Текст книги "Тобой расцвеченная жизнь (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
26 глава
Девичник устраивает подруга Мии, чьи родители содержат небольшой греческий ресторанчик здесь же, в Бёблингене, – он-то и становится местом проведения данного мероприятия. Мы еще издали видим белые воздушные шарики, украшавшие его вывеску, и белых же голубков, намалеванных на стенде с меню нынешнего вечера.
Сам девичник выдержан в греческом стиле (что, верно обусловлено декорациями), и потому каждая из десяти приглашенных на него девушек облачена в длинное, ниспадающее платье, наподобие туники, с завышенной талией и золотым шитьем по лифу... На головах у нас лавровые венки, на ногах – золотистые сандалии со шнуровкой – одним словом, греческие богини.
Мне нравится, как мы выглядим... Просто, но со вкусом. Встряхиваю золотистыми браслетами и спешу помочь Мие с закусками. Они с Делией как раз обносят гостей маленькими канапе с сыром и помидорами... Родители девушки расстарались на славу: в глиняных вазах расставлены букеты живых цветов, виноградные гроздья, перевитые плющом, украшают декоративные колонны, гипсовые статуи гармонично дополняют общую атмосферу. И все это в нейтральных тонах – белом и айвори – хорошо сочетающихся как с намечающимся завтра торжеством, так и с духом Греции в целом.
– Скучаешь? – Каролина обвивает мою талию рукой и увлекает в сторону остальных гостий, как раз укрепляющих на стене мишень для дартса. – Сейчас будет конкурс на самую меткую «богиню», даже не думай увиливать.
Мне вручают дротики, украшенные в виде молний, и велят становиться в очередь. Мы что-то вроде Зевсов-громовержцев, обозлившихся на своих утративших веру последователей... Мои первые два броска оказываются за пределами игрового поля, третий – попадает в зеленое кольцо. Абсолютно случайно... Я точно не мастер по метанию дротиков.
– Молодец, сестренка! – кричит Мия, взмахивая руками, и я, зардевшись от удовольствия, уступаю место следующей девушке.
Здесь, среди всеобщего веселья и легкомыслия, так просто позабыть о реальной жизни с ее всегдашними проблемами, так легко ощутить себя другой: более юной, более уверенной в завтрашнем дне... Более открытой.
Мне нравится быть такой – не хочу быть иной. Никогда.
Вот только от меня это никак не зависит...
– Ева выиграла! – слышу восторженный писк Каролины, и она начинает кружить меня на месте, подобно юле. – Приз – моей сестре. Немедленно! – командует она.
Ко мне подходит Делия с шелковым шарфом в руках и начинает завязывать глаза. Потом меня усаживают на стул, и в зале наступает полная тишина... Только кто-то из девушек тихонько посмеивается, не в силах сдержать веселье.
– Сам Зевс посетил нас этим вечером, – слышу я торжественный голос Мии. – Спустился с заоблачного Олимпа, чтобы наградить лучшего «громовержца» наше девичника. При нем божественная амброзия, и только победительница имеет право вкусить от нее. – Голос ее сходит на нет, а потом взлетает на октаву выше: – Ева, открывай рот! Не заставляй «бога» томиться в ожидании.
Все это так нелепо и глупо, словно неудачная постановка древнегреческой комедии, однако, повинуясь всеобщему настроению, я открываю рот и... замираю в ожидании. Лишь бы не лягушачья лапка или еще что-то не менее аппетитное...
Сладко-кислая мякоть спелой карамболы растворяется на моем языке.
– Угадывай, – велит мне голос Каролины, и я называю опробованный фрукт.
– Правильно! – восклицает она. – Следующую, пожалуйста.
Чьи-то невидимые пальцы касаются моих губ, и следующей оказывается долька спелого ананаса... Не угадать ее было бы сложно! Потом я пробую арбуз, яблоко и папайю. Так, поочередно, очередь доходит до сочной, буквально обволакивающей рот цветочным ароматом ягоды клубники. Она подобно ягодной бомбе взрывает мои вкусовые рецепторы, и я мгновенно переношусь в прошлое, припомнив другое место и... другого человека.
– Еще одну, – шепчет голос из этого прошлого, касаясь моих губ новым подаянием.
И тогда я стягиваю повязку...
– Килиан?!
Парень глядит на меня с улыбкой, протягивая полную тарелку спелой клубники.
– Ты все угадала верно, и можешь получить главный приз, – говорит совсем тихо, так не похожим на его обычную насмешливую веселость голосом. Взгляд у него тоже странный... Я не могу перестать глядеть на него, словно загипнотизированная или... внезапно прозревшая.
– Благодарю, – принимаю тарелку с ягодой и встаю со стула. В горле неожиданно пересыхает, сердце клокочет у самого горла...
– Что он здесь делает? – спрашиваю Мию, вырвавшись из-под влияния Килиановых глаз. – Это же девичник. Ему здесь не место!
– Да брось ты, – отмахивается от моих слов невеста, – посмотри, как девочки сразу оживились. Один-единственный мужчина нашему празднику явно не повредит. К тому же, – она пожимает плечами, – Каролина очень просила за него... Согласись, вышло здорово? Каждая из нас мечтала оказаться на твоем месте...
Представляю, как все происходящее выглядело со стороны, и невольно краснею. На моем месте должна была быть Каролина... Отыскиваю ее глазами – та в компании остальных девушек щебечет рядом с Килианом и вовсе не кажется обделенной – выдыхаю: нелепое совпадение... неправильно истолкованный взгляд... Глупая, глупая Ева.
Взгляд невольно падает на тарелку со спелыми ягодами в моих руках, и я не могу удержаться от соблазна: выбираю самую большую и кладу ее в рот. Глаза прикрываются как бы сами собой... И я не сразу замечаю, как Килиан глядит на меня поверх плеча одной из девушек.
Не знаю, как Мия, но я этой ночью почти не смыкаю глаз. Забываюсь уже на рассвете и просыпаюсь от суетливого гомона голосов, раздающихся в доме...
День икс настал.
Свадьба Мии и Рождество одновременно...
Выхожу из комнаты и замечаю Каролину, болтающую с кем-то по телефону прямо на лестнице.
– Все уже завтракают, – говорит она одними губами, пропуская меня вниз, а потом снова возвращается к разговору.
Мия стоит на пороге кухни, запустив руки в распущенные волосы.
– Позвоните и узнайте на счет цветов, – велит она кому-то нервным голосом. – Не хочу, чтобы что-то пошло не так.
– Да все там нормально, – отзывается Леон. – Перестань себя накручивать, сестренка.
И она вскидывается:
– А если не нормально, что тогда?!
– Я позвоню, – вмешивается в их препирательства Луиза. – Иди и делай прическу, ни о чем не волнуясь.
В этот момент раздается звонок в дверь, и Мия убегает открывать.
– Они все такие перед свадьбой или Мия особенный экземпляр? – обращается Леон к Килиану, уминающего блинчики с повидлом. Они оба дружно посмеиваются, и Петер, похлопывая по стулу рядом с собой, говорит:
– Садись, милая. Сегодня нам всем не помешает плотно подкрепиться!
И мы подкрепляемся, перемежая рождественское печенье другими не менее приятными вкусностями, и аромат свежей ели, установленной в гостиной, наполняет воздух пряным смоляным ароматом.
Я думаю о том, чтобы позвонить Патрику и бабушке – поздравить их с Рождеством и узнать, как обстоят дела в целом, и тогда Петер, смущенно глядя в глаза супруге, выкладывает передо мной обычный белый конверт. Я разом отвлекаюсь от мыслей о Виндсбахе...
– Луиза сейчас будет недовольна, – комментирует он свое действие, – однако мне захотелось сделать это именно сейчас. – И просит: – Ну, открывай поскорее. Это наш с матерью подарок на Рождество!
– Слишком рано для подарков, – улыбаюсь я. – Да и не стоило вовсе.
– Еще как стоило, – отмахивается мужчина. – К тому же ты только посмотри, что ждет тебя внутри.
Заинтригованная, я откидываю клапан конверта и извлекаю полностью оплаченную путевку на одни романтические выходные в горах.
Ночевка в иглу.
В Альпах!
Не может быть.
– Это то, о чем я думаю? – с недоверием осведомляюсь я, и Петер не может сдержать довольной улыбки.
– Помнишь, ты мечтала провести там выходные, – говорит он. – Особенно после того, как твоя подруга побывала там пару лет назад! Ты нам тогда все уши прожужжала. Вот мы с Луизой и подумали, что было бы неплохо... – и замолкает, увидев мое враз сникшее лицо.
– Это путевка на двоих, – произношу совсем тихо, вовсе не желая расстраивать родителей, – а Патрика рядом нет.
Петер и Луиза обмениваются быстрыми взглядами.
– Мы не думали, что он не приедет, – произносит Луиза с таким виноватым выражением лица, словно это именно они виноваты в его отсутствии. – Полагали, такой подарок осчастливит тебя больше всего!
– И я очень вам благодарна, но... быть может, лучше отдать его Мие с Алексом. Им он нужнее, чем мне...
В этот момент на кухню входит Каролина и безапелляционным голосом заявляет:
– Мия с Алексом сразу после свадьбы едут на Майорку, так что им заснеженные горы ни к чему. Да и это ведь ты всегда мечтала о подобном экстриме... Не Мия.
– Но...
– Не глупи, сестренка, – вклинивается в разговор Леон. – Можешь взять в спутники вот хотя бы меня... Я вовсе не против.
И я думаю: почему бы и нет, в самом деле, – нельзя вот так взять и отказаться от исполнения давней мечты. Но Луиза уже говорит:
– Не против он, ага: а кто пообещал Томасу с плакатами для его вечеринки? Уж точно не я.
Леон демонстративно стонет и бьет себя ладонью по лбу – я перевожу взгляд на Каролину, и она сразу же меня понимает:
– Нет-нет, Ева, я никак не могу: мы с друзьями и сами едем в горы, так что извини, – и даже руки на груди складывает. – Вот, может, кто-то из родителей согласится составить тебе компанию...
Но я понимаю, что это маловероятно: у мамы проблемы с сердцем, да и не любят они ничего такого.
– Мы слишком стары для таких приключений, милая, – подтверждает мою догадку Луиза. И предлагает: – Быть может, Килиан составит тебе компанию... Это было бы идеальным вариантом. Вы все равно едете вместе, да и место это вам практически по пути.
Я тяжело сглатываю... Романтическая ночевка в иглу вместе с Килианом? Нет, это как-то уж слишком. Странно это, вот и все. И так как все мое сомнение написано прямо на лице – Петер добавляет:
– Было бы жаль упустить такую возможность. Мы с матерью так старались!
Вот ведь, знают, на какую точку давить: понимают, что мне не захочется их огорчать, и я в любом случае соглашусь. Правда остается надежда на отказ самого Килиана, и я незаметно взглядываю на него... Да и Каролина может воспротивиться. Вот только та удивляет меня сверх всякой меры:
– Так что, – обращается она к парню, – справишься с ролью сопровождающего? Как никак родную сестру тебе доверяю – дело ответственное, сам понимаешь.
«Откажись! Откажись! Откажись!» умоляю я его мысленно, и Килиан произносит:
– Всю жизнь мечтал о ночевке в снежном домике – отказаться просто нереально.
Каролина хлопает в ладоши, остальные дружно улыбаются, а я стараюсь унять дикое биение собственного пульса в обоих висках одновременно.
27 глава
Под сводами храма витает морозный морок: гости кутаются в теплые пальто и накидки, одна Мия кажется неподвластной погоде... Так и лучится внутренним светом, согревая каждого из присутствующих.
– Мы начинаем.
Священник проходят вперед, к кафедре, и мама с беспокойством осведомляется:
– Где Каролина? Куда снова запропастилась эта неугомонная девчонка?
Я обещаю ее позвать и выхожу на улицу в поисках сестры. Перед входом ее нет, и тогда, подобрав платье, я прохожу по расчищенной от снега дорожке до угла здания... И буквально замираю на месте, заприметив девушку в объятиях одного из гостей, молодого парнишки с веснушками на носу.
Эти двое самозабвенно целуются, кажется, совершенно не обращая внимание на окружающий мир.
Ничего не понимаю: а как же Килиан? Как же эти сентиментальные любовные послания, что сестрица заставляла меня переписывать от руки? Как же его приглашение на свадьбу и ее якобы влюбленность в его «незабываемый аромат»? Как же все это?!
И как итог: либо моя сестра заядлая вертихвостка, либо...
Неожиданная догадка, как будто бы уже давно формирующаяся на подкорке головного мозга, вспышкой проносится в моей голове: подлог. Подлог с целью обмана...
Но ради чего?
Каролина и ее кавалер как раз размыкают губы, и мы с сестрой встречаемся глазами. Испуг и вина в них слишком очевидны – я наконец прозреваю. Окончательно и бесповоротно.
– Простите, – перепуганный парень, скользнув между нами, скрывается из вида.
Я так зла... я так бесконечно зла, что едва могу дышать. Гляжу на Каролину, с трудом сдерживая гневные слова, о которых после сама же и пожалею, однако те так и распирают грудную клетку, подобно лопающемуся попкорну.
Мне нужно выпустить пар – и тогда я протяжно выдыхаю.
– Каролинаааа...
И та заявляет:
– Даже не думай, что я стану извиняться. Все это было только ради тебя и никак иначе!
– Ты меня обманывала, – озвучиваю свое обвинение. – Вы вместе меня обманывали! – поправляюсь я. Мысль об этом особенно непереносима: – Все то время, что я, как дура, носила Килиану твои записульки, он знал обо всем и, верно, потешался за моей спиной. Боже мой, Каролина, мне просто придушить тебя хочется!
– Не стоит, – заявляет она, – я всего лишь хотела тебе помочь.
– Помочь в чем?
– Помочь разобраться в своей жизни, конечно, сама-то словно ежик в тумане, самолично не способный отыскать верную дорогу.
Я прикрываю глаза и молча качаю головой. Это какой-то дурной сон, бред умалишенного, глупейшая фантасмагория...
А Каролина продолжает:
– И не думай, что Килиан потешался над тобой, вовсе нет: ты ему небезразлична, в этом все дело. – И снова, словно мне и того недостаточно: – Мы просто хотели дать тебе шанс, посмотреть на мир с другой стороны. Не со стороны Патрика, понимаешь? Ты на нем словно помешалась, и это ненормально. Тем более, – добавляет она совсем тихо, – он тебя не особо-то и любит...
– Тебе-то откуда это знать?! – не сдержавшись, выкрикиваю я. – Тебе, восемнадцатилетней девчонке, с романтизированными представлениями о любви... Ты и сама-то никогда не любила, а берешься других поучать!
Меня буквально распирает от негодования, от мысли, как легко я поддалась на уловки этой девчонки...
А та говорит:
– Может, и не любила – это не главное. Зато со стороны мне виднее (и это не только мое мнение): ты заслуживаешь большего, чем безоговорочное подчинение капризам вздорной старухи, которыми только и живет весь дом Штайнов... Почему Патрик не поставит ее на место? Почему позволяет отравлять вам обоим жизнь? Где, черт возьми, сила его любви, побуждающая свернуть горы ради любимой...
– Я же говорю, романтизированные представления, – язвительно замечаю я, и Каролина продолжает:
– Это не романтика, Ева, сними ты уже эти розовые очки: чувства проявляются в делах, и где же дела Патрика, доказывающие его любовь к тебе? Где они, в конце концов? – И другим тоном: – Ради него ты бросила свою семью и уехала в полную неизвестность... Нянькалась с его мамашей, терпела его собственные пьяные дебоши, а теперь еще эта Рената, ты и ее терпишь... Ради чего? Ради эфемерного чувства, которое ничем, кроме как на словах, не проявляется... Посмотри, он даже на свадьбу Мии с тобой не приехал.
– Он был вынужден присмотреть за Ренатой... – произношу совсем тихо, неожиданно сраженная словами сестры. Не могу поверить, что она видит наша с Патриком ситуацию именно такой... такой неприглядной, неправильной. И не только она, должно быть, все остальные тоже воспринимают ее именно в таком свете.
– А твоя учеба? – спрашивает Каролина. – Ты рассказала ему о ней?
Я молчу, но она и так знает ответ: не смогла, особенно после появления Ренаты в нашем доме. Просто не решилась...
Каролина стискивает отвороты своей накидки и уже другим, менее агрессивным тоном произносит:
– Именно поэтому мне и не стыдно за свой обман. У вас нездоровые отношения, Ева, ты должна была это понять... – Потом подходит ближе, желая прикоснуться к моему плечу, но я не позволяю ей этого: у нас с Патриком чудесные отношения – она все неправильно понимает. Искажает правду своими превратными словами... – Не злись на Килиана, – Каролина опускает руку, – он здесь не при чем: это я уговорила его подыграть мне, сказала, что волнуюсь за тебя... Мы все волнуемся, – поправляется она, и я понимаю, что родители тоже входят в число волнующихся. Осознание этого подобно ядерному взрыву в тысячу мегатонн... Я зажимаю рот ладонью, чтобы не заорать в голос. Не выплеснуть отчаяние в жалостливом скулеже...
Прикусываю палец.
– Ева...
Настороженный голос сестры кажется мне пронзительным, словно крик ворона, словно скрип гвоздя по поверхности стекла, словно... Я не могу его слышать. Достаточно уже ею сказанного... Разворачиваюсь и иду в церковь – мне нужно пережить этот день, только один-единственный день, а потом я уеду. Уеду и больше никогда не вернусь... По крайне мере, до так самых пор, пока они не осознают свою ошибку...
Предатели. Заговорщики. Шпионы.
Патрик любит меня!
Я люблю Патрика...
Остальное не имеет значения.
Хорошо, что мы уезжаем следующим же утром: притворяться дольше было бы мучением...
Не могу не думать о том, что слова сестры – это озвученные мысли каждого из членов моей семьи.
Это как камень, спрятанный за пазухой...
Никто не решается вынуть его и швырнуть в меня, подобно Каролине.
– Я приготовила для тебя сумку с теплыми вещами, – говорит Луиза, спускаясь по лестнице. – Зимой в горах очень холодно, уверена, они тебе пригодятся.
– Спасибо, – я вымучиваю благодарную полуулыбку.
– А это мой рождественский подарок. – Каролина подает мне празднично упакованную коробку, обвязанную красной лентой. – Я очень надеюсь, что ты его оценишь.
Мне вовсе не хочется принимать от нее этот подарок: она интриганка и обманщица, и не заслуживает моего доброго к себе отношения. Однако ради приличия я беру коробку двумя пальцами, словно касаюсь осклизлой лягушки, а потом опускаю ее в рюкзак.
Леон целует меня в щеку – на него я сержусь меньше всего. Сама не знаю, почему.
– Все хорошо? – интересуется он.
– Лучше не бывает, – отвечаю на автопилоте и подхожу проститься с Петером.
– Хорошо отдохнуть, – напутствует он меня. – Не забудь прислать фотографии.
– Мы тебя любим, – говорит Луиза, и я, едва сдерживая слезы, выбегаю из дома.
Килиан уже ждет меня в автомобиле – мы выруливаем с парковки, направляясь в сторону баварских Альп.
Теперь, когда остальные заговорщики остались позади, я полностью сосредотачиваюсь на Килиане Нортхоффе – если и не на самом злостном из них, то на самом... отлично притворяющемся, это точно.
«Ответ я тоже должен писать от руки или это необязательное условие?»
«Может, у тебя дома марка завалялась, сможешь подсобить?»
Воспоминания отзываются режущей болью, и выплеснуть ее почему-то хочется именно на Каролину: вынимаю из рюкзака ее подарок и несколько раз верчу его во все стороны...
– Не собираешься его вскрыть? – интересуется Килиан, до этого и двумя словами со мной не обмолвившийся. Видно, чувствует мое настроение... Гад ползучий.
Вместо ответа опускаю боковое стекло и швыряю коробку в окно.
– Что ты творишь? – орет парень, резко надавливая на тормоза. Шины визжат по асфальту, меня кидает вперед, так что я чудом не прикладываюсь носом о панель, сердце стучит, как оглашенное... А еще мне стыдно за собственную импульсивность. Распахиваю дверцу и бегу по обочине в поисках выброшенной коробки... Той нигде нет. Вообще нигде...
– Ева, что происходит? – раздается вопрошающий голос Килиана, и меня опять прошибает на слезы.
Утираю их рукавом.
– Ее нигде нет, – объясняю невнятным голосом. – Коробки нигде нет.
Килиан ненадолго уходит и вскоре вкладывает мне в руки несчастный подарок.
– Вот, держи. Может расскажешь теперь, чем он пред тобой так провинился? – А сам весь такой правильный, невозмутимый, прямо тошно от одного его вида. Так и хочется сорвать с него эту маску миленького пай-мальчика...
– Лгун, – выплевываю в сердцах. – Бессовестный обманщик и лгун.
Он глядит на меня без улыбки, долгим оценивающим взглядом.
– Что, – насмешничаю я, – Каролина ничего тебе не рассказала? Не поведала о своем разоблачении? Даже странно, ведь между вами такая «любовь», – я изображаю невидимые кавычки. А потом кричу: – Я люблю Патрика, слышишь меня? Я ЛЮБЛЮ ПАТРИКА. Отстань о меня и больше никогда не приближайся! Я думала, мы прояснили этот вопрос еще три месяца назад... – И так как он продолжает молчать, я не могу уняться: – Ну, чего ты молчишь? Чего смотришь этими своими невинными глазами... Отвечай уже: разве мы не прояснили этот вопрос... – Я так распаляю себя, что коробка снова летит на дорогу, и я со всей силы толкаю парня ладонями в грудь. – Отвечай уже, – требую я сквозь слезы, – отвечай немедленно.
Килиан, по-прежнему не говоря ни слова, делает шаг вперед и обхватывает руками мое зареванное лицо, заставляя взглянуть прямо в свои глаза... Этот взгляд мне знаком – таким же он был на девичнике, когда я сняла с глаз повязку: глубокий, ласкающий, словно обещающий что-то. Я замираю, поглощенная им без остатка, и потому, верно, не сопротивляюсь, почувствовав горячие мужские губы на своих губах. Только выдыхаю, позволив тем самым углубить поцелуй, и прикрываю глаза... Не могу этому противиться: ни нежности этих губ, ни твердости удерживающих меня рук – ничему.
Мне кажется, этот поцелуй может длиться целую вечность...
