Текст книги "Умереть на рассвете"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава восьмая
БАНДИТСКИЙ ПЕТРОГРАД

Все было сделано по всем процессуальным нормам и правилам и так, что никакой проверяющий не подкопается. Имелся объект, подлежавший обыску, с последующей выемкой незаконно нажитого имущества, имелись два понятых (семейная пара, испуганно жавшаяся друг к другу, но втайне счастливая, что по душу соседа-крохобора прибыли-таки чекисты!). Само собой имелись строгие люди с красными удостоверениями, где на сафьяне прописано черными буквами грозное «ГПУ», и имевшие не менее грозную бумагу с печатью. Другое дело, что удостоверения выписаны на агентов, к Петрограду отношения не имеющих (зря, что ли, Иван Николаев тащил документы из Череповца?), а «ордер», отпечатанный на машинке мамзелью Адой, заверен печатью, сооруженной Васькой Пулковским из старой подошвы. Но кто из «совбуров», с самого начала нэпа ожидавших, что за ними придут" (из милиции, из прокуратуры, из Чека – не суть важно), будет вчитываться в бумаги? А если дело происходит в то время, когда белая петроградская ночь только-только превращается в хмурое июльское утро, до вчитываний ли?

Но все по порядку. Весь вечер Пантелеев распределял и определял – кто и что должен был делать. Василию, скажем, надлежало "обеспечивать отход". Пулковский должен был заранее появиться у нужного дома, посмотреть – нет ли там чего подозрительного, а потом караулить до конца операции. Так же ему следовало покинуть место операции последним. По-простецки это называется "стоять на стреме", но стоит ли выражаться, как в бандах, если имеет место борьба с нарождающейся буржуазией?

Иван Николаев был обряжен матросом. Пантелеев выдал ему брюки-клеш, бушлат и тельняшку, посетовав, что бескозырки подходящей не отыскал, но для такого дела подойдет фуражка инженера черная, а молоточки можно заменить на пятиконечную звезду. Ивану не слишком хотелось натягивать чужие обноски, но раз признал за Пантелеевым главенство, надобно подчиняться. Дисциплина нужна хоть в армии, хоть в банде. По замыслу Леонида, матросу следовало напускать на себя грозный вид, играть бровями и без надобности рта не открывать. Молчаливый матрос, прожигающий взглядом "контру", это даже страшнее.

Сам Пантелеев напялил гимнастерку на два размера больше, обвисшие галифе и башмаки с обмотками, став похожим на бойца-первогодка. Еще у него была самодельная полевая сумка, сшитая не иначе, как из старых сапог – воняла жутко.

Комиссар Гавриков менять ничего не стал, только накинул поверх потертую кожаную куртку, сразу же придавшую ему 127 облик начальника средней руки. Скорее всего, это была его собственная куртка, в которой он недавно комиссарил. У Николаева в восемнадцатом году была такая же (выменял на австрийские часы), но потом куда-то пропала. О куртке Иван не слишком жалел, потому что шинель не в пример удобнее и теплее.

Прибыли на извозчике, убедились, что Васька Пулковский уже трется возле парадной, кепочку вертит на пальце – все нормально.

А дальше все просто. Гражданин Богачев? Не волнуйтесь, мы из ГПУ. А за той дверью ваши соседи? Позвольте-ка… Граждане, будете понятыми. Не надо бояться, мы не из ВЧК, а из ГПУ. Как это какая разница? Мы со всем уважением к простому человеку и со всем соблюдением норм строгой социалистической законности. Всероссийская чрезвычайная комиссия, она потому и страшной была, что чрезвычайная, а мы только политическое управление. Понимаете разницу? Нет? На нет, так и трибунала нет. Шутка. Гражданин, вот ордер на обыск. Ну, какая ошибка? Видите, черным по белому пропечатано – ваша фамилия, адрес. Печать есть, все чин по чину. Поступили сведения, что у вас хранится иностранная валюта. Нет? Верим, что вы честный и порядочный человек, имеет место оговор, вот сейчас и проверим. Сами понимаете, сигнал поступил. Что вы, не анонимный. Сигнал не простой, не по телефону, а как положено – заявление с подписью. Чья? Ну, это уже служебная тайна. Пожалуйста, предъявите ценные вещи. Да-да, которые в квартире имеются. И в комодах тоже. Кладовки и комоды вам еще послужат, ни к чему дверцы выламывать. Вы гражданин Богачев трудитесь в артели "Центрзаготпушнина"? А, так вы еще и председатель артели?! Ух ты, сколько пушнины! И не надо трясти накладными, мы и так верим, что меха приобретены честным путем, за наличные деньги и подлежат продаже. Вы нам скажите – почему храните в своей квартире меха, если их положено держать на соответствующем складе с охраной? Ну и что, что у вас нет склад? Вы не в лесу, чай, а в Петрограде. У нас здесь в каждом доме склад можно устроить. Своего нет – арендуйте. Кто вам сказал, что нет соответствующих предписаний? Никто до вас постановления доводить не будет, сами должны следить за декретами и постановлениями. Газета "Известия" для кого выходит? Как это не читаете? Значит, меха пока полежат на складе ГПУ, под охраной. Оно же и вам спокойнее будет, а не то, знаете ли, придет какой-нибудь Ленька Пантелеев да вас, дорогой гражданин, и обнесет. Не знаете, кто такой Пантелеев? Ну, ваше счастье, что не знаете. И не волнуйтесь, мы вам расписку выдадим и копию акта изъятия. Вон, видите, товарищ уже сидит, протокол осмотра составляет. Копию протокола осмотра? Непременно выдадим. Водички попить? Пожалуйста, сходите. Вас товарищ революционный матрос проводит. Он у нас молчаливый, потому что контуженый. Сами знаете, матросы, они все через одного контуженые. Можете, можете попить. Да хоть и водочки. Нет, нам не нужно, мы при исполнении. Вы, гражданин… э-э… Богачев, лучше помогите нам все ваше имущество упаковать. Да-да, чтобы поплотнее, чтобы на складе места поменьше занимало. Конечно же, можно в мешки, так даже удобнее. Вот, молодец гражданин, сознательный. Да не волнуйтесь вы так, заплатите штраф, придете на Гороховую, и все вам вернут. А пока тот шкафчик откройте – столовое серебро? И канделябры?! Ух ты, тяжелое. А документы у вас есть на приобретение? Нет? Так это, дорогой гражданин, очень плохо. Конечно, не возбраняется делать покупки. Но знаете ли, гражданин… виноват, товарищ… серебро с монограммами великого князя – это же музейная вещь, достояние республики. Или сплошная контрреволюция. Да нет, дорогой товарищ, то есть гражданин, мы предметы эти поштучно описывать не станем. Видите, устал человек писать. Просто запишем – четыре подсвечника, двадцать четыре предмета столового серебра. Как сорок четыре? Ну, как скажете – запишем, что сорок четыре. Мы вам на слово верим. Да, укладывайте-укладывайте. Нет, не в ящик, лучше чемодан возьмите, чтобы нести удобнее. Что, чемодана нет? Как же вы живете без чемодана? Граждане понятые, у вас есть чемодан? Ох, спасибо вам от Советской власти. А тут, в нижнем ящике, что – украшения? Ваши? И тоже без документов. Ну, гражданин, вы как дите малое. Разумеется, мы их тоже изымем, на предмет проверки – не краденые ли. Сейчас, знаете ли, грабителей много развелось. Так, впишем в протокол – десять колец желтого металла. Почему говорите, что золото? Вдруг сплав или еще что-то другое. Ну, мы сейчас пробы смотреть не станем, на то у нас люди обученные есть. И цепочки… сколько? В штуках считать не будем, с фунт… А, про деньги-то мы забыли. Вот – раз, два, три. Да, три пачечки. Номера переписывать не будем, примем по сумме. Три тысячи червонцев. Почему деньги изымаем? Так они не на квартире должны храниться, а в конторе, в железном ящике. Сбережения? Ну, гражданин, если сбережения, то вернем. Попозже. Если переживаете, возьмем бумажку, все три тысячи аккуратно завернем. А тут вот вы свою фамилию напишите, дату и подпись вашу поставьте. Все. Спасибо. Вот, теперь уже совсем все. Протокол составлен, товарищ Пантелеев там внизу и распишется, фамилию свою разборчиво напишет, чтобы знали, с кого спрашивать. И помогите нам вещи вниз спустить, у нас там извозчик. Видите, как у нас со служебным транспортом худо. И на Гороховую приходите. Когда? Да хоть сегодня. Можете прямо сейчас. Подождите, пока не отъедем.

С доктором Шильдиковским вышло еще проще. "Наколку" на него лично Лев Карлович выдал – мол, живет на Воинова (бывшая Шпалерная) неподалеку от Образцово-показательной тюрьмы, докторишка. Содержит медицинский кабинет прямо в квартире. Днем у него все честь по чести: разденьтесь – дышите – не дышите, вот вам рецептик, с моей личной печатью, лекарство покупайте на Радищева – непременно там, в другой аптеке обманут (то, что доктор имеет долю за каждого покупателя, пациенту знать необязательно), с вас четыре рубля. Зарабатывает Шильдиковский и так неплохо, а ежели учесть, что он еще и аборты делает, так и совсем богач! И не то плохо, что доктор абортомахерством промышляет (с тыща девятьсот двадцатого года любая гражданочка РСФСР может избавиться от нежелательного ребенка, не спрашивая разрешения ни у мужа, ни у властей), а то, что аборты разрешено производить лишь в больницах, где соответствующее оборудование есть и уход. Но немало дамочек в больницу идти не хотят – тут тебе и рабфаковки, не желающие тратить время на буржуйские предрассудки вроде лежания в больнице (хотя, скотина такая Колька-секретарь – развел, понимаете ли, бодягу, что комсомолка не может отказать комсомольцу, а про аборт-то ничего не говорил, сам бы попробовал!), порядочные женщины, обрюхаченные во время отсутствия супруга (бывает!), девицы с панели (проституция запрещена в октябре 1917 года, потому как сродни рабству!). Брал доктор по червонцу за чистку. Недешево, зато из клиенток никто не умер. А еще у доктора есть одна баночка, которую Вольтенков очень желал иметь!

С доктором никаких мандатов, никаких ордеров не понадобилось. Хватило лишь волшебной фразы: "Мы с ГэПэУ", как струхнувший коновал сам вытащил и червонцы из сейфа, и брюлики. С чем не хотел расставаться, так это с банкой, наполненной белым порошочком, твердил – мука, мол, такая, но пришлось и ее отдать.

Леонид грустил второй день подряд. Отшил смазливую девицу, не поддавался на уговоры Васьки сходить в кабак. Сидел, уставившись в одну точку, потом заявил:

– Не так нужно.

– Что не так? – удивился Иван, занимавшийся важным делом – сортировал меха, изъятые у Богачева.

Утром он договорился с барыгой у Гостиного двора – тот был готов взять белку по тридцать копеек новыми деньгами за штуку. Цена грабительская, потому что сырую шкурку заготовители брали у мужиков по десять копеек, а здесь уже выделанная, хоть щас на воротник пришпандорь. В коопторге, как выяснял Иван, стоила каждая по пятьдесят копеек. Но барыга – приказчик какого-то большого оптовика, продающего пушнину американцам, тоже хотел урвать свою копеечку. Так что выбирать не приходилось. Тем более что вороватый приказчик мог пригодиться на будущее. Жаль, что белки не насчитывалось и сотни, но тоже хлеб. Барыга был готов взять соболя с песцом (по три рубля), но эти шкурки Леонид уже распределил – какие-то для своих бабенок, такие-то нужным людям. И ничего здесь не скажешь, надо.

Иван Николаев не думал, что в эрэсэфэсэре грабителям живется так трудно. Он-то считал, что у бандитов с большой дороги не жизнь, а сказка, если, конечно, вовремя унес ноги. Потом-то один хрен – либо пристрелят, либо посадят, либо свои прирежут. Но в промежутке между грабежом и тюрьмой – гуляй, не хочу.

Но все оказалось сложнее, чем казалось – мало сходить на дело, вернуться с добычей и без потерь, а надобно еще и сбыть награбленное и желательно с наименьшими потерями. Золотое колечко с красивым камушком, что в ювелирке лежит за сто червонцев, перекупщик возьмет за тридцать. И это неплохо, потому что "красная цена" всему награбленному-наворованному – одна десятая от стоимости. Ворчат граждане-грабители, но отдают серебро и золото по бросовым ценам. А куда деваться? Не будешь же стоять на Невском или на "Апрашке", предлагая прохожим товар. Вот мол, люди добрые, купите сережки золотые, с бриллиантами. Товар первоклассный, свежий – только вчера из ушей у барышни выдрал! И барышня замечательная – только дура набитая, потому как умные по вечерам гулять не ходят. Есть, конечно, такие (не барышни, а налетчики), молодые да начинающие, нужными связями не обзаведшиеся, кто после "дела" сами хабар продают, но ловят их быстро.

Прикинул как-то Иван – а сам-то бы смог все провернуть от начала и до конца? Положим, ограбить сумел бы и от погони ушел. А потом? Вещички в трактирах сбывать? Владельцы питейных заведений – народец пуганый и до незнакомцев опасливый. Ладно, если просто пошлют, но могут и в утро сдать. Или того проще – подпоят чем и возьмут даром.

Пантелеев – голова. Прежде чем пойти на первое серьезное дело, почти полгода примеривался, зарабатывая гоп-стопом. Поначалу вышел на Вольтенкова, а уже через Леву других барыг отыскал. В старое время, говорят, в Питере было до сотни "ночных банкиров". Потом кого шлепнули, кто сам сбежал от греха подальше. Новая власть не слишком церемонилась со скупщиками краденого, не заморачивалась с доказательствами, а ставила к стенке. Но только нэп объявили, повылезали из темных щелей не только бандиты, но и падальщики, норовящие честную добычу оттяпать.

Перекупщика-жучилу понять можно – ты-то ушел с деньгами, а он остался с "паленым" товаром, который еще пристроить куда-то нужно. Вполне возможно, что в тот же самый ювелирный магазин, где его прежние хозяева и купили. А хозяин магазина, опять-таки, хочет свой куш урвать. Тут и за риск отдельная плата, и за молчание (ну-ка, придет пострадавший да опознает свои брюлики). Со временем, конечно, скупщиков будет побольше и цены будут давать справедливее, а пока приходится довольствоваться тем, что есть.

Так что о "перераспределении богатства" речи не было. Самим еле-еле хватало на жизнь. А впереди еще расходы нешуточные. Иван хотел, чтобы у всех в команде (слово "банда" старому солдату не очень нравилось, хотя Леонид и говорил, что оно когда-то означало "отряд") были наганы, как у него. Не как сейчас – у Пантелеева браунинг, у бывшего комиссаpa – маузер, у Васьки Пулковского вообще что-то несуразное вроде велодога, из которого только муху завалишь[6]6
  В конце ХIХ века велосипеды были в большой моде. Но их отчего-то невзлюбили собаки. Для защиты велосипедистов выпускали специальные мелкокалиберные револьверы «Велодог». Убить из него кого-нибудь было проблематично.


[Закрыть]. Четыре вида оружия на один отряд – многовато, а надо, чтобы при случае каждый мог поделиться патронами с товарищем. Маузеры и браунинги – штука хорошая, но вот патроны к ним «кусались» – по золотому червонцу за сотню. К нагану за тот же червонец можно было купить хоть ящик. Правда, следовало еще и сами наганы купить, опять траты.

Была и еще одна закавыка, о которой случайный человек не догадывается. Надобно знать, кого и когда грабить! Вроде бы чего уж проще – выбирай "кабанчика" пожирнее да потроши. Но не все так просто. А вдруг "кабанчик" сегодня не при деньгах? Товар прикупил, долги отдал, фининспектор пришел не вовремя – ну, мало ли еще что может быть? Рассчитывал взять мануфактуру, а она уже продана или на склад отправлена. Хотели золотишка перехватить, а оно тю-тю. Стало быть, для настоящего дела нужен наводчик. Тот, кто может четко сказать – есть ли что нужное на квартире, во сколько уходят да когда приходят хозяева, и не схватится ли нэпман за револьвер (бывали и такие случаи). Желательно знать, куда жадные люди свои червонцы заныкали. Иные такие хитрые тайники сооружают, что и при вдумчивом обыске не сразу найдешь. А где его, время-тο, взять, чтобы искать? Чай, не уголовный розыск.

Леонид считал, что лучшие наводчицы – это бабы из прислуги. В няньки да домработницы кого берут? Правильно, девок деревенских, что рожей не вышли. Нэпманши, они хоть и темные, но не совсем дуры. На хрен им писаных красавиц в свой дом вводить? А тебе и приятственно и польза – приголубишь такую крокодилину разок-другой (иной раз терпеть приходится, не без этого), колечко подаришь, сережки, шмот-ку, она и рада. Даже и спрашивать ничего не нужно, сама расскажет. Главное, правильно разговор составить, чтобы девка не догадалась, что не она тебя интересует, а ее хата. На правильный разговор вывести тоже не сложно. Заикнись только, что не ценят ее хозяева, не доплачивают – вот тут и полезет! Не родилась еще прислуга, которая бы хозяев уважала.

– Так что не так-то? – переспросил Иван.

– Да все не так, – отмахнулся Пантелеев. – Что толку, что мы чекистов изображаем? Богачев вон до Гороховой дошел, с дежурным поговорил, а потом понял, что облапошили. Так он, скотина такая, не стал даже заявления писать. А без заявления гражданина, сам знаешь, ни ГПУ, ни милиция работать не станет.

– Да ну? – удивился Иван.

– Точно тебе говорю. Мне Машка сказала – ну, горничная евонная, что хозяин сам не свой ходит, боится, что милиция начнет спрашивать – откуда богатство. Рыльце-тο у него в пушку. Лучше, мол, от греха подальше, помалкивать.

– Так, Пантелей, чего тут плохого? – удивился Васька. – Рыльце в пушку, так не у одного его. Нам лучше, искать никто не станет.

Леонид с сожалением посмотрел на парня. Ну, не понимает человек. А вот комиссар Гавриков и Иван Николаев поняли атамана сразу. Ведь не ради грабежа они грабить стали, а ради идеи!

Краса и гордость Невского проспекта – ювелирный магазин братьев Авдеевых. А витрина, где выставлены эти сокровища! Прозрачная, до состояния родниковой воды! Аграмадная витрина! Витринища! Да если ее разрезать на кусочки, то можно застеклить окна в целой деревне! Только не так-то легко ее разрезать, потому как стекло не простое, а закаленное, толщиной с палец. Не нашенское, конечно же, из Германии привезено, за большие деньги! Красота неописуемая!

Говорят, когда стекло в витрину вставляли, то и поленом стучали, и булыжники кидали, а немец, что стекло привез, только посмеивался, поднимал отскочившие камни и приговаривал: "Битте! Битте". Дескать – бейте, пожалуйста!

Как же драгоценное стекло разлеталось сотнями кусочков, мелкими брызгами рассыпаясь по Невскому, острой сахарной пудрой припорашивая зазоры между булыжниками! Не придумали еще такого стекла, что выдерживало бы тупоносую револьверную пулю.

Золото и драгоценные камни во все времена были мерилом богатства и лучшим местом, куда это богатство можно спрятать. Особенно в такой беспокойной стране, как Россия, где землю и фабрики могут отобрать, а акции и бумажные деньги будут стоить дешевле, нежели старая газета, потому что не годятся даже на раскурку. Новоиспеченные богачи старались скупать золото и камни, не слишком-то доверяя Советской власти. Власть, разрешившая свободное предпринимательство, может в один прекрасный день его же и запретить. И лучше, если после запретительного декрета оказаться не в Соловецкой тюрьме, а где-нибудь в Швеции или Франции, унеся с собой жменьку-другую бриллиантов!

Братья Авдеевы поставили дело широко. Могли бы и шире, но власти не позволяли. Зато товары радовали глаз (огорчая при этом кошелек), а продавцы были по-европейски образованы и по-русски сильны. Любой из них мог не только подобрать бриллианты под цвет глаз клиентки, разъяснить – почему в этом сезоне в Париже вошли в моду жемчужные колье, но и выкинуть разбушевавшегося скоробогатея, не призывая на помощь дюжих охранников из подсобки.

Чего там только нет! Кольца дутые и литые, с камушками и без. Золотые цепочки и толстенные цепи, брошки и кулоны, запонки и булавки для галстука. Жемчужное ожерелье сведет с ума заморскую графиню (своих мы еще в семнадцатом вывели, пусть хоть чужие порадуются!). Диадемы, перед которыми диадема Марии Дагмары покажется театральной бутафорией!

Первым в ювелирный магазин вошел Иван, сегодня мало походивший на самого себя. Вместо воинской одежды, ставшей для него второй кожей, он был одет в шикарный костюм-тройку, обут в лаковые штиблеты, а на голове имел шляпу-котелок. Николаев походил на очень солидного нэпмана – не то на оптового виноторговца, не то на книгоиздателя. А то, что бывший солдат чувствовал себя в новом обличье неловко, так ничего страшного – добрая половина скоробогатеев недавно обходилась поддевками и парусиновыми штанами, а калоши надевали при хорошей погоде, чтобы похвастаться.

Стараясь держаться степенно, Иван подошел к витрине, с золотыми и серебряными часами. Сделав вид, что не шибко удивляется ценам (за золотые можно дом выторговать, а за серебряные – корову), перешел к другой, с портсигарами.

– Может, подсказать что-нибудь?

Вынырнувший откуда-то добрый молодец с улыбкой в тридцать четыре зуба, с набриолиненной шевелюрой, обряженный в белоснежную косоворотку с вышивкой, вызывал у Ивана странное ощущение. Не так он часто сталкивался с приказчиками ювелирных магазинов (да что уж там врать, никогда в жизни не сталкивался), но с этим молодцом что-то было не так. Вроде бы сама обходительность, услужливость, льстивая улыбка на морде, но приказчик остается приказчиком, будь это ювелирный магазин или галантерейная лавка. Ну, как если бы денщик полковника, имевший унтер-офицерские лычки, стал драть нос перед денщиком подпоручика. Что тот, что другой все равно остаются прислугой. А вот у этого… Выправка ли, легкий прищур ли, левая ли рука, привычно полусогнутая, как бы придерживающая эфес шашки. И еще взгляд – не просто прищур, а брезгливость.

– А посоветуйте-ка, что можно прикупить на именины для молодого человека? – спросил Иван, выдавая домашнюю заготовку. Не удержавшись, добавил: – Подскажите, темному человеку, ваше благородие.

И сразу все встало на свои места. И уже перед Иваном не холуй, а бывший офицер. Битый и стреляный волчара, сумевший пережить империалистическую и Гражданскую, невесть как попавший в Петроград, да еще и работающий на Невском проспекте. Контрик, одним словом.

И офицерика не ввел в заблуждение наряд Ивана. Понял, что перед ним не совбур, а бывший солдат – один из тех, кто в марте семнадцатого поднимал на штыки его сослуживцев.

Они стояли и смотрели в глаза друг другу. Два бывших соратника, мерзнувших и мокнувших в одном окопе, а потом смотревшие друг на друга сквозь прицел. Неизвестно, чтобы произошло, если бы не появился новый посетитель.

Пантелеев вошел в магазин красиво, распахнув дверь пинком.

– Граждане, сердечно всех попрошу оставаться на местах, не сопротивляться! – гаркнул Леонид, подкрепляя приказ выстрелом в потолок.

Офицерик, забыв о классовом враге, на секунду отвлекся и ринулся навстречу грабителю. Куда там… Иван с удовольствием приложил его рукояткой револьвера по затылку, помог ему осесть на пол, направил оружие на комнатушку, где встрепенулись мордовороты.

– Сидеть!

Один из охранников попытался вскочить, но другой, более благоразумный, удержал товарища. Заработать пулю за чужое добро – слуга покорный!

Больше героев или желающих оказать сопротивление не было. К тому же среди покупателей волшебным образом появились еще два налетчика – коренастый и тощий.

– Ключики, пжлста! – вежливо попросил Пантелеев кассира, а когда тот замешкался, ткнул его стволом под ребро. – Веселее гражданин, мы спешим!

Продавцов и покупателей посадили на пол рядом с оглушенным офицером, а Пантелеев с товарищами принялись за работу. Требовалось уложиться в пятнадцать минут – ровно столько, сколько понадобится постовому милиционеру у Казанского собора, услышавшему выстрел, трелью свистка позвать на помощь двух-трех соседей. А соседи – один на Дворцовой площади, другой на Апраксином дворе (в старое время городовые стояли ближе друг к другу, но у республики средств не хватает!). Пока добегут – минут десять, сообразят, где стреляли, – вот вам еще пять минут. Но очень даже возможно, что постовые не услышат ни свистка, ни выстрела (что на "Апрашке" шумно, что на Дворцовой). Есть и другой вариант, что подмога приспеет раньше, но о худом лучше не думать…

"Эх, сюда бы на пару человек побольше, быстрее бы дело шло", – грустно подумал Иван, карауливший лежавших, наблюдая, как Васька Пулковский, Гавриков и Пантелеев потрошат сейф, сбрасывая тугие пачки в мешок (одна улетела под прилавок – так и чёрт с ней, некогда лезть!), бьют витрины, торопливо засовывая в саквояжи драгоценности, не слишком-то разбираясь, где серебро, а где золото. Да и часики стоило поаккуратнее складывать, а не ссыпать, будто зерно.

– Граждане совбуры и к ним примазавшиеся! – на прощание заявил Леонид. – Развела вас Советская власть, на нашу голову. Власть у нас добрая, а мы – нет! А если вы считаете, что можете пить кровь у трудового народа, то ошибаетесь. Передайте остальным толстосумам – пусть делятся с ближним своим, как завещал наш учитель Карл Маркс. А не поделятся добровольно, возьмем силой! Это говорю вам я – Ленька Пантелеев.

Выходя из ювелирного, Пантелеев выстрелил в витрину. Словно печать поставил.

«ХРОНИКИ ПРОИСШЕСТВИЙ» ГОРОДА ПЕТРОГРАДА

Красная газета. 1922 год

На углу Садовой ул. и Международного пр., под трамвайный вагон маршрута № 13 попал неизвестный мужчина, одетый в черный пиджак на вид лет 37, который по дороге в Обуховскую больницу умер. Личность раздавленного не установлена.

Загадочное убийство совершено в д. Ястребино Кингиссеппского уезда. Одиноко проживавший со своей родственницей кр. А.П. Успенский в первый день Пасхи сидел и разговлялся за столом. Раздавшимся выстрелом с улицы через окно он был убит на месте. Преступник, взломав окно, вошел в хату и похитил со стола белый хлеб и пасху, затем скрылся.

В доме № 23, кв. 3, по Надеждинской ул. застрелился из револьвера в правый висок гр-н Ананченко, Софрон, 24 лет. Найдена записка, – просит в смерти никого не винить, т. к. разочаровался в жизни.

По заявлению гр. Хуторовского, из помещения городской скотобойни, по Международному пр., похищены две бочки бараньих кишок, стоимостью 15 миллиардов рублей.

Административной комиссией В.-О. райисполкома оштрафован на 100 руб. за порчу квартиры гр. Г.А. Витте (родственник бывшего царского министра), проживающий по 1-й линии, 24.

В сломанном доме под № 93 по пр. Карла Маркса случайно обнаружены две обрубленные мужских ноги, завернутые в наволочку от перовой подушки. Обстоятельства дела выясняются.

В Летнем саду на одной из дорожек застрелился неизвестный мужчина, труп которого направлен в ближайшую больницу. Производится расследование.