Текст книги "Спасительная любовь"

Автор книги: Эйлин Драйер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Что он натворил? Одному Богу известно. У него не было права так вести себя с Ливви. Не сейчас. Не раньше, чем он узнает, что затерялось в глубинах его памяти.

Сидя с закрытыми глазами, он слышал, как звякнул принесенный Трэшером поднос с едой, есть уже не хотелось. Он все еще ощущал запах Оливии, слабый аромат яблок и свежести, как если бы она летним днем босиком ходила по саду.

Ему не следовало настаивать на поцелуе. Не следовало принуждать ее, ведь он видел ее замешательство. Он, оказавшись в клетке этой комнаты, каким-то образом чувствовал – между ними произошло что-то страшное. Чего она не в силах забыть.

Ему нужно узнать, в чем дело. Он просто не мог жить дальше, замечая боль в ее глазах. Ему нужно понять, кем была для него Мими и как он мог подумать, что она способна заменить ему Ливви.

– Ваша светлость? – неуверенно произнес Трэшер.

Джек открыл глаза и увидел перед собой тарелку с ростбифом и грибами и большую кружку с пенящимся темным пивом. Ему следовало бы прийти в восторг. Он кивнул и взял вилку. Ему нужны силы.

– Трэшер, – спросил он, проглотив кусочек ростбифа, – какой сейчас год?

Трэшер подошел к туалетному столику и взял в руки вазу.

– Не могу сказать. Леди Кейт велела молчать.

Джек чуть не улыбнулся – в голосе мальчишки звучала абсолютная преданность. Хотел бы он заслужить такую преданность. Ему нужно найти кого-то, кто без колебаний помог бы ему узнать то, что он забыл. И что означали те чертовы красные обшлага.

Одна мысль об этом вызывала чувство вины. Стыд. Ярость. Страх. Чувства эти казались знакомыми, как старые друзья, словно он испытывал их не в первый раз.

Это сводило с ума. Он не помнил, что делал до того, как очнулся, но его эмоции должны были на чем-то основываться. Он ощущал их реальными. И недоумевал, почему ему так важно поскорее вернуть память. Воспоминания, сопровождаемые такими чувствами, не могут оказаться хорошими.

Может быть, он представлял для нее угрозу, а она не знала этого. Он мог сделать что-то ужасное, и тогда оставалось только порвать все связи с ней для се же блага.

– Трэшер, – сказал он, протягивая ломоть хлеба тощему мальчишке, – я вроде бы слышал, что ты замечательно умеешь находить всякие вещи.

– То правда, – ответил мальчик, который ни секунды не оставался в покое, словно у него было слишком много энергии для такого помещения. – Я отыщу что угодно.

– Даже здесь, в Брюсселе? Они здесь и по-английски не говорят.

– Ну и что. Это ничего не значит. Особенно со всей этой армией здесь.

Джек кивнул, рассеянно жуя мясо и запивая его горьким пивом.

– Ты бы хотел заработать несколько монет? Мальчишка остановился у кровати и наклонился, проверяя что-то под подушкой.

– Еще бы.

Джек удовлетворенно кивнул, стараясь сообразить, какое именно поручение он мог бы дать мальчишке. Это было непросто. Ему были ненавистны слабость, неуверенность и ужасные подозрения, зародившиеся в его мозгу.

– Что это? – спросил Трэшер. – Припрятано здесь?

Он вынул что-то из-под подушки Джека. Джек оглянулся и увидел, что мальчишка держит в руках какую-то серебряную вещь. Фляжку.

– Не имею представления. Положи ее обратно.

Трэшер пожал плечами и повиновался.

– Можешь ли узнать кое-что для меня? – спросил Джек. Мальчишка, протянувший было руку за кусочком ростбифа, обиделся.

– Если бы не мог, не говорил бы.

– Поможешь мне узнать, как я попал в Бельгию?

Мальчик посмотрел на него и нахмурился:

– Может быть.

– И никому не скажешь? – спросил Джек, глядя в умудренные карие глаза. – Я не хочу, чтобы леди Кейт беспокоилась.

Мальчик, казалось, размышлял над предложением Джека.

– Я не буду врать.

Этого Джек не мог требовать от него.

– Я просто не хочу, чтобы пострадали женщины. Может быть, случилось что-то плохое.

Его слова, кажется, возымели действие.

– С этим не поспоришь. Слышал, какие-то парни разыскивают вас, и не для того, чтобы пожать руку.

Джек похолодел.

– Что ты хочешь сказать?

Трэшер пожал костлявыми плечиками.

– Больше не знаю. Вроде ходят слухи, что вы настоящий граф Грейсчерч и что вы сделали что-то нехорошее. Только сами эти типы такие плохие, что я не очень-то поверил.

«Что-то нехорошее». Неужели он сражался на стороне французов? От такой мысли ему сделалось плохо.

– Ты предупредил герцогиню? Эти мужчины наверняка знали, что я здесь.

Трэшер покачал головой:

– Нет. Вы секрет. Пока вы не узнаете, что случилось, они никого не подпустят к вам, чтобы не пошли разговоры.

Джек оторопел. Какой в этом смысл? Почему Ливви не должна подпускать к нему друзей, если кто-нибудь из них здесь поблизости? Чего она боится?

– Ты можешь узнать, кто разыскивает меня, так чтобы самому не попасть в беду?

Мальчишка расхохотался, как если бы Джек сказал что-то невероятно смешное.

– Ваша светлость, я вырос в трущобах. Ничто в этой чертовой Бельгии не сравнится с ними!

– На твоем месте я бы не был так уверен, – сказал Джек, и вдруг ему вспомнилось.

Узкий проулок. Противные, влажные, жирно блестящие булыжники в слабом свете далеких фонарей. Зловонные трущобы и плеск воды в близкой речке. Тревога. Возбуждение.

Нож, рукоятка которого идеально лежит в ладони, холодная в горячих пальцах. Округлый силуэт толстого мужчины. Они стоят друг против друга? Он не мог сказать. Но он видел, как блеснул в слабом свете заносимый нож, и ударил сам.

Он чувствовал все, словно память жила в его руке. Легкость удара, скрежет задетой кости. Он слышал затрудненное дыхание. Бульканье. Он чувствовал тяжесть тела на своих руках.

– Дяденька?

Он вздрогнул. Дотронулся до внезапно разболевшейся головы и понял, что его трясет. Он убил человека.

– Кажется, я убил кого-то.

– Ну уж точно. Вы же были там, под Ватерлоо.

Но то происходило до битвы. К горлу поднялась желчь, пот выступил на лбу. На миг он перестал видеть костлявого мальчишку, которому только что исповедался.

– Не во время сражения. В переулке.

– Неудивительно, – сказал мальчишка, неуверенно хлопнув его по плечу. – У вас стало такое лицо. Но вы не похожи на плохого парня. Не переживайте.

Джек взглянул на благодушное лицо мальчишки и чуть не рассмеялся. Разве не знаменательно, что он признался единственному человеку в этом доме, который способен принять его признание с таким хладнокровием?

– Я не знаю, кто это был, – сказал он, и его голос дрожал так же сильно, как руки. – Не знаю где. Город. Река. – Стараясь вспомнить больше, он испытал новую вспышку боли в голове и стиснул ее руками. – Хочу вспомнить.

– Ну, я надеюсь, вы вспомните, – согласился с ним Трэшер, завладев парочкой грибов и отправляя их в рот. – Чую я, мы скоро уберемся отсюда, а в Лондоне все будет гораздо трудней. Уж очень он большой.

Джек снова едва удержался от смеха. Где Кейт подобрала этого сорванца?

– Вот и хорошо. Если сумеешь узнать, кто меня разыскивает, я отблагодарю тебя.

Трэшер кивнул:

– Кусок пирога.

– Нет, – не согласился Джек, хватая мальчишку за руку, чтобы тот прислушался к его словам. – Не кусок пирога. Поручение опасное. Если бы я мог послать кого-нибудь другого, то, черт побери, так бы и сделал.

Мальчик стал серьезным.

– Я знаю, ваше сиятельство. Но раньше я всегда жил в опасности.

Не в такой опасности, подумал Джек, гадая, откуда он это знает. Совсем не в такой опасности.

Выйдя от Джека, Оливия задержалась, только чтобы взять шляпку, и выскользнула из дома. Ей необходимо было пройтись, побыть одной. Неожиданно парк показался очень привлекательным.

Сначала ее мысли были под стать поспешным шагам – она ни на чем не могла сосредоточиться. Ее тело все еще не отошло от прикосновений Джека.

Вспомнились его удивительные сине-зеленые глаза, его руки, его сильное, натренированное тело. Запах, звуки его смеха в то раннее воскресное утро, когда они лежали, зарывшись в одеяла. Удивление в его глазах, когда он положил руку на ее живот, чтобы почувствовать первые шевеления их дитя.

Его страсть.

Джек разбудил ее чувственность. Он научил ее испытывать наслаждение, которое может дать пылкий и заботливый любовник, и купаться в этом наслаждении. Он был как кремень, воспламеняющий трут. Он был страстным, и щедрым, и изобретательным, он открыл для нее мир разделенного наслаждения. От него она узнала, что самым мощным афродизиаком является доверие.

Ей вспомнилось – как-то раз Джек помогал на поле своим работникам и вернулся голодный и пропотевший. В грязной и липкой от пота одежде он ворвался в гостиную Оливии словно пират, берущий на абордаж беспомощное торговое судно.

– Ты благоухаешь, как рыба, выловленная три дня назад, – смеясь, укорила она его, зная, что это не имеет значения. Ее груди уже затвердели при одном только виде его. Внизу живота нарастало желание.

Он рассмеялся и с горящими глазами притянул ее в свои объятия, нимало не заботясь о том, что ее прелестное новое муслиновое платье будет безнадежно испорчено.

– Сюрприз, Ливви, – шепнул он ей на ухо дрожащим от смеха голосом. – Посмотри, что я принес тебе.

Она почувствовала этот «сюрприз» у своего живота, и ее тело воспламенилось в ответ. Он прижал ее к одной из обитых шелком стен, и, вдыхая исходящий от него острый запах пота как экзотический парфюм, она обвила руками его шею. Их языки сплелись. Неловко повозившись с его грязной одеждой, она выпустила на свободу его уже твердое как камень орудие любви. Она помогала ему, когда загрубевшими, грязными руками он поднимал ее вверх по стене, когда он взялся за ее юбки и задрал их, обнажив ноги, отчего внутри ее словно взорвалась молния.

А потом он, без улыбки, ничего не шепнув и не спросив, пронзил ее. Она укусила его за шею, когда он вошел в нее. Это пылкое, быстрое, жесткое соитие наполнило ее блаженством, они оба задохнулись и захотели большего.

Когда все закончилось, она повисла на его плече, влажная и насыщенная, он – она увидела это по его глазам – испугался, что обошелся с ней непочтительно. Что он взял ее, женщину благородную, прижав к стене, быстро и грубо, словно она была потаскушкой с Ковент-Кардена. Его испуг вызвал в ней новый прилив любви и нежности.

Положив руку ему на грудь, где все еще гулко стучало сердце, она наклонилась к его уху. И потому, что только так она могла выразить, каким прекрасным был для нее его «сюрприз», она употребила слово, совершенно непозволительное для дочери викария.

– Мне нравится, – задохнулась она, – когда ты занимаешься со мной любовью.

Только Джеку она могла сказать это, только Джеку доверяла.

В ответ он крепко поцеловал ее, словно бы смягчая слово.

– Ты не обиделась? – спросил он.

Она подергала его влажную от пота рубашку, пока не высвободила ее, и поводила руками по его голому торсу.

– Я знаю, что в этом нельзя признаваться, – сказала она с улыбкой искусительницы, – но это возбуждает меня.

Он снова поцеловал ее. Он завладел ее языком, зубами, горячим чудесным ртом.

– Ты никогда не признаешься в этом другому мужчине, пока жива.

Она помнила, что снова засмеялась.

– Зачем бы мне это могло понадобиться?

Она изо всех сил старалась стать другой, независимой от Джека – от своей нужды в нем. Из пепла и руин она создала жизнь, которой гордилась. Какие бы невзгоды ни стояли на ее пути, каким бы искушением ни представлялось поддаться отчаянию, она выстояла. Она осталась верна себе, повзрослела и сделалась сильной, достойной уважения женщиной. Если бы она снова не увидела Джека, то могла бы такой и остаться.

Но стоило Джеку прикоснуться к ней, как ей пришлось лихорадочно бороться, чтобы не оказаться беззащитной перед ним. Один раз она уже доверилась ему. Она поверила, что он будет обращаться с ее сердцем так же бережно, как она обращалась с его. Но она не знала, какая хрупкая вещь доверие. Сейчас в ее глазах это был самый драгоценный дар.

Она доверяла Джорджи. Она доверяла леди Кейт, и Грейс, и леди Би. Но Джеку? Джека она любила. Как ни противилась, с этим она ничего не могла поделать. Какие бы чувства она ни питала к нему, она не переставала любить его.

Но доверять? Она больше не доверяла ему. И, к своему ужасу, она понимала, что любовь без доверия пустой сосуд. И страсть без доверия тщетна.

Но, о Боже, хотела бы она убедить в этом свое сердце.

Она глубоко погрузилась в свои мысли и не заметила, что уже не одна. Ей следовало бы ожидать его появления.

Но она в первый раз оказалась достаточно далеко от леди Кейт, чтобы стать уязвимой. А его первейшим талантом было отыскивать уязвимых.

Он опустился на скамейку рядом с ней.

– Привет, Ливви.

Должно, быть, она все еще витала в мыслях где-то далеко. Она потеряла контроль над своими воспоминаниями. Как бы там ни было, появление Джервейса вызвало у нее только раздражение.

Она обнаружила, что может смотреть на него не бледнея. На самом деле впервые в жизни она увидела его таким, каким он был. Избалованный маленький мальчик в теле мужчины, который просто не понимал, что он не может всегда получать то, что хочет.

– Привет, Джервейс.

Его золотистые волосы блестели в неровном свете, в глазах светился юмор. Он был неотразимым.

– Как вы позволили себе, Лив, удалиться от своего укрытия? Разве вы не боитесь, что я схвачу вас и скроюсь с вами?

На этот раз у Оливии хватило терпения.

– Бог с вами, нет. Слишком много свидетелей. Было бы трудно изобразить невиновность, если бы вы совершили преступление на глазах у пятнадцати солдат, трех нянь и священника.

Он весело рассмеялся:

– Совсем не преступление, разве что преступление сердца.

– Банально, Джервейс. Я разочарована.

– Ах, Ливви, – сказал он, проводя пальцем по ее щеке. – И вы еще удивляетесь, почему я не смог забыть вас.

– Вы никогда не забывали меня, – произнесла она, чувствуя холодный ужас от его вкрадчивого прикосновения, – потому что я единственная сказала вам «нет».

– Неправда. – Он заговорщически улыбнулся. – И мы оба знаем это. Мы провели вместе чудесное время, Лив.

– Ваше понимание чудесного отличается от моего.

Он какое-то время рассматривал ее, как бы пытаясь лучше понять.

– Вам лучше быть служанкой.

В ответ она тоже оценивающе посмотрела на него и увидела, что у него совершенно гладкое, без единой морщинки, безоблачное лицо. Джервейс мало думал и никогда не тревожился. Ему никогда не приходило в голову, что следовало бы.

– Да, Джервейс, уж лучше я буду служанкой.

Он холодно улыбнулся:

– А что случится, когда станет известно, что никакого мистера Грейса не существует?

Из ее груди вырвался удивленный смешок.

– Ради Бога. Вы думаете, я погибну из-за того, что взяла имя своей золовки?

– И Джорджи позволила? Сомневаюсь.

Она пожала плечами, словно это не имело значения.

– Они с Джеймсом помогли мне, когда я нуждалась в этом.

– Почему же вы не остались с ними?

– Я прекрасно справляюсь сама.

– Не так прекрасно, как это могло бы быть со мной.

Она устало покачала головой.

– Снова замечу, что ваши представления отличаются от моих. Мне очень хорошо там, где я есть.

И тут она увидела это. Короткую вспышку, не более, поскольку он никогда не выдал бы себя на публике. Нетерпеливый мальчик был в ярости.

– Пожалуйста, Ливви, – мягким как шелк голосом, молил он, – не заставляйте меня снова делать вам больно. Вы представить себе не можете, как это расстраивает меня.

Оливия прекрасно знала, каким опасным он был. Но вдруг он показался ей мелким и ничтожным со всеми его угрозами. Она встала.

– Вы больше не принесете вреда ни одному человеку, который мне дорог, – сказала она, наклоняясь к нему. – Никому, или я убью вас.

Он залился смехом – пока не всмотрелся в ее глаза.

– Не говорите ерунды.

Она выпрямилась и занялась своими перчатками.

– Не сомневайтесь, Джервейс. С меня уже хватит. – И не дожидаясь, что он скажет на это, пошла прочь. Она направилась в сторону улицы, но вспомнила, что Джервейс разыскивает Джека. Он даже мог знать, что Джек в городе. Она остановилась, ее решительность была поколеблена. Она была хорошо защищена, но Джек?

И почему Джервейс не упомянул о нем? Он должен знать, что возвращение Джека чревато неприятностями.

Она чуть было не повернула назад. Ей хотелось посмотреть, что будет делать Джервейс. Но он наверняка ожидал этого. Поэтому она постаралась успокоиться, сделала глубокий вдох, перешла улицу и пошла домой.

В холле она встретила Грейс.

– Мне нужно поговорить со всеми.

– Позже, – сказала Грейс, беря ее за руки. – У леди Кейт гости, а вас ищет миссис Харпер.

Оливия сняла шляпку.

– Хорошо.

Она последовала за Грейс на кухню – там миссис Харпер только что вручила тарелку с пшеничными лепешками одному из еще остававшихся в доме пациентов, молодому гусару, который потерял ногу. Он сидел на поцарапанном дубовом столе рядом с незнакомым ей драгуном.

– Полегче с лепешками, Питер, – улыбаясь, посоветовала Оливия, – или вы окажетесь слишком тяжелым, чтобы сесть на лошадь.

Узнав, что лорд Аксбридж отшучивался при упоминании о потерянной им ноге, Питер поклялся к концу месяца снова сесть в седло.

– Не говорите так, мэм. – Миссис Харпер широко заулыбалась. – Эти парни еще растут, им надо много есть.

– Да, я расту, – согласился Питер, похлопав по своему животу. – Вширь. – Размахивая лепешкой, он указал на гостя. – Рад познакомить вас со своим другом, мэм. Кит Брэкстон, из Кента, как и я.

Светловолосый драгун встал, его правый рукав оказался заколотым, багровый бугристый шрам пересекал щеку, доходя почти до рта. Но его улыбка была бодрой, поклон церемонным.

– Я также рад, мэм. Маленький полковник говорила о вас. Вы оказали ей огромную услугу.

Оливия нахмурилась.

– Маленький полковник?

– Грейс, – сказал Брэкстон. – Так мы называем леди в знак нашей привязанности.

Оливия повернулась к Грейс и увидела, что ее подруга покраснела, как дебютантка.

– Мне представляется, майор, что наша Грейс прежде всего энергичная женщина, способная делать дело.

Брэкстон тихо засмеялся:

– Настоящая фурия, мэм. Но самый лучший товарищ.

Да, с грустью подумала Оливия. Именно так большинство мужчин воспринимают Грейс, не замечая за внешней простоватостью ее великолепный сдержанный юмор и доброе сердце.

– Она еще и самая лучшая подруга, – уверила его Оливия, улыбнувшись смущенной Грейс.

Словно бы зная, насколько важна переданная ей просьба, в разговор вмешалась миссис Харпер.

– Сад, мэм.

Оливия подняла бровь, но поскольку больше ничего не услышала, быстро прошла в маленький, зажатый между стенами сад.

День был теплым, но набегающие облака норовили закрыть солнце. Вдоль дорожек в тени нескольких деревьев росли бегонии, создавая укромные уголки. Воздух в саду был наполнен ароматом роз. Ступив на дорожку, Оливия осмотрелась, не зная, кого ей предстоит увидеть.

Он стоял в тени, в самой глубине садика. Оливия взглянула на окна, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ней, и подошла.

– Чемберс, – окликнула она тощего немолодого мужчину. Чемберс быстро кивнул безупречно аккуратной, волосок к волоску, седеющей головой.

– Миссис Грейс. Рад видеть, что вы хорошо выглядите.

– Вы тоже. Может быть, сядем?

Они устроились на скамье, укрытой от посторонних взоров ветвями плакучей березы.

– Я говорил с мистером Финни, – начал Чемберс. – Граф в самом деле ничего не может вспомнить?

– Да. Скажите мне, откуда он знал, где вас найти?

– Я много думал над этим, мэм. У меня нет ответа. Конечно, он знал, что я служу у мистера Джервейса, и, возможно, знал, что мы были в Брюсселе. Кроме этого, я ничего не могу сказать.

– У вас сохранилась присланная им записка?

Он покачал головой:

– Нет. Я немедленно сжег ее. Но я могу сказать, что в ней было: «Чемберс. Нужна помощь. Встречайте меня на нивельской дороге в двух милях от Мон-Сен-Жана». – Он посмотрел на нее, нахмурился. – Это был просто счастливый случай, что я наткнулся на него. Там, где он назначил встречу, его не оказалось.

– Он ничего не сказал вам?

– Ничего. – Чемберс пожал плечами. – Я так боялся, что он был…

Она кивнула, пытаясь составить из собранных сведений общую картину.

– Не могли бы вы сказать мне, что случилось пять лет назад после дуэли с моим братом? Я думала, граф отправился в Вест-Индию.

Маленький человек кивнул:

– Так и было, и я вместе с ним. Граф провел год, управляя плантациями своего отца на Ямайке.

Год. Оливия запретила себе вспоминать об этом времени.

– А потом?

Чемберс пожал плечами, явно чувствуя себя неловко.

– Он уволил меня. Мы вернулись домой осенью восемьсот одиннадцатого года. Хозяин позвал меня в свой кабинет, вручил мне выходное пособие и рекомендательное письмо. Сказал, что его кузен ищет слугу и будет рад взять меня к себе.

– Вы не знаете, почему он уволил вас?

Чемберс подобрался.

– Я не мог спрашивать. Думаю, он так и не оправился от… той дуэли. Он распустил всех слуг, хотя многие перешли на работу в его семью.

– Вы не знаете, куда он отправился?

– Поговаривали, что в Канаду.

Оливия, подавленная, покачала головой. Все это ничуть не помогало.

– И с тех пор вы его не видели?

– Должно быть, два года назад. Мистер Джервейс встретился с мастером Джеком в Лондоне. Что-то связанное с семейным делом.

Она кивнула:

– Да, герцогиня Мертер вспоминала, что видела его тогда. Вы не знаете, что это было за дело?

– Мистер Джервейс сказал только, что было приятно увидеть кузена в такой ситуации. Казалось, он очень доволен этим.

Если бы это был кто-то другой, Оливия могла бы подумать – его слова означают, что Джек преуспевал. Но так как это сказал Джервейс, она не была уверена.

– И больше он ничего не сказал?

– О нет, мэм. Только то, что графу, похоже, пошли на пользу его приключения; не знаю, что он этим хотел сказать.

Оливия кивнула.

– А родственники графа ничего не говорили о нем в вашем присутствии?

Чемберс отвел глаза.

– Извините, но они только обвиняли вас в том, что его нет с ними.

Оливия улыбнулась:

– Это меня не удивляет.

– Еще одна вещь, мэм. – Оливия заметила тревогу в его глазах. – Пожалуйста, поймите меня правильно. Мистер Джервейс хороший хозяин. Но он говорил о том времени. О дуэли и… обо всем. Я хочу, чтобы вы знали: я очень сожалею, что участвовал в этом. Мистер Джервейс похвалялся передо мной, как он это все устроил.

Он и в самом деле выглядел подавленным, вот уж чего Оливия никогда не ожидала увидеть. Она похлопала по его маленькой опрятной руке.

– Не вы один поверили ему, Чемберс.

Он покраснел и опустил голову.

– Есть ли что-нибудь, что я могу сделать сейчас? Я очень привязан к его светлости.

Оливия сосредоточенно размышляла.

– Мне пришло в голову – может быть, увидев вас, он что-нибудь вспомнит?

– Буду рад помочь, мэм.

Она поднялась.

– Идите за мной.

Вернувшись к дому, она повела его через кухню, где миссис Харпер уже была одна и занималась вымешиванием теста для хлеба. Бедный повар, должно быть, опять в испуге забрался в свою каморку под крышей.

– Миссис Харпер…

Грузная женщина не подняла глаз от теста.

– Пришел мистер Джервейс.

Чемберсу грозила опасность быть обнаруженным.

– Вы еще придете? – спросила Оливия занервничавшего слугу.

– Конечно, мэм, – сказал Чемберс, бросая боязливые взгляды в сторону парадной двери. – Пожалуйста, передайте его светлости мои наилучшие пожелания.

Оливия вывела его снова через сад.

– Еще один вопрос, Чемберс. Была ли на Ямайке особа по имени Мими?

Чемберс подумал, покачал головой:

– Нет, мэм. Я такой не знал. А община там была совсем маленькая.

Оливия протянула ему руку.

– Спасибо.

С неуверенностью хорошо вымуштрованного слуги Чемберс пожал ее руку и ушел. У Оливии осталось больше вопросов, чем ответов. Может ли кто-то еще сказать им, где был Джек? Можно ли доверять Диккану Хиллиарду настолько, чтобы обратиться к нему за помощью? И где его найти?

Оставшись одна, Оливия видела через кухонное окно, как двое оставшихся пациентов пришли на кухню, чтобы полакомиться свежими лепешками. Она слышала, как они подшучивали над миссис Харпер. К вечеру они уедут, и леди Кейт начнет готовиться к отъезду в Лондон. Им надо будет забрать с собой Джека, и чтобы никто не узнал об этом.

Она тяжело вздохнула. Ни одной женщине в здравом уме не пришло бы в голову думать о примирении с мужчиной, который обошелся с ней так, как Джек с Оливией. Глупо снова рисковать своим сердцем, самой жизнью. В конце концов, не ее он звал во сне.

Однако сейчас от нее ничего не зависело. Наклеив на лицо лучезарную улыбку, она открыла дверь в кухню, где двое храбрецов напомнили ей, как высоки ставки в той игре, которую она вела.

Притаившись в углу соседнего сада, Хирург видел, как Чемберс прощался с миссис Грейс. Наконец-то, самодовольно подумал он, что-то интересное.

Бывший слуга Джека о чем-то говорит с его бывшей женой. Что эти двое могут сказать друг другу? Как он узнает?

Он позволил себе удовлетворенно улыбнуться. В самом деле, как он узнает? Он подумал о дюжине способов, один приятнее другого.

Он получит удовольствие, убеждая Чемберса сотрудничать. Но он уже перевозбудился при мысли о том, что он сделает с женой графа. Наверняка найдется цитата, заслуживающая быть вырезанной на ее мягком белом животике. Может быть, что-нибудь о цене верности.

Да, думал он, следуя за Чемберсом. Она станет его лучшей работой.

Оставалось надеться, что она не умрет слишком быстро.