Текст книги "Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2"

Автор книги: Евгений Петров

Соавторы: Илья Ильф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 59 страниц)

Неужели наступит момент, когда рукопись будет закончена и мы будем везти ее на санках. Будет идти снег. Какое замечательное, наверно, ощущение – работа закончена, больше ничего не надо делать.

Мы начинаем писать роман «Великий комбинатор» [первый вариант «Золотого теленка. – А. И.]. Начало пятилетки. Селедки в разных видах. Ужасные папиросы. Начало стройки.

Идея «Подлеца» – человек, который в капиталистическом мире был бы банкиром, делает карьеру в советских условиях.

Очевидно, это и был новый роман. Идея была нам ясна, но сюжет почти не двигался. Мы мечтали об одном и том же. Написать очень большой роман, очень серьезный, очень умный, очень смешной и очень трогательный. Но писать смешно становилось все труднее. Юмор – очень ценный металл, и наши прииски были уже опустошены. А жизнь требовала от писателя непосредственного участия.

Мы с упорством продолжали работать в «Правде». Вообще очень равнодушные к критике, мы сердились, что наша газетная работа остается незамеченной у критики. Зато нас утешало отношение к ней читателей.

Мы никогда не понимали, хорошо мы написали или плохо.

– Кажется, ничего себе. А?

Ильф кривился.

– Вы думаете?

Нас обоих томила мысль, что мы бездельники. В самом деле мы были очень трудолюбивы. И эта вечная неудовлетворенность мешала отдыхать. Только неделю после книги мы отдыхали по-человечески. Потом начинались страдания.

Говорили о том, что хорошо было бы погибнуть вместе во время какой-нибудь катастрофы. Страшно было подумать, что наступит такой момент когда один из нас останется с глазу на глаз с пишущей машинкой. В комнате будет тихо и пусто, и надо будет писать.

Из воспоминаний Ильи Эренбурга:

Евгений Петрович тяжело переживал потерю; он не только горевал о сеймом близком друге, он понимал, что автор, которого звали «Ильфпетров», умер. Когда мы с ним встретились в 1940 году после долгой разлуки, с необычайной для него тоской он сказал: «Я должен все начинать сначала».

В воспоминаниях сливеиотся два имени: был «Ильфпетров». А они не походили друг на друга. Илья Арнольдович был застенчивым, молчаливым, шутил редко, но зло, и, как многие писатели, смешившие миллионы людей – от Гоголя до Зощенко – был скорее печальным. <…> А Петров… легко сходился с разными людьми; на собраниях выступал и за себя и за Ильфа; мог часами смешить людей и сам при этом смеялся. Это был на редкость добрый человек; ему хотелось, чтобы люди жили лучше, он подмечал все, что может облегчить или украсить их жизнь. Он был, кажется, самым оптимистическим человеком из всех, кого я в жизни встретил: ему очень хотелось, чтобы все было лучше, чем на сеймом деле…

Нет, Ильф и Петров не были сиамскими близнецами, но они писали вместе, вместе бродили по свету, жили душа в душу, они как бы дополняли один другого – едкая сатира Ильфа была хорошей приправой к юмору Петрова.

Из эссе Омри Ронена,

посвященного Евг. Петрову:

Не знаю, во всем ли прав здесь Эренбург. Близнецы, даже сиамские, часто различаются по характеру, хотя, говорят, видят одинаковые сны. В записях Петрова, например, когда он размышляет о том, как после 17-го года на место моральных устоев пришла ирония, много такой горечи и сарказма, каких не найдешь у Ильфа, а у Ильфа бывает мягкий, любовный юмор, которого в произведениях и записях Петрова я не вижу.

Петров очень похож на Ильфа, когда шутит: «Жена нападает на мужа неожиданно, как Япония, – без объявления войны». Зато печаль его – это не ироническая и мужественная скорбь Ильфа, а безутешное отчаяние. <…>

Почему предчувствие смерти так сильно в записях и набросках веселого, молодого, здорового Петрова? Он пишет, вспоминая работу в одесском угрозыске: «Я твердо знал, что очень скоро должен погибнуть, что не могу не погибнуть. Я был очень честным мальчиком».

В его характере, несмотря на скрытую трагичность… существовала черта, которой был, кажется, лишен Ильф, говоривший соавтору: «Женя, вы оптимист собачий». Эренбург не ошибался в своем определении. Петров был оптимист. Оптимизм был его лекарством от разочарований, от отчаяния и от предчувствия смерти…Он не хотел верить, что у Ильфа туберкулез. В 1940–1941 годах он, редактор «Огонька», сменивший ликвидированного Кольцова, отказывался видеть, что война с немцами неизбежна.

…Вывезенные морем из Севастополя журналисты, проведя несколько дней в Новороссийске, летели в Москву вдалеке от прифронтовой полосы… Петров и его спутники были сами не свои, опьяненные позором поражений и страшными воспоминаниями о Севастополе и его обреченных защитниках.

Самолет с Петровым на борту разбился 2 июля. На другой день Совинформбюро сообщило, что Севастополь оставлен.

Оптимисту труднее, чем пессимисту, когда «кровавое солнце позора заходит за нашей спиной».

Из книги Валентина Катаева

«Разбитая жизнь,

или Волшебный рог Оберона»:

Ему страшно не везло. Смерть ходила за ним по пятам. Он наглотался в гимназической лаборатории сероводорода, и его насилу откачали на свежем воздухе…

В Милане возле знаменитого собора его сбил велосипедист и он чуть не попал под машину. Во время финской войны снаряд попал в угол дома, где он ночевал. Под Москвой он попал под минометный огонь немцев. Тогда же, на Волоколамском шоссе, ему прищемило пальцы дверью фронтовой «эмки»…: на них налетела немецкая авиация и надо было бежать из машины в кювет.

Наконец, самолет, на котором он летел из осажденного Севастополя, уходя от «мессершмиттов», врезался в курган где-то посреди бескрайней донской степи, и он навсегда остался лежать в этой сухой, чуждой ему земле.

Отклики. Отзывы. Документы

Привычка думать и писать вместе

Из авторского предисловия к «Золотому теленку»:

Обычно по поводу нашего обобществленного литературного хозяйства к нам обращаются с вопросами, вполне законными, но весьма однообразными: «Как это вы пишете вдвоем?»

Сначала мы отвечали подробно, вдавались в детали, рассказывали даже о крупной ссоре, возникшей по следующему поводу: убить ли героя романа «12 стульев» Остапа Бендера или оставить в живых? Не забывали упомянуть о том, что участь героя решилась жребием. В сахарницу были положены две бумажки, на одной из которых дрожащей рукой был изображен череп и две куриные косточки. Вынулся череп – и через полчаса великого комбинатора не стало. Он был прирезан бритвой.

Потом мы стали отвечать менее подробно. О ссоре уже не рассказывали. Потом перестали вдаваться в детали. И, наконец, отвечали совсем уже без воодушевления.

– Как мы пишем вдвоем? Да так и пишем вдвоем. Как братья Гонкуры. Эдмон бегает по редакциям, а Жюль стережет рукопись, чтоб не украли знакомые.

Из фельетонов Ильфа и Петрова:

Теперь как-то не принято работать в одиночку. Многие. наконец, поняли, что ум – хорошо, а два все-таки лучше.

– Как же вы пишете вдвоем?

– О, это очень просто! Значит, так: стол, ну, естественно, чернильница, бумага, и мы двое. Посмотреть со стороны – так совсем не интересно. Никаких особенных писательских странностей. Озабоченные, встревоженные лица (какие бывают у людей, которым обещали комнату с газом и вдруг не дали), взаимные попреки, оскорбления и, наконец, начало романа: «Белоснежный пароход рассекал своим острым носом голубые волны Средиземного моря». Разве это хорошо, такое начало? Может быть, написать как-нибудь иначе, лучше? <…>

– Как же вы все-таки пишете вдвоем?

– Так вот все-таки и пишем, препираясь друг с другом по поводу каждой мысли, слова и даже расстановки знаков препинания.

Из записных книжек Ильфа:

Как же вы пишете вдвоем?

Как мы пишем вдвоем? Вот как мы пишем вдвоем: «Был летний (зимний) день (вечер), когда молодой (уже немолодой) человек (-ая девушка) в светлой (темной) фетровой шляпе (шляпке) проходил (проезжала) по шумной (тихой) Мясницкой улице (Большой Ордынке)». Все-таки договориться можно.

Всё «мы» да «мы». Мы сказали, подумали мы. В общем, у нас болела голова.

Из воспоминаний Ильи Эренбурга:

То, как они работали вместе, – это для всех всегда остается тайной. Не потому, что странно, что пишут два человека всегда вдвоем, а потому, что я никогда не представлял себе возможности слияния таких двух разных людей. Ильф был человеком резкой и ясной мысли и в своем творчестве. Записная книжка хорошо говорит об этом. Он был беспощадным. А Петров был в творчестве – добряком. Как они дополняли друг друга, кто что приносил – это тайна только их, и эту тайну они унесли с собой.

Из воспоминаний Евгения Петрова:

Мы работали вместе десять лет. Это очень большой срок. В литературе это целая жизнь. Мне хочется написать роман об этих десяти годах, об Ильфе, о его жизни и смерти, о том, как мы сочиняли вместе, путешествовали, встречались с людьми, о том, как за эти десять лет изменялась наша страна и как мы изменились вместе с ней.

О романе «Золотой теленок»

Из книги Евгения Петрова «Мой друг Ильф»:

«Золотой теленок». Писать было трудно, денег было мало. Мы вспоминали, как легко писались «12 стульев», и завидовали собственной молодости. Когда садились писать, в голове не было сюжета. Его выдумывали медленно и упорно. Идея денег, не имеющих моральной ценности.

Из статьи А. В. Луначарского «Ильф и Петров» (1931):

«Золотой теленок» глубже, чем «12 стульев». В этом смысле он серьезнее, но он также богат неистощимым количеством курьезных случаев (большей частью записанных в памятную книжку в процессе бродяжничества по лицу нашей страны), богат также и потоками шуток, в самой неожиданной форме высмеивающих все стороны этого мелкотравчатого существования.

…В «Золотом теленке» есть много положительных сторон, которые приводят всю систему романа в большее равновесие, чем это было в «12 стульях» Замысел здесь стройнее.

К числу положительных сторон романа, увлекающего своей буйной веселостью, беззаботной атмосферой смеха, нужно отнести проявление рядом с обывательщиной некоторых моментов настоящей жизни.

Так, например, вслед за карикатурным автомобильным пробегом Остапа Бендера и его друзей пролетает в ночи, сияя огнями, подлинный советский автомобильный пробег. Это выглядит эффектно и доказательно.

Так же точно поездка Бендера в погоню за его миллионером вместе с иностранцем-журналистом, едущим на открытие Турксиба, дает возможность авторам на огромное серьезное дело, которое творится где-то за пределами достижения способного, но погрязшего в своих плутовских комбинациях, в своей пустоте остроумного Бендера.

В результате – большая серьезность и даже глубина этого романа, заключающего в себе некоторые новые понятия.

Но в этом лилипутском мире есть свой Гулливер, свой большой человек – это Остап Бендер. Этот необыкновенно ловкий и смелый, находчивый, по-своему великодушный, обливающий насмешками, афоризмами, парадоксами все вокруг себя плут Бендер кажется единственным подлинным человеком среди этих микроскопических гадов.<…>

Почему Остап Бендер не кажется нам отвратительным?

Потому, что Ильф и Петров перенесли его в атмосферу… обывательского советского дна. Там он фигурирует как величина, а если он соприкоснется с настоящей жизнью, настоящая жизнь должна будет его раздавить как личность, тем более вредную, чем он способнее и чем более он «свободен от принципов». При этих условиях Остап Бендер, который все разлагает своей философией беспринципности, своим организмом очень умного комбинатора, начинает нас тревожить: как бы не вообразил кто-нибудь, что это – герой нашего времени, как бы Остап Бендер не оказался образчиком для юнцов, не перепрыгнувших еще своего болота.

На авторах лежит большая ответственность.

Оставить Бендера так, как они его оставили, – это значит не разрешить поставленной ими проблемы. Сделать Бендера обывателем – это значит насиловать его силу и ум.

Думаю, что оказаться ему строителем нового будущего очень и очень трудно, хотя при гигантской очищающей силе революционного огня подобные факты и возможны.

Оставить его плутом и повести дальше по линии разрушительного авантюризма – значит превратить его окончательно в бандита, в своеобразного беса, опасно вертящегося под ногами у строительства жизни. Дальнейшее сочувствие к такому типу явится уже элементом анархическим.

В такой позиции оставляют в конце романа авторы своего героя, который вырос в их руках в слишком большую величину.

Может быть, это окажется удачей, а может быть, это окажется наказанием за то, что авторы дали очень ловкому плуту вращаться в нереальном мире, где только обыватели без строителей. В жизни этого нет! Это – только художественный прием, который немного фальшивит. В результате стерлись пропорции, и даровитый хулиган Бендер вырос в героя.

Предостерегая читателей от неверных выводов, мы не можем не подчеркнуть еще вопроса о том, что «Золотой теленок» – роман не только блещущий весельем, но роман, в котором много жизненной правды и который ставит серьезные жизненные проблемы и является шагом вперед по сравнению с «12 стульями», уже приобретшими мировой интерес.

Из письма Ильфа А. Козачинскому (13 января 1932):

«Золотой теленок» пока не выходит, и кто знает, выйдет ли вообще.

Письмо А. Фадеева Ильфу и Петрову (19 февраля 1932):

Дорогие товарищи Ильф и Петров!

Простите, что я так по-свински задержал Вашу рукопись. Но я был исключительно занят последние месяцы в связи с отсутствием Авербаха и Киршона.

Что Ваша повесть остроумна и талантлива, об этом Вы знаете и сами. Но сатира Ваша все же поверхностна. И то, что Вы высмеиваете, характерно главным образом для периода восстановительного. Похождения Остапа Бендера в той форме и в том содержании, как Вы изобразили, навряд ли мыслимы сейчас. И мещанин сейчас более бешеный, чем это кажется на первый взгляд. С этой стороны повесть Ваша устарела. Плохо еще и то, что самым симпатичным человеком в Вашей повести является Остап Бендер. А ведь он же – сукин сын. Естественно, что по всем этим причинам Главлит не идет на издание ее отдельной книгой.

С moв. приветом /ФАДЕЕВ/

Рекламный текст на суперобложке американского издания «Золотого теленка»:

КНИГА, КОТОРАЯ СЛИШКОМ СМЕШНА,

ЧТОБЫ БЫТЬ ОПУБЛИКОВАННОЙ В РОССИИ!

Несмотря на предисловие советского наркома просвещения, товарищ Сталин опасается, что ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК недостаточно серьезно относится к пятилетнему плану, в результате чего Америка первой знакомится с публикацией этого исключительно смешного романа.

Роман полон юмора, сатиры и хорошего вкуса. Герой – Остап Бендер – поглощен погоней за миллионом. С тремя помощниками он путешествует по России в трясущейся автоколымаге, чтобы найти миллионера и избавить его от миллионов. Планы и приключения этого беспардонного, но весьма привлекательного квартета – захватывающее чтение, и сегодняшняя Россия разворачивается, как карта, под колесами их фантастической колесницы.

Письмо Ильфа и Петрова в «Литературную газету» (1932):

Мы предоставили право перевода нашего романа «Золотой теленок» для стран, говорящих на английском языке, издательству «Фаррер и Рейнгарт» в Нью-Йорке.

В заключенном по этому поводу договоре обе стороны, и авторы, и издатели, именовались джентльменами.

На днях эта книга вышла. Все в ней оказалось на месте – и авторский текст, и предисловие А. В. Луначарского.

И только небольшая подробность бросает новый свет на одну из сторон, вежливо обозначенную в договоре джентльменами. Мы имеем в виду издателей.

На суперобложке книги, очевидно, под влиянием кризиса, помещено явно рекламное и явно антисоветское извещение: «Книга, которая слишком смешна, чтобы быть опубликованной в России».

Как видно, издатели хотят представить СССР страной настолько мрачной, что в ней смешные вещи издаваться не могут.

Это примитивная выдумка: «Золотой теленок» полностью, от первой и до последней строки, напечатан в журнале «30 дней» за 1931 год и готовится к выходу отдельной книгой в издательстве «Федерация».

Если в штате Нью-Йорк такой образ действий называется джентльменским, то у нас, в штате Москва, это называется совсем иначе.

Из рецензии А. Селивановского

«Смех Ильфа и Петрова» (1932):

Если бы Ильф и Петров положили в основу своего романа понимание Бендера как классового врага… они глубже бы взрыхлили почву нашей действительности.

Из воспоминаний Виктора Ардова:

…С выходом в свет «Золотого теленка» дело было не совсем гладко. Но за «Теленка» заступился Горький. Илья Арнольдович рассказывал мне, как однажды Алексей Максимович спросил у него и у Петрова, что слышно с их новой книгой. А узнав о затруднениях, обратился к тогдашнему наркому просвещения РСФСР А. С. Бубнову и выразил свое несогласие с противниками романа. Бубнов, кажется, очень рассердился, но ослушаться не посмел, роман сразу был принят к изданию.

Из рецензии А. Зорича «Холостой залп.

Заметки читателя» (1933):

Для чего она [книга «Золотой теленок». – А. И.] написана, каким целям и каким идеям призвана служить?.. Приходится признать, что она написана исключительно во имя смеха… Это книжка для досуга, для легкого послеобеденного отдыха… Она будет быстро прочитана и столько же быстро забыта, не оставив после себя никакого следа. <…>

Кто такой «великий комбинатор» Остап Бендер, главный герой и главный объект сатиры, развернутой на страницах «Золотого теленка»? Может быть, это сознательный и намеренный враг?.. Нет, для политической фигуры он слишком легковесен, и никакой программы у него нет… Кто же он в таком случае?

Это выдуманная фигура, человек, лишенный какого бы то ни было социального лица и социальных корней…

Из Литературной энциклопедии (1934):

Романы Ильфа и Петрова не представляют заостренной, резкой сатиры. Глубокого раскрытия классовой враждебности Бендера ими не дано. В «Золотом теленке» они развенчивают его, но не разят острием сатиры. Налет богемно-интеллигентского нигилизма и эстетизма, культ остроумия, самодовлеющего наслаждения смехом остаются в этом романе, как и в некоторых фельетонах «Холодного философа», посвященных различным вопросам искусства, главным образом литературы. Здесь Ильф и Петров разят по преимуществу приспособленчество и вульгаризаторство, реже ставят коренные проблемы классовой борьбы, происходящей на участке искусства.

Из речи Михаила Кольцова

на Первом съезде писателей (1934):

…Одному почтенному московскому редактору принесли сатирический рассказ. Он просмотрел и сказал: «Это нам не подходит. Пролетариату смеяться еще рано; пускай смеются наши классовые враги» (смех, аплодисменты).

Это, товарищи, вам кажется диким. И мне тоже. Но я вспоминаю, как на одном из последних заседаний покойной РАПП, чуть ли не за месяц до ее ликвидации, мне пришлось при весьма неодобрительных возгласах доказывать право на существование в советской литературе писателей такого рода, как Ильф и Петров, и персонально их.

У наших писателей-сатириков свой мощный путь. Возьмите таких писателей, как Ильф и Петров. Это – отличные по технике и талантливые писатели, которым сейчас надо будет сильно задуматься на пороге своих новых вещей. Книги «12 стульев» и «Золотой теленок» имели большой и заслуженный успех и в нашей стране и за границей. Но в этих двух романах сатирически отражена почти исключительно потребительская сторона советской жизни. Но Ильф и Петров еще не проникли со своей сатирой в сферу производства, т. е. в ту сферу, где советские люди проводят значительную часть своей жизни.

17 апреля 1937 г., после кончины Ильфа, в газете «Правда» было опубликовано заявление Евг. Петрова:

ОТВЕТ ФАШИСТСКИМ КЛЕВЕТНИКАМ

Фашистская газета «Ангрифф» сообщила, что Илья Ильф покончил жизнь самоубийством. Газета далее объясняет и причину: оказывается, Ильф участвовал на состоявшемся недавно общемосковском собрании писателей и в ответ на свое выступление подвергся, будто бы, резкой критике со стороны советского правительства. Мы вместе с Ильфом выступили, как известно, с обычной деловой речью, и стенографический отчет этой речи полностью опубликован в советской прессе. В противовес нынешним порядкам в Германии, в нашей стране никто не подвергается гонениям за критику, как бы смела и резка она ни была…

В газете «Правда» от 14 апреля 1937 года бок о бок с некрологом и извещениями в траурных рамках о кончине Ильфа (от редакции «Правды» и Правления Союза советских писателей) помещено сообщение, заставляющее вспомнить изобретательного героя романов:

АФЕРИСТ ПОД ИЗОБРЕТАТЕЛЯ

Милиция арестовала Г. А. Шлезингера, в течение ряда лет выдававшего себя за изобретателя.

Явившись во Всесоюзный научно-исследовательский институт молочной промышленности, Шлезингер заявил, что он может при помощи ультрафиолетовых лучей получить из молока витамин «Д». В течение нескольких месяцев он, получая солидный оклад, занимался в лаборатории института безуспешными опытами, а потом уволился «по собственному желанию».

Научно-исследовательской лаборатории Главмех-прома Наркомлегпрома СССР он предложил при помощи тех же ультрафиолетовых лучей «получение на гладковидных мехах искусственного каракулевого завитка». Для производства опытов Шлезингер был командирован в Среднюю Азию. «Творческая командировка» афериста обошлась институту почти в 15.000 рублей.

Из дневника Елены Сергеевны Булгаковой (26 ноября 1936):

Вечером у нас: Ильф с женой, Петров с женой… Ильф и Петров – они не только прекрасные писатели. Но и прекрасные люди. Порядочны, доброжелательны, писательски, да, наверное, и жизненно – честны, умны и остроумны.

Из воспоминаний Льва Славина:

Меня поразило внезапно вспыхнувшее в Петрове сходство с Ильфом – через пять лет после его смерти.

Когда хоронили Ильфа, Петров обмолвился горькими словами: «Я присутствую на собственных похоронах…» И вдруг через пять лет я увидел, что Ильф весь не умер. Петров, так никогда, на мой взгляд, и не утешившийся после смерти Ильфа, как бы сохранил и носил в самом себе Ильфа. И этот бережно сохраненный Ильф иногда вдруг звучал из Петрова своими «ильфовыми» словами и даже интонациями, которые в то же время были словами и интонациями Петрова. Это слияние было поразительно.

Из воспоминаний Ил: ь Эренбурга:

…Хорошие люди – лучше не скажешь. Хорошие писатели – в очень трудное время люди улыбались, читая их книги. Милый плут Остап Бендер веселил, да и продолжает веселить миллионы читателей. А я, не будучи избалован дружбой моих товарищей по ремеслу, добавлю об Илье Арнольдовиче и Евгении Петровиче – хорошие были друзья.

Из воспоминаний Виктора Ардова:

И вот были два замечательных человека – и нет их. Что же осталось? Остались книги. Умные и добрые, веселые и талантливые книги. В наше время произведения литературы быстро стареют и даже умирают. Сколько сочинений, возбуждавших еще недавно восторги, споры, всеобщий интерес, сегодня потеряли всякое значение! А вот романы Ильфа и Петрова радуют нас едва ли не больше, чем в дни своего выхода. Эти романы, самые «локальные» по материалу, переведены на все языки мира. Оказывается, и в Европе, и в Азии, и в Америке читатели постигают в них то, что рассказывают Ильф и Петров про далекую и неизвестную им жизнь советских людей. По всему миру разошлись книги наших друзей. Они «удостоились» сожжения на фашистских кострах в гитлеровской Германии, их запретил Франко и, говорят, проклял папа римский. Но на всех языках мира они свидетельствуют о том, что у нас на родине жили два талантливых, добрых и веселых человека.

Записка А. А Фадеева И. В. Сталину и Г. М. Маленкову.

17 ноября 1948 г.

Секретно

В СЕКРЕТАРИАТ ЦК ВКП(б)

товарищу И. В. СТАЛИНУ

товарищу Г. М. МАЛЕНКОВУ

Направляю Вам постановление Секретариата Союза Советских Писателей по поводу переиздания книги И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» по серии «Избранных произведений советской литературы».

Генеральный Секретарь

Союза Советских Писателей СССР

А. Фадеев

Из Постановления Секретариата

Союза Советских Писателей СССР

от 16 ноября 1948 г.

Секретариат Союза Советских Писателей считает грубой политической ошибкой издательства «Советский писатель» выпуск в свет книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Ошибка эта имеет тем большее значение, что книга вышла массовым тиражом (75 тыс. экз.) по серии «Избранных произведений советской литературы». Секретариат считает недопустимым, что редактор отдела советской литературы издательства тов. Тарасенков даже не прочел этой книги, целиком доверившись редактору книги т. Ковальчик.

Секретариат ССП проявил недопустимую беспечность и безответственность в вопросе об издании книги Ильфа и Петрова: после того, как Секретариат в решении от 2 декабря 1946 года (прот. № 26) обратил внимание издательства на необходимость тщательного пересмотра переиздаваемых по избранной серии книг, в том числе и книги Ильфа и Петрова, в свете новых требований. – никто из членов Секретариата не прочел книги Ильфа и Петрова. Секретариат целиком доверился редактору книги тов. Ковальчик и в своем постановлении от 21 ноября 1947 г. (прот. № 47) разрешил ее к выпуску в свет.

Ни в процессе прохождения книги, ни после ее выхода в свет никто из членов Секретариата ССП и из ответственных редакторов издательства «Советский писатель» не прочел этой книги до тех пор. пока работники Агит-пропотдела ЦК ВКП(б) не указали на ошибочность издания этой книги.

Таким образом, вредная книга могла выйти в свет по серии «Избранных произведений советской литературы», просмотренная только одним человеком, ее редактором, по его единоличному мнению и заключению.

Секретариат считает недопустимым издание этой книги, потому что она является клеветой на советское общество. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» были написаны в период НЭП’а. Если в то время еще и могла иметь некоторое положительное значение содержащаяся в книге критика нэпманских элементов, то и тогда книга в целом давала извращенную картину советского общества в период НЭП’а.

Нельзя забывать, что Евгений Петров и, в особенности, Илья Ильф, как многие другие представители советской писательской интеллигенции, не сразу пришли к пониманию пути развития советского общества и задач советского писателя. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» свидетельствуют о том, что авторы преувеличили место и значение нэпманских элементов и что авторам в тот период их литературной деятельности присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм по отношению ко многим сторонам и явлениям советсксй жизни, дорогим и священным для советского человека.

По романам Ильфа и Петрова получается, что советский аппарат сверху донизу заражен бывшими людьми, нэпманами, проходимцами и жуликами, а честные работники выглядят простачками, идущими в поводу за проходимцами. Рядовые советские люди, честные труженики подвергаются в романах осмеянию с позиций буржуазно-интеллигентского высокомерия и «наплевизма».

Авторы позволяют себе вкладывать в уста всяких проходимцев и обывателей пошлые замечания в духе издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям.

Все это вместе взятое не позволяет назвать эту книгу Ильфа и Петрова иначе как книгой пасквилянтской и клеветнической. Переиздание этой книги в настоящее время может вызвать только возмущение со стороны советских читателей.

Сознавая свою ответственность перед читателем, а также в целях предотвращения возможности издания подобных книг в будущем. Союз Советских Писателей СССР постановляет:

1. Ввести, как правило, следующий порядок прочтения книг по серии «Избранных произведений советской литературы»: каждая книга должна быть прочитываема, кроме редактора книги, редактором соответствующего отдела и главным редактором издательства, и их заключение по книге должно рассматриваться Секретариатом ССП. И только после прочтения книги всеми членами Секретариата и положительного заключения книга может быть издана.

2. Установить в отношении любой книги, выходящей в издательстве «Советский писатель», что после прочтения ее редактором соответствующего отдела и главным редактором издательства она должна быть просмотрена, по крайней мере, двумя членами Секретариата и может выйти в свет только после их положительного заключения.

3. Объявить выговор редактору книги Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» тов. Е. И. Ковальчик.

4. Объявить выговор редактору отдела советской литературы издательства А. К. Тарасенкову, допустившему выход в свет книги Ильфа и Петрова без ее предварительного прочтения.

5. Поручить В. В. Ермилову написать в «Литературной газете» статью, вскрывающую клеветнический характер книги Ильфа и Петрова.

Из Записки Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП(б)

секретарю ДК ВКП(б) Г. М. Маленкову

от 14 декабря 1948 г.

Издательство «Советский писатель» выпустило книгу И. Ильфа и Е. Петрова, в которую вошли романы «Двенадцать стульев», «Золотой теленок» (редактор Е. Ковальчик). Книга вышла в составе «Библиотеки избранных произведений советской литературы», посвященной 30-летаю советской власти. Тираж книги 75 тыс. экземпляров.

Задачей юбилейной серии является популяризация лучших произведений советской литературы, особенно тех из них, в которых с наибольшей полнотой и яркостью отображена жизнь советского общества на различных этапах его развития.

Что же собою представляют романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок»? Роман «Двенадцать стульев» был напечатан в 1927 г., «Золотой теленок» – в 1931 г. В них описываются «похождения» «бывших людей», различных проходимцев, пытавшихся активизироваться в условиях новой экономической политики. В книге содержатся серьезные идейные недостатки и ошибки. Внимание авторов привлекают исключительно отрицательные, теневые стороны советской действительности того времени. Аферист Остап Бендер является главным действующим лицом обоих романов и изображен наиболее яркими красками. Он по-своему смел, изворотлив, остроумен, находчив; в то же время все люди, встречающиеся на его пути, руководители и служащие советских учреждений, жители города и деревни показаны как примитивные и смешные обыватели. Проходимцу Бендеру легко и безнаказанно удается обманывать и одурачивать всех окружающих. Несмотря на все свои преступления и аферы, он так и остается до конца романов неразоблаченным.

В романе приводятся ругательства врагов советского строя по адресу великих учителей рабочего класса. Так, например, в романе «Золотой теленок» содержатся такие строки: «…Побирухина вычистили из учреждения по второй категории, и он от волнения потерял аппетит и отказался от обедов. Теперь он ходил по городу, останавливал знакомых и произносил одну и ту же полную скрытого сарказма фразу: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории». И некоторые знакомые сочувственно отвечали: «Вот наделали делов эти бандиты Маркс и Энгельс» (стр. 435).