355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Рожков » В стране долгой весны » Текст книги (страница 1)
В стране долгой весны
  • Текст добавлен: 28 апреля 2017, 19:00

Текст книги "В стране долгой весны"


Автор книги: Евгений Рожков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Евгений Рожков
В стране долгой весны

Самый длинный день

Великий изобретатель

Когда в яранге бедняка Лялюаттэ, у его жены Вуквуны родился ребенок и престарелая бабка Эттык, которая принимала роды у всех женщин стойбища, заворачивала в мягкие оленьи шкуры младенца, то неожиданно увидела, что он смотрит на нее ясными спокойными большими глазами. Это было такой неожиданностью, что старуха не знала, что и думать. Младенец, розовенький, крупный, вовсе не плакал, и старухе пришлось его крепко ударить – ведь дети должны извещать людей о своем приходе на землю громким криком.

Когда новорожденный, закрыв глаза, так звонко, сильно заплакал, что залаяли на улице, у яранги, собаки, Эттык вздохнула с облегчением. Если ребенок плачет, значит, он крепкий и остальному удивляться нечего. Но взгляд младенца, поразивший старуху, послужил причиной того, что ребенка назвали необычным для чукчей именем – Лыляйнын, что значит «глазастый».

Позже старая Эттык говорила родителям ребенка, что судьба у него будет необычной, потому что за свою долгую жизнь она не могла припомнить еще такого случая, когда новорожденный смотрел так ясно и умно, будто взрослый.

Но старуха ошиблась и не смогла в этом убедиться, потому что через год она уехала на белых оленях в иной мир – мир верхних людей, далекий от земных дел и беспокойств. Судьба у Лыляйнына была такой же, как у сотен других оленных чаучу, кочевавших по безбрежной тундре от Берингова моря до Ледовитого океана. Правда, в одном старуха оказалась права – природа наделила ребенка сметливостью и большим умом.

Говорят, уже в детстве Лыляйнын рассуждал как взрослый, мудро и правильно. На семейных советах к его мнению прислушивались как к мнению отца или деда.

Позже, спустя годы, когда Лыляйнын повзрослел, обзавелся своим небольшим стадом оленей, своей ярангой и семьей, то он так умно повел дело, что каждый год в стаде его приплод был больше, чем у других чаучу-оленеводов.

В стойбище Лыляйнына уважали за сговорчивый, покладистый характер, за доброе сердце, за ум и, главное, за большое оленное счастье, которым наделили его боги. Маленький, юркий, с птичьим живым лицом, Лыляйнын всегда был занят делом, всегда что-то мастерил, перестраивал. Ярангу, служившую жильем оленным чаучу века, он так ловко перестроил, что его малочисленная семья при кочевках разбирала и устанавливала ее с поразительной легкостью и быстротой, чего не могла сделать ни одна семья стойбища, даже большая по численности. К тому же ярангу его никогда не срывало в самый сильный ветер.

Дивились люди сметливости Лыляйнына и охотно перенимали у него все новшества.

Когда в тундру пришла советская власть, Лыляйнын сразу понял, как она нужна для таких небогатых людей, как он. В товарищество, образованное в Алькатваамской долине, он вступил первым. Авторитет среди оленных людей у Лыляйнына был большой, и его примеру последовали многие.

В товариществе Лыляйнына избрали бригадиром. Так и проработал он на этом посту до глубокой старости.

С приходом новой власти в поселковых магазинах, на факториях стали появляться невиданные ранее в тундре материалы и товары – капроновая веревка, резина, всякие металлические изделия.

Зашел как-то Лыляйнын в поселковый магазин, видит, на прилавке лежит необычная материя – широкая, гибкая и прочная. Он подышал на нее, материя не пропускала воздух. Бригадир подумал: если материя воздух не пропускает, то и воду не пропустит.

В то время в магазинах еще не было плащей и дождевиков, как теперь, и чукчи, чтобы защищаться от дождя, шили накидки по древнему способу из высушенных кишок моржей и китов. Трудно было достать этот материал, особенно оленеводам, и они меняли его у береговых охотников на мясо и шкуры.

Материя со странным названием клеенка (это продавщица так ее назвала) оказалась очень дешевой, и Лыляйнын набрал ее так много, что еле донес до стойбища. Вечером вместе с женой, работящей и бессловесной женщиной, свято чтившей ум и смекалку мужа, принялся кроить и шить для всех членов бригады дождевые накидки. В первый сильный летний дождь накидки опробовали, и оказалось, что они надежно защищали человека от дождя и ветра. Радости пастухов не было предела.

Но Лыляйнын на этом не остановился. Из необычного материала он сшил длинные, почти до пояса чулки – нраквыт, надел их на обувь, перешел несколько раз реку – ноги и обувь были совершенно сухими.

Осенью, когда землю сковывали морозы, а вода в ручьях и быстрых реках была особенно холодной, легкие, занимавшие совсем мало места чулки Лыляйнына избавили пастухов от простуды.

Новая одежда понравилась всем оленеводам. Вскоре такие накидки стали шить в колхозной пошивочной мастерской и выдавать их всем пастухам, рыбакам как спецовку. Новшество это переняли в соседнем колхозе, а потом накидками стали пользоваться по всей Чукотке. Пользуются ими и теперь, хотя в магазинах давно появились плащи из полиэтиленовой пленки и брезента, но пастухи не берут их: первые слишком быстро рвутся, а вторые громоздки и тяжелы.

Шло время, за весной приходило лето, за летом зима, потом опять наступала весна. Уходили морозы, таял снег, и на безжизненных проталинах из маленького упавшего осенью на землю зернышка, натуженно раздвигая коренья и жесткие, мертвые стебли прошлогодних трав, тянулся к свету зелененький, на вид слабенький, но неимоверно сильный росток. Голубело от тепла небо, и тундра наполнялась ликующим гомоном прилетевших с далекого юга птиц. Так каждой весной обновлялась земля. Но с каждой весной становился все старее и старее Лыляйнын.

Теперь он уже не бегал, как прежде, резво, беспокойно по стойбищу, не принимал участия в борьбе и оленьих гонках. Длинными ночами плохо и мало спал, к тому же тело стало бояться и холода и жары. В горячее летнее время, когда оленей донимает гнус и овод и они бегут, спасаясь от них, тяжело было Лыляйныну угнаться за стадом и зимой невыносимы длинные кочевья.

Жена старика давно умерла от болезни сердца, а дети выросли. Старший сын работал в окружном центре каким-то начальником, а младший учился в далеком Ленинграде. Подумал старик, подумал и решил уступить бригадирское место своему молодому заместителю. Приехал Лыляйнын в правление, рассказал все чистосердечно председателю.

– Эту закавыку мы устраним быстро, – сказал председатель. – Возраст у вас давно пенсионный, и потому пора действительно отдохнуть.

На правлении колхоза старому бригадиру назначили хорошую пенсию и выделили небольшой домик в центре поселка.

Тяжело было Лыляйныну привыкать к новой обстановке. Тосковал он по тундре, оленям и той жизни, к которой привык. Извела бы тоска старика, если бы не страсть его к выдумке, которая с годами так и не погасла в нем.

Первое, что сделал Лыляйнын и чем неслыханно удивил весь поселок, – посадил выкопанные на берегу реки кусты возле своего нового жилища. Ему думалось, что так будет легче представлять себе, что находишься в тундре, когда сидишь вечерами у окна.

Весной кусты принялись и так буйно и радостно зазеленели, что воспитатели из колхозных яслей стали водить детишек играть к дому старика.

С этого времени в поселке началась «зеленая лихорадка». В одну осень территория возле домов покрылась густой щетиной кустов.

Со временем Лыляйнын привык к шумной поселковой жизни. Зимой он часто ходил в кино, на репетиции художественной самодеятельности, где учил молодежь национальным танцам, а летом пропадал на рыбалке.

Пришла очередная весна. Солнце, огромное и яркое, теперь не заходило за горизонт круглые сутки. Оно грело щедро всю великую землю, на которой жили люди, но особенно старательно согревало промороженную за длинную зиму чукотскую тундру. В июне разом сошли в море бесконечные белые снега, зазеленела трава и кустарник, на пригорках запестрели цветы. Когда разбухшие от талых вод реки вошли в свои берега, рыболовецкие бригады выехали на рыбалку.

Лыляйнын вместе со всеми работал на реке, устанавливал невод, подготавливал под икру бочки, под рыбу чаны.

Когда все приготовления были закончены, люди стали ждать хода рыбы.

Старый Лыляйнын подолгу сидел на берегу, смотрел на реку, на этот беспрестанно текущий к морю огромный поток воды и думал о чем-то своем. Лицо старика, морщинистое, потемневшее от времени и летних сырых ветров, выражало глубокий покой, несло печать святости и старческой доброты.

На рыбалку приходилось переправляться на противоположный берег. Там стояло несколько выцветших от дождя и солнца брезентовых палаток, засольный цех – приземистый, крытый досками сарай. Чтобы попасть в поселок, снова нужно на лодке переплывать через реку. Неудобство это возмещалось тем, что посторонние лодки не могли попасть на рыбалку и не мешали рыбакам в работе. Кроме того, на этой стороне реки было наиболее удобное место для установки невода.

От рыбалки отошла большая тяжелая лодка и поплыла к противоположному берегу, где стояла легковая машина и несколько человек уже давно ждали переправы. Течение быстро сносило лодку, и гребцу приходилось все чаще и чаще работать веслами, чтобы пристать к берегу в нужном месте.

Старый Лыляйнын спокойно смотрел на лодку, гребца, воду, берег, где стояли люди, и ему казалось, что где-то он видал такую картину – реку, подобие лодки, людей. Он не знал, где видел, и было ли это наяву или во сне, но твердо знал, что подобное давно видел.

В длинной беспокойной жизни старика явь и выдуманное давно переплелись, образовали единое целое, которое он называет прожитым временем. Для старика его жизнь была одним вздохом, маленькой стрелой, пущенной в бесконечность времени. Кто, когда запустил эту стрелу, которая, кажется, давно уже долетела до своей цели, Лыляйнын не знал. Но на одно он мог твердо ответить, что эта стрела кем-то управлялась, может быть, даже самим временем. Нужно было в молодости Лыляйныну кочевать в тундре со стадом оленей, чтобы потом прийти в товарищество бедняков, разом поверить в новую власть; нужно было честно работать, чтобы, состарившись, прийти в поселок под опеку этой новой власти; нужно было, видно, и то, чтобы здесь, на рыбалке, он посильным трудом приносил себе и людям пользу. Старик не думал над тем, кто вложил в него это «нужно», он верил в то, что всегда стремился сделать свою жизнь лучше, чем она есть. Лыляйнын редко думал о своем прошлом, он жил, как все, настоящим, новыми делами, новыми хлопотами.

Лодка наконец причалила к берегу, в нее сели люди, и она тяжело, медленно поплыла назад. Старик опять подумал, что где-то он видел подобное – плывущую по реке лодку, людей в ней. Только он не помнил, чтобы в лодке кто-то махал веслами. Как же тогда плыла она? На моторе? Нет, треска и гула мотора он не слышал. Тогда как?

На следующий день старый Лыляйнын опять пришел на берег реки. Весь день прошел в спокойном созерцании и медленном, углубленном поиске в памяти виденной ранее картины. И тут Лыляйныну повезло, он вспомнил маленькую деталь, что через реку был протянут какой-то канат. Когда старик стал думать, ради чего через реку был натянут этот канат, он все вспомнил. Старика охватило такое волнение, что он тут же побежал к палатке бригадира рыбаков.

Бригадир Кеутегин, широколицый, работящий мужик, сначала не понял, чего хочет от него старик, а когда понял, то не поверил, что лодка без гребца и мотора сама может перевозить людей через реку. Кеутегин хотел отругать старика, чтобы тот не выдумывал небылицы и не мешал людям спокойно ждать начала хода рыбы, но авторитет у Лыляйнына был так велик, что на это бригадир не решился.

Когда старик еще раз рассказал Кеутегину о своем замысле, тот подумал: уж не очередное ли это его великое изобретение, и побежал к колхозному механику, который неподалеку ремонтировал мотор на барже, просить необходимые Лыляйныну материалы.

Колхозный механик, худой, горбатенький, крикливый человек, отпетый матерщинник, сегодня был особенно не в духе. После вчерашнего дня рождения, где он изрядно выпил и подрался со своим подчиненным, у него болели голова и бока. Когда бригадир Кеутегин рассказал о замысле старика, механик подумал, что над ним издеваются, и послал Кеутегина по всем известному адресу. Но бригадир рыбаков был настырным человеком, словами его не проймешь, он знай требовал свое. Механик начал ругаться.

На шум из палаток повыскакивали рыбаки, которым Лыляйнын уже успел рассказать о своем замысле, и они, разом оценив обстановку, кинулись на выручку бригадиру.

Механика окружили, и он сразу понял, что с пятью молодыми ребятами ему не справиться.

– Чего вы завелись? – спросил, смягчившись, механик. – Окружили, как тигра, и довольны. Блок с роликом я вам дам – не жалко, а трос сами берите, вон целая бухта в барже лежит. Только когда трос утопите, сами будете платить. – Механик в добавление к сказанному смачно выругался и пошел назад к барже ремонтировать мотор.

Охваченная энтузиазмом небывалого дела, вся бригада рыбаков принялась за работу. Несколько человек копали глубокие ямы для бетонных столбов, к которым решили прикрепить трос, переброшенный через реку. К счастью, эти бетонные столбы лежали недалеко от рыбалки, оставленные с того времени, когда года три назад неподалеку тянули в поселок линию электропередачи. Другие разматывали трос, возились с блоками.

Зараженный общим подъемом, вскоре бросил работу и механик. Теперь он копал со всеми землю.

Лыляйныну рыбаки не давали работать, он сидел на берегу и смотрел на воду.

Сутки без сна и отдыха работали люди, а когда утром лодка под действием течения, привязанная к двум бегущим по тросу роликам, сама заскользила по воде, радости рыбаков не было конца.

Весь день ребята катались на лодке, а когда вспомнили о старике, то на берегу его уже не было. Лыляйнына нашли в палатке. Он спокойно, мирно спал, подложив по-детски под голову свои старческие руки.

Когда Лыляйнына расспрашивали, как он умудрился придумать такое простое и очень, полезное дело, он спокойно ответил, что нужно чаще в кино ходить, там иногда можно увидеть кое-что.

Жизнь текла своим чередом. Как прежде, весну сменяло лето, потом приходила осень, когда с кустарника опадала листва, улетали в неизвестные теплые края птицы. За осенью приходила зима, которая кажется на Чукотке чуть-чуть длиннее самой человеческой жизни.

В эту холодную зиму и суждено было совершить Лыляйныну свой еще один маленький подвиг.

В разгар лютых январских холодов, когда день и ночь приходилось поддерживать тепло в доме, у соседа Лыляйнына Руанто развалилась старая печь.

Печника в поселке не было. Старичок, что клал печи в домах, умер в позапрошлом году и теперь лежал на местном кладбище под маленьким памятником со звездой вдали от своих родных вологодских мест.

С прошлого года новое жилье начали было строить без печей. Колхоз возводил большую котельную, которая должна была отапливать весь поселок. Но со строительством этого важного объекта что-то не ладилось, и волей-неволей в домах теперь нужно было ставить печи. Однако не так-то просто оказалось найти печника. Писали туда, сюда, но отовсюду получали отказ. Тогда на правлении решили растить свои кадры, и этой зимой три человека из числа колхозников были посланы в райцентр в строительное управление для обучения печному делу. Но ученики второй месяц сидели дома и не могли улететь в райцентр из-за плохой погоды.

Тут-то у Руанто и рухнула печь. Пришел он в правление, а там не знали, что и делать. У Руанто двое детей, а без печи какая жизнь в доме.

Пошел тогда Руанто к своему соседу – старику Лыляйныну, может, он что-нибудь придумает. Старик сразу нашел выход.

– Ты поживи в моем доме, а я в твоем. Детям тепло больше нужно, чем мне, – сказал он.

Старик всегда был немногословен.

Так и поступили. Руанто с семьей перебрался в дом Лыляйнына, а тот в его.

Первую ночь в чужом холодном доме старик спал плохо, все думал, не справиться ему с таким важным делом, как строительство печи. «Вдруг завтра у кого-то опять рухнет печь, что тогда?» – размышлял он. И ответом на этот вопрос было решение старика во что бы то ни стало соорудить печь.

Утром он поднялся поздно, когда в доме стало светло. Пододвинул ближе к груде темных закопченных кирпичей стул, сел на него, достал из-за пазухи трубку и закурил. Так и застал старика Лыляйнына Руанто сидящим у кирпичей.

В доме было холодно, и уж кое-где на стенах проступила поблескивающая на свету изморозь. Руанто пригласил Лыляйнына на чай.

Сидя за столом в своем доме, где теперь резвились ребятишки Руанто, старик внимательно рассматривал печь. Раньше он на нее и внимания-то не обращал, теперь разглядывал так, будто это было сокровище. Старик даже открыл дверцу и заглянул внутрь печи, но из-за пламени и дыма ничего не мог там увидеть.

Прежде чем начать складывать печь в доме Руанто, старик решил сходить на стройку и узнать, какое нужно вещество для того, чтобы кирпичи прочно прилипали друг к другу.

Молодые местные парни, что работали на стройке плотниками, показали Лыляйныну, откуда раньше дед печник брал глину. Но глина так сильно смерзлась, что ее трудно было разбить даже ломом. Старик решил сложить печь без глины.

Рано утром Лыляйнын принялся за работу. Он стал укладывать кирпич на кирпич приблизительно так, как они были сложены раньше. К вечеру печь была готова, но, к удивлению, в комнате осталось так много лишнего кирпича, что его хватило бы еще на две такие же печки.

Перекурив, старик решил затопить. Он принес дров, уложил их в топку и поджег. Дрова долго не горели, а когда затлели, дым повалил во все щели покосившегося, убогого сооружения Лыляйнына. Старик вышел на улицу и внимательно посмотрел на трубу, но из нее не шел дым. Лыляйнын вернулся в дом, открыл двери, чтобы вышел дым, и стал разбирать свое детище.

На следующий день, когда Руанто опять пригласил старика на чай, Лыляйнын еще с большим пристрастием стал рассматривать печь. Он ходил возле нее, заглядывал в топку, поддувало, гладил, стучал и прислушивался к ней. Теперь он понял, почему печь делается такой массивной. «Дыму нужно пройти побольше путь, чтобы он отдал свое тепло кирпичам, прежде чем выскочить из трубы на улицу», – размышлял он.

Старик попросил Руанто надолбить глины и принести в дом, чтобы она оттаяла. Сам же пошел в гараж к знакомому еще по рыбалке механику.

В гараже он нашел металлическую бочку, попросил механика разрезать ее вдоль, к низу приварить четыре ножки, в днище прорезать два отверстия. Когда все было сделано, Лыляйнын и Руанто принесли полубочку в дом. Старик обложил ее изнутри кирпичом, установил где положено колосники, сверху накрыл тяжелой чугунной доской, и получилась топка. Правда, чугунная доска с конфорками была намного шире полубочки, и потому топка походила на какое-то странное крылатое сооружение.

Затем Лыляйнын принялся делать самое главное – обогреватель. Он тщательно, как заправский печник, разметил колодцы – дымовые проходы – и начал кладку. Хотя он и старался укладывать кирпичи ровно, но они плохо слушались, и обогреватель получился кривым, горбатым, как охотник Рентыргин, которого когда-то помял на охоте медведь.

На «открытие» печи собралось много народа – все соседи и семейство Руанто. Когда в крылатое сооружение Лыляйнына положили дрова и для того, чтобы они лучше горели, полили их слегка керосином, а потом подожгли, то черный едкий дым опять повалил в комнату, и многие не выдержали, выскочили на улицу. Но вот печь загудела, люди, выскочившие на улицу, закричали, что из трубы идет черный дым.

Вымазанный в саже старый Лыляйнын счастливо улыбался.

Первая печь старика оказалась удачной. Она мало требовала угля, но давала много тепла. Руанто перешел в свой дом и был очень доволен.

Спустя некоторое время сломалась печь у горбатого охотника Рентыргина, и он пришел за помощью к Лыляйныну. Старик сложил новую печь и ему. Позже вышла из строя печь в колхозной столовой, и опять за помощью пришли к старику. С тех пор Лыляйнын стал считаться колхозным печником. Не одну еще печь суждено ему было сложить в эту зиму.

Летом, в погожие, теплые дни, когда небо стало голубым и чистым, когда в пойме реки зазеленела трава и кустарник, старик Лыляйнын занемог. Его привезли с рыбалки домой, и, высохший, худенький, маленький, как ребенок, он сидел теперь у окна и не отрываясь смотрел на кусты возле своего дома. Этой зимой ему не суждено будет мастерить в домах сельчан печи, смерть давно стояла на пороге его дома. Этой зимой многим сельчанам будет холодно без его печей.

Осенью, до прихода холодов, Лыляйнын умер. Он так и не узнал, что зимой в домах уже не топили печи. Новая колхозная котельная обогревала теперь весь поселок. Но многим людям дожить до этого помогло тепло Лыляйнына, его выдумка и изобретательность, и они долго помнили об этом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю