Текст книги "Сафари для русских мачо"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 23. Дружеский допрос

Марат не сразу узнал Старицына, потому что еще никогда не видел его в камуфляже. Пятнистые брюки с лямками, оливковая майка, высокие ботинки. На широком поясе – кобура, надетая по-немецки, слева у пряжки. Черные очки с утолщенными дужками, от которых вьется тонкий проводок куда-то за спину – это уже не просто очки, а мини-рация. И серая «испанка» с черной кисточкой и черной пластиковой кокардой.

– Не спрашиваю, как доехали, – Роман снял пилотку и засунул ее под плечевую лямку, а очки сдвинул наверх, за лоб. – Знаю, что с приключениями. Сейчас мои люди уже поехали разбираться. Извините, господа, но никто не обещал вам, что путешествие будет скучным.

Он крепко пожал руку Марату, а Василя еще и похлопал по плечу:

– Я знал, кому доверить такое дело! Пойдем, посмотрим на нашу красавицу. Марат, Ксюша, посидите пока здесь.

Обнимая одессита за плечо, Старицын вышел из холла. Марат опустился в красное плюшевое кресло, и к нему тотчас подошел официант с подносом, на котором стояла одна единственная чашечка кофе.

Оксана ходила туда-сюда вдоль широкого окна, сунув кулачки в карманы пиджака.

– Ну что ты нервничаешь, – сказал Марат. – Все нормально. Мы ехали-ехали, и наконец приехали. Успокойся, присядь, выпей кофе.

– Насиделась уже. На всю жизнь насиделась.

Старицын вернулся один и спросил:

– Марат, билеты на семинар у тебя? Давай сюда, надо оформить кое-какие бумаги. Бюрократия мать порядка. Паспорт тоже давай, сниму ксерокопию. А где Вадим Андреевич? На карнавал улетел?

– Не знаю, – ответил Марат.

Он хотел добавить, что Гранцов отделился от них по пути, но вместо этого почему-то сказал:

– Он сам по себе, а мы сами по себе. Слушай, Ромка, что у вас творится? Война? Может быть, мы лучше в следующий раз поговорим о наших делах? Я смотрю, тебе сейчас не до меня.

– Да здесь круглый год война, – рассмеялся Старицын. – Двадцать пять часов в сутки. Не стоит обращать внимания, считай это местным колоритом. Ксюша, пойдем, я покажу тебе ваши апартаменты. Марат, а с тобой мы заглянем в канцелярию. Подожди меня, я быстро.

Подбежавший легионер подхватил с пола сумку Марата и поспешил вслед за Старицыным, который увел с собой Оксану по лестнице.

Марат посмотрел в окно. Изумрудный «лендровер» сверкал посреди площади у фонтана, в котором плавали апельсиновые шкурки и смятые жестяные банки. Роскошный внедорожник смотрелся здесь примерно так же, как смотрелась бы летающая тарелка.

Стайка голоногих пацанят стояла на почтительном удалении и потрясенно глазела на это четырехколесное сокровище.

«Когда только Василь успел так начистить все, что может блестеть?» – подумал Марат. – «И, кстати, куда он подевался?»

Старицын сбежал по лестнице и уселся в кресло рядом с Маратом. Лицо его было озабоченным.

– Не хотел говорить при посторонних, – он доверительно наклонился к Марату и сжал его локоть. – На самом деле у нас, конечно, все не так гладко. Есть проблемы. Хорошо, что ты все-таки приехал, я очень рассчитываю на твою помощь.

– Какая от меня может быть помощь?

– Да хотя бы элементарная моральная поддержка. Думаешь, мне легко тут одному? Здесь не с кем даже шуткой перекинутся. Знаешь, что такое настоящая чужбина? Это когда никто вокруг не понимает твоих шуток.

– Я тоже не понимаю местных шуток, – сказал Марат. – Когда меня ставят раком и шмонают на лесной дороге, а потом начинается Сталинградская битва, я таких шуток не понимаю.

– Это далеко не шутки. Мне только что сообщили, что целое звено моих ребят полностью уничтожено. Другое звено исчезло с оружием. Боюсь, что они решили переметнуться.

– Ну и дела.

– Ничего не поделаешь, когда гонишься за количеством, страдает качество. Законы марксистско-ленинской диалектики, как видишь, торжествуют даже в сельве Южной Америки. Раньше наша структура славилась очень строгим отбором. Вспомни, каких трудов тебе стоило пробиться на семинар. Ты поехал один от многомиллионного Ленинграда. А теперь от одного только Кургана прислали семерых бойцов. Я даже не знаю, где находится этот Курган! И вот результат. Вся семерка дружно исчезает, перебив моих лучших людей и прихватив оружие, транспорт и средства связи.

Старицын в гневе стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– И это – в такой момент! Когда мы стоим на пороге тотальных перемен!

«Кажется, бывал я в Кургане, – подумал Марат Кирсанов. – Как раз после него мы перебрались в Уфу, а потом в Саратов. Нет, до Уфы был Челябинск. Моя последняя гастроль. Курган, Курган… там хорошо подавали. Чем беднее народ, тем больше подают попрошайкам. Там даже пьяницы подходили к нам, предлагали выпить в ответ на все эти бредни насчет объединения с человечеством. Хорошие люди живут в Кургане. Доверчивые».

Ему вдруг пришло в голову, что доверчивые курганские жители вполне могли влиться в секту Пука. Они же верят всяким хорошим словам, особенно, когда эти слова произносят красавчики вроде Ромки или вроде тех девчушек-попрошаек, таких скромных и приветливых… Которые каждую ночь становились подстилками для охранников.

И вот такие простые ребята с рабочей окраины однажды объединились со всем человечеством, и стали заниматься фатта-до, и добились успехов, и попали на семинар в Южную Америку. О такой удаче нельзя было и мечтать у себя в Кургане. И чем закончился для них семинар? Пулеметной очередью в спину.

Я их убил не здесь, сказал себе Марат. Я убил их еще там, когда бродил по убогим, но приветливым улочкам, и заманивал к Преподобному.

Как хорошо, что никто об этом не знает.

Но я-то знаю. Что мне теперь делать с собой?

Эх, был бы рядом Вадим Андреевич. Вот кому можно открыться. Он бы помог.

Вернусь в Питер, обязательно разыщу его, решил Марат. На воскресной службе в Никольском соборе. Господи, я даже не знаю, где этот Никольский собор…

Он отставил свою чашку.

– Что-то я не догоняю, Рома, к кому эти твои курганские могли переметнуться? – спросил Марат. – Тут кругом много-много диких обезьян, и еще солдаты встречаются. А людей мы по дороге как-то не наблюдали. Говорили еще про каких-то партизан…

– Легенды. Мифы и легенды диких племен, – сказал Старицын. – Партизаны давно кончились. Сейчас в сельве можно напороться только на охранников кокаиновых плантаций. Но они люди мирные и спокойные, никогда первыми не стреляют, поезда под откос не пускают. Зачем это делать ребятам, которые получают по штуке баксов за месяц? И, в принципе, у нас с ними мирное соглашение. У них свой бизнес, у нас – свой. Если курганские решили, что на плантациях им будут платить большие деньги, то они сильно заблуждаются.

– Тебе надо подкрутить гайки в вашей службе безопасности, – посоветовал Марат. – Что за дела? Просвечивать надо каждую фигуру. У меня вот фирма маленькая, и то есть особый отдел. Я два месяца ждал ответа, когда устраивался.

– Жаль, что Вадим Андреевич не приехал, – сокрушенно произнес Старицын. – Вот кого я хотел бы привлечь к работе.

– А я как же, в отказ?

– Ну что ты! Тебя я беру экспедитором, это вопрос решенный! – Роман похлопал его по руке. – А Гранцова можно было посадить в кресло инспектора по кадрам. С его-то опытом, с его знанием людей, с его связями!

– Ты его ни с кем не путаешь? – спросил Марат. – Какие связи? Он в техникуме преподает радиодело.

– У меня другая информация. Знаешь, я на тебя рассчитываю. Когда увидишь его, постарайся прозондировать его настроения. Ну, сколько он получает в техникуме? Даже не копейки, а гроши. А мы его не обидим. Говоришь, он на карнавал все-таки полетел?

– Не знаю, – Марат пожал плечами. – С Василем он ехать не хотел. Ром, давай лучше обо мне поговорим. Я ведь еще ни на что не подписывался. Мне надо знать, на что я иду, понимаешь? Например, какая будет зарплата, какие льготы. Какие мои обязанности, и все такое. Я ведь только для этого сюда приехал.

– Я думал, ты рвешься на семинар, – улыбнулся Старицын.

– Честно сказать, не рвусь, – признался Марат. – Но мне твое предложение спать не дает. Умеешь ты заинтересовать человека. Так что ты скажешь насчет моей работы?

– Сначала несколько вопросов.

– Давай.

– Где Гранцов?

Марат пожал плечами. Он хотел ответить легко и быстро: «Не знаю», но почему-то не смог.

– Почему ты задумался? – улыбаясь, спросил Старицын.

– Потому что не знаю, что тебе ответить. Где Гранцов? Хотел бы я знать, где он сейчас.

– Удивительное совпадение! Я тоже этого хочу, причем больше всего на свете!

Старицын встал и прошелся перед Маратом, держа руки за спиной.

– Пойдем, – бросил он и, не оборачиваясь, пошел к выходу.

Марат с трудом выбрался из объятий плюшевого кресла и направился за Романом. Они пересекли площадь и вошли в здание, на крыльце которого стоял легионер с «узи» под мышкой. Солдат вытянулся и приложил два пальца к пилотке, и Старицын небрежно кивнул в ответ.

Они прошли по узкому прохладному коридору и остановились перед железной дверью. Старицын потянул ее на себя и отступил, пропуская Марата вперед.

– Опа! – Василь невесело засмеялся. – Вся компания в сборе!

Одессит сидел на полу в углу комнаты. В другом углу сидела Оксана, обняв колени руками и укрывшись белым пиджаком.

Марат остановился на пороге, но Старицын сильно толкнул его в спину, и железная дверь с лязгом захлопнулась.

Комната была странная. Стены, обитые розовым ворсистым ковром от пола до потолка. Никакой мебели, только зеленые коврики на мягком розовом полу. Единственное окно затянуто драпировкой. Отодвинув ее, Марат обнаружил матовое стекло в металлическом переплете.

– Мы ехали-ехали и, наконец, приехали, – с издевкой проговорила Оксана и легла на пол, свернувшись калачиком.

Марат ходил по комнате, ощупывая стены.

– Можешь не щупать, – сказал Василь. – Ни хрена не прощупаешь.

– Сюр какой-то, – сказал Марат. – Что за дела. Это же камера для психов.

– Как раз для тебя, – подала голос Оксана. – Все, мальчики, приехали. Лучше бы я осталась…

Что-то щелкнуло, и раздался голос Романа.

– Марат, слушай меня внимательно. Ты меня слышишь?

– Слышу, слышу, – сказал он, оглядываясь. Вот видеокамера, а вот и динамик.

– В этой комнате люди говорят только правду. Не сразу, конечно. Некоторые пытаются сопротивляться. Но очень быстро начинают все-таки говорить правду. У меня есть несколько способов. Иногда это голод и жажда. Иногда мы впускаем газ. Иногда еще что-нибудь, о чем тебе лучше не знать. Но правду говорят все. Ты не исключение.

– Рома, короче, – сказал Марат. – Что за допрос, в натуре?

– Это не допрос. Считай, что это проверка. Условия такие: ты говоришь «да» или «нет». Ты готов отвечать на мои вопросы?

– Всегда готов.

– Ты готов отвечать на мои вопросы?

– Да я же сказал тебе, ты что, не слышал?

– Ты готов отвечать на мои вопросы?

– У него что, заело? – повернулся Марат к Василю.

– Неправильно отвечаешь, – подсказал тот.

– Ты готов отвечать на мои вопросы?

– Да.

– Сколько будет дважды два?

– Четыре.

– Птицы летают?

– Хорошо, что коровы не летают, – сказал Марат.

– Птицы летают?

– Да.

– Как тебя зовут?

– Морихэи Уэсиба [22]22
  основатель айкидо


[Закрыть].

– Марат, послушай, – сказал голос, – я не буду впускать в комнату газ. Думаю, что удушьем тебя не напугать. Сейчас для тебя самая ценная вещь – это время. И ты сам им распоряжаешься. Тебе надо вовремя прибыть в аэропорт, иначе ты просто останешься здесь навсегда.

– Навсегда? Здесь, в этой камере?

– Как тебя зовут?

Василь подошел к Марату и шепнул ему на ухо: «Поддержи разговор, ходи вдоль стенки, отвлекай этого пидора. Мы пробьемся».

– Ладно, поддержим разговор, – сказал Марат.

– Как тебя зовут?

– Марат.

– Фамилия?

– Кирсанов.

– Рыбы плавают?

– Да.

– Рыбы летают?

– Да.

– Рыбы летают?

Марат развел руками:

– Есть же летающие рыбы!

– Рыбы летают?

– Нет.

– Когда прибыл в страну?

– В субботу.

Он отвечал на вопросы, иногда не удерживаясь от возмущенных реплик, и ходил туда-сюда вдоль стены. А Василь сначала сидел на полу под видеокамерой, а потом извлек из кармана нож и принялся вырезать в стене какие-то полоски. Марат следил за ним краем глаза, чтобы не привлечь внимание наблюдателей, и старался разозлить Романа своими ответами.

– Ты связан с органами разведки и контрразведки?

– Нет.

– У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?

– Нет.

– У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?

– Нет.

– У тебя есть знакомые, связанные с разведкой и контрразведкой?

– Да.

– Это Гранцов?

– Да, – неожиданно сказал Кирсанов, хотя собирался сказать «нет».

– Ты изучал Единственный Принцип?

– Да.

– Ты веришь в учение Единственного Принципа?

– Да.

– Гранцов находится в Сан-Деменцио?

– Да.

– Он собирается нанести вред структуре Глобо Торизмо?

– Да.

«Что я говорю? – удивился Кирсанов. – Какой такой вред?»

– Ты знаешь, где скрывается Гранцов?

– Да.

– Ты можешь это рассказать?

– Нет.

– Ты можешь провести нас туда?

– Нет.

– Ты можешь провести нас туда?

– Нет, нет, нет!

– Ты можешь провести нас туда?

– Да.

Голос надолго замолчал, и стало слышно, что из динамиков доносится какое-то шуршание и ритмичное пощелкивание. В это время Василь полез по стене, цепляясь за нарезанные петли, и накрыл видеокамеру шляпой.

Он переполз в сторону, дотянулся до динамиков ножом и перерезал провода. Шуршание оборвалось, и он спрыгнул на пол.

– От же гады, – сказал он, складывая нож. – А ты еще в зомбирование не веришь. Это знаешь, что такое? Подсознательное кодирование.

– Ну да, – сказал Марат, встряхивая тяжелой головой.

– Ты говоришь, они записывают твой голос, что-то такое с ним делают, и посылают тебе команды, и ты их выполняешь. Установку тебе делают, понял?

– Что дальше? – спросил Марат.

– Дальше ничего хорошего, – сказал Василь. – Сейчас придут мордовороты, отлупят нас за испорченный динамик. Потом отвезут на фазенду. Потом я буду грузить тачку. Там кодовый замок зажигания, персональная секретка. Знаю только я, так что меня довезут вместе с тачкой. По крайней мере до ближайшей мастерской. А это уже в Одессе. Так что я, можно сказать, одной ногой уже дома.

– А я? – поинтересовался Марат.

– А ты покажи им, где Андреич прячется. Это первый вариант.

– Я не знаю. Честно, не знаю.

– Значит, тебе конец.

– А какой второй вариант?

В стене вдруг бесшумно откинулась дверь, и в комнату вошел Роман Старицын. За ним стояли двое щуплых солдат.

«Не уважаешь ты меня, Рома», подумал Кирсанов, оглядывая противников.

– А второй вариант такой, – сказал Старицын. – Ты вместе с нами ищешь Гранцова. Мы его задерживаем, допрашиваем и отправляем на родину. А ты начинаешь работать в нашей структуре. На очень приличных условиях.

– Хотелось бы знать, что ты называешь приличными условиями.

– Сорок тысяч в год. Полное содержание. Первое время – работа на базе. Переводы с русского, мониторинг российских СМИ, тестирование персонала. Затем – командировки по выбранному региону. Думаю, что ты выберешь что-нибудь подальше от Москвы. Но это в будущем.

– Соглашайся, Марик, – посоветовал Василь. – Сорок тысяч на дороге не валяются.

Марат оценил ситуацию. Старицын стоял на пороге открытой двери. За ним маячили двое легионеров, и оружия у них не было. Дальше, в конце короткого коридора, ярко светилось распахнутое окно с легкими розовыми шторами, которые взлетели и опадали под порывами ветерка. За шторами Марат разглядел площадь с фонтаном, и знакомый «Лендровер».

Он добежит до окна в три прыжка. Спрыгнет со второго этажа и через пять секунд окажется у машины. Там, под сиденьем, лежит «узи» с полным магазином.

Это шанс.

– Даже не пытайся, – усмехнулся Роман Старицын, шагнул в сторону и неожиданно прижал ладони к ушам.

Один из солдат поднял руку, что-то мелькнуло, громко хлопнуло – и Марат рухнул на пол. Ему показалось, что по коленям ударила невидимая оглобля. «Хорошо, что не выше», – подумал он.

– Ну? – спросил Роман. – Как тебе наша новая техника?

– Круто, – Кирсанов едва сумел подняться на четвереньки. – Что это было? Взрывпакет?

– Это была прелюдия, – сказал Роман. – Тебя интересует продолжение?

– Чисто теоретически, – ответил Марат, чувствуя, что ноги к нему вернулись, но распрямляться не хотят.

Второй солдат дернулся, и Кирсанов поднял руку, прикрываясь. Теперь он успел разглядеть, что солдат ловко швырнул какой-то серый шарик, размером с яйцо, матовый, словно плетеный из шпагата. Снова раздался оглушительный разрыв. Однако, хотя звук болезненно бил по ушам, Марат не ощутил никакого сотрясения воздуха. Даже от елочной хлопушки взрывная волна была бы сильнее. Но удар пришелся по Василю, и тот сполз по стене, схватившись за грудь.

– Его-то за что? – спросил Кирсанов.

– За шляпу, – ответил Роман. – Так ты согласен работать с нами, брат Кир?

– Конечно, согласен. А чем это они кидались?

– Тебе еще рано это знать, – улыбнулся Роман. – Тебе придется еще посидеть в карантине. Послезавтра самолет уйдет без двух туристов. Москва поднимет шум. Через неделю все затихнет. К тому времени мы уже закончим с тобой все необходимые процедуры. Всякие прививки, проверки, анкеты… Поживешь пока на фазенде. Ксюша с тобой останется, если хочешь. Чтоб ты не скучал. Ей все равно деваться некуда.

Оксана медленно поднялась с пола и оправила на себе разорванное платье.

– Снова ты меня продаешь, – сказала она. – Опять, как тогда, в Киеве, да?

– Не знал, что вы так давно знакомы, – сказал Кирсанов.

– Так он же меня сюда и продал.

– Ну, так уж и продал, – Роман махнул рукой брезгливо, перестав улыбаться. – Сама захотела мулата попробовать. Вот и получила свое.

– Ребята, мы вам не мешаем? – спросил Василь.

– А ты, Василек, тоже меня удивил, – сказал Роман. – Вот ведь как человек проявляется в мягкой комнате. Ты-то чего на стенку полез? Вроде с тобой у нас все шло по-хорошему?

– Да сам не знаю. Наверно, просто не люблю, когда при мне людей опускают, – Василь пожал плечами и поморщился, схватившись за грудь. – Чем это ты нас?

– Секрет фирмы. Взрывчатое волокно, – гордо сказал Роман. – Оружие будущего.

В коридоре загремели шаги, и в комнату ворвался красномордый детина в соломенной шляпе.

– Рон! Засекли! – выпалил он. – Объект уехал с твоей придурочной с виллы Октавия!

– Куда?

– Не важно! У нее всего-то пять или шесть маршрутов! Я по всем уже послал на перехват! Через час мы их возьмем!

Старицын посмотрел на часы:

– Ловлю на слове, Серый. Виллу оцепили?

– А зачем, ее же там нету… Сейчас оцепим! – красномордый вытянулся перед Старицыным.

– Оцепить виллу. Поставить патрули на дорогах у виллы, – распоряжался Старицын, надевая свою испанку. – А гостей наших я отвезу на фазенду. Потом с ними тоже разберемся.

Он повернулся к Марату и развел руками:

– Извините, ребята. Срочное дело!

Глава 24. Макс, человек-луноход

Лежа на траве с руками за головой, Гранцов больше всего опасался, что его укусит какая-нибудь ползучая тварь. По щеке его бегала букашка, и Вадим безуспешно пытался ее сдуть, выпячивая нижнюю губу. Ему еще повезло – он успел одеться, а вот Татьяна лежала рядом с ним голая, и по ее руке уже взбиралась лохматая гусеница, отчего рука вздрагивала все сильнее и сильнее.

– Может быть, достаточно? – вполголоса спросил он. – Пусть хотя бы дама приведет себя в порядок. А я могу и полежать, если уж так надо.

– Молчать! – резко ответил человек, стоявший за кустами. – Татьяна, одевайтесь!

– Между прочим, – продолжал Гранцов, выплюнув бесстрашного муравья, – если бы в меня стреляли с берега или с моста, я бы тоже прикинулся утопленником. Упал бы с лодки со страдальческим криком и двинулся под водой против течения. Главное, кричать погромче, чтобы хорошо провентилировать легкие. Потом глубокий вдох, хороший груз в одну руку, и нырок по вертикали. Но у меня одна беда, я курящий. Мне больше минуты не продержаться, а за минуту далеко не уплывешь. А вы не курите?

– Татьяна, кто это? – спросил человек.

– Как вы меня напугали, Макс! Я же была уверена, что вас убили! Это мой знакомый из Петербурга. Я сделала ему приглашение по туристическим каналам.

– Что этот турист делает на реке? Ночью?

– Мы спасались от легионеров, – ответила Татьяна.

– Будем считать, что спаслись. Можете подняться, гражданин турист. Где вы живете в Питере?

Вадим назвал адрес, по которому был прописан.

– Общага? – спросил человек за кустами. – Отставник бездомный?

Гранцов понял, что теперь его не убьют.

– Ну вот, началось, – сказал он. – Конечно, легко обзываться, когда держишь человека на мушке.

– Да какая там мушка, – человек вышел из-за кустов.

В руке у него был посох с заостренным белеющим в темноте концом.

– Я держал вас на пике.

– Тоже неплохо, – согласился Гранцов.

Волосы Макса были коротко острижены и торчали неровными клочками. Так всегда бывает, когда стрижешься ножницами и без зеркала. Одет он был в красноармейскую гимнастерку, со стоячим воротничком, но обрезанными по локоть рукавами.

– Ваши дальнейшие действия? – спросил он.

– Переночевать тут, – ответил Гранцов. – Отсидеться днем. Когда все стихнет, уйдем на катере. До Кальенте. Оттуда автобусом. У меня самолет пятого числа, мне нельзя опаздывать. А ваши планы?

– Мои планы – это моипланы. Почему вы убегаете? Что случилось?

– Наверно, они боятся, что я увезу с собой вот это, – Гранцов показал сложенные тетрадные листки.

– Что это?

– Записки сумасшедшего. Нашел в сортире за колючей проволокой. Хочу показать дома своим знакомым. Пусть посмеются.

– Пошли за мной, – приказал Макс, – нечего тут маячить под луной.

Он привел их к своему жилищу. Жил Макс в микроавтобусе «Фольксваген-Каравелла», который во время наводнения несколько лет назад выбросило волной на островок. Рядом висел его гамак и стояла самодельная печка, сделанная из железной бочки.

– Как вы могли продержаться тут столько времени? – спросила Татьяна. – Почему не пришли ко мне?

– Ходок я неважный, – ответил Макс. – А продержаться можно в любом месте, была бы вода и еда. Воды у меня хватает, а еда сама приходит.

Он выдвинул из-под «каравеллы» деревянный лоток с листьями, на которых белели какие-то стручки. Гранцов с любопытством наклонился над ними:

– Личинки съедобного жука? Слышал, что они очень питательны. Можно попробовать?

– Пожалуйста.

На вкус личинка напоминала сырой яичный белок, смешанный с крахмалом.

– Ну, как? – спросил Макс.

– Вполне, – сдержанно ответил Вадим, с трудом проглотив шевелящуюся массу. – Очень даже ничего. Похоже на творог, да?

– Не знаю. Я их ем жареными.

Кроме «съедобных» личинок, рацион Макса включал в себя разнообразные консервы. Во всяком случае, он предложил гостям поужинать гусиным паштетом.

Татьяна, как единственная дама, заняла лучшее спальное место – под крышей «каравеллы», а Гранцов натянул свое пончо между двумя деревцами, наконец-то догадавшись, для чего предназначены два длинных шнура в углах этой универсальной накидки.

Но спать он лег не сразу. Они еще долго сидели с Максом у реки, вслушиваясь в голоса, разносившиеся над водой. За деревьями метались, раскачиваясь, лучи фар, урчали моторы «уазиков», доносились резкие команды.

Макс рассказывал о лагере, из которого бежал вместе со своим погибшим приятелем. Зачем он передал Татьяне эту информацию? Просто хотел что-то сделать в память о друге. Только и всего. А спасать заключенных он и не собирался. Некого там спасать. Да и не нужно им это.

В лагерь попадали разные люди, но очень скоро все они становились одинаковыми. Их уравнивал строго однообразный быт, их сплачивал коллективный труд, их объединяли простые ритуалы – утренняя молитва перед котлом с варевом, и ночные хороводы вокруг костра, сначала в одежде, потом без нее, потом в обнимку с ближайшей женщиной. После утреннего ритуала пленники строем шли на работу. После вечернего парочками разбредались по кустам.

Гранцову показалось странным, что от лагерной баланды у кого-то еще возникает желание разбредаться парочками по кустам.

Но Макс объяснил, что баланда была вполне питательной. Во всяком случае, от голода никто не помирал. Кроме того, все дело в зелени. Кисловатые вяжущие листья, которые надо было жевать во время вечерних ритуалов, возбуждали не хуже виагры. Правда, сам Макс никогда ими не пользовался и, положив для виду в рот, незаметно выплевывал. Уклоняясь от развития этой темы, он рассказал о своих русских соседях по бараку.

Они называли себя протестантами, но за весь год Макс так и не смог выяснить, к какому направлению они все-таки примыкали. О Лютере они не слыхали, также как о методистах, адвентистах или кальвинистах. Протестанты – и всё тут. В Казахстане они, оказывается, подвергались беспощадному преследованию, и какой-то «международный центр» помог им эмигрировать в Эквадор. Там они попали в обычное рабство на креветочной ферме. Через полгода ферму разгромила полиция, и сектанты оказались в тюрьме с неграми и метисами. Оттуда их вытащил добрый русский старичок Федор Ильич. Он предложил им переехать в Аргентину, и они, собравшись всей оравой, с женами и детьми, погрузились в самолет, который и привез их сюда. Когда Макс попытался объяснить им, что до Аргентины отсюда шесть часов полета, протестанты осуждающе отвернулись и больше с ним не говорили.

Другие были не лучше. Почти все попали в лагерь, можно сказать, добровольно. Зачем таких спасать?

Все равно их жалко, сказал Гранцов. Я их понимаю. Наверно, они там неплохо жили, в своем Казахстане, пока не началось новое время. Все их лучшие друзья и соседи вдруг оказались немцами и быстренько перебрались на историческую родину. А этим-то что делать? В Россию их никто не звал, а уехать хочется. А тут подворачивается такая возможность – записаться в протестанты и слинять в Америку. Трудно удержаться от соблазна. И ведь их не обманули. Они оказались в Америке. Только в Южной.

Все равно они уроды, ответил Макс. Такие же, как и все остальные. Бывшие кришнаиты, астральные чистильщики кармы и прочие. После обеда сидят, строчат свои дневники. Им за них оценки ставят. Отличники освобождаются от работ, становятся вроде ефрейторов. Что характерно, дневники разрешают писать всем, но пишут только русские. Нация писателей. Конечно, были среди заключенных и другие персонажи. Например, многих захватили какие-то бандиты, работавшие под таксистов. Налетели прямо на улице, увезли в зиндан, или как это у них называется. Поначалу хотели выкуп получить. Потом продали в лагерь.

Им удалось бежать. И если бы не напоролись на минное поле…

Мины – это отдельный разговор. В лагере две лаборатории. В одной гонят кокаин, в другой делают взрывчатку. Не простую, а уникальную. С виду – тряпка тряпкой. Разработана одним русским технологом. Обычное на вид толстое полотно. Трехслойное, если приглядеться. Приложил, придавил. Инициируешь. Взрыв только с одной стороны ткани. Нет ни пыли, ни дыма. Дробит поверхность.

Идеальный инструмент для проделывания отверстий нужной формы. Но можно использовать и в военном деле. Как и все прочие изобретения русского гения. Ох уж этот русский ум, бессмысленный и беспощадный.

Кстати, изобретатель скончался. И вместе с ним погибло все производство. Обмотался всей произведенной продукцией, и инициировал. И сам исчез, и единственный образец. А почему он это сделал? Свихнулся, наверное. Наверно, слишком увлекся жеванием листьев, перевозбудился.

– Наверно, это был не единственный образец продукции, – сказал Гранцов. – Я видел в городе во время беспорядков такую тряпку. Позиция гранатометчика на чердаке, а на лестнице – растяжка на всякий случай, чтоб не входили без стука. Струна идет к фановой трубе, за ней какая-то тряпка. Больше ничего. Ни взрывателя, ни контактов каких-то, ни шашки. Взрыв, чугунные осколки, труп.

– Взрыватель там тоже хитрый, – сказал Макс. – Пьезо. Микроскопический. После взрыва – никаких следов. Так ты говоришь, волокно уже поступило на вооружение? Хреново. Но не страшно. Все равно технология утрачена. А что за беспорядки?

– Переворот. Иностранцев эвакуируют. Можем подбросить тебя до посольства.

– Нет, не надо, спасибо. Сам-то выберешься?

– Да у меня самолет пятого числа, я-то выберусь. Должен выбраться. Ребята ждут новостей. Будет что рассказать. За технолога они, конечно, порадуются.

Вадим Гранцов знал, что этому человеку бесполезно задавать вопросы. Почему он не хочет уйти отсюда? Что его здесь держит? Он не ответит, потому что никому не доверяет. И правильно делает.

– Тебе винтовка не нужна? – спросил он.

– Не помешала бы, – подумав, ответил Макс.

– Я тут зарыл неподалеку трехлинейку. Могу принести, пока темно.

– Тебе это надо?

– Так пропадет же. А тебе, глядишь, и пригодится. Я быстро обернусь.

– А спать когда?

– После войны отоспимся, – Гранцов поднялся, растирая затекшие колени.

– Постой, майор, – Макс оперся на свой посох и тоже поднялся. – Постой. Всякое бывает. Может, ты вернешься, может – нет. Или придешь, а тут засада. Всякое бывает. Давай так договоримся. На всякий случай. Перед уходом я заглянул в канцелярию. Там график работ висел. Так вот. На третье апреля у них намечена разгрузка и погрузка самолета. Больше он в этом году на площадку не придет. Последний срок. Я это число запомнил на всю жизнь. Третьего апреля самолет надо встретить. Я его встречу. Но в жизни всякое бывает. Хорошо бы меня подстраховать.

– Зачем он тебе, этот самолет?

– Не знаю. Как-то не думал об этом. А ты сам как думаешь, зачем?

– Думаю, хочешь рассчитаться. За себя. За Куликова.

– Фамилию эту забудь, – сказал Макс. – Она, конечно, условная, но ты все же забудь. А рассчитаться, конечно, хочется. Он хороший был парень. Он один стоил больше, чем вся эта сволочь. Я-то – что, я никто и звать меня никак. Ты говоришь, посольство. На кой черт мне посольство? Что я забыл в этом посольстве? Возвращаться мне некуда. Из России я давно уже слинял. Дом у меня в Чехии. Гоняю «мерседесы» из Голландии на Украину, свой маленький бизнес. Был. Да не о том речь. Не о том. Короче, я остаюсь, чтобы встретить самолет. Что он больше не летал. Но со страховкой мне спокойнее будет, если что. Ты понял?

– Я бы с тобой остался, – сказал Гранцов. – Но у меня жена дома. Беременная. Ждет, понимаешь? Была бы хоть какая связь, предупредить…

– Связь? Была бы связь… – Макс закашлялся. – Сука, вода в легком опять накопилась. С таким чахоточным в разведку не ходят. Была бы связь, я б тебя не просил. Ты – моя связь, понял? Помощник мне не нужен, сам справлюсь, у меня все готово. Ты понял, майор? Третье апреля. Можешь это передать кому-нибудь?

– Передам.

– Все. Давай, двигай за стволом, только поосторожнее там.

Гранцов использовал автобусное сиденье, чтобы переправить свою сумку с островка на берег. Чекист был прав, всякое могло случиться за остаток ночи, а оставаться без своих вещей Вадиму очень не хотелось.