Текст книги "Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви"

Автор книги: Федор Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Богослужение и иконография.

Церковное чтение и пение.

Богослужение старообрядческое особенное, своеобразное, только одному старообрядчеству присущее, отличающее его от всех других церквей: латинской, протестантской, никонианской... Если вы войдете в старообрядческий храм во время богослужения, то сразу же, по одной внешности, заметите, что тут все особенное, иное, чем в других исповеданиях. Прежде всего, иконопись – древнерусского или византийского письма в выдержанном церковном стиле: ни одной живописной картинки. Подлинно – иконопись, а не живопись[480]480
  О характере старообрядческой иконописи мы отчасти говорили уже в главе Храмоздательство. Новые живописные, натуральные иконы не приняты в старообрядчестве. Собственно, это не иконы, а картины. Еще священномученик Аввакум резко и сильно протестовал против нового иконописания: «Пишут Спасов образ Иммануила, лицо одутловато, уста червонные, власы кудрявые, руки и мышцы толстые, персты надутые, тако же и у ног бедры толстыя и весь яко немчин брюхат и толст учинен, лишь сабли той при бедре не писано, а то все писано по плотскому умыслу, понеже сами еретицы возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя». Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 211. Какие же нужно писать святые иконы, указывал тот же Аввакум: «Старые добрые изуграфы подобие их описуют: лица и руце и нозе и все чувства отончава и измождая от поста и труда, и всякия им выходящия скорби. А вы (к никонианам обращается св. отец) ныне подобие их переменили: пишете таковых же, яко же вы сами – толстобрюхих, толсторожих, и ноги, и руки, яко стульцы. И у каждаго святого, – спаси Бог-су вас, – выправили вы у них [образ] бедных: сами они в животе своем не догадалися так сделать, как вы их учинили» (Там же. С. 218). Собственно, характером иконописания определяется и сущность древлеправославия и новоправославия и их различия: старая вера это не земное устремление, а небесное, возвышенное, святое, благодатное, а новая – это все житейское, земное, светское, сластолюбивое, это широкий путь и «многие идут им» (Мф., 7:13). Светские картины, называемые почему-то «иконами», саму церковь обмирщают, небесное низводят на землю, принижают его и вводят соблазн, чего не должно быть в храме Божием. Красиво и натурально разрисованные святые могут вызывать у молящихся низменные страсти. Много фактов тому. Не без причины же в католической церкви запрещено монахам иметь в своих кельях такие «иконы». Какая, в самом деле, может быть молитва, когда молимся не перед иконой, на которой изображен святой или святая, а перед картиной, на которой расписана красавица из современности.
  В последнее время, начиная с первой войны с немцами, и православные писатели, главным образом светские, начали в старых иконах находить действительно небесное, божественное, а не искать прелесть мира сего. Старые иконы, более двух столетий презираемые и гонимые, вдруг приобрели признание: в них увидели глубокую религиозную символику и цельное мировоззрение (см. брошюру кн. Е.Н. Трубецкого "Умозрение в красках и линиях"). Старая иконопись, – начали ценить ее новые исследователи, – это "одно из величайших мировых сокровищ религиозного искусства", это "шедевр мистически чарующей небесной красоты". Много написано в таком духе статей и трактатов православными знатоками искусства. Даже в романах и повестях воспеваются старые иконы (См., например, [...] Бунина). В эмиграции повсюду видим преклонение наших беженцев перед иконами старого письма: в Париже устраиваются выставки старых икон, новосозидаемые храмы украшаются иконами древнерусского стиля; роспись храма Сергиевского подворья в Париже, где помещается и богословский Институт эмигрантской церкви, вся выполнена в подлинно-старообрядческом духе, что нарочито подчеркнуто в богословской печати: "Весь дух иконостаса, – говорится в этой печати, – соответствует древнерусским, преимущественно старообрядческим образцам" // Православная мысль. Вып. II. Париж, 1930. С. 192 и 194. Здесь и "строгость монастырского пения так гармонирует с темными красками икон, со спокойствием древних ликов, с красотой и глубиной умозрения в красках" (там же. С. 188).


[Закрыть]. За престолом, в алтаре, как и на хоругвях, как и на церковных куполах и на всех приличествующих местах, – Кресты исключительно восьмиконечные; четырехконечных нигде не заметите, кроме как на священнослужительских облачениях. Всякая старообрядческая церковь имеет два клироса – правый и левый[481]481
  «Клирос» – от слова клир, но обычно говорят «крылос» – это высокие загородки в приличном расстоянии от иконостаса с правой и левой стороны церкви.


[Закрыть], где стоят чтецы и певцы. Молящиеся резко разделены на две категории – мужчин и женщин; мужчины стоят на клиросах и за клиросами, а женщины – в задней половине храма[482]482
  Это порядок древней Церкви. Блаж. Августин (IV в.) говорит, что в его время в христианских храмах при Богослужении было «благоприличное отделение того и другого пола». Августин Блаженный. О Граде Божием. II. 28. Историк Байе тоже свидетельствует о древних церквах. Байе. Очерк истории искусств. Кн. II. Гл. I. С. 78.


[Закрыть]. В некоторых храмах мужчины занимают правую половину церкви, а женщины – левую. В прежнее время (совсем еще недавно) все мужчины – старые и молодые – были одеты в кафтаны (длинные одежды до пят с многочисленными сборками сзади, в талии, или лишь суженные, без сборок), а женщины в сарафаны (тоже длинные до пят платья, без всяких украшений) и обязательно с покрытой платком головой[483]483
  Апостол Павел пишет: «Всякая жена молящаяся или пророчествующая со открытою головою, постыжает свою голову... Рассудите сами, прилично ли жене молиться Богу с непокрытою головою?» (1 Коринф., 11: 5 и 13).
  В миссионерской газете "Колокол" было в свое время сообщено о таком факте: "Недавно в церкви архиерейского дома (в Кишиневе), благодаря модным женским шляпам произошел несчастный случай: одна вертлявая дама с громадной шпилькой на шляпе проколола щеку рядом с ней стоявшему господину. Местная печать страшно возмутилась этим фактом. Обратил ... внимание и преосвященный Серафим, и в пятницу на первой неделе он произнес проповедь, направленную против безумий мод. "Мне, – говорил епископ, – шлют письма с просьбой воспретить дамам ходить в церковь в громадных шляпках. Зачем наряжаться, словно на бал, идя в храм Божий. Всего лучше ходить в платках. Ни одна старообрядка, как бы она богата ни была, не пойдет в храм, не покрыв голову платком. Чем же наши православные женщины хуже старообрядок?" // Колокол. 1911. С. 1483. А тем, – ответим мы, – что своими дурными модами заражают и старообрядок.


[Закрыть] . Все молящиеся стоят рядами, молятся сообща: одновременно крестятся, одновременно кланяются, где это требуется церковным уставом и порядком. Все должны быть внимательны в совершающейся службе и знать, что и когда нужно делать. Если возглашается или читается: «Приидите поклонимся», – все враз творят положенные поклоны. На возглас священника: «Мир всем!» – отвечают: «И духови твоему», – и при этом приклоняют голову. То же делается и на возглас: «Главы ваша Господеви приклоните». Поклоны трех родов: поясные, земные великие и метания: великие совершаются с головой до земли (до полу), а метания только руками до полу. Для земных поклонов имеются в церкви особые «подручники» (от слова «под руки»), чтобы на них класть руки (собственно, ладони, сложенные в ряд), а не прямо на пол, который может быть пыльный или грязный. Ограждаются крестным знамением истово, а не как попало, иначе сосед заметит: «Что ты болтаешь [рукою], как никонианин». Моление врассыпную, кто когда вздумал, не допускается. В последнее время и «православные» богословы начали осуждать такое моление, которое является отличительным признаком исключительно никонианского богослужения, нет его даже у сектантов. «Многие молящиеся в храме во время анафоры молятся своей самостоятельной, а не соборной молитвой, – говорится в сборнике парижских богословов „Живое предание“, – благодарят Бога за свои радости, несут Ему свои скорби и просят у Него помощи в своих нуждах. Собрание верующих, к великому сожалению, не сознает себя единодушным и единомышленным и единым перед дискосом, на котором вся Церковь и мир окружают Главу – Христа. В отношении мирян к евхаристии и литургии наблюдается элемент соборного, социального распада, который усугубляется грехом редкого причащения. Это есть соучастие в социальном грехе – грехе нелюбви к ближнему» («Живое предание – православие в совершенности». Париж. С. 188). Больше того: это грех разрушения молитвенной соборности, единодушия и единомыслия. Это и просто беспорядок, который не может быть терпим ни в каком деле, ни на каком собрании, ни в какой организации, кроме как только в одной бывшей господствующей в России церкви – и то лишь за богослужением. Непозволительно молиться и на коленях, это латинский обычай[484]484
  Знаменитый митрополит Киевский бывшей господствующей церкви Антоний (Храповицкий), председатель Синода эмигрантской русской церкви, неоднократно осуждал этот обычай. В эмиграции он выпустил уже «33-е объяснение поклонов», в котором разъясняет, что «сей неразумный обычай появился у нас (т.е. у никониан) только в начале XIX в., а до того времени ни один православный христианин никогда не стоял в церкви на коленях» и что молящиеся на коленях «уподобляются в этом отношении врагам Христовым», которые, «пригибающе колени, поклоняхуся Ему (Марка, 15:19), уже присужденному к смертной казни» // Вера и правда. 1932, 25 февраля. № 27 (эмигрантское издание); напечатано и отдельными оттисками. Есть о молении на коленях и в «Избранных сочинениях» м. Антония, Белград. С. 349.


[Закрыть], принятый в сектантстве и в «православии». Считается бесчинием и стоять за Богослужением небрежно, как попало: расставив ноги или одну вытянув или отставив, а на другую опираться[485]485
  Раньше считалось такое «разгильдяйское» стояние расслаблением воли, рассеянностью, небрежностью, а теперь «стояние с упором на одну ногу» объявляется «свойством всех религиозно-культурных людей» // Путь. Париж, 1930. № 25. С. 9. Уставы же церковные требуют: «...соедини ноги и очи смежи, и ум собери» (Там же. Требование преподобного Иосифа Волоцкого. № 27. С. 63). «Как хорошо стоять в струнку, не распуская лениво и беспечно членов, держа все их в некоем напряжении», – говорит даже «православный» епископ Феофан Затворник // Беседы о молитве Исусовой. Издание Валаамского монастыря, 1938. С. 398– 399. Замечательно, что даже в еврейской литературе отмечается, что при молитве нужно иметь ноги соединены. Еврейская энциклопедия. Т. XI.


[Закрыть], или переминаться с ноги на ногу. Требуется стоять прямо и твердо, как солдат во фронте, только чуть наклонив голову в знак смирения и руки скрестив на груди, прижав их. Каждая служба церковная начинается и заканчивается так называемым «семипоклонным началом» (т.е. семью уставными поклонами[486]486
  Каждый старообрядец знает этот «начал» с детства. Многочисленные Уставы говорят о нем, даже в святцах он часто излагается: в сей день – поклоны приходные и исходные земные или поясные. Имеется это требование и в никонианских богослужебных книгах, но ни один ни архиерей, ни иерей, ни семинарист, ни академик не знает его, потому что оно ни в одном даже монастыре «православной» церкви не выполняется ни за какой службой. Старообрядческая же служба без этого «начала» немыслима.


[Закрыть]). Поэтому всякий богомолец, пришедший не к началу службы, обязательно «кладет» (т.е. молится) этот «начал» и этим, так сказать, входит в общую службу, «связывается» с нею, свою молитвенную «нить» вводит в общую «ткань» богослужения.

Отличается старообрядческое богослужение и чтением разными "погласицами": одной погласицей читаются "кафизмы", "часы", "славы", другой – "шестопсалмие", третьей – "паремии", четвертой – Апостол, Евангелие, особой погласицей – поучения, Пролог (жития святых) и т.д. Чтение должно быть неторопливым, внимательным, отчеканенным. Светская же манера чтения, принятая, например, в сектантстве (и, кажется, ни в какой другой религии), совершенно не допускается, как профанирующая Богослужение, низводящая его до обыденного газетного развлечения[487]487
  Были и в старообрдчестве попытки отдельных лиц, зараженных уличной «культурой», ввести такое чтение, но они всегда вызывали лишь возмущение у молящихся. Соответственно моде можно и Христа изобразить в сюртуке, и Богородицу подрумянить; может быть, на современный взгляд, это и красиво, но с религиозной точки зрения это кощунство. Это все равно, что бородавка или прыщ на лице: портит общий стиль богослужебного лика.


[Закрыть]. На некоторых чтениях полагается сидение: главным образом, за всенощной – самой продолжительной службой. Так, молящиеся садятся на чтении паремий, Пролога, поучений, седальнов; в некоторых приходах сидят и на кафизмах (то есть во время чтения их), что не установлено в церковном «Обиходе». Для сиденья в каждой церкви имеются скамьи, тянущиеся на всю длину стен, а под ними «про запас» – еще маленькие переносные скамеечки. Но есть в богослужении такие моменты, когда не разрешается не только сидеть, ни даже переходить с места на место, тем более – выходить из церкви: это при чтении Евангелия, шестопсалмия, вступления ко всякой службе (Царю Небесный, Святыи Боже, Пресвятая Троице, Отче Наш и Приидите поклонимся), а также при пении Херувимской, Символа веры, молитвы Господней («Отче Наш»). В эти моменты даже поправлять свечи и лампады не допускается.

Богослужение есть молитва – беседа души с Богом, здесь все должно быть благоговейным, чинным, сосредоточенным, погруженным в "небесный поток". В Богослужении неуместно ничто низменное, суетное, греховное[488]488
  Уже допущение на молящихся модной одежды вносит в церковь некоторую светскость и пестроту, обмирщает ее, ослабляет ее красоту и вносит соблазн и, значит, греховность.


[Закрыть]. Причем молитва должна быть общей, не разрозненной, а слитой в одно общецерковное русло, ибо молится вся церковь, – «едиными усты и единым сердцем славит Бога», как и возглашается в литургии. С апостольских времен и пение в церквах было общим, пели все: мужчины и женщины, старые и юные[489]489
  Это видно из книги «Постановления Апостольские» (Кн. VIII. Гл. 12 и 13). Святой Исидор Пилусиот говорит: «Апостолы Господни, обучавшие нас благоустройству, с намерением прекратить пустые разговоры в церквах, благоразумно дозволили в них петь женщинам» (Т I. С. 63).


[Закрыть]. Святые отцы свидетельствуют, что и в последующие века было так же[490]490
  Св. Иоанн Златоуст о своем времени говорит: «Вот пропетый псалом соединил различные голоса и устроил то, что вознеслась одна стройная песнь: и юноши, и старцы, и богатые, и бедные, и жены, и мужья, и рабы, и свободные – все вознесли одно песнопение... Из всех составляется хор, всякому принадлежит одинаковое право пения, и земля подражает небу. Таково превосходство Церкви. Ибо нельзя сказать, что здесь господин поет с великим дерзновением, а рабу заграждаются уста или богатый имеет право говорить, а бедный осуждается на молчание, или муж поет с дерзновением, а жена стоит и остается безгласною, но все мы, пользуясь одинаковой частью, возносим общую жертву, общее песнопение; ни тот не имеет преимущества пред этим, ни этот пред тем, а все в равной чести, и одно пение из различных уст воссылается к Создателю вселенной». Св. Иоанн Златоустый. Беседы на разные места Священного Писания. Т. III: Беседа о псалмопении. СПб., 1863. С. 385-386.


[Закрыть].

В старообрядчестве сохранилось до сего времени древнерусское церковное пение, каковым оно было на Руси до Никоновской реформы, по духу своему, по тональности и всему строю отвечающее именно Богослужению. Это не светское пение с его всевозможными эмоциями, эффектами, многоголосием и многими другими прелестями, а церковное, подлинно религиозное, молитвенное[491]491
  О таком пении известный светский писатель В.В. Розанов отзывается: «Когда стали петь, я стал вслушиваться в звуки и тайную музыку наших церковных напевов. Все они таковы, что в них как бы умерли все стихии земные; нигде удара голоса, восклицания, ничего горячего, страстного, т.е. могуче и благородно страстного, что для музыки доступно и выразимо. Все спокойно, тягуче; звучит – но уже бесстрастными звуками. Как бы это поют лики угодников из-за золотоносных риз своих, и пение это прекрасное, особенное, неземное пение». Розанов В.В. Темный лик. С. 65.


[Закрыть]. В церкви не должно быть никакой театральности, и богослужение не драма, не игра, а сердечное, внутреннее слитие с Божеством, то есть, по содержанию своему, Богодействие, а выражается оно в храме Божием чтением и пением. «Ничто не возбуждает, не окрыляет так духа, ничто так не отрешает от земли, – говорит св. Иоанн Златоустый, – как пение стройное, как песнь священная по правилам ритма». «Настроившись на мелодии слов, – говорит другой великий св. отец, – душа забывает о страстях, с радостью взирает на ум Христов и помышляет только обо всем лучшем» (Афанасий Великий).

Но с Никоновских времен стало вводится в России за богослужением новое пение – светское, вычурное, "фряжское", против которого протестовал еще священномученик Аввакум[492]492
  Он писал в своих «Беседах» о никонианском пении: «Он мой бедной (труженик), мается шесть ту дней на трудах, а в день воскресной прибежит во церковь помолити Бога и труды своя освятити, ано и послушати нечево – по-латыни поют, плясавицы скоморошья». Аввакум. Житие... Указ. изд. С. 218-219. В одном письме Аввакум восклицает: «Зело Богу гнусно нынешнее пение!» (там же. С. 349).


[Закрыть]. Потом оно превратилось совсем в театральное под именем нения «италианского»[493]493
  В варшавском Синодальном журнале «Воскресное Чтение» напечатана замечательная статья о церковном пении (№ 44-45). О древнерусском церковном пении автор статьи говорит, что это «дыхание христианских катакомб, умилительное и детски чистое» (С. 668). А о новом отзывается, что оно «исказило дух и стиль духовной музыки», сообщает, что его «насадил» в России знаменитый итальянец Сарти (1729-1802 гг.) в царствование Екатерины Великой. Он в славословие великое вставил даже «канонаду и фейерверк в честь Екатерины» (С. 668 и 669), что и принято было новой церковью и выполнялось. Говорят: итальянское пение красиво, чарующе, захватывает. На это знаменитый философ Вл.С. Соловьев отвечал: «Красивы и танцы, красив и фарс – не вводить же их из-за этого в Богослужение». Хороша соль в своем месте, но если ее всыпать в чай, никто его пить не станет; даже мед в борще неуместен. Все хорошо и своем месте.


[Закрыть].

Старообрядческое пение унисонное, т.е. однотонное: строго требуется в нем, чтобы общий, соединенный звук, независимо от количества певцов, был вполне однородного характера, не нарушаемого покушениями кого либо из певцов выделить свой собственный голос:. Идеал такого пения – единодушие, сглаженность, чтобы "спевшиеся" певцы настолько приладили свои голоса один к другому, что при всей их органической разнохарактерности (басы, тенора, дисканты с их тембрами) пение их производило впечатление одного неразрывного целого. В таком пении не допускаются не только многоголосие (партес) или трехголосие, но даже так называемые вторы[494]494
  По объяснению глубокого знатока старообрядческого пения, Я.А. Богатенко, «втора», в ее прямом значении, есть постоянное сопровождение основной мелодии добавочными звуками, идущими на всем протяжении пения". «Проходящие же интервалы в расстоянии терции (когда лишь в некоторых местах басы берут ниже) допускаются» // Церковь. 1915. № 14. С. 329.


[Закрыть]. Все мелодии в старообрядческом пении подчинены восьмигласию: разделены на восемь гласов, т.е. ладов – от первого до восьмого; в одно воскресенье поются стихеры, возвахи, ирмосы на первый глас, в следующее – на второй и т.д., чередование идет в течение всего года. Некоторые стихеры поются еще на «подобны» – тот же глас, но мелодия более замысловатая, особенная, имеющая свою тоновую лестницу. Кроме того, в старообрядческом пении есть еще демественный напев. Древнерусские «Степенные» книги называют демественное пение самым прекрасным, а Летописи – изящным. Демество не подчинено правилам восьмигласия. Мелодия его более свободна и звучит торжественно, то сразу поднимаясь на большую высоту, то опускаясь на самые низкие ноты. Для песнопений имеются особые книги – певчие, написанные очень замысловатыми знаками, получившими по виду своему названия «крюков», почему и самые книги певчие называются «крюковыми», а пение по ним – знаменным, или столповым (от слова «столп», каковым именуется в славянском языке всякий знак). Знамена, или знаки (крюки) весьма различны и означают не только высоту тона, но и его продолжительность и силу (ударение, подчеркивание, мягкость и твердость и т.п.), означают и знаки препинания, т.е. паузы, замедление темпа, остановки. Крюковые знаки отвечают смыслу песнопения и поэтому имеют (с.290 ***) динамические оттенки: одни выпеваются тихо, другие «борзо», одни означают «качку» голосом, другие – «встряску», «ломку», третьи – «отсечки», «закидки» и иные названия в тоне; они и носят соответствующие названия и требуют соответствующего применения к тексту песнопения.

Искусство крюкового нения довольно трудное, и не всякий может его постигнуть. За время двух с половиной веков гонения на старообрядчество, оно во многих приходах было утеряно и забыто, в других искажено до неузнаваемости: пели как кто мог и как умел. Когда там было изучать высокое искусство церковного нения, когда приходилось с пением прятаться по лесам и в подвалах. Не доставало и книг певчих: писались они от руки и стоили дорого. Вследствие такого положения пение церковное пришло в упадок. По местам создавались и напевы разные: беливский, мысцевский, [...] , киевский, морозовский и др. Мелодии получили наслоения, [,..], прибавления и убавления[495]495
  Очень несовершенно старообрядческое пение за границей (в некоторых приходах Румынии), его даже трудно признать истинно старообрядческим, до того оно извращено – и по мелодии и даже по выражению текста. [...] На состоявшемся в г. Браилове Освященном Соборе 25 апреля (8 мая) 1941 г. эти недостатки в пении были отмечены, и постановлено: вменить в обязанность приходским священникам и дьякам (уставщикам) следить, чтобы пение в храмах было чинным, правильным и благолепным.


[Закрыть]. Пели великолепно лишь в исторически известных монастырях да в богатых приходах. Но и тут не было пение совершенным. Сохранилось оно во всем его величии лишь в Москве на Рогожском Кладбище, тут о нем заботились и содержали большой платный штат певчих. Во всех же остальных приходах всегда пели сами прихожане, подучившись пению или у случайных «мастеров» или самоучкой: от таких певчих нельзя было и требовать какого бы то ни было совершенства в пении; было велегласие и громогласие, но не было «искусства». Наиболее совершенным было «морозовское» пение. Такое название получило оно от имени крупнейшего старообрядческого деятеля последнего времени (перед «золотым» периодом) Арсения Ивановича Морозова, известного фабриканта Богородско-Глуховской мануфактуры (вблизи Москвы). Он имел возможность содержать при старообрядческой церкви на своей фабрике огромный хор певцов и певиц (до 150 человек [...]), составленный из служащих и рабочих фабрик, а [...] «Императорское Общество Любителей Древней Письменности» издало на средства А.И. (посредством светопечати) весь «Круг древнего церковного крюкового истинноречного пения знаменного распева»; в него вошли Октай, Обиход (с Литургиями), Ирмосы, Праздники и Трезвоны. Напечатаны они с рукописи регента Морозовского хора И.А. Фортова[496]496
  И.А. Фортов был не только очень глубоким знатоком церковного пения, но и композитором. По предложению названного Императорского общества, он переложил «Творения царя Ивана Васильевича Грозного» и «Стихиры св. Петру» с древней крюковой ноты [нотации] на современную линейную. По предложению того же общества, он написал службу св. Николе Чудотворцу напевом XVI века и канон-молебен с тропарями, кондаками и икосами полностью – для подношения императору Николаю Александровичу. Умер Н.А. 24 декабря 1907 г.


[Закрыть]. Что особенно было важно, в этом «Круге» была напечатана «Азбука певчая», в которой даны объяснения всем крюкам (знаменам): не только того, сколько какой крюк содержит в себе тонов и каких именно (ут, ре, ми и т.д), но и какая их выдержанность: скорость, продолжительность, переходы вверх и вниз и где над каким текстом, по смыслу его, они пишутся. Эта «Азбука» устанавливала полноту и совершенство искусства церковного пения[497]497
  Один из учредителей Императорского общества, издавшего морозовские книги, позволил себе в некоторых местах их, именно в текст их, внести кое-какие поправки. Это обесценило книги, и они не были приняты в старообрядческих приходах, за исключением лишь некоторых, где «поправки» эти все-таки уничтожили.


[Закрыть].

Когда же была объявлена свобода вероисповедания (1905 г.), старообрядчество повсеместно начало восстанавливать церковное пение по "правилам ритма", как выражался св. Иоанн Златоустый. Во многих приходах открылись школы пения, в епархиях организовались курсы для подготовки учителей пения; саратовский епархиальный Съезд постановил во всех приходах епархии открыть училища церковного пения и чтения. Подобная забота была проявлена и в других епархиях. В старообрядческих журналах появились многочисленные статьи по методике пения. В Богородско-Глухонской общине организовалась подготовка учителей пения но очень широкой программе. Вот некоторые пункты ее: 1) правильная постановка голоса (теория и практика); 2) правильное изучение крюков, лиц, фит, кулизм и способы преподавания; 3) правильное изучение демественного пения и способы преподавания; 4) элементарная теория; 5) развитие слуха: сольфеджио, диктант; 6) краткие сведения о формах гласового пения; 7) история церковного пения в России и т.д. Руководителем этой подготовки состоял заместитель Фортова по управлению Морозовским хором П.В. Цветков – восходящее яркое светило на певческом небосклоне.

Почти с такой же программой организовались курсы пения при Московском Братстве Честного Креста под руководством Л.В К[...][498]498
  Вероятно, речь идет о Л.Ф. Калашникове, старообрядце белокриницкого согласия, авторе «Церковного знаменного пения». – Ред.


[Закрыть], тоже прекрасного знатока церковного пения. (Есть его собственного составления и издания «Азбука» по пению, очень ценная по содержанию). При Братстве же организовался и показательный хор под руководством Я.А. Богатенко, преподавателя церковного пения в старообрядческом Институте, богатого эрудита [...] и проникновенного методиста и исследователя по пению, главным образом, церковному, древнерусскому[499]499
  Впоследствии Я[ков]А[лексеевич] был приглашен преподавателем древнецерковного пения, именно крюкового, в Государственную Консерваторию. Уже при советской власти были изданы его ценные исследования по древнецерковному пению.


[Закрыть]. Во многих приходах организовались женские хоры – не только в городах, но и в селах, в станицах. Однако появление женских хоров в церквах за богослужением смутило некоторых старообрядцев, и вопрос о женском пении в церквах восходил на рассмотрение Освященных Соборов. Освященный Собор, состоявшийся в 1911 г., рассмотрел этот вопрос на основании церковно-богослужебных книг[500]500
  В чине венчания мужа и жены читается молитва, в которой говорится: «Сия же жена покровенною главою со благоговением и целомудрием добре устрояет себе делы благими и пение приносит славе Твоей».


[Закрыть], святоотеческих творений и истории церковной, постановил: «Представить разрешение пения женщин в храме усмотрению епархиального епископа, соображаясь с обстоятельствами и общественным мнением»[501]501
  Церковь. 1911. № 37. С. 888. Собор 1913 г. не разрешил смешанных хоров, а также пения женщин в мужских монастырях. Но в Белокриницкой митрополии было принято в особо торжественных случаях допускать пение инокинь в мужском монастыре.


[Закрыть]. На местах, во всех епархиях, были разрешены епископами женские хоры. В годы войны (1914-1918 гг.) многие приходы обслуживались одними лишь женщинами и девицами, даже в Московских храмах пели девицы. Пение их было допущено в церквах самого Рогожского Кладбища, ибо и тут оскудел состав мужских певчих.

Еще задолго до только что названной войны, старообрядческое пение под руководством опытных его руководителей настолько выровнялось и окрепло, приняв свой настоящий, неискаженный вид, что такие его вдохновители, как вышеназванные Цветков и Богатенко, решили вынести его на оценку широкой публики: они стали устраивать в Москве и Петрограде, а также и в других городах публичные концерты старообрядческого пения. Первый концерт Цветкова с Морозовским хором (в 130 человек) был дан уже в 1908 г. в Большом зале московской Консерватории и в том же году и в Петрограде, в тамошней консерватории. Концерты имели блестящий успех. Если раньше к старообрядческому пению "православные" ценители, за редкими исключениями[502]502
  Знаменитый композитор, профессор Московской Императорской консерватории С.В. Смоленский писал о древнерусском церковном пении, сохранившемся в старообрядчестве: «Можно сказать без преувеличения, что это русское церковное богатство, к тому же несравненно более сильное мелодически, чем у всех неславянских народов Европы, есть сущий краеугольный камень будущей русской музыки». "Если сравнить наглядность и выразительность крюков, объясняющих «меру и силу, и всякую дробь и тонкость», с бедностью квадратных пятилинейных нот, лишенных означений ритмических и означений для выработанных ныне оттенков исполнения, то, действительно, в нотах «никакая же надлежит нужда». «Мне обидно за нынешних русских художников, прямо не знающих и даже не желающих сколько-нибудь узнать этот глубокий мир русских звуков. Это мир озарения самых чистых и простых чувств великой русской души...». Смоленский С.В. О собрании русских древнепевческих рукописей в московском синодальном училище. С. 2-4 и 32-33.


[Закрыть] относились отрицательно, признавая его скучным, тягучим, даже «гнусавым»[503]503
  «Гнусавым» старообрядческое пение не может быть, ибо оно по своему ладу выполняется открыто, свободно, полной грудью. Намеренно гнусавое пение принято и до сих пор существует в греческой церкви и румынской.


[Закрыть], то теперь они были в большом восторге от него. Залы консерваторий были переполнены слушателями, среди них преобладала благодарная публика, достойные ценители пения: профессора высших учебных заведений – университетов, институтов, регенты и учителя певческих хоров, представители господствующего духовенства и, главное, профессора и преподаватели в консерваториях, а также преподаватели филармонического училища, синодального певческого училища. Все они отзывались похвально о старообрядческом пении, признавая его истинно церковным, подлинно религиозным, создающим настоящее молитвенное настроение.

Печать обеих столиц также оценила старообрядческое пение. Им заинтересовались даже дворцовые круги, и Морозовский хор был приглашен и придворную певческую капеллу в Петроград, где и пел вперемежку с дворцовой капеллой. "Одушевленно, могуче лилась древняя, как само христианство, церковная мелодия, перечувствованная и переработанная верующей русской душой, – отзывалась столичная пресса на старообрядческие концерты, – недаром же ученые наши композиторы видели в нашей старой церковной музыке близость с народной песней. Чувствовался в пении широкий простор полей русской родины, элегический, но могучий". Некоторые органы печати старый отзыв Мельникова-Печерского в его классических "Лесах" о старообрядческом пении на Иргизе: "Вот уж истинно ангелоподобное пение там. Стоим, бывало, за службой-то, всякую земную печаль отводит, никакая житейская суета в ум не приходит... Да, великое дело – церковное пение: душу к Богу подъемлет, сердце от злых помыслов очищает...". Концерты Морозовского хора повторялись в последующие годы, вызывая тот же восторг и похвалы[504]504
  Весьма показательно, что и «православные» стали подражать старообрядцам не только в пении, но и в одеянии. Так, по поводу одного такого подражания даже миссионерская газета «Колокол» писала: «Как отрадно было видеть благоговейных певцов и певиц – крестьян. Девушки и девочки покрыли свои головы платочками, мужчины были в приличных русских костюмах. Песнопения древнерусского напева производят сильнейшее впечатление, чем новомодные» // Колокол. 1913. № 2192. Еще знаменательнее, что даже один из сектантских журналов «Верность» (Филадельфия, Америка) заявляет: «Светские мелодии наносят большой урон душам» // Верность. Филадельфия, 1936. № 10-11. С.4).


[Закрыть].

Я.А. Богатенко начал выступать на публичной концертной сцене со своим хором при Московском Братстве позднее – с 1911 г., притом на первых выступлениях с демонстрацией лишь духовных стихов, псальм и собственного старообрядческого творчества. Это творчество отражает в себе или молитвенные и религиозные чувства, или поэтические пересказы библейских и евангельских событий, или же, наконец, заключают в себе исторические факты из эпохи гонений на старообрядчество. Пение этих стихов было не церковным, а домашним: распевались они во время праздничного отдыха и во время работы, при семейных торжествах и празднествах (во время, например, свадьбы), заменяя собою светские песни. Выступления свои Богатенко сопровождал объяснениями: это были концерты-лекции, знакомившие публику не только с характером пения стихов, но и с их историческим смыслом и происхождением. Выступления Якова Алексеевича с братским хором было встречено и оценено публикой и специалистами-знатоками, а также и печатью не менее восторженно, чем концертные демонстрации Морозовского хора. Потом г. Богатенко ввел в свои концерты и чисто церковное старообрядческое пение. Выступал он с братским хором не только в Москве, но и в Петрограде, Егорьевске, Ржеве и других городах, всюду имея неизменный успех.

В Петрограде устраивал "вечера песнопений" и свой местный хор – Громовского старообрядческого Кладбища, под управлением диакона Харлампия Маркова, и так же с большим успехом. Такие вечера песнопений начали устраиваться и в других городах местными старообрядческими хорами.

Ободренные и воодушевленные успехами на публичных выступлениях, господа Богатенко и Цветков осмелились демонстрировать старообрядческое пение даже на исключительно "православных" собраниях и съездах и в специально ученых учреждениях, впрочем, по нарочитым приглашениям. Так, на состоявшемся в Москве в 1910 г. всероссийском съезде хоровых деятелей был посвящен особый вечер для концерта Морозовского хора. Перед началом его Н.А. Богатенко прочел доклад "Забытое искусство", а П.В. Цветков перед исполнением каждого песнопения давал объяснение его характерных особенностей. Это демонстрирование старообрядческого пения перед лицом съехавшихся со всей России регентов и содержателей православных хоров, а также представителей разных ведомств и учреждений имело громадное значение. Уже на самом Съезде один из членов его прочел о церковном пении доклад, в котором решительно заявлял: "Необходимо вернуться к старинной церковной мелодии". Несомненно, что и многие другие члены съезда увезли с собою в свои захолустья такое же впечатление[505]505
  В духовной печати того времени появилось много статей, посвященных церковному пению в православной церкви. Так, и «Вестнике Виленского Святодуховского Братства» священник Л. Рождественский писал: «За Богослужением вы часто не видите надлежащего религиозного настроения у молящихся, несмотря на все ухищрения регента при исполнении церковных песнопений. Разительно это заметно на литургии верных. Наступает время таинственнейшего во всей литургии священнодействия. Приносится Святая Жертва. Молящиеся приглашаются устремить сердце от земли к небу – горе, а на клиросе вдруг заревут: „Милость мира“, – „с чердачка“ или „пуганное“, и всякое религиозное настроение окончательно исчезает... Всевозможные непризнанные композиторы долго еще будут царить на нашем клиросе, в конец убивая наше церковно-певческое искусство, в старину столь славное» // Вестник Виленского Святодуховского братства. № 22. 1913. «Полтавские епархиальные ведомости» писали: «Большинство сельских хоров с их руководителями до сих пор питают пламенную любовь к такого рода произведениям, как Отче наш – „птичка“; Господи помилуй – „соловей“ и подобным, „им же несть числа“. Этим „вдохновляют“ молящихся и, зачастую, и предстоящих» // Полтавские епархиальные ведомости. 1910. № 6. В «Волынских епархиальных ведомостях» была напечатана обширная статья: «О [...] пении, допускаемом в некоторых наших храмах» // Волынские епархиальные ведомости. 1910. № 26. В ней между прочим сообщается: «Прежде всего бросается в глаза неуместная [...] и кощунственная мелодия Херувимской песни. В сельских храмах приходится иногда слышать пение Херувимской песни на мотив „Дубинушки“, „Камаринского“. В захолустных храмах клиросные „художники“ разделывают иногда такие „плясы“, что будь не храм – хоть танцуй... Какое поругание, какое кощунство вносятся в храм пением разных „дубинушек“! Какое развращение народа!» Автор припоминает наставление пастырям «преосвященного» Антония, архиепископа Волынского, потом митрополита Киевского и, наконец, в эмиграции – председателя священного Синода эмигрантской православной церкви: «Особенно должно с любовию хранить местные церковные напевы, которые гораздо ближе к богопреданному знаменному и крюковому пению, чем ноты современных композиторов... Увы, последняя русская церковная служба удалилась от вселенского общения больше, чем какая бы то ни было поместная церковь». Невольно вспоминаются гневные слова великого Аввакума: «Зело Богу гнусно нынешнее пение».


[Закрыть]. В 1912 г. на очередном всероссийском Съезде регентов и хоровых деятелей, состоявшемся тоже в Москве, выступил с докладом «О крюковом пении» уже представитель господствующей церкви, протоиерей В.М. Металлов – преподаватель пения Московской консерватории, в синодальном училище и археологическом институте. Он доказывал необходимость вернуться к древнерусскому церковному пению: «Старинные русские напевы, запечатленные в крюковом знаменном пении, обладают несомненными достоинствами и часто превосходят по своей выразительности (вполне доступной пониманию молящихся) современные церковно-музыкальные пьесы»[506]506
  Церковь. 1912. № 25. С. 606. На этом съезде хоровых деятелей не смог участвовать Морозовский хор, так как его талантливого руководителя не было уже в живых: П.В. Цветков скончался 20 марта 1911 г. в расцвете своих молодых сил и богатых дарований.


[Закрыть].

В 1913 г. Я.А. Богатенко выступал с братским хором на юбилейном Археологическом Съезде в Москве, им был прочитан и доклад: "Русское духовное пение прошлых веков (церковно-богослужебное и домашнее)", который был напечатан в "Записках" Съезда. Даже такое совершенно светское учреждение, как музыкально-этнографическая комиссия в Москве, посвятила одно свое заседание выслушиванию доклада г. Богатенко о старообрядческом пении с демонстрированием последнего братским хором. Председатель названной комиссии, Н.А. Янчук, выразил даже пожелание, чтобы были снаряжены специальные научные экспедиции в такие старообрядческие места, как Заволжье, Стародубье, на Ветку, на Кавказ, в Сибирь, чтобы "обследовать и собрать устный материал, хранящийся в народном предании, так как этот материал исчезает год за годом, а молодое поколение старообрядцев, заражаясь новшествами, забывает старину". И старообрядцам г. Янчук пожелал: "Пускай же они не забывают своей родной старины, своих родных песнопений". Нашлись, однако, и в старообрядчестве некие "новогласы", которые пытались ввести в церковное пение некую гармонизацию, удваивая и утраивая голосовые созвучия. Но здесь они получили суровый отпор со стороны иерархии и самого церковного народа и не имели никакого успеха[507]507
  Эти попытки тем более возмутительны, что делаются в такое время, когда даже никониане стараются отделаться от этих «уклонов». Митрополит Антоний (вышеупоминавшийся) и в эмиграции не раз заявлял, что старообрядческое знаменное пение «умилительное», а православное многоголосное «бессмысленное и совратительное» (Брошюра его «Православие и [шовинизм]». Карловцы. 1930. С. 9.). В эмиграции многие церковные и светские писатели изобличали православное многоголосное пение и требовали удаления его из церкви, как свойственного театру, а не храму Божию (см.: иеромонах Иоанн. // Б[...]лое иночество. 1932. С.48-49 [...]; иеромонах Филипп. // Воскресное чтение. Варшава. 1934. № 34 и 35; священник [...] // Церковь и наука. Сидней – Австралия, 1935. № 24. С. 6; И. А. Ильин // Путь. Париж, 1930. С. 127; Н. Ильенко. Вестник русского студенческого христианского движения. 1928. № 1; И. Лаговский // Вестник – орган церковно-общественной жизни. 1937. № 3-4. С. 15 и др. В самом Париже давались концерты знаменного пения православным хором. Сообщалось о них в «Возрождении» (эмигрантской газете): «Когда русский духовный хор исполняет на концертах в Париже песнопения старины, так называемые знаменные распевы, то перед иностранцем – новый мир, а у русского – холодок по спине: эти вещи сочинены около тысячи лет назад, может быть, в Киево-Печерской лавре. Напевы величественны, суровы в своей чистоте, неизукрашенности, писанные „знаменем“, то есть как бы иероглифически: нот теперешних не было, звуки изображались рисуночками» // Возрождение. 1938. № 4137.
  Замечательно, что в самой римско-католической церкви, от которой никониане позаимствовали партесное пение, очень сильно "унисонное" движение. Еще в XVI в. на Тридентском соборе было решено возвратиться к одноголосному пению. Папа Пий X, большой знаток церковной музыки, неоднократно делал попытки восстановить в католичестве унисон в церковном пении. В наше время "повсеместно возвращаются к строгим древним распевам – параллельно западному григорианскому унисону, который тоже в большой моде" // Путь. № ?. 193?.


[Закрыть].

Одновременно с развитием и укреплением повсеместно в старообрядческих приходах знаменного нения возникли и старообрядческие издательства певческих книг. Так, в Киеве основалось издательство Л.Ф. Калашникова под фирмой "Знаменное пение". Оно выпускало книги литографированные. В Москве организовалось издательство М.Д. Озорнова, оно начало печатать певчие книги типографским способом. С ним потом объединилось Калашниковское издательство. Книги стали дешевы и доступны по цене самому бедному приходу. Издательство "Знаменное пение" обязалось, в силу соборного постановления, предоставлять рукописи книг, предназначенные для печати, на предварительное рассмотрение и разрешение московскому архиепископу. Только такие издания благословлял Собор вводить в приходское употребление. Таким образом достигалось единообразное пение во всех приходах. По вопросам пения начали выходить два специальных журнала: "Церковное пение" в Киеве и "Церковный старообрядческий певческий вестник" в Беливе (у Гуслицы). Церковному пению старообрядчество, как видим, уделяло чрезвычайно много внимания в описываемый период.