Текст книги "Артур Пеппер и загадочный браслет"

Автор книги: Федра Патрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Артур начал осмотр не с того конца, поэтому сначала ему встретилась самая современная картина, а потом он дошел до семидесятых и шестидесятых годов. Его внимание привлек рисунок в конце ряда. Женщина, изображенная на нем, в отличие от других, улыбалась, будто была знакома с художником и позировала специально для него, а не для заработка. Грудь гордо торчит вперед, губы чуть приоткрыты. Артур уловил ее сходство с Мириам и невольно улыбнулся.

В следующий миг улыбка сошла с его лица.

Он подошел ближе и принялся внимательно изучать портрет. Глаза у натурщицы были зеленовато-голубого цвета, на левом бедре – родинка. Мириам всегда терпеть не могла эту родинку, напоминавшую воздушный шар с подвешенной к нему корзиной.

С картины на Артура смотрела его жена. Голая.

– Я уже здесь. – В комнату ворвался Адам.

Он вновь запустил руку в свою шевелюру.

– Эта чокнутая даже не хочет меня слушать. Повесила трубку. Придется перезвонить позже. Обычно мне надо позвонить ей раз пятнадцать, чтобы она соизволила ответить. По количеству звонков она судит о том, насколько сильно я хочу, чтобы она вернулась. Это такая игра, но, если я желаю сохранить наши отношения, то должен в нее играть. Честное слово, мне только этого в жизни не хватало. Ну ладно, там студенты уже заждались. Пойдемте со мной.

Они вернулись в аудиторию, где заскучавшие студенты вовсю болтали друг с другом.

Артур напряженно размышлял над увиденным. Когда Мириам позировала для этого портрета? И для кого? Почему обнаженная? В смятении Артур забыл, где он и зачем пришел. Пол под ногами плыл. Приезжаешь просто поговорить, услышать «да» или «нет» в ответ на свой вопрос про шарм-па-литру, а обнаруживаешь такое… Кем же была Мириам Пеппер?

– Идите за ширму. И можем начинать. – Адам хлопнул в ладони.

Артур уставился на него непонимающе, голова отказывалась работать. Опять ждать? Где? А, вот здесь. Хорошо. Артур с трудом переставлял ноги. Ни о чем другом, кроме этого портрета, он сейчас думать не мог.

За ширмой стоял пластмассовый стул и низкий столик, а на нем – стакан с водой. На стуле лежал махровый халат. Артур сел и стал ждать Адама. Он вспомнил, как на пляже Мириам заворачивалась в полотенце, чтобы сменить купальник, извиваясь, как Гарри Гудини в смирительной рубашке. В их первую ночь она попросила Артура погасить свет. А тут позировала обнаженной. Изображение ее нагого тела уже больше сорока лет выставлено здесь на всеобщее обозрение. Артур запутался окончательно. Может, вернуться и сорвать портрет со стены? Но, возможно, Мириам гордилась этой картиной. Или дело было не в картине, а в человеке, который ее написал?

Но кто это был?

Артура вновь охватила уже знакомая смесь ревности и замешательства. Разгадывая тайну очередного шарма, он каждый раз надеялся, что уж следующий расскажет про его жену что-то обыденное, поддающееся пониманию. Что-то такое, что позволит ему сказать себе: в их с Мириам жизни все было как надо. Но с каждым новым шармом все становилось запутаннее. Раньше все было так просто, но его проклятое любопытство все погубило.

Разговоры в аудитории постепенно стихли. Адам заглянул за ширму.

– Вы готовы?

– Да, – ответил Артур. – Жду вас. – Он отпил из стакана. Пощупал махровый халат, который от многократной стирки сделался жестким. Прошло еще несколько минут.

На этот раз появилась девушка – черные волосы, фиолетовая челка, шотландский килт и байкерские ботинки.

– Адам опять пошел звонить, – сообщила она. – Мы хотим спросить – вы готовы?

– Да. Я уже сказал Адаму. Я его жду.

– Но вы все еще одеты.

Это было чрезвычайно странное, но бесспорное наблюдение.

– Ну да.

– Разве Адам вам не сказал? Мы изучаем строение тела.

Артур наморщил лоб, не понимая, какое отношение это имеет к нему.

– С помощью наших рисунков потом будут разрабатывать украшения для пирсинга.

– Это здорово.

– У нас осталось всего немногим более часа, так что, если вы готовы… обогреватель включен, и там вполне тепло.

Постепенно до Артура стало доходить, что здесь происходит. Он сглотнул и с трудом выговорил:

– Вы… вы думали, что я натурщик?

– Ну да.

– А вот и нет. – Артур яростно затряс головой. – Совсем нет. Я пришел повидаться с мисс Ярдли. Она болеет, поэтому дама в приемной посоветовала мне переговорить с Адамом. Мне надо расспросить его об одном ювелирном украшении. Он меня просил подождать в комнате с картинами, а потом здесь.

– Значит, вы не наш натурщик?

– Определенно нет.

– Так у нас нет натурщика? – Глаза девушки широко раскрылись. В них появились слезы. – Тогда вы должны помочь нам. Это не сложно. Если мы не выполним эту работу, мы не сдадим итоговый экзамен.

– Мне очень жаль, но вряд ли я могу вам помочь..

Девушка опустила было голову, но тут же снова пошла в наступление.

– Я это делала однажды. Я бы и сейчас попозировала, но мне надо рисовать. Надо просто сидеть. Ничего особенного. Вы сидите, а мы рисуем.

– Но вам же нужен обнаженный человек?

– Да.

– Я не натурщик.

– Это не важно.

– А Адам? Может быть, он…

Девушка закатила глаза.

– Если он вообще вернется – считайте, что нам повезло. Иногда он исчезает на целое занятие. Его жена настоящая стерва. Меня зовут Эдит, кстати. – Протянув Артуру руку, она попросила: – Помогите нам, пожалуйста.

– Артур. Артур Пеппер.

Перед глазами у него снова стояла картина с обнаженной Мириам. Что она ощущала, когда позировала? Чувствовала ли она себя свободно? Она это сделала, чтобы помочь кому-то? Или ради денег? А что, если Мириам вынудили этим заниматься? Но на картине она улыбается. Похоже, ей нравилось то, что она делала. Возможно, если он окажется на ее месте, это поможет ему лучше понять, что испытывала Мириам.

Тело Мириам было молодым и прекрасным. А его больше напоминало бесформенный мешок с костями.

Но что теперь скрывать? Вряд ли в его жизни будет новая любовь, вряд ли когда-нибудь еще ему приведется прыгать на волнах. Возможно, обнаженным его в следующий раз увидят уже больничные медсестры, которым придется обмывать его на смертном одре. Так чего же бояться?

Воспоминания, сладкие и печальные, захватили Артура. Однажды они с Мириам устроили пикник. Дети были в школе, а у него внезапно отменилась деловая поездка и образовался выходной. Мириам сделала сэндвичи, они отправились в лес и нашли поляну, заросшую маками. Уселись в высокую траву. Перекусили, и Мириам пожаловалась, что из-за жары платье липнет к телу.

– Так сними его, – в шутку сказал Артур, копаясь в корзинке в поисках апельсина. Он нашел его, и стал чистить. Затем поднял голову и обнаружил, что на Мириам остались только белые хлопковые трусы.

– Хорошая идея, – со смехом сказала она. И вдруг перестала улыбаться.

Они бросились друг к другу, не в силах совладать с желанием. Артур непроизвольно застонал, когда ощутил под рукой мягкую, нагретую солнцем кожу Мириам. Все произошло мгновенно, он даже не успел раздеться. Мириам была сверху. Через несколько мгновений она уже лежала на спине в траве, совершенно обнаженная и ничего не стесняющаяся. Ничего более красивого Артур в своей жизни не видел.

«Мириам, мы… – К нему вернулась привычная осторожность. – Нас могут увидеть».

«Я знаю. – Она потянулась за платьем, натянула его через голову и поцеловала Артура в нос. – Ты не забыл бисквит?»

Они съели бисквит «Баттенберг» и обменялись заговорщицкими взглядами, когда с ними поздоровался проходивший мимо мужчина с собакой.

Хотя такое случалось нечасто, Артур знал, что Мириам могла быть безрассудной. Просто он думал, что она вела себя так только с ним.

– Ну что, попозируете? – спросила Эдит. Она почесала нос, оставив на нем черные угольные разводы. У нее были густые черные ресницы, как у Мириам. Девушка умоляюще сложила руки: – Ну по-жа-а-а-алуйста, Артур.

Его внезапно охватила нервная дрожь. Если бы не присутствие Эдит, Артур обхватил бы голову руками и разрыдался – оплакивая свои счастливые дни с Мириам, свою невосполнимую утрату.

– Если я соглашусь, можно не снимать нижнее белье? – словно в забытьи спросил он.

Эдит покачала головой:

– Боюсь, нет. Бен работает над защитной «ракушкой» для мужских гениталий. Ему нужны анатомические детали. Вы в бассейн ходите? Раньше другие люди видели вас голым?

– Да… но я не позировал.

– Это же так естественно.

– Для меня это не есть естественно.

– Вид вашего тела не будет вызывать у нас никаких двусмысленных желаний.

Тут она права. Вид его тела может скорее вызвать недоуменное перешептывание.

– И вы нас больше никогда не увидите. – Эдит улыбнулась Артуру.

– Мне от этого не легче. – Он приподнял штанину, чтобы продемонстрировать раненую лодыжку. Ноги у него всегда были загорелые, даже зимой. Артур закрыл глаза и вновь представил себе Мириам в тот день, когда они отправились на пикник. Так сними его, повторил про себя Артур. Мириам тогда разделась мгновенно, ни секунды не колеблясь. Сними. Да, он может выполнить просьбу Эдит. – Хорошо, – тихо сказал Артур.

– Вот и отлично. – Эдит исчезла прежде, чем он успел передумать.

Пару секунд Артур стоял и думал, во что же он влип, а затем принялся расстегивать рубашку. К торсу претензий не должно было возникнуть. Грудь крепкая, загорелая, седых волос немного. Мириам говорила, что у него красивое тело. Артур в ту пору не думал, что ей было с чем сравнивать. Он вылез из брюк, стянул с себя трусы и носки. Больше на нем ничего не было. Прикрывшись халатом, Артур бочком вышел из-за ширмы. Интересно, Мириам позировала одному художнику или полной комнате? Несколько студентов подняли головы. Судя по выражению их лиц, ничего особо нового и интересного они перед собой не увидели. Артур подошел к стулу, сел и положил ногу на ногу, прикрывая свое достоинство. Эдит кивнула. Артур неохотно разжал пальцы, и халат медленно соскользнул на пол.

Аудитория наполнилась скрипом карандашей, угля и ластиков, и в этом было что-то успокаивающее. Артур смотрел прямо перед собой, сосредоточив взгляд на потолочном светильнике. Тот был пыльный, внутри лампочки червяком изогнулась электрическая спираль. Эдит оказалась права. Он чувствовал себя свободно – как неандерталец, выбравшийся из пещеры и случайно забредший в мастерскую художника. Артур подумал, что в этом сравнении, возможно, большого преувеличения не будет.

В какой-то момент Артуру показалось, что в аудиторию заглянул Адам, но поворачиваться и менять позу не хотелось. От небольшого электрического камина, отбрасывавшего желтые блики на ноги Артура, исходило приятное тепло, и он позволил себе вновь погрузиться в воспоминания о том пикнике. Артур заново переживал каждое мгновение и радовался, что сидит, положив ногу на ногу, иначе могло получиться неловко.

Минут через десять кто-то из студентов крикнул:

– А можно поменять позу?

Совершенно не стесняясь своей наготы, Артур встал и вытянул руки вдоль туловища. Он продолжал смотреть прямо перед собой.

– Не могли бы вы… э-э… встать как-нибудь поинтереснее? А то что-то невыразительно получается.

– Скажите, что я должен сделать.

Молодой человек поднялся со своего места и подошел к Артуру. Он вытянул его левую руку вперед, а правую согнул в локте.

– Представьте себе, что вы стреляете из лука. Я работаю над украшениями на военную тему.

– Вы – Бен?

– Да, верно.

– Уточните, что вам надо, Бен.

С его помощью эти ребята создадут прекрасные украшения и произведения искусства. Его уже не будет, а память о нем останется в каком-нибудь инкрустированном гульфике – так же, как память о Мириам будет жить на портрете.

Артур поймал себя на странной мысли. Ему захотелось, чтобы портрет Мириам висел там всегда, и то, что она на нем без одежды, совершенно не важно. Даже если, позируя, она не знала, что картину выставят на всеобщее обозрение. Это было прекрасное произведение искусства. К его жизни оно не имеет отношения, но это часть биографии Мириам. Пусть люди его видят.

– Вы хорошо поработали, – сказал Бен после окончания занятия. – Хотите посмотреть, что получилось?

Артур оделся и подошел к Бену и Эдит. Странно было видеть самого себя многократно запечатленным в разных позах. Артур смотрел на собственное тело, нарисованное углем и пастелью, возникающее из пятен и штрихов. Эти юные художники не видели в нем старика. Для них он был моделью – лучником, воином, красивым и сильным. Любопытна дальнейшая судьба этих рисунков. Наверняка они станут частью портфолио – а может быть, их возьмут в рамку и торжественно повесят на стену. Спустя двадцать лет, когда он, возможно, уже покинет этот свет, люди все еще будут любоваться его телом. На глазах у Артура выступили слезы. На одних рисунках он себя узнавал, на других нет. Его лицо на них было умиротворенным – совсем не похожим на ту изможденную морщинистую физиономию, что встречала Артура по утрам в зеркале.

– Нравится? – спросила Эдит.

– Просто великолепно.

– Жена сказала, что дает мне еще один шанс. – В аудиторию ввалился Адам – бледный, с поникшими плечами. – А что, занятие закончилось? – Он оглядел аудиторию, посмотрел на часы и радостно закричал: – Отлично поработали, ребята!

Бен и Эдит наградили его презрительным взглядом и вышли из аудитории.

– Что это с ними? – недоуменно спросил Адам. – Что здесь происходило?

– Натурщик не пришел.

– Но они рисовали… – Адам запнулся, увидев, кто изображен на студенческих работах.

Артур расправил воротник рубашки.

– Меня зовут Артур Пеппер. Давайте теперь поговорим о том, ради чего я здесь появился. Я хотел расспросить вас о золотом шарме в форме палитры. На нем выгравированы инициалы – С. Я. Предполагаю, что они принадлежат Сонни Ярдли.

Полного реестра студенческих работ в колледже не существует, объяснил Адам. Но наброски и фотографии работ наиболее многообещающих выпускников они хранят. Артур сказал, что его интересует одно украшение, сделанное где-то в середине шестидесятых. Адам снял с полки и положил перед ним несколько тяжелых томов.

– Вы должны были сказать мне, что пришли из-за этого, – сказал Адам. – Я очень сожалею, что вам пришлось раздеться. Это уже второй такой случай. Если кто-нибудь узнает, меня выгонят. И тогда жена точно от меня уйдет. Но вы же никому не скажете?

Артур успокоил его.

– А почему она все время угрожает вам уходом?

– Да вы посмотрите на меня. Я жалкий препод. А она юрист, мне до нее как до Луны. Она может из меня веревки вить. У нее в голове одна работа. Но ей нравится держать меня в напряге – вот она и грозится все время, что уйдет. Я так от этого устал…

– Да, похоже, это утомительно.

– Можете мне поверить. Но нам обоим это нравится. Секс после примирения потрясающий.

– Вот как. – Артур перелистывал страницы, внимательно разглядывая наброски.

– В тот год они делали шармы, – сообщил Адам. – В этом – украшения на тему доспехов или пирсинг.

– Бен рассказал мне. Мой пенис может пригодиться при работе над шлемом или чем-то еще. – Артур сказал это не задумываясь, и тут же расхохотался – и оттого, что произнес слово «пенис», и оттого, что целый час просидел голым перед студентами. Это было какое-то безумие. Адам недоуменно посмотрел на него, и это развеселило Артура еще сильнее. Он вытер выступившие от хохота слезы. У него даже живот заболел, когда он представил, как Бен отливает в бронзе его мужское достоинство. Артур потер глаза. Все пошло кувырком. Вся его жизнь с Мириам оказалась неправдой.

– Нашли что-нибудь?

– Посмотрим… шестьдесят четвертый год… Извините, меня что-то разобрало.

Артур перевернул страницу и увидел затейливый карандашный рисунок – палитра с шестью пятнами краски и кистью.

– Вот оно. – Артур вынул из кармана браслет и положил его рядом с рисунком.

Адам присмотрелся.

– О да, это делала Сонни Ярдли. Она замечательный художник. От ее работ исходит такая энергия! Вам повезло, что у вас есть эта вещь.

– Я знаю, что Сонни болеет, но мне надо расспросить ее про историю этого шарма, узнать, как он появился у моей жены.

– Я попрошу ее связаться с вами, когда она выздоровеет.

Артур подошел к портрету Мириам. Они улыбнулись друг другу.

Адам встал рядом.

– Я тоже очень люблю эту работу. Что-то есть в этих глазах, верно?

Артур согласно кивнул.

– Это Мартин Ярдли, брат Сонни. Он очень рано бросил живопись. Я не знаю почему. – Адам понизил голос. – Я раньше никому этого не рассказывал, но… я решил стать преподавателем, когда увидел эту картину. Я не мог решить, куда поступать, когда закончу школу. Мне нравилось искусство, но я не думал о том, чтобы сделать его своей профессией. А потом наш класс повели в этот колледж. Я помню Сонни. Она была в оранжевых брюках с огромным клешем и с косынкой на голове. Можете себе представить хихиканье пятнадцатилетних подростков при виде картин с обнаженными женщинами. Я старался казаться взрослым, но экскурсия по комнате, полной нарисованных голых грудей оказалась самым волнующим приключением в моей жизни. И я решил, что рисовать голых женщин за деньги – это потрясающее занятие. Я стал часто ходить сюда, пытался понять процесс создания шедевров. Особенно этой картины.

– На ней моя жена, – негромко сказал Артур, размышляя о том, как странно говорить такое, стоя рядом с молодым человеком, восхищенно рассматривающим обнаженную натуру.

– Правда? Это невероятно! Вам надо привезти ее сюда. Скажите ей, что благодаря этой картине я начал рисовать и познакомился с несколькими замечательными девушками. Значит, они с Сонни знакомы?

Артур посмотрел на него. Он хотел сообщить Адаму, что Мириам умерла, но передумал. Он больше не хотел соболезнований. Он не знал Мириам. Сейчас она казалась ему незнакомкой.

– Я думаю, что когда-то они дружили, – ответил Артур.

Он попрощался с Адамом и вышел из здания колледжа, жмурясь от яркого солнца и не зная, куда направиться теперь.

Бернадетт

Когда Бернадетт позвонила в дверь, в этот раз звонок прозвучал тише обычного. В это время Артур заваривал чай на кухне. Услыхав звонок, он машинально достал из буфета вторую чашку. Он до сих пор не нашел времени поговорить с Бернадетт ни о кулинарном увлечении Натана, ни о ее визите к врачу.

Артур бросил взгляд на календарь с видами Скарборо. Завтра у него день рождения. Он уже несколько недель смотрел на эту дату, обведенную кружком, и будто не замечал ее. Ему исполнится семьдесят. Праздновать особо нечего, одним годом ближе к концу.

Артур все еще не мог прийти в себя после посещения колледжа. Мысли носились в голове, как стайка расшалившихся детей, и у него никак не получалось их приструнить. Артур уже забыл, что это такое – не знать других забот, кроме как убрать в доме и полить Фредерику, и успел соскучиться по такой жизни.

Он не мог понять, почему Мириам никогда не рассказывала ему о человеке, которому доверяла настолько, что позировала для него обнаженной. Артур пытался вспомнить, не встречался ли ему кто-то по имени Сонни. Может быть, Мириам писала ей письма? Но нет, о женщине с таким именем Артур никогда не слышал.

В дверь вновь позвонили.

– Да-да, – отозвался Артур.

День выдался солнечный, прихожая была наполнена светом, и парящие в воздухе пылинки блестели как золотые. Артур постарался не думать о том, что Мириам обожала солнечный свет. Правда ли обожала? Может ли он теперь быть уверен в этом? Что он вообще знает наверняка?

На этой неделе Сонни Ярдли должна позвонить в колледж сообщить, когда выйдет на работу. Адам обещал напомнить ей связаться с Артуром. Возможно, она подскажет ему, где искать разгадку истории последних шармов – кольца и сердца. Артур хотел уже наконец покончить с этим расследованием и начать спать спокойно.

– Здравствуйте, Артур. – На пороге стояла Бернадетт.

– Привет. – Артур привычно ждал, что Бернадетт ринется в дом проверять, насколько тщательно он протирает пыль, но она стояла не двигаясь. Тут Артур вспомнил то, что ему рассказал Натан. Он инстинктивно отвел глаза, чтобы Бернадетт не догадалась, что ему что-то известно, и пригласил: – Заходите.

Бернадетт отрицательно покачала головой.

– Вы, наверное, заняты. Я вам кое-что принесла. – Она протянула Артуру бумажный пакет с пирогом. – С вороникой.

Артур поймал себя на том, что вслушивается в голос Бернадетт. Она расстроена? Подавлена? Артур решил включить режим максимальной любезности.

– Ух, с вороникой – это здорово. Один из моих любимых пирогов.

– Хорошо. Надеюсь, вам понравится. – Бернадетт уже собралась идти прочь.

Увидев это, Артур понял: если она уйдет, он останется в одиночестве, и нет никакой гарантии, что снова не примется за уборку. Кроме того, он хотел убедиться, что с Бернадетт все в порядке.

– Я совсем не занят, – сказал он. – Составьте мне, пожалуйста, компанию.

Бернадетт какое-то время постояла на пороге и прошла в дом.

Артур украдкой посмотрел на нее. Под глазами у соседки появились темные круги. Рыжие волосы словно заржавели. Артур не мог подвести Натана и спросить Бернадетт про направление в больницу. Он старался не думать о том, каково ему будет потерять еще кого-нибудь в своей жизни. Артур знал, что он вступил в тот возраст, когда близкие и друзья стареют и слабеют. От тоскливого ужаса у него засосало под ложечкой – как в тот раз, когда над ним навис тигр Грейстоков.

«Не делай из мухи слона», – попытался он успокоить себя. Может быть, это ложная тревога и все обойдется? Что бы такого сказать Бернадетт, чтобы ее приободрить?

– Натан тоже любит готовить, – сообщил Артур, заглядывая в пакет с пирогом.

– Да, любит, – рассеянно отозвалась Бернадетт.

Артур положил пирог на противень и отправил в духовку, выставив температуру пониже, чтобы не подгорел.

– Знаете, меня можно уже не подкармливать. Я справился. Я уже не покончу с собой и не погружусь в пучину отчаяния. Я больше не безнадежный случай. У меня все в порядке. Артур повернулся к Бернадетт и широко улыбнулся, приглашая ее разделить с ним радость.

– Безнадежный случай? Так вы себя оценивали? – сердито спросила она.

Артур почувствовал, что краснеет.

– Нет, на самом деле я так не считаю. Я это случайно услышал, когда ходил на почту. Вера говорила, что вы любите помогать тем, кому плохо. Она их называла вашими безнадежными случаями.

Бернадетт вздернула подбородок.

– Этой дуре больше нечем заниматься, кроме как сплетничать о других, – отрезала она. – А я вот предпочитаю что-то делать и приносить кому-то пользу, а не зря коптить белый свет.

Артур понял, что она обиделась. Хотя Бернадетт была не из тех, кто расстраивается по пустякам.

– Простите, – сказал он упавшим голосом. – Не надо мне было ничего говорить. Я не подумал.

– Артур, я хочу, чтобы вы знали – я никогда не считала вас безнадежным случаем. Я думала, что вы замечательный человек, которому после смерти жены не повредит правильное питание. Чем я провинилась? Нельзя заботиться о других? Ноги моей больше не будет на этой почте. Какая же эта Вера злая.

Артур впервые видел Бернадетт такой расстроенной. Куда-то пропала ее вечная улыбка. Глаза были подведены гуще, чем обычно, и тушь уже начала осыпаться. Артуру не хотелось думать, что это дурной знак.

– Пирог пахнет прекрасно, – промямлил он. – Мы можем перекусить в саду. Погода сегодня хорошая.

– Скоро испортится, – фыркнула Бернадетт. – По прогнозу, следующие несколько дней будут дождливыми. Низкая облачность и осадки.

Она подошла к плите, взглянула на температуру и прибавила градусов. Выждав некоторое время, Бернадетт открыла духовку и ухватилась за противень. Внезапно пирог начал соскальзывать. Он сползал и сползал, пока наполовину не завис в воздухе. Несколько секунд Артур и Бернадетт молча смотрели, как пирог балансирует на краю противня. Затем он разломился надвое. Половина шлепнулась на пол, усыпав линолеум крошками, а из той половины, что удержалась на противне, потекла фиолетовая начинка. Руки Бернадетт дрожали. Артур поспешил на помощь и забрал у нее противень.

– Оп-ля! – сказал он. – Ничего-ничего, вы сидите, а я сейчас это приберу. Только веник и совок возьму. – Когда он наклонился, чтобы подмести с пола остатки пирога, то почувствовал, как в спине что-то хрустнуло. Тут он заметил, что глаза Бернадетт полны слез. – Не переживайте, – сказал Артур, – у нас осталась целая половина. А знаете, я только сегодня узнал, как выглядит вороника.

Бернадетт закусила губу.

– Ее еще называют черникой. Я ее рвала в лесу, когда была маленькая. Мама всегда знала, где я была, когда приходила домой с фиолетовым языком и ладонями.

– Свежая ягода, прямо с куста, наверное, вкуснее всего, – сказал Артур, стараясь поддержать разговор.

– Это правда, – сказала Бернадетт и повернулась к окну.

Артур тоже посмотрел в сад. Фредерика по-прежнему наслаждалась свежим воздухом на альпийской горке. Забор вновь показался ему слишком высоким.

Артур ждал, что Бернадетт заговорит о садовых работах или о погоде, но она этого не сделала. Он принялся мучительно думать, о чем же можно поговорить с Бернадетт, чтобы отвлечь ее от грустных размышлений о поломавшемся пироге. Единственное, о чем они говорили до этого момента, была еда.

– Когда я был в Лондоне, – начал Артур, – я ел камберлендскую сосиску, сидя на траве. Она была жирная, там еще был пережаренный лук и кетчуп, но ничего вкуснее я давно не ел. Если не считать ваших пирогов, конечно. Мириам считала верхом неприличия есть на улице, особенно на ходу, так что я чувствовал себя виноватым – но и свободным тоже.

Бернадетт перестала смотреть в окно.

– Карл по воскресеньям требовал ростбифа. Он в детстве так привык. Я однажды приготовила ростбиф из индейки, и он был очень недоволен. С его точки зрения, я оскорбила их семейную традицию. Воскресная говядина означала стабильность. А этой индейкой я пошатнула его устои.

После того как Карл умер, я в память о нем стала готовить по воскресеньям ростбиф, но мне это было совершенно не в радость. И как-то раз я не выдержала и вместо ростбифа сделала себе сэндвич с сыром чеддер и маринованным луком. Я его еле съела – мне все казалось, что я предаю память Карла. Но через неделю я поступила так же. И это был лучший сэндвич в моей жизни. Теперь я ем что хочу и когда хочу. Но я не жалею ни об одном приготовленном мной воскресном ростбифе, потому что, хоть говядина мне и не нравилась, Карл был тот человек, с которым не хотелось сидеть за столом.

Артур и Бернадетт помолчали, вспоминая своих близких.

– Я купил в деревне отличный чеддер, – сказал Артур. – А маринованный лук у меня в доме всегда есть. Могу нам сделать по сэндвичу, а ваш пирог съедим на десерт.

Бернадетт внимательно посмотрела на него. Артур не мог понять, о чем она думает.

– А вы знаете, что вы впервые позвали меня вместе поесть?

– Впервые?

– Да. Это очень мило с вашей стороны, Артур. Но я не хочу отнимать у вас время.

– Вы не отнимаете у меня время. Я просто подумал, что было бы здорово вместе пообедать.

– Это прорыв. Я имею в виду – то, что вы начинаете общаться с другими людьми.

– У нас тут не научный эксперимент. Я вообще-то подумал, что вы, возможно, могли бы перекусить.

– Тогда я принимаю ваше предложение.

Бернадетт в тот день была не похожа сама на себя. Обычно она двигалась быстро и целеустремленно. Сегодня была нетороплива, будто обдумывала каждое свое движение. Артур предполагал, что Бернадетт развернет борьбу за контроль над кухонным пространством и будет каждые несколько минут бегать к духовке, велев ему сидеть и спокойно читать газету. Но когда он достал сыр из холодильника, Бернадетт объявила, что пойдет посмотреть сад, – и бродила там, пока Артур резал пополам две булочки и намазывал их маслом.

Впервые после смерти Мириам он ел в этом доме не один – и это было чудесно. Бернадетт обычно следила за тем, чтобы он съел до конца принесенные ею пироги и сосиски в тесте, но сама к еде не прикасалась.

Артур вновь со стыдом вспомнил, сколько раз он прятался от Бернадетт, изображая статую и шепча ругательства, когда пакет с принесенными ею припасами шлепался на коврик перед дверью. Бернадетт вела себя как святая. Как она его переносила, как не махнула на него рукой – Артур не мог понять.

– Обед готов! – крикнул он через заднюю дверь после того, как разделил каждую половинку булочки еще на две части и выложил их на тарелку, насыпав рядом немного картофельных чипсов. Но Бернадетт не двинулась с места. Она смотрела куда-то вдаль, туда, где за полями виднелся шпиль Йоркского собора.

Артур надел галоши и вышел в сад.

– Бернадетт! Обед готов.

– Обед? – Она наморщила лоб, пытаясь сосредоточиться. – Ах да.

Они сели за стол. С тех пор как не стало Мириам, Артура не заботило, как выглядит еда, он просто вываливал ее на тарелку и съедал, но сейчас ему нравилось, какими получились сэндвичи – такие ровные, так красиво выложенные на тарелку. Бернадетт сидела на месте Мириам. Но пространства она, конечно, занимала больше. И была гораздо ярче – своими рыжими волосами и фиолетовой блузкой она напоминала Артуру попугая. Ногти Бернадетт сегодня были зеленого цвета, как изумруд, украшавший шарм со слоном.

– Значит, вы побывали в Париже?

Артур кивнул. Он рассказал Бернадетт о Сильви и ее свадебном бутике и о том, что Люси познакомилась с очень приятным молодым человеком, который работает официантом. Он вручил Бернадетт лавандовый мешочек-саше, завернутый в розовую бумагу.

– Что это? – удивилась Бернадетт.

– Маленький подарок, чтобы выразить мою благодарность.

– Благодарность за что?

Артур пожал плечами:

– Вы мне так помогали…

Бернадетт развернула бумагу, повертела мешочек в руках, поднесла к носу.

– Это замечательный подарок.

Артур рассчитывал, что она улыбнется или обнимет его, – и что-то дрогнуло у него внутри, когда Бернадетт ничего такого не сделала. Это, конечно, безделушка, но вручить ее Бернадетт Артуру казалось важным. Он хотел показать, что ценит ее и дорожит ее дружбой. Этот маленький мешочек символизировал большие чувства. Но откуда Бернадетт было об этом знать? Надо было приложить к подарку записку с какими-нибудь теплыми словами – тем более что Бернадетт сейчас так нелегко приходится. Значит, надо попытаться выразить это словами. Во рту у Артура пересохло.

– Вы очень добрый человек, – наконец выдавил он.

– Спасибо, Артур.

Они закончили обедать. На душе у Артура было неспокойно. В животе нехорошо бурчало, и он не был уверен, что сэндвич и пирог останутся там надолго. К тому же он не только разволновался о Бернадетт, но и извелся в ожидании звонка от Сонни, чтобы задать ей все мучающие его вопросы.

– Вам никогда не было интересно, как жил Карл до вашей встречи? – спросил он как можно небрежнее, убирая со стола тарелки.

Бернадетт удивленно вскинула брови, но все же ответила:

– Когда мы встретились, Карлу было тридцать пять, поэтому, разумеется, до меня у него были другие женщины. И он уже даже был женат до меня. Я его ни о чем не спрашивала, потому что ничего не хотела знать, если вы это имеете в виду. Я думаю, не имеет значения, сколько женщин у него было – две или двадцать. Мне только жалко Натана. Он так рано потерял отца.