Текст книги "Любовные хроники: Люк Маккензи"

Автор книги: Эйна Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Глава 19

На следующее утро Хани твердо решила встать с постели. Едва держась на ногах, она медленно побрела на кухню и принялась разводить огонь в плите. Это так вымотало ее, что девушке пришлось присесть и перевести дух; зато к тому времени, когда вода в кофейнике закипела, сил у Хани немного прибавилось.

Вскоре проснулся Люк. Хани пыталась убедить его, что уже достаточно оправилась от болезни и готова сама взяться за стряпню, но он и слышать ничего не захотел. Всем снова пришлось довольствоваться пересоленной кашей, сваренной хозяином дома.

После завтрака Люку надо было съездить на ранчо Кэлунов. Желая дать отдых Хани, шериф прихватил с собой сына.

Как обычно, к девушке зашла Синтия Нельсон. Подруги опять принялись за ароматические шарики, и за работой Хани сообщила жене доктора, что скоро покинет Стоктон.

Синтия едва не расплакалась.

– А Джош знает, что ты уедешь? – спросила она, не скрывая слез.

– Нет. Ни у меня, ни у Люка пока не хватило храбрости сказать мальчику об этом. Впрочем, может, Люк во время их поездки осмелится поведать Джошу о моем отъезде, – промолвила девушка.

– Его маленькое сердечко не выдержит такого известия, Хани. Тебе это отлично известно, ведь он привязался к тебе всей душой! – воскликнула миссис Нельсон.

Хани зажала уши руками.

– Не говори мне этого! Слышать ничего не хочу! Мы все отлично знали, что в один прекрасный день я уеду отсюда. Просто это произойдет чуть раньше, чем я предполагала.

– Но почему бы тебе не остаться? Люк признался мне, что предлагал тебе руку и сердце!

– Господи, Синтия! И ты его послушала! Это было всего лишь деловое предложение. Он был в отчаянии и хотел, чтобы я согласилась заботиться о Джоше…

Но неужели выйти замуж за Люка Маккензи так уж плохо, Хани? – умоляющим тоном произнесла Синтия.

«Ну почему Синтия в который раз твердит об одном и том же?» – негодующе думала Хани.

– Ах, Синтия, – покачала головой девушка, – Люк, к несчастью, считает, что я не та, за кого себя выдаю. Почему же ты иного мнения? К тому же я и вправду исполняла здесь непривычную для себя роль. Дом, муж, ребенок… Все это не для меня… – Невесело улыбнувшись, девушка обняла опечаленную подругу. – Мне будет очень тебя не хватать, тетушка Синтия.

Синтия долго плакала. Когда она, наконец, успокоилась, Хани отпустила ее, вытерла навернувшиеся на глаза слезы и улыбнулась.

– Давай же закончим эти дурацкие шарики! Уж на благотворительный-то базар я, во всяком случае, приду!

Благотворительный базар начался в субботний полдень. Ради такого случая было поставлено около дюжины палаток, в которых можно было купить массу всяких вещей, начиная от пятицентовых вареных яиц до стеганого одеяла стоимостью в десять долларов, над которым целый год трудились дамы из Женского церковного комитета. Хани заметила, что палатки, где предполагалось торговать поцелуями, установили с самого края – там же, где возвели тент для цыганки Мамы Розы, прибытия которой ожидали с минуты на минуту. Ходили слухи, что Мама Роза отлично гадает на картах таро.

Хани с удивлением отметила про себя, что пастор Райт не выдал ее секрета.

Первую четверть часа на базаре было не слишком оживленно. Вдруг к палатке Хани подъехал взбешенный Люк Маккензи.

– Какого дьявола ты тут делаешь? – загремел он.

– Здесь продаются поцелуи, – указала девушка на вывеску.

– Нет, скажи, какого черта ты делаешь в этой палатке? Я думал, что ты будешь торговать здесь шариками, которые вы смастерили с Синтией.

– Послушай, Люк, тебе-то какая разница, чем я тут занимаюсь? – разозлилась Хани. – Все деньги пойдут на благотворительные цели, как тебе известно.

– Ну да, и тебе проще всего торговать поцелуями, не так ли?

– Да, – огрызнулась девушка, – мне это так же просто, как тебе впадать в бешенство по каждому пустяку!

– Но поцелуями обычно торговала Лили, – слегка смутившись, проговорил шериф.

– Все понятно, Маккензи. Вы явились сюда от ее имени? – съязвила Хани.

– Не понимаю, зачем вам обеим продавать поцелуи? – продолжал кипятиться Люк.

. – Тогда обращайся с жалобой к пастору Райту. Это он предложил мне принять участие в этой затее.

– Или уйди отсюда, или заткнись, шериф, – раздался голос Дуга Нельсона. – Ты всех задерживаешь.

Люк обернулся и увидел у себя за спиной доктора.

– Да, тебе лучше уйти отсюда, ты отпугиваешь моих клиентов, – заявила Хани. Она старалась держаться уверенно, но замечания Маккензи глубоко уязвили ее.

Шериф смерил Дуга с головы до ног надменным взглядом.

– Если бы вы целовали только свою жену, доктор, – холодно произнес он, – то вам бы удалось сэкономить некоторую сумму. – С этими словами Люк направился к палатке Лили, возле которой уже собралась толпа жаждущих сорвать поцелуй.

Хани хмуро наблюдала за тем, как Люк протянул Лили доллар, а затем та обхватила его руками и впилась в его губы долгим страстным поцелуем. Когда шериф, наконец, оторвался от женщины, Хани заметила, что зеленые глаза Лили затуманились.

– Загляни ко мне попозже, шериф, и мы закончим то, что начали здесь, – вполголоса проговорила Лили.

– Я так и сделаю, – пробормотал шериф, покосившись на Хани.

– Похоже, наш шериф сгорает от ревности, – усмехнувшись, промолвил Дуг, протягивая Хани доллар. Затем он нежно поцеловал ее в щечку.

Замечание Нельсона не показалось девушке убедительным.

Через некоторое время Хани поняла, что местные мужчины предпочитают покупать поцелуи у мисс Лили – около ее палатки все еще стояла длинная очередь. Смачно поцеловав Лили в губы, некоторые кавалеры подходили к палатке Хани, быстро чмокали ее в щеку и поспешно удалялись. Честно говоря, девушке это было по нраву, и в то же время она находила их поведение унизительным для себя. Однако о причине столь странного поведения кавалеров сомневаться не приходилось – за деревьями, неподалеку от палатки, маячил шериф Маккензи. Он скрестил на груди руки и свирепо поглядывал на желающих купить поцелуй у няни его сына.

– Добрый день, мисс Хани, – весело поздоровался с девушкой Рэнди Кэлун, только что покинувший палатку Лили.

Приподняв в знак приветствия шляпу, он протянул девушке доллар.

– Здравствуй, Рэнди, – подставила ему щеку Хани.

– Слыхал, вы серьезно болели, мадам, – сказал Рэнди, отходя в сторону.

– Моя болезнь не была заразной! – громко, так, чтобы все слышали, крикнула Хани.

В это время Джесс Кэлун припал к губам Лили горячим поцелуем. Когда поцелуй закончился, Джесс присвистнул.

– Если у тебя еще остались силы, дорогой, то я не прочь повидаться вечерком, – хрипло вымолвила Лили, поправляя растрепавшиеся волосы.

Поджидавшие своей очереди мужчины весело рассмеялись.

– Погоди, Лили, скоро моя очередь! – раздался голос из толпы. – Тогда ты узнаешь, что такое настоящий поцелуй!

– Нечего хвастаться, Уолли Бойд, – бойко ответила ему Лили. – Ты уже подходил ко мне! Кстати, может, порадуешь своим мастерством мисс Хани?

Хани была в негодовании. Джесс хотел было запечатлеть на ее щеке целомудренный поцелуй, но тут девушка схватила его за волосы и впилась в его губы.

Покраснев, как ошпаренный, Джесс отскочил в сторону и испуганно взглянул на Люка. Тот, приподняв шляпу, подмигнул Хани.

– Будь ты проклят, Люк Маккензи, – пробормотала девушка.

Ближе к вечеру Хани вышла из своей палатки и хотела уже переодеваться в костюм цыганки, когда к ней подошел шериф.

– Не означает ли это, что вы уходите так рано, мисс Хани? А я-то как раз послал к вам Джоша с долларом. Я заметил, что больше всего вы привлекаете мальчиков, – ехидно поговорил Маккензи.

– Вот еще! Да как ты смеешь говорить о мальчиках? – возмутилась Хани. – Странно, шериф, что вы не соизволили подойти ко мне со своим долларом!

– Ты огорчилась? – ласково спросил Люк. – Признаюсь, я вел себя глуповато. Прости меня за это, сойка.

Хани не смогла сдержать улыбки.

– В самом деле глупо было стоять со свирепым лицом и отпугивать от меня кавалеров. Можно подумать, вы ревновали, мистер Маккензи!

– Не исключено. – Шериф приподнял шляпу, подмигнул девушке и пошел прочь.

Хани, как завороженная, глядела ему вслед. Еще ни один мужчина не производил на нее такого впечатления, как Люк.

Оглядевшись вокруг и убедившись, что никто не смотрит на нее, девушка проскользнула в палатку Мамы Розы. Вскоре туда пришла Синтия, держа в руках сверток с костюмом цыганки. Она помогла Хани переодеться.

– В полумраке и в этом черном парике тебя никто не узнает! – заверила подругу миссис Нельсон.

Хани посмотрела на свое отражение в зеркале. На ней были широченная юбка из ярких лоскутков, стянутая на гибкой талии, белая кофта и черно-красная шаль. Светлые локоны исчезли под черным париком. В ушах покачивались огромные золотые серьги, а на голове красовалась косынка того же цвета, что шаль.

Синтия помогла Хани нарумяниться, подвести глаза и начернить брови сурьмой. Хани вынуждена была признать, что приобрела на редкость таинственный вид; никому и в голову не пришло бы подумать, что Мама Роза на самом деле – голубоглазая блондинка.

– Я бы в жизни не узнала тебя, Мама Роза, – заявила Синтия.

– Ага, дарагая, стала быть, ты пришла к Маме Розе узнать будущее! – громко закричала Хани, потирая руки. – Мама Роза видит дитятю с каштановыми валасами и карими глазами. – Девушка поднесла палец к виску. – Че еще видит Мама Роза? У уха мальчика такая докторская трубочка!

– Замечательно! – воскликнула довольная Синтия. – Подумать только, Мама Роза, вы видите это все без магического кристалла и без карт таро! Как бы мне хотелось превратиться в мышку, спрятаться в уголок и послушать, как вы будете предсказывать всем будущее! – Синтия направилась к двери, но на мгновение задержалась и добавила: – Кстати, сюда зайдет Дуг, не забудь сказать ему, что его счастье – это любящая, преданная и прекрасная – не забудешь? прекрасная – жена! – Засмеявшись, женщина выскочила из палатки.

Остаток вечера Хани была занята тем, что предсказывала счастливое и безоблачное будущее всем, кто заплатил двадцать пять центов за ее услуги. Лишь два раза она сделала исключение – для Клары Вебстер и Миртлили Куинн. Кларе она сообщила, что ее муж вступил в любовную связь с ее лучшей подругой, а потом, когда к Маме Розе пришла Миртлили, Хани хриплым шепотом поведала о том, что самая близкая ее приятельница состоит в любовной связи с Делмером.

– Ну погоди, Клара Вебстер, доберусь я до тебя! – завопила Миртлили, выбегая из убежища гадалки.

Хани наслаждалась сладкой местью. «Пусть побесятся», – усмехнулась она про себя.

Почувствовав голодный спазм, девушка решила погадать напоследок еще одному клиенту и свернуть свою палатку.

И вдруг нежданно-негаданно вошел Люк Маккензи. Его высокая фигура заняла весь дверной проем, и ему даже пришлось пригнуть голову, чтобы не задеть притолоку. Хани тут же смекнула, что может отомстить ему за утреннюю бестактность.

– Ага! Ты пришел к Маме Розе разузнать свое будущее! – затрещала она. – Садись, да смотри не свали палатку, уж больно ты высок!

Люк присел, и девушка протянула ему колоду карт.

– Сними, дарагой! – Люк потянулся к колоде руками, но Хани остановила его: – Нет, так не годится! Левой, левой рукой, дарагой!

– Хорошо, Мама Роза, – усмехнулся Люк. Хани улыбнулась в ответ.

– Ну че, бальшой мужчина, гавари Маме Розе, че ты хочешь знать?

– Я жду, что вы сами мне скажете, Мама Роза. Хани нахмурила брови и погрозила ему пальцем.

– Ага, дарагой, че-то ты больно робок, но Мама Роза умеет читать по картам, а не в головах клиентов! – Девушка повернула одну карту: – Ага, вот твой знак! Вижу, тебе приходится много бороться, бальшой человек.

– Я не понимаю, Мама Роза, – пробормотал Люк.

– С самим собой бороться. – Хани наклонилась над столом. – В тебе все время борются дух и плоть.

Люк подмигнул:

– Да что скрывать!

– Карты гаварят, че ты шибко упрямый человек, и ежели злость в тебе закипит, удержу не знаешь. Ты представитель закона или что-то вроде этого.

– У-ди-ви-тель-но, Мама Роза! Как вы догадались? Наверное, меня выдала шерифская звезда.

– Мама Роза думает, что ты несерьезно к ней атносишься, а? – Она посмотрела на другую карту. – Эта карта гаварит, что в твоей жизни есть темнавалосый ребенок.

Люк приподнял брови.

– И таинственная женщина. – Хани тряхнула еще одной картой.

– Да что вы? И как же она выглядит? Хани показалось, что он едва сдерживает смех.

– Ана очень красивая! Очень! С белыми валасами! – Вытащив короля, девушка воскликнула: – Ага! Вот твоя любимая карта! Тебе везет! Ты скоро женишься на большой, толстой женщине! Труднавато тебе придется, но патом все наладится!

– Жду не дождусь, – сухо заметил Люк.

– Уж Мама Роза знает. А вот еще одна карта показывает беду. Аттаво, что шериф больно сердит.

– Беду? – переспросил Люк, вглядываясь ей в глаза.

Девушка продолжала невозмутимо выкладывать карты. Она нахмурилась – карты предсказывали серьезные неприятности, врагов и болезни. Хани быстро смешала карты.

– В чем дело, Мама Роза? У меня что, быстро кончится медовый месяц?

– Нет-нет, – затараторила она. – Вижу светлавалосава мужчину. Он вааружен. – Она бросила перед шерифом несколько карт. – Неприятности. И опасность.

– Для меня или для этого светловолосого? – спросил Люк.

– Мама Роза не знает. Но тебе будет трудно… Панадабится много смелости. – Хани выудила из колоды еще две карты. – А это че? Ага! Чернавалосый мужчина. Но от него нет опасности! – Девушка не на шутку встревожилась тем, что показали ей карты, поэтому испытала явное чувство облегчения, когда ей попался бубновый туз. – А вот это харашо! Все наладится! Мама Роза видит победу! – Хани лукаво улыбнулась. – Ты получишь большое удовольствие со своей толстой женой. – Она игриво ущипнула шерифа за щеку.

– Что ж, рад это слышать. Не худо бы и перекусить. Ты, наверное, проголодалась, сойка, прости, Мама Роза.

Возмущенная, девушка вскочила со своего места и подбоченилась.

– Ох Люк! Как ты мог так провести меня?

– Не знаю даже. Но как говорится: «С кем поведешься…»

– Так ты не поверил мне?

– Ни на йоту, – усмехнулся Маккензи.

– А что же выдало меня? – с цыганским акцентом спросила девушка.

– Мисс Хани, да я в жизни не слыхал, чтобы цыганки так говорили. – Он снял с головы шляпу. – К тому же прекрасные голубые глаза я узнаю где угодно.

Хани смутилась:

– Да что ты? Бьюсь об заклад, кто-то тебе сказал, что я и есть Мама Роза!

– Нет. Просто я услышал, что кто-то гадает в этой палатке и «заподозрил», как ты выражалась. Девушка стянула с головы парик и косынку.

– Будь осторожен, Люк, я и в самом деле умею читать карты таро. – Она тряхнула своими светлыми кудрями. – Как хорошо снять парик! Ты прав, я и вправду голодна. Подожди, пока я сниму этот костюм, а то как бы меня и в самом деле не разоблачили.

Глава 20

Когда Хани переоделась и вышла из палатки, уже стемнело, но базарная площадь была освещена мягким светом луны и многочисленных китайских фонариков. Почти все палатки опустели: Лили вернулась в «Лонг-Бранч», а Синтия Нельсон, которой удалось продать все ароматизированные шарики и пирожки, испеченные дамами Стоктона, под руку с мужем ушла домой.

Лишь кое-где небольшими группками стояли, болтая, женщины, да около палатки с пивом толпились мужчины.

Люк купил сандвичи с ветчиной, кружку пива для себя и сок для Хани. Подкрепившись, они направились к берегу реки. Люк растянулся на траве, закинув руки за голову.

– Хороший был день, – заметила Хани. – Думаю, для церкви собрали немало денег.

– Где ты научилась читать по картам таро, сойка? – полюбопытствовал Маккензи.

– Я много ездила с балаганом.

– И когда это было?

– Мама Роза не только плод моего воображения, как тебе могло показаться. Я выросла в балагане. Мы, как цыгане, исколесили всю страну, нигде подолгу не задерживаясь. Я многому тогда научилась. К восьми годам я была ловким Карманным воришкой. А в двенадцать уже умела читать по картам таро.

Перевернувшись на живот, Люк задумчиво подпер голову руками.

– Неужели у тебя не было дома? – продолжал он расспросы.

– Нет. Моим единственным домом был балаганный фургон, принадлежавший дяде.

– А где ты родилась?

– Я даже и не знаю. Мама говорила, что это вроде случилось в Висконсине, но папа всегда утверждал, что мы к этому времени уже оказались в Миннесоте.

– А твои родные еще живы? – спросил Маккензи, с интересом наблюдая за менявшимся выражением лица девушки. Он с удивлением подумал, что почему-то никогда внимательно не наблюдал за ее лицом.

– Нет. Мама умерла, когда мне было двенадцать, – ответила Хани. – А отец допился до смерти шестью годами позже.

– А других родственников у тебя нет?

– Только дядя.

Люк вспомнил, что в бреду девушка часто упоминала своего дядю.

– А почему ты оставила балаган?

– Вскоре после смерти моего отца, дядя попытался… – Ее глаза презрительно сузились. – Ну-у… Скажем, он перестал относиться ко мне, как к племяннице.

– Ты хочешь сказать, он попытался…

– Да, он хотел, но я сумела вырваться и ударила его по голове бутылкой от виски. А потом я убежала. С тех пор я не видела своего дядю, да, признаюсь, и не испытывала желания видеть его. Он тогда не в первый раз приставал ко мне – после смерти мамы он то и дело старался, как бы случайно прикоснуться ко мне, поцеловать меня… А уж когда папы не стало, он и вовсе всякий стыд потерял. – Хани брезгливо содрогнулась. – Ох, как же я ненавижу этого человека!

– Послушай, а отцу ты говорила о поведении дяди?

– Отцу! Да он всегда был до того пьян, что не замечал ничего вокруг! Однажды, правда, я набралась храбрости и решилась завести с отцом этот разговор, но он сказал, что я, должно быть, спятила и что мы должны быть благодарны дяде за проявленную щедрость: он дал нам крышу над головой. Крышу! – продолжала девушка с горькой насмешкой. – Какой-то паршивый фургон! Зимой в нем всегда было холодно, а летом – жарко. Когда мама заболела гриппом, нам надо было оставить этот чертов фургон и поселиться там, где она не осталась бы без помощи врача. Мама больше не могла ездить по стране в каком-то ветхом фургоне! Но отцу было наплевать! Если что и интересовало его, так это проклятое виски! – Незаметно для девушки в ее голосе все сильнее звучала горечь.

Люку очень хотелось утешить ее – он понимал, что воспоминания о безрадостном детстве по-прежнему причиняют девушке страдания.

– Прости меня, сойка. – Маккензи уже сожалел о том, что завел разговор о прошлом Хани.

– В жизни все было бы слишком хорошо, если бы все совершалось по мановению волшебной палочки, а неприятностей удавалось избежать, – подмигнула ему Хани.

Шериф не ожидал, что она так быстро сможет избавиться от охватившей ее грусти.

– И куда же ты направилась, удрав от дяди? – не выдержав, поинтересовался он.

– Мне уже было восемнадцать… В свое время мама немного обучила меня чтению, но стать, скажем, няней или учительницей я не могла. Моим единственным достоянием было умение прилично играть в покер и гадать на картах таро. Ты ничего не замечал, Маккензи, пока не увидел, как я тасую колоду, – добавила она. – Так вот, – продолжала свою историю девушка, – мне удалось устроиться на работу у одного фермера. Это было в Миннесоте, и проработала я там почти полгода. Но однажды фермер подкараулил меня и затащил на стог сена. К счастью, жена фермера услышала мои крики, но он, конечно, стал утверждать, что я сама соблазнила его, Хоть жена ему и не поверила, мне пришлось собрать свои пожитки и убраться восвояси. Что было делать дальше? Я решила путешествовать на речных пароходах. До того времени моя привлекательность причиняла мне одни неприятности, но вскоре я поняла, что она может сослужить мне хорошую службу. Ты даже не представляешь себе, как легко хорошенькой женщине получить от мужчины все, что ей захочется.

Люк часто спрашивал себя, что заставило Хани избрать такой образ жизни. Теперь, похоже, он получил ответ на этот вопрос.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать четыре. А почему ты спрашиваешь? – Ее глаза сверкнули недобрым огнем.

– Двадцать четыре? – переспросил Маккензи. – Но неужели ты никогда не встречала мужчину, которого бы тебе захотелось полюбить? Или за которого ты бы захотела выйти замуж? – Задав этот вопрос, Люк тут же пожалел – взгляд Хани стал таким же затравленным, каким был в палатке для поцелуев. Он сожалел и о своих колких замечаниях, и о своем взрыве ревности, когда он мешал девушке продавать поцелуи.

– Однажды, – задумчиво промолвила Хани. – Лишь однажды я по глупости позволила себе довериться мужчине. Его звали Роберт Уоррен. Он был юристом. Я повстречалась с ним на пароходе, когда мне было всего девятнадцать. Целую неделю он добивался моего расположения. Я совсем потеряла голову от любви и поверила в его ответное чувство, надеясь, что он женится на мне.

– И как же ты поняла свою ошибку?

– Уоррен сказал мне, что, конечно, хочет взять меня в жены, но это не в его силах, потому что он уже женат. Впрочем, он считал, что и без этого меня облагодетельствовал, потом предложил мне поехать с ним в Чикаго и стать его любовницей.

– И ты?.. – Люк пожалел, что задал этот вопрос – ] ему было мучительно слышать ответ.

– Что – я? – рассердилась девушка.

– Поехала в Чикаго? – «Заткнись, Маккензи! – пронеслось у него в голове. – Забудь об этом!»

– Нет, я не стала его любовницей, если именно об ты спрашиваешь.

Маккензи почувствовал себя полным идиотом, испытав несказанное облегчение.

– Но я благодарна Уоррену за преподанный урок. В моей жизни больше не осталось места для иллюзий. Мужчины хотели от меня одного, ни один из них даже и не помышлял о женитьбе.

– Какой вздор! – Неожиданное восклицание Люка развеяло печаль девушки. – У тебя был выбор! В наших краях так не хватает женщин. Все мужчины с трудом находят себе жен – ты могла бы выбрать любого!

– Знаешь, мне и в голову не приходило ехать на запад, – пожала плечами Хани. – И, пожалуй, я не смогла бы выйти замуж только от отчаяния.

– Так почему же ты все-таки оказалась на западе? Девушка насмешливо приподняла брови:

– Ты хочешь услышать романтическую любовную историю или правду?

– Правду, – хмуро буркнул он. Внезапно почувствовав себя виноватой, Хани устало поглядела на него.

– Я плыла на пароходе по Миссури и выбрала себе простофилю, которого намеревалась соблазнить.

– Именно это ты пыталась проделать со мной в Сакраменто?

Девушка кивнула.

– Мне всегда это удавалось. Но ты с самого начала отнесся ко мне с подозрением, так что мои чары оказались бессильны перед тобой.

– Я не сказал бы, – вспомнив тот вечер, усмехнулся шериф.

– Но на том же пароходе ехал игрок-шулер по имени Джейк Симмонс, который сразу раскусил меня. Этот Симмонс собирался облапошить некоего Петерса – того самого простофилю, на которого я положила глаз. Симмонс явился ко мне в каюту и пригрозил выкинуть меня за борт, если я не соглашусь играть с ним в паре. Он обещал мне отдать половину выигрыша, если я сумею уговорить Петерса сыграть с ним в покер. Вскоре я поняла, что Симмонс и не подумает выполнить свое обещание, поэтому я занялась Петерсом одна, а потом… – Хани не решалась рассказать шерифу, что произошло потом. Маккензи был предан закону, и если только она расскажет ему об убийстве Петерса, он будет вынужден сообщить обо всем властям. – Итак, когда Симмонс понял, что я его облапошила, он бросился меня искать. Люк, этот жестокий негодяй не пощадил бы меня. Тогда я и убежала с парохода в Индепенденсе и там же повстречала Абигайль Фентон. Она попросила меня занять ее место, и я, не долго думая, согласилась, лишь бы оказаться подальше от этого злодея. – Она взглянула на шерифа с улыбкой: – Как ты считаешь, Люк, я уехала достаточно далеко?

– Пожалуй, – усмехнулся он.

– Ну вот, я рассказала о своей жизни практически все, – промолвила Хани. – Думаю, теперь твоя очередь поведать о себе. Я знаю, что у тебя есть два брата, знаю, что ты вырос в Техасе. Для начала скажи, сколько тебе лет?

– Тридцать четыре. У нашей семьи было ранчо на реке Пекос. В тридцать шестом, когда Сэм Хьюстон вознамерился собрать армию, чтобы сражаться с мексиканцами, мой отец принял решение увезти нас из тех мест. Мы направились в Аламо. Мне тогда было всего два года, Флинту – один, а Клива еще и на свете не было, но мама уже ждала его.

Вскоре и в Аламо запахло порохом, и отец решил от беды спасти хотя бы нас. Мама не желала расставаться с ним, но отец и слышать ничего не хотел. Рита и Хуан Моралес, работавшие на ранчо, перевели нас через мексиканскую границу.

– А твой отец?

– Он умер в Аламо. Мы вернулись на ранчо, а через шесть месяцев мама родила Клива.

– Твоя мама, наверное, была очень храброй женщиной.

– Я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, но потом я понял, как она тосковала по отцу.

– И она больше не вышла замуж? – спросила Хани. Люк покачал головой.

– Должно быть, ей было трудно одной растить троих сыновей и содержать ранчо?

– Да, но мама находила силы, справляясь со всеми невзгодами. Конечно, ей стало полегче, когда мы подросли и смогли помогать ей – работали на земле.

– Стало быть, ты и детства-то не видел, Люк?

– Пожалуй, что так. Думаю, Флинту и Кливу пришлось со мной нелегко.

– Ты хочешь сказать, что сызмальства отвечал за младших братьев? – переспросила девушка.

– Нет, за все всегда отвечала мама, – задумчиво промолвил Маккензи. – Только теперь, когда мне приходится воспитывать Джоша, я начал понимать, как ей было трудно. Но в одном я уверен твердо: мой сын должен иметь мать, должен знать тепло материнских рук.

– Что ты имеешь в виду?

– Маленький мальчик должен быть уверен, что мама приголубит и обнимет его, когда ему плохо или он напуган. Во время болезни он должен чувствовать ее прохладную руку на своем лбу…

Глаза Хани наполнились слезами, но она не замечала горьких ноток, звучавших в голосе шерифа.

– Ребенок должен засыпать, – продолжал Люк, – слушая, как мама хлопочет по дому, как она замешивает тесто для завтрашнего дня… А по утрам дом должен наполняться ароматом свежевыпеченного хлеба…

Люк впервые приоткрыл девушке свою душу, хотя ей и прежде приходилось замечать, что под суровой внешностью Маккензи прячется ранимая душа.

– Его мама должна знать ответы на все вопросы, Должна уметь решать любую задачу… – Слушая его низкий, хрипловатый голос, Хани почувствовала, как к ней медленно подкатила теплая волна желания. – И не важно, как она выглядит и сколько ей лет. Она – его мать и поэтому она кажется ему прекрасной. – Помолчав, Маккензи добавил: – Да, маленькому мальчику нужна мать.

– Именно поэтому ты решил жениться во второй раз, – дрожащим голосом проговорила девушка. Люк кивнул.

– Отец может сделать сына сильным. Мне кажется, именно в этом предназначение мужчины. Но только мать может дать ребенку нежность и тепло. И тогда, повзрослев, этот человек станет доверять женщинам, ценить их… И когда ему захочется иметь дело с другой женщиной…

– Ты хочешь сказать, когда он полюбит? – перебила его Хани. – Кстати, когда ты женился, Люк?

– Мы поженились с Сарой в шестидесятом году. В шестьдесят втором на свет появился Джош, а вскоре я ушел на войну. Полагаю, остальное тебе известно.

– А что случилось с женой Хуана? Ее тоже убили?

Маккензи покачал головой:

– Нет, она умерла от укуса змеи, кажется, в пятьдесят втором… – Люк закрыл глаза. – Целую вечность назад.

Хани подсела к нему поближе. Девушка так дорожила этими минутами! Она с любовью смотрела на Люка, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку его лица. Если бы только эти минуты могли длиться вечно! Но… это было пустой надеждой.

Прошлое Хани не позволяло девушке надеяться на счастливую жизнь. За время, проведенное в Стоктоне, Хани ощутила безмятежность и обрела блаженное чувство покоя и защищенности, но сознание того, что всему этому придет конец, ни на минуту не оставляло ее.

Почувствовав на себе ее взгляд, Люк открыл глаза.

– А тебе известно, сойка, что в твоих глазах мерцают звезды? – тихо спросил он.

– Ты серьезно?

Увидев на ее лице лукавую улыбку, Люк протянул руку и погладил девушку по голове.

– А в волосах твоих играют блики лунного света, – добавил он.

– Очень романтично, шериф Маккензи, только я вас совсем не узнаю.

– А может, у меня такое настроение?

– Да-а-а… На вас это совсем не похоже, – проговорила Хани, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит у нее из груди.

Когда пальцы Люка дотронулись до шеи девушки, сердце ее отчаянно заколотилось. Он пригнул ее голову к себе, и дыхание их смешалось.

– А что будет, если я скажу, что собираюсь прямо сейчас поцеловать тебя? – прошептал он, прежде чем припасть губами к ее рту.

Поцелуй был божественным. Хани казалось, что сладостная истома уносит ее на волнах блаженства, мир вокруг теряет свои очертания…

– Ах вот вы где! – раздался голос Дуга Нельсона. – Каков хитрец! Остальные за какую-то ерунду платили доллар, а он!.. Или, может, вы таким образом прощаетесь?

Они нехотя оторвались друг от друга. Маккензи легко вскочил на ноги и помог подняться Хани.

– Чего тебе надо, док? – ворчливо спросил он.

– Вообще-то мне надо, чтобы ты забрал у меня своего спящего сына.

– Ох бедняжка! – воскликнула девушка, только сейчас обратив внимание на Джоша, который крепко спал на руках у доктора, положив головку ему на плечо. – Давай его сюда. Я унесу его домой и уложу в постель.

– Нет, я сам понесу его, – сказал Люк, забирая сына у Нельсона.

Шумно вздохнув, Амиго поплелся вслед за ними, Сентиментальное настроение, овладевшее ими на берегу реки, мгновенно исчезло, как только они оказались под крышей дома шерифа. Уложив Джоша и попрощавшись с Хани, шериф ушел водворять законность и порядок среди наиболее шумных своих граждан.

Хани легла в постель, но сон не шел к ней. Она думала о прекрасных мгновениях, проведенных вместе с Люком, о его поцелуях, его нежности… Девушка вспоминала, что Люк впервые приоткрыл ей свою душу. Ну почему, почему не могли они вести таких задушевных разговоров раньше? – спрашивала она себя.

– Будь ты проклят, Люк Маккензи! Будь ты проклят! – в ярости прошептала Хани. Отчего всего лишь за два дня до отъезда из Стоктона она поняла, как сильно любит его?