Текст книги "Кожа саламандры (СИ)"

Автор книги: Евгения Петренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13.

Воду я всё таки нашла. Уж очень пить хотелось. А потом тихонько поднялась по лестнице и только в комнате вернула себе видимость. Но зато поставила ментальный блок.

-Мне все лгут. А я веду себя не как член королевского дома, а как наивная крестьяночка. Я долгое время была наследной принцессой. А значит воспитывалась, чтоб наследовать власть. А простота и наивность не качества владык. Я должна быть готова к интригам и борьбе, принятию не простых решений, ответственности за судьбы других людей. И слишком доверяла всем подряд. Каждому встречному открывала душу.

Я не очень хочу этой власти. Но это не значит, что я не должна быть готова принять этот груз на себя. Для чего я так рвалась в Трясину? Зачем мне нужен этот проклятый доспех? Чтоб отец знал, что я достойна трона. Даже если не хочу его. Отец.. Что за тайна связана с тобой?

Я вдруг захотела увидеть звёзды. Пусть здесь они не такие яркие и многочисленные, как в обители Тёмного.

-Он тоже лгал мне? Нет,..– скривилась я в горькой улыбке,– боги не лгут, они просто не говорят всей правды.

Я распахнула окно, и в комнату ворвался свежий холодный воздух. Я глянула на Труми. Не проснулся ли. Он поёжился, но глаз не открыл. За окошком оказался широкий карниз. Я выбралась на него и уселась свесив ноги. Сейчас, без света костра, небо казалось почти таким же крошащеся-звёздным как в моём сне. Дерево у дома тыкалось в окно ветками, покрытыми множеством светло-лиловых колокольчиков. Это та самая соита, корой которой пользуются для копчения мяса.

Летом она покроется листьями, тёмно-зелёными сверху и с фиолетовым оттенком внизу. Когда дует сильный ветер по кроне бегут цветные волны. Притянув ветку к себе, я втянула нежный аромат. Деревья вокруг мерно шелестели. Я прислонилась к стене дома. Глаза стали слипаться.

-Надо влезть вовнутрь,– подумала я,– а то засну тут на жёрдочке, как птичка. Только у меня, в отличие от неё, крылышек нет. Вот так, дурным клювом в землю и встряну.

Едва не сверзившись, с трудом повернулась на карнизе. Да, вылезать было полегче. В окошко, мне навстречу, протянулась белая ладошка. Лапка Труми, не смотря на то, что ростом он был мне ниже, чем по пояс, была не меньше моей. А ступни так и побольше. Только ручки и ножки в раза три тоньше. Косточки обтянутые кожей. И попа вдвое меньше головы. Всё для того, чтоб всякая дурочка пожалела и приголубила. Самые преданные слуги Саота, говорите?

Перенеся ногу через подоконник, я уселась на него и развернулась. Сняла блок. Частично.

-Ты стала закрываться от меня,– грустно сказал плакальщик.

-А не надо?– несколько жёстко спросила я.

-Почему?– поинтересовался он, игнорируя мой вопрос.

-Когда я открылась тебе, ты казался маленьким, наивным и беззащитным. Но, за такое короткое время, ты подозрительно быстро повзрослел. Я хочу задать тебе один вопрос, и от того, как ты на него ответишь, будет зависеть насколько я могу доверять тебе.

-Хорошо,– ответил он, помолчав какое-то время,– спрашивай.

-Скажи, Труми, насколько случайно мы оказались прямо у входа в подземный храм?

-Я не знаю, что тебе ответить. И случайно, и нет.

-Так не бывает. Может мне стоит научиться твоему языку? Вон, сидхе же знает.

-Попроси у Саота. И будешь понимать меня хоть сейчас.

-Ага.. Попросить у Саота.. Знаешь, если смертные слишком часто обращаются с просьбами к богам, они могут в них разочароваться. Если я к своим семнадцати выучила языки семи рас, то и с этим справлюсь сама. Тем более у меня память магини. Я очень быстро учусь.

-А чем я тебя так разочаровал?

-Да, пожалуй не ты один. Хочешь вернуть доверие?

-Конечно. Мне не хватает прежней тебя.

-Тогда послушай и скажи, что ты об этом думаешь..

И я передала ему подслушанный разговор.

-И что ты хочешь, чтоб я тебе сказал?– недоуменно спросил он, дослушав.

-То, что сказали о тебе, правда? Ты шпионишь за мной для Саота? Зачем?

-Дурочка ты, Ли. Мы, плакальщики, действительно одни из созданий, принадлежащих Тёмному. Только ты об этом не спрашивала. Поэтому я и знал место, где был Храм. А вот сверзилась ты туда сама. Нечего было звать бога, стоя у дверей его дома. И шпионить мне для него незачем. Он и так всё о тебе знает. Даже больше, чем ты сама. Он же бог.

-Ну да!– сказала я с обидой,– он бог, а я дурочка. А чем ты станешь оправдывать ложь сидхе?

-А с чего я должен её оправдывать. Пусть сам старается. Ты же ему нравишься, а не я.

Я прыснула.

-Знаешь, для мужчины он слишком много комплексует. Я не амбициозна, в плане того, что могла бы получить по праву рождения. Но не могу и сказать, что лишена амбиций вовсе. Только я хочу добиться чего-то, там, где это зависит от моих личных качеств. И от моих стараний. Я женщина, хотя и воспитать меня, как настоящую женщину было некому. Но у меня хватает ума, чтоб понимать, что в семье, где жена сильнее и выше мужа, счастья не будет. Но я хочу быть ему равна. Династический брак, со всеми его компромисами, я и так могу получить. Но, если уж бороться за брак по любви, то я хочу такого мужчину, который не побоялся бы отстоять своё право на меня даже перед богом. Когда сидхе спас мне жизнь, защищал меня в Храме, я думала он из таких. А сейчас сомневаюсь.

-И что ты хочешь от меня? Совета? Чтоб я поговорил об этом с ним?

-Даже не думай сказать ему хоть что-то. Лучше помоги мне разобраться с этими тайнами. Что связывает эту парочку с моей семьёй? О каком гадании говорил Лами? Зачем он следил за мной, наконец?

-А почему ты не спросишь у него об этом напрямик?

-Ну, во-первых, я не уверена, что тот, кто солгал один раз, скажет мне правду сейчас.

-А во-вторых?

-А во-вторых, тогда они узнают, что я подслушивала.

-Ооо! Заюлила! И чем ты тогда лучше его?

-Труми,– заныла я,– этот старик, он такой суровый.. И, имеет на Лами такое влияние..

-Что ты, хоть этот бедняга, кажется, в тебя по уши влюблён, не сможешь вертеть им, как тебе хочется,– констатировал плакальщик, возвращаясь к привычной язвительности.

-Вот какая ты всё таки..,– заскрипела зубами я, не находя подходящего слова,– плесень ядовитая..

-Сама такая,– захихикал плакальщик,– у тебя ещё рыбка есть?

-Проглот!– вытаращила глаза я,– ты же обожрался, как сосун.

-У меня метаболизм ускоренный..-ляпнул Труми. Слова, которое он произнёс я не знала.

-Чего у тебя? Ме-та-болизм?

-Это что за болезнь такая?

-Чего это, болезнь? Я здоровый..– попятился он,– это из нашего языка слово, значит быстро еду перевариваю и снова становлюсь голодный.

-А ваш язык, он откуда?

Уча языки в детстве, я всегда спрашивала у отца, почему боги оставили каждой расе свой язык, когда поселили нас вместе на Чесмене. Ведь проще было придумать один для всех.

Отец тогда говорил мне, что язык очень сильно отражает культуру и внутренний мир народа. Ведь даже язык магии у рас отличается. Хоть и не так радикально, как разговорный. И, чем больше языков я постигну, тем богаче будет мой собственный внутренний мир.

-Наш язык,– ответил Труми,– пришёл от детей Саота. На нём говорили саламандры.

Глава 14.

Несмотря на поздние посиделки, проснулись мы рано. Точнее, меня разбудил Труми. Он, как всегда, был голоден. В небольшом рубленом доме стояла тишина. Только на улице было слышно как колун разбивает сухие поленца.

-Тюк, шлёп, тюк, шлёп.

Я быстренько умылась и привела себя в порядок. Комната для этого оказалась в доме. Хотя и одна. Но зимой в этих местах холодно. И совершать туалет на улице проблематично. Это не дворец, даже не большой городской дом, но и в таком лесном убежище туалетная комната оказалась достаточно пристойной.

Удлинённая, стянутая декоративными обручами кадка для купания из цельного ствола красного дерева бора, явна сделана при помощи магии. Такая работа вручную заняла бы годы. У бора очень твёрдая древесина, а если обработать её маслом колючего ореха, то вода в неё не впитывается. А со временем, она становится плотной, как камень. Но в отличие от каменной ванны, какая стоит в моей купальне, во дворце, гораздо легче. А это имеет значение, при обустройстве небольшого дома. Всё равно, чтоб занести её внутрь, видимо, тоже без дополнительной магии не обошлось.

И остальные предметы быта носили на себе магический отпечаток. Что в изготовлении, что в обслуживании. Бытовое колдовство – это первое, чему учат будущих магов. И свою туалетную комнатку во дворце, я убирала сама. Магией. Хотя, уж там-то хватало рабочих рук. Но заклинания самообслуживания, были первыми, на которых я тренировала, проснувшиеся очень рано, способности. Моя гувернантка тоже была магиня. Слабенькая правда. Но тем не менее она следила, чтоб я могла научиться всему, что сделает меня полностью независимой в плане обслуживания.

Я могла сделать некоторые вещи и вручную. Но, когда у меня стало получатся пользоваться магией в быту, я чаще хитрила и ручную работу подменяла магической. Сначала меня ловили и заставляли переделывать. Но, как только я научилась и шитью, и готовке, и прочим нужным делам, меня перестали ограничивать в магическом совершенствовании. Потому что, если маг не знает как вещи делаются вручную, то и магическим способом, чаще всего выдаёт полную ерунду.

Вы бы видели какое я изготовила печенье, когда мне за какую-то провинность отказали в сладком. Готовить я тогда ещё умела очень немногое. А уж к выпечке даже не подступалась. Наш повар Гастуни, был чистым хомо. В его роду не оказалось ни одного смешанного брака. На Чесмене это большая редкость. Но магия огня в нём была очень сильна. А способности к поварскому делу прямо таки династические. Несколько поколений семьи не становились никем другим. Только поварами или кондитерами.

Гастуни был молод, толст и удивительно добр. Он и учил меня, и подкармливал вкусностями. Несмотря на моё пристрастие к шалостям и способность пропадать неизвестно куда из любого положения и от самой глазастой няньки, слуги меня любили. Мои проказы никогда не были злыми. Я всегда признавала свою вину, не сваливая на прислугу. И сама принимала наказания. И никогда не отказывала в просьбах обратится к отцу за помощью, в каких-то жизненных проблемах наших слуг. Он бы им не отказал. Только эти его затворничества.. из них могла его вывести только я.

Лишение Гастуновой выпечки было бы наказанием для любого, а уж для меня, маленькой лакомки, и подавно. Я ела не много, но вкусняшки обожала. Вот и приложила свои магические ручки-крючки к изготовлению печенья. То, что съесть его не получилось бы и у голодного цверга, ничего не сказать. Он скорее принял бы моё произведение, за поделки их же мастеров по камню. Разве что, с определением материала затруднился. Теперь я могла изготовить вполне съедобную выпечку. Чем и занялась на кухне чужого дома.

Магическая готовка, в правильном исполнении, отличается в основном быстротой получения конечного продукта. Только редкие таланты, класса Гастуни, магией добавляют неповторимую изюминку своим блюдам. О моих можно было сказать только – вполне съедобно.

В общем, когда мужчины-сидхе завершили дела на улице и пришли в дом, на кухне стоял приятный аромат типса и свежей выпечки. А белобрысый обжора подпрыгивал на месте, пока я накрывала на стол.

Даже суровый старик, поглядел на меня помягче, когда получил с холодка горячую чашку в руки и мягонькое печенье, пахнущее тёплым корнем. Эта пряность, очень ароматная, чуть островатая, согревала горло. И даже использовалась при простудах. Поэтому я легко обнаружила её в сушилке.

И всё равно, после завтрака, разгорелся небольшой спор. Магдариель, которому для работы нужен был сизый молочай, никак не мог найти решение головоломки, которое напоминало мне детскую загадку из старинного отцовского учебника. Про волка, козу и капусту.

Животных этих я не знала. Отец только описал мне их. Они водились на нашей прародине. А вот капуста, одно из растений адаптированное из расы хомо, прекрасно существовала на Чесмене. И была любима всеми расами. Даже теми, кто раньше её не знал. Почти каждая раса могла похвастаться каким-то домашним видом, прижившимся на новой земле. У хомо это оказались миндаль, капуста и овёс. Но и некоторые чужие виды, а так же местные, чесменские, могли заменить похожие продукты других народов.

Но, собственно речь не о них. Я говорила о загадке. Так вот, старый мастер никак не мог определиться кого из нас с Труми легче разговорить, не открывая собственных тайн. Как заняться делом, не оставляя нас одних в доме. И как не оставить меня наедине с Лами, явно мечущимся между угрызениями совести и симпатией ко мне. Другие определения его чувств, я не решалась применять. У меня самой комплексов было никак не меньше тех, в которых я ночью, перед плакальщиком, обвиняла Лами.

Только мне было непонятна такая его робость и неуверенность с девушкой. Ведь он гораздо старше меня, красивый, как все сидхе, мужчина и не должен был испытывать недостатка в любовных отношениях. Только я совсем ничего не знала о его жизни. И мне просто необходимо было попытать любого из родственничков. Мающегося виной Лами, легче.

Поэтому, когда за молочаем был отправлен более молодой и, привыкший к розыску трав, лекарь, я нахально напросилась с ним. Под предлогом жажды новых впечатлений о местах, где он родился и вырос, а я никогда не была. Просьба была естественной и логичной. И не могла вызвать подозрений в какой-то обдуманной хитрости.

А вот Труми я оставила с Магдариелем. Пусть пободаются. Кто из кого вытрясет больше информации, это ещё вопрос на тысячу монет. Мы с сидхе пообещали поискать его местную родню. Это было не такое простое занятие. Хотя плакальщики здесь жили. Но, по большей части, всё таки в довольно диких местах.

Ещё в Трясине, в первые дни нашего знакомства, учась свободно вести долгие беседы не вербально, мы с Труми довольно много рассказали друг дружке о себе. Например, я узнала то, что плакальщики одиночки. Живут они очень долго. Некоторые больше тысячи лет. Хотя убить их довольно просто. Защитить себя они могут только мороками и ментальным воздействием. Но не против сильного мага-менталиста. Чем старше особь, тем её магия сильнее. Пар они не создают. Встречая особь противоположного пола в своих скитаниях, знакомятся и остаются друг с другом, до момента подтверждённого зачатия. А дальше, расходятся снова, и малышом занимается исключительно мать. Время, которое они остаются вместе, строго индивидуально и зависит от личной привязанности матери и ребёнка. А она, обычно, очень сильна.

Вчера, когда зашёл разговор о связи с Саотом, Труми открыл ещё кое что. Боги не занимаются созданием растений и животных. Природа с этим прекрасно справляется сама. Боги наделяют некоторые создания природы разумом. И плакальщиков Саот коснулся раньше, чем саламандр. Только их натура одиночек не позволила им стать народом. Единственное время, когда создания Саота собирались вместе, было время Тёмной луны.

Если Светлый бог жил на Чесмене и только время от времени покидал эту землю, по каким-то своим божественным делам, то Тёмный приходил, только с блуждающей луной. И поэтому опоздал к последней битве. Светлый старался обуздать воинственных саламандр. Но для них он не был авторитетом.

Когда же Саот, вместе со своей гулящей луной появлялся дома, его создания приходили к Местам Силы. Саламандры там строили храмы. И плакальщики старались селиться в поблизости. Чтоб поспевать взглянуть на своего владыку в его редкие моменты появления.

-Значит здесь тоже может быть Храм Саота? Может где-то в глубине этих лесов?

-Может есть, а может нет. Если здесь жили саламандры, то возможно. Плакальщики не строили Храмов. Но преданно любили своего бога и всегда приходили к Местам Силы. Есть там Храм или нет. Поэтому и я знал, где он в Трясине. И здешние точно знают это место. Храм не храм, а источник там есть точно. Только человеку они не скажут. Может только тебе.

И он кивнул на мою руку с колечком.

Вот так я и оказалась в лесу вместе с Лами. В родных местах он изменился. Стал более раскованным. Много объяснял и показывал. Я насмотрелась столько всяких трав и местной мелкой живности. Некоторые из них были такие милашки. Я знала животных Чесмена по картинкам. Но видеть как они себя ведут в живую, что-то совсем другое.

Дикие кудумы здесь тоже водились. Хотя то вкусное копчёное мясо делали из домашних. Их стада пасли в тундре. А дикие в тундру выходили в определённое время. Вот как сейчас, например, весной. Когда оплодотворённые осенью самки, были готовы произвести на свет детёнышей и выкормить их в короткое время весенне-летнего разнотравья.

Хищники уходили за стадами. Поэтому в лесу сейчас было довольно безопасно. Нарваться можно было только на нежить. Или ещё какую-то магическую сущность. У них могли быть совсем другие цели, чем у обычного животного. То стремилось просто насытится. С нежитью дело обстояло иначе. Обычно, при заселении, местность зачищали от сущностей полностью. Но откуда-то они проникали и в давно заселённые места. Так что маги, в этом смысле, никогда не оставались без работы.

В магических кругах были предположения, что они могут быть созданиями параллельных реальностей. И, проникали, через разрывы в пространстве-времени. И, если в своём мире, они были из плоти и крови, то в чужих мирах, становились только магическим отпечатком жизни и, чаще всего, агрессивным.

Ищет нежить – возможности захватить разумное тело. Обретая физический облик, подавляет и извращает разум, пользуясь опытом и интеллектом живого существа, часто превращается в хищника, поедающего плоть себе подобных или упырём, сосущим кровь.

Есть ещё одна разновидность нежити. Она использует пойманного как инкубатор. Откладывая в него мияги или куколки будущей нелюди. Относительно разумных, но безусловно хищных созданий.

Вот на мияги мы и наткнулись, разыскивая молочай у пещерки в каменистом холме, поросшем кустарником и редкими деревьями. Пещеру я заметила не сразу. Её вход зарос лианами с мелкой завязью каких-то ягод. Вокруг некоторых ещё оставались увядающие лепестки цветков. Подойдя рассмотреть, я и увидела широкую трещину между валунов. Из темноты раздавался тихий гул.

Я подумала о лесных пчёлах. Из нектара диких растений обычно получается очень целебный мёд. Но эти пчёлы были крупными и очень опасными. Поэтому я жестом позвала к себе Лами.

Сидхе прислушался к звукам и нахмурился.

-Этот звук не похож на гудение роя. Там темно. Но посмотреть всё равно стоит. Только магического огня зажигать нельзя. От агрессии пчёл не поможет, а магическая бестия, сразу почувствует ману и нападёт.

Сидхе отвёл меня от пещеры и заставил собрать несколько охапок хвороста-сушняка и аккуратно разложить у входа в расселину. Потом приготовил большие факелы, намотав сухие нити древесного мха на обломки толстых сучьев и высек на них огонь.

Прижимаясь к стенкам быстро расширяющегося входа, мы осторожно осветили каменный грот. Лами, упреждающим жестом, держал меня на пару шагов за собой. Я же старалась не перекрывать ему путь к отступлению.

-Мало ли что может быть в темноте!

Только то, что я увидела, мне будет снится в кошмарах. До конца жизни.

Под потолком пещеры, на чём-то очень похожем на паутину, раскачивался человеческий труп. Точнее сказать, то, что когда-то это был человек, сидхе, можно было поверить с трудом. Раздутое тело давно разорвало одежду. Клочья, когда-то ладного охотничьего костюма, висели на остатках плоти. Что странно, никакого трупного запаха! Скорее лёгкий, действительно похожий на медовый, аромат. Но растянувшаяся кожа, истончённая почти до прозрачности, показывала какое-то шевеление внутри. И этот тихий гул. И равномерное раскачивание...

Крикнуть сидхе не успел. Только судорожно махнул в сторону выхода. И в этот момент кокон взорвался.

Глава 15.

-Мияги!– заорал сидхе? и лицо его перекосилось от отвращения.

Не сговариваясь, мы бросились наружу. В глазах стояло мерзкое зрелище. Шебуршащийся коврик, плотно сбившихся маленьких тел, похожих на недоношенных младенчиков без рук и ног, с едва оформившимися рудиментарными конечностями, шустро ползущие за нами по каменному крошеву пола. Глаза блеклые, слепые, шевелящиеся носики, и жадное чавканье, совсем даже не беззубых ртов. Кровавая слизь, остающаяся на полу.

Выскочив из пещеры, сидхе придал мне ускорения, толчком в спину. Ногой сдвинул к входу в расселину хворост и сунул туда факел. Огонь вспыхнул и взревел. Я почувствовала как Лами добавил огню сил, плеснув в него ману. Но, видимо, он не привык к нашей увеличившейся мощи, которая, к слову, не пропала после того, как мы покинули Трясину. Разве только стала чуть менее острой.

Пламя рванулось вверх и подожгло кустарник на холме. Я, отбежав в сторону, приостановилась, надеясь всё же, что моя помощь мужчине не понадобится. Но лесной пожар в наши планы не входил и я, не заставляя сидхе испытывать боль, резко меняя стихию магии, сама потушила загоревшийся сухостой, пока огонь не пополз по лесной подстилке.

В пещере, наполнившейся густым дымом, нарастал визг, переходящий в вой. Сидхе схватил меня за руку и повлёк от пещеры. Мы бежали, пока я не стала задыхаться. Дорогу преградила большая проталина, наполненная ледяной водой. Лами легко подхватил меня на руки и поднимая тучи брызг, впивавшихся в кожу холодом, перебежал на другую сторону и только там бережно опустил меня на землю. Меня трясло и по телу пробегали судорожные рвотные позывы.

Мужчина осторожно обхватил меня руками и прижал к себе. Я втиснулась лицом в его грудь, привычно пахнущую травами и кожей и, чувствуя его крепкое объятие, тяжёлое дыхание и жар, исходящий от тела, стала успокаиваться. Ещё чуть такой идиллии и в моей голове зашевелились совсем другие мысли.

Тело расслабилось и я, непроизвольно, чуть теснее обхватила Лами и потёрлась щекой о его рубаху. Она была чуть влажной. Запах мужчины от быстрого бега стал чуть острее и я судорожно вдохнула его. Он наклонился и прикоснулся губами к волосам на макушке. Я застыла, но не отстранилась, и сидхе, как будто получив разрешение, опустил руку мне на затылок и нежно прошёлся по волосам сплетённым в косу, до самого её конца, на ладонь ниже поясницы, не прикасаясь к телу. Потом, как будто решившись на что-то, обнял моё лицо ладонями и приподнял. Я закрыла глаза, чтоб не увидеть в его лиловых глазах чего-нибудь такого, что испугает или смутит меня и почувствовала прикосновение к губам.

Первое, едва ощутимое, оно было мягким и просительным. Потом лёгкий вдох и его губы требовательнее попробовали меня на вкус. Не видя сопротивления, он сделал поцелуй глубже и, проникая вовнутрь, чуть застонал и, запрокинув моё лицо вверх, пил меня, как жаждущий воду. Поцелуй был сладким. Таким сладким, что я задрожала в его руках и сама потянулась навстречу, чтоб у него не появилось желания прервать эту сладость, которая стекала вниз по телу, оставляя томление и ноющую боль в груди, животе, ногах.

Я прижалась к нему бёдрами и он, не давая мне отстраниться, одной рукой придержал мою голову, обхватив крепкой ладонью шею, а другой мягко и настойчиво опустился по позвоночнику, ещё сильнее притиснув мои бёдра к себе, и я почувствовала как дрогнула и сильно напряглась его плоть.

В этот момент мне стало страшно. Сейчас я должна буду, или довериться этому мужчине полностью или остановить его, пока всё не зашло слишком далеко. Для полного доверия оснований у меня не было. Он лгал мне. И, прежде чем показать свои чувства, даже не попытался оправдаться или объяснить. Я окаменела. Он, мгновенно почувствовал перемену во мне и с трудом отстранился.

Я опустила глаза и отступила на шаг.

Он молчал и я тоже. Потом положил мне одну руку на плечо, а второй приподнял голову за подбородок и заглянул в глаза. Я прямо посмотрела на него и он не выдержал прямого взгляда. Я вывернулась из его рук и, повернувшись к нему спиной, хотела уйти.

-Ли,– позвал он,– не уходи,.. пожалуйста. Я хочу сказать тебе кое-что. Это может тебе не понравиться, но я должен.

Я остановилась. Уходить совсем не хотелось. И не только потому, что меня беспокоила его тайна. У меня не было желания снова пережить разочарование. Этот мужчина был нежным. Моё тело тянулось к нему. А теперь душа хотела получить право на доверие.

Он подошёл ко мне сзади. Взял за плечи и прижался с такой страстью, что я испугалась. Сейчас всё продолжится и я уже не смогу остановиться. Но он сам прервал объятие и повернув меня к себе, как ребёнка поднял под мышки и усадил на поваленное дерево, упирающееся на обломанные толстые ветви кроны.

Я сидела на такой высоте, что моё лицо оказалось точно на уровне его лица. Глаза в глаза. Он осторожно положил руки на мои сжатые коленки и прислонился к ним животом.

-В первый раз я увидел тебя в Ковене,– начал он,– и твоё лицо поразило меня не только своей необычностью, но и детской незащищённостью, которую ты так безуспешно пыталась скрыть за холодностью и отстранённостью. Тогда я хотел только увидеть ту, предсказание о которой явилось моему деду. Наверное, я должен сначала сказать тебе о том, почему он стал проводить этот, опасный для его возраста, ритуал.

Мои родители погибли тогда, когда тебя ещё не было на свете. Это было двадцать лет назад. Нас троих, меня, брата и сестру взял к себе дед. Этот год был странным. Весна пришла очень рано. Шли тёплые дожди и урожай зерна был огромным. Фермеры радовались такому счастливому году. Но дальше произошло страшное. Обмолоченное зерно засыпали в амбары, а солому сложили в огромные стога, радуясь, что даже если следующая зима окажется суровой и долгой, будет много корма для стад кудумов.

Только мы не догадывались, что этот изобильный год, изобилен не только для нас, но и для миллионов расплодившихся в стогах грызунов. Тогда они лавиной полезли на фермы, заполняя амбары, покрывая шевелящейся массой домашнюю скотину, выгрызая в их телах раны по живому телу, от чего животные бесились и, разнося деревянные перегородки, бились о стены.

Фермеры бросились спасать скот, распахивая двери сараев и выпуская бедную животину в тундру. Но оттуда живым ковром вытекали мириады маленьких тел. Иногда слой грызунов покрывал ноги до середины икр. Отец и мама посадили нас на вожака кудумов и направили стадо в сторону дома деда. Видно, тогда они тоже получили укусы.

Вообще сидхе живут очень долго и болеют редко. Особенно заразными болезнями. Но в этот раз болезнь была особенной, заболело очень много людей. А, так как наша раса почти не болела, лекарей у нас не много. Наши люди очень выносливые. Даже женщины, рожая дитя в одиночку в тундре, омывают его в снегу и забросив за тунику, к телу, идут на лыжах к своей ферме за несколько десятков километров.

Эпидемия застала нас врасплох. Некому было лечить и ухаживать за больными. Мама была не такой сильной. Она всё же наполовину хомо. Ну, а отец, он задержался дольше, но оставшись совершенно один, видно, просто перестал бороться и ушёл вслед за мамой.

Дед учил меня и брата своему ремеслу. Но случившееся отразилось на нас обоих. Я захотел стать лекарем, а брат стал послушником в храме Саота, а потом и жрецом. Он выбрал Тёмного, потому что, как обычно на Чесмене, всё самое плохое случается в годы Тёмной луны, Жестокие годы. Эпидемия не стала исключением из правила.

Как я сейчас понимаю, после нашего посещения истинного места силы Тёмного бога, храмы Саота, которые строят наши жрецы, никакой связи с ним не имеют. Метаморфы и лилу, большая часть которых являются его поклонниками, не понимают сути этого бога. Но очень многие из жрецов Саота, стремятся быть рядом с Артефактом. Они считают Саота властным и жестоким богом.

В здании Веледа, построенном ещё Предтечами, хранится множество древних знаний. А знания это власть. И сам Велед имеет влияние на судьбу королевской семьи. Брат попал туда, будучи истово верящим, и, как и я, в своей области, старался добиться наибольшего. Он верил, что сможет повлиять на то, чтоб события, подобные тем, которые привели к гибели наших родителей, не повторились. Ведь и я для этого же старался стать лучшим из наших лекарей. И не только наших. Я учился у врачевателей всех рас Чесмена. И закончил курс в Ковене, за несколько лет до того, как ты поступила туда.

Из всех детей, я старший. И, на момент гибели родителей, мне было почти шестнадцать. Для вас это почти совершеннолетие, а для сидхе, я был ещё совсем ребёнком. Но мне пришлось повзрослеть до срока. Я много времени отдавал учёбе, но, чтоб между нами не оставалось недосказанного, скажу, что женщины у меня были. На меня обращали внимание. Сидхе привлекательны, почти для всех рас Чесмена. Кроме, разве что, цвергов. В Ковене девушки ходили за мной толпами. Но ни одна не затронула моего сердца. Даже не отвлекла меня достаточно надолго от моего увлечения лекарским искусством.

Я помотала головой, желая сказать, что у меня нет никакого права ни на его внимание, ни, тем более, на его верность, ведь он ещё ничего не обещал мне. Но сидхе прижал ледяную руку к моим губам и не дал мне произнести ни слова.

-Я ещё не закончил,– вздохнул он,– в год предписанного сватовства твоего отца, я был в районе Веледа со своими изысканиями и решил проведать брата. Он вышел ко мне на пару минут. Общение с кем либо, даже с роднёй, у служителей Веледа не поощряется. Брат был рад увидеть меня. Мы ведь были очень близки. Все трое. Дед всегда был строг и суров. И мы находили нежность и утешение друг в друге. Наша сестра, а она младше нас обоих, была совсем малышкой, когда погибли родители. Ей было чуть больше двух. Радость брата заключалась не только во встрече со мной.

Я понял это тогда, когда он обнимая меня на прощанье, тихо прошептал:"Я не должен говорить этого, потому что нельзя разглашать решения Веледа, пока оно не объявлено официально. Но я хочу порадовать тебя. Наша Лантаниель станет королевой. Велед избрал её. Наша кровь должна соединиться с кровью избранной семьи королевского дома хомо."

Когда результат был объявлен официально, я очень удивился. Потому что королевой назвали дочь главного жреца Веледа. Сначала я думал, что он просто ошибся. И обрадовался, что сказал об откровениях брата только деду. Я не знал как отнесётся к династическому браку сестра. Рада ли она будет выйти за вдовца с ребёнком.. Девушкой, чуть помладше её самой. И поэтому сказал об этом тому, кто воспитывал нас. Более умудрённому опытом. Тому, кто имел любовь и счастливую семью. Мои короткие связи с женщинами давали мне опыт в запросах тела, но в вопросах любви, я, пожалуй, так же неопытен, как и ты.

Я потупилась и покраснела. А потом мои мысли вернулись к тому, что он сказал о своей сестре и моём отце.