Текст книги "Солнца двух миров (СИ)"

Автор книги: Ewigkeit Tay

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Ты теряешь концентрацию, отвлекаясь на болтовню, – отрезал Терв, и его летающие клинки рассыпались по толпе противников с особенной яростью.

И полнились удары его яростью, которой никогда не знали прежде, яростью без вдохновения, всепоглощающей и ненасытной, с лёгким привкусом мести и отголосками надежды. Не бывал раньше Терв так собран, так беспристрастен и так переполнен силой, как сегодня. Спутники, с которыми он привычно работал в сцепке, прикрывая, поддерживая, объединяя усилия, были всего лишь фоном, чтобы выпустить из себя искрящийся гнев. И клинки кружили, находили жертв безошибочно, нарушали печати некромантов, начертанные на дерущихся без ущерба для себя поднятых трупах. В мягкое дышащее горло сквозь колеблющиеся барьеры щитов, с резким звуком разрываемой плотной ткани, с электрическим треском, – два невесомых, пропитанных магией клинка, насквозь, – и с бульканьем падает призыватель мёртвых, и падают за ним его прихвостни, оставаясь не более чем несвежими распадающимися оболочками. А эфемерные ножи прорезают щекотно подрагивающие магические преграды, ищут путь к новой жертве.

Вспышка за вспышкой идут слепящие волны, блокируют, отсекают, мешают. Дрожат выставленные тьетом барьеры, пытаются пробиться сквозь них подчиняющие волны ментальной шоистрийской магии, жаждут нарушить картину, свести с ума, заставить разить своих. Ло-оте-ни черпает память из общего тьетского сознания, чертит сложные узоры из тока энергий мира, впитывает его силу, превращая её в щиты для своих соратников, оберегает их, не подпуская чужие атаки, рисует на ткани мира, и все движения его боевых танцев обращаются в бешеную пляску направленных, надёжных и неуловимых барьеров. Не успевшие сгореть и рассеяться пылью мёртвые останавливаются. Не хватает у кукловодов сил удержать бразды управления, и они оставляют своих неестественных созданий без поддержки, недоумённо замирают зомби, не видят больше врагов, не чувствуют направляющей воли внутри.

Уэтер опутывает стрелы Ирта энергией тьмы, отпускает призраков пожирать живую и мёртвую плоть по собственному усмотрению, ведь барьеры тьета вокруг своих достаточно крепки, чтобы его тёмные подручные могли до них добраться. Его задача сейчас – оперить магией Ирта, чтобы не знающие промаха стрелы истинного лучника могли прорваться сквозь магическую защиту врагов, чтобы не осыпались вокруг энергетических щитов, чтобы рассекли не только плоть, но и душу, пропитывая её сочащимся тёмным ядом.

Смена тактики приносит свои плоды и уравнивает число противников. Четверо ослабленных битвой шоистрийских магов всё ещё направляют свои атаки на четверых искателей артефакта. Вздрагивает и пропускает подчиняющую волю волну один из щитов Ло-оте-ни, и тьет озирается удивлённо, будто потерял магическое зрение и перестал видеть токи энергии. На мгновение нахмурившись, взлетает, и вихрем бросается на поразившего его ментального мага, нанося тому быстрые боевые удары, подкреплённые почерпнутой из открытой для тьета мощи мира силой. Маг машинально выставляет блоки, обескураженный странным поведением противника, и пропускает окрылённую тьмою стрелу. Ослеплённого тьета подхватывает один из некромантов, и тьма, подобная тьме призванных Уэтером, окрутывает Ло-оте-ни липкой сетью, сковывает, удерживает, как пойманную и вытащенную на сушу рыбку. Падают, рассыпаются все защитные барьеры, все щиты, выстроенные Ло-оте-ни, и Уэтер едва успевает вернуть себе контроль над призраками, прежде чем те порываются наброситься на Терва и Ирта. Целеустремлённо направляет он жадных до жизни призванных выпить её из оставшегося почти невредимым ментального мага, убеждает, увещевает, угощает, как изысканным лакомством, чужой выкормленной, годами пестуемой и наращиваемой силой.

Тем временем остаётся без защиты Ирт, неуязвимый для магии и не владеющий ею Лишённый, и стрелы его, выпущенные в цель, оборачиваются лёгким усилием выжившего некроманта против него и летят неуклонно. Ирт гибко уворачивается от направленных в него его же собственных стрел, отскакивает тренированное тело навстречу летящему сзади поднятому с земли тяжёлому камню, сбивающему с ног. На излёте вонзается стрела в его грудь, и лучник падает на камни, теряя сознание и истекая кровью.

Стихийные порывы потерявших мощь из-за усталости заклинаний настигают Терва. Пламя сжигает его кожу, сочится внутрь ядовитая тьма, но его боевой запал не ослабевает. Отмахнувшись от кусающего пламени, он рассыпается серой пудрой в глазах нападающего, затуманивает его взор и чувства, и сотней искусно сотканных из его магии ножей пронзает мага со всех сторон, неотвратимо смертельный, а затем падает рядом с поверженным противником.

Один на один оставшийся с некромантом, выведшим из строя Ирта, Уэтер впитывает в себя силу своих тёмных созданий и отпускает их в породившую их феосскую изнанку, фокусируясь на последнем, решающим эпизоде схватки. Схватываются две тугих воли, тьма против тьмы, сцепляются прямыми ментальными ударами, измотанные, не способные больше обратиться к своим призванным, не готовые выплетать заклинания и управлять дыханием мира. Держатся друг против друга из последних сил и падают вместе, истерзанные, некромант, расщеплённый и надорванный Уэтером, и тёмный призыватель, истощённый до предела и тающий мерцанием призрака.

Экран показывал поле боя, усеянное ранеными и трупами. Лаинь, наблюдавшая за битвой вместе с Белэсс, уловила на лице той промелькнувшую гримасу недовольства.

– Ну что они наделали, – сказала она чужим голосом и шагнула в экран.

Подошла к оставшимся без сознания Терву, Уэтеру, Ло-оте-Ни, коснулась их сознаний, их ран легко и невесомо, рассеяла остатки сети тьмы вокруг тьета, чуть сгустила материальность призывателя и мгновение спустя снова оказалась в комнате.

Ло-оте-ни поднялся, вновь обретая зрение и впитывая магию мира. Тьет сфокусировался на мгновение на своих повреждениях, заращивая раны, чтобы вернуть себе максимальную функциональность и эффективность. После этого он сосредоточился на том, чтобы ощупать сознанием разбросанных вокруг противников и союзников. Враги были мертвы, лишь в одном из поверженных некромантов едва теплилась жизнь. Тьет наложил печати, которые не позволят шоистрийцу восстановиться и снова стать опасным, и накинул, помимо барьера, лёгкую восстанавливающую сеть, чтобы сохранить жизнь. Его смерть больше не была необходимостью. Обезопасив себя от врага, он направился к раненым товарищам. Терв и Уэтер были скорее истощены, чем серьёзно ранены. Совсем иначе обстояло дело с Иртом. Раны Лишённого не подлатать, не срастить повреждённые ткани, не остановить заклятьем покидающую тело кровь. Можно лишь бережно перевязать раны и надеяться. Бережно, как сокровище, забыв о Часах, отнесли они Ирта в оставленную неподалёку повозку и направились к пещере, которую охранял Крод. Тот пожал плечами, отводя взгляд от покорёженного тела шоистрийского Лишённого, обезображенного следами какого-то диковинного технического взрыва. В его руках отсчитывали время мира Часы Судьбы. Тьет ушёл через Феос, чтобы воспользоваться его дорогами для возвращения, остальные маги поехали сопровождать Лишённых, неспособных к использованию порталов. Несмотря на возможные опасности обратного пути, возвращение прошло благополучно. Крод отвёз Ирта на свою территорию и поручил заботам своих идейных союзников, работавших над технологиями без магии.

Настало время переводить стрелки.

– Как вообще пользоваться этой штукой? – с хитрой улыбкой спросил Крод.

Множество раз с тех пор, как искатели артефакта озаботились вопросом спасения мира, обсуждали они этот вопрос, делились друг с другом всей доступной информацией, которую открывали им тайные и явные источники, тёмные духи и забытые библиотеки. Крод отлично знал, что ему предстоит сделать или попытаться сделать. Лёгкие тёплые пальцы тьета опустились ему на плечи, успокаивая и настраивая на нужный лад. Уверенно и смело Крод коснулся стрелки, сначала большой, отмеряющей часы, а может быть, века. Оборот за оборотом отводил он вспять время, и очищался воздух, и мир становился прозрачным, и время скользило сквозь Крода, и сквозь Ло-оте-ни, касавшегося его, и зыбкие очертания прошлого и будущего колыхались невидимыми волнами. Часовые стрелки делали историю мира чистой, стирая события и воспоминания о том, что случилось. Следом пришёл черёд длинной острой стрелки. Она побежала резво вспять, отсчитывая минуты, а может быть года. Вернувшись назад, она перекроила события, лишая некромантов их могущества, а шоистрийцев их победоносных войн, расшатавших устои мира. Последней заскользила секундная стрелка, тонкая, гибкая, нервная. Она коснулась мелких, ничего не значащих для ткани мироздания событий, непокорная, недоверчивая. И на её движение, замерев сердцем, полным надежды, смотрел, не отрываясь, Терв, ожидая, когда затуманится его память, толкая события на иную вероятность.

Находившиеся в непосредственной близости от часов сохранили ясно и чётко все воспоминания о несбывшемся и связали друг друга клятвой молчания о произошедших событиях. Только они помнили о том, что военные действия Шоистрии были в прошлой версии событий подкреплены небывалой, негасимой мощью запретной магии, только они знали о том, как шаталась Долина Мёртвых, и выла, и ревела, и помнили, как разрываются нити между некромантом и его куклой. Для остального мира запретная магия оставалась запретной на протяжении веков со времён великой шоистрийской экспансии, а текущие военные действия происходили в рамках разрешённых международными соглашениями магических сражений и дуэлей. Только искатели артефакта знали, как разительно изменилось число жертв и расположение сил в этой войне после задействования часов.

Только они, и рыжая девушка, вглядывавшаяся напряжённо в экран, заменившей ей в неволе окно, считавшая обороты стрелок и сопереживавшая тем, кто перекраивал судьбу миров.

Когда всё было кончено, Терв, встрепенувшийся, взволнованный, озирался по сторонам, прислушивался неуверенно к стыковавшимся внутри новым и старым воспоминаниям. Не решался послать мысленный зов. Осторожно, стараясь не бередить раны, перебирал в памяти события, выискивая раздвоения, разночтения, которые обрели в запечатлённых кадрах сбывшегося некоторые события. Это было странное и в то же время захватывающее ощущение – помнить два потока времени, смотреть на две вероятности сразу и осознавать произошедшее в них одинаково чётко и ясно, будто присутствовал в двух версиях событий сразу. Аккуратно и медленно подошёл он в своём путешествии по памяти к эпизоду сражения с некромантами на изнанке Эуцерейна. Поиски артефакта, переписавшего время, оставались в памяти неизменными. Неизменной оставалась каждая деталь сражения, каждая нота недопетой песни. То, что было посвящено и принесено в жертву своенравному артефакту, нельзя было изменить.

Взволнованный взгляд Терва погас, утратил оживлявшую его искру. Невидимые стены снова поднялись, выросли вокруг. Снова растворилась последним отзвуком недопетая, застывшая нота. Мир был спасён, больше идти некуда.

Первые дни в неволе были нервными для Лаинь. Её мучила неизвестность, непонимание того, что происходит, терзали раздумья о том, кому и зачем она могла понадобиться. Она блуждала по доступным ей комнатам плена, вспоминала призрака, который так и не возвращался, боялась прикасаться к еде, которая исправно появлялась на небольшом столике в гостиной. Иногда принималась снова искать путь к побегу и снова убеждалась, что дороги вовне для неё закрыты. Дух-прислужник вернулся на второй день, поэтому Лаинь не успела, по крайней мере, погрузиться в мучительное одиночество.

– Я могу говорить с тобой, – сообщила призрачная девушка. – Что ты желаешь?

– Я желаю встретиться с вашим хозяином, который отдал приказ украсть меня, – сказала она. – И узнать, в чём причина моего заточения.

Прислужница смотрела на Лаинь непонимающе, спокойно и отрешённо. Лаинь покачала головой.

– Я желаю, – начала она снова, – увидеть небо.

Призрак кивнула и указала на экран в гостиной. Лаинь перевела на него взгляд, потом снова обернулась к духу.

– Увидеть небо, – пояснила прислужница, снова указывая на экран.

Лаинь потянулась к экрану, перебирая текучие линии нити волшебства, осторожно коснулась поверхности экрана своей волей, сосредоточившись на мыслях о небе. Экран мягко засветился, стал разгораться всё ярче и ярче и превратился в бескрайнее манящее небо, по которому плыли пушистые облака. Небо полнилось ветром, игривым и стремительным. Лаинь смотрела на него, и ей казалось, что отступают стены и её захватывает чувство полёта и свободы.

Волшебный экран, отражающий то, на что хочется посмотреть, захватил внимание Лаинь на какое-то время. Сначала она обращалась к нему, чтобы посмотреть на небо и море, потом, чтобы насладиться пейзажами Поющего Леса и Равнин Ветра, она наблюдала за жизнью Майсены, которую недавно покинула, она смотрела на оставшихся вне её плена друзей и родных и смеялась в такт их смеху, глядя на них. Рассеянно наблюдая за картинами жизни, идущей своим чередом без неё, Лаинь принимала еду, которую заботливо подносил ей дух-прислужник, позволяла ему расчёсывать свои волосы и заботиться о себе. Но спустя несколько дней, проведённых в созерцании, девушка вновь ощутила тянущее беспокойство. Друзья не успели начать волноваться о ней, занятые своими заботами, – мало ли отчего она могла быть недоступна для их зова? Тем временем, провести остаток дней в неизвестности в уютной клетке казалось ей не самой привлекательной перспективой.

Поздним вечером, когда небо засветилось далёкими звёздами, Лаинь погрузилась в чтение, пытаясь найти в книгах богатой и разнообразной библиотеки ответы на свои вопросы. Но книгам не было дела до незначительного эпизода одной из миллионов жителей двух миров. Они ничего не хотели рассказывать о том, как вернуться домой.

– Ты так трогательна, когда склоняешься над книгой, будто сейчас начнёшь в задумчивости шептать слова, что в ней находишь, – услышала Лаинь тихий голос рядом.

Вздрогнула, подняла глаза.

– Здравствуйте, милорд.

– Здравствуй. Я ждал, придёт ли тебе в голову подумать обо мне. Но подобные мысли ни разу не посетили тебя с тех пор, как ты здесь.

– Милорд читает мои мысли? – спросила Лаинь, глядя на Тераэса, возвышающегося над её креслом, снизу вверх.

– И желания, – вздохнул маг.

– Зачем я здесь?

– Так нужно сейчас.

– Не понимаю, – нахмурилась девушка. – Обо мне начнут беспокоиться, меня будут искать. Разве не удобнее было бы для тайных экспериментов на людях похитить кого-то другого?

Тераэс рассмеялся.

– Не ожидал от тебя, что ты будешь предлагать мне заменить тебя кем-то покинутым и одиноким, кого никто не хватится, в качестве жертвы для запрещённых и опасных опытов.

Лаинь потупилась, смутившись. Конечно, дело было вовсе не в экспериментах, и, разумеется, было бы нечестно желать, будь это так, чтобы кто-то другой оказался на её месте.

– Давай представим, что я не пленил, не похитил тебя, а пригласил быть моей гостьей, и ты согласилась. Возможно, тогда пребывание в моём убежище сможет показаться тебе более приятным.

– Но я не принимала приглашения, а Вы не присылали мне его, – её брови приподнялись.

Тераэс сел в кресло напротив, склонился к Лаинь, накрыл её руку, лежащую на подлокотнике, своей. Девушка чуть вздрогнула от прикосновения, отстранилась. Маг покачал головой, откинулся на спинку кресла, погрузившись в созерцание. Тишина легла между ними бархатной завесой непонимания.

Дни шли своей чередой. Иногда приходила Белэсс, увлекала Лаинь к экрану, показывала чьи-то приключения, события, о которых Лаинь не подозревала и к которым ей не приходило в голову обратить свои мысли. Девушка легко увлекалась историями чужих приключений или будней незнакомцев, с интересом наблюдала за знакомыми лицами, иногда появлявшимися перед ней. Она не понимала, о чём хочет рассказать ей зыбкая, всегда спокойная Белэсс, давая наблюдать за всеми этими картинами, не понимала, какое послание хочет донести сквозь свою подчинённую Тераэс. Время, когда она была предоставлена сама себе, Лаинь продолжала проводить за чтением, порой принималась практиковаться в магическом искусстве, особенно когда находила какое-то увлекательное описание заклинаний в одном из томов библиотеки. Порой ей было сложно заставить экран слушаться её воли, когда она хотела узнать, как дела у близких, а иногда он послушно показывал ей то, что она хотела увидеть, и закономерности установить не удавалось. Дух-прислужник, несмотря на обретённую по заказу способность говорить, не был способен, похоже, к осмысленной беседе, хотя послушно исполнял приказы, если они не противоречили указаниям хозяина. Тераэс приходил, когда спускалась ночь. В одни вечера он был уставшим, отрешённым, молчаливым, в другие – взволнованным, помолодевшим, неспокойным. Он говорил с ней, рассказывал ей свои истории и истории о ней. Сама того не замечая, Лаинь стала ждать этих вечерних встреч, несмотря на то, что её тяготило его присутствие. Вечер, когда он не пришёл, уколол её острым чувством досады. Ей было обидно признать, что она разочарована тем, что он не стал её навещать сегодня. Растерянная и разозлённая, она бросила взгляд на экран, отражавший небо за пределами клетки, и взгляд её устремился дальше, выше, глубже в это небо, за пределы планеты, в холодный и манящий огромный космос. В ту ночь ей снилось, как она парит среди звёзд, горячая и яркая, как они.

Исчезновение Лаинь не прошло бесследно для её друзей. Минуло время, когда можно было бы объяснить нежелание отвечать на мыслевызовы стремлением побыть в одиночестве или занятостью, и Цвер забеспокоился. Он искал её в Циасе, нащупывая её образ, он спрашивал у духов Феоса, не ощущали ли они следы её присутствия, он плёл поисковых змеек из дыхания ветра и отправлял их к ней, прося прислать весточку, но змейки возвращались без ответа, рассыпаясь струйками воздуха у его ног. Исчерпав свои возможности, Цвер пришёл к Файрену.

– Ты ведь можешь увидеть её, где бы она ни была?

Файрен кивнул. Позволил ставшему уже привычным состоянию транса обволочь его, заструился по лабиринтам видений, не отпуская образ рыжей, цепляясь за него и сосредотачиваясь на нём. Вынырнул из узкого коридора поиска на свободу, отпрянул.

Равнины Ветра захлёбывались, вздыбливались волнами, шелестели и трепетали. Высокие травы холмов меняли очертания, вздымаясь до неба и опадая. Файрен пытался уцепиться взглядом, сознанием, ощущением за чьё-то сознание, чтобы удержаться в видении, но его сил и разума было слишком мало, чтобы уловить, что происходит, чтобы войти в сцепку с какой-то из сущностей, присутствовавших здесь. Он чувствовал, как Изначальный Ветер ласкает свои равнины, ощущал его присутствие полнее и глубже, чем когда-либо, и мощь Ветра сдавливала его, приковывала, изничтожала, не замечая. Провидец удерживался на грани, не сметённый высшей силой только благодаря неполноте своего присутствия, невоплощённости. Он продолжал впитывать в себя ощущения видения, рискуя, как когда врывался в сознание тьета, но не пытаясь более сфокусироваться, зацепиться, разделить восприятие с тем, чья мощь слишком велика для него.

Он улавливал радость, бешеную, пляшущую радость хаоса, выбивающую чечётку наперерез тишине, он ощущал азарт игры и схлёстку воли, один на один, миллион сущностей на миллион. Изначальный Ветер играл с равным. С равным, стройно и размеренно выпевающим ужасающую своей гармонией мелодию, укладывающую в ровные желоба пляску весёлого хаоса, с равным, пронзительной тьмой обжигающим рассыпанные по равнине уколы ветра, перемешивающим их, будто размеренным чеканным шагом спускается войско по ступеням небывалой ширины. Радость второй сущности была спокойной, вязкой, какой бывает радость встречи старых друзей, знающих друг друга множество вечностей и скучающих врозь, не помня об этом. Сливались мозаикой, загораясь провалами в мироздании, обращались вспышками света и вспышками тьмы, наперекрёст, боролись, узаконивая ритм и выбиваясь из него, наперекор.

Файрена выбросило из видения Равнин, раздавленного слишком большой концентрацией силы, и отбросило в другое видение, заполненное пламенем. Он ощущал языки огня на своей коже и грелся ими несколько неторопливых мгновений, прежде чем узнал новую сущность Рины в охватившем его жаре. Она не чувствовала его присутствия, она горела, пылала, плавилась и плавила всё вокруг, довольная рождаемым адским пеклом. Сквозь огонь Файрен увидел, наконец, Лаинь, и черты её были искажены в пламени, смазаны. Её образ терялся в призвуке чужой силы, с которой Файрен соприкоснулся несколько мгновений назад и которую не смог постичь. Её образ растекался, ширился, заполняя собой всё сущее, и пламя огненного духа гасло вместо того, чтобы согреть.

Стряхнув с себя давящую картину, Файрен бросился в коридор между видениями, чтобы вырваться, проснуться, но свернул на полпути, – он же должен найти Лаинь, не время возвращаться в реальность. Используя технику концентрации на временных потоках, с которой он недавно познакомился, Файрен принялся искать настоящее, не посягая на будущее. Техника была нацелена на то, чтобы отличить видения того, что происходит сейчас, от грёз о том, что только может случиться. К удаче провидца, ему удалось увидеть Лаинь, сидящей напротив стены, отражающей, как огромное окно, какие-то события, за которыми девушка с интересом наблюдала. Файрен вслушался в ощущения, исходящие от Лаинь, пригляделся к окружающим предметам, прислушался к тому, что говорили ему об её координатах детали видения, а затем вернулся.

– Где она? – настойчиво спрашивал Цвер, не обращая внимания на всё ещё блуждающий взгляд Файрена и его колеблющуюся ауру.

– Она... заперта, – ответил Файрен, с трудом складывая слова и заставляя речевой аппарат слушаться, хотя он казался совсем неприспособленным для того, чтобы говорить.

Цвер напоминал хищника, готового броситься в атаку, найти, освободить, наказать виновных. Файрен уловил его состояние и покачал головой, не соглашаясь.

– Она в порядке, Цвер. И нам не добраться до неё.

– То, что заперто, можно отпереть, – констатировал Цвер.

– Ей грустно, и она скучает по нам. Особенно по тебе, – улыбнулся провидец. – Но, знаешь, Цвер. Она в безопасности сейчас. В такой глубокой и правильной безопасности, что я не уверен, что стоит её касаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю точно.

Файрен попытался рассказать Цверу о двух первых видениях, в которые он попал прежде, чем стал открывать для себя настоящее, но понял, что ему не хватает ни слов, ни возможностей невербальной передачи информации, чтобы объяснить то, что он видел. Он коснулся Цвера ментально, транслируя ему своё восприятие видений, скованный неполнотой контакта, который не может быть полным, если принимающая сторона не является провидцем.

– Ты считаешь, что Лаинь что-то угрожает и что там, где она сейчас, она защищена от этого, – понял Цвер. – Но мы не можем просто оставить всё как есть!

– Может быть, это было бы лучшей линией поведения сейчас, – настаивал Файрен.

– Подскажи мне, как найти её.

– Не могу. Я не знаю, где это место.

Убежище Лаинь было защищено гораздо лучше, чем Цвер мог себе представить. Силы провидца, куда более опытного, чем Файрен, не хватило бы, чтобы пробиться через барьеры. Разглядеть её он смог только благодаря их близости и мыслям друг о друге. Но эта близость никак не могла указать ему координат.

Оставив надежду на помощь провидца, Цвер отправился к Уэтеру. Он в достаточной степени проявил себя среди "воинов апокалипсиса", чтобы быть вправе попросить помощи и совета в личном деле у своего предводителя. Штаб, где Цвер рассчитывал найти Уэтера, внезапно встретил юношу нелепым гвалтом, смехом и бардаком.

– Мы тут празднуем всё на свете, – сообщил ему явно тронутый каким-то психоактивным расслабляющим заклятьем Верл. – Присоединяйся, – кивнул он на танцующих посреди комнаты весьма приветливо обнажённых эсвинок.

Цвер не стал уточнять, чему именно посвящено празднование. Добрые вести приходили с фронтов, – перевес в войне Шоистрией наконец склонился на сторону Мейсарала, которому заключившие мир и заканчивающие решать свои проблемы со взаимными претензиями Эсвейн и Феора предложили негласную и неофициальную поддержку. Добрые вести летели из мест затянутых, залеченных ран мироздания. Что бы ни случилось, поучаствовать в празднике – не стоящая особого внимания цель, когда есть дела поважнее. Уэтера он нашёл хмурым и сосредоточенным на какой-то беседе по мыслесвязи.

– Цвер, – наконец заметил его лидер. – Хорошо, что ты пришёл. Пока остальные поглощены празднованием близкой победы, я получил тревожную весть. Нужно немедленно отправиться на Равнины Ветра. Похоже, там нас ждёт разлом, превосходящий всё, с чем мы имели дело до этого, поэтому мне придётся бросить туда все силы. Оставляю тебе координаты для встречи с Туэгри и Удраном, остальные группы присоединятся позже.

– Хорошо, шеф. Когда мы вернёмся, я рассчитываю на вашу помощь в одном деле.

Уэтер кивнул и погрузился в ещё одну мысленную беседу, – принял к сведению или отмахнулся?

Совсем недавно, приняв участие в переписывании времени, он был уверен, что выполнил свою миссию, и соратники, которых он сплотил вокруг себя, пригодятся ему для политического продвижения и прихода к власти, потому что мирное время приходит на смену войне, и можно заняться тем, чтобы обустроиться самому, раз двум мирам больше ничего не угрожает, и они не нуждаются в спасении. Он даже позволил своим "воинам апокалипсиса" поверить в победу над ним и превратить их деловые сходки в весёлое совместное времяпровождение. Но постепенно, выслушивая привычные сводки информации о том, что в двух мирах идёт не так, Уэтер пришёл к осознанию, что перевод стрелок часов изменил очень немногое. Предположение о том, что ткань мира расшатывают шоистрийские некроманты, не была в корне неверной, но и не давала полной картины. Впору было погрузиться в отчаянье от собственной непредусмотрительности – Часы Судьбы растаяли в руках Крода мгновение спустя после перевода их стрелок, и на новое их появление не стоило рассчитывать раньше, чем пройдёт несколько веков. Но Уэтер не собирался сдаваться, всё ещё располагая неплохими ресурсами для борьбы. Поэтому, получив информацию о том, что ткань мироздания нуждается в заплате на территории заповедных равнин, он немедленно принялся стягивать туда своих "воинов".

– Знаешь, есть легенда, что у создавшего наши миры Ветра был друг, который пришёл кроить реальность вместе с ним. Но ему не по душе были метания Ветра, выдувающего Феос, и он отвернулся, чтобы посмотреть на звёзды, и забыл обо всех планах.

– А когда вспомнил?

– Не вспоминал долго, несколько отмеренных вечностей. А Ветер так старался привлечь его внимание, что построил Циас, в надежде, что такой подарок придётся другу по вкусу.

– Ему понравилось?

– Никто не знает. Может быть, он до сих пор смотрит на звёзды. Ты могла бы так же.

Лаинь покачала головой. Она любила смотреть на звёзды или влюбляться в небо, но никогда не забывала о тех, кто дорог, о тех, кто рядом.

Тераэс гладил её волосы, а она грустно покорялась ласке, склонив голову ему на грудь. Болезненно, тоскливо, надломанно, непринятая нежность таяла на кончиках пальцев.

– Почему Вы не отпустите меня, милорд? Я – Ваша бабочка, приколотая булавкой? Чтобы не взмахнуть крыльями.

– Ты – бабочка, которая хочет лететь на пламя и ненавидит сеть, не пускающую её сгореть.

Лаинь закрыла глаза.

Цвер рад был новой встрече на задании с Туэгри и с интересом продумывал, как сложится их взаимодействие с Удраном, боевым магом, специализирующимся на магии электричества, занимавшимся в мирной своей жизни бизнесом, связанным с продажей автомобилей, а в военное время призванный под флаги Мейсарала на сражения. Они ступили на Равнины Ветра и направились исследовать волнения, которые были обнаружены неподалёку от Дома Ветра. Оседлав непослушные вихри, «воины» полетели над холмами, чутко прислушиваясь к тому, как звучат тона Ветра и о чём он поёт. Казалось, что в его мелодию вкрадывались тут и там фальшивые дребезжащие ноты, но искажения оставались неопределяемыми. Туэгри вырисовывала базовые защитные барьеры.

– Какая наша задача? – спросил Цвер, не понимая, зачем его прислали сюда столь срочно.

– Зрение провидцев затуманено, – ответил Удран, – нам нужно провести первую разведку, пока поступают остальные сведения и стягиваются основные силы. Может быть, придя на место раньше других, мы сможем предотвратить беду.

Цвер вспомнил о недавнем рассказе Файрена о Ветре на Равнинах и нахмурился. Он стал рассказывать спутникам о том, что стало ему известно, и они разделили его беспокойство. Маги разбили лагерь неподалёку от места, указанного провидцем Уэтера, и принялись посылать исследующие заклинания и сети, чтобы понять, с чем они имеют дело. Постепенно, один за другим, присоединялись к ним другие "воины". Прибыли огненные маги, Свера и Ндиза, идеально работающие в паре, ведомый Сирасмом Эм возник из одного из вихрей возле точки сбора, Парейн и Но-Фиа-Ня подтянулись неторопливо, осторожные и внимательные, Ольсередар привёл с собой пожилую провидицу, яркой вспышкой серебристых волос спрыгнула с вихря Ливейра, Уэтер явился, окружённый верными призрачными псами-защитниками.

– Осталось совсем недолго, – сообщила провидица Ву.

Ветер пришёл в свою обитель во всей своей полноте. Разметал травы, втянул в себя вихри, развернулся на равнине, заполнив её собой. Свежестью и силой наполнил всё вокруг.

– Чем же мы сможем ему помочь? – недоумённо спросила Ндиза, не отвлекаясь от выплетания общей на всех мощной поддерживающей сети, помогающей отгородиться от подавляющей силы Ветра.

В самом деле, что бы ни задумал Ветер, это был его мир, и их сила была разделённой его силой, которой они могли коснуться, потому что были его созданиями.

Потянулся, закружился и влился в Изначальный Ветер Сирасм, становясь частью целого.

Вслед за Ветром появились на Равнинах ещё двое. Один, переливающийся красками тьмы, аккуратно и выверенно сияющий её отголосками, ступил на Равнину тяжёлым, давящим шагом. Ветер возликовал, заносился вспышками, затрепетал, смешивая небо и землю. Второй, похожий на человека, развоплощённый, телепортировался откуда-то из потоков Феоса, не поморщившись, не выставив щитов, принял на себя удары и давление энергий Ветра и принёсшего ему радость товарища и не покачнулся под ними. Всё сильнее становились порывы, всё вольнее вихри, ставшие продолжением Изначального, и щиты, выставленные хрупкими жителями двух миров, истончались с тонким потрескиванием.