Текст книги "Темное эхо"

Автор книги: Ф. Дж. Коттэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Сузанна покинула полицейский участок и отправилась на Лорд-стрит. За последние дни она неплохо узнала Саутпорт. Прошлое этого города постоянно прорывалось в настоящее, но своим особенным путем, отчего такие вторжения казались вполне уместными. Один раз ей почудилось, что изнутри одного фешенебельного универмага на нее смотрит Джейн Бойт, но, приглядевшись, Сузанна поняла, что увидела собственное отражение в витринном стекле: та же самая прическа, узкая серая юбка и пошитая на заказ черная жакетка – словом, весь тот наряд, в котором она пришла к ветерану полиции.

Она остановилась возле кофейни «Коста». Одиннадцать часов, время ланча, порядочная очередь. В глаза вновь бросился фотоколлаж, который напомнил ей о ламбетской квартире, где они жили с Мартином Станнардом. Уж не в последний ли раз она его там видела? Тот вечер выдался неловким, вымученным. Она держала себя прохладно, потому что не одобряла идею всего этого вояжа, и оказалась права. Увы, сейчас ее холодность вызывала глубокие сожаления. Никто из них не сделал попытки к интимной близости. Теперь же всем своим закаленным сердцем она желала еще одного шанса, чтобы скомпенсировать такое поведение.

Сузанна отнесла кофе к одному из уличных столиков. За шеренгой старых деревьев на бульваре проглядывалось светлое великолепие кенотафа. Отсюда памятник смотрелся особенно величественно: гладкие, тщательно пригнанные блоки портландского гранита образовывали два массивных параллелепипеда с высоким обелиском посредине. Она подумала про Сполдинга, который стоял у постамента, помахивая тросточкой и разыгрывая злую пародию на почитание памяти павших, пока сам с издевкой обращался к Джейн Бойт. Сейчас возле кенотафа было безлюдно. Плиты на площади словно шевелились от игры света и теней, которые бросала на них летняя листва в кронах деревьев. Сузанна вздохнула, отпила кофе и перевела взгляд на свою сторону Лорд-стрит. Здесь бульвар был заполнен людьми в ярких и легких одеждах. Тут ей пришло в голову, что в толпе она пытается высмотреть Элис Донт, хотя и сама понимала, что уже видела Элис в последний раз – так же как и ее отца.

Раскопки привели к обнаружению пяти тел. Скелетов, разумеется. К окончанию работ успели спуститься сумерки, и кости казались выбеленными в резком свете прожекторов, которые сражались с наступающей ночью. Останки лежали в необычной позе, напоминающей полураскрытый перочинный нож, касаясь вытянутыми руками ступней соседней жертвы. Смысл этого геометрического рисунка был ясен с первого взгляда Пентаграмм, пятилучевая звезда. Получается, убийства носили ритуальный характер. Но вот вопрос: как именно эти женщины умерли?

– В страшных муках, – сказал ей Ходж. По сравнению с сегодняшним утром он выглядел постаревшим лет на десять. Инспектор пил кофе из стального термоса. – Конечно, подробности станут известны лишь после того, как поработают криминалисты и составят полный патологоанатомический отчет. Однако, если судить по следам на шейных позвонках, им всем перерезали глотку. Думаю, орудием убийства послужил зазубренный нож, а может статься, какой-нибудь немецкий штык, который сохранил себе Сполдинг в качестве военного сувенира. Мне кажется, они сначала истекли кровью, а уже потом их уложили вот таким образом. Впрочем, если говорить откровенно, я в толк не возьму контекст преступления. За всю свою карьеру мне не доводилось видеть хотя бы нечто подобное, и – Бог свидетель – не хочу увидеть вновь.

Женщин закопали глубоко. Пентаграмма находилась в двенадцати футах под поверхностью земли, вот почему раскопки заняли столько времени. Круглый котлован, сделанный полицией, пришлось укреплять сваями, поставив за ними доски на ребро. Несмотря на подпорные стенки, грунт так и норовил просочиться внутрь сквозь щели. Доски выгнулись и угрожающе потрескивали, словно яма была живым организмом, который хотел спрятаться от людских глаз.

– По крайней мере, ясно, что могилу копали вручную, киркой и лопатой, – продолжал Ходж. – Если трудился только один человек, он должен был обладать колоссальной силой. Перенести сюда трупы – детская игра для него. Да такой силач вообще, наверное, мог их носить по двое за раз.

Из центра звезды, образованной мертвыми женщинами, достали бронзовый цилиндр длиной около трех с половиной футов. Он был завернут в брезент. Обертку осторожно сняли. За все время, проведенное под землей, металл почти не пострадал. Поначалу Сузанна подумала на подзорную трубу, однако поверхность оказалась гладкой и сплошной, не имела отдельных секций, как в раздвижном тубусе. Вся эта труба заканчивалась крышкой. При внимательном рассмотрении стало ясно, что она сидит на резьбе, предохраняя то, что находится внутри.

Все присутствующие столпились в кружок, когда начали отвинчивать крышку. Сузанна встревоженно наблюдала за происходящим. Операция совершалась с невероятной осторожностью, однако Сузанна уже знала, что прячется в трубе, а посему серьезно опасалась, что содержимое попросту рассыплется под невыносимо ярким галогеновым светом. От этой мысли она пришла в ужас. Мало того, здешний воздух напитан морской влагой, в нем масса соли и озона. Сузанна сжала кулаки, зажмурилась и пробормотала молитву, но когда вновь открыла веки, то увидела, что объект извлечен без повреждений.

Догадки поскакали неудержимым галопом. Предмет напоминал обломок рукоятки от метлы, но чуть ли не окаменел от древности, а если присмотреться, то в резком свете прожекторов различались кольцеобразные вмятины в том месте, где когда-то была плотно намотана веревка или кожаный ремень.

– Посох какой-то… – пробормотал Ходж.

– Не посох, господин инспектор, а древко, – возразила Сузанна.

Он обернулся к ней. За прошедшие часы из его глаз напрочь пропали подозрение и враждебность. Должно быть, Сузанна полностью доказала свою правоту, хотя трудно себе вообразить более печальный и ужасный способ.

– Зовите меня Бернард, – сказал он и вытянул ладонь вперед. Только сейчас Сузанна сообразила, что он откладывал этот жест с самого утра. Они обменялись рукопожатием.

– И что сейчас?

– Целая куча формальностей. И не в последнюю очередь придется известить американское посольство. Отчета о криминалистической экспертизе придется еще подождать, к тому же нет гарантий, что там найдется что-нибудь полезное. Если только не удастся эксгумировать Сполдинга и сравнить ДНК. Однако косвенных улик слишком много, чтобы их игнорировать.

– Так оно всегда и было.

– Да, Сузанна. Тут Джейн Бойт оказалась права. Так оно и было.

«Да и вообще, – подумала Сузанна, – гроб на нью-йоркском кладбище все равно пуст. Потому что Гарри Сполдинг никогда не умирал».

– Так что получается, Сузанна, вы знаете, что это за объект?

– А вы сами как думаете, что это такое?

– Я мало знаком с ритуалами сатанистов. По крайней мере, так считал до сегодняшнего дня, – ответил Ходж. Он отпил кофе из стальной крышки термоса. Говорил он сейчас тихо, чтобы его слова не донеслись до чужих ушей. – Думаю, речь идет о священной реликвии, которую подвергли чудовищному осквернению. Но, опять-таки, это во мне говорит интуиция старой полицейской косточки. Хотя, в общем-то, это просто деревяшка.

– Бесценная, – сказала Сузанна.

– Все равно, палка есть палка.

– Я знаю одного иезуита, который с огромным облегчением передал бы ее обратно в лоно Церкви, откуда ее и похитили.

– Тогда пусть мне позвонит. На мобильник.

– То есть это не улика?

– Если вы имеете в виду орудие убийства, то нет. Я ничуть не меньше других хотел бы перевести стрелки часов назад в этом деле, но даже если я оставлю у себя эту палку, она не вернет к жизни убитых женщин. Пусть ваш священник мне позвонит.

– А отпечатки пальцев?

– Есть очень хорошие на латуни. Сдается мне, мы оба знаем, кому они принадлежат. Эта палка нам не нужна.

– Но никто не заметит пропажу?

– Какая такая пропажа? Я своими руками подложу вместо нее обломок сухой ветки вон из того парка. – Ходж перешел на шепот. – Строго говоря, в данном расследовании она не играет никакой роли. Какими бы свойствами в ваших глазах она ни обладала, злосчастных девиц к жизни не вернешь.

Сузанна кивнула. Тут он прав.

– Бернард, если вы согласитесь отдать древко мне, я клянусь, что сама доставлю его священнику.

Инспектор внимательно взглянул на нее:

– Хм. А вам, кстати, надо будет написать мне заявление по всей форме. Придется сейчас поверить вам на слово, если вы пообещаете прийти ко мне в течение нескольких дней.

Она вновь кивнула.

– Советую заказать такси. Встретимся у входа через пять минут. До свидания, Сузанна. Да пребудет с вами Бог.

Она рискнула в первый раз поближе познакомиться с домом. Окна смотрели на нее темными глазницами. Сузанну мучил страх, что вот-вот кто-то выглянет из-за стекла. Но его здесь не оказалось. Особняк стоял пустым. Она совсем не ощущала его присутствия. Сполдинг находился где-то еще, в каком-то другом своем месте. Намеренно прячется, как об этом уже упоминала Джейн. За долгую и чудовищную жизнь он узнал много разных мест, повсюду расточая свои миазмы, как заразу.

Сузанна потратила всю ночь, чтобы добраться до Нортумберленда в автомобиле, который взяла напрокат возле ливерпульского аэропорта, добравшись туда на такси. Впрочем, дело того стоит, подумала она, сворачивая к готическому убежищу монахов в пять часов утра. Делоне уже поджидал ее в составе группы высокопоставленных католических клириков с мрачными, напряженными лицами. Интересно, как давно они ждут? Их облегчение и радость бросились в глаза, когда Сузанна из багажника достала завернутую в газеты реликвию.

Ей хотелось немедленно сесть за руль и пуститься в путь, но Делоне заглянул в открытое окно дверцы с водительской стороны, и выражение его лица сказало ей, что такой поступок был бы крайне неблагоразумным. Она опустила стекло по дороге, потому что едва не заснула за баранкой. Слишком давно не позволяла себе поспать. Никогда в жизни ей не требовалось быть более внимательной, иметь ясность мысли и инстинкт опасности. Время еще есть. Она подсчитала. На скорости в десять – двенадцать узлов «Темному эху» потребуется не меньше двух срок, чтобы достичь пункта назначения. По предложению Делоне, вернее по его настоянию, она съела тарелку супа и провела в сонном забытьи пару часов в гостевой комнате, прежде чем отправилась в дорогу.

Делоне поджидал ее возле выхода.

– Монсеньор, надо поскорее заново освятить то, что я вам привезла.

– Уже сделано, – просто и лаконично ответил он.

Сузанна добралась до Дувра за пять часов, заставив сработать, наверное, все контрольные видеокамеры по дороге. Она молилась, чтобы ее не остановили раньше времени за превышение скорости, и ее мольба была услышана. К тому же она знала, что и другие люди молятся за нее. Теперь ей потребуется вся возможная помощь, каждый огонек пламени на свечах, поставленных за ее успех. Погода стояла благоприятная, а трафик, по крайней мере до лондонской кольцевой дороги, был незначительным. В Кенте пришлось сбросить скорость, но все же она с пятиминутным запасом поспела к одиннадцатичасовому парому. На сей раз ей не требовалось терять время на расспросы, как проехать. Сузанна отлично знала, куда лежит ее путь. Разумеется, радио она не включала. Впрочем, одна вещь осталась неизменной. Небо нахмурилось, затянулось темно-лиловыми тучами, и милях в десяти от конечного пункта Сузанна въехала в полосу дождя.

Поле Дюваля она пересекла по грунтовке, что тянулась вдоль межевой канавы, и, приближаясь к амбару, надеялась, что дождь пошел недавно, а посему машина не утонет в трясине французской грязи. Верхний слой почвы успел размокнуть, но сразу под ним находилась щебенка, которая скрипела и скрежетала под колесами, вклиниваясь в рисунок протекторов. В лобовом стекле неторопливо вырастал амбар, который из нелепого и отдаленного монумента превращался в нечто более близкое и пугающее. Сузанна почувствовала, как от сверхъестественной и колоссальной угрозы поднялись дыбом волоски на запястьях. Как и в первый раз, вся ее интуиция кричала о том, что надо уносить ноги с этого странного и зловещего места. Но она не могла себе этого позволить.

Она ударила по тормозам, щебенка в последний раз взвизгнула под машиной – и Сузанна посидела несколько секунд в тишине. Все, приехали. По крыше стучал дождь. Заглушенный двигатель чем-то потрескивал, остывая. Массивная дверь в амбар слегка приоткрыта, но внутри царит пустота чернильного мрака. Когда она выбралась из автомобиля, колени вдруг сделались ватными, а решительность начала резко слабеть, утопая в потоке чистого ужаса. Дождь отбивал чечетку на летних лужах. Ко лбу липла мокрая челка. Все шло наперекосяк – и тут она вспомнила про Мартина, его располосованную в подземке ладонь. Подстегнув дрожащую волю, она собрала в кулак остатки сил.

Из багажника Сузанна достала лопату, которую позаимствовала в монастыре. Зашла в амбар и услышала коллективный шепот от армии призрачных шинелей, которые висели на дальней стене, подрагивая от неощущаемого сквозняка. Вслед за шепотом пришел и негромкий, но отчетливый свист. Она узнала мелодию: «Кемптаунские скачки». Фальшивые ноты сочились брезгливым напоминанием о последних крупицах человеческой сущности. Хриплый смех, краткая вспышка веселья. И аккордеон, чьи звуки доносились будто сквозь мутно-зеленое море. «Розы Пикардии», мелодия искажена, тонет в воздухе.

– Да пошли вы все к черту, – буркнула Сузанна. – А ты, Гарри Сполдинг, в первую очередь.

Перехватив лопату понадежнее, она начала вгрызаться в основание свекольной пирамиды. Корнеплоды повалились на нее лавиной, подскакивая от ударов о землю и друг о друга. В ушах вдруг громыхнуло, словно от сдвоенного ружейного залпа, но Сузанна лишь крепче стиснула зубы. Ее решимость была столь отчаянной, что из десен начала сочиться кровь, которую пришлось угрюмо глотать, не прерывая работу.

Сняв макушку пирамиды, она ногой разбросала свеклу, добралась до земли и стала рыть дальше. На глубине всего лишь одного фута обнаружилась кость, вернее череп. Продолговатый, со зловеще вытянутыми глазницами и узкой челюстью. Череп козла, поняла Сузанна. Искала же она тот предмет, которым, скорее всего, это животное и умертвили. Затем выскребли мозг изнутри, устроив мрачную церемонию жертвоприношения, атрибуты которой нашлись среди прочих останков: сожженная Библия, церковная свеча, разбитая статуэтка Беспорочной Девы и неопорожненный ночной горшок, в чью застарелую мерзость положили четки. Распятие, обмазанное калом. В общем, святотатство, но наивное. Главной же проблемой было то лезвие, которое воткнули в козлиный череп. Недостающая половина дротика, древко от которого она уже разыскала.

Тут ей почудилось, что с улицы донесся какой-то шум. Ничего, это может обождать. Все, что вне этого амбара, может обождать. Основное дело здесь. На свете нет другого более важного занятия. Зная, что это такое, она не решалась прикоснуться к лезвию. Проблема не в брезгливости. Сузанна никогда этим не страдала. Благоговейный трепет – вот что она сейчас испытывала. Ей рассказали о значимости, как символической, так и фактической, этого древнего, тускло отсвечивающего куска кованого и заточенного железа, который она извлекла из козлиного черепа и теперь держала измазанными землей пальцами. Опустившись на колени, она поцеловала металл, как этого требовал Делоне. И, следуя его наставлениям, она осенила себя крестным знамением, сжимая лезвие в правой руке.

В следующий миг ее захлестнула невероятная вонь. Из ящиков, горой высившихся вдоль стен, раздался свист истекающих гнилостных газов. Мгновенно истлевшие фрукты лопались зловонными пузырями. Вокруг нее исходили паром, сплющивались, скукоживались противоестественные корнеплоды, которые наконец оказались подвержены действию неумолимых законов природы. Сузанна раскашлялась, подавилась рвотой, вскочила на ноги и обернулась к неровной шеренге шинелей «Иерихонской команды»: их ткань распадалась на нити, бледнела и растворялась на глазах, обращаясь в пыль, как оно и должно было случиться десятилетия тому назад. Сузанна фыркнула от удовольствия. Впрочем, до момента подлинного триумфа еще далеко. Какой-то глубоко запрятанный инстинкт говорил ей, что испытывать гордость в подобной ситуации опасно, такое потворство собственным слабостям может быть даже гибельно. Прижимая к груди находку, Сузанна пошла на выход.

Снаружи стоял Дюваль, тот самый фермер, который, судя по всему, даже спал с ружьем. Он поджидал свою непрошеную гостью. Нарушение границ его участка никогда не проходило незамеченным, это Сузанна поняла еще во время первого визита. На сей раз, впрочем, ружье оказалось непереломленным. Дождевая вода лилась с полей его шляпы; губы вытянулись в узкую полоску под щеткой усов. Капли стекали и с ружейного дула; из обоих стволов курился дымок. Рядом со своей машиной Сузанна увидела микроавтобус. Трепыхнулось сердце, когда она узнала нанесенную на борт надпись, золотую вязь «Мартенс и Дегрю». Она обошла черный автомобиль спереди. Внутри находились двое мужчин в светло-коричневых комбинезонах. В лобовом стекле, напротив сидящих, имелись два отверстия.

Мертвы. На груди каждого расцветало пятно, оставшееся после дуплета, полученного в упор.

Сузанна посмотрела себе под ноги. Окинула взглядом небо.

– У вас что, всегда так дождливо?

Дюваль пожал плечами.

– Зато для овощей полезно.

Сузанна кивнула. Оказавшись рядом со смертью, чуть ли не столкнувшись с ней лицом к лицу, у нее никак не получалось улыбнуться.

– Должен признать, что вы, мадам, отличаетесь неимоверной отвагой. Вы очень решительны. И сумели наконец снять проклятие.

– То есть вы тоже пытались?

– Отец. Но у него ничего не вышло. Только сам погиб.

Она показала в сторону микроавтобуса.

– А как быть с ними?

– Скормлю свиньям, – ответил он. – Мое преступление. Мой грех, не ваш, и разбираться с ним я буду сам. А они этого заслужили.

Стало быть, он уже начал подыскивать оправдания…

– Что ж, спасибо вам, Пьер, – сказала она. – Спасибо, что спасли мне жизнь.

Он подарил ей долгий, внимательный взгляд.

– Это самое меньшее, что я мог для вас сделать.

Сузанна обернулась к амбару. Здание до сих пор производило странное впечатление, однако сейчас оно казалось просто архитектурным курьезом, а вовсе не угрозой.

–  Bonne chance! [12]12
  Удачи! (фр.)


[Закрыть]– крикнул Дюваль вслед отъезжающей машине.

Лезвие, заботливо уложенное в бархатный мешочек, лежало на соседнем сиденье. Делоне умолял ее ни за что не класть реликвию в багажник. Легко выполнимая просьба. Сузанна и не собиралась легкомысленно или бесцеремонно обращаться с артефактом, ради обретения которого пришлось подвергнуться столь тяжелому испытанию. Да он просто не позволил бы этого сделать: от металла исходила столь же явная эманация его священной природы, как если бы его держали перед этим в горниле или на лютом морозе.

Сузанна была убеждена в том, что тварь, которая некогда являлась человеком по имени Гарри Сполдинг, держалась за жизнь хваткой, чья сила то возрастала, то убывала. Самоубийство в Манхэттене в 1929 году было попыткой проверить заявку на бессмертие. В ту пору эта особь – нет, уже не человек – была очень могучей. Впрочем, дьяволом, как это утверждала Джейн Бойт, его тоже назвать нельзя, хотя дьявол и принял участие со своей стороны сделки. За осквернение святыни в амбаре тварь приобрела нечто вроде неуязвимости, чья черная мантия в 1917 году распространилась и на остальных членов «Иерихонской команды». В определенной степени их лидер сохранил гарантию личной безопасности и после войны, однако Сузанна полагала, что к этому времени эффект стал ослабевать. Несмотря на кулаки-кувалды, у Майкла Коллинза не получилось нанести Гарри Сполдингу серьезных увечий в гостинице «Шелбурн», хотя дуло револьвера Боланда, уткнувшееся Сполдингу под челюсть, заставило того призадуматься.

Затем, уже в Саутпорте, он устроил вторую богохульственную церемонию. На сей раз жертвоприношение, а вместе с ней и степень осквернения носили более масштабный характер. Джейн сама стала свидетелем превращения Сполдинга в нечто более сатанинское. Его сила возросла. Изменился даже внешний облик.

Но нет более требовательного и безжалостного партнера, чем дьявол. В конечном итоге пришлось принести в жертву всех членов «Иерихонской команды» до последнего. Таковой оказалась судьба братьев Уолтроу, а также Габби Тенча, который за игорными столами катался на везучей волне Сполдинга, пока его бывшего командира не призвали погасить долг. Все они были невольниками Сполдинга. А тот являлся рабом сатаны. Когда сатана поймет, что богохульные поднесения больше не работают, что принятые обязательства не выполняются, Сполдинг вновь станет человеком, другими словами, потеряет способность обманывать смерть. Сейчас, однако, он был силен. Да, его сила сохранится до тех пор, пока дьявол не узнает, что из расходного счета Гарри Сполдинга нельзя больше извлечь ни крохи.

Такова была логика Сузанны. Ее разумное обоснование, выработанное за рулем прокатного автомобиля по дороге в Кале сквозь французский дождь. Она рассмеялась. Когда на соседнем сиденье лежит сверток с реликвией, когда ноздри до сих пор щекочет запах крови убийц, присланных от «Мартенса и Дегрю», она не нашла ничего лучше, чем рассмеяться. Потому что иначе придется просто разрыдаться. Ее логика принадлежала миру кошмаров, и сам кошмар еще далеко не кончился.

Вернувшись к Нортумберленду и Делоне, Сузанна все же расплакалась, передавая находку.

– Монсеньор, отчего эта вещь столь важна?

– Сим копьем умертвили Иисуса.

Это она знала. Помнила историю. Римляне распяли Христа, и пока он висел на кресте, изнывая в долгой агонии, один из римских солдат взял копье и пронзил им его бок, жестоким актом милосердия источив последнюю каплю жизни. Однако христиане не верили в милосердие убийства. По смерти Иисуса этот римлян, коего звали сотник Лонгин, раскаялся и сам принял христианство. Однако этот факт Сузанна не считала значительным.

– Прободение копьем ознаменовало собой последний момент жертвы Господней, который отдал собственного сына на заклание во имя человека, – сказал Делоне. – Это единственный физический артефакт, который дошел до нас от Искупителя. Лезвие пронзило его плоть, было омыто кровью Христовой.

– Да, но разве не имеется гвоздей от того распятия? А как же деревянные фрагменты, которые сохранились от истинного креста?

Делоне улыбнулся. Покачал головой.

– Средневековые фальшивки, – сказал он. – Подделки, состряпанные ради обогащения нечистоплотных людей за счет тех, кто отчаянно нуждается в вере. Но вот это… – Он поцеловал металл.

В чем бы ни заключалась подлинная причина значимости этого копья, Сузанна не питала никаких сомнений относительно его власти. Имелись и другие реликвии, претендующие на роль Копья Лонгина. Например, в музее Кракова. Еще одно копье Гитлер перевез в Германию из Австрии после аншлюса Вслед за падением Берлина генерал Паттон предпринял все усилия, чтобы его найти. Однако истинной реликвией было вот это лезвие. Доказательством служил сам факт чрезмерно длительного существования Сполдинга вкупе с его пагубным влиянием. Она вспомнила про ту вещь, которую нашла в коробке Джейн и вчера ночью спрятала в гостевой комнате семинарии.

– Монсеньор, я прошу вас освятить вот это.

Он нахмурился.

– Не могу.

– Но вы должны…

– Сузанна, я благословил яхту. И что из этого вышло?

– И все же, я прошу вас. Сейчас дела пойдут иначе. Изменились обстоятельства. Я сама их изменила, собственными руками. И сделайте это лезвием копья, взяв его в руку. Сделайте это… Ради Магнуса и Мартина.

Священник поколебался, но затем кивнул, смягчившись. И когда все закончилось, Сузанна на восемь часов погрузилась в беспокойный, мучительный сон, где видела заживо погребенных женщин, истекавших кровью.

Сузанна знала, что яхта подойдет к берегу в ночи. Сполдингу нравилось считать себя солнечным богом, ярким бульварным франтом «Джазового века», который вслух читает стихи, обладает сияющей утонченностью и ошеломляет белоснежной невинностью улыбки. Это был щеголь – богатый, щедрый и влиятельный благодаря умелым знакомствам. Однако при всем при этом он являлся созданием ночи. Вещью, принадлежащей дьяволу. Вся его наиболее выдающаяся работа была проведена во мраке. «Иерихонская команда», которая первой сделала ему имя и позволила получить статус в обществе, носила ночной характер. Лишь после того как солнце садилось, «иерихонцы» выползали из своих ям, чтобы убивать и калечить. Такими же были и его личные привычки и предпочтения. Землю в саду на Роттен-роу он рыл в темноте, в этом Сузанна ничуть не сомневалась. Потехе Сполдинг отводил день, а делу – ночь. При свете дня он играл в гольф с Томми Риммером в Саутпорте или сидел на ипподроме в Эйнтри, а ночи отдавал убийствам и ритуалам. Словом, окутанная саваном тумана, яхта неслышно пристанет к берегу, когда солнце будет сиять на цротивоположной стороне мира.

Сузанна стояла в ожидании на ночном пляже в Биркдейле. В полнейшем одиночестве. По правую руку искорки света обрисовывали контур пирса. В пальцах она крутила пенни из 1927 года, ставший ее талисманом. Кажется, встреча со счастливой монеткой произошла немыслимо давно. Этот пенни она получила вон на том пирсе, но носила его словно бы вечность, хотя на деле едва минула пара дней. На горизонте, за песчаным пляжем и полоской залива, проглядывались огни морской бурильной платформы. Отсюда, с расстояния многих миль, она виднелась неясным светлым пятнышком, хотя установленные на ней прожектора наверняка оснащены колоссально могучими электрическими лампами. Но вот этого плотного песка их свет едва-едва достигал.

Сузанна помучилась ожиданием еще с минуту, а затем на нее обрушилось осознание всей бесполезности этого занятия. Яхта не появится. Она затонула в бездонных, ко всему безразличных пучинах Северной Атлантики, потому что в момент катастрофы ее беспомощная команда была потеряна в обоюдной, безнадежной иллюзии. Сузанна не способна сражаться с Гарри Сполдингом. Он призрак и чудовище. У нее нет таких средств, которыми можно было бы его встретить и побороть. Нет ни сил, ни знаний. Ее колени подкосились, заставив рухнуть на землю. Сузанна и не пробовала подняться. Песок был мягким и до сих пор исходил теплом после долгого и жаркого летнего дня. Небольшое утешение, проникавшее в кожу через одежные покровы. Сузанна сквозь пальцы пропустила поток крошечных, неисчислимых песчинок. Скорее можно догадаться об их точном количестве, чем противостоять Гарри Сполдингу…

Сузанна расплакалась. Повернулась к морю и попыталась сморгнуть слезы – на горизонте все расплывалось. Она вытерла глаза обратной стороной ладони, однако облако исчезать отказывалось. Хотя нет, речь шла вовсе не об облаке. На Сузанну шла волнистая полоса тумана, которая словно перекатывалась через себя, разрастаясь с каждой секундой. Неумолимо и молчаливо серая пелена сближалась с берегом. Сузанна с опаской поднялась на ноги. Шмыгнула носом. Отряхнула песок с ладоней. Покрепче сжала счастливый пенни и вцепилась в ремень сумки на плече. Осмотрелась было вокруг, однако шестым чувством поняла, что здесь она находится в полнейшем одиночестве. Сузанна пошла в ту сторону, куда, судя по всему, стремился попасть туман. Песок под ногами постепенно плотнел, пока наконец не превратился в неподатливую, запекшуюся на солнце массу, исчерченную рисунком последнего отлива. А вот сейчас надвигался прилив. И «Темное эхо» шло к берегу на этой волне.

Тут Сузанна услышала шаги, ритмичное хлюпанье, словно кто-то выдергивал ступни из засасывающей грязи. Она вспоминала, что где-то рядом находятся зыбучие пески. Уже не раз в этом месте проваливались машины тех дурачков, которые по дороге в Блэкпул решались срезать угол сквозь предательскую иллюзию надежного грунта. Сузанна напряглась, готовясь встретить атаку зверя, и обернулась. Однако к ней приближалась женщина, а не мужчина. С меховым боа, в шляпке «колокол», она продиралась сквозь грязную жижу и водоросли, не жалея своих сапожек с пуговками.

– Джейн?

– Я не Джейн.

Женщина подошла ближе. Глаза под насурьмяненными бровями были налиты кровью, но лицо выглядело бледным. В темноте губная помада смотрелась совсем черной, и эта женщина была мертва.

– Ты знаешь, кто я?

– Вы Вера Чедвик.

– Джейн, я пришла просить прощения. О, если б я только к тебе прислушалась… Может, и удалось бы спасти бедняжку Хелен…

Сузанна кивнула. Она уже видела останки Хелен в яме. То, что здесь лежит богатая женщина, было ясно из ювелирных украшений, оставшихся на костях. К тому же Хелен была выше остальных жертв, выше и стройнее. И, как заметил Бернард Ходж, смерть ее была страшной.

Вера Чедвик вздохнула. В свежести ночного пляжа ее дыхание отдавало прелым холодом гробницы.

– Джейн, твое фенианство было тут ни при чем. Я просто так это ляпнула. Семья Филиппа – католики из Бутла. Он, наверное, ничуть бы и не возражал…

Сузанна промолчала.

– Я отговаривала тебя от встречи с ним… потому что боялась. Он мог тобой увлечься. Все мужчины тобой увлекались, ты сама это знаешь… Джейн, ты очень красива. Всегда была красива. И это несправедливо. Почему все так несправедливо?

– По-другому не бывает, – сказала Сузанна.

– Ну, все равно, – промолвило привидение Веры Чедвик. – Я очень сожалею о случившемся. Очень-очень. – Она достала перчатки из кармана пальто и неловко натянула их на бледные дрожащие ладони. Затем повернулась и исчезла в темноте, оставив за собой лишь затихающее хлюпанье грязи под ногами.

Сузанна оглянулась на море, в направлении, откуда пришла яхта. Сейчас вокруг ее щиколоток обвивались щупальца тумана, ползущего по песку. Глаза уже различали силуэт «Темного эха». Полуразмытое в дымке, судно неподвижно стояло у берега.

Подойдя ближе, Сузанна увидела веревочную лестницу, свисавшую с кормы. Она обогнула яхту вдоль борта, не в силах поверить собственным глазам, до какой степени та за один-единственный вояж успела обрасти ракушками, приобретя неимоверно запущенный вид. В отдельных местах дерево выглядело губчатым и податливым. От потемневшей обшивки несло мокрой плесенью. Из доброго десятка щелей сочилась какая-то жижа. Магическая сила, приведшая яхту сюда, нанесла страшный урон корпусу шхуны, подвергнув ее невыносимому напряжению своей хваткой. Судно явно оказалось здесь не по своей воле, постарев и одряхлев в ходе извращенного тысячемильного путешествия сквозь неохотно расступавшийся океан.

По веревочному трапу Сузанна опасливо взобралась на палубу. Никто ее не встречал. Сквозь открытый кормовой люк она спустилась по ступенькам, которые вели к капитанской каюте Магнуса Станнарда. В коридоре царило сумрачное, желтушное освещение, характерное для керосиновых ламп, тем более что в воздухе действительно пахло чем-то нефтяным. Дверь в капитанскую каюту оказалась открыта. Сузанна вошла. И увидела, что гниль, затронувшая «Темное эхо», одной лишь наружной обшивкой не ограничилась.