Текст книги "Темное эхо"

Автор книги: Ф. Дж. Коттэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Его голос взмыл до злого, пронзительного визга.

– А почему такое название, «Иерихонская команда»? – спросил я.

Пауза.

«Мальчишка, ты будешь обращаться ко мне, как подобает».

– Капитан, сэр, почему такое название?

«Потому что своих людей я сделал инициатами „Иерихонского общества“. Мы выполнили одну очень важную миссию в Руане. Прибыли туда на барже, в тумане пришвартовались к пирсу. И единой командой мы стали именно на ее борту. Все выросло из шутки капрала Тенча. Впрочем, название прижилось. Мы превратились в „Иерихонскую команду“».

– Но почему Руан? Ведь город всегда находился в руках союзников?

Язвительный смешок.

«Что, мой мальчик любит военную историю? Я тебе покажу, что такое война, Мартин. Жду не дождусь».

Голос притих, стал более спокойным и вкрадчивым.

«Давай-ка, Магнус, я расскажу тебе о нашей базе во Франции. Не отказывай старому гордому солдату потешиться воспоминаниями. Я расскажу, как мы создали свою собственную Голгофу у амбара в окрестностях поселка Бетюн».

Но я-то уже слышал про их Голгофу. Мне сообщила Сузанна, которая, в свою очередь, узнала об этом от Пьера Дюваля. Я не желал больше внимать хвастливому и желчному голосу Сполдинга, а потому просто развернулся, вышел из отцовской каюты, захлопнул дверь за спиной и направился к себе. Тем более что мое повествование еще не закончено, надо допечатать текст.

Пересекая камбуз, я увидел крысу. Вернее, грызун заметил меня первым и попытался смыться через щель частично приоткрытой створки буфета. Однако я в свое время занимался боксом; руки у меня быстрые и слишком проворные для этой крысы. Я схватил ее за хвост, взмахнул рукой и, описав полукруг, размозжил ей голову о край раковины. Металл забрызгало кровью. Отвернув барашковую гайку, крепившую захлопку иллюминатора, я вышвырнул дохлую тварь в море. Здоровенная такая зверюга. Ее толстый, грубоворсистый хвост был толщиной с фалинь, а труп при падении издал довольно сильный всплеск. Намочив бумажное кухонное полотенце, я смял его в горсти и протер раковину, после чего выкинул окровавленный комок, опять-таки за борт.

Ну а сейчас настало время несколько изменить угол зрения, под которым я веду рассказ о случившемся. Если до этого речь шла о прошлом, то прямо в данную минуту я сижу за компьютером и печатаю тщательно подобранные слова, излагающие суть моего повествования. В последний раз.

Итак, все эти события уже имели место. Я понял это подсознательно еще зимой, когда умница Сузанна нашла ту газетную страницу в архивах «Ливерпуль дейли пост», которая огорошила меня невероятной схожестью между Джейн Бойт, прекрасноликой правонарушительницей, и Сузанной. Да и кто бы не удивился? Сходство поистине сверхъестественное. Но я не к тому веду. Здесь главное заключалось в той напряженности и усталости, что была написана на лице ее отца, Патрика Бойта. Такое же выражение я видел и на физиономии Фрэнка Хадли, когда на борту «Темного эха», пришвартованного на его верфи, стали происходить трагедии. Несколько минут назад Сполдинг упомянул о неких «договорных обязательствах». Похоже, что требовались также и жертвы. И, как мне думается, та же самая мысль мелькнула в головах Фрэнка Хадли и Патрика Бойта, когда их рабочих начали приносить в жертву. Сузанна, по сути дела, именно так и выразилась. Она сказала, что все это уже происходило. Господи, ну почему я не прислушался? Через пару минут я напишу ей письмо. Не исключено, что это последняя возможность обратиться к ней, да еще неизвестно, дойдет ли до нее мое сообщение. Но все равно, написать надо. Я перед ней в долгу.

Я уже говорил, что это можно считать дневником, исповедью и хроникой. Одно из перечисленных слов дало мне ключ к ответу, кому именно следует направить этот текст. Очень похоже, что ничего иного я написать попросту не успею. А посему он для меня очень ценен. Впадаю ли я в грех гордыни? Пожалуй, да. Однако в масштабах всей картины сей грех невелик. И мне хочется, чтобы эта история послужила предостережением. Потому что я и впрямь верю, что такие события уже имели место. И мне не хочется, чтобы случившееся с моим отцом и со мной произошло затем с кем-то еще.

Это вы, монсеньор Делоне? Вы читаете мою рукопись? Очень на это надеюсь. И мне очень жаль, что я обременил вас этой задачей. Но ведь вы уже добрались почти до конца. Впрочем, я должен на минуту прерваться, чтобы написать прощальное письмо Сузанне. Всем своим сердцем надеюсь, что мое послание дойдет до вас. Вы знаете, что делать. Вы назвали «Темное эхо» экстравагантной причудой, прекрасной игрушкой, в которой нет ничего зловещего… Вы горько ошиблись. Но ведь Сполдинг занимался этой игрой очень долгое время. Яхта меняла названия, а ее истинный шкипер – имена. В этом я уверен. Однако судно всегда оставалось одним и тем же, игра не менялась, всегда наступала очередь одного и того же кошмарного вояжа.

До меня вновь доносится плач младенца. Никакая это не чайка. Звук исходит из коридора и, боюсь я, принадлежит моей утраченной сестре, Катерине-Энн. Сполдинг перевел на нас ее страдания.

Благослови вас Бог, монсеньор.

Господи, помилуй наши души.

Мартин

10

На следующее утро она страдала от похмелья, поджидая Элис Донт за уличным столиком кофейни. Прошлым вечером Сузанна выпила слишком много, ища забвения в спиртном, потому что испытывала одиночество и разочарование от бесплодных поисков и страха за Мартина. По части потребления алкоголя она отличалась умеренностью, но ведь и телосложение ее было хрупким. Так что нынешним утром организм Сузанны мучился вчерашней дозой мерло. Яркие пурпурные полосы уличных тентов кофейни неприятно били по глазам. В жестком солнечном свете они казались пропитаны зловещим ядом пиратских парусов. Все на улице несло на себе тот же недобрый отпечаток. Тени на мостовой расплывались мрачными лужами под ногами ничего не подозревающих прохожих.

Элис Донт присела за столик с минутной пунктуальностью. Сузанна вскинула голову и тут же попыталась – безуспешно, правда, – спрятать невольный зевок. Элис улыбнулась через плечо на поляка-официанта. Сняла солнечные очки и положила на стол сумочку. Глянцевая крокодиловая кожа, тускло отливающая золотом застежка.

– Что, милочка, не сумели остановиться после восьмой?

– Не знаю, Элис. Я потеряла счет на шестой, – печально усмехнулась Сузанна.

Не говоря уже про «Мальборо», она почти полностью извела пачку. Тут не помешала бы дублинская пепельница Джейн Бойт. Сузанна заполнила бы ее доверху.

– Женщина, чью биографию вы расследуете, – сказала Элис Донт, – обладала крайне мятежным характером. Она поддерживала суфражисток с момента, когда научилась читать. В политике она не разбиралась, однако высоко ценила внешние проявления. Швыряние кирпичами в оконные стекла. Голодовки протеста. Сидячие демонстрации в Уайт-холле. Такого рода вещи ее заводили. – Сузанна кивнула. – Кстати, это не мое личное мнение. Я унаследовала его от матери, которая была женщиной доброй и судила о людях беспристрастно.

– Да-да, прошу вас, продолжайте.

– Джейн Бойт разочаровалась в движении суфражисток, когда Кристабель Панкхерст начала выступать с патриотическими речами в самом начале Первой мировой.

– Но ведь в ту пору она была лишь девочкой-подростком?

– Разочарованным подростком. Впрочем, ее следующее «дело всей жизни» не заставило себя долго ждать. Пасхальное восстание тысяча девятьсот шестнадцатого года привело к разрушению значительной части центра Дублина. И, добавила бы я, вызвало крайнее неудовольствие большинства жителей. Однако наша мисс Бойт нашла себе очередной боевой стяг.

– Стала фенианкой, – кивнула Сузанна.

– Совершенно верно. В возрасте девятнадцати или двадцати лет она повстречалась с Майклом Коллинзом. Кажется, выполняла для него какую-то работу. Ходили слухи про любовную интрижку, но то же самое говорили и про всех прочих женщин в его окружении.

Сузанна вновь кивнула.

– На мой взгляд, тут он переборщил, – продолжала Элис. – Я имею в виду, что таким способом Коллинз пытался скрыть свою истинную привязанность к мужчинам.

– Сомневаюсь, – сказала Сузанна.

– Вот как?

– Как вы сами выразились, Элис, это мнение не мое. Но источник информации абсолютно надежный. Коллинз действительно предпочитал девушек.

– Хм. Что ж… Джейн Бойт того заслуживала. Здесь я с вами спорить не буду.

– Семья страдала от такой ее преданности Коллинзу?

– Пожалуй, нет… Уж во всяком случае после войны, когда этот факт стал общеизвестным. Движение фениев всегда нашло бы себе сторонников в Ливерпуле, стоило ему только опереться на жителей Дублина. В те дни в Ливерпуле проживало много католиков ирландского происхождения. Даже больше, чем сейчас. И Патрик Бойт, отец Джейн, принадлежал к их числу. А Коллинз всегда пользовался популярностью в Англии. Когда его поезд прибыл в Лондон для проведения мирных переговоров с Черчиллем, толпа его чуть ли не на руках понесла.

Сузанна и так все это знала.

– Элис, а что еще вы можете о ней рассказать?

Старушка задумчиво повертела в руках стакан с ледяным кофе.

– Наверное, ничего. После гибели Коллинза и братоубийственной кровавой бани ирландской гражданской войны Джейн разочаровалась в прежних своих привязанностях.

– А вчера вы намекали, что много чего про нее знаете.

Элис Донт поерзала на стуле.

– В самом деле?

– Да.

На секунду Сузанна подумала, что ее собеседница ничего не добавит к своим словам, но та вдруг пробормотала почти неслышно: «Пожалуй, вреда от этого не будет… Все-таки восемьдесят лет прошло…»

Она разговаривала сама с собой. Именно себя пыталась убедить. Затем старушка вскинула глаза на Сузанну, и та поняла, что внутренняя борьба увенчалась успехом.

– У Джейн были какие-то неприятности с полицией. Она вдруг сделала очень резкие и серьезные заявления в адрес одного известного и богатого иностранца.

– Которого звали Гарри Сполдинг.

Элис Донт действительно передернуло при упоминании этого имени или Сузанне так просто показалось?

– Да. Про него. Выступила с обвинениями.

– А вам известно, о чем шла речь?

– Нет. В ту пору я была совсем маленькой. Мне никогда не рассказывали. Это вам придется выяснять самой.

– Я уже пыталась, – сказала Сузанна и махнула рукой в сторону библиотеки. – Ничего я там не нашла. Все угодило под бульдозер, как вы сами вчера уполлянули, когда рассказывали про снос биркдейловской библиотеки.

Элис Донт допила свой кофе. Ледышки звенели и побрякивали при ударах о ее вставную челюсть. Она опустила стакан.

– Есть одно место, где вы могли бы попытать счастья. Музей в черчтаунском Ботаническом саду. Если у Джейн Бойт имелось что сказать, и я в этом ни капли не сомневаюсь, она вполне могла оставить там на хранение кое-какие документы. Думаю, вам стоит попробовать там покопаться.

– Элис, а что с ней вообще случилось?

– Сломали ее, – просто и без обиняков заявила Элис. – Этот случай с американцем сломал ее окончательно.

– Я вижу, вы не хотите произносить его имя?

Элис Донт натянуто улыбнулась. Надела солнечные очки и взяла в руки сумочку.

– Никогда и ни за что. До последнего моего вздоха.

– Говорят, нам следует прямо смотреть в лицо своим страхам, – заметила Сузанна.

– Моего сына звали Дэвид. Он был замечательным мальчиком, который превратился в замечательного мужчину. И мудрым, несмотря на то, что творила с ним опухоль, практически до самой последней минуты. Но когда он произносил эту же фразу, то, как мне кажется, имел в виду страхи земные.

Элис подарила ей свою последнюю улыбку, развернулась и пошла прочь сквозь пляшущие солнечные зайчики и тени, которые отбрасывали кроны деревьев и навесы по обеим сторонам бульвара. Сузанна следила за ее величественной и немного деревянной походкой, пока светлый плащ старушки не затерялся среди вереницы туристов и покупателей. Тогда она тоже встала, пересекла дорогу и в турбюро спросила, в котором часу открывается музей при Ботаническом саду. Снаружи и внутри турбюро напоминало гигантскую теплицу, неизвестно почему возведенную в центре города, однако местные работники оказались весьма любезны. Девушка за информационной стойкой не знала часы работы музея и была вынуждена обратиться к справочнику, наводя тем самым на мысль, что искомое учреждение было, пожалуй, одной из самых непопулярных достопримечательностей этого курортного города. Сузанна решила, что это даже хорошо. Новый, интерактивный, «дружественный к пользователю» тип современного музея был ей неприятен и вместе с тем бесполезен. По мнению Сузанны, хранилище фактов о прошлом должно быть как раз старомодным. Ей распечатали карту-схему. Дорога к музею проходила по Лорд-стрит, затем сворачивала на восток по Роу-лейн. Она спросила, можно ли туда добраться пешком. Девушка скорчила гримаску, задумавшись над ответом. Туда мили три-четыре. Сузанна решила, что есть смысл прогуляться. Физическая нагрузка накажет ее за вчерашнюю выпивку и заодно поможет, наверное, избавиться от ее последствий.

По дороге в Черчтаун она не думала про Джейн Бойт и то, что может там обнаружить. Точно так же она не очень много размышляла на тему Гарри Сполдинга, во всяком случае намеренно. Напротив, Сузанна думала про Мартина, про его любовь и ласку и ту отвагу, которую он проявил еще до того, как узнал ее по имени. Храбрость Мартина произвела на нее очень сильное впечатление, причем Сузанна подозревала, что его отец и не догадывался о наличии такого качества в собственном сыне.

В тот день она ехала в метро по Восточной ветке. Ей требовалось самой ознакомиться с Брюнелевским туннелем под Темзой: готовился документальный сериал о викторианской технологии, и Сузанне поручили набрать материал про этого великого инженера. С собой у нее был ноутбук. В вагон ворвалась шайка хулиганов. Один из них напоказ держал тяжелый охотничий нож с широким лезвием, как у мачете. Ради устрашения, а может, чего и похуже. Когда вооруженный негодяй попытался выхватить ее компьютер, Сузанна по глупости вцепилась в ноутбук. Лезвие взметнулось, чтобы в следующую секунду полоснуть по лицу.

Удар принял на себя Мартин. Он возник как бы ниоткуда, выбросил руку вперед, желая защитить девушку, и нож со всей силы впился ему в предплечье. От неожиданности хулиган ослабил хватку, Мартин оттолкнул его, выдернул нож из руки и отшвырнул его в другой конец вагона. Затем улыбнулся и нанес серию ударов от себя. Ударов жестоких, проведенных с невероятной точностью и скоростью. По сути дела, он до беспамятства избил всю троицу, пока остальные пассажиры глядели в сторону и делали вид, будто ничего не происходит.

Мартин спас Сузанну от уродства. Это он сделал инстинктивно, не обращая внимания на боль или возможные последствия. После освобождения из-под ареста им занялись врачи и выяснили, что у него повреждено сухожилие. Драка в таком состоянии лишь усугубила тяжесть раны. Потребовалось сделать операцию, а на полное восстановление ушло четыре месяца физиотерапевтических процедур. Шрамы от бандитского лезвия и хирургического скальпеля останутся у него на всю жизнь.

Когда Сузанна попыталась выразить свою благодарность, по реакции Мартина стало ясно, что он не усматривал в своем поступке ничего особенного. Он считал, что в таких обстоятельствах любой человек на его месте поступил бы точно так же. Всегда есть правильный и неправильный способ поведения, и Мартин выбрал себе правильный путь, потому что… потому что так надо. Это была одна из черт его характера, которую любила Сузанна. Благородство – очень привлекательное качество, хотя имелись и другие. Сузанна потом не раз шутила на эту тему: рыцарь в сверкающих доспехах, девица в беде и так далее. Но, как бы то ни было, мужчины от этого только выигрывают. Кроме того, она считала, что подобное качество встречается весьма редко.

Черчтаун возвестил о себе скученной группой коттеджей; некоторые из них стояли под камышовыми крышами. Неброские, крошечные строения, восходящие – как было известно Сузанне – к началу девятнадцатого столетия. Это была наиболее старая часть всего Саутпорта. Конечно, соседние поселки, например Хандрид-Энд или Ормскирк, брали свое начало вообще в седой древности, будучи основанными в эпоху первого вторжения викингов, однако округ Черчтаун явился самым ранним центром Саутпорта, а посему очень подходил для городского исторического музея. Некоторые коттеджи превратились в магазинчики сувениров и поделок местных кустарей. Там торговали вручную расписанными игрушками, наборами для вышивания, акварелями и кое-каким антиквариатом. Дорожки узенькие, лавочки живописные, но все впечатление портили огромные грузовики, рыгавшие дизельной вонью под жарким солнцем и придававшие Черчтауну вид лабиринта, по которому снуют жирные крысы.

Ботанический сад был тихим, уединенным уголком, отгороженным от шума и пахучих испарений дорожного трафика, однако ему недоставало живости. Все казалось замшелым и плесневелым. Имелся пруд, зеленый от тины и ряски, со множеством кувшинок. На поверхности воды копошились немногочисленные утки. Через пруд был перекинут деревянный мостик. Его краска облупилась, доски прогнили, и Сузанна ни за что не решилась бы встать на него хотя бы одной ногой. Собственно, музей, располагавшийся по левую руку, занимал здание с классическим портиком. Рядом находилась старая оранжерея, переделанная под магазин сувениров и кафе. Сузанне хватило одного мимолетного взгляда, чтобы дать оценку увиденному: ничто в поле зрения не изменилось за последние полстолетия или, если на то пошло, за восемьдесят лет, минувшие с 1927 года. Она поднялась по ступенькам портика и вошла внутрь.

Первый этаж был по большей части занят судном для ловли креветок с раскинутыми по полу сетями. На носу лодки стоял манекен в брезентовой робе, изображавший рыбака, который невидящими стеклянными глазами смотрел куда-то вперед, по-видимому, на воображаемое море и невод, в котором копошился дневной улов. Из экспонатов представлен был также винтажный мотоцикл на пару с древней чугунной печкой. Предметы мебели старательно воспроизводили обстановку аристократической гостиной Викторианской эпохи. Все очень живописно и любопытно, однако в виду не имелось ни одной книги. Удручающий факт. К тому же ни одного музейного работника поблизости. Огкуда-то доносилось тихое бормотание радиоприемника, однако людей не было видно.

Сузанна поднялась на второй этаж. Здесь экспозиция состояла из двух больших разделов: катастрофа с барком «Мексика» и дикая природа Файлдкоста, представленная чучелами животных. Таксидермист постарался на славу. Выпотрошенные и набитые соломой звери производили впечатление живых – по крайней мере, насколько это возможно для любой мертвой твари. Сузанна начала подозревать, что Элис радикально ошиблась в своем мнении, посоветовав заглянуть в это случайное нагромождение местных раритетов и курьезных вещиц. Сузанне же требовались книги. Или микрофиши, или легкодоступная компьютерная база данных. Она нуждалась в фактах и откровениях, а не в пыльных экспонатах или старинных полотнах.

Сузанна пошла на жестяной звук радиоприемника, игравшего композицию «Когда ломается любовь». До чего же назойливая мелодия… Приходилось, однако, прислушиваться внимательно, чтобы понять местонахождение источника. Где-то внизу, на первом этаже. Сузанна начала спускаться. Громкость музыки почти не увеличилась. Кто-то слушал ее как бы украдкой, стараясь не нарушать тишину. Оказавшись на площадке первого этажа, Сузанна огляделась. Справа от викторианской гостиной что-то проглядывало, вернее сказать, чернело на темном фоне. Некий дополнительный оттенок мрака, намек на более глубокую тень или даже дверной проем. Сузанна туда и направилась. Звук усилился, хотя насыщенности при этом не приобрел. Его звенящий, металлический тембр в точности совпадал с характером работы карманных транзисторов шестидесятых или семидесятых годов. Что за удовольствие слушать столь вымученную мелодию? А если песня нравится, то впечатление будет еще более противным…

Прямоугольная тень действительно оказалась дверным проемом чулана. Когда глаза привыкли к темноте, Сузанна увидела там сидящую фигуру. Человек поднял лицо на девушку и тут же вскочил на ноги. Одет он был в форменные брюки и свитер с вышитым названием музея. Стало быть, здешний смотритель. Причем время обеденного перерыва еще не наступило. Он явно лодырничал. Мужчина выключил свой транзистор.

– Вам чем-то помочь? – спросил он, смущенно приглаживая волосы пятерней.

– Я собираю материалы на бывшую жительницу Саутпорта по имени Джейн Бойт. – Сузанна достала журналистское удостоверение от Би-би-си и показала его мужчине.

– Вообще-то у нас принято заранее записываться. Ну… по телефону там или по электронной почте. Если, конечно, речь не идет об обычных посетителях.

– Как вы изволите видеть, я не отношусь к обычным экскурсантам. И к тому же не из Саутпорта. Признаться, я раньше и не подозревала о существовании этого ресурса… я имею в виду ваш музей.

Смотритель окончательно пришел в себя после ее неожиданного появления. Похоже, ему польстило, что место его работы назвали громким словом «ресурс», да еще сделала это всамделишная журналистка. «Вот ведь сачок», – тем временем думала Сузанна, разглядывая радиоприемник на скамейке. Серебристый, прямоугольный корпус, перетянутый с одного угла клейкой лентой.

– Ну, тут у нас два отдельных архива, – сказал мужчина. – Фотоархив с каталогом по дате и теме. А вот письменный архив вообще не имеет картотеки. Года три-четыре назад собирались нанять архивариуса, который составил бы каталог и привел документы в порядок, но бюджет срезали и…

Сузанна кивнула. Знакомая жалоба.

– Если хотите покопаться, то ради бога. Все стоит на стеллажах, примерно по алфавиту согласно имени автора. – Он начал подыскивать ключ из той связки, что висела у него на поясе. – Только это все находится в подвале. Вам придется пройти туда вместе со мной, а вход с тыльной стороны. Там есть дверь в конце и ступеньки вниз. У вас мобильник с собой?

– Да.

– Тогда запишите мой номер. Потому что я за вами запру дверь. Не обижайтесь, но у нас такие правила.

– Ладно, – пожала плечами Сузанна.

Смотритель пошел вперед.

– Надеюсь, вы не страдаете аллергией?

– Что-что?

– Я про аллергию. На пыль.

Сузанна скорее ожидала наткнуться на плесень, на страницы в разводах, прогнившие книжные корешки, но когда мужчина включил свет, в углу подвального помещения обнаружился тихо урчавший осушитель воздуха. Место выглядело сухим, относительно чистым и незагроможденным. Аккуратно расставленные стеллажи. Лампы яркие, белые. В их ослепительном свете бифокальные очки смотрителя посверкивали жадным блеском. Сузанна сообразила, что намек на пыль был всего лишь попыткой розыгрыша.

– Удачи в поисках.

– Спасибо.

– Мы закрываемся в пять. Буду признателен, если вы позвоните… э-э… минут за пятнадцать. Желательно не позднее.

Сузанна бросила взгляд на часы. Около часа дня. Сегодня она даже не позавтракала, но в такой день и обед может подождать. Пешеходная прогулка по Роу-лейн до Черчтауна, похоже, успешно совладала с похмельем, от которого не осталось и следа. Она ощущала себя бодрой и свежей, чувствовала даже прилив возбуждения оттого, что оказалась в архиве, которым, несмотря на старательно поддерживаемый порядок, никто почти не пользовался. Здесь вполне могут оказаться секреты, запечатленные на бумаге рукой Джейн Бойт до того, как она утратила свои бунтарские склонности. Ключ, запиравший подвальную дверь, еще проворачивался в замке, а перед глазами Сузанны уже всплыл облик Джейн, стоявшей между братьями Жиро на песчаном пляже в кожаной летной куртке. По-кошачьи гибкая, восхитительная фигура с иссиня-черными волосами и улыбкой, сверкавшей в солнечном свете жизнью и озорством.

Предмет поисков обнаружился минут через пятнадцать. Фотоснимок американской делегации в ирландском парламенте уже намекал на то, что документ окажется напечатанным на пишущей машинке. Так оно и вышло. Восемьдесят страниц с двойным интервалом, профессионально выполненный переплет из плотного картона, обтянутого синим дерматином, чей кобальтовый цвет сильно поблек за прошедшие десятилетия. Обложка без каких-либо надписей, но вот на узком корешке имелась строчка слов: «Джейн Элизабет Бойт. Мое свидетельство. 12 августа 1927 г.».

В углу подвального помещения стоял письменный стол. Сузанна подвинула себе стул и присела. Она не захватила перчаток, чтобы переворачивать страницы, не оставляя на них вредных для бумаги следов. С другой стороны, она была уверена, что оказалась первым человеком, который за минувшие восемьдесят лет удосужился раскрыть этот томик. Ничего страшного, древние страницы переживут прикосновение ее рук. Она откинула обложку и бегло пролистнула документ. Бумага оказалась весьма плотной, скорее машинописной, чем писчей, и, наверное, даже похрустывала, когда Джейн заправляла ее в свой «Ремингтон» или «Ройял». Буквы напечатаны ровно, вмятины от индивидуальных литер аккуратно заполнены краской. Судя по всему, Джейн Бойт была опытной машинисткой, печатала быстро, уверенно и чисто. Ни одной ошибки. Судя по проставленным датам, эти «свидетельские показания» можно скорее считать дневниковыми записями. По крайней мере, они следовали строгому хронологическому порядку. Текст охватывал период с 10 мая по 8 августа. И речь в нем шла исключительно о периоде между двумя этими датами 1927 года.

Итак, все «свидетельские показания» Джейн Бойт были сделаны в течение саутпортовского лета Гарри Сполдинга.

Имелось нечто вроде вступления. Джейн подписала его перьевой ручкой, указав полное имя. Это обстоятельство несло с собой намек на необычную и мрачноватую официозность. Да решила Сузанна, здесь наверняка кроятся какие-то тайны. Она поднесла томик к носу. Слабый запах древнего табака и дорогих духов. Сузанна была практически уверена, что в ту пору Джейн пользовалась духами «Шалимар». Мисс Бойт была протофеминисткой, привилегированной революционеркой, которая пилотировала аэропланы и курила на публике. Умная девушка. И прославленная красавица. В возрасте девятнадцати или двадцати лет вполне могла разделять ложе с Майклом Коллинзом.

Сузанна приступила к чтению вводной страницы.

«Каждое написанное здесь слово продиктовано искренностью. Вы, читатель, можете самостоятельно сделать умозаключение о достоверности моего рассказа. Не было ни пересмотра, ни переделки, ни ретроспективного редактирования. Я описывала события именно так, как они происходили. Мой собственный вывод основан на убедительных свидетельствах. Эти доказательства носят косвенный характер, однако после прочтения вы, возможно, согласитесь, что сей досадный факт продиктован вовсе не моим личным желанием скрыть улики. Напротив, я попыталась сделать все, чтобы этого не случилось. Увы, даже в наши дни богатство обладает большей притягательностью, нежели истина. А мнение женщины и ее обоснованные подозрения до сих пор весят меньше, чем слово мужчины. Порой я задаюсь вопросом, суждено ли такому порядку вещей продолжаться вечно.

Когда вы все это прочтете, то, наверное, задумаетесь над персоной автора. Что я могу сказать вам честно? Я впечатлительна и импульсивна. Мои этические взгляды могут вас несколько покоробить. Я хорошо обеспечена. Обладаю независимым характером и до самого последнего времени не знала, что такое страх. Мне довелось видеть настоящее и захватывающее благородство. Этого человека я знаю очень близко, но такое знание ни в коей мере не умалило впечатление от его величия.

Однако, читатель, я познакомилась также и с самим дьяволом. Именно об этой встрече и пойдет речь на последующих страницах».

Сузанна набрала номер, который ей дал лодырничающий смотритель. Ей не хотелось читать повествование Джейн в этом утилитарном, залитом ярким светом, набитом книгами помещении. Своей интуиции, которая привела ее в Саутпорт, она следовала в надежде отыскать недостающую информацию о Гарри Сполдинге и его проклятой яхте. Что ж, ожидания оправдались, но при этом Сузанна желала бы ознакомиться с находкой в обстановке по собственному выбору. Конечно, дело срочное, однако Сузанна полагала, что в этом случае вынесет из свидетельства Джейн больше. Если ей позволят, то она заберет томик с собой, чтобы прочитать его за столиком «Приюта рыбака». Она ничуть не сомневалась, кого имела в виду мисс Бойт, когда говорила про дьявола. «Приют рыбака» был в свое время расположен по соседству с ныне снесенным «Палас-отелем» и буквально в нескольких сотнях футов от спрятанного на Роттен-роу особняка, где когда-то проживал тот дьявол. Словом, она собиралась прочесть дневник Джейн там, где сильнее всего чувствовались воспоминания о Гарри Сполдинге и оставленные им следы.

– Алло?

– Я нашла, что искала.

Транзистор смотрителя вновь оказался включен. Музыка группы «Колдплэй» звучала тихим, чуть ли не дистрофичным фоном. Лодырь, надо полагать, вновь прятался в своем чулане.

– Что ж, поздравляю.

– Можно мне это с собой взять?

Пауза.

– Категорически нет.

– Почему?

– Потенциально ценная вещь.

Саутпортовский акцент придавал его словам невыразительность. В нем не содержалось той относительной гнусавости, которая характерна для жителей Манчестера. Речь смотрителя была более медленной и размеренной, нежели у ливерпульцев, и звучала окончательным и бесповоротным вердиктом. Сузанна, однако же, не устрашилась.

– Но мы же не про Великую хартию говорим…

– Можете ее скопировать.

– Это совсем другое. Да мне бы только на двадцать четыре часа, а?

Музейный лодырь уперся:

– Нет.

– Я вам оставлю депозит. Пятьдесят фунтов. Можно не возвращать. Всего-то на двадцать четыре часа…

Пауза.

– Хм. А я вот за день куда меньше зарабатываю.

Сузанне пришло в голову, что пауза была не случайной.

– Как насчет сотни?

– Договорились.

Она покинула музей при Ботаническом саду с повествованием Джейн Бойт в сумочке. Проходя сквозь Черчтаун в направлении Роу-лейн, она остановилась возле уличных столиков живописного паба под названием «Хескет-армс». Нет, здесь она не читала, просто перекусила. Часы показывали половину третьего, и Сузанна успела очень проголодаться. Солнце нагрело потертую столешницу, за которой она пристроилась. На стенах паба ярко зеленел плющ. Цветы, вывешенные за окна в ящиках с недавно политой зелглей, пахли пряной сладостью. Сузанна заказала сырный салат, и он оказался превосходным: свежий хлеб с хрустящей корочкой, рассыпчатый ланкаширский сыр и сочные помидоры, недавно собранные в теплицах на одной из загородных ферм, что располагались на равнинах Южного Ланкашира. Сцена была бы идиллической, кабы не грузовики, чьи выхлопы клубились в летнем свете, коверкая виды.