Текст книги "Мир Феликса (СИ)"

Автор книги: Евгений Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Этими мыслями голова моя была загружена настолько, что даже машинальные процессы, вроде чистки зубов, превращались в абсурдную последовательность действий. Мама часто ловила меня на том, как я сидел будто в отключке – за ужином, за ноутбуком или просто у телевизора в гостиной – телом я был там, но в мыслях настолько далеко, что ей приходилось порой по нескольку раз меня окликать.

Единственным человеком, кто мог хоть ненадолго вытащить меня из этой психологической западни, была Настя. Ее секрет был предельно прост: она всегда была немного ненормальной…, мой личный зеленоглазый псих в юбке. Чтобы описать точнее, ее границы нормальности не были сдвинуты, как у душевно больных, они, скорее, были расширены, и в этом, отчасти, был секрет нашего с ней притяжения. С ней я мог говорить обо всем, задвигать сколь угодно абсурдные и бесполезные теории, одним словом, фантазировать, не боясь, что она, как это свойственно девушкам, будет находить истоки моих фантазий в наших с ней отношениях. Несколько раз я думал о том, чтобы рассказать ей о Феликсе и обо всем случившемся, но здравый смысл запрещал мне это сделать. Возможно, я просто недооценивал степень ее безумия.

За длинными пробежками, вечерними прогулками с Настей и смешными разговорами о ненасущном я пережил эту неделю. А в субботу случилось кое-что очень волнующее: я получил звонок из Biohack. Это было настолько неожиданно и интригующе, что я даже отвлекся на какое-то время от паразитных мыслей, которые пожирали меня всю последнюю неделю. "Вот это рвение, – подумал я, – даже в выходные не прекращают поиски персонала". Дело в том, что я всегда мечтал работать в компании вроде этой, куда берут только лучших и где ученый может зарабатывать деньги, а не только ученую степень и карму. Приятный женский голос пригласил меня на собеседование в понедельник утром, и эта отметка тут же обозначилась красной точкой в моем календаре. Оправившись от эйфории, я принялся заучивать материал – все, чего я не касался в своей работе, но что могли востребовать в передовой компании. Быть может, я преувеличивал тогда уникальность этого приглашения, но оно и вправду могло приблизить меня к моей мечте и, что не менее важно, давало возможность, наконец, распрощаться с Феликсом и в обозримом будущем забыть о случившемся, как о страшном сне.

В понедельник утром я ехал на собеседование, возбужденный и напуганный неизвестностью, зачем-то надел костюм. Больше всего я боялся своего волнения – в ответственный момент я мог разволноваться так сильно, что даже простые вопросы завели бы меня в тупик. В роскошном, современном холле меня встретила Марина, симпатичная молодая женщина – та самая, что пригласила меня на встречу. Вместе с ней мы поднялись на шестой этаж, затем прошли меж офисных помещений по просторному коридору, очень хорошо освещенному, благодаря стеклянным стенам. Она была приветлива, но не очень разговорчива, на лице ее присутствовала неснимаемая профессиональная улыбка. Я же улыбался еще более неестественно – груз волнения не давал мне расслабиться ни на секунду.

Мы прошли мимо большого количества переговорных и остановились у самой дальней, которая, в отличие от остальных, не имела стеклянных стен, в ней не было даже окон – сплошная бетонная коробка. Вместе с тем, она была намного просторнее других и даже роскошнее, и, признаться, это мне польстило.

– Располагайтесь, подождите буквально несколько минут, я схожу за техническим специалистом и начальником отдела. – После этих слов Марины я впал в тихий ужас томительного ожидания. В последний раз я испытывал нечто подобное на экзамене. От волнения мысли путались, я судорожно и бесполезно прогонял в голове материал, освоенный за выходные.

Я терпеливо ждал, меняя свою позу в кресле каждую минуту. Мне кажется, в тот момент я в глубине души надеялся, что никто не придет, что планы их резко изменятся, и мне назначат встречу в другой день. Но Марина и ее коллеги не заставили долго ждать. В комнату вошли двое мужчин, один молодой, наверное, около тридцати, второй постарше, презентабельный, опрятный, с налетом седины на висках и с короткой молодящей стрижкой. С их появлением я испытал мощный адреналиновый всплеск, сравнимый с ощущением от прыжка с парашютом.

– Андрей, знакомьтесь, это Стас, начальник отдела, и Артур, вирусолог. – Марина учтиво представила мне своих коллег, которые в ту минуту в моих глазах выглядели богоподобно.

Я резко вскочил с кресла и, плохо контролируя силу, пожал руки.

– Приятно познакомиться. – С улыбкой произнес Станислав.

– Взаимно. – Сияя радостью, ответил я.

– Здрассте. – Артур был скуп на эмоции, в нем сразу угадывались характерные академические повадки, для себя я подчеркнул неопрятный внешний вид и старомодную поясную сумку, которую он то и дело теребил руками. Вдобавок к тому, он имел примечательную неказистую внешность: невысокий, щуплый, конопатый и небритый, с висящими рыжими локонами. Он как будто был чем-то озабочен, взгляд его, в-основном, бесцельно блуждал по столу.

– Сейчас еще подойдет Антон, и мы начнем. – Марина положила на стол несколько листов бумаги, один из них был моим резюме, которое я разместил в интернете давным-давно, в связи с чем оно было далеко не актуальным. Удивительно, как оно могло им приглянуться…

– Антон? – Я тут же предположил, о ком именно шла речь.

– Да, он вас порекомендовал.

И тут все стало ясно – мой бывший коллега Антон Пинчук замолвил за меня словечко. И тогда мне стало заметно легче, волнение приунялось, и я начал дышать ровнее.

– Всем привет. – Антон появился со свойственной ему парадностью. Это был в меру полноватый, всегда заметный молодой мужчина, активный и крепкий – физически и морально. – Он внушительно, с дружеской улыбкой пожал мне руку. – Как поживает наш родной НИИ? Как дела у Петровича?

– Все в порядке. Как всегда, ничего нового. – Так же, с улыбкой ответил я. Мне не хотелось рассказывать о том, что произошло с Феликсом, я счел это неуместным, решил, расскажу как-нибудь потом, если представится возможность.

– Понятно. – Протянул Антон, своей интонацией отодвигая эту тему в сторону.

Он говорил, как всегда, громко и несколько шутливо, но теперь в его речи не хватало, пожалуй, красноречия – все тот же непрерывный эмоциональный подъем, но меньше наполнения. В тот момент я не придал этому значения, поскольку был зациклен на том, как выгляжу сам.

– Ну что ж, для начала зададим вам несколько вопросов. – Марина поспешила перейти к делу, и меня снова одолело волнение. – Стас…?

– Да, – Станислав тут же подхватил ее настрой и обратил свой пристальный взгляд на меня, – нам хотелось бы узнать о вашем опыте, чем занимались на прошлой работе, какие исследования проводили, какие технологии использовали.

Я начал свой рассказ с прерывистого вступления, первые попытки говорить связно закончились неудачей. Затем, быстро выстроив начало рассказа у себя в голове, я постепенно выровнял свою речь. Станислав и остальные молча слушали, не прерывая, не задавая вопросов и лишь изредка кивая с кратким "угу". Когда я подытожил чем-то вроде "ну, вот так вот", Станислав задал мне несколько вопросов о моем владении программами моделирования. К счастью, все они оказались мне по зубам. После Марина перешла к следующей части:

– Спасибо, Андрей. Теперь, если вы не против, я расскажу немного о нашей компании…

И тут настал момент сладостного расслабления. Все, что было нужно, я сказал, теперь оставалось лишь слушать и ждать решения – от меня больше ничего не зависело. Вопреки моему ожиданию, Марина не стала зачитывать длинную оду своей фирме. Если вкратце, она просто хвастала заманчивыми, и без того очевидными преимуществами, вроде высоких гонораров, хорошего соц. пакета и командировок за рубеж. После ее речи Станислав посмотрел на меня серьезным взглядом с некоторым налетом секретности и деловито произнес:

– Вы произвели хорошее впечатление, тем не менее, нам с коллегами нужно посовещаться, чтобы прийти к окончательному решению. Мы позвоним вам в течение двух дней.

– Хорошо. – Сдержанно ответил я.

Моей радости не было предела, в мыслях я уже представлял, как изменится моя жизнь, когда меня примут в Biohack: я буду на острие прогресса и смогу, наконец, забыть об этом треклятом НИИ, который уже стал для меня настоящей обителью зла.

На прощание Станислав крепко пожал мне руку и пожелал удачи, что прозвучало несколько странно, ведь теперь мою удачу определял именно он. Его коллега Артур за всю встречу так и не сказал ни слова, хотя я готовился к тому, что он будет строго допрашивать меня по технической части. Но никакого допроса не было, собеседование вышло, на мой взгляд, слишком легким и спокойным – никаких стрессовых вопросов и сложных логических задач.

Затем ко мне подошел Антон, он приблизился так, будто хотел сказать какой-то секрет:

– Не волнуйся, все будет нормально, ты выступил очень хорошо.

– Спасибо, что организовал эту встречу. – Так же тихо произнес я.

– Тебе спасибо. – С дружеской улыбкой ответил он и пожал руку. – Нам нужны проверенные специалисты.

– Что это у тебя? – Спросил я, вдруг заметив маленькое пятно зеленки на его запястье.

– Да…, пустяк. – Отмахнулся он. – Ты только Петровичу сразу не говори, чтобы он на меня не затаил обиду.

– Хорошо. – Я продолжал улыбаться, но не отрывал глаз от его руки. Это была пара пятен, с зазором в три сантиметра или около того. – Выглядит, как укус собаки.

– Да, на улице пес укусил, представляешь…

– Сеттер? Когда произошло? Сегодня? – Расспрашивал я с уже совсем неприкрытым волнением.

– Ну что ж, Андрей, позвольте, я вас провожу. – Марина прервала наш бессмысленный, на первый взгляд, диалог.

Я повернулся лицом к двери и замер. Антон не ответил на мой вопрос о собаке, хотя, определенно, его расслышал. "Твою мать…", – пронеслось у меня в голове, и сердце застучало, как отбойный молоток. Первым моим желанием было исчезнуть из этого места, но я стоял, как вкопанный. Марина хотела открыть дверь, но я не сходил с места, усиленно стараясь принять тот факт, что все это было гребанной уловкой. Мне нужно было удостовериться…

– Антон, – начал говорить я, обернувшись на полкорпуса, – ты ведь помнишь Илью Кучина?

– Да, а что? – Как будто ничего не понимая, произнес он.

– Черт… – Вымолвил я уже вслух.

– То есть, нет, или я спутал… – Его заторможенную, глупую реплику можно было понять двояко. В любом случае, он выдал себя. – И…, что теперь? – Спросил он так, будто забыл продолжение пьесы во время репетиции.

Мой пульс продолжал частить, в этом состоянии я, вероятно, был способен на какую угодно глупость. Помутнение и ярость в моей голове сменяли друг друга, я резко поднял указательный палец, глядя исподлобья, Антон непроизвольно подался назад. Я с силой вдыхал носом, как свирепый бык, и безмолвно, с ненавистью указывал на него, крепко стискивая зубы.

– Он вас обманывает. – Вдруг вырвалось у меня сквозь зубы. – Он не настоящий. Это не Антон, его зовут Феликс Грин, он создал вирус, который копирует его сознание в тело другого человека. – Я говорил неровным тоном, стараясь не кричать и при этом быть убедительным. – Это звучит, как нелепица, но это правда, я вам докажу.

Я, наконец, обратил внимание на его коллег. На их лицах не было удивления, они не смотрели на меня, как на больного, не отводили неловко взгляды. Они слушали спокойно, со смиренным разочарованием, совсем как Феликс…

– Да… Я думал, все будет проще. – Задумчиво, с недовольством произнес Станислав. – Зачем так все усложнять, Андрей? Я предлагаю тебе хорошую работу, а поскольку ты все знаешь, это повод установить тебе двойной оклад, к счастью, я это могу устроить.

– Что…? – Я удивился очень тихо. Они замолчали, как будто специально дали мне время все осознать. – Не может быть.

Я посмотрел на Антона, затем на Станислава, теперь они были абсолютно одинаковы в своем взгляде. Затем я взглянул на Артура, он кивнул мне, как бы говоря: "Да, ты все правильно понял". И, наконец, я буквально уставился на Марину, она ни капли не отличалась от них в том, как смотрела и о чем думала. Я невольно окинул ее взглядом с ног до головы. С того момента, совершенно точно, больше ничто не могло меня удивить – они все были Феликсом.

– Раз уж ты все понял, давай поговорим иначе. – Продолжил Станислав. Я не знаю, как они выбирали, кто будет говорить со мной, возможно, они договорились заранее. – Ты мне нужен как научный сотрудник. В НИИ у нас возможностей минимум, обеспечение никакое, а здесь будет где разгуляться.

– Что ты задумал? – По-прежнему пребывая в шоке, прямо спросил я. Это было довольно странно…, впервые я обращался на "ты" к группе лиц.

– Я задумал сделать мир лучше. – С поистине добрым взглядом ответил Станислав.

– Лучше…? Ты уверен, что твое понимание лучшего объективно?

– Нет, – честно ответил Антон, – но я сделаю его объективным.

– О, нет… – С ужасом возразил я. – Ты же не собираешься…? – Я боялся произнести то, что пришло мне в голову.

– Андрей, вовсе ни к чему столько драматизма. – Все с тем же спокойствием говорил Антон. – Ты говоришь так, будто я решил развязать мировую войну.

– То, что ты делаешь, ничуть не лучше. – Я с каждым словом заводился все сильнее. – Ты крадешь чужие жизни, сеешь обман, ты… спишь с чужими женщинами.

– О, мне досталась такая каракатица. – Горестно излился Станислав.

– Андрей, просто успокойся и послушай. – Копия в теле Антона сильнее других была настроена на волну убеждения. – Ты исходишь из мнения, что каждый человек лучше знает, как оптимально распорядиться своей жизнью, и тебя в этом можно понять, ведь ты мыслишь по привычному для людей шаблону. У меня более широкий взгляд на этот вопрос. Я научился мыслить коллективно, это помогает находить возможности, закрытые для любого отдельно взятого человека, я стремлюсь максимизировать коллективный показатель счастья, и ты можешь мне в этом помочь.

– Если у тебя есть все эти люди, зачем тебе я? – Не знаю, почему я вдруг вступил в конструктивный диалог с ним. Возможно, так я рассчитывал лучше во всем разобраться.

– Ты обладаешь уникальными знаниями и опытом, которые мне очень помогут в моем деле. – Феликс говорил спокойно и беспристрастно, и оттого его слова звучали еще более льстиво для меня. – Да, я мог бы устроить тебе пси-инъекцию, но тогда мне придется копаться в багаже твоих знаний, а это не так уж просто. К тому же, мне бы этого очень не хотелось, ведь я вправду считаю тебя своим другом. Никто, кроме тебя не сможет оценить мою выдумку. Возможно, ты единственный в мире человек, чью личность я не хотел бы стирать. Подумай, Андрей, чего мы сможем добиться вместе.

– Я даже не хочу фантазировать на эту тему. – Резко возразил я.

– И не надо, я сам тебе расскажу. – Он был невозмутимо приветливым и спокойным, похоже, он и вправду наслаждался множественным существованием. – Но сначала присядь.

– Спасибо, мне и так удобно. – Резко возразил я.

– Присядь, прошу тебя. Пока ты стоишь вот так, напряженный и агрессивный, наш диалог не сложится. – Он настаивал. Его спокойствие мудреца начинало в некотором смысле меня гипнотизировать. Не знаю, заметил ли он сам, но гениальность Феликса удивительным образом сочеталась в этом экземпляре с коммуникабельностью Антона.

Я решил его выслушать. Я опустился в кресло и даже чуть-чуть расслабился, несмотря на то, что четыре его копии смотрели на меня с разных сторон.

– Ты не задумывался, почему мы живем так, как живем? – Крайне абстрактно начал он. – Почему людей разрывает от ненависти друг к другу, почему они готовы грызть глотки всем, кто им мешает, а их милость заканчивается на близких родственниках. Даже дружба, которую вы так цените, есть очень ограниченное понимание согласия. Я видел многих, для кого друг – всего лишь временный единомышленник, с которым можно обсудить других друзей. Даже та дружба, которую вы называете настоящей, на самом деле ограничена. Многие измеряют дружбу количеством помощи, которую один оказал другому, но при этом, они не способны сопереживать и, тем более, радоваться успехам товарища, потому что между ними всегда присутствует скрытая конкуренция. Что уж говорить об отношениях в обществе в целом. Ты лучше меня знаешь, насколько жестоки бывают люди к незнакомцам. Каждый новый человек для них по умолчанию враг, и если в конфликт вступают двое, у которых нет ничего общего, они будут до последнего давить друг друга, извергая пену. Они не умеют слушать, всерьез рассматривать чужую точку зрения и находить компромисс. Их удел – священная война по любому поводу: как правильно славить бога, какая нация чище, чей народ придумал шашлык, какой футбольный клуб… футбольнее, какой бренд лучше, каким концом разбивать яйцо, какого цвета гребанное платье… Они могут подраться из-за места в автобусе, что уж говорить о деньгах и территориях. – Феликс начинал всерьез заводиться, он и вправду обрел что-то новое, не только чью-то память, и в этих резких эмоциях он становился только убедительнее. – Им не дано понять, что на душе у другого человека, поэтому каждый озабочен лишь счастьем своей семьи, а все остальные для него только средство, расходный материал. Строить общий дом – это не про них. – Под потоком откровения Феликса я обратил внимание на его манеру говорить о людях в третьем лице. Похоже, он уже отделил себя от человечества. – А эта повсеместная бессмысленная, нездоровая конкуренция в любом социальном масштабе… Между соседними странами, между городами одной страны, районами одного города, между соседями, между братьями, в конце концов. – Тут он сделал короткую паузу и подался вперед, вероломно разорвав дистанцию между нами. – Человек – эгоист по своей природе. – И снова пауза. Он мастерски вбивал мне в голову свою теорию, оставляя меня без малейшей возможности возразить. – … Нам не дано понять, что чувствует другой, как он воспринимает ситуацию. Встать на чье-то место – не более чем фигура речи, это невозможно. Единственный способ понять другого человека – быть им.

Он, очевидно, намеренно дал мне вставить слово:

– И теперь ты хочешь…, чтобы все были тобой? – Я оставил агрессию и говорил спокойно, почти смиренно.

– Людям нужно общее начало. – Так же спокойно ответил Феликс. – Если в первом поколении все будут одним человеком, то люди следующего поколения, по сути, будут братьями. Разумеется, гены возьмут свое, и потомки разойдутся по характеру и наклонностям, но единая модель воспитания, основанная на всемирном родстве, обеспечит процветание цивилизации. Для того, чтобы жить в мире и согласии, это стремление должно быть в каждом из нас. И этого, абсолютно точно, не сможет добиться никакая дипломатия. Но я нашел способ. Подумай только…, – тут он окинул взглядом свои копии, – разве это не есть всемирное счастье.

Я не знал, что ему ответить. Его план выглядел полным абсурдом, если не принимать во внимание, что он действительно мог это сделать.

– И в какой срок ты планируешь «осчастливить» человечество? – Спросил я, изображая невозмутимость.

– На необходимую доработку вируса у меня уйдет года два. – С легким негодованием произнес он. – Но с твоей помощью я смогу сделать это намного быстрее. – Он снова чуть приблизился ко мне. – Андрей, у тебя есть уникальный шанс сделать мир счастливее. Только представь, это тут же остановит все войны – никакой религиозной ненависти, никакой информационной войны, никаких преступлений – мир и согласие во всем.

– Несомненно, твои мотивы самые светлые… – Я начал аккуратно подбирать слова. – Но давай не будем забывать, ты собираешься стереть сознание всех людей на планете.

– И что? Они этого не заметят. Война и террор каждый день уносят тысячи жизней, насильственно, через мучения и боль, заставляя страдать вдов и сирот, а тут, представь, просто пуфф…, – он сделал характерный жест своей правой пятерней, – и тебя нет. Тебя не существует, а значит тебе все равно, а для твоих близких ты остался практически прежним, но и это не так важно, поскольку вскоре их тоже не станет.

– Это безумие. – Продолжал я. – Возникает столько этических вопросов, я даже не знаю, с какого начать. Скажем, каково тебе будет жить в браке с самим собой, рожать детей? Ведь это входит в твой план?

– В этом вопросе, как я и думал, все оказалось очень просто. – Неожиданно вступила Марина. – Я убедился, вернее, убедилась, что сексуальные предпочтения в большей степени определяются гормональным составом тела, нежели сознанием. В сознании остается только привычка, но рано или поздно природа заставляет о ней забыть. В этом теле я испытываю тягу к мужчинам, и, должна отметить, тебя я нахожу очень привлекательным. – От ее замечания моя физиономия тут же скривилась и застыла в этой нелепой форме. – Только подумай, в твоей постели могут быть самые красивые женщины, любые, каких ты только пожелаешь.

– Мать твою. – Я будто сблевнул эту фразу на стол. Выступление Марины сорвало меня, я буквально выскочил из кресла и встал у входной двери. – Как ты сумел это представить? – Я обращался ко всем сразу. – Как я смогу заниматься с кем-то сексом, зная, что это ты? И вообще, у меня есть Настя, и я не дам тебе ее обратить.

– Андрей, остынь. – Я не понял даже, кто из четверых произнес эту фразу. – Ты это не остановишь, но ты можешь начать с нами сотрудничать, и тогда, я гарантирую, с тобой и твоей подругой ничего не случится.

Для меня его слова прозвучали, скорее, как угроза, нежели как уступка. Я решил, что продолжать разговор не было смысла, и без лишних слов вышел за дверь.

– Очень глупо! – Услышал я вдогонку, быстро уходя по коридору.

Я старался идти, не привлекая внимания, но страх подгонял меня. В ту минуту, проходя мимо незнакомых людей, каждый из которых мог оказаться Феликсом, я осознал всю сложность ситуации: одинокий ученый, которого все считают мертвым, намерен подменить собой человечество, и никто не сможет его остановить, потому что никто не знает о нем, никто, кроме меня…

4. Эпидемия

4. ЭПИДЕМИЯ

Один из самых страшных дней в моей истории – тот, когда все началось, точнее, когда началось это… Я собирался провести его дома, за работой, на тот момент моей работой была музыка. Со дня собеседования в Biohack прошло два месяца, и многое в моей жизни изменилось. Во-первых, я ушел из НИИ – перво-наперво я решил разорвать любую связь с Феликсом, и иного способа это сделать, увы, не нашлось. С тех пор я почти целиком ушел в свою вторую специальность – четыре ночи из семи я играл в клубах, а днем писал музыку. Никогда прежде я не отдавался этому делу так сильно. Конечно же, родителям это не нравилось, они не раз находили меня спящим в наушниках на клавиатуре, а я не раз слышал сдержанные упреки о том, что я сошел на скользкую дорогу, которая ни к чему не приведет. Это ужасно, когда никому не можешь объяснить своих истинных мотивов, и приходится выдумывать разную чепуху в свое оправдание. Во-вторых, мы с Настей окончательно решили съехаться, и до этого счастливого дня оставалось не больше недели. Мы нашли уютную квартирку на окраине, там мы могли, наконец, отдаться своим любимым делам и друг другу; мы собирались превратить ее в свое творческое убежище, моя музыка и ее постеры обрели бы свой законный дом, на который, уж точно, никто не смог бы посягнуть.

Что касается Феликса и его плана, мне потребовалась неделя, чтобы отойти от эмоционального потрясения после встречи с его "группировкой". С тех пор от него не было ни единой новости – ни одного свидетельства его существования. Признаюсь, я ждал и боялся преследования, предполагая, что он задумает давить на меня. Первое время я смотрел по сторонам каждый раз, выходя из дома. На вечерних пробежках, на прогулках с Настей я, зачастую, не мог сосредоточиться на действительности, рассеянный своей не отступающей паранойей. Однажды в ресторане я настолько привязался свое внимание к официанту, чей пристальный взгляд мне показался подозрительным, что Настя с полной серьезностью решила, что он мне приглянулся – пришлось придумать историю о том, что он напомнил мне моего одноклассника.

Помимо повседневных признаков чьего-то скрытого присутствия, на глаза мне время от времени попадались новости, которые я находил странными. Сначала в городе провели так называемый День донора, где можно было сдать кровь за шанс получить бесплатную путевку в санаторий у моря, затем министр науки добился удвоения финансирования исследований в микробиологии, и, наконец, в регионе зафиксировали не свойственный для этого времени года всплеск заболеваний гриппом, и жителям настоятельно рекомендовали пройти вакцинацию новой, суперэффективной отечественной вакциной. Все эти истории только больше тревожили мое и без того взбудораженное воображение.

Были периоды, когда я целиком погружался в воспоминания, хотя, точнее будет назвать это анализом прошедших событий. Я медленно, практически по кадрам, прокручивал в мыслях последние месяцы работы с Феликсом, чтобы найти ответ на один из множества вопросов, которые висели красным списком в моей голове. Один из ответов пришел ко мне вовсе не из памяти, его подсказал мне мой организм. Я чихнул тогда так сильно, что бармен из-за стойки с другой стороны зала салютовал мне большим пальцем.

– Грипп… – Словно "Эврика", произнес я.

Я вдруг понял, почему Феликсу был нужен именно я. Он знал о моей работе по респираторным инфекциям и не раз обращался ко мне за помощью в этой области. Ответ сложился в моей голове, как «два плюс два»: Феликс собирался изменить вирус, чтобы передавать его воздушно-капельным путем. Дело обрело еще более серьезный оборот, хотя, казалось бы, серьезней уже некуда. И тогда я начал бояться еще сильнее. Что если Феликсу удалось создать респираторный вирус без моей помощи. Что если он уже витает в атмосфере, и любой из нас может потерять себя, просто совершив поездку в общественном транспорте. Примерно с неделю после этого я выходил из дома только в респираторной маске. На вопросы знакомых отвечал, что обострилась аллергия на пыльцу.

Когда паранойя отступила и нервы начали приходить в порядок, я приступил к разработке своего плана. Задача моя выглядела невыполнимой: остановить пси-вирус – единственный разумный вирус, уникальность и сила которого в том, что зараженные не уходят на карантин, а, наоборот, стремятся заразить как можно больше людей. Первой мыслью, конечно же, было разработать вакцину, но даже если мне каким-то образом удастся ее создать, как заставить весь мир принять ее? Другой вариант: создать свою инфекцию, нейтрализующую действие пси-вируса. В любом из вариантов, мне пришлось бы потратить месяцы на изучение трудов Феликса, не говоря уже о том, что их нужно было как-то заполучить. Кроме того, без доступа к лаборатории создать что-либо невозможно, мне потребовалось бы оборудование, которое, вдобавок, стоило внушительной суммы денег.

Мне нужен был план, кардинально отличающийся от всего, что приходило мне в голову – прямолинейный, простой и гениальный. Притом, я не мог думать об этом постоянно, днем мне, по крайней мере, приходилось уделять время сну, ведь по ночам я работал. И все же, иногда я так глубоко погружался в размышления, что маме приходилось буквально расталкивать меня, чтобы вернуть к реальности. В тот самый день я так же ушел в раздумья, потеряв счет времени и ориентацию в пространстве. Начал я, кажется, в гостиной, а когда очнулся, был уже на кухне. На этот раз мама не стала меня будить, она стояла ко мне спиной и резала морковку, не спеша, монотонно, почти как робот. Я не знаю, как долго она этим занималась, но гора рядом с ней образовалась внушительная. Я не стал выяснять, зачем ей столько моркови, и просто спросил:

– Что на обед?

Она как будто не услышала меня или же просто задумалась, в точности как я, что было для нее весьма нехарактерным. Затем она слегка повернула голову, будто собиралась что-то сказать. Я почувствовал странное волнение в груди. Это ощущение было похоже на то, когда думаешь о чем-то тревожном а потом вдруг увлекаешься другой мыслью, забыв, о чем думал прежде – мысль уходит, но волнение остается, ты испытываешь тревогу, но уже не помнишь, отчего. Я хотел спросить ее снова, но вдруг заметил в коридоре папу. Вернее, я уже видел его дома, но почему-то не придавал этому значения, а ведь в это время он, как правило, на работе.

– Пап… – Неуверенно обратился я.

– Что? – Тут же отозвался он и направился ко мне. Не знаю, почему, это заставило меня отпрянуть в сторону.

– Ты сегодня не работаешь?

– Нет, я взял выходной. – Он прошел за моей спиной к холодильнику.

– Послезавтра едем к бабушке? Мы собирались. – Спросил я громко, дав понять, что обращаюсь ко всем.

– Собирались – поедем. – Спокойно ответил отец. Он по-прежнему стоял позади меня, и от этого я только больше напрягался.

– Мам…, – от волнения я говорил то, чего обычно не говорю, – почему ты молчишь?

На этот раз мама повернулась ко мне лицом, а папа, наклонившись надо мной, положил на стол странную коробку, похожую на футляр для каких-то медицинских приборов.

– Подожди, ей нужно время, чтобы вникнуть. – Произнес он как нечто совершенно понятное.

– О чем ты? – Моя внутренняя тревога стала настолько сильной, что даже двинуться было страшно, я дышал тихо, держась за тонкую нить надежды, что мои опасения вот-вот рухнут.

– У нее только что случилось обращение, сейчас происходит слияние памяти.

После этих слов меня как будто не стало; ноги отключились от туловища, и рассудок помутнел, я смотрел на все вокруг словно через экран телевизора. Я попытался встать, но ноги меня не слушались, к тому же, отец прижал меня к стулу, крепко надавив на плечи. Я хотел, что-то сказать, но тут же понял, что не смогу – связки дрожали на каждом вдохе; я широко раскрывал глаза, чтобы они быстро сохли, дышал часто и глубоко, чтобы забить подступающие рыдания. В своем внутреннем состоянии я сгибался над столом и лил на него слезы.

– Все, отошел? – Прозвучал папин голос за моей спиной.

Я пытался что-то сказать, но оказалось, что вопрос был не ко мне.

– Да, порядок. – Ответил мамин голос.

– Хорошо, приступим. – Отец крепко схватил меня за локти и свел их за спиной, так, что я не мог сдвинуться с места.

Мать взяла со стола футляр и вынула из него пневмошприц и стеклянную ампулу, наполненную красной жидкостью. Я сидел неподвижно, не в состоянии что-либо сделать, психологический блок сдерживал меня еще сильнее, чем крепкий захват отца. Я стал дышать реже, не справляясь с душевной болью от понимания, что происходящее действительно происходило. Не знаю, на что было похоже мое лицо в тот момент, наверняка, это было безобразное красное месиво из щетины, слез и морщин.