Текст книги "Делу конец – сроку начало"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

– Жена.

– Вот видишь, – обрадованно воскликнул Куликов. – Ты ведь ей сроду таких подарков не делал, она от радости, наверное, сразу тебе в прихожей отдастся. Скажу тебе откровенно, я в женщинах это особенно ценю. Признаться, обожаю в них тягу к риску. Особенно, когда это происходит где-нибудь в поезде при незапертых дверях купе, и при этом знаешь, что в любую секунду может войти проводница и предложить чаю… Я думаю, это не последние его накопления. Ну-ка, потряси тот шкафчик, – показал Куликов в самый угол, – а я в ванну загляну. Может, он где-то по углам «зеленые» попрятал.

Действуя скорее автоматически, чем сознательно, Геннадий вытряхнул из шкафа вещи, на пол полетели какие-то пакеты, сумки. Неожиданно за спиной он услышал одобрительный возглас.

– Есть у тебя чутье! Ты точно никогда не грабил?

– Нет. – Геннадий посмотрел на убитого. У самой головы уже расползлась лужица крови.

– Ничего, не отчаивайся, – как мог утешал Куликов, – у тебя все впереди. Главное попробовать, а дальше все пойдет, как по накатанной. Что здесь у нас? – поднял он с пола пакет. – Тяжелый, однако. – Уверенным движением он надорвал его. Внутри был еще один пакет, такой же прочный. Чтобы надорвать его, потребовалось усилие; справившись, Куликов невольно ахнул. Он был забит стодолларовыми купюрами, уложенными аккуратными стопочками.

Похоже, хозяин к наличности относился трепетно, почти как к живому существу, если это не так, то как объяснить присутствие дорогого дезодоранта среди пачек? Подняв, Куликов тряхнул его. Внутри что-то обнадеживающе зазвенело. Теперь понятно, что это такое – обыкновенный тайник. Размеренными движениями Куликов отвернул крышку и едва сдержал вздох восхищения – более чем наполовину он был заполнен изумрудами и бриллиантами, которые из-за огромного количества не воспринимались как драгоценности, а больше напоминали обыкновенные речные камешки.

Куликов с подозрением посмотрел на Геннадия.

– Что-то ты, браток, неровно задышал, – укорил он подельника. – Может, хочешь меня по башке стукнуть, а камешки выгодно продать? Не надейся! Если что неладное замечу, пришибу, – пообещал Куликов, и, глядя в его безжизненные глаза, можно было не сомневаться, что он так и сделает. – Ладно, возьми еще пару камешков. – Куликов выбрал пару крупных бриллиантов и протянул их Геннадию, безмолвно стоявшему. – Не в обиде? Ну и отлично. А то потом претензии начнешь предъявлять, а я этого не люблю. Доллары тебе ни к чему, с ними у тебя хлопот только прибавится, – мрачно заверил он. – Ну, кажется, все, делать нам здесь больше нечего. К выходу, подельник, или у тебя ноги к полу приросли?

– Нет, но… – сжал в ладони Гена два прозрачных камня.

– Вот и отлично.

У самого подъезда повстречался старик с палочкой, каких немало можно встретить возле каждого дома. Взгляд у старика заинтересованный, изучающий. Случайных прохожих он разглядывал так, будто знал о них самое сокровенное и готовился свидетельствовать в зале суда.

На лице Куликова промелькнуло что-то похожее на искушение, но, махнув рукой, он направился дальше, к одиноко стоящей «шестерке».

Геннадий сел на водительское место и, стараясь не смотреть на Кулика, глухо произнес:

– Ты меня отпустишь?

Куликов желчно усмехнулся:

– А тебя никто и не держит. Иди.

– Но машина…

– А-а! Машину стало жалко. А ты позабыл, что у тебя в кармане такая сумма, что ты можешь купить десять машин. Не таких, а новых! То-то и оно! – назидательным тоном проговорил Куликов. – В нашем деле скупиться не приходится. Есть такая фраза – «жадность фраера сгубила». Если бы ты только знал, насколько она соответствует истине.

– Куда мы теперь? – повернул ключ зажигания Геннадий.

– Я вижу, ты прогрессируешь, Гена. А знаешь, из нас получился бы очень неплохой тандем. Кстати, где ты все время пропадал? Почему я тебя встретил только сегодня? Давай, гони на Ямскую, у меня там кореш живет. Не дрейфь, все будет путем, ты ему понравишься. А знаешь, я начинаю к тебе привязываться.

Машина, набирая скорость, отправлялась в неизвестность, удаляясь все дальше от злополучной квартиры. Мимо проносились дома, залитые светом вывески. Совсем другая жизнь. Что поделаешь, существует категория людей, которая живет в абсолютном празднике, и не нужно им завидовать, у каждого своя жизнь.

– Стоп, притормози у того киоска, – потребовал Кулик, – купи мне пару бутылочек пива. Без него что-то не в кайф, – сознался он, – живу словно на автопилоте. Хочу сказать тебе откровенно, для меня сейчас жизнь не в радость. Хожу, двигаюсь, что-то делаю, а как будто бы и не я. Ну да ладно, это тебя не касается. Так ты чего сидишь?

– У меня нет денег даже на бензин, – признался водитель.

– Ну и жмот ты, Гена, – беззлобно укорил Куликов, – в кармане носишь целое состояние, а полтинник на пиво жалеешь. Ладно, бери, жалую тебе от своих щедрот, – сунул он комок смятых десятирублевок водителю. – Скажи, чтобы попрохладнее дала, не помои же лакать!

Геннадий молча взял деньги и потянулся за ключами.

– Ключ оставь! – строго предупредил Куликов и усмехнулся, глядя на мгновенно ссутулившуюся спину. – Так целее будет.

Гена передвигался невесело, едва волочил ноги. Так тяжело люди идут к плахе, на которой возвышается палач в красном колпаке и с завидной мускулатурой. Обреченно постоял у киоска, как будто ожидал, что вместо бутылок получит от очаровательной продавщицы смертный приговор. И, обнаружив, что его опасения не оправдались, неожиданно повеселел и, ухватив бутылки за горлышко, заторопился к машине.

Пиво Кулик пил не спеша, и вместе с тем с жадностью человека, изголодавшегося по этому напитку. Про соседа Кулик тоже не забывал, левая рука находилась в кармане – грела рукоять пистолета. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – он был из тех людей, что не доверяют даже собственной матери.

– На дорогу смотри, – грубо произнес Куликов, – не люблю, когда пялятся.

Гена отвернулся. Кулик выглядел безмятежным и казался человеком, которого не способно огорчить даже известие о собственной скорой кончине. Он был ровен и спокоен, каким бывает солдат, привыкший к постоянному соседству со смертью. На его лице было написано пресловутое – «сегодня ты, а завтра я». И к небытию он относился с философским пониманием. Но вместе с тем в колючем взгляде прочитывалось нечто большее, чем обычное безразличие, и эта затаенная думка, видимая только внимательному наблюдателю, выворачивала его наизнанку. Гена сделал для себя открытие – Кулик страдал и, возможно, его сегодняшнее приключение не что иное, как способ заглушить прорвавшуюся тоску.

– Ты пойми меня правильно, – вдруг заговорил Кулик, теперь голос его звучал несколько виновато. – Просто тебе не повезло. Знаешь, мне сегодня очень плохо, – сознался он. – Хотелось, чтобы кто-то побыл со мной рядом, вот ты и подвернулся. А потом, я обязан был вернуть должок, иначе со мной никто не стал бы считаться. А вдвоем ведь веселее, правда? Ну вот видишь, я знал, что ты со мной согласишься.

– Ты меня отпустишь?

– Не дергайся преждевременно, – строго предупредил Куликов, превращаясь в себя прежнего. – Притормози здесь. А теперь давай туда, в тот двор. Сильно только не гони. С правой стороны яма есть, не хватало только, чтобы колесо отвалилось. Даже если застрянешь, у меня нет никакого желания тебя выталкивать.

«Шестерка», сбавив обороты, въехала во двор, аккуратно прижалась к правой стороне и, стараясь не цеплять шинами высоких бордюров, проследовала в противоположный конец. На лице Гены прочитывалась озабоченность – наверняка сейчас он гадал, какой сюрприз приготовил ему господин Куликов, судя по его действиям, фантазия была у него через край.

– Ну? – неопределенно протянул Гена. – А что дальше?

Куликов беззлобно заулыбался.

– Вижу, ты начинаешь ко мне привыкать, и это неплохо. Еще какой-то час назад ты глаза боялся поднять, а теперь вон даже права качаешь. Посмотри в окно четвертого этажа, ты ничего не видишь? – кивнул Куликов на противоположный дом.

Гена пожал плечом.

– Ничего как будто.

Его терзала мысль – какая нелегкая понесла его на ночь глядя навстречу злоключениям? Наверняка тут не обошлось без нечистого.

– Мне тоже так кажется, – подтвердил Куликов.

Окно горело желтым светом, в проеме ни одной зловещей тени. И вообще на фоне абсолютно темного дома светящееся окно выглядело особо гостеприимным.

– Тебе видней.

Последняя фраза водителя заставила Куликова улыбнуться вновь.

– Если так пойдет и дальше, ты совсем разучишься меня бояться. – Затем лицо его изменилось, приобретя зловещие черты. – А мне это может не понравиться. Так что советую держать дистанцию. Я не сторонник слишком близких отношений. Усвоил? – И, не дожидаясь ответа, добавил: – Вот и хорошо. Сейчас я выйду, ты останешься здесь с включенным двигателем. Будешь ждать меня до тех пор, пока я не вернусь. Думаю, тебе не надо напоминать о том, что я не приветствую разного рода глупости. Если дернешься с места раньше, то и умрешь раньше положенного срока, и обещаю тебе, никакая милиция тебя не спасет.

Куликов знал, о чем говорил. Геннадий проглотил спазм и, стараясь выглядеть как можно бодрее, что явно не шло к его напуганной физиономии, с бравадой пообещал:

– Базара нет. Жду.

Вот она, судьба. Еще утром Гена был обычным водилой, который был рад любой подвернувшейся десятке, а теперь его карманы оттягивает запятнанный револьвер, в спичечном коробке схоронились драгоценные камешки, а он сам успел замочить хозяина квартиры и, что самое удивительное, уже основательно забыл об этом событии.

Куликов распахнул дверцу и быстро зашагал к дому. У самой лестницы со злобным урчанием мимо него пробежала черная кошка. Скверная примета. Секунду он сомневался, стоит ли двигаться дальше, но, заметив на лапах белое пятнышко, уверенно перешагнул порог. Интересно, однако, – кто заставил кошку так шарахнуться? Не иначе, в подъезде кто-то есть. Пальцы по-прежнему сжимали рукоять пистолета. Некоторое время Куликов вслушивался в тишину и, убедившись в ее надежности, стал подниматься наверх.

Дверь была обита аккуратной и ровной рейкой. Это была одна из квартир Осянина, и, как сообщил Ковыль, тот дожидался в этот час сводника, который предлагал ему из альбома девочек. Оказывается, он никуда не исчезал, а просто умело затаился. Немного поработал над своей внешностью – отрастил усы, бороду – и стал практически неузнаваемым.

Подумав, Кулик трижды надавил на звонок. Это был условный знак. Обычно после него Осянин отворял практически сразу, а здесь Кулику пришлось прождать долгие минуты две, прежде чем, наконец, за дверью раздалось какое-то шевеление.

– Кто там? – послышался голос. Безусловно, он принадлежал Осянину.

– Свои.

Куликова никогда не обманывали его предчувствия, тем более худшие из них. В этот раз он считал, что ему не следовало появляться здесь.

Долгое бряканье цепочкой, будто вместо рук у Осянина были культи, а уже затем в проеме предстала растерянная физиономия мужчины.

Куликов среагировал прежде, чем дверь распахнулась. Ударом ноги он вогнал Осянина внутрь, тот опрокинулся на спецназовца в черной маске; не целясь, надавил на курок и со злорадством увидел, как он, взмахнув руками, повалился на спину. С верхнего этажа, передергивая затвор автомата, сбегал милиционер с перекошенным от злобы лицом. Куликов знал, что парень опоздает всего лишь на полсекунды. Ему следовало палить Куликову в спину в тот самый момент, когда он давил на кнопку звонка, или, во всяком случае, спуститься хотя бы на несколько ступенек вниз. Подобные пробелы в выучке всегда очень дорого стоят. Приподняв пистолет, Куликов дважды выстрелил и, не оборачиваясь, побежал вниз. Несмотря на крепкие зубы, парень подавился свинцовым орешком – пуля пробила ему небо и утонула в черепной полости.

Еще один, кому не повезло.

Сверху раздались выстрелы, и отколовшийся кусок кирпича угодил за шиворот. На площадке между вторым и третьим этажами Куликов обернулся и увидел в пяти метрах от себя Шевцова: выставив руку, тот готов был нажать на спусковой крючок. Куликов видел, что ствол был направлен ему в лицо. Обидно, у него уже не оставалось времени сделать следующий шаг, пусть даже нагнуться, и, прежде чем он совершит движение, свинцовые пули роем вгрызутся в его тело и, как тряпичную куклу, отшвырнут в самый угол лестничной площадки.

Взгляды их встретились, как это бывает у двух соперничающих самцов. И первый, кто опустит глаза, признает над собой чужую волю. И, вопреки собственному желанию, веки Куликова сомкнулись, и он отвернулся, надеясь, что пуля не обезобразит лицо. Так случается у волков, когда менее слабый самец подставляет победителю незащищенное горло, надеясь на его великодушие. Выстрела не последовало, а Куликов метнул свое тело вниз, удаляясь от опасной зоны.

Машина стояла на том же месте, где он ее оставил. Тихо и сердито урчала. Чертыхнувшись, вспомнил про кошку, что так некстати перешла ему дорогу. Надо было сразу догадаться, что промедление за дверью связано с неприятностями.

Куликов с размаху распахнул дверцу и влетел в салон автомобиля. «Жигули» рванулись с места, неловко правым колесом заехали в песочницу и, пульнув горсткой гравия в сторону высыпавших во двор спецназовцев, понеслись по дороге.

Лопнуло заднее стекло, треснуло боковое, и Куликов увидел в нем аккуратные дырочки от пуль. Спецназовцы били на поражение. Неожиданно Геннадий вздрогнул, издал непродолжительный стон и, потеряв интерес к машине, устремившейся прямо в ограду соседнего дома, с глухим звуком ткнулся лбом в панель.

Оттолкнув безвольное тело, Куликов крутанул руль, машину развернуло и со скрежетом бросило на металлические прутья. Лобовое стекло, словно паутиной, покрылось трещинками, после чего мелкой россыпью осыпалось на капот. Мотор недовольно буркнул, потом еще разок и, убедившись, что это его последняя остановка на сегодня, смиренно затих.

Куликов вышиб ногами заклинившую дверь и, не разбирая дороги, пригнувшись, побежал прочь от этого места. Позади грохотало, похоже, расстреливали примолкшую машину. А еще через мгновение раздался взрыв, осветив пожарищем близлежащие дома. Дважды совсем рядом свистнули пули и, не отыскав цели, обиженно шлепнулись в стену. Образовавшийся дым плотно заслонил беглеца, окутав его зловонными клубами. Куликов прыгнул в палисадник и, царапая в кровь лицо и руки о колючие ветки шиповника, устремился дальше. Сзади снова раздались автоматные очереди, но на этот раз они звучали глуше и уже не слыхать было царапающего звука пуль. Перемахнув трехметровый каменный забор, Куликов оказался в проходном узком дворике, по обе стороны – глухие стены. Пробежав метров пятнадцать, он вышел на соседнюю улицу и размеренно, как если бы покинул близстоящий дом, направился к бровке тротуара. Вяло махнул рукой, и тотчас навстречу клиенту, обгоняя друг друга, заторопились два потертых «жигуленка», даже не подозревая о таившейся опасности.

Куликов сделал два шага к машине белого цвета, выглядевшей чуть посвежее, и вежливо поинтересовался:

– До Таганки подбросишь, шеф?

«Шеф» был молодой парень лет двадцати двух и наверняка ночной бомбежкой зарабатывал своей девочке на мороженое.

– Сколько? – спросил водитель, стараясь придать своему голосу степенности. А в глазах щенячий восторг – безусловно, он прикидывал в уме возможную прибыль.

– Не бойся, дам больше, чем ты думаешь, – многообещающе сказал Куликов, распахивая дверцу.

Парень неопределенно пожал плечами, что, очевидно, должно было означать – ну раз так, тогда дело другое!

Интересно, ему приходилось разъезжать с сатаной? Куликов улыбнулся собственным невеселым мыслям. Заметив добродушное настроение клиента, парень отреагировал скупой улыбкой. Определенно ему в эту ночь везло.

Ночной город продолжал жить по своим законам, и вообще, мир развлечений имел очень короткую память. Даже машины с мигалками и вой сирен воспринимались в этой обстановке как некая часть культурной программы.

Уже перед въездом на Таганскую площадь Куликов небрежно распорядился:

– Останови здесь, мне позвонить нужно.

– Знаю я вас, приходилось таких подвозить. Скажешь – позвонить, а сам через проходной двор улизнешь.

– Не беспокойся, братан, я не занимаюсь такими вещами, не мой стиль. Да и несолидно как-то! – очень серьезно заверил Куликов. – Я рассчитаюсь с тобой полностью, когда вернусь.

– Хорошо, я подожду.

– Ну уж будь добр, дождись, – усмехнулся Кулик и пошел к телефонной будке.

Трубку подняли после третьего гудка, и красивый звонкий голос сказал:

– Я вас слушаю… Говорите… Я вас не слышу.

Куликов наслаждался поющими интонациями. С таким сопрано не грешно петь со сцены Большого театра, а она, видите ли, обыкновенная домохозяйка. Теперь он знал, куда следует идти, возможно, это было единственное место во всей Москве, где его не ждут.

Возвращался Куликов почти с улыбкой. Теперь он знал, что делать. Это как в дремучем лесу: сначала со всех сторон обступает непроходимый бурелом, а потом понемногу чаща редеет, и ты выходишь к реке с надеждой на скорое освобождение из лесного плена.

– Поехали на Симоновский вал, – распорядился Куликов, ввалившись в салон, прочно вжившись в роль хозяина.

Парень недоверчиво посмотрел на клиента и, пряча раздражение, поинтересовался:

– А денег у тебя хватит?

Куликов внимательно взглянул на водителя, а потом заверил по-доброму:

– Ну что ты беспокоишься, я с тобой щедро расплачусь.

Парень только передернул плечом и плавно отпустил сцепление.

На углу Крутицкого переулка водитель притормозил. Стась Куликов порылся в карманах, вытащил камешек и проговорил:

– Я же обещал, что расплачусь с тобой по-царски?.. Вот возьми, денег у меня нет, но эта вещичка на пару тысяч баксов потянет. – И, заметив в глазах парня алчные искорки, добавил, чуть усмехнувшись: – Сдачи не надо.

Парень с немым удивлением посмотрел вслед уходящему клиенту, не догадываясь о том, что находился всего лишь на волосок от смерти.

Куликов уверенно вошел в дом. На его удачу, поблизости никого не оказалось, не было и полуночников, выгуливающих в этот час бойцовских псов. Куликов еще раз осмотрелся – никого. Поднялся на всякий случай на верхние этажи – тоже пусто: никто не стоял, затаившись с автоматом в руках, не было и целующихся парочек. Сюрприз мог ожидать его внутри, а это самое скверное – во-первых, в замкнутом пространстве трудно активно обороняться, а во-вторых, может быть мгновенно блокировано отступление.

Куликов сунул руку в карман. Сняв пистолет с предохранителя, он мгновенно обрел былую уверенность, как если бы принял дозу сильного успокоительного. Если в дверном проеме покажутся люди в пятнистом камуфляже, с масками на головах, Куликов решил действовать молниеносно – отправить рой пуль в корпус и, не дожидаясь ответной реакции, бежать вниз.

Он позвонил нахально, как если бы возвращался к себе домой. Его ждал маленький сюрприз – в ответ на звонок прожурчал миленький женский голосок.

– Ну что ты так долго! Я тебя уже устала ждать!

И в следующую секунду безо всяких предосторожностей дверь широко распахнулась и на пороге показалась девушка лет двадцати. В ее глазах застыло недоумение, которое через миг сменилось отчаянным страхом. Она хотела закричать, даже сделала при этом попытку и широко открыла рот, но вопль ужаса застрял в грудной клетке и не желал выходить наружу. Сил у нее хватило ровно настолько, чтобы толкнуть дверь, но нога, выставленная Куликовым, не позволила двери затвориться. Он вошел в квартиру не спеша, как это делает после тяжелого трудового дня хозяин, рассчитывающий найти в родных стенах отдых и понимание. Аккуратно прикрыл за собой дверь, которая мгновенно щелкнула двумя замками, и, повернувшись к девушке, замершей от страха, сдержанно спросил:

– Узнаешь меня?

Слов не отыскалось, девушка обреченно закивала головой.

Где-то в глубине комнаты залаял пес.

– Ну вот и отлично, – почти с облегчением выдохнул Стась, – не нужно будет объяснять. Ну что же ты стоишь, думаешь, я тебя сразу убивать буду? – весело усмехнулся Куликов. – Это не в моих правилах, сперва я с тобой поговорю, кое о чем поспрашиваю, а потом уже, – он сделал характерное движение большим пальцем по горлу, – и на покой. Отнесу тебя в ванную, раздену, пускай все выглядит как настоящее самоубийство, – жизнерадостно улыбался Куликов. – Наверняка у тебя были какие-то трудности, так ведь? У кого их не бывает в наше время, так что твой уход сочтут вполне объяснимым.

Виолетта задрожала, словно мокрый щенок на холодном ветру.

– В это не поверит Вадим.

Куликов лишь махнул рукой:

– Какие глупости; если ему принесут результаты экспертизы, то он не сможет возразить. А потом, я узнавал, у тебя была подобная попытка лет в пятнадцать. Кажется, несчастная любовь? – Брови Виолетты дрогнули. – Так что особенно никто не удивится. Вспомнят тот случай, сопоставят, – словно бы нехотя говорил Куликов, – так что никого особенно убеждать не придется. Наверное, очень жалеешь, что открыла, даже не спросив?

Виолетта слегка успокоилась; казалось, ровный голос Куликова действовал на нее куда эффективнее, чем седативные препараты.

– Неужели все то, что о вас говорят, правда?

Глаза у девушки были красивые, большие, слегка миндалевидные. Она смотрела так, будто ставила под сомнение слова собеседника.

Стась Куликов чуть задумался. Он очень напоминал учителя, которому отличник задал каверзный вопрос. Наконец он согласился:

– Говорят много. Это правда. Только всему верить не обязательно. Во всяком случае, я не наделал и половину тех бед, которые мне приписывают.

– Но вы же не собираетесь… убить меня? – Виолетта даже попыталась улыбнуться. Ее щеки понемногу обретали прежний цвет.

– Ну что ты здесь стоишь, присядь что ли, право, – доброжелательно попросил Куликов. – Квартира, в конце концов, твоя!

На Виолетте была просторная джинсовая рубашка, на ногах – широкие пестрые брюки, очень напоминающие пижаму. Под рубашкой, как догадался Куликов, абсолютно ничего не было. Уж слишком волнительно откликались груди даже на самую легкую поступь. Интересно, под брючками у нее так же нет трусиков? – задержал взгляд Куликов на длинных ногах девушки. Заметив заинтересованность в глазах Стася, Виолетта села на стул и положила ладони на колени, напомнив примерную первоклассницу.

Куликов подсел немного ближе и с чувством посмотрел на хозяйку. Девушка стойко выдержала испытание и даже не попыталась отодвинуться. Скорее всего она просто опасалась расстроить своего нежданного гостя.

– Я тебя не собираюсь убивать, – наконец признался Стась Куликов, – я даже хочу попросить прощения за то, что так жестоко разыграл. Не надо больше ни о чем беспокоиться, девочка, самое страшное для тебя позади. Только прошу тебя, прежде чем открывать дверь, посматривай в глазок.

Виолетта попыталась улыбнуться, и, надо сказать, у нее это получилось.

– Я вам верю.

– Я очень рад.

Куликов неожиданно поднялся, подошел к телефону и, не теряя из виду примолкшую Виолетту, набрал несколько цифр.

– Все готово?.. Так… Хорошо… Я и не сомневался. Ну, спасибо. – Он аккуратно положил трубку и обратился к девушке: – Теперь ты меня не боишься?

Ответ получился сдержанный:

– Кажется, нет.

– Вот и славно. Мне очень не нравится, когда меня боятся женщины, – его слова звучали искренне. – Прежде чем уйти… Ты можешь выполнить одну мою просьбу? – Как это ни покажется странным, в голосе Куликова послышались умоляющие нотки.

– Попробую…

– Передай Шевцову вот что, не надо меня больше искать. Он меня просто не найдет. Я исчезну. Растворюсь. Пусть лучше потратит свои силы на что-то более стоящее.

– Хорошо. Как скажете, – сдержанно заверила Виолетта.

– Как-то в нашу последнюю встречу он меня спросил: откуда взялись еще два трупа? Так вот, я хочу сделать ему подарок и рассказать, что же случилось на самом деле. Возможно, это ему поможет в карьере, я буду даже рад за него. Парень он неплохой. Один труп принадлежал капитану милиции из седьмого управления, они занимаются оперативной разведкой. Второй – моему дублеру. Капитан работал недалеко от нашей конторы в винном магазине, под видом грузчика. Все бы ничего, но однажды один из наших людей увидел его в полной форме пьяненького и очень довольного. Очевидно, отмечал Рождество в кругу сослуживцев. А на следующий день «грузчик» заявился по-приятельски к нам в тот самый момент, когда мы пристреливали в тире новенькие автоматы. В живых его было оставлять нельзя, уж слишком неприятный свидетель… Ну, чего ты на меня таращишься, думаешь, мне нравится людей убивать? Что я тебе, маньяк, что ли?! Пока мы его скручивали, он зарезал моего двойника. Крепкий, сволочь, оказался. Хотел похоронить обоих, а тут следующая неприятность случилась. Еще восемь трупов! Вот так. Расскажешь Шевцову? – с надеждой спросил Кулик.

Виолетта в согласии нервно закивала головой:

– Да.

– Кажется, и все, – шагнул к двери Куликов. Окинув долгим взглядом комнату, вернулся. Поднял с тумбочки телефонный аппарат и с размаху запустил им в стену. Множество осколков рассыпалось на цветастый палас, раскуроченная трубка завалилась за диван, мелко дзинькнув. – Вот теперь, кажется, все, – удовлетворенно произнес Куликов. – Я, конечно, тебе доверяю, но, сама понимаешь, береженого бог бережет. Я обещал тебя не убивать, но на всякий случай свяжу. Так мне будет спокойнее.

Куликов сдернул с дивана покрывало, полоснул его ножичком, вырезая тонкую полоску, и учтиво, как если бы приглашал даму на танец, произнес:

– Прошу… Ваши ручки! – Сильными резкими движениями он стянул запястья. Проверил на прочность и довольно хмыкнул, что должно было означать – попалась, птичка! – Вот так тебе будет ладненько? Ну и славно! Немного режет кожу, ну ничего, это можно перетерпеть, во всяком случае, это лучше, чем лежать на полу с простреленным лбом. А теперь давай ноженьки, – ласково попросил Куликов. – Вот так. Присядь поудобнее. Боже мой, ведь кто-то дотрагивается пальцами до этой кожи. Какая несправедливость, – ахал Куликов, – почему этот человек не я? Я искренне завидую твоему избраннику. – Ухватив пальцами лодыжки, Стась уверенно стянул ей ноги и оставшийся конец привязал к стулу. – Ты даже себе представить не можешь, как я жалею о том, что мы так мало общались.

Потушив свет, Кулик прошел в прихожую. Раздавил попавший под каблук осколок от телефонного аппарата и закрыл за собой дверь.

Быстрым шагом идти было минут пять. Но спешить тоже не следовало. В эту ночь милиция особенно нервная, даже в любителях вечерних моционов будет усматривать потенциальных террористов. И двигаться следовало в тени строений, чтобы иметь возможность для маневра, да и не так заметно из кармана пиджака выпирает ствол.

На Новоспасском проезде, близ железнодорожного полотна, стояла белая «четверка». Одна из самых скромных машин, что-то вроде мини-грузовичка для серьезного мужика. Чаще всего на такой марке разъезжают главы семейств, обремененные хозяйством. Просторный багажник удобен для перевозки мешков с картошкой, а если затеялось строительство, то не грех загрузиться дюжиной досок. Поэтому инспектора к таким машинам относятся с пониманием, зная, что за рулем сидит трудяга, озабоченный предстоящим летним сезоном и перевозящий в своей машине мешки со свежим навозом.

Она была одной из немногих машин, удобно расположившихся в этот час у тротуаров. Но вот огни автомобиля дважды коротко мигнули, и Куликов догадался, что его ждут.

Забираться в салон он не торопился. Еще раз убедившись, что никого нет поблизости, он подошел к машине, дверца гостеприимно распахнулась, и Куликов уверенно юркнул на водительское кресло.

В машине оказался Ковыль.

– Почему так долго? – несколько угрюмо спросил Сергей Ковылев.

– Прошелся немного пешком… Были кое-какие сложности, рисковать не хотел. Наверняка они сейчас действуют по плану «Перехват».

– Ладно, все понятно, – быстро отозвался Ковыль, не желая вдаваться в подробности. – Тогда тебе нужно будет поторопиться и как можно быстрее выбраться из города. – Он порылся в сумке, лежащей на коленях, и вытащил из нее небольшую кожаную папку. – Это все твое. Здесь паспорт на имя Оскара Валентиновича Гришина.

– Ну и имечко же мне досталось, – недовольно буркнул Стась Куликов.

Эта реплика заставила Ковыля улыбнуться.

– Извини, какое есть. Привыкай. Главное, что документы не вызывают подозрений. Они подлинные. С такими можно хоть в Кремль идти.

– Кого вам на этот раз пришлось… уговорить избавиться от своих документов?

– Не забивай себе голову чужими проблемами. Насколько я понимаю, у тебя своих хватает.

Куликов невесело хмыкнул.

– Пожалуй, ты прав.

– Здесь же, в этой папочке, имеется еще один приятный сюрприз.

– А именно?

– Теперь ты гражданин Греции.

– Вот как? – Куликов не без интереса потянул за тесемку, развязывая папку. – Где же он?.. Ах, вот этот, любопытная книжечка, ничего не понятно, – повертел он в руках паспорт. – Ладно, потом разберемся. Второе гражданство еще никому не мешало.

– Здесь же документы на машину. Техпаспорт и генеральная доверенность. Самое лучшее ехать сейчас на север, там тебя встретят и переправят в Литву. Все обговорено, деньги заплачены, а оттуда можешь выезжать куда угодно, с такими-то документами.

– Понятно. Значит, эти люди надежные?

– Можешь им верить, как мне, – веско заявил Ковылев. – С одним из них я «чалился». Проколов за ним никогда не наблюдалось, – заверил он.

– Золотишко с бриллиантами они на баксы могут поменять?

– Большая сумма? – осведомился Ковыль.

– На полмиллиона, не меньше, думаю.

– Большая, – раздумывая, согласился Ковыль.

Мимо, посигналив, проносилась милицейская машина. Одному богу известно, куда она могла мчаться в такую темень. Не иначе как без криминала не обошлось. Режущий вой до предела натянул нервы, и Ковылев заговорил уже после того, как машина скрылась в ближайшем переулке, на прощанье бросив в зеркала мерцающий синий отблеск.

– Здесь надо кое с кем перетереть, сам понимаешь, деньги не карманные. Но думаю, ответ будет положительный. В том районе смотрящий Володя Груша, человек он понимающий и лишнего себе не возьмет. Так что можешь рассчитывать. Вот его телефон, – черкнул он на листе бумаги несколько цифр. – Позвони сразу, как только выберешься из города.

– Спасибо тебе, Ковыль, – взял клочок бумаги Стась. – Жаль расставаться, но по-другому никак нельзя.

– Как остановишься, дашь знать?

– Обязательно, можешь не переживать. Я тебя вытащу отсюда. Как только я уеду, мне кажется, за тебя возьмутся. У меня слишком много недоброжелателей, так что постарайся быть осторожен.