Текст книги "Краткая история древлеправославной (старообрядческой) церкви"

Автор книги: Федор Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

Уже в служебниках, изданных еще в 1656 г., в самой литургии, отведено царю особое, почетное место с возглашением его громкого титула. По древним, дониконовским, Служебникам на великом входе священник возглашает лишь: "Всех вас да помянет Господь Бог во царствии Своем", царь упоминался лишь тогда, когда сам присутствует за богослужением [110]111
  Миссионер-иеромонах Филарет сличил и проверил 70 Служебников древлеписьменных и старопечатных, начиная с XII века и кончая XVII, и нигде не нашел требования непременно возглашать царя во всех церквах и повсеместно на великом входе за литургией. Чин литургии св. Иоанна Златоустого. М., 1876. С. 81.


[Закрыть], причем он титуловался очень скромно: «Да помянет Господь Бог благородие твое во царствии своем». По новым же Служебникам требуется всюду, по всем церквам, всегда на великом входе поминать царя с предлиннейшим титулом: великий, тишайший, кротчайший и т.п. [111]111
  «Так-то и царя тово враг Божий омрачил, – пишет протопоп Аввакум об Алексее Михайловиче, – да к тому величает, льстя, на переносе: „Благочестивейшего, тишайшаго, самодержавнейшаго нашего, такова-сякова, великаго, больше всех святых от века, да помянет Господь Бог во царствии своем, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков“... А царь-от петь, в те поры чается и мнится, будто и впрямь таков, святее ево нет. А где пуще гордости той. Мерзко Богу горделиваго и доброе дело, кольми же блудня и слабоумие, истину в неправде содержаще». Жития... Указ. Изд. С. 238-239.


[Закрыть] В последующих царствованиях титулы поминаемых на великом входе царей, цариц, великих князей и княгинь и их чад до того растянулись, что заняли больше времени, чем совершение всей литургии. Самая литургия превратилась в какую-то царскую демонстрацию. [112]112
  Даже в панагии, пожертвованной царицей Елизаветой Петровной в 1764 г., вместо Богородичной иконы вставлено ее собственное изображение с обнаженными плечами. Прохоров В. Христианские древности. 1862. № 12. Снимок с панагии и портрета царицы.


[Закрыть]

Петр Великий ввел в Регламент Синода присягу членам-архиереям, в которой они клянутся Всемогущим Богом признавать "Крайним Судьей" над Синодом и, значит, над всей церковью самого государя-императора Петра Алексеевича. Все ему должно быть покорно: и церковь, и иерархия, и соборы – он выше и больше всех, он "Крайний Судья", выше его никого уже нет. В основных Законах Российской Империи царь признавался и титуловался главой церкви. В сущности, от его имени, по его уполномочию всей церковью и самим Синодом управляли обер-прокуроры Синода. Они были фактической и непогрешимой главой церкви. Догмат цезарепапизма превратился в обер-папизм, что было зловреднее и еретичнее.

Все вышеизложенные догматы, как и другие новой церкви порождены новым духом, чуждым древней Руси, противным истинной Христовой Церкви и Самому Христу, духом тлетворным, гибельным, который дохнул на Русь со времен Алексея и Никона и, постепенно все больше и больше отравляя великую страну, привел ее к гибели в наше время.

Надежды на восстановление древлеправославной веры.

Раскол Русской Церкви совершился не сразу. Определения собора 1666-1667 гг. были настолько ошеломляющими, в них было так много бессмыслия и безумия, что русский народ счел их за «дьявольское наваждение». Многие думали, что это временный туман, который должен скоро рассеяться. Сторонники и защитники старых книг и древней Церкви думали, что царь Алексей обманут приезжими греками и хохлами (малороссами-украинцами) и верили, что он должен же понять этот обман и возвратиться к старине, а обманщиков отогнать от себя. Что же касается русских архиереев, участвовавших на соборе, то о них составилось убеждение, что они не тверды в новой вере и, только боясь царя, готовы веровать так, как он прикажет. Один из наиболее видных сторонников новой веры и новых книг, чудовский архимандрит Иоаким (впоследствии патриарх Московский), откровенно заявил: «Я не знаю ни старой веры, ни новой, но что велят начальницы, то я готов творить и слушать их во всем». "Хороши законоучители, – удивлялся на тогдашних архиереев протопоп Аввакум. – Да што на них дивить. Таковыя нароком наставлены, яко земския ярыжки, – что им велят, то и творят. Только у них и вытвержено: «А-се, государь, бо-се государь, добро, государь». Аввакум припомнил один очень характерный случай, ярко рисующий безволие и покорность тогдашних архиереев. «Медведя Никон, смеяся, прислал Ионе (митрополиту) Ростовскому на двор, и он челом медведю. Митрополитище, законо-положник, – удивляется ему Аввакум. – А тут же в сонмище с палестинскими сидит, будто знает». То есть заседал на соборе с восточными патриархами. «А о Павле Крутицком, – вспоминает Аввакум другого митрополита, – мерзко и говорить: тот явной любодей, церковной кровоядец и навадник, убийца и душегубец, Анны Михайловны Ртищевой любимой владыка, подпазушный пес борзой, готов зайцов Христовых ловить и во огнь сажать». Он никогда «не живал духовно, блинами все торговал да оладьями. Да как учинился попенком, так по барским дворам научился блюды лизать. И не видал и не знает духовного жития». Не лучше был и третий иерарх, Илларион, архиепископ Рязанский. «В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушке, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площади, чтобы черницы-ворухинянски любили. Ох, ох бедной! – воскликает Аввакум. – Некому по тебе плакать». Всех тогдашних архиереев наблюдательный протопоп отлично знал. Всем он им говорит: «Нечева у вас и послушать доброму человеку: все говорите, как продать, как куповать, как есть, как пить, как баб блудить... А иное мне и молвить тово сором, что вы делаете: знаю все ваше злохитрство, митрополиты, архиепископы – воры, прелагатаи, другия немцы русския.» [113]113
  Протопоп Аввакум. Житие... Указ. Изд. С. 34-35, 218, 220-221,239-240 и др. «Имя епископское дается ныне, – говорит св. Василий Великий о своем времени, – людям развращенным, подлым рабам, потому что никто из рабов Божиих не решается себе искать епископства, ищут же люди отчаянные». Письмо его к Евсевию, епископу Самосатскому // Творения. Ч. VII. С. 179-180.


[Закрыть] Конечно, таким совсем не дорого было ни русское благочестие, ни святая Русь, ни вся Церковь Христова. Поэтому они так легко и без всякого разсуждения и без знания принимали все новшества и заодно с пришлыми чужестранцами проклинали весь православный русский народ и еретичили исконные его предания, обычаи и книги.

После собора 1667 г. еще в течение пятнадцати лет идут пререкания между сторонниками старой и новой веры, между представителями древней, народной Церкви и представителями новой, правительственной церкви. Защитники старины надеялись, что еще можно уладить возникший спор и устранить церковный раскол, что государственная власть одумается и вернется к старине, а все "никоновския затейки" оставит. Великоревностный протопоп Аввакум слал царю одно послание за другим и призывал его к покаянию: "Помилуй единородную душу свою и вниде паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси". "Богатырь" протопоп, как величает его знаменитый историк С.М. Соловьев, горячо и вдохновенно убеждал царя, что в старом православии, которое так кощунственно проклято собором, нет ни малейшей погрешности. "Если в нашем православии, – писал Аввакум, – или в наших отеческих книгах и в содержимых ими догматах есть хоть одна ересь или хула на Христа или Церковь Его, то рады мы прощаться за них перед всеми православными, особенно за то, что сами внесли что-либо соблазнительное в Церковь". "Но несть, несть ни раскольства, ни ереси за нами, – убежденно восклицал стойкий и непреклонный пастырь. – Мы содержим истинную и правую веру, умираем и кровь свою проливаем за Церковь Христову".

Другой пламенный исповедник древнего православия и мученик, священник Лазарь, обратился с челобитной к новому Московскому патриарху Иоасафу, умоляя его "загладить следы ног Никона", то есть отбросить все его нововведения и возвратиться к прежнему благочестию. И тогда, надеялся священномученик, "престанет лютость еретическая". Царя же просил священник Лазарь назначить всенародное состязание с духовными властями: пусть все видят и слышат, какая вера истинная – старая или новая.

Алексей Михайлович не внял этим просьбам и мольбам и в тяжких муках скончался нераскаянным (29 января 1676 г.). Царский престол занял его сын, Феодор Алексеевич. Защитники и исповедники старой веры и Церкви обратились и к этому царю с горячей мольбой – оставить никоновскую прелесть и вернуться к истинной вере благочестивых предков и святых угодников Божиих, но и эта мольба не имела успеха. Новая церковь, как и новая Россия, зародившаяся тогда в верхах царских и правительственных, прочно и безвозвратно встали на путь увлечений западничеством, новой европейской культурой, которая в сущности и тогда уже была антихристианской и безбожной. [114]114
  В исключительно ценной по своей документальности и глубоко продуманным выводам книге крупного французского ученого Пьера Паскаля «Аввакум и начало раскола», Париж, 1939, доказано что увлечение русских верхов при царе Алексее Михайловиче латинством и западничеством было изменой не только русским национальным основам и народному духу, но и изменой самому православию, даже христианским основам.


[Закрыть] «Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелось немецких поступков и обычаев», – горько восклицал прозорливый Аввакум. [115]115
  Через 173 года эту глубокую скорбь священномученика Аввакума выразил знаменитый славянофил А.С. Хомяков в стихотворении «России»:
Пошли мы просить исцеленияНе у того, в чьей рукеИ блеск побед, и счастье мира,И огнь любви, и свет умов,Но у бездушного кумира,У мертвых и слепых богов.И обуяв в чаду гордыни,Хмельные мудростью земной,Мы отреклись от всей святыни,От сердца стороны родной.  // Перепечатано в Русском православном календаре, 1941 г. стр. 6-7, Владимирово – Чехословакия.


[Закрыть] На все челобитные церковных пастырей, жаждавших мира и единства церковного, московское правительство отвечало ссылками и казнями.

Гонения на древлеправославных христиан.

Новые ссылки и казни последовали тотчас же после собора 1667 года. Знаменитые защитники древнерусского благочестия протопоп Аввакум, священник Лазарь, диакон Благовещенского собора в Москве Феодор, инок Епифаний были сосланы на далекий север и заточены в земляную тюрьму в Пустозерске (Архангельской губернии). Эти исповедники были подвергнуты, за исключением Аввакума, еще особой казни: им вырезали языки и отсекли правые руки, чтобы они не могли ни говорить, ни писать в обличение своих гонителей и их неправой веры. Когда же их языки чудесным образом исцелели и заговорили, их вырезали вторично.

Более четырнадцати лет эти исповедники пробыли безвыходно в мучительном заточении – в сырой яме, но никто из них не поколебался в правоте своей веры. Отсюда они рассылали грамоты, послания, увещания к своей единоверной братии, а таковой была вся тогдашняя сермяжная Русь, – хранить целой и неизменной древнеотеческую православную веру, стоять в ней до смерти. Благочестивый народ чтил этих заточенников, как непреоборимых воинов Христовых, как дивных страстотерпцев и мучеников за святую веру. Пустозерск стал местом священным.

По настоянию нового Московского патриарха Иоакима, пустозерские страдальцы были преданы сожжению в срубе. Казнь последовала в пятницу – в день страстей Христовых, 14 апреля 1682 г. Всех их вывели на площадь, где был приготовлен сруб. Играло ясное весеннее солнце, точно приветствуя этих выходцев из могилы (из ямы, в которой они так долго томились). Более четырнадцати лет не видели они света Божия, ни неба, ни других красот природы. Бодро и радостно вошли они в сруб. Толпа людей, сняв шапки, молчаливо окружила место казни. Подожгли дрова, и сруб запылал. Протопоп Аввакум успел еще обратиться к народу с прощальным словом. Подняв высоко сложенную в двоеперстие руку, он завещал: "Вот будете этим крестом молиться, вовеки не погибнете". Когда мученики сгорели, народ бросился собирать на память святые кости их, чтобы разнести их потом по всей русской стране.

Горевшие огнем веры сожжены огнем вещественным, чтобы быть светочами, светящими в даль веков.

Мучения и казни древлеправославных христиан происходили и в других городах и весях Российского государства. В самой Москве пылали срубы и костры, воздвигались и другие эшафоты, свирепствовали в застенках дьявольские пытки и неимоверные жестокости. За шесть лет до сожжения пустозерских узников были преданы лютой смерти целые сотни преподобных отцов и исповедников славной Соловецкой обители. Эта обитель вместе с другими монастырями и скитами Русской Церкви отказалась принять новые никоновские книги, как соблазнительные и погрешительные. Соловецкие иноки решили продолжать службу Божию по старым книгам, по которым служили и угодили Богу соловецкие чудотворцы. Они написали государю в течение нескольких лет пять челобитных (прошений), в которых умоляли державного государя только об одном: разрешить им пребывать при прежней вере. "Плачемся вси со слезами, – писали иноки царю Алексею Михайловичу, – помилуй нас нищих и сирот, повели, государь, нам быти в той же нашей старой вере, в которой отец твой, государев, и все благоверные цари и великие князи и отцы скончались, и преподобные отцы Соловецкой обители: Зосима, Савватий, Герман и Филипп митрополит и вси святии угодили Богу". Соловецкие иноки были твердо убеждены, что измена старой вере означала измену самой Церкви Христовой и Самому Богу. Поэтому они соглашались скорее принять мучения, нежели отступить от святой веры своих Богу угодивших предков. Они смело заявляли царю: "Лучше нам временною смертию умереть, нежели вечно погибнуть. И если нас предадут огню и мукам или на части разсекут, мы и тогда не изменим апостольскому преданию вовеки". В ожидании мучений многие старцы приняли схиму (великий постриг). В ответ на все просьбы и мольбы смиренных иноков, царь послал в Соловецкий монастырь военную команду, чтобы силою заставить убогих старцев принять новую веру и новые книги. Обитель не пустила к себе эту команду и затворилась за своими каменными стенами, как в крепости. Царские войска осаждали Соловецкий монастырь в течение семи лет (с 1668 по 1675 гг.). Наконец, ночью под 22 января 1676 г. стрельцы, предводительствуемые воеводой Мещериновым, ворвались в обитель и началась страшная казнь-бойня обитателей монастыря. Было замучено до 400 иноков и бельцов: одних повесили, других порубили на плахах, третьих утопили в прорубях. Вся обитель была залита кровью святых страдальцев. Они умирали спокойно и твердо: не просили ни милости, ни пощады. Каким-то чудом уцелели от этого кровавого пира только 14 старцев. Тела убитых и разрубленных мучеников лежали неубранными и неразложившимися целых полгода, пока не пришел царский приказ – придать их земле. Разгромленная и разграбленная обитель была заселена присланными из Москвы монахами, принявшими новую веру – правительственную и новые книги – никонианские.

Незадолго до казни соловецких страдальцев замучены были в Боровске (Калужской губернии), в земляной тюрьме две родные сестры из славного боярского рода Соковниных – боярыня Феодосия Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова. Они были очень богаты, особенно богата была боярыня Морозова, молодая вдова. С детства обе были окружены почетом, славой, близко стояли к царскому двору и часто там бывали. Но ради истинной веры и во имя Христа они презрели и богатство, и почет, и славу мира сего. Твердо убежденные в правоте старой, дониконовской веры, они безбоязненно и дерзновенно выступили исповедницами этой святой веры. Пошли увещания – оставить благочестивую веру; стали угрожать в случае неповиновения лишением всего имущества, арестом, заключением в темницу, казнями. Родовитые сестры не устрашились этих угроз и не соглашались принять новшества. Они были арестованы и подвергнуты страшным пыткам: их вздергивали на дыбы (с вывернутыми назад руками подвешивали к перекладине), кости трещали от этой жестокой пытки. Затем клали им на грудь мерзлую плаху и подносили их потом связанных к огню, устрашая сожжением. Все выдержали дивные исповедницы и от правой веры не отреклись. По указу царя их отправили в г. Боровск и бросили здесь в мрачное и сырое подземелье, в котором обитали всякие насекомые. Сестер-исповедниц томили голодом и холодом. Силы их слабели, жизнь медленно угасала: 11 сентября 1675 г. скончалась княгиня Евдокия Урусова, а через 51 день (под 2 ноября) преставилась и боярыня Феодосия Морозова, успевшая еще до ссылки принять иночество с именем Феодоры. Вместе с ними замучена и третья знатная страдалица, Мария Данилова, жена стрелецкого головы Акинфа Данилова. Для их устрашения была предварительно замучена и четвертая исповедница – инокиня Иустинья: она была сожжена у боровского подземелья на глазах именитых страдалиц, святых великомучениц Феодоры, Евдокии и Марии. Их мужественному терпению и многообразным страданиям удивлялся сам огнепальный Аввакум священномученик. "Херувимы многоочитыя, – восхвалял он их, – серафимы шестокрыльни, воеводы огнепальныя, воинство небесных сил, тричисленная единица Трисоставного Божества, рабы вернии: Феодора в Евдокеи, Евдокея в Феодоре и Мария в Феодоре и Евдокеи. О, светила великия!".

"Трудно найти в истории русской более великую и сильную духом, чем Морозова", – пишет один русский писатель, Чудинов. Мы прибавим, дополняет епископ Михаил Канадский: не было в русской истории женщины такого напряженного религиозного чувства, такой любви к Сладчайшему Исусу, как она и ее блаженная сестра. "Увенчанные мученическим терпением, окруженные почетом при жизни и святительским поклонением по смерти, они живут и будут жить в памяти русского народа вовеки, как несравненный образец непоколебимости, как правило веры, как яркий светоч, указующий путь к честному исполнению гражданского долга. Сами мучителя Феодосии (Феодоры), пораженные величием духа в слабом женском теле, должны были признать, в боярыне Морозовой священномученицу". Царь Алексей называл ее "второй Екатериной великомученицей". Этого имени заслуживает и Евдокия, более слабая телом, но потому еще более удивительная своим подражанием сестре. А рядом с этими двумя – Мелания "матерь великая" (еще одна преподрбномученица), Иустина и другие. Старообрядческая Церковь как самого Аввакума с его сострадальцами, в Пустозерске сожженными, так и боровских мучениц причислила к лику святых угодников Божиих. [116]116
  В парижском (русском) «Возрождении», в №№ 4046-4051 за 1936 г., напечатан замечательный очерк известного русского писателя Ивана Лукаша «Боярыня Морозова». Жизнь и страдания старообрядческих мучениц изложены в этом очерке так неподдельно правдиво, с таким сердечно-искренним чувством, что нельзя читать его без душевного волнения и даже слез. Есть замечательная картина известного художника Сурикова «Боярыня Морозова». Вот отзыв о ней Петроградского «Церковного вестника», считавшегося органом «Святейшего Синода»: «На картине г. Сурикова Морозова является в своеобразной обстановке – ее везут на пытки в подземную тюрьму. Впереди идет взвод стрельцов в красных кафтанах с секирами на плечах; за ними следуют сани-розвальни с боярыней Морозовой. У ней на руках цепи, но дух ее бодр: глаза ее, как раскаленные угли горят из-под ее полумонашеской шапки и черной фаты, все тело словно приподымается с соломы, набросанной в дровнях, она высоко поднимает в воздух руку с двуперстным сложением, она с жаром что-то проповедует. Вокруг толпа, все московское население, высыпавшее из своих домов на сугробы снега, навалившиеся горами на улицы. И молодые, и старые, и богатые, и бедные, и знатные аристократы, и темная чернь – все это повысыпало из домов и теснится на улице, на ступеньках церкви, на заборах. Тут встретились и смешались в густой толпе и сестра Морозовой княгиня Урусова в дорогих уборах XVII в., вся в бархате, драгоценных мехах, шелке, и богатые посадские женщины в шитых шапочках и платочках, штофных сарафанах; но еще больше тут монахов, монахинь, служек, юродивых, нищих, мужиков и баб, тайно или явно стоявших за старую веру и старую жизнь. В этой толпе есть поразительные типы: таков блаженнейший, что сидит нагишом на снегу и тоже творит знамение двуперстием; таков хохочущий поп в лисьей шубе – на третьем плане слева; таковы и молодые женщины справа; таков и возница боярыни – невзрачный мужичонка. Мы не говорим уже о самой Морозовой: образ положительно способен преследовать зрителя в течение многих дней». Церковный вестник. М., 1887. № 12. С. 236.


[Закрыть]

Немало и других подвижниц и исповедниц было замучено в то время: одних из них засекли плетьми и кнутом, других уморили голодом в подземельях, третьих предали огнесожжению. Все они заслуженно вошли в великий сонм святых Божиих, сияющих пред престолом Господа Славы.

Прения о вере.

Несмотря на столь жестокие гонения и мучения, защитники православной веры и теперь все еще не теряли надежды на то, что старая вера восторжествует, так как новая вера держалась исключительно правительственной властью, народ же и духовенство не сочувствовали ей и не хотели ее принимать.

Новый царь, Феодор Алексеевич, процарствовал недолго: 27 апреля 1682 г. он скончался. На место его были провозглашены царями малолетние царевичи Иоанн и Петр Алексеевичи, а сестра их, София Алексеевна, – соправительницей. Патриарший престол в это время занимал патриарх Иоаким, человек крутой и жесткий, очень ненавидевший старую веру и ее последователей. Судя по его книге "Увет", написанной в обличение древлеправославия, он был твердо убежден, что древние церковные чины и обычаи, а также и книги старые были действительно еретическими: двоеперстное крестное знамение, сугубая алилуия, семипросфорие, символ с провозглашением Духа Святого "Истинным" – все это нечестивые ереси, все это проклято и отвержено. Но для обоснования своих утверждений Иоаким не стеснялся прибегать к явным подлогам, подделкам и обманам. Такой свой "Увет", полный ругательств и всяческой лжи, он, однако, утвердил соборне, сделал его канонической книгой новой церкви. Преследовал он не только живых исповедников древней святой веры, но и уже давно почивших, даже прославленных Церковью святых. Так, Иоаким вычеркнул из лика святых княгиню Анну Кашинскую, скончавшуюся за триста лет до церковного раскола, запретил службу ей и самые мощи ее скрыл под спудом только потому, что они имели руки святой с двоеперстным сложением. Выбросил он службу преподобному Евфросину Псковскому лишь потому, что в ней, как и в житии сего древнего святого, удостоверяется древность и правильность сугубой аллилуйи. [117]117
  Выбрасывали древние святыни из церковного прославления и другие никонианские архиереи. Так, новый Холмогорский епископ Афанасий, которого упоминали выше, в 1683 г. исключил из лика святых уже канонизированного чудотворца, преподобного Евфимия, бывшего игумена Михайло-Архангельского монастыря (1585-1599 гг.), где почивали и его целительные мощи, за то лишь, что они имели двуперстное сложение, и самые мощи были не известно куда убраны // Церковь. 1913. № 29. С. 694-695.
  Так, другой Холмогорский архиерей, Варнава, в 1716 г. разжаловал преподобного Георгия (Шенкурского чудотворца). Церковь. 1909. №№ 32 и 33 // Еще разжалованный святой и спрятанные мощи. Прекращены службы святому Нифонту, Новгородскому архиепископу и виленским мученикам Антонию, Иоанну и Евстафию. Академик Е. Голубинский. История канонизации святых. С. 177; Никифор, архиепископ Астраханский. Ответы на вопросы старообрядцев.


[Закрыть] Трудно было ожидать, чтобы такой безрассудный гонитель святой Церкви возвратился к ней.

Но новое царствование держалось на силе стрельцов, среди которых многие, однако, стояли за старую веру. Предводительствовал ими убежденный сторонник древлеправославия князь Хованский. Таким благоприятным обстоятельством и воспользовались ревнители и защитники старой веры, во главе которых в Москве стоял священник Никита Добрынин, весьма начитанный и даровитый пастырь и незаурядный писатель. От имени всех стрелецких полков и чернослободцев была составлена челобитная на имя царей Иоанна и Петра Алексеевичей о "возобновлении древнего благочестия". Были избраны особые уполномоченные, которые должны были представить царям челобитную и вступить в прение с самим патриархом по вопросам веры.

Челобитчики представились сначала патриарху Иоакиму. Они попросили его дать им разъяснение: за что старые книги отринуты и какие ереси в них обретаются? Патриарх ответил:

– Не ваше дело о сем рассуждать. Архиереи все решают и судят, вы же должны им только повиноваться и не прекословить, ибо они носят на себе образ Христа.

– Христос говорит, – возражали патриарху уполномоченные, – научитесь от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем; вы же срубами, огнем и мечем грозите и убиваете.

– Мы за то вас мучим и жжем, – бесстыдно отвечал патриарх, – что еретиками нас называете и церкви не повинуетесь. [118]118
  Иоаким добавил еще: «А креститесь кто как хощет, двумя персты, или тремя, или всею рукою, сие все едино, токмо бо знамение креста на себе вообразити: мы о том не истязуем». Это заявление патриарха вызвало уже в наше время некоторые споры между учеными исследователями русского раскола. Одни, именно защитники никоновских реформ и соборных проклятий, хотели видеть в этом заявлении Иоакима некоторый обрядовый либерализм. Другие же, незаинтересованные в отстаивании ошибок и погрешностей прошлого, выясняют, что это заявление Иоакима есть просто «вынужденная фраза», сказанная совсем не по убеждению, а по страху, а главное, потому, что он, припертый к стене своими собеседниками, не мог ничего другого и сказать. Выписками из книги Иоакима «Увет», составленной после этого разговора, Т.И. Филиппов в своих публичных чтениях в Обществе любителей духовного просвещения в 1872-1873 гг. доказал, что Иоаким осуждает двоеперстие как обряд армянский и содержащий в себе ереси. Филиппов Т.И. Современные церковные вопросы. С. 323-324. Другой исследователь, священник А. Синайский замечает: «...мнение Иоакима (крестись кто как хощет) сказано было под влиянием страха, для успокоения, а не по убеждению» // Отношения... С.79-80. Да тогда же, при прении в Грановитой палате, один из старообрядческих выборных привел такой обычный в то время факт в обличение нижегородского архиерея, повторившего вынужденное заявление Иоакима: «Правду ли глаголеши, яко за крестное знамение и за молитву не мучаете. То чесо ради, егда приведут пред вас коего христианина и в первых словесех истязуете его, како крестится и како молитву творит? И аще отвещает оный: крещуся и молитву творю по старому, яко же св. Церковь прияла от св. богоносных отец, и вы за то того часа велите его и мучити, и в тюрьму вринете на смерть. И ныне у тебя в Нижнем Новгороде сидят три человека за крест и молитву в яме, которая ископана глубиною саженей десять, под банею Иванскою. По твоему же приказу приходил к ним поп Евфимий мироносицкий и, извед их из ямы, вопрашивал: повинуются ли церкви во всем и архиерею. Они же, приемше от него благословение, отвещаше: Во всем повинуемся и волю вашу без прекословия будем творити, точию увольте нам крестное знамение и молитву по старому имети, и оной поп тебе возвестил, ты же паки повелел в ту же яму бросить». Филиппов Т.И. Отношение... С. 322.


[Закрыть]

Челобитчики стали доказывать, что в новых книгах действительно есть погрешности и справщиками книг были несомненные еретики, вроде Арсения Грека, отрекшегося даже от христианства. Затем они указали, что гонят на Руси истинных христиан за то только, что службу Божию совершают по святым книгам, крестятся по апостольскому преданию – двоеперстным крестом, молитву Исусову говорят, как древняя св. Церковь установила: «Господи Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». В заключение челобитчики со слезами умоляли патриарха:

– Утолите мятеж церковный, разрешите сомнение душ христианских, исправьте Церковь Божию, извергните из нея нововнесенные соблазны, соедините стадо Христово расторгнувшееся, да престанет напрасно проливаться кровь христианская.

Челобитчики просили назначить собор, на котором можно было бы рассмотреть подробно все погрешности новых книг. Иоаким все откладывал созыв такого собора. Но он все-таки состоялся 5 июля 1682 г. В этот день вся Кремлевская площадь была заполнена народом. Ожидали, что на площадь выйдет патриарх и архиереи и здесь произойдёт прение о вере. Однако выборных от челобитчиков для ведения беседы потребовали в Грановитую палату, где собрался весь царский синклит во главе с царевной Софьей, патриарх, архиерей и другие духовные лица. Из народа очень немногие проникли в палату. Духовенство никонианское держало себя шумно и вызывающе. Не успел священник Никита Добрынин войти в палату, как один из никонианских попов схватил его за волосы. Такое начало прений не предвещало ничего хорошего.

Как только вошли в палату выборные и поклонились до земли царице Наталье Кирилловне и царевнам, патриарх Иоаким спросил их:

– Что вы требуете от нас? – Священник Никита отвечал:

– Пришли просить об исправлении православной христианской веры, дабы Церковь Божия была в мире и единении, а не в раздоре и мятеже.

Выборные подали челобитную, в которой изложены погрешности новых книг. Началось чтение челобитной. Но царевна Софья, уже зараженная западной прелестью, единомышленная Иоакиму, часто перебивала чтение, вступала в спор с выборными лицами. Патриарх же и архиереи молчали, а бояре лишь посмеивались над их безответностью и духовным бессилием.

Кончилось «прение» тем, что царевна Софья распустила собор, объявив, что он соберется в пятницу (7 июля). [119]119
  В «Изборнике» «Народной Газеты» помещен снимок с древней гравюры, изображающей спор о вере в Грановитой палате. Редакция «Изборника» сделала следующее примечание к этой гравюре: «Как видно, картина написана во славу Петра Великого и в хулу „раскольников“. Художник, очевидно, по заказу Синода, не пощадил правды для того, чтобы изобразить иереев синодальной церкви кроткими овечками, а их противников злодеями. Сам Петр изображен ревнителем „святой церкви“. Конечно, подлинная история говорит совсем другое. Даем снимок с этой картины исключительно для того, чтобы, во-первых, ознакомить читателей „Изборника“ с интересной стариной, а во-вторых, чтобы показать лишний раз, как писалась история» // 1906. № 6-7. Существует еще другая картина «прений», на которой священник Никита изображен безобразным извергом, а на самом деле он был, судя по его деликатным, вежливым писаниям, кротким, смиренным и тихим пастырем Церкви Христовой.


[Закрыть]

С торжеством и пением разошелся ликующий народ по домам. Он наивно верил, что наступило время полного восстановления истинного благочестия. Но горько в этом обманулся. Вторичного собрания для рассмотрения сомнений о вере не последовало. Софья, гордая, властная, самолюбивая, решительно встала на защиту новой веры: дать торжество старой вере – это казалось ей унижением и оскорблением царского величества. [120]120
  Знаменитый историк В.О. Ключевский дает такую характеристику Софье: «Эта тучная и некрасивая полудевица с большой неуклюжей головой, с грубым лицом, широкой и короткой талией, в 25 лет казавшаяся 40-летней, властолюбию пожертвовала совестью, а темпераменту – стыдом, достигнув власти путем постыдных интриг и кровавых преступлений». Курс русской истории. ГИЗ, 1925. Ч. III. С. 452.


[Закрыть] Иоаким внушил ей, что власти должны приказывать и повелевать, а народ должен только слушать и повиноваться. Возвращение к старой вере было бы торжеством народной воли, победой народной веры и народных желаний. Хитрая и предупредительная царевна сумела перетянуть на свою сторону значительную часть стрельцов, подпоив водкой и задарив деньгами. По ее приказу был схвачен священник Добрынин и казнен на Красной площади в Москве отсечением главы, что произошло 11 июля 1682 г. Так закончилась исповедническая жизнь одного из лучших борцов за древнее благочестие, самого начитанного пастыря того времени и замечательного писателя. После него остались его «обличения» никонианства, которые до сих пор не опровергнуты никонианами. Печальная участь постигла и других выборных и челобитчиков: их разослали по разным монастырям в заточение. Вскоре был предан смертной казни и князь Хованский. Так восторжествовала сначала в Москве, а потом и по всему государству новая вера, страшная своей жестокостью, кровавыми мучениями древлеправославных христиан, изменническая по своему духу и направлению, ставшая вполне казенной религией, требующей лишь беспрекословного и во всем послушного подчинения себе.

Бегство Церкви в пустыни и леса.

Положение в России христианской Церкви в XVII столетии во многом было похоже на положение христиан в Римской империи в первые века христианства. Как тогда, христиане, страдая от сильных гонений со стороны языческих властей, вынуждены были скрываться в катакомбах (в особо устроенных подземельях), в пещерах и в загородных пристанищах, так русским людям – православным христианам XVII века – пришлось бежать в пустыни и леса, в горы и вертепы, скрываясь от преследования со стороны государственных и духовных властей.

По настоянию Московского патриарха Иоакима [121]121
  Тот же историк замечает: «Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком на счет правительства царевны Софьи: то было профессиональное занятие церковных властей, в котором государственному управлению приходилось служить лишь карательным орудием». Там же. С. 451.


[Закрыть] царевна Софья издала в 1685 г. против людей древнего благочестия 12 грозных статей, справедливо получивших в истории название «драконовских». В них последователи древнерусской Церкви, то есть старообрядцы, обзываются «раскольщиками», «ворами», противниками церкви и караются самыми страшными казнями. Кто распространяет старую веру, тех приказано пытать и сжечь в срубе, а пепел развеять; кто тайно будет содержать древнюю веру, тех нещадно бить кнутом и ссылать в отдаленные места. Приказано бить кнутом и батогами даже тех из верующих людей, которые окажут хотя бы какую-нибудь милость гонимым христианам: дадут им или поесть, или хоть только воды испить. Установлено: бить кнутом и ссылать и тех людей, у которых преследуемые христиане лишь приютились. Всякое имущество староверов: дворы, поместья, вотчины, лавки и всякие промыслы и заводы – приказано отбирать и отписывать на «великих государей». От этих жутких гонений, разорений и смерти могло спасти древлеправославных христиан лишь полное отречение от старой веры и рабская покорность всем безрассудным приказаниям властей. От всех русских людей требовалось под угрозой сожжения в срубе веровать не так, как древняя Церковь установила, а как приказывает новое начальство. В узаконениях Софьи была одна такая статья, от которой не спасало даже отречение от своей веры и рабская покорность всем приказаниям властей. Эта статья гласила: кто их, староверов (сказано: «раскольщиков»), перекрещивал, крещеных в новой церкви (правительственной, господствующей), того (если он и раскается в этом, принесет покорность новой церкви, будет иметь духовного отца и искренне пожелает причаститься), поисповедав и причастив, все-таки «казнить смертью без всякого милосердия.» [122]122
  В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» в разговоре Ивана Карамазова с Алешей приводится любопытный факт казни в Швейцарии, совершенной над неким Ришаром, убившем и ограбившем старуху. Пасторы привели в раскаяние этого преступника. Он умилился, плакал и т.п. Но его все же казнили. «Умри, брат наш, умри в Господе, удостоившийся благодати», – говорили ему окружающие. Достоевский замечает, что подобный факт в России невозможен. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. 1882. С. 269; Об этом же: Розанов В.В. Легенда о великом инквизиторе. С. 56-57. Достоевский или не знал вышеприведенных статей Софьи или позабыл их. Иначе чем же объяснить это замечание, что «подобный факт в России совершенно невозможен». Ришара все-таки обласкали, успокоили его дух, и это уже было большим утешением. А по статьям Софьи, требовалось казнить «без всякого милосердия». И это того, кто искренне покаялся, получил не только «благодать» от свирепых пасторов, но и «причащение»; причем это «невозможное» было узаконено и, кроме того, исходило от иерархии, от «церкви»; светская власть была лишь исполнительницей воодушевления, вдохновения и направления высшей, духовной власти. Может быть, Достоевский признает невозможным факт того братского и сердечного внимания к казнимому, которым был окружен швейцарский убийца, – тогда замечание знаменитого писателя имеет смысл и свою горькую правду.


[Закрыть]

Эти действительно драконовски-немилосердные статьи и их садистское исполнение навели ужас на всю русскую страну. Правительство беспощадно преследовало людей старой веры: повсюду пылали срубы и костры, сжигались сотнями и тысячами невинные жертвы – измученные христиане, вырезали людям старой веры языки за проповедь и просто за исповедание этой веры, рубили им головы, ломали ребра клещами, закапывали живыми в землю по шею, колесовали, четвертовали, выматывали жилы... Тюрьмы, ссыльные монастыри, подземелья и другие каторжные места были переполнены несчастными страдальцами за святую веру древлеправославную. Духовенство и гражданское правительство с дьявольской жестокостью истребляло своих же родных братьев – русских людей – за их верность заветам и преданиям святой Руси и Христовой Церкви. Никому не было пощады: убивали не только мужчин, но и женщин, и даже детей.

Великие и многотерпеливые страдальцы – русские православные христиане – явили миру необычайную силу духа в это ужасное время гонений. Многие из них отступили от истинной веры, разумеется, неискренне, не выдержав жестоких пыток и бесчеловечных мучений. Зато многие пошли на смерть смело, безбоязненно и даже радостно. Бывали случаи, что даже дети шли в пламя огненное бестрепетно и спокойно. Привели однажды к осмоленному срубу на казнь 14 человек мужчин и женщин. Среди них была и девятилетняя девочка, сидевшая в тюрьме вместе со старшими. Всем стало жаль ее, и архиерейские приставы, распоряжавшиеся казнью, велели задержать ребенка. Сруб уже пылал. Девочка рвалась к своим, не обращая внимания ни на ласки, ни на уговоры окружающих. "Мы возьмем тебя вместо дочери", – утешали ее зрители. Но она все же рвалась к своим, горевшим в срубе. Тогда, желая напугать, державшие и уговаривавшие пустили ее, сказав: "А, ты не слушаешься, ну так ступай в огонь, только смотри, глаза не закрывай". Девочка, перекрестившись три раза, бросилась в огонь и сгорела. [123]123
  Еще протопоп Аввакум про бывшие при нем сожжения писал: "По се время безпрестани жгут и вешают исповедников Христовых. Они, миленькие, ради пресветлыя, и честныя, и вседетельныя, [...] и страшныя Троицы несытно пуще в глаза лезут, слово в слово, яко комары или мушицы. Елико их больше подавляют, тогда больше пищат и в глаза лезут; так же и русаки бедные, пускай глупы, рады: мучителя дождались, – полками во огнь дерзают за Христа, Сына Божия, Света. Мудры блядины дети греки, да с варваром турским с одново блюда патриархи кушают [...] курки. Русачки же миленькия не так, – во огнь лезут, и благоверия не предают. В Казани никониане тридесять человек сожгли, в Сибири столько же, в Володимире шестеро, в Боровске четыренадесять человек; а в Нижнем преславно бысть: овых еретики пожигают, а инии, распальшеся любовию и плакав о благоверии, не дождався еретическаго осуждения, сами во огнь дерзнувше, да цело и непорочно соблюдут правоверие, и сожегше своя телеса, душа же в руце Божий предаша, ликовствуют со Христом вовеки веком, самовольны мученички, Христовы рабы. Вечная им память вовеки веком. Добро дело содеяли, – надобно так. Рассуждали мы между собою и блажим кончину их. Аминь. Аввакум. Житие... Указ, изд. С. 334-335.


[Закрыть]

Огромное большинство гонимых христиан побежало в пустыни, леса, в горы, вертепы, за непроходимые болота, на "край света". Исполнилось апокалипсическое предсказание: "Церковь побежит в пустыню." [124]124
  Св. Василий Великий говорит про арианское время: «Молчат уста благочестивых, развязан всякий хульный язык, святое осквернено; здравомыслящие в народе бегут от молитвенных домов, как от училищ нечестия, и по пустыням со стенаниями и слезами поднимают руки к Небесному Владыке» // Творения. Ч. VI. С. 217. В другой раз тот же св. отец писал о том же времени: «Вот главное из бедствий: народ, оставив молитвенные дома, собирается в местах пустынных. Жалостное зрелище. Женщины, дети, старцы и другие немощные бедствуют под открытым небом при проливных дождях, снеге, ветрах, зимнем инее или летом на солнечном зное. И все это терпят потому, что не хотят приобщиться лукавого Ариева кваса» // Творения. Ч. VII. С. 187.


[Закрыть] Здесь христиане устраивали себе кое-какие убежища и приюты. Но и там власти их разыскивали, жилища разоряли и сжигали, а самих приводили в города к духовным властям для увещаний и, если они не изменяли своей вере, предавали мучениям и смерти. Через четыре года после узаконения статей Софьи патриарх Иоаким издал новый указ: «Смотреть накрепко, чтобы раскольщики (так он называл старообрядцев) не жили в волостях и лесах, а где объявятся – самих ссылать, пристанища их разорять, имущество продавать, а деньги присылать в Москву».

Всюду преследовали истинных христиан, не давали им жить ни в пустынях, ни в лесах, ни за непроходимыми болотами – нигде в родной стране. Что же было делать? Куда деваться? Древлеблагочестивые христиане не боялись смерти, многие из них шли на смерть весьма охотно и радостно. Но они скорбели, что немало христиан, не выдержав чудовищных пыток, отрекалось от святой веры и таким образом погибало душой. Доводили их до отречения от веры такими пытками: их или медленно жгли на огне, или выматывали жилы из них, или сначала отсекали одну руку, потом другую, затем одну ногу и, наконец, другую ногу (это значит – четвертовали), подвешивали за ребра к потолку или особой перекладине и оставляли так висеть долгое время – до отречения или до смерти, подвешивали и на вывернутые назад руки, колесовали, зарывали в землю по шею живыми; пытали и мучили и всякими другими убийственными средствами. Кто мог выдержать эти драконовские пытки? Чтобы спастись от них и чтобы сохранить свою веру, русские люди вынуждены были сами себя сжигать. "Нет нигде места, – говорили они, – только уходу, что в огонь да в воду". Во многих местах, куда ожидались гонители, сыщики и мучители, заранее приготовлялись срубы для самосожжения или приспособлены были к этому отдельные избы, часовни, церкви, просмоленные и обложенные соломой. Как только получалось известие, что едут сыщики и мучители, народ запирался в приготовленное к сожжению здание и при появлении гонителей заявлял им: "Оставьте нас или мы сгорим". Бывали случаи, что гонители уезжали, и тогда народ избавлялся от самосожжения. Но в большинстве случаев преследуемые самосжигались. Сгорали люди сотнями и тысячами зараз. Такое необычайно страшное время переживали тогда русские благочестивые люди. Многие из них ожидали конца мира, некоторые, надев саваны, ложились заранее в гроб, ожидая архангельской трубы с небес о втором пришествии Христовом.