Текст книги "Тобой расцвеченная жизнь (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
17 глава
– Надеюсь, ты не сердишься на моих родных, нагрянувших нежданно-негаданно? – интересуюсь у Патрика, лежа в кровати тем же вечером. – Они хотели сделать сюрприз...
– … И у них получилось. – Он поглаживает мое плечо и улыбается в темноту. Потом добавляет: – Они, конечно, немного шумные, но любят тебя по-настоящему, и это для меня важнее всего.
– Спасибо, – я тычусь носом в его плечо, вдыхая ставшим привычным запах опилок и свежего дерева. – Они привезли приглашение на свадьбу Мии, моей старшей сестры, надеюсь, ты сможешь вырваться на Рождество.
Патрик пожимает плечами:
– Работы сейчас много, а к Рождеству ее может стать еще больше. – И словно почувствовав мое беспокойство, заключает: – Однако уверен, что ради такого события, мы сможем найти парочку свободных деньков для поездки в Штутгард. – Какое-то время мы лежим молча, а потом он добавляет: – Я только переживаю за Линуса: он собирался встретить этот праздник в кругу семьи.
– Гартенроуты тоже его семья, – отчего-то обижаюсь я за Луизу с детьми. – И, если бабушку с дедушкой тоже позовут на свадьбу... тогда мы сможем встретить Рождество вместе.
– Ну-ну, – пытается утихомирить меня мужчина. – Я просто подумал, что тебе стоит знать об этом.
И я знаю... уверена, что знаю, просто на меня столько всего навалилось в последнее время, что иногда кажется, я даже собственное имя способна забыть. Да и с Линусом удается проводить не так много времени, как хотелось бы... Он чаще проводит время у бабушки, помогая мужчинам в столярной мастерской.
– Патрик, – мне страшно задать этот вопрос, но я пересиливаю себя, – когда все это закончится? – вопрошаю совсем тихо, имея в виду постоянные проблемы с его матерью и его же беспрестанную занятость в столярной мастерской.
Что-то подспудно лежит у меня на сердце, и я никак не могу совладать с этим.
– Патрик...
– У? – мычит он в полузабытьи, уже переступив грань между сном и реальностью.
– Патрик. – Я вздыхаю и долго гляжу на его профиль, очерченный сияющим светом луны, льющимся сквозь незашторенное окно. Потом выскальзываю из-под его руки и иду в сторону гостевых комнат...
– Каролина, ты спишь? – окликаю подругу, заглядывая в ее комнату.
– Не была уверена, что ты придешь, но очень на это надеялась, – отзывается та из темноты, откинув край одеяла и приглашая меня занять место рядом с собой. – Я укладываюсь на матрац, и Каролина говорит: – Как в детстве, помнишь? Ты залазила в мою постель и часами напролет рассказывала разные истории. Тогда ты еще грезила приключениями... Говорила, что сбежишь в море на бригантине, что пройдешь всю землю в поисках своей матери, что...
– … вызову ее на дуэль и заставлю дать ответ на главный вопрос своей жизни: почему она меня оставила? – вклиниваюсь в ее слова, и даже немного краснею от собственной наивности. – Мне было двенадцать... да и «дуэль» уже состоялась. Теперь я стала другим человеком... Повзрослела, должно быть. Не стоит и вспоминать...
Но девушка приподнимается на локте, подперев голову ладонью, и глядит прямо в мои глаза:
– Не верю, что ты могла настолько перемениться, – качает она головой. – Когда ты отправилась в Виндсбах на поиски приключений... зачеркнуто: первой любви, я глядела на тебя в немом обожании, как на одного из рыцарей короля Артура, отправившегося на поиски Святого Грааля. И что я вижу теперь: «Грааль» обретен, а верный «паладин» глядит несчастными глазами... Ты уверена, что именно этого искала? Быть может, твой путь еще не закончен...
– Прекрати, – беззлобно отмахиваюсь я, пихая Каролину в плечо. – Похоже, я перестаралась, забивая твою голову детскими сказками. – И признаюсь: – Я люблю свой «Грааль», он самый лучший для меня.
И сестрица, сделав вид, что встряхивает меня за грудки, упрямо интересуется:
– Тогда почему ты не кажешься мне счастливой?
Я отзываюсь в том же ключе:
– Может быть, потому, что ты слишком идеализируешь любовь? Она, как известно, не всегда усыпана розами... Помнишь, как в «Маленьком принце»: «Должна же я стерпеть двух-трех гусениц, если хочу познакомиться с бабочками».
– Это ты сейчас о фрау Штайн говоришь? – осведомляется Каролина не без насмешки. – Образ гусеницы, так никогда и не ставшей бабочкой, очень даже ей подходит...
Какое-то время мы продолжаем посмеиваться, припоминая разные случаи из нашего совместного прошлого, а потом Каролина спрашивает:
– Помнишь, того парня на мотоцикле, как там его...
– Килиан Нортхофф, – услужливо подсказываю я.
– Ну да, этот самый Килиан, – голос сестры буквально сочится любопытством и предвкушением чего-то запретного, – вы часто с ним видитесь? Мне казалось, у вас что-то начиналось...
Она прозрачна, словно горный хрусталь, – даже забавно наблюдать ее детские уловки.
– Всего лишь небольшой флирт, не более того.
И тогда она меня удивляет:
– То есть не будет ничего такого, если я решу немного потусить с ним? – осведомляется она самым бесстрастным голосом. – Просто сегодня мы столкнулись с ним в магазине, и я подумала, что он очень даже неплох... К тому же при мотоцикле. Сама знаешь, как эта штуковина действует на нас, девочек! – И снова вопрошает: – Так ты не против?
И что мне на это ответить: слишком сбитая с толку, чтобы разумно мыслить, я тоже задаю вопрос:
– Как так получилось, что ты столкнулась с Килианом в первый же день своего пребывания в Виндсбахе? Насколько я знаю, он редко бывает в городе: все больше в Нюрнберге, где заканчивает обучение.
Белозубая улыбка Каролины буквально ослепляет меня.
– Должно быть, я везучая, – заявляет она с радостным превосходством. – Он сидел на байке, должно быть, кого-то дожидаясь, и я подумала, что не будет ничего страшного, если я подойду и познакомлюсь с ним... Пусть даже ошибусь. Попытка – не пытка, как говорится. И – вуаля!
Я даже рот открываю от подобной бесцеремонности – сама бы я никогда не решилась на нечто подобное.
– Вот так взяла и подошла? – с недоверием интересуюсь я. – И Луиза позволила тебе это?
Каролина, должно быть, закатывает глаза и плашмя откидывается на матрац.
– Скажем так, мама была в магазине, а я решила не упускать счастливые шансы. – Она глядит в потолок и улыбается – мне это ох как не нравится, но я молча прокручиваю в голове ее слова. Если Каролина, чего доброго, влюбится в Килиана, то мне, возможно, придется снова с ним увидеться, а я не чувствую себя готовой к чему-то подобному.
– Выброси этого парня из головы, – советую я сестрице строгим голосом. – Вы приехали на три дня, а ты уже заводишь ненужные знакомства...
– Я не собираюсь скучать целых три дня! – возражает она мне. – И потом... если что, я могу приезжать к тебе почаще. Ради прекрасных глаз сама знаешь кого...
– Ты стала еще ужаснее, – пеняю я Каролине, и та отзывается:
– Я знаю. Такая уж я уродилась... Терпи.
Несмотря на субботнее утро, Патрика дома не оказывается: Леон сообщает, что тот ушел в мастерскую поработать. У него «горят» сроки... Я стараюсь не показать своего разочарования, намазывая на хлеб толстый слой сливочного масла.
Распределяем проблемы тонким слоем, а затем проглатываем их, не прожевывая...
Я всегда так поступаю.
– Опять полночи проболтали? – посмеивается мой названный братец, глядя на меня с насмешливой полуулыбкой .
У Леона весьма примечательная внешность: высок, строен, с пронзительно голубыми глазами, он всегда казался мне представителем иной межгалактической расы, случайно заброшенным на нашу планету. И улыбается он всегда как-то по-особенному... Наверное, это и выводит Каролину из себя больше всего!
– Решили вспомнить детство...
– … некоторыми так и не покинутое?
Я улыбаюсь.
– Каролине восемнадцать. Чего ты от нее хочешь?
– Мне семнадцать, и я отнюдь не веду себя, как инфантильный ребенок, – возражает парень как-то уж совсем по-взрослому.
Какая муха его укусила? Никак сестрице удалось окончательно допечь парня. Это талант... И тогда я произношу:
– Открою тебе один маленький секрет.
– Какой? – вскидывает он на меня голубые глаза.
– Если тебе дана счастливая возможность быть ребенком подольше – будь им. Взрослая жизнь вовсе не так хороша, как о ней говорят... Она сильно переоценена. Просто наслаждайся тем, что у тебя есть!
Леон не улыбается, не отшучивается чем-то достаточно легкомысленным, только продолжает глядеть на меня серьезным взглядом, пробирающим до костей. Разве я давала разрешение заглядывать в свою в душу? Не припомню такого...
Звон разбившегося стекла прерывает наш зрительный контакт, и я почти с благодарностью произношу:
– Ничего страшного, фрау Штайн упокоила очередной стакан. Пора переходить на пластиковую посуду... – Потом подхватываю поднос с ее завтраком и спешу в комнату дальше по коридору. В выходные сиделка не приходит, и нам с Патриком приходится обходиться своими силами: так вышло, что нынче это самые нелюбимые мною дни. Дни, когда мне приходится переносить жгучую ненависть, теперь уже имеющую под собой реальное основание... Старушка никак не способна простить мне «соблазнение» ее сына.
Иногда это «веселит» меня до слез...
Вот и сегодня она не собирается быть мягче: выплевывает каждую ложку овсяной каши, положенную мною в ее перекошенный инсультом рот.
– Хотите остаться голодной? – как можно спокойнее осведомляюсь я. – Это легко устроить. – И добавляю: – Однако Патрика это не сделает счастливее... Или вам плевать на собственного сына?
Фрау Штайн глядит прямо в мои глаза и демонстративно исторгает из себя очередную порцию так и непроглоченной каши. Та бежит по ее подбородку, и я понимаю: плевать она хотела именно на меня – и ведь вздорная старуха даже не понимает, что своим неприятием моей персоны делает несчастным и Патрика тоже.
Швыряю ложку в тарелку и иду вон из комнаты: я так больше не могу. Приезд Луизы с детьми как будто бы обнажил что-то во мне... возможно, глупого ребенка, не желающего мириться со взрослыми проблемами. Это так не вовремя, так ни к чему...
В дверях я сталкиваюсь с Луизей:
– Давай я ее покормлю, – предлагает она, как будто бы прочитав мои мысли. – Возможно, со мной он станет вести себя лучше.
– Спасибо, – киваю и спешу запереться в ванной комнате. Минутка уединения и покоя ради обретения вселенского спокойствия... И мне почти удается этого добиться, когда я вдруг слышу веселый голос Каролины:
– Леон, Ева, танцуйте от радости: сегодня мы приглашены на пляжную вечеринку. Отказы не принимаются!
Не знаю, почему: мое сердце пропускает удар...
18 глава
Пляжная вечеринка в конце сентября сильно отличается от пляжной вечеринки в летнее время года... Мне пришлось надеть самые теплые леггинсы и облачиться в свитер с огромным воротом, чтобы только уберечься от холодного ночного воздуха, готового пробрать тебя до костей.
Стоило захватить и куртку, да, послушавшись совета Каролины, я этого по глупости не сделала. Я вообще поступила глупо, согласившись сюда прийти... То ли от нервов, то ли все-таки от холода у меня буквально зуб на зуб не попадает, и я с опаской поглядываю на каждого проходящего мимо костра человека, боясь узнать в нем симпатичное лицо парня, сказавшего однажды, что будет любить меня, несмотря ни на что.
Глупое обещание, высказанное в запале...
Я не знаю никого из ребят, собравшихся этим вечером на пляже, – я вообще мало с кем общаюсь в городе. Мало с кем из молодежи... Мне всегда тяжело вливаться в новую компанию, поэтому я с удивлением наблюдаю за Каролиной и Леоном, весело болтавшим с другими присутствующими. Они настолько гармонично вписываются в новую компанию, словно состоят в ней с момента своего рождения...
По дороге проносится чей-то байк, и вскоре я замечаю знакомую фигуру, направляющуюся к нам со стороны парковки. Глупое сердце опять пропускает удар, и я как можно ниже опускаю голову, загородившись распущенными волосами, как щитом. Авось не заметит...
– Здравствуй, Ева, – приветствие звучит так обыденно, словно мы не виделись не долгих три месяца, а всего лишь каких-нибудь пару-тройку дней. Или, возможно, Каролина просто-напросто успела предупредить парня обо мне...
– Здравствуй, – отзываюсь как можно спокойнее. – Давно не виделись...
– Да уж порядком, – соглашается он, присаживаясь рядом на одеяло. Всполохи огня, разведенного прямо на песке, причудливо пляшут по его лицу... Вижу это краешком глаза, не решаясь посмотреть в лицо Килиана напрямую. Боязно... С чего бы, и сама не понимаю.
– Как поживаешь? – интересуется между тем парень, похоже, не замечания моих терзаний. – Чем занимаешься?
Я рада, что мне есть, что ответить на этот вопрос:
– Устроилась работать в швейную мастерскую «У Клары».
– Да, я, кажется, слышал что-то от мамы, – отзывается Килиан. И спрашивает: – Тебе там нравится?
– Очень. Клара советует пойти учиться... – Тут я понимаю, что сболтнула лишнего: об этом я даже Патрику не говорила. Во время учебных блоков мне придется ездить в другой город, и я чувствую подспудную панику от одной мысли об этом. Линус и фрау Штайн крепко-накрепко привязала меня к Виндсбаху.
А собеседник уже интересуется:
– И что тебя сдерживает? – Помимо воли бросаю на него быстрый взгляд – он ведь не умеет читать мысли, правда?
– Ничего, – вру на автопилоте. – Наверное, с нового учебного года и начну.
Килиан глядит в огонь, помешивая в нем палкой, и я как будто бы ощущаю силу его недовольства. Кем или чем, сама не понимаю, но себя костерю всеми возможными способами: похоже, я, действительно, самая настоящая врушка. Припомнилось, как я солгала Килиану про свою беременность, и как лгала Патрику о самой себе... Прошедшие два дня я лгу семье о собственном благополучии, а теперь вот и Килиану начала лгать. Это просто патологическая болезнь какая-то!
– Сам чем занимаешься? – пытаюсь быть вежливой, уводя разговор от собственной персоны.
– Весной заканчиваю учебу и собираюсь совершить большой мотоциклетный тур по Европе, – отвечает мне парень.
Я невольно восклицаю:
– Отправишься путешествовать на своем байке?! – Килиан кивает и как будто бы хочет добавить что-то еще, но так и не решается. – Должно быть, это будет здорово, – произношу за него, немного... самую чуточку завидуя его планам.
Несмотря на близость огня, меня снова пробирает озноб, и Килиан, накинув покрывало на свои плечи, протягивает мне один его конец. Приглашает разделить совместное тепло...
Я должна отказаться, я должна, просто обязана отказаться, вот только не покажется ли отказ в сотню раз подозрительнее согласия... Подныриваю под покрывало и даже блаженно зажмуриваю глаза. Тепло... Как же тепло и хорошо. А в следующее мгновение с другой стороны от Килиана плюхается Каролина и самолично льнет к его правому боку, поднырнув под другой край покрывала.
– Ну и холодрыга, – как бы объясняет она свое дерзкое поведение, позволяя руке Килиана упокоиться на своем девичьем плече. – Так намного лучше.
Еще бы, я не то чтобы возмущена – скорее шокирована ее поведением.
– Где Леон? – голос мой звучит почти строго, я вроде как даю ей понять о своем недовольстве.
– Должно быть, готов влюбиться в очередное смазливое личико, – насмешничает сестрица, еще больше прижимаясь к Килиану. Тот, я вижу, не имеет ничего против: поглаживает ее по плечу и тихонько улыбается. В этот момент я замечаю Леона...
– Перестань на меня наговаривать, – пеняет он Каролине, потянув ее за собранные в хвост волосы. – Я всего лишь беседовал с девушками на порядок приятнее собственной сестры.
Та закатывает глаза и провозглашает:
– А разве это не ты сказал однажды, что при виде первого же красивого личика, у тебя напрочь сносит крышу... ты, видите ли, влюбляешься в него в ту же минуту.
– Мне тогда было семь, – стонет Леон возмущенным голосом. – Может быть, мы еще вспомним, как ты писалась в кровать до трех лет...
– Я не писалась в кровать до трех лет, – теперь уже возмущается Каролина. – Это была Мия, чтобы ты знал. Мия, а не я!
Килиан склоняется в мою сторону и произносит:
– Похоже, с этими ребятами скучать не приходится. Они всегда такие веселые?
– Все время, – подтверждаю я, неожиданно смущаясь при виде легкой щетины на скулах парня. И ямочки на его подбородке... И самого его присутствия под одним со мной одеялом.
Что я вообще здесь делаю? Патрик не должен был отпускать меня одну. Он должен был бы сидеть рядом и прижимать меня к своему теплому боку...
– Я как-то перерос период юношеских вечеринок, – отозвался он на мое предложение пойти сюда вместе. И я ощущаю почти сиротство, лишившись его плеча в виде поддержки...
Это чувство не отпускает меня весь вечер, до самого того момента, как Килиан произносит:
– Еще увидимся, Ева. – И я отзываюсь неискренним:
– До встречи. – А потом возвращаюсь домой и укладываюсь под бок Патрику, ощущая горячее тепло его тела, к которому могу прижаться без зазрения совести.
Но даже и тогда что-то не перестает дрожать в глубине моего сердца...
Это «что-то» пробуждает меня на рассвете, всего лишь после четырех часов сна, и заставляет предупредить пробуждение самого Патрика.
– Уже не спишь? – удивляется он, заметив, что я гляжу на него сквозь полуопущенные ресницы. – Во сколько вы вчера вернулись?
– Около часа. Ты уже сладко спал, соня...
– Прости, хотел тебя дождаться, да сон сморил меня. Вымотался за день.
– Что вчера делал?
– Закончил заказ на садовый гарнитур. Ты должна его увидеть! – и он тянется к телефону, чтобы показать мне фотографии своей работы.
Некоторое время мы рассматриваем сделанные Патриком снимки и обсуждаем необходимость их размещения на созданном мною сайте, а потом я, все еще ощущая острую потребность услышать расспросы Патрика о моем собственном вчерашнем вечере, произношу:
– А знаешь, Килиан тоже был там вчера. – И замираю в ожидании ответа... Тот выходит не совсем тем, на какой я рассчитывала:
– Он все еще влюблен в тебя, этот мальчишка? – и улыбается самой незамутненной ревностью улыбкой.
– Не думаю, – отвечаю я в том же тоне. – По-моему, он запал на Каролину.
– На Каролину? – удивляется Патрик. – Они знакомы меньше одного дня.
– Похоже, их чувствам это не помеха.
– Вот уж чуднО, так чуднО, – продолжает удивляться Патрик, а я думаю о словах сестры, сказанных прошлым вечером по дороге домой:
– Чтобы влюбиться, достаточно нескольких секунд. А я провела с ним намного больше времени... К тому же, от него обалденно пахнет! Ты не могла ни почувствовать: сочный апельсин с ароматом морского бриза.
– Промозглый ветерок с озера ты, верно, спутала с морским бризом, – отозвалась я тогда на слова Каролины. – Не почувствовала ничего такого.
– Просто ты ни разу ни ткнулась носом в его футболку – сразу поняла бы, о чем я говорю, – со значением провозгласила девушка. И я возмутилась:
– С какой стати я бы стала тыкаться носом в футболку чужого парня?!
– Просто ради разнообразия?! – пожала она плечами, и Леон разразился громким хохотом.
Сразу после обеда родные засобирались домой – их ожидала долгая дорога – и я с тоской думала о притихших стенах этого дома после их отъезда. К тому же, мне так и не удалось поговорить с Луизой... Сама она придерживается политики невмешательства, но я-то знаю, что ей небезразлично, что со мной происходит.
Я подлавливаю ее в гостевой комнате перед самым отъездом, когда та складывает в дорожную сумки свои немногочисленные вещи.
– Луиза, – окликаю ее с порога, и та оборачивается:
– Ева, милая, – говорит она, – а я вот собираюсь, – и продолжает суетиться.
Вижу, что ей есть, что мне сказать, но она не хочет этого делать. Подхожу и крепко ее обнимаю...
– Луиза, мы так и не поговорили...
– О чем, милая?
– О Патрике, например.
Женщина глядит на меня и произносит:
– Ничего нового я тебе не скажу, Ева. Могу лишь повторить сказанное перед твоим отъездом из Штутгарда: каждый имеет право на собственные ошибки.
– Хотите сказать, что Патрик – моя ошибка?
Она качает головой, крепко стиснув мои холодные пальцы.
– Патрик хороший человек, Ева, по-настоящему хороший, он мне даже нравится. И только время покажет, ТВОЙ ли он человек, понимаешь? – Потом поглаживает меня по щеке и спрашивает: – Ты все еще его любишь?
– Думаю, да.
– Вот и прекрасно, – констатирует она. – Главное, чтобы ты была счастлива. – И снова вопрошает: – Ты ведь счастлива?
Пытаюсь ответить без заминки и потому повторяю:
– Думаю, да. – А на языке терпкая горечь вновь высказанного вранья...
Счастлива ли я на самом деле, ответа на этот вопрос нет даже у меня самой.
19 глава
Пошивочное ателье Клары маленькое, но очень уютное... На большом витринном окне так и написано: «Мы исполняем мечты» – и мне нравится быть феей этого маленького сказочного королевства.
Мое место последнее в ряду, и оно утопает в ворохе нежно-голубого шармеза, который невеста выбрала для платьев подружек невесты... Капризный материал. Я вожусь с ним четвертые сутки: крою, вырезаю, строчу – и мне нравится, что у меня получается.
Уверена, Клара тоже будет довольна мной – я не хочу ее подвести.
– Ну как ты, заканчиваешь? – интересуется Майя, моя соседка по левую руку. – Пора бы и честь знать. Уже больше пяти... Поторапливайся!
– Еще пару строчек – и я готова, – отзываюсь на ее слова и продолжаю свою работу. Хочу управиться со вторым платьем до завтрашней примерки...
– Ну-ну, не засиживайся.
Входная дверь открывается, пахнув неожиданно морозным воздухом, и я зябко повожу плечами: осень не радует теплой погодой. А так не хочется прощаться с летом...
Из подсобного помещения появляется Клара, миниатюрная, маленькая женщина тридцати пяти-сорока лет, она щелкает замком входной двери и радостно констатирует:
– Все, на сегодня мы закончили. – И в мою сторону: – Как твоя работа, справляешься?
– Думаю, да. Заканчиваю второе платье!
Клара подходит и внимательно осматривает каждый из проделанных мною швов – я почти не дышу от волнения! – а потом удовлетворенно кивает.
– Хорошая работа. Продолжай в том же духе...
– Спасибо, – радостно лепечу я, и Клара похлопывает меня по плечу.
– Как дела дома? – интересуется она. – Старая карга все еще не подпускает тебя к себе?
– Боюсь, она считает меня коварной интриганкой, бессовестно соблазнившей ее сына, – отвечаю с грустной полуулыбкой. – Патрик и думать боится того, что сделает с ней новость о нашей предстоящей женитьбе... Мы тщательно скрываем это от нее. – И покачивая головой: – После прошлого приступа она стала особенно непереносима...
Клара спрашивает не просто так: она искренне мне сопереживает, знаю об этом наверняка. Вот и сейчас у нее такие взгляд, что я враз настораживаюсь: что-то не так... Она о чем-то умалчивает.
– В чем дело? Что-то случилось?
Ее нерешительность лишь усугубляет мое любопытство и... панику.
– Не знаю, стоит ли мне рассказывать, – она выглядит почти несчастной, – только вчера... я видела Патрика...
– И? – продолжаю недоумевать я.
– Он был с женщиной. В кафе на Земмельманнштрассе... Я еще подумала, что откуда-то знаю эту ее... Сразу не вспомнила, а потом, уже прямо перед сном, меня как прошибло: да это же Рената Мельсбах. Мы вместе учились в начальной школе... Да и после нет-нет да пересекались. Слышала, она перебралась в Нюрнберг... а тут, вот... Я удивилась.
– Рената Мельсбах, – это имя ни о чем мне не говорило. Патрик ни разу не упоминал его при мне... – Наверное, просто случайная встреча старых друзей, – произношу как можно более беззаботно. – В этом городе каждый друг друга откуда-то да знает.
Но Клара не выглядит убежденной, наоборот, ее грусть становится еще более явной.
– Он держал ее за руку, Ева, – говорит она мне. – И говорили они явно не о старых временах.
Внезапная вспышка негодования почти готова прорваться отчаянным «вам-то откуда это знать!», когда у меня звонит телефон, и я быстро гляжу на экран: Патрик.
– Мне пора, – произношу лишенным эмоций голосом. – Мы с Патриком собираемся поужинать в городе. До свидания!
Я подхватываю свои вещи – иду к выходу торопливым шагом. На пороге все-таки оборачиваюсь:
– Спасибо, что рассказали.
– Прости, милая.
– Вы не виноваты. – Выхожу на улицу и ощущаю солоноватый вкус слез на губах... И чего, спрашивается, я реву? Это дикая реакция на слова Клары не понятна даже мне самой, и я повторяю, как прежде своим родным:
У меня все хорошо...
Я люблю Патрика, а Патрик любит меня.
Скоро мы поженимся!
Эта мантра лейтмотивом отыгрывается на подкорке моего головного мозга всю дорогу до дома.
У меня все хорошо (?)...
Я люблю Патрика, а Патрик любит меня (?)...
Скоро мы поженимся (?)...
Так, главное не позволить беспочвенным подозрениям отравить наши с ним отношения; я не какая-то там безмозглая дурочка, чтобы поверить первым же наветам пусть даже надежного человека.
Я должна увидеть ЭТО своими глазами – и точка.
Дом встречает меня безмолвием пустых комнат – залажу с ногами в большое, мягкое кресло и принимаюсь ждать Патрика. Свет не включаю – словно в засаде сижу – и вздрагиваю, когда сотовый оживает веселой мелодией.
Патрик.
На часах восемь вечера, а его все нет. О чем он хочет мне сообщить? Что могло заставить его задержаться так долго? Неужели другая женщина... Не могу в это поверить и боюсь этого одновременно.
– Ева, ты дома? – слышу его голос в телефонной трубке. – Тут такое дело... я малость задержусь. Надеюсь, ты не будешь против? Линус все равно решил заночевать у Колей. Прости, что не сообщил раньше...
С трудом отзываюсь обычным:
– Хорошо. – Потом кладу сотовый в карман и спускаю ноги на пол: где, Клара сказала, она видела Патрика с этой самой как ее там, Ренатой Мельсбах... В кафе «Шваб», кажется. Вот сейчас и проверим, так ли он занят, как говорит!
Натягиваю куртку и сажусь на велосипед: двадцать минут – и все встанет на свои места.
Наверное, стоило бы для начала поехать в мастерскую, вот только если Патрика там нет – Коли могут заподозрить неладное. Незачем им волноваться по пустякам... Им и так хватило неприятностей на годы вперед.
Итак, я кручу педали и вскоре уже вижу ярко освященные окна нужного мне заведения; чувствую себя скверно, словно вздорная девчонка, решившая подсмотреть за своим блудливым парнем. Все это абсолютно неправильно... и так больно.
А потом становится еще больнее: я вижу Патрика, сидящего рядом с миловидной женщиной примерно одного с ним возраста, улыбающейся и веселой, – такой, какой я сама в последнее время почти не бываю. Стискиваю руль велосипеда и медленно отступаю в тень, страшась быть замеченной... Почти не дышу.
Патрик и другая женщина.
Патрик, другая женщина и его ложь.
Как справиться с этим? Как теперь быть?
Я почти не помню, как вскакиваю в седло и несусь с такой дикой скоростью, что почти готова перегнать скоростное авто, – хочу выветрить образ этих двоих из своей головы. Однако в какой-то момент велосипед подскакивает подо мной, и проколотая шина заставляет меня сначала сбросить скорость, а потом и вовсе остановиться.
– Вот же ж... – в сердцах кричу я, ударяя ногой по ни в чем неповинному колесу. Слезы стекают по моему носу и капают прямо на асфальт... Только теперь я понимаю, что нахожусь в незнакомой мне части города и понятия не умею, куда мне следует идти.
Да и не хочется никуда идти...
Хочется умереть – вот так взять и умереть от разбитого сердца, как в книжках о том пишут.
Сажусь на бордюр и опускаю голову на сложенные руки.
Что мне теперь делать? Что?
И вот когда лужица из моих слез разрастается до размеров маленького озера, я ощущаю легкое прикосновение к плечу:
– Ева, это ты?
Девушка с глазами цвета корицы с жалостью глядит в мое зареванное лицо, и я узнаю в ней Корину, сестру Килиана.
– Я, – отзываюсь на ее вопрос, и, как бы объясняя свои слезы, присовокупляю: – Шину вот проколола.
Она пару секунд глядит то на меня, то на мой небрежно брошенный велосипед, а потом говорит:
– Вставай. Наш дом недалеко – я попрошу брата помочь тебе с велосипедом.
– Килиана? – почти с ужасом уточняю я, как будто бы и сама не знаю, что другого брата у девушки попросту нет.
И она отвечает вопросом на вопрос:
– Ты имеешь что-то против него? Он как раз дома, готовится к экзаменам.
Килиана я хочу видеть еще меньше, чем Патрика... Особенно в этом зареванном состоянии. С красным носом и синяками под глазами. Нет-нет, следует отговориться от его помощи любым способом, и я заявляю:
– Патрик подъедет с минуты на минуту. Не стоит и волноваться... – Потом вытаскиваю телефон, вроде как проверяя сообщение от него, и повторяю: – Он уже в пути. Спасибо за беспокойство!
Карина, совершенно неубежденная, как мне кажется, моей бездарной игрой, молча удаляется в сторону дома, а я, почти уж было переставшая лить слезы, снова смаргиваю непокорную влагу и, подхватив велосипед, спешу в противоположном направлении.
Через несколько метров я едва не врезаюсь в распахнувшуюся передо мной дверцу калитки и слышу знакомый голос:
– Проходи во двор, сейчас посмотрим, что можно сделать с твоим транспортным средством.
В руках Килиана я вижу телефон, и понимаю, что Карина шла не домой – из дома, и, верно, позвонила ему, рассказав о моем бедственном положении.
Стыд и облегчение настигают меня одновременно: прикрываю глаза и мечтаю оказаться за тридевять земель от этого места.
