Текст книги "В плену Времени (СИ)"
Автор книги: Евгения Савицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Я осторожно пробиралась к дверям черного хода, стараясь быть незаметной. Но слуги, приняв меня за свою, даже не пытались остановить. Для верности я опускала вниз голову, чтобы мое лицо внезапно не узнал кто-то из слуг. Мои ноги несли меня вверх по лестнице, а бордовая ковровая дорожка заглушала мои торопливые шаги. В апартаменты настоящей Габриэль я прошла безо всяких казусов. В спальне к моему растущему удивлению я обнаружила Милу. Горничная сидела на полу посреди комнаты и тихонько плакала, и, когда увидев меня на пороге комнаты, она тихо вскрикнула от радости, всплеснула руками и кинулась ко мне.
– Мила, что-то случилось? Почему ты плачешь? – поинтересовалась я, когда служанка стаскивала с меня пыльное платье и мокрый чепец.
– Пошто вы обрядились так, барышня? Почаму без меня-то ушли к Марии? – вопрошала всхлипывающая Мила, стаскивая с меня рубаху. – Я ужо думала, шо то з вами приключилось… Дорога важкая до ведьмы-то…
– Все хорошо, Мила, – я попыталась успокоить рыдающую горничную.
Я обернулась к девушке и взяла ее за плечи, словно этот жест успокоил бы ее. Как ни странно, мое прикосновение возымело нужное мне действие. Девушка затихла, перестала плакать и наконец-то успокоилась. Мила медленно закрыла, потом открыла глаза, а в глубине ее зрачков затаилось беспокойство, и этот момент несказанно насторожил меня.
– Послушай, Мила, маман Элен уже проснулась? – озвучила я свое главное опасение.
– Да, – тихо прошептала горничная. – Их милость проснулись ужо давно.
Меня обуял ужас, а что если мадам Элен поняла, что меня нет, и я куда-то ушла без должного сопровождения. Ведь недаром же Дэниэль Баринский так торговался за свое молчание. Все внутри похолодело, словно я выпила залпом стакан ледяной воды.
– Она узнала, что я ушла рано утром? – прошептала я срывающимся голосом, а перед глазами поплыли сцены допросов и походов к психиатру.
Внезапно огромные глаза Милы наполнились крупными слезами. Ее губы мелко задрожали, она закрыла глаза ладонями и начала медленно оседать на пол. Страшная догадка молнией мелькнула в голове:
«Конечно! Знает! Поэтому Мила сидела в спальне и плакала, ожидая моего появления… Видимо досталось ей от этой стервы…»
Додумывать я не стала и лишь только опустилась во влажном белье на пол, устланный ковром. В этот момент я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, которая страшно боится, что ее накажут за мелкие шалости. Мое тело непроизвольно сжалось в комочек. Мила к моему огромному удивлению отрицательно покачала головой и ответила:
– Павлентий-курьер рано утром доставил срочную депешу вашей маменьке о том, что занемог ваш папенька в Киеве. Никола Карлович слег и теперича вызывает всю семью в город. Мадам насилу каплями отпоили. Так она и решила тут же езжать в Киев. Велела коляски закладывать. После завтрака выезжаем.
Я застыла, словно огромная молния припечатала меня к полу. При известии о болезни родного отца настоящей Габриэль, мне моментально вспомнилась угроза Времени. Моя спина покрылась холодной испариной. Так вот отчего рыдала Мила. Видимо, эта добрая девушка от всей души жалела меня.
– Мила, – негромко позвала я горничную.
Девушка посмотрела на меня своими большими глазами, несколько покрасневшими от слез.
– Што, барышня Габриэль Николавна? – пробубнила она немного в нос.
– Прикажи приготовить мне ванную и опосля будем готовиться в дорогу.
– Как прикажете, барышня, – отозвалась она.
Мила вытерла глаза накрахмаленным фартуком, поднялась с пола и тихо выскользнула за дверь, оставляя меня в полном одиночестве.
Глава 29
Кипенно-белые облака, как огромные клоки ваты, плыли вокруг меня, сверху сиял лучезарный небосвод потрясающего василькового оттенка. Косые лучи солнца освещали верхушки облаков золотисто-багряным светом, снизу тучи были темно-сиреневого оттенка. Было такое чувство, будто мое тело больше не подчинялось гравитации, стало вдруг невесомым и поднялось в небо. Я прекрасно осознавала, что такого в реальной жизни просто не существует. Только за последнее время ко мне во снах являются фантастические миры, и в них бесплотное Время продолжает изводить меня своими вопросами о Часах Времени. Вот мои ноги опять коснулись мягкой, как перина из лебяжьего пуха, поверхности облака и на пальчиках я сделала пару широких шагов, словно балерина. Вокруг моего тела был обвит отрез полупрозрачной голубой ткани наподобие древнего одеяния или римской тоги. Моя рука привычным движением откинула за спину длинные золотистые волосы, струящиеся до самой талии. Вот я остановилась на самом краю огромной белой громады и осторожно глянула вниз. Вместо ожидаемой поверхности земли, совсем рядом показалась сцена в морской лагуне.
Я видела себя сверху и со стороны, когда Баринский так нежно обнимал меня за талию, а у меня было такое блаженное выражение лица, что невольно защемило сердце. Захотелось отмотать время назад и…
– Даже не думай об этом, – грозно прогремел до боли знакомый голос.
Серебристая туманная фигура соткалась из самой темной тучи и предстала передо мной, практически нависая надо моей головой на добрых полметра. Яркие глаза выразительно сверлили меня, а тонкие губы были поджаты.
– Уже и помечтать нельзя, – зло буркнула я.
Былое почтение к бесполому могущественному существу прошло, уступив место раздражению и сильной досаде. Время тоже порядком недолюбливало меня и регулярно досаждало мучительными видениями из последней сладостной встречи с Баринским, словно это было не наяву, а в таком вот нереальном сне. Я продолжала следить за тем, как я вырвалась из объятий и торопливо поплыла к берегу.
– Ты правильно поступила, – внезапно вырвалось у Времени.
Это были первые слова одобрения, которые я вообще услышала у строгой сущности. Мои брови недоуменно поползли вверх, и я пытливо взглянула на полупрозрачную фигуру.
– Но твое появление в этой эпохе вообще неправильно, – Время тут же опомнилось и напустило на свое идеальное лицо выражение строгости.
Я слабо улыбнулась, но что-либо сказать так и не решилась. Мы продолжали дружно смотреть, как я торопливо лезла наверх после финальной фразы прощания с призрачным Дэниэлем. Все это здорово напоминало старый фильм, который можно было смотреть ни один раз. Жаль только, что его официальный визит так и не состоялся. Боль с новой силой обожгла мое сердце, а на глазах начали закипать горячие слезы. Горький комок застрял в горле, и я все никак не могла его сглотнуть.
– Все, думаю достаточно показывать тебе эту сцену, – внезапно нарушило тишину Время.
Фигура сменила серебристый оттенок балахона на синий. Спустилась на поверхность облака, а также поменялось выражение блеклого лица. Я оторопело взирала на сущность и ничего не понимала. Выражение суровых и непоколебимых глаз смягчилось.
– Откуда такие милости? – прошелестела я, стараясь не срываться на грубость.
– Ты очень страдаешь, когда видишь эту сцену, – просто отозвалась Время, хмуря изящные белесые брови. – Мне нужно, чтобы ты наконец-то поняла, как важны для меня Часы Времени, а вместо этого я просто мучаю тебя… и безрезультатно.
– Да ты что?! – зло прошипела я, повышая на каждом слове голос и незаметно для нас двоих переходя на «ты». – А то, что меня мучили этот последний месяц – это было для профилактики?! Или может болезнь отца настоящей Габриэль тоже наказание за проваленное дело в доме Баринского?
– Не кричи на меня, смертная, – зашипело Время, волосы взвились ореолом над головой.
Теперь Время отдаленно напоминало Медузу Горгону. Брови нахмурились, а глаза запылали расплавленным серебром. Внезапно поднявшийся ветер, окатил меня с ног до головы ледяным холодом. Мурашки пробежались по коже, и было такое чувство, будто я стою, в чем мать родила, на сорокаградусном морозе.
– Хватит! – прошептала я непослушными губами, чувствуя, как зубы отбивают дробь.
Холод прошел также внезапно, как и начался. Я горько взглянула на Время и лишь только сокрушенно покачала головой.
– Имей чуточку уважение ко мне, смертная, – примирительно отозвалась серебристая фигура. – Я ведь много не прошу…
Тон его звонкого голоса был практически примирительным и извиняющим. Время сегодня однозначно меня удивляло. Хотя последняя неделя снов вообще была удивительна во многом…
– Конечно, ты просишь всего лишь Часы Времени, – тихо сказала, я больше обращаясь к самой себе, нежели к фигуре, стоящей рядом со мной.
– Да, верно, Эля, – прошелестело над самым моим ухом Время. – И думаю, тебе пора уж заняться чем-то полезным, чем продолжать жалеть себя.
– И чем же? – лениво поинтересовалась я, усаживаюсь прямо на облако, а ощущение было такое, будто я провалилась в мягкую перину.
Сцены месячной давности уже прекратились, и теперь внизу простиралась поверхность планеты с высоты птичьего полета. Даже мимолетный взгляд вниз дарил неприятные ощущения и легкое головокружение.
– Почему ты не используешь то, что тебе рассказала Мария? – голос Времени шелестел практически рядом с моим ухом, а сама фигура продолжала маячить в двух метрах от меня.
Я удивленно моргнула и выдохнула:
– А что она сказала такого… Ты знаешь! Откуда?
– Ну…. Я – могущественное существо. Ты постоянно забываешь об этом, – небрежно отмахнулась фигура…
– А-а-а-а, точно! Ты знаешь все! – спохватилась я. – Все мысли и чувства.
– Верно, – слишком спокойный голос Времени, лишенный всех эмоций. – Я вижу, что ты боишься, а это нормально для смертных. Ты опасаешься за здоровье Николы Миллера – у тебя доброе сердце. В твоем сердце живет любовь к Дэниэлю Баринскому. А это, между прочим, уже большая ошибка.
– Хватит, – перебила я, мечтая скрыться от пронзительного взгляда столь могущественной сущности.
У меня не было никаких сил бороться с призрачной фигурой. Я лишь беспомощно закрыла лицо ладонями, старясь унять бешеное сердцебиение при звуках имени князя.
Внезапно Время криво улыбнулось и примирительным тоном пробурчало:
– Ты должна понять, что твоим чувствам тут не место. И Дэниэль Баринский не должен был тебя любить… Он вообще никого не должен был любить…
– Но они есть, и я ничего не могу с этим поделать, – воскликнула я, пытаясь унять дрожь в пальцах.
Тонкие губы Времени скривились в презрительной гримасе, но его ровный голос был холоден, как мартовские воды реки:
– Этим вы, смертные, слабы и уязвимы, ибо чувства – это всегда слабость.
– Я не считаю, что любовь это слабость! – возразила я, устало прикрывая глаза. – Это величайший полет двух душ. Это блаженство и ужасная боль, когда твоя половинка не рядом…
– Забавно, но теория половинок действительно действует. Уж мне точно знать, – гордо отозвался стальной нечеловеческий голос.
Порыв невидимого ветра и Время уже сидит рядом со мной, поджав под себя ноги. Синий балахон, расшитый золотистыми нитями, стекает на белоснежное облако, худые плечики обливают серебристые длинные волосы, а темно-серые глаза серьезно смотрят вдаль. Воцарилось долгое молчание, когда каждый из нас думал о своем. Казалось, что мы два закадычных друга, которым приятно не только поговорить, но и помолчать. Подобные посиделки были у нас в ходу лишь последнюю неделю, когда папеньке Габриэль стало хуже, а я не спала, сутками обхаживая больного с дочерней привязанностью. Но вот когда мне удавалось уснуть, то непременно попадала сюда, в компанию заскучавшего Времени. Мучения лишь продолжались в плане просмотра сцен на галечном пляже, остальные же вопросы на тему Часов прекратились. Могущественная сущность сменила тактику допроса на тягостное молчание, но в этот раз жестоко просчиталось.
В данный момент вовсе не хотелось говорить, а Время напряженно всматривалось во что-то видимое лишь только этим серым глазам. Внезапно идеальное лицо перекосила гримаса страшного удивления, затем лицо моментально сгладилось, а тяжелый взгляд воровато пробежался по моему лицу. Это Время пыталось понять – видала я что-то или нет. Пришлось сделать вид, что не видала.
– Так, что там насчет Габриэль Миллер?! – нетерпеливо напомнила фигура, резко меняя тему для разговора. – Тебе надобно найти эту девушку.
Я небрежно пожала плечами и отозвалась:
– Марфа знает, где настоящая графиня. Давно хочу ее найти.
– Значит, найди, Эля, – практически дружеским тоном советует мне Время, растворяясь в воздухе подобно Чеширскому коту.
В этот же момент, как болото меня затягивает облако подо мной, и я уже привычно лечу вниз, словно на горках в аквапарке.
Судорожный вздох и мое тело пружинисто подскочило на мягкой перине кровати. В спальне было уже светло, и тусклое солнце украдкой пробивалось в окно. Первые секунды я дико озиралась по сторонам пытаясь вспомнить, где нахожусь. Слишком мне было тяжело возвращаться из волшебных снов в жестокую реальность. Так уже продолжалось чуть больше месяца. Именно это время я жила в большом сером двухэтажном доме, огороженным высокой кованой оградой и не где-нибудь, а в самом Киеве. Темные тона обстановки в доме делали сам интерьер несколько холодным и мрачным. Тяжелые бархатные портьеры в спальне были слишком плотными, чтобы пропустить должное количество солнечного света.
Окна в доме лакеи держали полуоткрытыми, чтобы последние теплые деньки бабьего лета согревали прохладный воздух внутри больших комнат, и все это благодаря скарлатине графа Миллера. Молодой щеголеватый и нынче модный врач Скворцов Игнатий Палыч, поддаваясь последним на то время нововведениям в области медицины, велел тщательно проветривать дом, дабы зараза не смогла передаться к другим домочадцам. Правда это было введено лишь только после того, как следом за папенькой слегли мадам Элен и Сесиль. Я же, имеющая иммунитет благодаря прививкам, сделанным мне еще в моем далеком детстве, ухаживала за больными с помощью Марфы и Милы. Врач Скворцов просто восхищался моим удивительным, по тем меркам, здоровьем и даже несколько раз порывался пригласить меня на свидание. Тяжкое состояние больных давало мне право тактично отказаться от предложенных встреч. Теперь я ходила, словно бесплотная фигура в поношенном льняном платье серого или бежевого цвета и это даже было не для того, чтобы отвадить неожиданного ухажера, а все из-за того, что сил и времени на себя у меня совершенно не было.
Впервые за последнее время утро выдалось приятным. Я сладко потянулась, откинувшись на подушки, и ленивым движением позвонила в небольшой серебряный колокольчик. Спустя некоторое время в комнату скользнула Мила, больше похожая на тень, нежели на живого человека. Она была в форменном черном платье, юбка которого была в складочку и в белом передничке. Эта хрупкая фигурка напоминала мне школьницу в школьной форме из моего детства. Для полноты картины не хватало двух больших белых бантов, белых гольфов и портфеля в руках. Знала бы Мила то, о чем я думаю, то непременно бы удивилась. Мои губы растянулись в слабой улыбке.
– Доброе утро, Габриэль Николавна, – как можно бодрее отозвалась она и с напускным энтузиазмом подошла к окну и отдернула плотные портьеры. – Как спалось?
Золотистое сентябрьское солнце широким потоком залило спальню, освящая мрачные светло-сиреневые обои в синий цветочек и темный пыльный полог, собранный на столбиках кровати красивыми складками. Я невольно прикрыла ресницами глаза, поморщилась от яркого дневного света и с большим опозданием осознала, что после бессонной ночи проспала практически до самого обеда.
– Отлично, Мила, – ответила я и впервые за весь прошедший месяц улыбнулась по-настоящему. – Спасибо.
– Одеваться изволите, барышня? – горничная уже с готовностью стояла возле дверей гардеробной, примыкающей к основной спальне.
Я спустила ноги с кровати, и мои пальцы коснулись короткого ворса темного ковра. Мне внезапно вспомнился сон, ведь ощущения были примерно такими же. Впервые за долгий месяц во мне поселилась надежда на то, что я наконец-то выберусь из этого мрачного болота, и все пойдет так, как должно быть. Мое тело вновь наполняли свежие силы, и я почувствовала себя по-настоящему отдохнувшей.
– Да, конечно, – прошептала я, соскальзывая с высокой перины, и беззаботно закружилась по комнате.
Мила удивленно и неодобрительно посмотрела на меня, словно на умалишенную, а удивляться было с чего. По мнению служанки, мои родители и сестрица лежали тяжелобольные по своим комнатам, а я осмелилась веселиться. Мила горестно пождала губы и покачала головой. Пришлось отставить неуемное веселье и, прикорнув на софе, я велела принести мне платье. Горничная понимающе кивнула и мигом убежала в соседнюю комнату. Я с огромным наслаждением растянулась на софе, прикрыла глаза и глубоко вдохнула, словно это был первый за последнее время вздох.
Через распахнутое окно вливался свежий воздух, напоенный горьковатым ароматом пожухлых осенних листьев. С огромным удивлением я осознала, что лето уже прошло, и наступила ранняя осень. С улицы доносился стук конских копыт о брусчатку, звон сбруи, скрип колес, гомон множества людских голосом. Откуда-то слышался собачий лай, грохот огромных молотов на кузне в соседнем квартале, и слабый аромат свежеиспеченного хлеба в булочной напротив. Не хватало лишь привычного запаха дымящих заводов, бензина и выхлопных газов множества автомобилей.
– Габриэль Николавна, пожалуйста, ваше платье, – вежливо позвала меня горничная, отрывая от дегустации непривычного мне запаха большого города.
Я лениво подняла ресницы и коротко глянула на девушку. Мила терпеливо стояла возле софы и держала в руках золотистое повседневное платье с закрытым горлом и пышными рукавами длиной в три четверти. На груди было пышное жабо из черных кружев, и такие же кружева красовались на манжетах рукавов, которые были как бы прозрачным продолжением рукава. Юбка была прямой безо всяких лишних рюшей и драпировок, лишь ее подол украшали кружева, пришитые в несколько рядов.
– Спасибо, Мила! Как себя чувствуют папенька, маменька и сестрица? – поинтересовалась я, вставая с софы.
– Мадам Элен и барышне Сесиль Николавне уже лучше, на поправку идуть. А вот графу Николе Карловичу стало еще худо. Врач сказал, что следующая ночь станет переломной. Если перенесет ее ваш папенька, то будет жить, а если нет, то помрет, как пить дать, – бесцветным голосом отозвалась Мила.
На секунду у меня перехватило дыхание, а сердце замерло и пропустило удар. В эту секунду меня охватил самый настоящий животный ужас перед всеобъемлющей смертью. Именно в этот момент во мне окончательно созрел план. Наконец-то настал тот день, когда я должна была узнать что-то о Габриэль и всю тайну ее исчезновения. Ее родной отец при смерти и мой долг, во что бы то ни стало разыскать его настоящую старшую дочь. После того, как Мила помогла мне одеться, и согласно установленному карантину в доме, мне принесли завтрак в комнату.
Свежие оладьи с клубничным джемом, творог, травяной чай – все пахло просто потрясающе и возбуждало просто зверский аппетит. Это кухарка как всегда постаралась. За едой я уже обдумывала детали того, как буду извлекать из Марфы интересующую меня информацию, и мысленно придумывала пламенную речь. Хотя на деле все оказалось намного проще – Марфа сама пришла ко мне в комнату после завтрака. Только что Мила осторожно обула меня в туфли на невысоком удобном каблуке и, прихватив поднос с остатками еды, тихо удалилась.
На красивом лице Марфы блуждала растерянная улыбка, а ее глаза долго и беспристрастно рассматривали мое лицо при дневном свете. Ее длинные и густые ресницы отбрасывали тень под глазами, делая более темными синяки от недосыпа. Мне на миг захотелось предложить этой девушке присесть рядом и выпить горячего чаю, но твердый взгляд ее больших глаз заставил отказаться от надуманной затеи. Решительное личико горничной говорило лишь о том, что она хочет сама завести разговор на интересующую нас тему, но все никак не решалась что-либо проронить. Да, и ее можно было понять, не каждый день приходится говорить одной из господ, что она самозванка и только лишь умело прикидывается старшей дочерью перед остальной семьей и слугами. В этот момент я окончательно и бесповоротно осознала, что именно мне придется начать столь щекотливый разговор.
– Марфа, ты же знаешь, где находиться графиня Габриэль Миллер? – мой голос внезапно стал хриплым от волнения.
Медленный кивок горничной, а на ее лице застыла смесь облегчения и любопытства.
– Ты меня отведешь сейчас к ней?
– Да, наденьте шляпку с вуалькой и перчатки, барышня. Я сейчас велю Михею запрягать карету и зайду за вами через четверть часа. Будьте готовы, – тихо велела мне Марфа и торопливо вышла из спальни.
