Текст книги "Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви"
Автор книги: Федор Мельников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)
В очень затруднительном положении был м. Платон. Но предыдущее, весьма продолжительное царствование гуманной императрицы Екатерины довольно основательно подготовило Платона к новым отношениям к старообрядчеству. Сама императрица уже разрешила старообрядцам иметь священников, служащих по старым книгам и обрядам, и архиереям приказала давать старообрядцам таковых священников. Платону оставалось лишь идти по этому пути. Он и пошел, но нерешительно и с большими остановками. К большинству пунктов московских просителей-старообрядцев он приписал: "Сие приемлется". Но уже к первому пункту он дал ответ лукавый и не отвечающий просьбе. Авторы пунктов просят, "дабы святейший Синод разрешил прежде положенные клятвы на двоеперстное сложение и другие подобные сему обряды". Платон отвечает: "От клятв, прежде на них возложенных, разрешить, хотя церковь на них оныя возложила праведно, что они и сами признают, почитая ими себя связанными". Ничего подобного просители не заявляли, не признавали и не просили. Но Платону жаль было расстаться с прежними анафемами и проклятиями, он поэтому и уклонился от прямого и честного ответа на просьбу старообрядцев. Пятым пунктом они просили разрешить присоединяться к "старообрядческой церкви" тем старообрядцам, которые издавна "удалились от сообщества греко-российской церкви". Платон на это ответил решительным отказом: никто из бывших в церкви православной не может быть допущен "до такового присоединения". Очевидно, митрополит Платон признавал устраиваемую им единоверческую церковь не спасительной – пагубной, поэтому он так строго и охранял своих православных чад от нее. Этот взгляд он выразил и в ответе на одиннадцатый пункт, которым просители требовали не возбранять как старообрядцам приобщиться Святых Тайн в греко-российской церкви по их желанию, так и сынам этой церкви приобщаться от "старообрядческого" (единоверческого) священника. Платон отвечает: старообрядцам "дозволять то без всякаго затруднения"; но сын православной церкви может иметь дозволение только "в крайней нужде, в смертном случае, где бы ни случилось найти православного священника и церкви". Мало ли что разрешается в такой крайней нужде: крестить, например, простой бабушке, исповедь принимать дьячку, чтобы потом он передал ее священнику, питаться недозволенной пищей и многое другое.[161]161
Александрийский патриарх Христофор издал в наше время Окружное Послание к пастве своей (20 сентября, 1940 г., за № 3244), в котором объясняется, что «тайнодействия, совершенные английским священником над православными, лишены всякой силы»; однако, он разрешает православным пользоваться ими, когда «действительно невозможно пригласить православного священнослужителя» // Православная Русь. 1941. № 5. С. 1. Очевидно, Александрийский патриарх признавал таинства англиканской церкви, принадлежащей к разряду первочинных еретиков, столь же «утешительными» в крайней нужде, сколько и единоверческие могли «утешить» умирающего «православного», по суду Платона, митрополита Московского. Единоверческие таинства, как видно, не спасительнее англиканских, еретических.
[Закрыть]
Очень плохого мнения был Платон о единоверческом причастии. Полнее и решительнее он высказал свой взгляд, – он же синодский, или никонианский, – на единоверие и старообрядчество в своем заключительном "мнении", прибавленном к 16 пунктам единоверия. Во-первых, он заявляет, что на изложенных пунктах и его резолюциях к каждому из них действительно основывается особая церковь, которая "имеет называться единоверческой", и членов ее рекомендует именовать единоверцами, или соединенцами, но не старообрядцами. Во-вторых, он провозглашает, что заблуждения и погрешности "отторгшихся" "явственно и доказательно показаны" во многих "изданных церковью книгах" (выше нами перечисленных); "и ныне не может быть о всем том иная церкви мысль, разве каковая ею доселе за истину признана и признается". То есть, что книги старые действительно погрешительны и еретичны, что обряды, чины и обычаи, старообрядцами употребляемые, также погрешительны и еретичны, в особенности же "противное двоеперстие", в котором такое множество ересей и столько богохульного нечестия. И если все-таки такая мерзость дозволена единоверцам теперь, то лишь с твердой надеждой, что "таковые со временемъ Богомъ просветятся, и ни въ чемъ въ неразньствующее съ церковию приидутъ согласие".
Так и на таких основаниях возникло в 1800 г. единоверие – и Богом не просвещенное, и с единственной надеждой, что оно – временное учреждение, которое должно непременно исчезнуть, слившись во всем с никонианством. На нем лежала задача само старообрядчество постепенно уничтожить, ибо единоверческая церковь стала переходной ступенью от него в никонианство. Старообрядцы совершенно основательно прозвали единоверие "ловушкой" и "западней". В никонианство они не шли – оно так чуждо старообрядчеству, а единоверие должно было соблазнять их своею похожестью на старообрядчество старыми книгами, древними обрядами, выборным священством и другими "старообрядческими" порядками.
В единоверие, однако, вступила очень незначительная часть старообрядцев, и то лишь в некоторых губерниях. На первых порах оно влачило самое жалкое существование. Старообрядцы сразу поняли его сущность и сторонились его, как действительно опасной ловушки. Только в царствование императора Николая Павловича единоверие быстро и сильно разрослось: правительство насильно загоняло старообрядцев в единоверие, повсеместно, по всей России, поотбирало у них церкви, часовни, монастыри, скиты со всем их церковным имуществом, во многих церквях и монастырях чрезвычайно ценным, и все это отдало единоверцам. С награбленным имуществом оно расцвело, стало богатым, многочисленным, но зато более ненавистным и более чуждым всему остальному старообрядчеству.
Единоверцы и сами тяготились своим необычайным положением: они и не новообрядцы и не старообрядцы. Служат они по старопечатным книгам, содержат старые обряды и чины, имеют священников, служащих у них тоже по старым служебникам и потребникам. Но зависимы они все же от новообрядческих архиереев и от правительствующего Синода, которые продолжают смотреть на них как на раскольников и как на людей невежественных, непросвещенных, чужих им, а на все их книги и обряды как на ошибочные, погрешительные и еретические. Синод продолжал благословлять к изданию прежние полемические книги, наполненные бранью и ругательствами на старые обряды и богослужебные книги; Часовники, Часословы и Псалтыри по-прежнему печатались с осуждениями и хулениями на двоеперстное крестное знамение как на обряд армянский и еретический. Проклятия и анафемы, произнесенные как восточными патриархами еще при Никоне, так и собором 1667 г., оставались не снятыми. Единоверцы, находящиеся в подчинении никоновской церкви, должны были считать и клятвы эти правильными и законными, и все ругательства и осуждения на них, и единоверческие книги и обряды правильными и истинными, то есть должны были признавать себя проклятыми и еретиками, а свои книги и обряды – проклятыми, еретическими, преданиями не св. отцов, не св. апостолов (как они веровали по-старообрядчески), а преданиями армян и многочисленных других еретиков и даже преданием "самого горшаго чорта", как веровала и утверждала признанная единоверцами церковь. Совсем они были не единоверны ей, и именование их "единоверцами" звучало лишь насмешкой и какой-то презрительной кличкой.
В течение более чем столетнего своего существования единоверцы неоднократно обращались к Синоду с настойчивыми просьбами дать им единоверного и единообрядного епископа. Но каждый раз получали решительный отказ. По поводу одной такой просьбы Синод разослал всем архиереям секретный запрос: можно ли дать единоверцам епископа? Большинство архиереев ответило отрицательно, причем высказало свой взгляд на единоверие, как на учреждение для церкви бесполезное и даже вредное, а о самих единоверцах архиереи отзывались как о полураскольниках и даже просто раскольниках. [162]162
Христианские чтения. 1906. Ч. I. С. 909-930; Ч. II. С. 116-132.
[Закрыть] Даже после 1905 г., когда и старообрядцам была дарована религиозная свобода, единоверцам было отказано в назначении им своего епископа. Неоднократно обращались единоверцы в Синод и с просьбой снять клятвы соборов 1653 и 1667 гг., а также уничтожить все осуждения и ругательства на старые обряды в прежних полемических книгах. В утешение им Синод издал в 1886 г. лишь «Изъяснение», что полемические книги принадлежат частным лицам, а клятвы положены лишь на раскольников за отделение их от церкви. Конечно, никто таковому «изъяснению» не поверил – ни старообрядцы, ни единоверцы, ни сами авторы его, ибо всем было очевидно, что оно лживо. После этого «изъяснения» все же продолжали печататься полемические книги с ругательствами на старые обряды и предисловия к богослужебным книгам с осуждениями двоеперстия как еретического сложения.
Поставленная единоверию задача самим основателем его, Платоном-митрополитом, уничтожить старообрядчество посредством этого, как сами единоверцы выразились, латино-иезуитского учреждения, постепенно осуществлялась, ибо многие единоверческие приходы с течением времени утеряли старообрядческий облик, развалились в них самые основы старообрядчества, стали они почти никонианскими.[163]163
В Румынии единоверческие приходы приняли даже новый стиль, ввели новое, партесное пение, новые порядки, новые иконы; старые книги отбросили и служат по новым. Они, как предрекал Платон, действительно пришли «ни в чем неразньствующее с (новой) церковью согласие».
[Закрыть]
После 1905 г., когда в России была провозглашена свобода вероисповеданий, вожди единоверия старались укрепить его, сохранить в нем старообрядческий уклад и стиль. Но для успеха единоверия ему нужно было приобрести самостоятельность, выйти из иерархической зависимости от Синода. Нужен был единоверческий епископ, которого так безуспешно доискивались единоверцы. Только после большевистской революции заседавший в Москве Всероссийский собор новообрядческой церкви наконец решил дать единоверцам архиереев, но только так называемых "викариев", то есть таких, которые состоят лишь помощниками у новообрядческих епархиальных епископов и от них зависимы. Когда же сама бывшая господствующая церковь разделилась на ряд церквей: тихоновскую, или патриаршую, возглавляемую митрополитом Сергием, и потому именуемую Сергиевской, живистскую, или обновленческую, содацкую, [164]164
«Содацкую» – значит: Союз Общин Древнеапостольской Церкви, во главе которого стоял сначала Антонин-митрополит, а потом епископ Василий.
[Закрыть] липковскую, [165]165
«Липковская» – от имени священника Василия Липкова, которого одни лишь священники с народом рукоположили в епископы.
[Закрыть] автокефальную украинскую и другие – тогда и единоверцы провозгласили свою церковь самостоятельной и свою иерархию независимой ни от одной из этих новых церквей.
Лишь после всех этих событий одна их поименованных церквей, Сергиевская, вынесла следующее постановление о старообрядческих богослужебных книгах и обрядах от 10/ 23 апреля 1929 г., без всякой просьбы со стороны старообрядцев и даже единоверцев:
1. ПРИЗНАЕМ:
а) богослужебные книги, напечатанные при первых пяти Российских патриархах, православными;
б) свято хранимые многими православными, единоверцами и старообрядцами церковные обряды по их внутреннему знаменованию – спасительными;
в) двоеперстие, слагаемое в образ Святой Троицы и двух естеств в Господе Нашем Исусе Христе – обрядом, в Церкви прежнего времени несомненно употреблявшимся и в союзе со св. церковью благодатным и спасительным.
2. Порицательные выражения, так или иначе относящиеся до старых обрядов, в особенности до двоеперстия, где бы оные ни встречались и кем бы ни изрекались, отвергаем и яко небывшия вменяем.
3. Клятвенные запреты, изреченные Антиохийским патриархом Макарием и другими архиереями в феврале 1656 г. и собором 23 апреля того же 1656 г., а равно и клятвенные определения собора 1666-1667 гг. как послужившие камнем преткновения для многих ревнителей благочестия и поведшие к расколу св. Церкви разрушаем и уничтожаем и яко небывшия вменяем. [166]166
«Деяние» архипастырей православной церкви, возглавляемой московской патриархией и «Указ» по поводу сего «деяния» митрополиту Евлогию (в Париже) напечатаны в № 6 «Церковного Вестника Западно-европейской епархии» в июне 1929 г.
[Закрыть]
Слишком запоздало это определение – более чем на два с половиной века. Его следовало вынести на другой день после окончания собора 1667 г. Не опоздало бы оно и в 1682 г., когда происходили в Московском Кремле знаменитые «прения о вере», тогда «ревнители благочестия» умоляли и патриаршую и царскую власть «об исправлении православной христианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздрании и мятеже». Тогда Церковь действительно осталась бы единой, не произошло бы раскола на две половины. Именно тогда нужно было провозгласить, что старые книги вполне православны, что обряды древней Церкви – спасительны, что и само двоеперстие, за которое столько было пролито по всей стране крови, – благодатно и спасительно. Совсем другая тогда последовала бы история и Церкви, и всей Руси. А то потребовалось более 250 лет, чтобы в конце концов убедиться в тех истинах, которые ныне с таким опозданием признала новая церковь и которые тогда были ясны и понятны каждому ревнителю благочестия. Теперешнее признание этих истин есть, конечно, справедливый приговор над всей вековой никониановщиной. Но он должен быть более ясным и более определенным. Ничего не сказано в патриарше-сергиевском определении ни о никоновских нововведениях, ни о петровско-синодальных реформах, ни о кровавых мучениях, ни о миллионах святых жертв вследствие этих мучений, ни о многом другом – не менее важном и весьма существенном для церковного единства. Нужен пересмотр всей никоновской реформы, всей почти трехвековой истории церковной. Для этого недостаточно постановления одной лишь сергиевской церкви, притом случайного, вызванного разрухой современной и посему едва ли искреннего и по истинному убеждению вынесенного. В таких делах не должно быть недомолвок, лицемерия, неискренности: все должно быть честно, открыто и свято.
Ни единоверие, ни старообрядчество пока ничем и никак не откликнулось на это "Деяние" Московской патриархии. Да в условиях безбожного ига в России и невозможно свободное обсуждение церковных и вообще религиозных вопросов. Для этого нужно ждать других времен.
Часть вторая. Старообрядческая иерархия.
Искание иерархии.
Искание архиерейства.
Старообрядческая древлеправославная Церковь, лишившись епископов вследствие их уклонения в никонианство, твердо и неизменно веровала, что Господь снова восстановит в Своей Церкви всю полноту священной иерархии. На обвинение, брошенное старообрядчеству известным Питиримом, архиепископом Нижегородским, что оно не имеет своих епископов, старообрядцы отвечали: «Все усердно желаем и Господа Бога просим, да православные епископы будут до скончания века, и иже от православия сведошася, дабы паки в оно направлялися» [167]167
«Диаконовы ответы», представленные Питириму в 1717 г. Известна и другая дата: 1719 г. См.: Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М.: Церковь., 1996. Ред.]. Питирим, как и многие другие обвинители стмрообридчества, ставил ему в упрек, что оно в тяжкие времена гонений не имело возможности вести церковную жизнь нормально. Авторы названных «Ответов» отвечали Питириму: «Дивна есть твоя стязания, ими же изволил еси стязевати о нуждных случаях, случившихся у нас: случаях невольных, случаях плачевных, в людях гонимых, в людях благочестия ради страждущих, со многими нуждами и скорбями, со многими слезами и напастьми древнее благочестие нудящихся соблюдати. Тыя вопрошаема о архиереех, кия вчера за благочестие паче злодеев расхищаемы бяху. Тыя стязуешь о пространстве чинов, кии дневний день проживут ли безнапастно, не ведят. Тыя вопрошавши о видимых церквах, кии исповедуемую Церковь едва плачевно могут, от невольствующих бегающе, соблюдати. Тыя стязуеши о тайнодействиях пространных, которыя пребывают в гонениях и нуждах безпрестанных» (Вступление к ответам).
В наше бы время всех этих беспардонных обвинителей старообрядческой Церкви поставить перед лицом теперешней всероссийской действительности! В прошлом году на Парижском съезде русских трудящихся христиан г. Ю.Л. Войцеховский в своем докладе о "Православной Церкви под игом большевиков" сообщал: "Нет в России больше подвига, чем пастырство. Мы даже не знаем имен большинства этих православных пастырей, принявших тайно священство или постриг, священствующих на улицах Москвы, обслуживающих миллионы верующих, переезжая из деревни в деревню, из города в город, гибнущих в бесчисленных тюрьмах и концентрационных лагерях" // Новый путь. 1939, 15 августа. № 73. Не менее ярко рисует положение в России христиан и "Православная Русь": "Люди желают крестить детей, но негде. Есть, правда, кое-где нелегальные священники, они не носят ни бород, ни рясы, служат в частных домах на антиминсах. Вина церковного достать в России невозможно, служат на малиновом или даже на клюквенном квасе. Просфоры часто пекут из ржаной муки, если нельзя бывает достать пшеничной. Где нет близко священника, люди сами молятся, собираясь вместе друг у друга. Умерших сами провожают на кладбища, поют над ними панихиды или акафисты за упокой" // Православная Русь. 1940. № 20. Старообрядчество пережило более жестокие гонения, чем большевистское, и целые столетия пребывало в гонениях, но никогда еще священники не служили литургии на малиновом соке или на клюквенном квасе и не укрывали себя посредством брадобрития. Та же газета сообщает, что в советской России среди служителей "культа" четко определились две группы: враги народа с явным антисоветским настроением – контрреволюционеры. Такие уходят в подполье, создавши всякого рода подпольные церкви, монастыри. Уходу в подполье немало содействует сплошное закрытие церквей, осуществляемое врагами народа, на этот раз уже из партийцев. Вторая группа – "приспособленцы", как их называет статья "Антирелигиозника". Но с этими советской власти труднее бороться: они "орабочивают" и "околхозивают" целый состав религиозных общин. Это одна из распространенных форм приспособления поповщины... Христова пехота – бродячие попы – крестят десятки детей, венчают по несколько пар. Закрыты церкви, служат на дому, а то член совета общины читает молитвы по Потребнику, точно капитан на корабле, "сущим в море далече" // Антирелигиозник. 1940. № 7. Суждено и бывшей господствующей в России церкви пройти и испытать на себе былой старообрядческий тернистый путь. Замечательно, что даже старообрядческая терминология применяется православными писателями к своим священникам, например, "поповщина", "бродячие попы", "подполье". Известный писатель Мельников-Печерский в своих "Очерках поповщины" говорит о Николаевском времени, когда особенно яростно истреблялось правительством старообрядческое священство: "Много было и теперь у старообрядцев беглых попов, содержимых в тайне и переезжавших с места на место для совершения треб, попов, которые стали известны под именем проезжающих священников. Но положение таких бродячих попов было крайне для них тягостно". Мельников-Печерский П.И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 187. Конечно, и теперешнее положение старообрядчества в России не менее тягостно. Но не столь обидно: теперь гонят и издеваются над ним безбожники, а тогда гнали его и уничтожали православные власти – светские и духовные, последние в особенности.
[Закрыть]. Еще за пять лет до этого ответа, именно в 1712 г., старообрядцы уже обращались к Иерусалимскому патриарху Хрисанфу с просьбой рукоположить им в епископы священноинока Игнатия, принятого на Ветке знаменитым священноиноком Феодосием и посланного к Хрисанфу с целью получить епископский сан. К тому же патриарху и в том же году обращались с такою же просьбою и донские казаки-старообрядцы, к тому времени переселившиеся в Турцию под предводительством своего атамана Игната Некрасова. Патриарх обещал и ветковцам, и донцам посвятить епископа. Но в дело это вмешался русский посол в Константинополе, пригрозив патриарху недовольством императора Петра, и Хрисанфу пришлось отказаться от своего намерения. [168]168
Христианское чтение. Т. 222. С. 62 и 71.
[Закрыть] Однако эта неудача не охладила старообрядческих стремлений к приобретению себе епископа. Все внимание их было обращено главным образом на Восток – к иерархии восточной церкви. Было гораздо больше надежды найти себе епископа именно там, чем в России от никоновской иерархии. Восточная иерархия, несмотря на ее высокие титулы – вселенских патриархов и даже судей вселенной, – была проще, достуцнее и чище в своем иерархическом и нравственном достоинстве. Поэтому именно к ней в течение всего безъепископского периода старообрядчество обращалось с ходатайством о получении от нее епископства. В тридцатых годах того же XVIII столетия ветковские старообрядцы вели длинные переговоры с Ясским митрополитом Антонием о рукоположении им на Ветку епископа. В главе «Выговская пустыня» мы указали, что даже старообрядцы-поморцы старались приобрести себе епископа тоже от Восточной иерархии. В Палестину был послан с Выга знаменитый Вышатин с целью найти там епископа. В 1766 г. московская старообрядческая община обращалась к грузинскому митрополиту Афанасию, проживавшему в то время в Москве и служившему в Архангельском кремлевском соборе, с просьбой рукоположить для них епископа. Афанасий ответил, что он этого сделать не может без разрешения русского Синода, и посоветовал старообрядцам отправиться в Грузию, там автокефальный патриарх, независимый от Синода, вправе удовлетворить их просьбу. Московское старообрядчество действительно снарядило посольство в Грузию, но ему пришлось от предгорий Кавказа повернуть обратно, так как по тогдашнему военному положению никому не было пропуска из России на Кавказ.
Еще к одному греческому иерарху обращались старообрядцы все с той же просьбой – поставить им епископа. В 70-х гг. XVIII столетия в Подолии временно проживал греческий митрополит Евсевий. От него ветковские отцы решили приобрести себе епископское посвящение. В этих намерениях принял энергичное участие инок Никодим, который потом долго ходатайствовал при покровительстве князя Потемкина и графа Румянцева приобрести епископа от русской иерархии. Но пока шли на Ветке и в Стародубье совещания и сборы, Евсевий за каких-нибудь десять дней до прибытия к нему старообрядческой делегации уехал в Грецию. Есть достоверные сведения, что все же один старообрядческий инок из Стародубья, Рафаил, был рукоположен Антиохийским патриархом Даниилом в епископы для старообрядцев. Но ему не суждено было возглавить старообрядческую Церковь: по дороге в Россию он умер где-то в Турции.
Обращались старообрядцы со своими просьбами по вопросам архиерейства и к русской Синодальной иерархии, но лишь к таким ее архипастырям, которые отличались простотою жизни, высоконравственными качествами и доступностью, каковым, например, был Тихон Задонский. Особенно хотелось Никодиму, чтобы во главе старообрядческого священноначалия стал Тихон. Но последний не мог перейти в старообрядчество, воспитанный в духе странно враждебном староверию. Если уже Платон, митрополит Московский, пропитанный духом свободомыслия и даже масонства, не мог отрешиться от многих зловредных предубеждений против старообрядчества и из-за одного двуперстия признавал единоверческое причастие сомнительным, а самих единоверцев объявлял непросвещенными Богом, то что же говорить о рядовых епископах, к числу которых принадлежал и Тихон Задонский. Но важно отметить на примере обращения старообрядцев к Тихону, какого именно епископа хотелось иметь старообрядцам. Есть известия, что московские старообрядцы ездили в построенный патриархом Никоном новый Иерусалим к проживавшему там на покое Крутицкому митрополиту Сильвестру, а нижегородские обращались к проживавшему с 1778 г. в тамошнем Печерском монастыре бывшему Рязанскому епископу Палладию. Старообрядцы из г. Торжка ездили в Новгород к Коломенскому епископу Иоаникию, бывшему викарию новгородской митрополии. Но все эти обращения не дали благих результатов. Никто из никонианских епископов не решался перейти в старообрядчество. Императрица Екатерина пообещала дать старообрядцам епископа, но не смогла выполнить своего обещания. Император Александр I, будучи в Екатеринбурге в 1825 г., тоже обещал тамошним старообрядцам дать епископа. Но в том же году постигшая его действительная или мнимая смерть лишила его возможности исполнить свое обещание.[169]169
Геннадий, епископ Пермский. Панегирик. Коломна. 1882. С. 9.
[Закрыть]
Иерархия господствующей церкви, именно епископат, была такого духа и настроения, что немыслимо было ждать от нее какого-либо обращения в старообрядчество. Вот какими яркокрасочными словами характеризует епископов синодской церкви единоверческий журнал "Глагол времен": "Они, посланные по лицу земли для любви, для проповедания истины и святости жизни, для мира братьям, будь то эллины или иудеи... устраивали тюрьмы, репрессии, ссылки, ужасы голодных смертей... Во имя Христа? Нет! Кто же они? Отцы, наши подлинные отцы с мягкими, холеными руками, в великолепных одеждах из шелка... бархата... ласкающих взоры цветов – малиновых, пунцовых, синих, белых... шумящих и даже надушенных. Дорогие каменья... золото... блистали с головы до ног... И эти холеные руки, мягкие и нежные, не знавшие грубого мускульного труда, подписывали приговоры не милости или кротости, не привета и защиты, не утирали слез, струящихся по тысячам ланит и паливших огнем своей скорби и муки даже до смерти, а... спокойно, просто решали одним взмахом пера смерть, ту медленную, бесконечную смерть, которая была от них единственной наградой за силу духа... "В тайги, в тюрьмы", – шептали тонкие, бледные уста и улыбались... "Опомнятся, спасут свои души", – говорили кроткие сердца великолепных отцов и предстателей, и несчастные, полунагие, голодные, оторванные от родных, друзей, всего человечества... шли... Шли и гибли." [170]170
Глагол времен. СПб., 1908. № 12. Все многоточия принадлежат единоверческому журналу.
[Закрыть] Кто же из таких отцов и пастырей мог перейти в старообрядчество? Ведь идти сюда нужно было на подвиг, на страдание и даже на смерть, мученическую смерть. Первый старообрядческий епископ Павел Коломенский был после многих мучений сожжен, второй, Епифаний Ветковский, схвачен нарочно посланными для его поимки войсками и заточен в Киево-Печерскую крепость, где и скончался, и третий, Рафаил, умер в Турции, не доехав до своей кафедры. Очень трудно было найти святителя на такое апостольское служение. И старообрядчество долгое время продолжало оставаться без личного управления своим епископом.[171]171
С особым злорадством семинарские учебники по истории раскола отмечают, что в старообрядчестве было два епископа-самозванца – Анфиноген и Анфим, в пятидесятых годах XVIII в. Но их старообрядцы быстро ликвидировали: Анфиноген бежал в Польшу, а Анфим после долгих общений с Радауцким митрополитом Мисаилом, с Иаковом, митрополитом Молдавским и с Даниилом, митрополитом Браиловским, погиб в Днестре. Но Даниил все же утвердил Анфима в сане епископа уже после того, как он был разоблачен в самозванстве. Старообрядцам нельзя ставить в упрек этих самозванцев. Во всяком обмане виноват не тот, кого обманули, а тот, кто обманул и кто приготовил и воспитал обманщиков. И Анфим, и Анфиноген вышли из никонианской церкви и там получили рукоположения в первые священные степени: «Это ягоды не нашего поля», – отвечают старообрядцы. Самозванство – очень старое явление: еще св. Апостолы предупреждали: «Не принимать никого из чужих епископов или пресвитеров или диаконов без представительной грамоты, ибо многое бывает подлогом» (33 Апостольское правило).
В России даже на царском троне бывали самозванцы и вмешивались в церковные дела. О благочестивейшем и святейшем патриархе Филарете Московском историк В.О. Ключевский сообщает: "Отец Михаила Романова, Филарет, был ставленник обоих самозванцев, получил сан митрополита от первого и провозглашен патриархом в подмосковном лагере второго", то есть и Гришки Отрепьева, и Тушинского вора. Ключевский В.О. Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч, III. С. 76. Однако никто патриарха Филарета за это не осуждает. Тем менее может быть осуждено старообрядчество за никонианских самозванцев, которых старообрядцы быстро разоблачили, и тем пришлось бежать от них.
Самозванцы не перевелись и в наше время и именно в духовном звании. В Рижском журнале "Вера и жизнь" (1920. № 10. 19[?]) напечатана статья "Лжемитрополит в Латвии". В ней сообщается, что в Латвии среди православных появился самозванец-[...], не имеющий никакого духовного сана, но именующий себя самозванно и самочинно "митрополитом Агафангелом". "Он не только именует себя митрополитом Агафангелом, но предъявляет уже и документы с именем митрополита Агафангела"... "Ссылаясь на хитроумно скомбинированный комплект документов местного происхождения, самозванец дискредитирует православие и православных, делая их посмешищем среди иноверных не без ведома выдавших ему документы". Статья подписана Иоанном, архиепископом всея Латвии. И это происходит в XX веке в культурном государстве и при его покровительстве, по крайней мере, при содействии его чиновников, выдавших самозванцу фальшивые документы. А что теперь творится в России при намеренном поощрении безбожной власти ко всякому оговорению религии и в особенности христианской?! Много мерзостей и подлостей придется разоблачать нашим потомкам и, может быть, еще нам самим...
[Закрыть]
Николаевская эпоха.
Царствование императора Николая I (1825-1855 гг.) действительно представляет собой целую эпоху – мрачную, грозную для старообрядчества и несчастную для всей России. Николай был «миссионером на царском троне», как Нерон – артистом. Он занимался больше совращением старообрядцев в единоверие, чем государственными делами, совращением принудительным, насильственным, разорительным и гибельным для всей страны. С этой целью он даже лично разъезжал по старообрядческим посадам и слободам, как заправский миссионер, который с большим успехом мог вести это дело, получая за это каких-нибудь сто рублей в месяц. Миссионерство Николая обходилось стране в миллион раз дороже. Этот царь вошел в историю старообрядчества как жестокий и безудержный гонитель древлеправославных христиан.
Старообрядцы в своей родной стране, их же жертвами и кровью созданной, никогда ни при каком царе или царице (после никоновского периода) не пользовались полной религиозной свободой, они здесь иногда были лишь терпимы – более или менее. Даже в царствование гуманной и мудрой императрицы Екатерины Великой они не были уравнены в правах и свободах с иностранцами, населявшими тогда Россию. "Благословенный" Александр I утвердил в 1817 г. права и привилегии аугсбургского исповедания (лютеран). Но когда старообрядцы осмелились себе попросить подобных же прав, им в этом было отказано. В марте 1822 г. последовал декретный указ о непреследовании старообрядческих "беглых" священников. Но в том же указе относительно старообрядческих молитвенных домов сказано: "Вновь строить не дозволять ни по какому случаю". Это, конечно, узаконение стеснительных и даже гонительных мер против старообрядчества. Однако Александр I не считается гонителем его. Николай же преследовал старообрядцев систематически, неуклонно и коварно. Он поставил себе цель: уничтожить "раскол" во что бы то ни стало. Прежде всего он напал на старообрядческих священников. В начале его царствования их было весьма изобильно. На одном Рогожском Кладбище в Москве их служило 12 человек. [172]172
В одном семинарском учебнике есть характерное выражение: «Беглые попы посылались толпами», – точно это партия арестантов или рабочих. Плотников, священник-миссионер. История русского раскола. Изд. 3. С. 132.
[Закрыть] Священники – это духовные вожди, пастыри, совершители св. таинств: их нужно в первую голову уничтожить. 10 мая 1827 г. последовало узаконение: решительно воспретить старообрядческим священникам переезжать из одного уезда в другой, тем паче из губернии в губернию для совершения духовных треб, «в случае же переездов поступать с ними как с бродягами». 8 ноября того же года последовало новое Высочайшее определение: новых попов на Рогожское Кладбище «отнюдь не принимать». Это распоряжение было потом применено ко всем старообрядческим обществам по всей России. В январе 1836 г. оно было снова повторено и с особенной силой. Всюду стали беспощадно преследоваться вновь присоединяемые к старообрядчеству священники: их ловили, арестовывали, сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, в каторгу. Для ловли старообрядческих священнослужителей по старообрядческим поселениям посылались нередко большие военные отряды, целые полки даже. Все священство старообрядческое стало потаенным, крыющимся, подпольным и, конечно, очень сократившимся в своем количестве. Император Николай был очень доволен такими успехами принятых им мер. Самое деятельное участие в поимке старообрядческих священников принимало повсеместно духовенство православной церкви. Особенной настойчивостью в этом предприятии отличался Аркадий, архиепископ Пермский. Он надоедал обер-прокурору Синода Нечаеву своими доносами на «беглых попов» и требованиями ловить их по всем местам. «О, если бы их не было! – восклицает он в одном доносе синодскому обер-прокурору. – С уничтожением сих врагов спасения, кажется, вся поповщина обратилась бы к св. церкви и без промедления». Аркадий приводит и очень убедительный факт: в Оханском уезде единоверческий священник за один месяц совершил лишь два брака, тогда как за тот же месяц там же «беглый поп повенчал до 340 браков». Пермский владыка-доносчик добавляет: «О попе беглом сношусь с губернатором. Надеюсь должного содействия в деле Божием.» [173]173
Братское слово. 1893. № 11. С. 10 и 13.
[Закрыть] Не к Богу, однако, обращается в Божьем деле преосвященный Аркадий, к губернатору: Бог может и не помочь в деле насилия, а губернатор, несомненно, поможет. На него-то, главным образом, и надеялся Аркадий.
Одновременно с повсеместной войной, ведомой правительством, светским и духовным, при помощи полицейских и военных команд против старообрядческого священства, велись атаки и против всего старообрядчества. Были учреждены по всем губерниям особые секретные комитеты во главе с губернаторами и архиереями, с центральным комитетом в Петербурге, в котором сам царь председательствовал и принимал самое живое участие. Комитеты эти занимались исключительно "делами раскола": узнавали о его состоянии, количестве, всех его проявлениях, вырабатывали и применяли меры к уничтожению раскола. Все старообрядческие монастыри и скиты были закрыты и разграблены. Знаменитые центры старообрядчества: Керженец, Иргиз, Ветка, Стародубье, Выг – все это было разгромлено, и величайшие ценности их были отчасти разворованы, уничтожены правительственными чиновниками, в большинстве же переданы единоверцам.
Какие потрясающие трагедии переживали старообрядцы в каждом случае отобрания у них их святынь, можно судить отчасти по официальным описаниям разгрома Иргизских монастырей. Высочайшее повеление о сем последовало в январе 1837 г.: оно было получено саратовским губернатором Степановым и саратовским же архиепископом Иаковом. Степанов не совсем сочувственно относился к этому делу, медлил с исполнением Высочайшего повеления. Иаков же торопил его и не раз присылал к нему по этому случаю своего архимандрита Зосиму. [174]174
Вот одно из писем Иакова Степанову: «Посылаю орлиный беспристрастный взгляд на раскольничьи Иргизские монастыри. У г. Голицына (предшественника Степанова) при орлиных очах недоставало, по-видимому, орлиных когтей. А силы души Вашего превосходительства восхищают меня. Можно надеяться, что при содействии Всевышнего мало останется цыплят в главных гнездах суеверия и разврата. Продолжайте, Ваше превосходительство, что начали. Так идут к звездам». Соколов Н.С. Раскол в Саратовском крае. С. 369. Какое кощунство со стороны его преосвященства: он Самому Богу приписывает когтиное раздирание бедных, беззащитных и совершенно невинных цыплят. А вот как сами цыплята оплакивали свое горе грустными стихами своего поэта:
По грехом нашим нашу странуОсенил облак зело мрачный;Постигла нас тьма кромешная;В солнце угасли лучи светлые...В те времена в плачевныяВсяка душа православнаяНе может пребыть без рыдания,Каковых святынь мы лишилися...Не слышен ныне глас пастырей,Наставляющих ко спасению...Почто живых гробам нас не предали?Не видели бы мы плачевных дней...Солнце к вечеру приближаетсяТому Дни конец познавается,Что еще ныне ожидать будем?
[Закрыть] Только 8 февраля прибыло в монастырь духовное и гражданское начальство, сопровождаемое небольшой военной командой. Настоятелю Корнилию и монашествующей братии предъявлено было Высочайшее повеление – превратить «раскольничий монастырь в единоверческий». Пока шли переговоры, в монастырь собралось из окрестных поселений до 300 человек старообрядцев. Народ заявил, что он не допустит архимандрита с товарищами его в церковь. Никакие увещания, угрозы не могли подействовать на него. При попытке архимандрита приблизиться к церкви, раздался на колокольне набат и крики, точно от воров: «Караул!» К вечеру начальство возвратилось в город Николаевск. Здесь состоялось совещание, на котором было решено увеличить команду и набрать до двухсот человек понятых из православных. На другой день вся эта команда с начальством подошла к монастырю. Но в нем уже собралось до 500 человек старообрядцев. При первой же попытке войти в церковь «весь этот народ, как один человек, пал на колени, слезно прося оставить им монастырь на прежнем основании.» [175]175
Св. Амвросий Медиоланский писал своим гонителям: «Вы хотите мое имущество? Вот оно. Хотите вы вести меня на смерть? Вы пойдете этим навстречу моим желаниям. Вы увидите меня окруженным целым народом, сбежавшимся на мой зов, обнимающим в отчаянии алтарь. Солдатам и оружию я противопоставлю только слезы, в этом вся защита священника, и я не могу и не должен противопоставлять другого сопротивления». Зызыкин М.В. Патриарх Никон. Ч, I. Варшава, 1931. С. 231.
[Закрыть] Стоявшему на коленях народу было прочитано Высочайшее повеление, но оно не возымело никакого действия, народ по-прежнему умолял не трогать их церковь, в которой они молятся за Государя Богу и во всем ему повинуются. Тогда старообрядцам были вычитаны статьи уголовного закона, строго карающие за непослушание царской воле и за бунтовщичество. Народ единогласно заявлял: «Перетерпим всякую казнь, нежели отдадим церковь нашу». Уездный стряпчий живо, с азартом заявил, что в случае упорства будут привезены пушки и начнут стрелять по толпе: «Государю-императору ничего не стоит, если и сто человек убьют одним выстрелом». И эти угрозы не помогли. "Две недели десятки чиновников и сотни понятых (их добавлено до 400 человек) безуспешно старались привести в исполнение Высочайшее повеление: Преосвященный Иаков потерял уже надежду съездить в монастырь и сказать свое [...] и доложил: «Церковь окружена народом толпа раскольников падает на колени и просит ходатайствовать [...] об оставлении им оной, говоря: в храме сем молились предки [...] и они желают молиться до конца жизни своей». Быков сообщил об этом и губернатору Степанову. Губернатор сам прибыл в монастырь ночью 21 февраля, проехав «мимо табора понятых, освещенного огнями, как большой бивуак». Монастырский двор был наполнен старообрядцами. Губернатор ввел сюда понятых и жандармов и приказал им вытаскивать старообрядцев за ворота монастыря. Началось «мамаево побоище»: понятые жестоко избивали старообрядцев, жестокостью особенно отличались жандармы. По словам самого Степанова, едва начали приводить в исполнение его приказание, как «поднялся величайший шум, вопль, раздался звон колоколов», на зов которых бежало население из ближайших поселений. Храбрый губернатор испугался последствий своего ночного побоища и приказал всей своей армии отступить от монастыря на версту, к Николаевску, а сам со всем своим штабом уехал в город. На другой день он снова прибыл в монастырь и, не вылезая из саней, кричал старообрядцам: «Вы не повинуетесь государю-императору!» Толпа в один голос отвечала: «Мы воле государя императора ни в чем не противимся, только просим ваше превосходительство оставить монастырь сей на прежнем положении». Степанов пригрозил привести пушки и сбить колокола и уехал в Саратов. Здесь он обратился к губернскому правлению за разрешением непонятного ему юридического казуса: «Мрачное упорство без всяких признаков буйства – что это: ослушание Высочайшей воли или только предварительный приступ к возмущению?» Правление нашло в действиях бунт, подлежащий военному воздействию. Губернатор после сего потребовал от начальника местного артиллерийского резерва командировать в Николаевск одну батарею; от начальника саратовского гарнизона – отправить туда же роту с офицером. Одновременно он послал в Петербург министру Блудову рапорт о происшедшем с просьбой указаний, что делать дальше. В ожидании ответа он стянул свои войска к монастырю. Министру он писал, что старообрядцы в количестве 500 человек расположились во дворе монастыря и «через таинство исповеди» поклялись на смерть не отдавать своего храма. «Толпа эта не имеет ничего наступательного, кроме частной и общей силы тела и духа. В то время как таскали их из монастыря, ни один не тронул понятого: все они стали на колени в несколько колец кругом храма, сцепились руками и ногами и таким образом с трудом поддавались посторонней силе». Толпа эта решилась умереть на месте без всякой обороны, заслоняя телами своими вход в церковь.