Текст книги "Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина"

Автор книги: Евгений Акельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Глава пятая
Наказание

Сколь вору ни воровать, а кнута не миновать.

Русская народная пословица

Арест

Все московские воры, ставшие героями этой книги, рано или поздно были схвачены и приведены для следствия и суда в Сыскной приказ. Большинство из них были арестованы Иваном Каином. Приводя преступника, доноситель подавал официальный документ, так называемый извет, в котором обосновывал привод обвиняемого (знает за ним «мошенничество», имеется донос и т. п.) и объяснял обстоятельства его поимки. Например:

«Подан августа 22 дня 1743 года.

1743 августа 21 дня в Сыскном приказе явлшейся доноситель Иван Каин извещал словесно: сего де числа ходил он для сыску воров и мошенников и в [Китай-]городе на [Красной] площади поймал он мошенников дву человек Большого суконного двора ученика Алексея Емелина, гарнизонной школы ученика Дмитрия Злобина, которые в разных местах мошенничают, и оных объявляю при сем извете.

К сему извету под[ь]яческой сын Григорей Полозов вместо вышеписанного Ивана Каина руку приложил».

Как правило, в тот же день извет зачитывался перед судьями, которые выносили резолюцию, записываемую секретарем на оборотной стороне документа. Например, на процитированном выше извете начертана следующая резолюция: «…записать в книгу, взять в повытье, приводных приняв, отдать под караул и против сего извету роспросить обстоятельно, и на кого будут показывать какой оговор, и тех оговорных, сыскивая, роспрашивать и в спорных словах давать очные ставки» [526]526
  Там же. Д. 989. Л. 3–3 об.


[Закрыть].

Резолюция, подписанная судьями, давала основание для начала нового «розыскного» процесса. Имя подозреваемого вносилось в книгу «приводных» колодников. Например, из книги за 1743 год мы узнаем, что 22 августа в дневание (дежурство) Ивана Городкова в Сыскной приказ было доставлено десять человек, в том числе «отдан под караул Большого суконного двора ученик Алексей Емелин по показанию доносителя Ивана Каина в мошенничестве» [527]527
  Там же. Оп. 2. Кн. 420. Л. 114–115.


[Закрыть]. На основании таких записей составлялись списки заключенных, которые использовались караульными офицерами во время ежедневных перекличек.

Спустя несколько дней после привода заключенного заковывали в ножные и ручные кандалы. Заковка осуществлялась наемными кузнецами, причем не они приходили в Сыскной приказ, а подозреваемых под караулом посылали в различные кузнечные ряды со специальным документом – «памятью», – подписанным секретарем и канцеляристом Сыскного приказа. Вот образец такой «памяти», датируемый 16 апреля 1752 года:

«Память Кузнечного ряду, что на Болоте, кузнецу Федору Федорову.

Заковать тебе в большие [кандалы] посланных из Сыскного приказа колодников, а именно:

Ефим Сутулов, Иван Теренин, Фадей Балашев, Игнатей Дружинин, Федор Дружинин, Николай Страхов, Андрей Логинов, Василий Гусев, Иван Антропов, Сергей Писарев, Григорий Сафонов, Василий Александров, Иван Княщев, Николай Пальма, Леонтий Старцов, Михайла Плетенов, Прохор Федоров, Максим Бузгев, Петр Дмитриев, Семен Коржевников, Сергей Рудаков, Матвей Шестаков.

1752 году апреля 15 дня. В должности секретаря протоколист Петр Донской. Подканцелярист Яков Попов» [528]528
  Там же. Оп. 1. Д. 2653. Л. 2.


[Закрыть].

Закованного арестанта помещали в одну из казарм Сыскного приказа. С этого времени для него начиналась другая жизнь, наполненная бесчисленными лишениями и страданиями.

«Роспросить обстоятельно»

После того как секретари Сыскного приказа докладывали судьям о появлении нового подозреваемого и получали резолюцию о начале процесса, дело передавалось для расследования в одно из шести повытий учреждения.

Как правило, в день привода арестанта осуществлялся его допрос. Сперва канцелярские служащие задавали вопросы биографического характера (как зовут, сколько от роду лет, происхождение, настоящее положение и место жительства). Затем следовали вопросы по сути следственного дела, формулировавшиеся на основании тех сведений, которые содержались в инициирующем следственный процесс документе, а также в показаниях других подследственных. Так, при расследовании дела Ивана Каина в конце декабря 1741-го – начале января 1742 года на руках у следователей имелись показания двух воров – самого Каина и Алексея Соловьева. Пойманных по «указыванию» Ивана Каина «мошенников» спрашивали: «Давно ли умыслил мошенничать? Совершал ли кражи с тем-то и тем-то? Что и где крали? Во сколько поймов совершал кражи? Кому продавали краденое?» Ответы подследственного записывались копиистом в виде черновых заметок, на основе которых затем составлялись беловые «роспросные речи». Эти «роспросные речи», которые подписывал либо сам обвиняемый, либо, если он не умел писать, по его просьбе какой-то другой грамотный человек, потом зачитывались судьям в его присутствии. Об этом свидетельствует секретарская помета, которая стоит почти на всех «роспросных речах»: «…пред присутствующими чтен, и он (подследственный. – Е.А.) утвердился на сем роспросе».

Большинство московских воров, пойманных по «указыванию» Ивана Каина, на допросе признались в том, что являлись «мошенниками». Видимо, прямое обличение со стороны бывшего сообщника и близкого друга в стенах Сыскного приказа делало бессмысленным, с точки зрения самих преступников, отрицание их причастности к преступному миру. Вместе с тем «мошенники» были весьма сдержанны в своих признаниях. Они соглашались с возводимыми на них Каином обвинениями, но при этом ничего сами не прибавляли, очень редко вдаваясь в подробности относительно конкретных краж, и почти никогда не называли имена сообщников, которые к моменту допроса еще не были арестованы. В результате следствие получало скупые показания, в которых фигурировал минимум имен (только те преступники, которые уже были схвачены) и отсутствовало описание конкретных преступлений. В качестве примера приведем фрагмент «роспросных речей» «фабричного» Ивана Кувая, имя которого встречается как в реестре Каина, так и в списке Соловьева:

«И тому ныне год он, Иван, Спаса Ярославского монастыря с крестьянином Иваном Голым да Суконного двора с ученики Афонасьем Столяренком, Михайлой Денисовым в разныя дни в банях, а имянно Всесвяцких, Москворецких, в Кузнецких, что за Петровским кружалом, в Тверских ямских у разных парелщиков крали рубахи, и порты, и штаны, а во сколко поймов, того сказать за множеством не упомнит. И оное платье продавал товарыщ Иван Голой, а кому продавал, того де он, Иван, не знает, толко давал им пай по гривне и по пяти копеек. Он же, Иван, с теми товарищи на Каменном мосту и по праздникам в крестныя хождении у разных людей вынимали деньги, а во сколко поймов, того за множеством сказать не упомнит» [529]529
  Там же. Д. 6210. Л. 54 об. – 55.


[Закрыть].

С одной стороны, в этом заявлении Иван Кувай признал инкриминируемые ему Каином обвинения (причастность к преступному миру и регулярное совершение краж); но, с другой стороны, его показания не могли стать основой для последующих мероприятий по сыску других «мошенников», так как все упомянутые лица уже сидели в остроге Сыскного приказа.

Лишь немногие московские «мошенники», задержанные по «указыванию» Каина, отклонялись отданной модели поведения на допросе. Кто-то вовсе отрицал свою принадлежность к преступному миру, утверждая, что «нигде ни с кем не мошенничал и мошенников никого не знает», а Каин «на него показал напрасно». Другие, напротив, говорили больше, чем остальные. Так, Иван Голый, «взятый» Каином во время его первой операции по захвату «мошенников», на допросе перечислил 19 «товарищей», из них 17 были включены в реестры Каина и Соловьева. Преданный своей женой Гаврила Рыжий в феврале 1746 года выдал на допросе 14 человек, и его показания дали начало двум крупным следственным процессам – о группе воров, специализировавшихся на кражах в банях, и о разбойной банде, орудовавшей на Троицкой дороге. Иван Яковлев сын Серков на допросе в августе 1746-го разоткровенничался и рассказал о себе всю подноготную (правда, не выдавая коллег) [530]530
  См.: Там же. Д. 6210. Л. 48 об.-50; Д. 1400. Л. 1–4 об.; Д. 1534. Л. 12.


[Закрыть].

После допроса подследственного осматривали, чтобы выяснить, подвергался ли он ранее пытке или телесному наказанию. Нередко роковые следы, обнаруженные на спине подозреваемого при осмотре, вынуждали его рассказывать о своем преступном прошлом, о котором он намеревался умолчать. Например, пойманный по «указыванию» Ивана Каина солдат Сыскного приказа Иван Блинников «по осмотру явился бит кнутом». «Мошенник» был вынужден объяснить, что тому лет с пять содержался он в Сыскном приказе по оговору того приказа солдата Степана Завьялова «в краже с ним… в Москворецких банях мужской рубахи, за что пытан однажды и с наказанием кнутом свобожден с роспиской». Кузьма Легас, который «по осмотру оказался подозрительным, бит кнутом», признался, что был «бит в Преображенском приказе за сказывание слова и дела». Задержанная в воровском притоне крестьянская вдова Татьяна Иванова также «по осмотру… явилась подозрительна, бита кнутом», и рассказала, что «была дважды в приводе в Сыскном приказе: впервые лет 13 назад по делу купцов Бирюлиных в житье блудно с атаманом Егором Михайловым, за что ей наказание кнутом учинено и свобождена, а дело было в повытье Петра Донскова. Второе в покупке у церковного татя серебра, которое дело было у канцляриста Ивана Городкова» [531]531
  См.: Там же. Д. 6210. Л. 28 об., 53, 57 об.


[Закрыть].

В некоторых случаях после «роспросных речей» помещалось описание внешности подследственного. Например, вышеупомянутый Алексей Емелин оказался «ростом… среднего, лицом круглолиц, глаза карие, волосы темно-русые, борода небольшая». Другой «мошенник», восемнадцатилетний воспитанник Московской гарнизонной школы Никифор Дмитриев сын Селиванов, оказался «не подозрителен (то есть без следов телесных наказаний. – Е.А.), росту среднего, глаза карие, лицем ряб, волосом светлорус». После осмотра известного московского вора Савелия Плохого в июле 1746 года в следственном деле появилась запись: «…а приметами ростом средней, лицом продолговат, волосом рус, борода и ус светлорусая, глаза серая»; особой приметой преступника была расположенная «на правой щеке, близ носа, бородавка» [532]532
  Там же. Д. 989. Л. 4 об.; Д. 2052. Л. 4; Д. 1534. Л. 5 об.


[Закрыть].

Если подозреваемый на допросе повинился в регулярном совершении краж, по действовавшему процессуальному законодательству его следовало пытать с целью выявления других преступлений и сообщников. Каждому случаю использования пытки предшествовало коллективное судейское решение, принимавшееся на основании доклада, который делали секретари после допроса всех проходящих по следственному делу лиц. Так, в самом первом деле, инициированном доносом Каина, содержится «экстракт о содержащихся колодниках, которые сысканы по показанию явшагося доносителя Ивана Каина», составленный в форме таблицы. В правом столбце перечислены имена и краткое содержание показаний тридцати семи обвиняемых, на допросах признавшихся в систематическом совершении краж. Левый столбец оставлен для записей секретаря. В нем рукой Сергея Попова – секретаря, который курировал это дело, – напротив каждого имени стоят пометы. К примеру, запись «пытать, а у кого жил, взять сказку» сделана напротив имени содержателя притона Андрея Федулова, «к розыску» – против показаний двадцати пяти обвиняемых, в том числе четырех женщин. К «розыску» плетьми были приговорены также два малолетних преступника ^{59} , причем судьи усомнились в возрасте одного из них и приказали: «…доложить о летах, производить розыск плетьми». Напротив показаний четырех беглых солдат стоит помета: «…к отсылке в военный суд». Напротив трех имен правая графа по неизвестным причинам осталась незаполненной [533]533
  См.: Там же. Д. 6210. Л. 109–123 об.


[Закрыть].

Затем судейское решение о применении пытки оформлялось в протокол с подписями членов присутствия. Оригинал протокола подшивался в протокольную книгу, а копия вкладывалась в следственное дело. В протоколе сперва вкратце приводились обстоятельства дела, потом выписывались статьи действующего законодательства, а затем уже на основании перечисленных указов выносилось определение. Например, 14 пойманных по «указыванию» Каина 28–31 декабря 1741 года московских воров были приведены в застенок на основании протокола от 7 января 1742 года. В нем после изложения содержания расспросов обвиняемых цитировались законодательные статьи (5, 8, 9, 11, 15, 64-й пункты XXI главы Соборного уложения, а также 4-й пункт указа от 24 декабря 1719 года о пытке и наказании разбойников). После перечисления законов следовало судейское решение:

«ОПРЕДЕЛИЛИ по силе оных указов учинить следующее:

1. Означенных становщика слепова Андрея Кизяку и жену ево Пелагею Никитину дочь по повинкам их в держании у себя мошенников по силе Уложенной 21 главы 63 и 64 статей пытать и при пытке спрашивать, кого еще у себя таких же мошенников держали, и что у них покупали, и кому ис тех краденых вещей продавали, и на кого будут показывать, тех оговорных сыскивая, роспрашивать и в спорных речах давать очные ставки.

2. Хомоваго (Хамовного. – Е.А.) двора матроза Дениса Криворотова, Большаго суконнаго двора ученика Тихона Боброва Белой он же, Журавлевой фабрики Матвея Тарыгина, Полотняной фабрики содержателя Ивана Тамеса ученика Михайла Стульникова, Казанского полку беглова извощика Алексея Соловьева, Спаса-Ярославского монастыря крестьянина Ивана Семенникова Голой он же, того ж монастыря крестьянина Максима Боброва, Сыскного приказу салдата Ивана Блинникова, Суконного двора учеников Ивана Кувая, Козму Легаса, Журавлевой фабрики ученика Ивана Гуся, жену ево Акулину Ларионову по подозрительствам и по повинкам их в вышепоказанных воровствах по силе уложенных 21 главы 9 и второй на десять статей пытать и при пытке спрашивать и в других воровствах о всем с подлинной очисткою (то есть тщательно расследуя все обстоятельства дела. – Е.А.), и по показанию их оговорных сыскивая, расспрашивать, и в спорных словах давать очные ставки.

3. Также, что на вышеписанных колодников что будут показывать еще какое воровство, и о тех с прописанием указов доложить неукоснительно.

Князь Яков Кропоткин

Андрей Писарев» [534]534
  Там же. Оп. 2. Д. 113. Л. 11–11 об.


[Закрыть].

Такие подписанные судьями протоколы являлись законным основанием для применения пытки.

«Взят в застенок и пытан»

Двадцать восьмого июля 1730 года первый судья Сыскного приказа бригадир Федор Полибин докладывал в Сенат: «…ныне прислан ко мне ис Правительствующаго Сената указ для ведома, что велено очистить старой Разбойной приказ, что ныне была полицыя, а где быть розыскам, по-прежнему ль, как было в Разбойном приказе, того в том указе не упомянуто. И дабы повелено было розыскам быть при той канцелярии по-прежнему, и на починку тюремного двора и застенка дабы повелено было определить денежную сумму… понеже тюремной двор и застенок развалился». В ответ сенаторы распорядились: «…быть тому [Сыскному] приказу по прежнему указу, где был прежде Разбойной приказ… тако ж и колодниками розыск чинить в том месте, где было при Разбойном приказе, и для того тюремной двор и застенок починить». Для ремонта отведенных под Сыскной приказ ветхих помещений на Васильевском спуске было выделено 500 рублей [535]535
  См.: Там же. Ф. 248. Кн. 2004. Л. 148–149 об.


[Закрыть].

Из расходной документации Сыскного приказа видно, что застенок все-таки был отстроен заново. Его срубили за Андреевским монастырем, а в октябре 1730 года перевезли на Москворецкую улицу [536]536
  См.: Там же. Ф. 372. Оп. 1. Д. 3. Л. 14.


[Закрыть]и собрали на месте, примкнув к каменному зданию присутствия Сыскного приказа со стороны кремлевской стены, в точности напротив Константино-Еленинской башни. Вход в застенок был снаружи, со стороны рва, через особое крыльцо. Длина его составляла пять саженей, ширина две сажени, высота от земли пять аршин. Пол был вымощен бревнами, по стенам стояли лавки. В одном углу располагался очаг для разведения огня, с другой стороны особое место было отведено для судей, присутствовавших при пытке арестантов. Вероятно, рядом находился стол канцелярского служащего, записывавшего слова подследственных, произносимые под пыткой. Судя по всему, в центре застенка возвышалась дыба – главное орудие пытки. Это было нехитрое П-образное сооружение из трех деревянных столбов, два из которых вкапывались в землю параллельно друг другу, а третий прикреплялся сверху. Через поперечный столб перекидывалась веревка для подвешивания обвиняемого за руки. Из расходной документации мы знаем, что в застенке находился пыточный инвентарь: хомуты, ремни, плети, кнуты, «инструмент железный, чем смыкают ручные и ножные пальцы», веники, цепи и пр. [537]537
  См.: Северный Н. Е.Указ. соч. С. 12–14, 27–28; Обряд како обвиненный пытается // PC. 1873. Т. 8. № 7. С. 58–59.


[Закрыть]

Для произведения пыток в штате Сыскного приказа в разные годы состояло от двух до шести заплечных мастеров, кое-кто из них нам известен по именам. 15 декабря 1730 года приказ выплатил жалованье за январскую и майскую трети ^{60} 1730 года трем заплечным мастерам – Ивану Степанову, Ивану Кондратьеву, Федору Алексееву – общей суммой 13 рублей 26 копеек, по два рубля 21 копейке человеку за треть. Таким образом, палач в Сыскном приказе в 1730 году получал шесть рублей 63 копейки в год. В 1741 году деньги получили два заплечных мастера – Иван Степанов и Алексей Курбатов. По справке, составленной в 1748 году, из восьми числившихся работников кнута свои обязанности исполняли лишь двое – Яков Иванов и Петр Чаусов, а об остальных сказано, что двое умерли, Андрей Ушаков «находитца в безумии», Матвея Крылова перевели для работы в Санкт-Петербург в Тайную канцелярию, Василий Орешек «за воровства сослан в ссылку в Оренбург», а Андрей Савельев «взят в Мануфактур-коллегию и отдан на Большой суконной двор, понеже он того двора ученик» [538]538
  См.: РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Д. 3. Л. 38; Д. 5226. Л. 3; Д. 5303. Л. 2–2 об.


[Закрыть].

Проходящих по одному делу подозреваемых, в отношении которых выносилось единое определение, приводили в застенок одновременно. Так, 28 февраля 1746 года пытали фигурировавших в одном деле С. Исаева, И. Стромынского, Н. Суету, В. Забалдина, С. Евдокимова. В августе того же года совместно пытали «мошенников» С. Плохого, А. Соколова, И. Серкова, М. Коровина [539]539
  См.: Там же. Д. 1440. Л. 55–57; Д. 1534. Л. 21–22 об., 23–27.


[Закрыть].

Пытке предшествовал осмотр колодников, результаты которого могли, видимо, повлиять на количество ударов или вообще освободить от пытки. В 1742 году «взявший грабежом» личные вещи «незнаемо какого пьяного» 24-летний дворовый Семен Кадия был приговорен к простому поднятию на дыбу и допросу «при розыске других колодников». Можно предположить, что он находился в плохом физическом состоянии, поскольку его подельника, 23-летнего «фабричного» Осипа Соколова, давшего сходные признательные показания, судьи предписали пытать [540]540
  См.: Там же. Оп. 1. Д. 6210. Л. 50 об., 92 об.; Оп. 2. Д. 113. Л. 129–134.


[Закрыть].

После осмотра заплечный мастер перекидывал веревку через поперечный столб на дыбе, заворачивал руки пытаемого назад и затягивал их хомутом, после чего поднимал его на веревке. Допрашиваемый висел, не касаясь земли, на вывернутых руках, а его ноги, связанные ремнем, привязывались к прикрепленному к полу столбу [541]541
  См.: Обряд како обвиненный пытается. С. 58–59.


[Закрыть]. Затем по его спине наносились мощные удары кнутом, каждый из которых вырывал куски мяса, оставляя на теле глубокие раны. Число ударов при пытке в застенке Сыскного приказа варьировалось от пятнадцати до тридцати пяти в зависимости от характера дела и физического состояния обвиняемого.

Пока заплечный мастер усердно работал кнутом, служащие Сыскного приказа задавали страдальцу вопросы и записывали его ответы. На каждую пытку составлялся специальный протокол – «пыточные речи».

В тех случаях, когда преступник вопреки свидетельским показаниям и уликам отрицал предъявленные ему обвинения либо на первой пытке изменил свои показания, данные на допросе, по усмотрению судей Сыскного приказа могла применяться трехкратная пытка. Однако, как правило, судьи старались не прибегать к ней, если подследственный на допросе признал обвинения и при первой пытке подтвердил признание. Во многих рассмотренных нами процессах обвиняемых пытали лишь единожды. Например, основная часть проходивших по делу Каина преступников, подвергшихся в январе 1742 года первой пытке, уже в феврале была приговорена к различным наказаниям, большинство – к порке и ссылке. Матвей Цыган в марте 1745 года был пытан однократно (получил 15 ударов кнутом), после чего ему определили наказание – кнут и вечную ссылку. Точно так же Петра Камчатку в октябре 1748 года пытали один раз, а в декабре приговорили к битью кнутом и ссылке в Оренбург [542]542
  См.: РГАДА. Ф. 372. Оп. 2. Кн. 114. Л. 3–11 об., 129–134; Оп. 1. Д. 1180, 6260.


[Закрыть]. Если все-таки применялась трехкратная пытка, перерыв между «розысками» составлял от двух недель до нескольких месяцев, чтобы поджили раны на спине, что, несомненно, приводило к затягиванию следствия.

Однако пытка в застенке Сыскного приказа очень редко приводила к выявлению дополнительных обстоятельств дела. Подозреваемые, как правило, не «винились» в совершении других преступлений и не меняли своих показаний, данных на допросе (из дела в дело в «пыточных речах» повторяется шаблонная формулировка «с пытки показал то же, что в роспросе говорил»). Несомненно, подследственные знали, что на пытке лучше не сообщать ничего лишнего и «утверждаться» в данных ранее показаниях. Видимо, они готовились к пытке и морально, и физически – некоторые старались перед приводом в застенок выпить хорошую порцию вина, чтобы легче перенести боль. Так, Иван Петриков, доставленный 20 октября 1747 года для пытки, оказался «весьма пьян». Истязание перенесли на другой день, а по факту проноса в острог спиртного провели расследование. Выяснилось, что заключенный долго откладывал деньги, а накануне рокового дня попросил караульного солдата принести вина, вручив немалую сумму – девять копеек [543]543
  См.: Там же. Оп. 1. Д. 1771.


[Закрыть].