Текст книги "Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)"

Автор книги: Ф Шпильгаген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– И въ воду, сказалъ Вольнофъ;– превосходно! Вотъ что значитъ глазъ-то художника! и говоритъ-то онъ словно пишетъ! Такъ это-то милое чудовище сидѣло у васъ на козлахъ, правя во мракѣ? Какова же была эта поѣздка?

– Правду сказать, я, почти до самой катастрофы, мало или даже и вовсе не обращалъ вниманія на то, что происходило вокругъ меня. Но теперь я припоминаю, что мы съ трудомъ поднимались на пригорокъ, вѣроятно вслѣдствіе сильнаго вѣтра, дувшаго намъ на встрѣчу, и Генрихъ Шеель съ свойственной ему жестокостію сильно хлесталъ бѣдныхъ лошадей,– а онѣ, предчувствуя повидимому свою судьбу, не хотѣли трогаться съ мѣста, такъ-что наконецъ Генрихъ Шеель соскочилъ съ экипажа.

– Соскочилъ съ экипажа, повторилъ Вольнофъ.– очень хорошо! очень à propos, потому-что вслѣдъ за этимъ послѣдовало паденіе! не правда ли?

– Оно, должно быть, произошло въ ту же самую минуту.

– Положимъ, минуты двѣ спустя, иначе и вѣрный Калибанъ долженъ бы былъ раздѣлить ту же участь. Вы уже описывали мнѣ намедни вечеромъ это паденіе со всѣми подробностями, какія только вы могли запомнить; удивительно какъ далеко простирается наблюдательность художника, до самаго предверія, чуть не за порогъ смерти! А какъ долго длилась эта страшная минута, когда вы были такъ близко къ погибели?

– Трудно сказать положительно; безпамятство овладѣло мною безъ борьбы, даже безъ перехода, быстро, незамѣтно, въ родѣ того какъ опускается вѣко на глазъ. Точно такъ же и очнулся я безъ всякаго перехода, лежа лицомъ вверхъ, глядя на мѣсяцъ и наблюдая какъ находившіяся подъ нимъ желтокоричневыя облака дѣлались все тоньше да тоньше – словно мнѣ ровно нечего было больше дѣлать – пока наконецъ онъ не выглянулъ во всемъ блескѣ изъ-за послѣдняго прозрачнаго покрывала. Въ ту же самую минуту я вполнѣ, и притомъ сразу, созналъ свое положеніе и – словно кто сказалъ мнѣ это – зналъ, что скатился приблизительно до половины откоса и лежу на выступѣ, тогда какъ все что тянулось внизъ но направленію отъ откоса до края болота – представлялось мнѣ въ такомъ безпорядкѣ, что я ничего не могъ отличить. А потомъ я, должно быть, опять впалъ въ какое-то особенное состояніе. Но это было не безпамятство, а какой-то обманъ чувствъ, галлюцинація. Мнѣ очень явственно представлялся какой-то всадникъ, несшійся по болоту, по направленію къ Нейенгофу, съ такою быстротою какая проявляется только въ видѣніяхъ. Какъ настоящій призрачный всадникъ, Онъ низко нагнулся надъ длинной тонкой шеей летѣвшаго во весь опоръ коня; на головѣ у него была высокая шляпа. Привидѣніе въ цилиндрѣ, не смѣшно ли это?

– Дѣйствительно, очень смѣшно! сказалъ Вольнофъ. Онъ опять всталъ и подошелъ къ окошку, чтобы скрыть отъ Готтгольда свое волненіе. Что говорилъ намедни трактирный слуга о превосходныхъ свойствахъ лошади, на который пріѣхалъ Брандовъ въ ту ночь? и призрачный всадникъ мчался но направленію къ Нейенъгофу? да вѣдь и Брандовъ проѣзжалъ его! Странно, на Брандовѣ тоже была въ ту ночь высокая шляпа, и эта высокая шляпа была забрызгана тиной.

Вольнофъ обернулся опять къ Готтгольду.– Вы считаете невозможнымъ, чтобы какое бы то ни было существо, то есть существо съ плотью и костями, могло пройти по долланскому болоту?

– Что навело васъ на эту мысль? спросилъ съ удивленіемъ Готтгольдъ.

– О, мнѣ пришло это на умъ потому только, что Брандовъ вездѣ разсказываетъ, будто-бы одна-изъ везшихъ васъ лошадей какъ-то высвободилась – и желая спастись черезъ болото, утонула.

– Въ такомъ случаѣ у васъ самое лучшее доказательство невозможности этого!

– Конечно! возразилъ Вольнофъ;– а теперь вамъ непремѣнно нужно успокоиться; Лаутербахъ и безъ того уже будетъ недоволенъ. Черезъ два часа я опять зайду; до тѣхъ же поръ, во что бы то ни стало, вамъ надо уснуть.

Вольнофъ привелъ эти два часа въ такомъ волненіи, къ какому этотъ хладнокровный человѣкъ уже не считалъ себя способнымъ. Онъ поджидалъ рефендарія, который обѣщалъ остановиться въ Прорѣ на обратномъ пути изъ Доллана и сообщить ему результатъ своихъ розысковъ. Господинъ фонъ Паленъ двумя часами раньше его выѣхалъ изъ Б. и вѣроятно уже успѣлъ исполнить сдѣланное ему порученіе. Дѣйствительно, онъ вскорѣ пріѣхалъ, но безъ жандарма, прикомандированнаго къ нему его начальникомъ для того чтобы придать болѣе торжественности дѣлу.

– Диковинное слѣдствіе! сказалъ господинъ фонъ Паленъ.– Вы знаете, что я пріѣхалъ собственно затѣмъ чтобы составить протоколъ о Генрихѣ Шеелѣ, который везъ этихъ господъ; покрайней мѣрѣ въ этомъ именно состояла моя главная задача,– какъ вдругъ... представьте себѣ!

– Этотъ человѣкъ скрылся, сказалъ Вольнофъ.

– Откуда вы это узнали?

– Это мое собственное предположеніе. Продолжайте, пожалуйста, вашъ разсказъ.

– Дѣйствительно скрылся, продолжалъ фонъ Паленъ.– Не больше какъ за полчаса до нашего пріѣзда онъ былъ еще въ помѣстьѣ; это говорятъ всѣ, между прочимъ и господинъ Брандовъ, который не задолго до этого возвратился домой. Онъ скрылся, пропалъ безъ вѣсти; господинъ Брандовъ былъ такъ любезнъ, что разослалъ своихъ людей во всевозможныхъ направленіяхъ, чтобы сыскать его, что и было бы сдѣлано – это говоритъ самъ господинъ Брандовъ – еслибы...

– Еслибы этотъ человѣкъ былъ не противъ того, чтобъ его сыскали.

– Совершенно вѣрно. Подумайте только, что это за глупый малый! въ концѣ концовъ вѣдь за нимъ нѣтъ никакой другой вины, кромѣ той что, жалѣя каретныхъ лошадей, онъ самовольно взялъ для этой поѣздки самыхъ скверныхъ клячь, какія только случились у него подъ руками въ числѣ многихъ другихъ превосходныхъ лошадей! Отъ этого-то по мнѣнію Брандова и произошла вся бѣда. Конечно, если этотъ человѣкъ дѣйствительно находится въ бѣгахъ,– я оставилъ тамъ на всякій случай Рютеръбуша, который схватитъ его за воротъ, если онъ паче чаянія, покажется,– тогда, говорю, конечно, это дѣло принимаетъ совсѣмъ другой видъ. Вѣдь этотъ малый какъ бы умышленно поддерживаетъ мнѣніе, что онъ, Богъ знаетъ какимъ образомъ, нашелъ деньги или даже вынулъ ихъ у ассесора изъ кармана, во время его обморока,– и теперь, сознавая свою вину и завидя насъ – а вѣдь съ пустоши-то далеко можно видѣть – далъ тягу. Брандовъ былъ чрезвычайно смущенъ; онъ говорилъ, что скорѣе счелъ бы способнымъ къ подобному преступленію кого угодно, только не человѣка который пользовался большимъ уваженіемъ еще при его отцѣ и всегда вѣрно и честно служилъ ему,– но все же согласился съ тѣмъ, что внезапное исчезновеніе этого человѣка дѣйствительно подозрительно; что, наконецъ, все возможно; во всякомъ случаѣ, нельзя отвергать возможности, что бѣднякъ не устоялъ противъ тяжелаго искушенія сдѣлаться сразу богатымъ человѣкомъ.

– Злаго человѣка всегда тянетъ ко злу, хотя бы даже онъ и не былъ бѣденъ, сказалъ Вольнофъ.

– Такъ вы думаете, что онъ укралъ? пылко спросилъ рефендарій.

– Я тутъ лицо совершенно постороннее и не могу имѣть своего мнѣнія, уклончиво возразилъ Вольнофъ, тогда какъ въ его темныхъ глазахъ сверкнула молнія, говорившая повидимому, что все же это мнѣніе у него есть – и притомъ очень рѣшительное.

XXIV.

Готтгольдъ, лишь только его состояніе позволило ему, переселился изъ Проры въ Зюнденъ, хотя Оттилія и утверждала, что воздухъ въ Прорѣ несравненно лучше для выздоровливающаго и что онъ можетъ такъ же хорошо написать здѣсь обѣщанную картину, какъ и тамъ. Она даже готова была объявить, что въ случаѣ, если другъ только для этого подкидаетъ ихъ, то она на-отрѣзъ отказывается отъ подарка; но ея мужъ еще разъ разошелся съ нею во мнѣніяхъ.– Не слѣдуетъ удерживать того, кто хочетъ ѣхать, сказалъ онъ, если не желаешь взять на себя отвѣтственности за тѣ послѣдствія, какія могутъ выйти, въ случаѣ если онъ останется. А этого въ настоящемъ случаѣ мнѣ вовсе не хочется. Я сердечно люблю этого молодаго человѣка, какъ онъ того заслуживаетъ, и отъ души желаю ему всего того счастья, какого онъ стоитъ,– только я не совсѣмъ понимаю, какимъ образомъ можетъ онъ достигнуть его этимъ путемъ. Не думай, чтобы я имѣлъ при этомъ въ виду свои собственныя воззрѣнія на бракъ; я уже готовъ на всякія уступки, лишь бы помочь Готтгольду. Но все же это не то. Единственное средство устранить препятствія такъ плохо, что, сколько я его знаю, онъ содрогнется при одной мысли употребить его, если только до этого дойдетъ. Пока до этого еще не дошло.

– Я не стану ломать голову надъ этой загадкой, вскричала Оттилія,– я сдѣлаю только одинъ вопросъ, пожалуйста отвѣчай мнѣ на него прямо безъ утайки: знаетъ ли Готтгольдъ про это средство?

– Я ничего не говорилъ ему на этотъ счетъ, но можетъ быть онъ, со свойственной ему проницательностью, самъ открылъ его.

Какъ ни загадочно было это объясненіе для Оттиліи, въ одномъ она не могла сомнѣваться – что Готтгольдъ дѣйствительно хочетъ ѣхать и что даже убѣжденія ея супруга едва ли въ состояніи удержать его.

Готтгольдъ уѣхалъ съ поспѣшностію человѣка, который воображаетъ, что надъ нимъ тяготѣютъ чары, и хочетъ во что бы то ни стало освободиться отъ нихъ. Да и дѣйствительно, начиная съ той минуты какъ онъ ступилъ на родной островъ и проѣзжалъ по роднымъ полямъ въ обществѣ товарища своей молодости, не узнавая его, онъ какъ будто бы попалъ въ заколдованный кругъ. Добрый Іохенъ Пребровъ! вотъ ужь онъ-то всего менѣе напоминалъ собою вѣстника боговъ, а между тѣмъ – съ него именно начался рядъ чудесъ этихъ послѣднихъ дней, то дарившихъ его видѣніемъ божественно-прекраснаго лица, то представлявшихъ ему гнусную адскую образину,– то поившихъ его нектаромъ и амврозіей, то осыпавшихъ пепломъ сухой, пылающій языкъ его.

"Я была бы несчастнѣйшимъ созданіемъ, еслибъ ты не понималъ меня!"

Эти слова не переставали раздаваться въ ушахъ его – слова и тотъ испуганный голосъ, какимъ она воскликнула ихъ, какъ бы изъ бездны несчастія, откуда уже ничего не спасетъ ее, въ случаѣ еслибъ онъ не понялъ ея. Она и онъ! Вѣдь называется же непониманіе сомнѣніемъ; а сомнѣніе и отчаяніе – въ этомъ случаѣ – одно и тоже!

Понялъ ли онъ ее?

Была полночь, когда Готтгольдъ вдругъ проснулся послѣ безпокойнаго сна, проснулся съ мыслію: на одно, на одно только она не можетъ и не имѣетъ права рѣшиться – уйдти, въ то время какъ ея ребенокъ будетъ оставаться,– оставаться во власти этого сатаны; и этимъ "однимъ" сатана покорилъ ее своей власти. А что онъ можетъ принудить ее уйдти, что онъ принудитъ ее уйдти, предложитъ расторженіе брака, нарушеннаго ею,– то ей ли гордой отпираться? клятвенно отрекаться, что она не лежала въ объятіяхъ друга? повторять передъ судомъ, передъ свѣтомъ "да", которое она давно уже превратила въ глазахъ его въ неизмѣнное "нѣтъ". И вотъ, нарушеніе вѣрности подтверждено, бракъ расторгнутъ, дитя отнято у виновной стороны и присуждено той, которая признана невинною!

И онъ продиктовалъ ей съ презрительнымъ смѣхомъ тѣ позорныя слова, которыя должны были сдѣлать ее въ глазахъ возлюбленнаго продажной женщиной и достигли бы этой цѣли, еслибъ онъ не разгадалъ этого адскаго замысла, если бы онъ не понялъ ее.

Слава Богу, что онъ понималъ ее теперь! Но сколько она должна была вытерпѣть! какъ она должна была страдать!

И это такъ и останется? никогда! Теперь, когда онъ наконецъ разгадалъ презрѣнную игру своего противника, побѣда будетъ на его сторонѣ. И если онъ допустилъ заплатить себѣ за позоръ знанія, что его жена принадлежитъ въ душѣ другому, то что же въ такомъ случаѣ у него не продажное! Честь, жена и дитя – все у него продажное. Зачѣмъ же, когда такъ, онъ не продалъ всего и всѣхъ сразу? вѣдь онъ зналъ, что ему заплатятъ любую цѣну, насколько хватитъ состоянія покупщика! Или онъ хотѣлъ поднять цѣну на свои товары, продавая ихъ порознь? Или даже и для него существовали такія вещи, черезъ которыя онъ не могъ перешагнуть? немыслимо! Или его ненависть къ сопернику была сильнѣе его корыстолюбія? Или онъ былъ такъ утонченно жестокъ, что только увѣчилъ свои жертвы, чтобы наслаждаться ихъ муками?

Конечно, это очень могло статься отъ такого человѣка; но долго ли этотъ расточитель, этотъ игрокъ будетъ въ состояніи доставлять себѣ такое дорогое наслажденіе? скоро ли нужда заставитъ его продавать свои товары? Что остается дѣлать покупщику, какъ не выжидать да держать наготовѣ деньги?

Тутъ состояніе Готтгольда, которое до сихъ поръ не имѣло почти никакого значенія въ глазахъ его, вдругъ пріобрѣло для него удивительное, безцѣнное достоинство. И тяжело стало у него на душѣ при мысли, что онъ довѣрилъ его такимъ людямъ, на честность которыхъ нельзя было вполнѣ положиться. По крайней мѣрѣ Больнофъ, еще до личнаго знакомства съ нимъ, не разъ намекалъ ему въ письмахъ, а потомъ прямо совѣтывалъ ему остерегаться штетинскаго торговаго дома; но Готтгольдъ, изъ равнодушія къ собственности, изъ уваженія къ памяти своего благодѣтеля – его преемникъ все еще сохранялъ въ фирмѣ его имя – не обратилъ вниманія на предостереженіе, пока Больнофъ не заговорилъ недавно объ этомъ предметѣ еще настойчивѣе прежняго и не сказалъ ему напрямикъ, чтобы онъ требовалъ возвращенія своего капитала и что медлить опасно. Зюндинскій банкирскій домъ, дисконтировавшій векселя Вольнофа, подтвердилъ Готтгольду. показанія своего корреспондента и предложилъ ему свои услуги, но съ тѣмъ чтобы онъ какъ можно скорѣе требовалъ возвращенія своихъ денегъ.

Готтгольдъ хотѣлъ было сдѣлать это, но прежде всего онъ зашелъ къ своему пансіонеру, молодому живописцу Бругбергу; онъ нашелъ его умирающимъ – и предавшись исполненію дружескихъ обязанностей, забылъ все остальное. Затѣмъ послѣдовали дни и недѣли мрачнаго унынія, когда онъ не, могъ ни на что рѣшиться. Теперь онъ уже не колебался, хотѣлъ какъ можно скорѣе наверстать потерянное... Поздно!

Когда онъ явился къ банкиру, то этотъ послѣдній встрѣтилъ его съ чрезвычайно озабоченнымъ лицомъ. Онъ только что получилъ изъ Штеттина извѣстіе, что домъ Ленца и Компаніи обанкрутился – и притомъ самымъ скандальнымъ образомъ: заимодавцамъ не достанется и по пяти процентовъ съ капитала.– Мнѣ очень жаль, сказалъ господинъ Натансонъ,– самъ я теряю бездѣлицу, если только можно назвать потерею то, что мы давно уже считали потеряннымъ; но у васъ пропадаетъ значительная сумма. Пятьдесятъ тысячь талеровъ, если не ошибаюсь?

Еще незадолго передъ этимъ Готтгольдъ пожалъ бы при такомъ извѣстіи плечами и опять взялся бы за работу. Теперь оно поразило его какъ громомъ. Вслѣдствіе недавно сдѣланнаго имъ у Вольнофа займа и его теперешней потери – отъ его состоянія осталась только четвертая часть, да и эта, если смотрѣть строго, уже не принадлежала ему. Но и помимо этой точки зрѣнія, долженъ же онъ былъ исполнить взятыя имъ на себя обязательства, обязательства въ отношеніи бѣднаго молодаго художника, основавшаго планъ свой жизни на его дружбѣ, въ отношеніи жены и дѣтей только-что скончавшагося собрата по искусству, которыя, не будь его, очутились бы въ самомъ жалкомъ положеніи. Что же останется ему, когда онъ, какъ этого требуетъ его честь, его сердце,– заплатитъ эти долги? ничего! ничего кромѣ выручекъ съ его работы. Этого для него довольно, и даже слишкомъ; но для меня сытности того мота? вѣдь его не обнадежить будущимъ, онъ не согласится на разсрочку платежей, нѣтъ!

Готтгольдъ безпомощно стоялъ у поднимавшейся передъ нимъ преграды; ни гнѣвъ, ни отчаяніе, ничто не могло сломить ее. Въ чемъ можно было винить ее, кромѣ того, что она – молодая, великодушная, довѣрчивая,– далась въ обманъ негодяю? что она, послѣ долгихъ лѣтъ тяжелой, затаенной муки, отдохнула при видѣ друга своей молодости и, ища спасенія, бросилась въ его объятія? А теперь вина оказывается на ея сторонѣ – и негодяй, чванясь своими правами, можетъ безнаказанно ругаться надъ нею, мучить ее, убить!

И вотъ, полный гнѣва, ненависти и любви кружился онъ въ этомъ страшномъ кругу, откуда не было повидимому выхода, если только не найдется средства уличить передъ цѣлымъ свѣтомъ въ винѣ того, кто дѣйствительно виноватъ.

Но можетъ ли быть доказана подобная вина?

Готтгольдъ испугался самаго себя, поймавъ себя на размышленіяхъ о возможности добыть эти доказательства. Неужели онъ рѣшится замарать свою честь, честь Цециліи, раскрывъ эти нечистыя тайны, которыя поднимаются изъ господскаго кабинета въ Долланѣ вверхъ по темной лѣстницѣ на чердакъ, въ маленькую комнатку субретки? Никогда!

А что этотъ мотъ, что этотъ игрокъ могъ выйти изъ мрачныхъ подземелій порока на открытую, сравнительно, дорогу преступленія – и эта мысль приходила ему на умъ; но слишкомъ многое говорило противъ этого. Трудно было предполагать въ этомъ негодяѣ то мужество, котораго все же нельзя отнять отъ преступленія. Опять и то взять: не даромъ же Вольнофъ высказалъ подозрѣніе; а вѣдь онъ, изъ участія ли къ ассесору или но влеченію собственной души, стремящейся объяснять все загадочное, схватился за это дѣло съ такимъ жаромъ, слѣдилъ такъ тщательно за малѣйшими подробностями, которыя могли повести къ открытію потерянныхъ или украденныхъ денегъ. И наконецъ, не психологическая ли это невозможность, чтобы даже такой человѣкъ какъ Брандовъ – какимъ бы образомъ онъ ни участвовалъ въ воровствѣ, прямо ли или посредствомъ третьяго лица,– могъ такъ спокойно держать руку обкраденнаго, какъ онъ недавно дѣлалъ это, когда Готтгольдъ засталъ его въ-веселомъ разговорѣ съ выздоравливающимъ ассесоромъ и его супругой! Конечно, юргенскій попечительный совѣтъ взглянулъ на это дѣло съ особенной точки зрѣнія и разрѣшилъ чрезвычайно благопріятнымъ для Селльена образомъ. Подъ предсѣдательствомъ отца Альмы, члены нашли, что ассесоръ тутъ рѣшительно ни въ чемъ не виноватъ; въ качествѣ уполномоченнаго попечительнаго совѣта онъ былъ обязанъ принять деньги – и нисколько не отвѣчаетъ за то, что могло случиться въ долланской пустоши во время паденія и послѣ этого. На этомъ основаніи попечительный совѣтъ просто-на-просто внесъ десять тысячь талеровъ въ счетъ текущихъ убытковъ, "и если дѣло, милостивые государи", заявилъ Селльеновъ тесть, "коснется того, чтобъ отмѣнить обнародованное предписаніе о поимкѣ Генриха Шееля, то, что касается до меня, я ничего не имѣю противъ этого. Вѣдь парень-то давно уже удралъ за тридевять земель, поэтому публикѣ совершенно незачѣмъ напоминать объ этой глупой исторіи; это не согласуется, милостивые государи, ни съ нашими интересами вообще, ни съ интересами моего зятя".

Брандовъ страшно хохоталъ, когда Селльенъ потѣшалъ его описаніемъ этого послѣдняго засѣданія попечительнаго совѣта. Къ сожалѣнію, онъ не могъ оставаться ни минуты больше, ему нужно было ѣхать сейчасъ же послѣ засѣданія комитета для скачекъ: седьмое засѣданіе въ двѣ недѣли! онъ просто такъ и не выѣзжаетъ изъ города; да и что же ему иначе дѣлать? Дѣло идетъ о томъ, чтобы объявить недѣйствительнымъ рѣшеніе, въ силу котораго къ мѣсту для господскихъ скачекъ прирѣзывается полоса болотистой земли; а отъ этого зависитъ у него все. Его рыжій, который впрочемъ благополучно прибылъ вчера вмѣстѣ съ прочими лошадьми,– чудо, а не лошадь; настоящій Steeple-Chaser! но именно потому-то, что онъ такой сильный скакунъ, ему и слѣдуетъ держаться твердой почвы. Это просто стыдъ и срамъ, что съ нимъ дѣлаютъ! даже молодой князь Прора объявилъ, что это "іndіgne". Но неустойки онъ ни въ какомъ случаѣ не заплатитъ, лучше увязнетъ въ болотѣ, или, если ужь дѣло дойдетъ до этого, утонетъ.

– Это герой! воскликнула Альма Селльенъ, придавая глазамъ своимъ мечтательное выраженіе, когда Брандовъ еще не совсѣмъ затворилъ за собою дверь.

– Это дуракъ! сказалъ Готтгольдъ, идя къ себѣ на квартиру по тихимъ, вспрыснутымъ дождемъ улицамъ;– по крайней мѣрѣ такой же дуракъ какъ и мошенникъ, но что у него нѣтъ ни на волосокъ истиннаго мужества – въ этомъ нечего и сомнѣваться.

Дома у себя Готтгольдъ нашелъ письмо – и по твердому, смѣлому почерку сразу узналъ, что оно отъ Вольнофа.

Письмо было длинно; Готтгольдъ полагалъ, что оно заключаетъ въ себѣ подробности о штетинскомъ дѣлѣ, на счетъ котораго онъ не разъ мѣнялся съ другомъ въ послѣднія недѣли письмами. Онъ ошибся. Его глаза загорѣлись, когда онъ, стоя, быстро пробѣжалъ страницы; тутъ онъ бросился въ кресла, но тотчасъ же вскочилъ на ноги, потому-что уже рѣшился. Онъ побѣжалъ къ тому дому, гдѣ происходили засѣданія комитета для скачекъ. Господинъ Брандовъ, послѣ сильнаго спора съ нѣкоторыми изъ членовъ этого клуба, вышелъ, съ полчаса тому назадъ, изъ дому. Готтгольдъ отправился въ гостинницу, гдѣ обыкновенно останавливался Брандовъ. Но господину Брандову не заблагоразсудилось почтить на этотъ разъ своимъ присутствіемъ гостинницу. Не остановился ли онъ у "Золотаго Льва"? Но "Золотой Левъ" тоже не могъ ничего сказать о Брандовѣ, а указалъ на "Бѣлаго Коня". Изъ этой гостинницы Брандовъ выѣхалъ съ четверть часа тому назадъ. "Вѣроятно, говорилъ оберъ-кельнеръ,– онъ отправился домой, по крайней мѣрѣ онъ отослалъ свои вещи на пакетботъ".

Слѣдующее судно отходило не ранѣе какъ черезъ полчаса. Готтгольду какъ разъ хватило времени на то, чтобы добѣжать домой и спрятать свои вещи въ сакъ.

– Можетъ быть я возвращусь дня черезъ два, закричалъ онъ хозяйкѣ; а самъ думалъ:– можетъ быть я и вовсе не возвращусь.

Переправа на островъ длилась сегодня необыкновенно долго. Сильный вѣтеръ перемѣнилъ направленіе и дулъ прямо на встрѣчу; ботъ былъ биткомъ набитъ людьми, надобно было осторожно лавировать. Разговоръ пассажировъ – мѣстныхъ землевладѣльцевъ и арендаторовъ – вертѣлся исключительно на скачкахъ, которыя должны были начаться черезъ нѣсколько дней. Это будутъ самыя блестящія скачки, какія когда либо бывали. Будутъ лошади изъ Силезіи, даже изъ Венгріи. Право, князю Нрора слѣдовало было принять въ нихъ участіе. Большой государственный призъ увеличенъ до тысячи талеровъ; но главными-то скачками все же будутъ господскія! Сначала полагали, что изъ объявленныхъ къ конкурсу двадцати четырехъ лошадей не явится и трехъ, такъ какъ еще въ маѣ мѣсяцѣ шестеро конкурентовъ, опасаясь рыжаго жеребца господина Брандова, заплатили неустойку,– но теперь дѣло приняло иной оборотъ; теперь всѣ намѣревались принять участіе въ скачкахъ. Вѣдь извѣстно, что рыжему съ болотомъ не справиться; ему придется сдѣлать крюкъ, а послѣ этого ему ужь не нагнать другихъ лошадей, такъ какъ за болотомъ вплоть до самаго столба всего только одно незначительное препятствіе, а въ открытомъ полѣ еще неизвѣстно кто возьметъ верхъ – онъ или какая другая лошадь.

Такъ, столпившись въ кучу, разговаривали между собою пассажиры, въ то время какъ мелкій дождь мочилъ имъ широкія плечи. Готтгольдъ схватился за письмо, которое лежало у него въ карманѣ. "Рыжему съ болотомъ не справиться", это говорилъ и самъ Брандовъ! Ясно что онъ не выдумывалъ – и говорилъ такимъ образомъ не изъ одного только желанія подстрекнуть соревнованіе своихъ соперниковъ, какъ полагалъ одинъ изъ спорившихъ.

Наконецъ ботъ присталъ къ острову. Готтгольдъ поспѣшилъ въ гостинницу, чтобы достать себѣ экипажъ въ Ирору. Всѣ три экипажа господина Петерса были въ дорогѣ; одинъ долженъ былъ скоро возвратиться, ему даже слѣдовало бы уже быть дома;– да бѣда въ томъ, что на конюховъ-то ему уже нельзя теперь полагаться: единственный надежный конюхъ, какой когда либо у него былъ, недѣли три тому назадъ женился. Это нѣкто Іохенъ Пребровъ изъ Доллана, то есть не изъ имѣнія, а изъ кузницы, по близости которой случилось недавно несчастіе,– конечно господинъ слышалъ объ этомъ?

– Ахъ, Боже мой, вскричалъ господинъ Петерсъ,– да вѣдь это вы сами! Насилу я васъ узналъ! Вы кажетесь еще блѣднѣе и хворѣе, чѣмъ за три недѣли передъ этимъ, когда проѣзжали здѣсь вмѣстѣ съ господиномъ асессоромъ и господиномъ Вольнофомъ. Я еще часика за два передъ этимъ опять поболталъ объ этой исторіи съ господиномъ Брандовымъ. Жаль, что вы пропустили двѣнадцати-часовой ботъ! Могли бы ѣхать дальше съ господиномъ Брандовымъ, который всегда уѣзжаетъ отсюда на своихъ собственныхъ лошадяхъ. А о Генрихъ-то Шеелѣ какъ есть ни слуху ни духу; малый-то, навѣрное, уже три недѣли на пути въ Америку.

Господинъ Петерсъ долженъ былъ оставить Готтгольда, чтобы позаботиться о прочихъ гостяхъ; комната для пріѣзжихъ была биткомъ набита ихъ широкоплечими фигурами. Готтгольдъ уже замѣтилъ, что на него устремлены любопытные взоры; вѣроятно, господинъ Петерсъ уже повѣстилъ, что онъ – одинъ изъ героевъ несчастнаго приключенія на пустоши. Объ этомъ произшествіи уже много говорили, а теперь когда имя Брандова было у всѣхъ на устахъ – стали говорить еще больше чѣмъ прежде. Готтгольдъ вышелъ изъ наполненной табачнымъ дымомъ комнаты на дворъ и бродилъ тамъ подъ дождемъ, который все еще продолжалъ моросить, до тѣхъ поръ пока наконецъ, послѣ цѣлаго часу самаго нетерпѣливаго ожиданія, не явился обѣщанный экипажъ – старая исковерканная коляска; къ счастью, въ нее запрягли пару свѣжихъ лошадей. Господинъ Петерсъ вышелъ на дворъ, чтобъ проститься съ Готтгольдомъ, и сказать ему, что по случаю значительнаго запроса онъ не можетъ взять за провозъ обыкновенной цѣны. Готтгольдъ согласился на это безстыдное требованіе и далъ бы еще больше, лишь бы только поскорѣе уѣхать.

– Я съ разу смекнулъ, въ чемъ дѣло-то, говорилъ господинъ Петерсъ своимъ,– два часа тому назадъ Брандовъ, а теперь этотъ; замѣчайте! они напали на слѣдъ Шееля.

– Пустяки! возразилъ одинъ толстый арендаторъ; – Шеель давно уже за тридевять земель.

– Должно быть онъ самъ спровадилъ себя на тотъ свѣтъ, замѣтилъ другой.

– Пли былъ спроваженъ туда кѣмъ другимъ, пробормоталъ третій.

Гости образовали еще болѣе тѣсный кружокъ. Что Генрихъ Шеель воспользовался плодами своего преступленія не одинъ, что его даже вполнѣ обсчитали – это мнѣніе крѣпко укоренилось въ публикѣ, хотя и не приняло еще опредѣленнаго вида. И на этотъ разъ, никто не хотѣлъ или не могъ привести какое нибудь имя; напротивъ того, дѣло становилось тѣмъ темнѣе, чѣмъ дольше о немъ говорили и чѣмъ чаще опорожнивались толстыя рюмки съ зеленоватой жидкостью. Господинъ Петерсъ съ видимымъ удовольствіемъ смотрѣлъ на это: трудно было рѣшить, кто изъ спорившихъ закажетъ ему прежде всѣхъ чашу его знаменитаго глинтвейна; но что этотъ заказъ сбудется не дальше какъ черезъ пять минутъ – дѣло вѣрное. Господинъ Петерсъ уже сдѣлалъ черезъ маленькое окошечко, выходившее въ кухню, надлежащій знакъ своей дочери, которая стояла у очага.

Тѣмъ временемъ Готтгольдъ ѣхалъ при неперестававшемъ моросить дождѣ, который одѣвалъ всю окрестность сѣрымъ покрываломъ, становившимся все плотнѣе да плотнѣе. Въ щели задернутаго, для предохраненія отъ непогоды, кожанаго фартука свистѣлъ вѣтеръ; старая коляска скрипѣла и трещала, когда – что случалось чуть не ежеминутно – колеса на лѣвой или на правой сторонѣ экипажа попадали въ ямы избитой дороги. Но лошади были сильны, а кучеръ, въ ожиданіи получить побольше денегъ на водку, усердствовалъ отъ всей души; такимъ образомъ, принимая въ соображеніе обстоятельства, дѣло быстро шло впередъ,– хотя далеко не такъ быстро, какъ было желательно для снѣдаемаго нетерпѣніемъ Готтгольда.

А между тѣмъ онъ долженъ былъ сознавать, да и сознавалъ, что ему вовсе незачѣмъ такъ спѣшить, что какой нибудь лишній часъ ровно ничего для него не значитъ, что этотъ лишній часъ даже принесетъ ему пользу, давъ возможность созрѣть въ душѣ его какому нибудь положительному рѣшенію. Но говоря это самому себѣ, онъ высунулся изъ экипажа закричать кучеру, что дорога тутъ совсѣмъ гладкая, такъ чтобъ онъ поскорѣе ѣхалъ.

Затѣмъ онъ опять помѣстился въ углу своей маленькой душной темницы, вынулъ письмо Больнофа и пристально смотрѣлъ на него, словно не вѣря чтобы такая твердая рука могла написать такимъ крупнымъ, четкимъ почеркомъ то, что тутъ было написано. И онъ прочелъ во второй разъ.

"То что я скажу вамъ, любезный другъ, сегодня,– такъ гнусно, что никакое предисловіе тутъ не поможетъ. Поэтому я приступлю прямо къ дѣлу. Паденіе на пустоши было не слѣдствіемъ несчастной случайности, а слѣдствіемъ постыднаго преступленія, нравственный виновникъ котораго – Брандовъ. Бо вторыхъ: деньги были украдены; виновникъ воровства, которое можетъ быть названо скорѣе разбоемъ, Брандовъ же. Очень вѣроятно, что онъ присутствовалъ при этомъ дѣлѣ или по крайней мѣрѣ явился на сцену сейчасъ же послѣ его исполненія; во всякомъ случаѣ, добыча попала къ нему въ руки. Составляютъ ли нѣкоторымъ образомъ оба эти преступленія одно и то же, т. е. что первое лишь открывало возможность для второго, или второе изъ нихъ совершенно потомъ, потому только что было совершено первое – этого я не знаю, да конечно не узнаетъ и никто другой, такъ какъ есть причины опасаться, что оба эти преступленія повлекли за собою третье".

"Кто открылъ мнѣ эти ужасы? То, что такъ часто бываетъ предателемъ преступленія: случай".

"Такой случай, что случайнѣе онъ и быть не могъ".

"Деньги въ пакетѣ состояли изъ ассигнацій во сто, пятьдесятъ и двадцать пять талеровъ. Я самъ, какъ вамъ извѣстно, пересчиталъ и завернулъ эти деньги; само собою разумѣется, что это еще не даетъ мнѣ возможности узнать которую нибудь изъ этихъ ассигнацій, вслучаѣ еслибъ она опять попалась мнѣ въ руки. Но тождественность одной я все же могу опредѣлить; эта ассигнація опять у меня въ рукахъ – и я могу указать, въ чьихъ рукахъ была она въ этотъ промежутокъ времени".

"Десять лѣтъ тому назадъ мнѣ пришлось выдать эту

ассигнацію въ очень критическое для меня время. Это были послѣднія мои деньги; подъ вліяніемъ какого-то страннаго юмора я помѣтилъ ее, написавъ на лицевой сторонѣ вверху въ нравомъ углу, мелкими, почти микроскопическими буквами, слова: "счастливаго пути!" и число того дня. Четыре года тому назадъ эта ассигнація опять попала ко мнѣ въ кассу. ІІ почтилъ стараго друга словами: "добро пожаловать", которыя я написалъ вмѣстѣ съ числомъ, показывающимъ день ея возвращенія ко мнѣ, на оборотѣ въ лѣвомъ верхнемъ углу,– и отвелъ ей, въ качествѣ талисмана, мѣсто въ своемъ портфелѣ, гдѣ она и лежала, пока я не вынулъ ее за три недѣли передъ этимъ. Вы помните, что наличныхъ денегъ было у меня маловато, и я воспользовался этимъ случемъ, чтобы наказать себя за свои суевѣрныя побужденія, прибавивъ эту ассигнацію къ прочимъ".

"Эту-то ассигнацію, тождество которой я могу подтвердить присягой, господинъ Редебасъ получилъ отъ Брандова, какъ часть карточнаго долга, на другой день катастрофы – въ полдень – положенный для уплаты этого долга срокъ. Господинъ Редебасъ, не трогая уже больше этихъ денегъ, держалъ ихъ у себя въ шкафу до вчерашняго дня. Тутъ, расплачиваясь со мною, онъ отдалъ мнѣ и эту ассигнацію. Я спросилъ господина Редебаса – не открывая впрочемъ ему сущности дѣла – можетъ ли онъ, въ случаѣ нужды, подтвердить это показаніе присягой; онъ отвѣчалъ мнѣ съ нѣкоторымъ удивленіемъ, но чрезвычайно рѣшительно, что готовъ сдѣлать это въ какое угодно время".