-то способны?

– Разумеется, мистер Бонд.

– Я тут пользовался услугами юриста, но он схлопотал пулю на дуэли. Контракт прочесть сможете?

– Полагаю, что смогу. И от пули на дуэли уж как-нибудь уберегусь.

Так они с Бондом бок о бок въехали в Монро, а через неделю и в Баррет, где Лив, участвуя в сделках по продаже серебра, звериных шкур и костей, покупке провизии и воды, помогала выбить выгодный кредит. В тесных, прокуренных комнатах они договаривались с местными торговцами – усачами в потертых цилиндрах и поношенных жилетках. Бонд ярился, кричал и стучал по столу огромными кулаками; Лив всегда оставалась спокойной и учтивой. Похоже, этот контраст сбивал с толку противную сторону. Бонд заявил, что она приносит удачу. Он предложил заплатить – она отказалась. Тогда он втиснулся в костюм и повел ее в лучший ресторан, где заказал великолепный стейк и самое приличное из предлагаемых в городе вин.

– Деловой ужин. За успехи в делах и плодотворное сотрудничество! – сказал он и сжал в огромной руке бокал, словно собираясь раздавить его.

Проведя неделю в Баррете они заключили весьма выгодную сделку, и он повел ее смотреть местные достопримечательности: боксерский ринг, стрелковый тир, несколько огромных, явно породистых гнедых лошадей... А потом, через два дня после отъезда из Баррета, когда караван взошел на вершину очередного безымянного холма и перед ними во всей суровой красоте раскинулись бескрайние пыльные равнины, он подошел и сказал:

– Будет жаль расставаться с вами.