Текст книги "Падение (СИ)"
Автор книги: Евгения Стасина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Привет, – слышу нежный голос Марго, на время забывая о своих трудностях. – Я успела соскучиться.
– Давай, пообедаем вместе? Могу за тобой заехать.
– Я бы с удовольствием, ты же знаешь. Но мне нужно закончить работу. Выставляюсь уже через пять месяцев, а картины до сих пор не дописаны.
– Не думал, что у художников такой плотный график.
– Его нет, – смеется она по ту сторону телефона. – Любая свободная минута для меня рабочая, особенно если вдруг находит вдохновение. И потом, я не хочу ударить в грязь лицом на фоне других авторов. Сам ведь знаешь, один Соколов со своим выдающимся талантом нагоняет на меня жути.
– Уверен, ты сможешь его уделать.
– Ты точно не против, чтобы я выставила твой портрет?
– Если ты уверена, что он венец твоего творчества, то я даю зеленый свет.
– На сто процентов. Сегодня приходил мой агент, и я сумела его впечатлить. Он даже просил, чтобы я вас познакомила…
– Не слышал ничего хуже.
– Брось, со временем ты станешь терпимей к его предпочтениям, когда поймешь, какая он тонкая удивительная натура.
Мы молчим какое-то время, не ощущая дискомфорта от воцарившейся тишины.
– Давай я приеду к тебе через час? Закажем еды, ты будешь рисовать, а я контролировать.
– Лучше поужинаем вдвоем. Я даже воспользуюсь своей девственной духовкой…
– Мне уже стоит начать опасаться?
– Не думаю, у меня был хороший учитель – бабушка. И потом, ты мне еще пригодишься в добром здравии.
– Ладно, трудись. У меня самого тут аврал.
– Что-то случилось? – наверняка, заметив, как изменился мой голос, интересуется девушка.
– Маша наняла адвоката, так что процесс будет не таким легким.
– Уверена, рано или поздно, она успокоиться. Я хоть никогда и не общалась с ней близко, но глядя на нее не приходиться сомневаться, что она добрейшей души человек.
– В этом ты права. Ладно, позвоню тебе позже. Хочу переговорить с Павловым.
Я вешаю трубку, раздумывая над тем, как жизненные обстоятельства вынуждают человека выпускать свои коготки. Что бы она ни думала обо мне, я готов пойти на любые уступки, лишь бы немного облегчить ее страдания.
* * *
– Какого черта! – выслушав Машиного адвоката, зло сверкаю глазами.
– А чего же ты ждал? Кафе – минимальная плата за ее разбитое сердце! – ухмыляется Волков. Это уже четвертый визит на моем счету в его контору, поскольку он всякий раз выдвигает новые требования, стремясь оттянуть уже всем очевидный итог – развод.
– Вам мало квартиры? Я предлагаю не малую сумму на ежемесячные расходы! Она может вообще не работать!
– Может, но с недавних пор в ней проснулась тяга к рестораторству. Почему бы ни дать ей такую возможность, проявить себя в этой сфере?
– Да она ничего в этом не смыслит! Думаешь, я не понимаю откуда ноги растут? Ты уже четыре месяца насилуешь мой мозг! Я просто хочу видеть ее подпись в этих чертовых бумагах!
– Без проблем! Сначала сам подпиши, и ее долго ждать не придётся!
– Черта с два, я на это пойду! Так что, даже не надейся!
– Твое право. Встретимся в суде, где, поверь мне, разделим между вами все, вплоть до столовых ложек на кухне!
– Уладь это, – плюю в трубку своему другу, нервно сверля глазами дорогу перед собой. С недавних пор подобная взвинченность не отпускает меня, мешая спокойно спать и заниматься работой.
– Чего ты от меня ждешь? Либо мы все решаем мирно, либо доверяемся в руки судьи. Этот Волков вцепился, как цербер! Поговори с Машей, может она все же уже успокоилась.
– Сам-то веришь в это? Она меня на порог не пускает! Еще и родители ее поддерживают, мать даже говорить со мной не хочет!
– Тогда соглашайся, кафе – это малая кровь, уж, поверь. Если начнем делить все – потеряешь в разы больше.
– Нет! И это не обсуждается! – разворачивая руль, направляюсь в сторону дома, где когда-то мы были семьей.
* * *
Незаметно в наш город прокрался холод, пробирающий до костей, а дороги засыпало снегом. Я, постепенно, свыкаюсь с мыслью, что как раньше уже не будет, что приближающиеся праздники мы с сыном встретим вдвоем, вместе откроим подарки, и я, одиноко, подниму свой бокал, встречая новый год, который мне предстоит исписать своей рукой, словно белый лист, в гордом одиночестве. На дворе середина ноября, а это значит, что я все-таки выстояла, продержавшись под порывами сбивающего с ног ветра, сметающего все на своем пути. Я не упала, оплакивая свою горькую участь, приучая себя улыбаться ребенку, чтобы он не заподозрил, что в моей душе все скованно непрошибаемым льдом. Трудно принять отсутствие мужа, уже столько месяцев обнимающего другую. Трудно переступить через себя и взглянуть на ситуацию трезво. Я словно озлобилась и больше не в силах вернуть себя прежнюю, чувствуя, как постепенно становлюсь другим человеком. Все эти долгие дни я наслаждаюсь рассказами Дмитрия Арсеньевича, в красках вещающего о негодовании мужа, стоит адвокату в очередной раз встретиться с ним для обсуждения наших дел. Я знаю, что это неправильно, что ничего не измениться, и развод нам уже не предотвратить, но испытываю больное удовольствие от его мук, упиваясь тем, что хоть так, но смогла поквитаться с обидчиком. Я, как и прежде, орошаю подушку слезами в темноте одинокой спальни, надеясь, что когда-нибудь смогу разлюбить этого человека, смогу вздохнуть полной грудью, освободившись от ненависти и боли. Я не отвечаю на его звонки, игнорирую бесчисленные попытки прорваться, через мою броню, позволяя ему редкие встречи с сыном на территории его родительской квартиры, где ощущаю поддержку от его близких. Моя мама старается не касаться этой темы в наших с ней разговорах, хоть я и чувствую ее беспокойство в дрожании голоса и тягостных вздохах. Семен на редкость спокойно воспринял подобные перемены, наверняка, не заметив больших изменений, поскольку с первых дней привык к папиному отсутствию. Безусловно, он иногда меня спрашивает, почему папа больше не ночует дома, но удовлетворяется моими ответами, что Андрей очень занят делами. Со временем, мне придется ему объяснить, что у отца появилась другая, позволить Медведеву показать Семке эту сторону своей новой жизни, но сейчас, когда раны еще не затянуты и до сих пор кровоточат, я не даю ему шанса представить ребенку Риту.
В дверь кто-то звонит, и я плотнее кутаясь в вязаный кардиган, открываю ее, так и не взглянув в глазок.
– Привет, – засунув руки в карманы пальто, здоровается пока еще мой законный супруг, проходя в прихожую.
– Здравствуй, – выдерживая его взгляд, сухо отвечаю ему. Он, кажется, удивлен, отмечая царящие во мне перемены: я заметно похудела, став какой-то угловатой, словно подросток, только вступающий на путь, ведущий к его превращению в девушку, тело которой обещает рано или поздно принять плавные изгибы в нужных местах. Мои глаза теперь пронзают его холодом, ведь именно так я теперь гляжу на окружающих – с опаской, что кто-то может решить, что я слабая, и попробует чем-то меня задеть.
– Где Семка?
– На хоккее, твой отец привезет его вечером.
– Поговорим?
– Разве мы еще не все обсудили?
– Видимо нет, раз так и замерли в одной точке. Я пройду? – делая шаг в сторону гостиной, спрашивает он меня, но я преграждаю ему дорогу, не собираясь вести дружеские беседы за чашкой горячего чая.
– Брось, не пора ли уже нам прийти к компромиссу?
– Я в этих делах не сильна, поэтому обратись на прямую к моему адвокату, – ухмыляюсь его растерянности.
– Он у тебя несговорчивый…
– Зато лучший, – парирую я, постукивая пальцами по гладкой поверхности тумбы.
– Когда разрешись мне взять сына к себе?
– Когда посчитаю нужным поведать ему, что ты с недавних пор живешь непонятно с кем.
– Это же глупо, Маша.
– Думаешь? Мне вот кажется это вполне разумным. Не известно, сколько подобных Марго еще будет в твоей жизни. Так что, прости, но не хочу, чтобы ребенок знакомился с каждой!
– Ладно, – играя желваками, нервно соглашается муж. – Зачем тебе вдруг понадобилось это кафе?
– Появилось много свободного времени, нужно ведь как-то себя развлечь.
– Развлечь? Ты ведь специально, да? Знаешь, что я вложил в него душу, и пытаешься ударить меня побольнее?
– А ты что, осуждаешь? Имею право, если учесть, что ты обошёлся со мной куда хуже.
– Не надоело? Зачем все усложнять? Я же предлагаю тебе хорошее содержание, хочешь куплю вам дом? Машину? Что? Скажи, и я все сделаю! – закипает Андрей.
– Не стоит. Обойдусь этим ресторанчиком…
– Ты же все только испортишь! Ты даже не знаешь, как к нему подступиться!
– Разве это проблема? Найму специалиста!
– Какого хрена, Маша!
– Это ты меня спрашиваешь? Стоило подумать об этом раньше, когда запускал механизм развода!
– Думаешь так ты меня удержишь?
– И в мыслях не было! Просто хочу получить хотя бы небольшое удовлетворение.
– Перестань так себя вести, – хватая меня за руку чуть выше локтя, зло выдает Андрей, резко поворачивая голову в сторону открывающейся двери.
– Я, кажется, не вовремя, – переводя свой взгляд с меня на Андрея, интересуется Петр, так вовремя решивший меня навестить. Медведев ослабляет захват, и я окончательно освобождаюсь от его пальцев на своем предплечье.
– Нет, наоборот! Андрей уже собирался уходить, – не спуская с него глаз, сообщаю своему гостю.
Муж, не здороваясь с другом детства, опаляет меня угрюмым взором и покидает квартиру, оставляя меня переваривать нашу с ним перепалку. В глазах уже собираются слезы, и я торопливо отворачиваюсь к стене, не желая демонстрировать свою слабость. Волков молча скидывает пуховик, снимает ботинки, и, подталкивая меня, проходит в зал, устраивается на диване, ожидая, пока я окончательно успокоюсь.
– Давай сделаем так: ты наденешь свое лучшее платье, подкрасишься, соорудишь прическу, или что вы там еще делаете в подобных случаях, и мы поужинаем где-нибудь. Обещаю, весь вечер смотреть на тебя, как на самую красивую женщину из всех, что там соберутся. И не потому, что хочу поддержать или утешить, а потому что, действительно, так считаю, – улыбаясь предлагает мне он, вызывая ответное тепло с моей стороны.
Я не нахожу повода ему отказать, и делаю так, как он просит. К черту все, я ведь тоже заслуживаю отдых, имею полное право хоть на пару часов вновь поверить, что могу кого-то увлечь, стать для кого-то желанной, чего не ощущала уже слишком давно.
Петя довольно симпатичный мужчина, умеющий заставить женщину чувствовать себя королевой. В его компании настолько легко и комфортно, что гнетущие мысли о полнейшем крахе в моей личной жизни отходят на задний план, давая израненной душе двухчасовую передышку, чтобы с новой силой начать терзать меня, как только голова коснется подушки. Я смотрю на него и не могу не думать, насколько извилист и непредсказуем путь человека, еще вчера даже не допускающего мысли о том, что можно вот так сидеть с малознакомым мужчиной в многолюдном зале дорогого ресторана, в то время, как тот, кому ты готова была подарить все свои дни, страстно обнимает другую, говоря ей те же слова, что когда-то слетали с его губ в твой адрес. Можно сколько угодно строить далеко идущие планы, но в определенный момент сама судьба внесет свои коррективы, одарив тебя ненужным вниманием поклонника и лишив столь необходимой любви дорогого мужа.
– Еще вина? – поднеся бутылку к моему бокалу и наполнив его красной жидкостью, интересуется он. – Я часто здесь ужинаю, когда приезжаю в Россию. Местный шеф – повар от Бога.
– А я никогда раньше тут не бывала. У Андрея такой плотный график, что мы редко куда-то выбирались, – покраснев от неуместного упоминания о супруге, отвечаю я, озираясь по сторонам, чтобы не смотреть в глаза собеседнику.
– Если бы я был счастливчиком, которого дома ждет такая девушка, я бы, наверно пошел по миру.
– Это почему же?
– У меня бы не осталось времени на работу, – улыбается он, отчего я еще сильнее смущаюсь.
– Расскажешь мне о себе? – пытаюсь сгладить повисшее между нами неловкое молчание. – Почему ты до сих пор так и не женился?
– Наверно, я просто еще не встретил подходящую женщину, – просто отзывается он, словно мы обсуждаем погоду, а не перипетии его личной жизни. – Хочется, чтобы это было один раз и навсегда. Сама понимаешь, с детства невольно становлюсь свидетелем того, как повсеместно рушатся браки. Так что, не хочется лично сталкиваться с подобным.
– Боишься бумажной волокиты?
– Нет, скорее опасаюсь, что сделаю кого-то несчастной.
Я обдумываю его слова, ковыряя вилкой салат и чувствуя на себе его изучающий взгляд.
– Мне всегда казалось, что это последнее, о чем думают люди, когда встречают кого-то, кто способен их увлечь.
– А жаль, подходи мы к выбору более осознанно и трезво, возможно, нам удалось бы избежать болезненных разрывов.
– Просто ты еще не любил. Когда в дело вмешиваются чувства, о холодном рассудке и речи не идет, – грустно подвожу итог, отпивая приторное вино.
– Кто знает? В одном я уверен на все сто процентов, – пододвигаясь ближе ко мне, говорит совершенно серьезно, – если я все же решу жениться, я никогда не допущу появления в своей жизни третьих лиц.
Перед сном, я долго думаю над тем, как же легко люди раздают обещания, и как же порой тяжело пережить тот факт, что их слова не стоят выеденного яйца…
Я бесцельно брожу по улице, наслаждаясь внезапным теплом, таким редким в конце ноября, ожидая, пока Семен освободиться с очередной тренировки. Снег прекратился, высыпав на землю, пожалуй, месячную норму осадков, и можно не переживать, что за два часа я превращусь в снежную бабу. Можно было бы вернуться домой, но с недавних пор я стараюсь как можно реже оставаться наедине с этими угрюмыми стенами, где каждая деталь напоминает о нашем счастливом прошлом. С последнего визита Андрея прошло две недели, и он больше не предпринимает попыток пойти на контакт, окончательно утвердившись в том, что я не настроена на конструктивный диалог. Придерживая воротник своей шубы, я останавливаюсь у дверей галереи, как какая-то мазохиста, вспоминая, как мы вместе когда-то бродили по освещенным залам, любуясь картинами женщины, что сейчас занимает мое законное место в сердце супруга. Ноги сами тянут меня войти, и через минуту, я уже оплачиваю билет, сама, толком не понимая, для чего вдруг решила скоротать свое время в подобном месте. Народу собралось достаточно, и, как и несколько лет назад, любители искусства неспешно прогуливаются, то и дело останавливаясь, чтобы внимательней разглядеть выставленные напоказ шедевры.
– Соколов, как всегда на высоте, – громко произносит женщина средних лет, обращаясь к своей спутнице, что крепко держит ее под локоть. Наверняка, они две давние подруги, сошедшиеся в своих предпочтениях, и уже не в первый раз коротающие свой досуг за посещением выставки. Я, критично оцениваю представленные работы, отмечая, что лично мне, такой стиль написания совсем не по душе. Уж больно много пестрящих красок собранно в одном полотне, от чего так и хочется потереть глаза ладонью. Проходит минут пятнадцать, прежде, чем я останавливаюсь у стены, замерев словно статую перед образом так хорошо знакомого мне человека. Его прямой нос, губы, что когда-то так неистово меня целовали, все те же небритые щеки, слегка взъерошенные волосы, придающие его виду какую-то нотку взбалмошности и несерьезности. Он держит в руках белую кофейную чашку, опираясь локтями на серую поверхность стола и пронзает меня своим взглядом. Такими я вижу его карие глаза впервые, в них словно плещется боль, смятение, и что-то еще, что я готова растолковать для себя, как обожание. Обожание и любовь к той, что стояла по ту сторону холста. Меня так внезапно бросает в жар от увиденного, что я непроизвольно прикладываю холодную ладонь к оголенной шее, в надежде немного остудить свою кожу. Смотрел ли он когда-то так на меня? И может ли живой человек, так взирать на кого-то, что по телу сами собой пробегают мурашки?
– Я назвала эту картину «Падение», – раздается знакомый голос рядом со мной, и я улавливаю запах ее цветочного парфюма.
– Странное название для портрета любимого человека, – собрав все свои силы, отвечаю художнице, так и не повернув головы.
– Разве? По-другому и не назовешь. Все дело в его взгляде, в том, что я видела на дне его глаз, каждый раз, когда он замирал передо мной, ожидая, пока я его нарисую.
– И что же такого ты там разглядела? – ухмыляюсь, старательно выпрямляя спину.
– Так смотрит человек, который терпит крах своих жизненных принципов, не устояв перед суровой действительностью. С болью, от осознания, что предал все, что считал единственно правильным – верность, ответственность, чувства к жене…
– Интересная трактовка человеческой слабости перед короткой юбкой, – наконец поворачиваюсь к ней, стойко выдерживая ее взгляд.
– Зачем ты так? Ты ведь знаешь, что все было иначе.
– Не важно, как это было, важен итог! Так что не думай, что я найду оправдания вашему поступку, – спокойно отвечаю я и собираюсь покинуть зал, когда вновь слышу ее обращение.
– А разве за любовь нужно оправдываться? – тихо, чтобы слышала только я, спрашивает Маргарита. – Разве есть что-то постыдное этом чувстве?
Я останавливаюсь, оглушенная ее вопросом, давая ей шанс продолжить.
– Разве я виновата, что ты встретила его раньше? В том, что ты, а не я, родила для него сына? В том, что судьба свела нас только сейчас? Скажи? – подходя ко мне ближе, продолжает Марго. – Ненавидишь меня? Проклинаешь? За то, что я, как и ты когда-то, его полюбила? Полюбила настолько, что потеряла голову, что и дышать без него не в силах? Думаешь, мне было легко? Легко знать, что я стала виновницей твоих слез? Что из-за меня маленький мальчик лишился полноценной семьи? Я и сама себя призираю, за то, что не в силах просто уйти. За то, что постоянно искала с ним встречи, что мечтала о том, что когда-то он переступит порог моей квартиры, чтобы остаться в ней навсегда. Разве ты в свое время не боролась за свое женское счастье? Смогла бы так просто отказаться от чувств мужчины, без которого жизнь уже никогда не станет прежней?
Сегодня день каких-то открытий, поскольку стоящая передо мной волевая красивая женщина в миг превращается в хрупкую девушку, с мольбой, взирающую на меня. Я забываю, как надо дышать, забываю о том, что меня где-то ждет мой ребенок, сраженная тем, как наполняются горечью ее голубые глаза.
– Отпусти его. Отпусти и не держи зла. Я никогда не желала стать камнем преткновения в ваших с ним отношениях, и, чтобы ты себе не думала, я не мечтала о том, что утру тебе нос. Я просто его полюбила. Я никогда не займу твоего места в его сердце, ты всегда будешь частью его жизни, как женщина, подарившая девять счастливых лет брака, как мать его первенца, как та, что когда-то заполнила все его мысли. Но за нашу любовь, за то, что мы не устояли, хоть и пытались держаться на расстоянии, я никогда не попрошу у тебя прощения. Нет никакой вины в том, что нам суждено было сойтись. Я не буду такой хорошей женой как ты, мне никогда не достичь того идеала, что ты собой представляла. Не создана я для готовки, глажки, порой так необходимой покорности, но разве от этого моя любовь меньше? Разве можно меня осуждать за стремление быть счастливой?
Я торопливо выбираюсь на улицу, делая несколько рванных вдохов, без устали прокручивая в голове каждое сказанное ей слово. Слезы сами бегут по щекам, словно снимая с глаз пелену, смывая своими потоками охватившее меня оцепенение.
– Дмитрий Арсеньевич, – набираю я номер своего адвоката, сидя на кровати в спальне. – Я готова подписать документы.
– То есть? Андрей ведь не согласился…
– Я знаю. Не нужно ничего добиваться, я зайду завтра с утра и подпишу все, что прислал вам Антон, – тихо шепчу ему в трубку, стараясь не разреветься вновь.
– Маша, не торопись, я уверен еще чуть-чуть, и он примет наши требования.
– В этом нет никакого смысла, Дмитрий Арсеньевич, – отвечаю и скидываю вызов, не давая себе передумать. – Нет никакого смысла…
Он открывает квартиру своим ключом, и, наверняка, сейчас неторопливо снимает пальто, вешает его в шкаф, как всегда, кладет ключи на комод, и тихо идет по темному коридору. Я стою у окна и даже не думаю поворачиваться, хотя мы оба знаем, что я слышала его шаги и скрип паркета.
Одному Богу известно, скольких сил мне стоит гордо держать подбородок, не давая себе разрешения разрыдаться. В доме жуткая, гнетущая тишина, и ни один из нас не пытается ее нарушить. За окном падает снег, устилая землю большими пушистыми хлопьями, и я неотрывно слежу за их полетом, обхватив себя руками за плечи, чувствуя, что меня начинает пробирать нервная дрожь от осознания, что сейчас все закончиться. Не знаю, сколько мы так стоим, боясь нарушить молчание, не знаю, о чем он думает, но где-то внутри, вопреки здравому смыслу, еще теплиться надежда, что он дотронется до моего плеча, улыбнется и скажет, что все это страшный сон, что он не уйдет и никакой Риты в его жизни не было и быть не может. Словно сама судьба решает спустить меня с небес на землю, когда комнату заполняют звуки ринг тона его мобильного. Я вздрагиваю от неожиданности, еще выше поднимая голову и выпрямляя спину, словно заранее зная, кто так настойчиво разрывает его телефон.
– Да, – бросает он коротко. – Я скоро буду.
Она что-то ему говорит, и мне безумно хочется обернуться, чтобы увидеть, как меняется выражение его лица от звуков ее нежного голоса, но я терпеливо продолжаю взирать на декабрьский вечер, сквозь покрытое инеем стекло.
– Я… Да, вот заехал за ними. Дай мне час, позвоню, как подъеду, – скидывает звонок и не говоря мне ни слова, выходит из кухни.
Собирать вещи ему не приходиться, накануне, я аккуратно сложила их в два больших чемодана, заблаговременно упаковав его любимые книги и различные безделушки, когда-то украшавшие полки его кабинета. Я не упаковала лишь фото с его стола, просто перевернула их рамками вниз, не желая терзать себя видом счастливых лиц, запечатленных на глянцевой бумаге. Он берет в руки одну из них и замирает, еле заметно улыбаясь своим воспоминаниям.
– Я подумала, что будет неправильно, если ты возьмешь их с собой… да и не зачем, – стоя в дверях и наблюдая за ним, произношу я спокойно.
– Да… Ты подписала? Думал, что мы не скоро с этим покончим, – словно давая мне пощечину этим жестоким заявлением, отзывается он.
– Покончим? Я просто поняла, что… что неправильно тебя держать. Прости, надо было согласиться раньше…
Он внимательно вглядывается в мое лицо, которое, я уверена, сейчас белее мела, и мне не приходит в голову ничего лучше, кроме, как робко ему улыбнуться, не желая предстать перед ним, как совершенно разбитая брошенная женщина. На долю секунды мне кажется, что он собирается коснуться моей щеки, от чего я лишь больше напрягаюсь, кляня всех Богов не дать мне растечься у его ног мокрой лужицей. Он забирает свои чемоданы и, не говоря ни слова, выходит, чтобы уложить их в багажник, а я все также стою истуканом, боясь, что от малейшего движения рассыплюсь на миллионы осколков, которые уже едва ли под силу будет собрать воедино… Через несколько минут вновь слышаться его шаги на лестничной клетке, и вот он достает пальто, накидывает его на себя, надевает ботинки, забирает коробку с книгами и идет к выходу. Моя душа разрывается, когда его ладонь замирает над связкой ключей, которые он больше никогда не возьмет в свои руки. Обычный вечер, обычного декабрьского дня, моей обычной размеренной жизни, и лишь ноющая боль внутри, словно кричит мне о том, что мы дошли до конца и как раньше уже не будет. Нас не ждет впереди светлое совместное будущее, и отныне каждый пойдет своей дорогой. Он будет встречать рассвет с Ритой, возможно, когда-то они обзаведутся детьми и будут спорить по вечерам, в какую же школу их стоит устроить. А лет через тридцать, он будет сидеть в своем кресле, потягивая чай из большой расписной кружки, глядя, как его любимая женщина, небрежно накинув на свои плечи теплую кофту, что-то рисует стоя у своего мольберта. Рядом будут резвиться их внуки, а он будет ловить себя на том, что улыбается, как последний дурак, глядя на их беззаботную возню с раскиданными в беспорядке игрушками. Она ненадолго отвлечется от своего шедевра, бросит на него мимолетный взгляд, согреваемая мыслью о том, что они прожили долгую и счастливую жизнь… Жизнь, которую она у меня своровала. Своровала любовь, что была предназначена мне, украла совместные завтраки, ужины и обеды, совместные праздники, долгие ночные объятия и разговоры обо всем на свете. Отняла у меня все мечты, все надежды и планы, отняла, только лишь потому, что хотела почувствовать себя нужной. Что ждет меня завтра или через год? Я не знаю. В эту самую тягостную роковую минуту, мне кажется, что впереди меня ожидает лишь непроглядная тьма, и единственным светлым лучиком в ней станет улыбка Семена, который сейчас и не подозревает, как кардинально изменилась наша с ним жизнь, пока он отдыхал у бабули. Мне еще предстоит научиться жить без Андрея. Без моих ежедневных забот о его самочувствии, без наполняющих квартиру запахом древесного парфюма рубашек, без, пусть и редких, но таких необходимых совместных ужинов. Без его улыбки, без мягких обжигающих пальцев на моей коже, без блеска его глаз, без его бархатного голоса… Без него. Но с огромной, так и не проходящей любовью, которая не торопиться покидать мое сердце.
Я устраиваюсь в своем любимом кресле, вновь взяв в руки бежевый семейный альбом. Вот он улыбается мне, держа на руках Семена, вот я закрываю руками лицо, глупо смеясь над его попыткой заснять меня, вот мы втроем, довольно хохочем, крепко обнимая друг друга. И пусть, мои щеки сейчас блестят от стекающих слез, я знаю, что когда-то была счастливой. Была любимой и единственной. Я всецело ему принадлежала, зная, что огонь его карих глаз говорит куда красноречивее слов…
Семь лет спустя.
Я оглядываю помещение взглядом, испытывая уже привычный трепет и возбуждение, которое охватывает меня всякий раз, стоит лишь переступить порог моего небольшого магазина, где на стройных рядах полок, выкрашенных в цвет слоновой кости, красуются созданные мною игрушки. Это мое небольшое детище, напоминающее мне о том, что я все же сумела подняться и найти в себе силы на то, чтобы собрать свою разрушенную жизнь по кусочкам. Я в сотый раз ловлю себя на мысли, что мне стало легче дышать, что сердце больше не ноет и не разрывает мою душу от тягостного осознания, что кто-то вмешался в судьбу, растоптав все то светлое, что я годами выстраивала, кирпич за кирпичиком, создавая семью с человеком, когда-то значившим для меня все.
– Мы тебя уже заждались, – слышу смеющийся голос супруга, на заднем фоне которого отчетливо различаю несвязное бормотание Софийки.
– Я уже закрываюсь. Выйду через минуту, – нажимая отбой и укладывая телефон в сумку, накидываю пальто на свои плечи, и как можно быстрее заканчиваю свои дела.
На дворе конец сентября, зеленные листья сменили свой окрас, усеяв асфальт разноцветным пестрым ковром, и я на долю секунду поднимаю голову в верх, любуясь синевой небес. Я не могу сдержать улыбки, услышав клаксон автомобиля, и радостно машу Сереже, который в нетерпении постукивает по рулю, то и дело отворачиваясь от созерцания прохожих, чтобы поправить курточку на нашей полуторогодовалой дочке. Торопливо семеня ногами по тротуару, я уже собираюсь перейти через дорогу, когда слышу до боли знакомый голос за своей спиной, и замираю у бордюра:
– Маша, – окликает меня мужчина, когда-то являющий собой центр моей вселенной. Я резко оборачиваю голову, чувствуя небольшой укол в районе груди, вызванный нахлынувшими на меня воспоминаниями. Он стоит у дверей моего магазинчика, засунув свои руки в карманы джинс, что безмерно меня удивляет, если учесть, что в нашем совместном прошлом он отдавал предпочтение деловым костюмам. По моему телу не пробегают мурашки, сердце не ускоряет свой ритм, а в голове набатом бьет только одна мысль «Господи, что же с тобой стало?». В Андрее теперь не узнать того лощенного бизнесмена, с которым когда-то я делила постель, растила с ним сына, и с волнением и нетерпением ожидала его возвращения к ужину. Передо мной сейчас стоит, так неуверенно опустив голову и не решаясь заглянуть в глаза, утомленный и какой-то бесцветный человек…
– Привет, – выдает он осевшим голосом, цепляясь взглядом за носочки моих ботильонов.
– Здравствуй, Андрей, – слова даются мне легко, и я лишь сильнее выпрямляю спину, размышляя над тем, как же все переменчиво. Когда-то, вот так же мы стояли друг напротив друга, с той лишь разницей, что я душила в себе непрошенные слезы, наблюдая за его неторопливым побегом из нашего семейного гнездышка.
– Как ты? – спрашиваю я, хоть и заранее знаю ответ. Анна Федоровна все эти годы лелеяла в себе надежду, что мы еще сможем сойтись, словно когда-то я вдруг проснусь по утру и найду в себе силы закрыть глаза на самое большое предательство, с которым мне когда-либо приходилось столкнуться. Нет, не думайте, со временем я все же сумела принять и простить его выбор, но не стану лукавить, что не испытала восторг, когда пару месяцев назад свекровь сообщила мне о разрыве между ее драгоценным сыном и обольстившей его художницей.
– Нормально, работаю… А ты? – в первые за столько лет заглядывая в мои глаза, интересуется Андрей.
– Все замечательно, как видишь тоже тружусь, – кивнув головой на висящую над ним вывеску, отзываюсь я, не в силах сдержать улыбки, от нахлынувшей гордости за то, что сумела реализоваться. Медведев сильнее вжимает голову в плечи, словно озябнув на осеннем ветру и долго над чем-то раздумывает. Он постарел, взгляд стал каким-то потухшим и словно бесцветным. Он все еще владелец своей империи, состоятельный мужчина, преумножающий свои миллионы, но не сейчас, не стоя на этом асфальте перед женщиной, от которой когда-то сумел отказаться. Улицу вновь прорезает сигнал автомобиля, и я спешу закончить наш неловкий разговор.
– Прости, мне нужно идти, – видя, как мой супруг выбрался из салона и внимательно наблюдает за нашей с Андреем парочкой, спешу распрощаться со своим прошлым.
– Да, конечно… – говорит еще тише, разглядывая моего супруга.
– Ну, тогда пока, – дарю ему прощальную улыбку и спешу к своей семье.
– Что он хотел? – принимая мой поцелуй, интересуется Сережа, даже не пытаясь скрывать своего напряжения.
– Поздороваться, – не могу оставаться серьезной, когда он так открыто меня ревнует, и чувствую, как уголки моих губ сами ползут вверх. – Поехали уже.
Я устраиваюсь на сидении и больше ни разу не поворачиваюсь в ту сторону, где минутой ранее стояла со своим бывшим. София заснула, посасывая свой пухленький пальчик, и я так и замерла, наблюдая за этой умиротворенной картиной. Думала ли я, что когда-то моя жизнь станет такой спокойной и размеренной, что рядом появиться такой надежный и внимательный мужчина, сумевший добиться моего расположения? Удивилась ли я, когда вдруг осознала, что без него мне теперь не прожить и дня, что он незаметно прокрался в мое сердце, безжалостно расправившись со сковавшим его льдом? Что когда-то я рожу ему дочку, вобравшую в себя наши черты – мои серые глаза и его черные, как смоль, волосы? Что Семка, пусть и не сразу, а постепенно, но все же сумеет его принять, со временем начав относиться к нему, как к кому-то родному и важному? Тогда, когда я оплакивала разрушения, учинённые девушкой, вдруг посчитавшей, что имеет какое-то право присвоить себе Андрея? Когда я с трудом заставляла себя подниматься с постели, боясь напугать малыша своим разбитым видом? Когда каждая клеточка моего естества наполнилась холодом? Нет, однозначно нет… Судьба сама знает, какие мотивы преследует, посылая нам испытания. За каждую пролитую нами слезу, рано или поздно, она вознаградит тебя с торицей, сменяя черную полосу на белоснежную дорогу ведущую к счастью. И пусть наша с Андреем история закончилась совершенно не так, как мы с ним планировали, пусть мы не встретили вместе старость, не брали к себе внуков по выходным, не приносили друг другу стакан воды, поправляя клетчатый плед, в который должны были кутаться морозными вечерами, но все же она была у о любви… и за это нам стоит сказать друг другу спасибо, за теплые воспоминания, за прекрасного сына, за совместные вечера, за все то хорошее, что я сумела запомнить, преодолев в себе боль от совершенного им предательства.
