Текст книги "Сияние базальтовых гор"

Автор книги: Федор Кабарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА XV
НА НОВОМ МЕСТЕ

Три дня профессор Кремлёв и полковник Прозоров были заняты хлопотами по устройству ЦАВИ на новом месте. Наконец, было всё готово: аудитории, библиотека, общежитие, столовая. Наступила очередь размещения оборудования и монтажа приборов лаборатории Кремлёва. Под неё было отведено прекрасное помещение – большое, вместительное.

В субботу пошёл сильный дождь, и Пётр Кузьмич под этим предлогом решил отложить распаковку оборудования лаборатории.

– Сыро. Попортим приборы. Отложим лучше до понедельника, – сказал он начальнику АХО.

Вечером Прозорову позвонил Дмитрий Дмитриевич.

– Приезжайте, полковник, вместе с профессором на дачу горкома партии. Ефим Алексеевич решил ввести вас в общество «знаменитостей» Самгуни.

Сидевший тут же за чаем профессор Кремлёв отнёсся к приглашению неодобрительно:

– Неудобно всё-таки ехать без приглашения хозяина. Дмитрий Дмитриевич тоже гость. И потом, приглашают, как я понимаю, на холостяцких началах. А я не привык к этому. На балы я хожу только с супругой или дочкой.

Прозоров хорошо знал нрав профессора и понимал, что тот лукавит, но не мог угадать истинных намерений старика. А Пётр Кузьмич, чтобы уклониться от расспросов, ловко перевёл разговор на другую тему. Помешивая ложечкой чай, он начал восторгаться природой Самгуни, здоровым климатом, хорошей рыбалкой и охотой. А потом, артистически согнав беззаботность, сердито нахмурил брови и заговорил:

– Не нравится мне наш АХО. Убеждаюсь всё больше: плутоват он и очень плутоват…

– Вы просто не любите его, Пётр Кузьмич, – шутя заметил Прозоров.

– А за что прикажете его любить? Так и норовит словчить. Насмотрелся я на него ещё в пути – не переубедите. Вот и сегодня. Подхожу к бывшему музею. Смотрю, рабочие выносят книжные шкафы красного дерева. Куда? – спрашиваю. – К начальнику АХО на квартиру, – говорят, – перевозим. А тут и он выходит с тигровой шкурой в руках.

– Обстановочка, – говорю, – понравилась? А он, шельмец, тут же вывернулся: «Хороша мебель, ничего не скажешь. Квартиру полковника обставим со вкусом». – Пётр Кузьмич внимательно осмотрел комнату и заключил: – Только я что-то не вижу ни резных шкафов, ни тигровой шкуры…

Прозоров недоумевающе пожал плечами:

– Позвольте…

– Позволяйте, полковник, позволяйте, – сердито перебил его Кремлёв, – а уж он вас обставит, только так обставит…

По окнам квартиры пробежал яркий сноп света. Донеслось лёгкое шуршание шин подъехавшей автомашины. На лестнице послышались шаги, и в дверях появился улыбающийся Дмитрий Дмитриевич. Его звонкий голос заполнил пустую комнату.

– Здравствуйте, заехал взглянуть, как вы устроились… И Пётр Кузьмич здесь? Вот и хорошо…

– Наш начальник устроился со вкусом, – съязвил профессор, протягивая Дмитрию Дмитриевичу руку. – Книжные шкафы из красного дерева, ковры и тигровая шкура перед тахтой…

– Где? – проговорил серьёзно Дмитрий Дмитриевич, обводя взглядом комнату. – Шутите, профессор?

– Нет, он не шутит, – хмуро сказал Прозоров, – а в меня стрелы пускает.

Прозоров повторил то, что услышал от Петра Кузьмича, и добавил, не скрывая возмущения:

– И в самом деле, видимо, ловкий пройдоха. А я-то и не заметил…

– Точнее, не разглядел подхалима, – вставил Дмитрий Дмитриевич…

– Метко сказано, – оживился профессор. – Уж он такой: «Что прикажете?», «Слушаюсь!», «Так точно!». А за этой лакейской угодливостью кроется мелкая душонка.

– Сдаюсь, сдаюсь, Пётр Кузьмич, – поднял руки Прозоров. – Завтра же потребую объяснений.

– Нет, полковник, ни к чему эти объяснения. Просто, в нашем институте климат для него неподходящий. Разве ему можно доверять? Нельзя, права не имеем…

– На том и порешим, – примирительно сказал Дмитрий Дмитриевич. – Нам уже пора. Нехорошо опаздывать. А ещё нужно заехать за профессором Русановым.

– Русанов? – удивлённо переспросил Пётр Кузьмич. – Уж не тот ли, которого прозвали «великим агрономом Таймыра?».

– Не знаю. Может быть. Я с ним почти не знаком.

– Я должен непременно с ним встретиться. Четверть века не виделись… Что-то вы, полковник, замешкались. Идём!

Он взял Дмитрия Дмитриевича под руку и потянул к выходу, но у самых дверей остановился, постукивая тростью о пол. Дмитрий Дмитриевич посмотрел на него внимательно.

– Вы хотите что-то сказать?

– Надо бы посоветоваться.

– Один на один?

– Нет. От полковника мне скрывать нечего.

– Тогда я готов слушать…

– Меня беспокоит расположение помещения, отведённого под нашу лабораторию. Игрушки у нас, как вам известно, опасные. А тут – центр города. Рядом – школа, позади – детский сад. Да и вообще много лишних глаз.

– Так вот почему вы уклоняетесь от развёртывания своей лаборатории! – заметил подошедший Прозоров.

– Опасения резонны. От экспериментов в пробирках надо переходить к практическим опытам, а условия там совсем не подходят. Одним словом, надо подыскать другое помещение.

– Подумаем, Пётр Кузьмич, – согласился Вахрушев, – поищем.

Они спустились с крыльца и втроём разместились на заднем сидении. Глухо вздохнул мотор, и машина плавно покатилась по асфальтированной аллее между высокими елями, словно подпирающими своими острыми вершинами звёздное небо.

Профессора Русанова дома не оказалось. Пунктуальный до щепетильности, он вызвал заранее свою машину и приехал на дачу, как было условлено, ровно в двадцать один час. Почти одновременно с ним приехал и Ефим Алексеевич вместе с новым председателем Самгуньского горсовета. Секретарь горкома партии принял гостей радушно.

– Знакомьтесь, Михаил Фёдорович, – сказал он крепко сложенному подтянутому моряку с нашивками капитана первого ранга на рукавах и, улыбаясь одними глазами, добавил: – принимайте в «Самгуньскую ложу» новых рыцарей – профессора Петра Кузьмича Кремлёва и полковника Прозорова.

– Баканов, ныне председатель исполкома городского совета, – прогремел густой бас.

– Старый морской волк, – пояснил Ефим Алексеевич, широко улыбаясь. – До отставки командовал кораблём, час тому назад избран председателем исполкома городского Совета депутатов трудящихся.

В дверях соседней комнаты, через которую виднелся биллиардный стол, смахивая носовым платком мел с рукава, появился худощавый высокий старик с густыми белёсыми бровями. Квадратное пенсне, толстый лоснящийся нос и туго закрученные в колечки усы казались приклеенными к изрытому оспой, густо усеянному паутиной морщин лицу.

– Доктор Ефимов, – шепнул Ефим Алексеевич, – старейший врач Самгуни, обладатель диплома терапевта и плюс – виртуозный хирург. 35 лет врачевал в одном селе. Его знают от мала до велика на сто километров вокруг.

За биллиардным столом стоял с кием в руке плотный, среднего роста мужчина на вид лет шестидесяти.

– Кто это? – тихо осведомился Прозоров.

– Директор Самгуньской лесоопытной станции профессор Русанов Павел Никитич.

– Павел! – непривычно громко крикнул профессор Кремлёв, бросаясь к профессору Русанову. – Вот ведь где пришлось свидеться…

– Петька, тебя ли вижу? – воскликнул старик, обнимаясь с Кремлёвым и троекратно, по русскому обычаю, целуя его.

К даче подкатила ещё одна машина. В гостиную лёгкой походкой вошёл румяный, гладко выбритый брюнет с чёрными весёлыми глазами. Оправив китель, он быстрым взглядом окинул собравшихся и произнёс, отчётливо выделяя каждое слово:

– Прошу простить опоздание!

– Знакомьтесь, – громко сказал Ефим Алексеевич, указывая взглядом, – профессор Кремлёв – с начальником ЦАВИ вы уже знакомы.

Протянув руку профессору, брюнет сказал приветливо:

– Галаджи, начальник управления КГБ.

ГЛАВА XVI
ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ

В выходной день, утром, как было условлено, Прозоров и Кремлёв вместе с секретарём горкома поехали осматривать окрестности Самгуни. День выдался ясный и тёплый. С Базальтовых гор дул лёгкий ветерок. Проезжая высоким правым берегом реки Самгунь, Кремлёв поминутно восторгался то пейзажами, то многообразием растительности, то крутыми поворотами русла Самгуни, пробившей себе дорогу среди гранитных скал. Около одной из таких каменных петель Пётр Кузьмич не удержался:

– Вот бы где плотину соорудить – запереть этот могучий поток! Можно осветить всю долину.

– Скоро увидите и плотину, профессор. Причём не одну, а три – целый каскад…

Шофёр резко затормозил. Поперёк дороги лежало большое дерево, с корнем вывернутое непогодой.

– Ну, вот и приехали, – с досадой сказал профессор, поднимаясь с сидения.

Шофёр достал из багажника моток провода и какой-то инструмент, похожий на ручную дрель. Поднял капот, присоединил один конец провода к аккумулятору и пошёл, на ходу разматывая моток. Вставив штепсель провода в розетку своего инструмента, он присел на корточки около валежины. Зажужжала дисковая пила, полетели струёй мягкие опилки, и через минуту-две вершина валежины отделилась, подняв жёлтый обрез торца. Дерево повернули, путь был открыт. Пётр Кузьмич заинтересовался новым шофёрским инструментом.

– Сами выдумали? – спросил он шофёра, осматривая неуклюжий на вид механизм.

– Просидишь ночь под дождём за завалом один на один с волками, ещё не то выдумаешь, – пошутил тот.

– Уж не машину для стрижки овец скопировали?

– Вроде того… – улыбнулся шофёр.

– Нужную штуку выдумали. Правда, грубовата на вид, но зато умна… Очень хорошо для начала. – А про себя подумал: «Вот так иногда и бывает: думающий человек в самоучках ходит, а в науку пустоцветы лезут…» – Профессор молча подошёл к Ефиму Алексеевичу, осматривавшему заречные пейзажи, и тронул за руку.

– Что это за избушка на курьих ножках? Вон, на холме, среди леса.

– Бывший монастырь. Почти развалился от времени. Общество охотников возвело на его развалинах, по существу, новое здание. Здесь ведь прекрасное место для охоты. Осенью – на тетеревов и рябчиков, зимой – на зайцев, косачей, куропаток. А летом озеро рядом – полным-полно кряковых на перелётах.

– Далеко до города?

– Нет, километров 20. Из города по мосту через реку, а там от шоссе километров десять.

– Прекрасно! Очень удобно. Надо непременно посмотреть, и сегодня же…

Прозоров улыбнулся, угадав намерения профессора. Прочитал его мысли и секретарь горкома. Он переглянулся с Прозоровым, утвердительно кивнул головой и предложил:

– Ну что ж, Пётр Кузьмич. Поедем, посмотрите? Может, и понравится. Препятствий особых не предвидится. Лёня! Разворачивайся, – крикнул он шофёру.

Когда все заняли места, шофёр спросил, не оборачиваясь:

– Куда, Ефим Алексеевич?

Профессор, сидевший рядом с ним, указал рукой:

– Вон к той избушке на курьих ножках. Знаете дорогу?

– В «Моссельпром»?..

– Почему «Моссельпром?» – удивился профессор.

– Наверху охотники устроили балкон под стеклянным куполом. За это и прозвали охотничий дом «Моссельпромом».

Занятый своими мыслями профессор сидел молча, думая о сыне – инженере Владимире Петровиче Кремлёве, от которого утром получил лаконичную телеграмму:

«Завтра вместе со Споряну вылетаем Самгунь новому месту работы».

СОЛНЕЧНАЯ БУРЯ

ГЛАВА I
РАДОСТНАЯ ВСТРЕЧА

Лукерья Ивановна мыла после завтрака посуду, радостно улыбалась, поминутно повторяя про себя:

– Милый мой мальчик, нашёлся… Жив моим благословением…

Покончив с посудой, она вышла в столовую, достала с верхней полки буфета телеграмму, прочитала её, может, в десятый раз и бережно прижала к своей груди, шепча:

– Сегодня увижу моего сыночка.

Её дочери и внучка по случаю выходного дня были дома. Сейчас они сидели в беседке, наблюдая за неутомимой работой пчёл, которые сновали между ульями и клумбой с распустившими свои бутоны олеандрами, душистой вербеной, вьюнами, плотно окутавшими беседку.

Лукерья Ивановна не знала, кому обязана их семья вниманием, оказанным им в Самгуни. Лишь старшая дочь Елена Савельевна догадывалась, что переезд всей семьи в Самгунь продиктован не её переводом, а какими-то другими соображениями.

На эту мысль её наводили многие факты: перевод института, в котором учился её брат Антон и где он должен был работать; переезд лаборатории профессора Кремлёва, работы которой были тесно связаны с деятельностью спецкафедры, на которую был зачислен Антон, и многое другое.

Перебирая мысленно эти связанные между собой события, она вспомнила, как её вызвали в Министерство здравоохранения СССР и сказали просто и кратко: «В Самгуни нужен опытный хирург. Готовьтесь к переезду. О матери не беспокойтесь – уже дано указание. Квартира для семьи готова…»

Приехав в Самгунь и в тот же день получив просторную квартиру, она убедилась, что этот перевод – не просто перемещение по службе. Вскоре приехала в Самгунь и её мать. «Пришли и сказали, – объяснила она Елене Савельевне: – Вот вам, мамаша, билет на поезд. Собирайтесь – завтра придёт машина и отвезёт вас на вокзал. Поедете к дочери в Самгунь. – Я и приехала».

И вот теперь Лукерья Ивановна была исполнена редчайшего душевного покоя. Да и как ей было не радоваться, когда почти вся семья в сборе. Горделиво улыбаясь, она прислушивалась к голосам дочерей. И её гордость была оправдана: старшая дочь Елена – кандидат медицинских наук, главный хирург центральной больницы. Младшая Ира – дипломант-отличница медицинского института. Любимый сын Антон и зять Юрий Капустин – на пути к родному дому. И сейчас мать больше думала о том, как им всем разместиться в одной квартире.

Размышляя об устройстве ставшей вдруг снова большой семьи, Лукерья Ивановна прикидывала в уме разные проекты расселения. И, наконец, решила, что она с Ирой и внучкой поместится в одной комнате, а Антон – в гостиной. Погружённая в свои мысли, она вдруг насторожилась и, прислушавшись, сказала вслух:

– Да, стучат…

И не торопясь, пошла узнать, кто пришёл.

Но на парадном никого не было. Вышла на крыльцо, посмотрела направо, налево – никого. Пожав недоуменно плечами, вернулась в комнату и тут услыхала крик дочерей во дворе.

– Мама, мамочка! Тоня приехал!..

Растерявшись от неожиданности, Лукерья Ивановна вместо того, чтобы отпереть дверь на террасу, стала усиленно крутить ключ в обратную сторону.

– Да помогите же, негодницы! – кричала она, стуча кулаком в не поддающуюся её усилиям дверь.

Вспомнив про выход через кухню, торопливо бросилась туда, цепляясь ногами за края ковров. Очутившись во дворе, она прижалась к груди сына и, целуя его, приговаривала:

– Заждалась я тебя, сыночек, ой, как заждалась! Дай хоть на тебя погляжу, какой ты стал. Здоров ли, цел-невредим?

– По всем статьям, мамочка, в норме. Здоров! Вот только устал от воздушной болтанки. Да, Ленуца, а как дела у Юрия? Где он?

– Юра тоже в пути, – опередила Ира сестру и добавила назидательным тоном: – Ленуца… ну, разве это звучит в приложении к старшей сестре? Тем более в устах солидного инженера?

– Полно тебе, Ира, – засмеялась Елена Савельевна. – Будь он хоть трижды инженер, но для меня он всё тот же проказливый братец Тоня.

– А ты, Ленуца, зловредная! Я думал, ты уже забыла мои проказы! Ан нет: память у тебя хорошая, даже чересчур, я бы сказал…

Они весело рассмеялись, взяв друг друга за руки. Антон нежно привлёк сестру к себе и дважды поцеловал в щеку.

Ира тоже не захотела оставаться в стороне и обхватила брата за шею, стараясь пригнуть, но тут же оказалась в воздухе и понеслась вокруг него, как вокруг оси. Он долго кружил смеющуюся сестру, пока из окна не донёсся голос матери.

– Тоня, ванна готова!..

– Сейчас, мамочка, иду!.. Ира, а телефон в квартире есть?

– Конечно, есть, в гостиной. Пойдём, я покажу, как с ним обращаться. Тут телефоны какой-то новой конструкции. Кому хочешь позвонить?

– Полковнику Прозорову.

– Он уже не полковник, Тоня, а генерал-майор. А позавчера в местной газете была заметка – в институте отмечали его пятидесятилетие и 30 лет службы в авиации. Поздравь его.

– Обязательно… Найди скорее эту газету.

Споряну посмотрел в справочник, набрал нужный номер и нажал зелёную кнопку. Овал маленького телеэкрана, вмонтированного в плоскость телефонного аппарата, становился всё прозрачнее и прозрачнее. Сначала выступили контуры кабинета, заполненного массивными книжными шкафами, потом отчётливо вырисовался большой стол, покрытый сукном, а перед ним в кресле моложавый генерал с телефонной трубкой в руке.

Изображение генерала обернулось. Генерал поднял голову и, как показалось Споряну, посмотрел прямо ему в глаза. Губы генерала сделали несколько движений.

– Здравствуйте, товарищ генерал, – отчеканил Споряну, вытянувшись перед телефоном и тут же забыв о поздравлении. – Разрешите доложить!..

Споряну умолк, широко улыбаясь грозившему с экрана пальцем генералу. Потом снова согнал улыбку, сделав строгое лицо.

– Есть отдыхать, товарищ генерал! – почти крикнул он весело в микрофон, положил трубку на рычаг и, повернувшись к стоящей рядом сестрёнке, щёлкнул её лёгонько по носу.

– Ты понимаешь, Ирка, генерал Прозоров сказал, что он искренне рад моему приезду и просил… знаешь, о чём он просил?

Ира пожала плечами.

– Просил на свадьбе оставить ему место посаженного отца. Причём тут свадьба?

– Ой!.. Это он меня видел рядом с тобой на экране.

Брат и сестра громко рассмеялись.

ГЛАВА II
СЕКРЕТ ИНЖЕНЕРА СПОРЯНУ

Наговорившись с матерью и сестрами, Антон прилёг с книгой на кушетку. Но как ни старался он отвлечься от набегавших дум – ничего не получалось.

– Где сейчас Зина? – чуть слышно вымолвил Антон, вздохнул и вдруг резко вскочил с кушетки, обрадованный простой догадкой: «Прозоров здесь, – думал он, прохаживаясь от кушетки к окну. – Институт перебазировался в Самгунь. Значит, и Пётр Кузьмич здесь…» Потом, приоткрыв дверь в столовую, сказал вполголоса:

– Я пройдусь, мама. Погуляю на свежем воздухе. Зайду в институт…

– Иди, иди, сынок, – ласково ответила Лукерья Ивановна. – Посмотри город, покажи себя.

Пройдя несколько кварталов, Антон обратился к постовому милиционеру.

– Скажите, где помещается ЦАВИ?

– А вот, – указал милиционер на стоявший напротив, через улицу, массивный двухэтажный дом, напоминавший своей архитектурой музей.

В приёмной начальника ЦАВИ его встретила секретарша и, не дослушав, не подняв от бумаг головы, отрезала с подчёркнутым безразличием:

– Генерал занят. Сегодня не принимает…

Во входных дверях приёмной показался высокий, широкоплечий старик, с густыми, точно вторые усы, бровями и широкой, как помело, бородой, из-под которой блестело два ряда орденских ленточек. Он кивнул головой секретарше и направился к обитой серым кожимитом двери кабинета. Антон Споряну бросился к нему.

– Пётр Кузьмич!

Старик остановился, пристально посмотрел на него сквозь очки. Из его рук выскользнула папка, мягко шлёпнулась на ковёр. Антон ловко поднял её, подал своему взволнованному учителю.

– Антон! – почти выкрикнул старик, – Антон Савельевич, дорогой мой! Как это кстати!

Растроганный старик обнял Споряну, троекратно расцеловал его в обе щёки и взял под руку.

– Сию же минуту к генералу…

– Вот видите, – поднялся улыбающийся генерал Прозоров, – представители двух поколений встретились вновь.

Споряну вытянулся перед генералом.

– Вольно, инженер, – во весь голос сказал тот и по-отечески обнял Споряну. – Садитесь, профессор, садитесь, инженер, рассказывайте о своих похождениях. Вообще-то говоря, вам следовало бы за старое…

Споряну поднялся.

– Да сидите, сидите! Кто старое помянет…

Генерал подошёл к столу и нажал кнопку. В открывшейся двери показалась виновато улыбающаяся секретарша с роговыми очками в руке.

– Ах, да, видимо, выронил, – поднялся профессор. – Спасибо…

– Я вас слушаю, Алексей Никитич, – обратилась она к начальнику ЦАВИ.

– Распорядитесь, Вера Михайловна, насчёт завтрака на троих. Ну, и в виде исключения, пусть будет бутылка шампанского. Как вы, профессор?

– Согласен, согласен. Такая приятная встреча того заслуживает.

Когда секретарша вышла, профессор Кремлёв подсел поближе к Споряну и начал укоризненно:

– А всё-таки, молодой человек, мы с вами ошибочку допустили: ваше сокровище не желает подчиняться.

– Какое сокровище? – краснея, переспросил Антон, подумав о возникшей перед глазами Зине Кремлёвой.

– Вы что, уже забыли о своём первенце? – удивился профессор. – Как, генерал, по книжному-то значится его изобретение?

– «СЭВАРД-1» – сверхэкономичный высотный авиационный ракетный двигатель первой опытной серии.

– Слышали?

– Да, но чем же он провинился?

– А тем, что не хочет никому подчиняться. Подводит и крепко подводит. По вашим схемам мы изготовили экспериментальные малютки самолёты-снаряды, но некоторые из них при испытаниях, вместо строгого вертикального полёта, загибают такие виражи, что становится не по себе.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Споряну, вспомнив свою предосторожность, предпринятую из-за опасения за сохранность чертежей. – Вы знаете, Пётр Кузьмич, в чём тут секрет?

– В том-то и дело, что не можем ничего понять.

– Заводится легко, но неожиданно глохнет. Да?

– Совершенно верно.

– Виноват во всём я. Дело вот в чём. Из каких-то, может быть, неоправданных подозрений, я сделал в дипломной работе намеренно путанные чертежи некоторых деталей.

– Почему же? – спросили в один голос генерал и профессор.

– Извините, но после разговора с вами, Пётр Кузьмич, я опасался, что чертежи могут попасть не в те руки. Запутал, а предупредить вас не догадался… Я не предполагал, что отлучусь.

– Чем вызвано такое недоверие? – сухо спросил генерал.

– Ну ладно, ладно, генерал, не сердитесь… – запротестовал профессор. – Мне даже нравится, что он так хитро спутал карты. Уж коль скоро мы, зная всё, не могли ничего сделать и решили стать на путь создания нового двигателя, практически мало меняющего существующее положение вещей и не дающего половины достигнутого Споряну эффекта, то вполне понятно, что и разведчики в нём не разобрались бы, если бы сумели его украсть.

– А, может, уже украли… Помните, профессор, – заметил Прозоров, – что произошло перед Отечественной войной с моделью самолёта известного авиаконструктора Н?

– Что же? – полюбопытствовал Споряну.

– Во-первых, истребитель появился у немцев неожиданно и вскоре после того, как были готовы опытные образцы самолёта. Во-вторых, у шпиона одной иностранной миссии, работавшего одновременно на немецкую и американскую разведку, нашли фотоплёнку, на которой были засняты скопированные чертежи некоторых деталей проекта. Галаджи говорил, что иностранная разведка давно и пристально интересуется и двигателем Споряну. Работники генерала Галаджи нащупали следы, даже некоторые очень интересные снимки. Кто-то скопировал детали камеры сгорания – это расшифровывается на фото. Чертёж дипломного проекта Споряну выполнен на белом гладком ватмане, а копия, судя по снимку – на кальке.

– Если бы даже в их руки попал настоящий чертёж двигателя, – заметил Кремлёв, – то есть одно «но» в нашу пользу – секрет химического состава нового топлива. А без этого горючего ракетный двигатель конструкции инженера Споряну теряет главное: потолок и скорость.

– Ну, это дело компетенции генерала Галаджи. Расскажите лучше, Антон Савельевич, что вы напутали в чертежах своего проекта?

Споряну поднялся, взял предложенную генералом папиросу, задумался, припоминая обстоятельства.

– Я изменил сердце двигателя – положение главной диафрагмы, управляющей подачей горючего. Это лишило двигатель главного – высоты. Уменьшил силу отдачи, чем лишил двигатель других важных преимуществ – скорости, дальности…

В кабинет вошла секретарь.

– Завтрак готов, Алексей Никитич.

– Отлично.

Закрылась дверь. Наступило минутное молчание, прерванное профессором:

– Кто всё-таки, по-вашему, – сказал он, глядя в упор на Споряну, – мог сфотографировать чертежи и где?

– Ума не приложу, Пётр Кузьмич. Не перестаю думать об этом, но никого не могу заподозрить.

– Сходите без промедления к генералу Галаджи.

– Антон Савельевич, – поднялся Прозоров, – а можете вы восстановить, ну, возродить свой проект в его первоначальных расчётах?

– Это легко сделать, товарищ генерал, если профессор не потерял свою монографию о природе детонирующих газов.

– При чём тут монография? – удивился профессор.

– При том, Пётр Кузьмич, что все расчёты записаны там, между строк печатного текста. Помните, я у вас брал монографию при окончании диплома. Ну, вот туда я и записал на всякий случай всё, что составляет тайну мотора.

– Монография, – оживился профессор, – м-да помнится, она хранится в сейфе лаборатории.

Генерал поднял широкую портьеру, скрывавшую вход в смежную комнату, и жестом пригласил туда профессора и Споряну. Наполнив бокалы, Прозоров предложил тост:

– За блудного сына!

Пригубив бокал с шампанским, профессор отставил его и придвинулся ближе к Споряну.

– На-днях хотим провести испытания снарядов-малюток в стратосфере. Наконец-то убедили некоторых консерваторов… Всё уже подготовлено. Вам поручается вести наблюдения, потом сделаете выводы о качестве своего детища.

– С террасы своей квартиры?

– Неважно откуда.

– Какие же двигатели у высотных самолётов-снарядов? – поинтересовался Споряну.

– Вашей конструкции, – пояснил профессор, – кое-что дополнено конструкторским бюро. Но, надо сказать, двигатели довольно непослушны, капризничают, имеют ограниченный потолок полёта.

– Вполне понятно. При уменьшении объёма камеры для миниатюрного самолёта-снаряда мои ошибки оказывают большое влияние. Я должен встретиться с Владимиром Петровичем.

– Да, да, Антон Савельевич, зайдите к нему, – добавил профессор.

Прозоров поднялся, подал руку:

– Пока, Антон Савельевич. Испытания начнутся послезавтра, ровно в пять утра. Прислушивайтесь к звукам необычной «небесной артиллерии». Пошлём в стратосферу 18 снарядов. Наблюдайте…

– А как семья, Пётр Кузьмич? – спросил Споряну, задерживая руку профессора, рассчитывая услышать что-нибудь о Зине.

– Все живы, здоровы, – неопределённо ответил Пётр Кузьмич, занятый размышлениями о том, кто же мог сфотографировать чертежи.

– Если не секрет, где Зинаида Петровна? – преодолевая смущение, спросил Споряну.

– Здесь, в Самгуни. Заведует лабораторией на станции профессора Русанова. Сегодня должна выехать в командировку. – Пётр Кузьмич заметил, с каким волнением Споряну слушает его, посмотрел на него с подчёркнутым вниманием и добавил с еле уловимой улыбкой: – Одно могу засвидетельствовать, молодой человек: самая дорогая реликвия у дочери – ваша фотокарточка… Ну, я спешу. Заходите домой…

Споряну смущённо опустил глаза, собираясь что-то сказать, но Кремлёв уже был в дверях. Антон Савельевич облегченно вздохнул, как будто сбросил с плеч большой груз, и решительно шагнул к выходной двери.

Оказавшись на улице, он вдруг начал колебаться: «Сейчас же разыскать Зину или сначала зайти к генералу Галаджи? Созвонюсь с Зиной, договоримся, – решил он, – а потом – к генералу». Он осмотрелся по сторонам, заметил вывеску почтамта и быстрым шагом пошёл на переговорный пункт.

Несколько раз звонил он на лесоопытную станцию, но телефон лаборатории не отвечал. Он вызвал приёмную профессора Русанова.

– Зав. лабораторией выехала в командировку, вернётся завтра, – нетерпеливо ответил женский голос, не выслушав до конца вопроса.

Споряну вышел на улицу, задумался. Выкурил быстрыми затяжками папиросу и направился в сторону главной улицы, к генералу Галаджи.